Дольше, чем смерть

Дара Преображенская

Лена живёт в маленьком провинциальном городке Новочеркасске со своими родителями. Она даже не подозревает о том, что является их приёмной дочерью. Правда открывается только после гибели родителей в автокатастрофе. Поиск настоящих родителей приводит её в Саратов, где она узнаёт историю своей предыдущей семьи. Пройдя через смерть, она понимает, что её душа переселилась из тела Марины, погибшей дочери Серебряковых в тело новорожденной девочки.

Глава 1

«День Рождения»

«…Многие считают,

что день рождения

— счастливый праздник,

что в этот день для тебя

с неба должны падать звёзды.

Но это не так на самом деле

День твоего рождения — это Испытание»…..

(Мысли на досуге).

…. — А сегодня у нас в меню гусь с яблоками! Ай, горячо!

Аппетитный гусь с ароматной оранжевой хрустящей корочкой стоял на большом блюде прямо на кухонном столе. Ему ещё предстояло отправиться в гостиную в самый центр накрытого кипельно-белой накрахмаленной скатертью, стола, как и положено в каждом уважаемом семействе.

По всей кухне уже давно стоял запах гуся, а мне было невдомёк, что гости заждались основного блюда.

Светка — моя подруга в ярко-синем платье с надетым поверх него новеньким цветастым кухонным фартуком постоянно вертелась на кухне на своих шпильках и была занята размешиванием салатов.

Иногда она пробовала их, делала короткие замечания по поводу вкусовых качеств этих салатов.

— Ммм! Ленок, ты у нас, оказывается, классно готовишь всем уже приевшийся Оливье! Думаю, сегодня он уйдёт «на ура». Давай, колись, какое колдовское зелье ты туда добавляешь? Или ты, как истинный «кэгэбист», хранишь свои секреты в тайне и никому никогда их не доверяешь?

Мне пришлось усмехнуться, потому что Светка Крабова молола всякую чепуху.

— А ничего удивительного здесь нет.

— Нет?

— Разве ты не чувствуешь вкус тёртого яблока? — спросила я, — Всего лишь тёртое яблоко.

Светка ухмыльнулась:

— Ну, конечно! Тёртое яблоко совершило чудо.

Она протянула мне поднос с дымящимся гусём.

— На, держи. Отнеси в гостиную.

— Если я сделаю это сейчас, они все набросятся на гуся, как голодная саранча, а насколько я знаю, мы ещё ждём моих предков. Они вот-вот подъедут с минуты на минуту.

— Ха, предки! Да они и думать-то о тебе забыли, всё время разъезжают по своим курортам да по заграницам.

Светка скорчила мечтательную гримаску.

— Вот бы мне хоть раз поехать на Кипр, поплавать в Средиземном Море, попробовать их пресловутую итальянскую кухню.

— Ты только об этом и мечтаешь?

— Ну, конечно, я считаю, что это — нормальная мечта для вполне адекватного русского человека.

— Ну, да, ну, да! И всё же, они — мои родители, и я их люблю, потому что у меня больше нет никого ближе них.

Светка была типичной блондинкой с замашками и манерами этой категории женщин. У неё было симпатичное лицо и стройные ноги. Причём, я не помнила, чтобы она хоть раз позволила бы себе не надевать каблуков, ещё сильнее подчёркивавших изящество этих ног.

Она не читала ни книг, ни газет, лишь только глянцевые журналы с исчерпывающей для её мозгов информацией. Она любила рассуждать о мужчинах, эдаких заоблачных мачо, хотя почему-то рядом с ней оказывались либо хлюпики, либо придурки.

И всё же, что-то связывало меня с ней, несмотря на разность характеров, пристрастий и взглядов. Возможно то, что мне не доставало её жажды к жизни.

Обычно, насколько я знала, люди, во многом ограничивающие себя, что касается, прежде всего, радостей и жизненных удовольствий, инстинктивно тянутся к тем, кто удовольствия эти может себе вполне позволить.

Нет, Светка, конечно же, не была богатой особой, она выросла в семье учительницы и инженера, и по сути, должна была довольствоваться малым: типичной жизнью советского в прошлом человека. Под «типичной жизнью» я понимаю стандартное высшее образование, стандартного мужа со стандартной двух или трёхкомнатной квартирой пятиэтажной «хрущёвки», стандартных детей, посещающих стандартные детские сады или школы.

Всё вертится вокруг быта и того, как усовершенствовать этот быт, отложить лишнюю копейку «на чёрный день», купить какой-нибудь редкий и совсем недешёвый товар, а затем хвастаться перед подругами, какая же ты удачливая.

Несмотря на свои корни, Светка не считалась «стандартным человеком», ушедшей в небытие советской эпохи.

Напротив, она была свободолюбивой личностью, стремилась быть у руля своей собственной судьбы, мечтала о богатенькой муже-олигархе, который бы содержал её, несмотря на все её недостатки, который бы закрывал глаза на очередного любовника, будто все олигархи — полные дураки.

Она была немного наивной и в то же время трезво смотрела на жизнь, понимая, что её нужно «брать, как быка за рога», если хочешь добиться успеха.

Насколько я знала, Маргарита Антоновна и Вячеслав Корнеевич — родители Светки, совсем не поддерживали её взглядов и даже осуждали их.

— Пусть ты будешь мало зарабатывать, но зато ты будешь честной, — рассуждали они, впрочем, как и многие люди их поколения.

— Богатство с неба не падает, сейчас, чтобы шикарно жить, нужно обязательно связаться с криминалом.

Светка снисходительно кивала, улыбалась и довольно едко замечала:

— Ага! Сейчас! Буду я лопатиться в две-три смены и получать гроши. Вы что хотите, чтобы в конце концов я воздухом святым питалась? Тоже мне стремления!

— А у тебя какие стремления? Какие цели? Хочешь пойти на панель?

Вячеслав Корнеевич при этих словах обычно хмурился.

— Ну, вот, дожили, мать, наша дочь хочет пойти на панель!

— Зачем же на панель? — тут же находилась что ответить Светка, — Можно и фотомоделью стать. Или найти себе какого-нибудь «богатенького буратину». Что? Разве не так?

— Да тебе бы выучиться надо, закончить институт, получить высшее образование, освоить профессию, выйти замуж.

— И так далее по накатанной дорожке. Вот что, я не хочу превращаться в быдло!

— Да причём тут «быдло»! При чём «быдло»! Смотри, Светка, не скатиться бы тебе на дно.

— На «дне» в наше время — такие, как вы.

Обычно подобные разговоры заканчивались мелкими семейными ссорами, Светка уходила в свою комнату, хлопнув дверью.

Находясь наедине с собой, она мечтала о Париже и уже в уме строила планы, как ей оказаться на каком-нибудь известном кастинге, стать фотомоделью, чтобы в один «прекрасный день» «выйти в люди». Но этот «прекрасный день» был пока что далеко, несмотря на то, что тебе всего лишь восемнадцать, и ты только год назад окончила школу, пока ещё не решив, как организовать свою дальнейшую жизнь, куда именно податься, в какую сторону пойти, чтобы добиться успеха. Непременно успеха!

Я же собралась поступать на престижный факультет МГУ, чтобы в будущем стать журналистом. Почему?

Мне просто нравилось путешествовать, общаться с людьми, нравилось узнавать что-то новое, необычное. Правда, поступать туда было крайне сложно, однако я готовилась, родители наняли мне репетиторов, потому что в первый год я не поступила.

Нет, совсем не из-за того, что не набрала проходной балл.

Просто, в тот год я тяжело заболела. Врачи подозревали у меня лейкоз, несколько раз я лежала в отделении гематологии в своём провинциальном городке.

Вернее, это были лишь несколько гематологических коек на третьем этаже и ведущий профессор-гематолог, почему-то работающий не в столице, а в глубинке. Её звали Сизова Маргарита Петровна — женщина лет сорока, увлечённая своей профессией.

Раза два я лежала в Московской клинике, где вокруг меня суетились несколько видных специалистов.

Третий раз родители даже поместили меня в платную клинику. Они не жалели для меня денег, чтобы я только выздоровела. Однако несмотря на современное лечение, мне почему-то не становилось легче. Я худела буквально на глазах, у меня нарастала слабость, помню, в тот день, когда я была переведена на другой этаж, я едва держалась на ногах.

Помню, в моей палате лежала одна девушка, она потом умерла от лейкоза. Её звали Влада Подольская.

Да, необычное имя, довольно редкое.

Мы постепенно сдружились с ней.

— Почему у тебя выпали волосы? — спросила я как-то, когда Влада после завтрака сняла с головы платок.

— У неё были огромные серые глаза, в которых отражалось небо.

— Это всё химия. Она вызывает тошноту. Знаешь, у меня после всех этих таблеток и капельниц буквально выворачивает наизнанку.

— Химия?

Влада порылась в своей тумбочке и достала оттуда коробку из-под конфет. Но там были не конфеты, а множество разноцветных пилюль.

— Что это? — спросила я, разглядывая разноцветные шарики.

Они были красными, жёлтыми, синими, зелёными и даже фиолетовыми.

— Что? Таблетки.

— Но… Влада, почему их столько у тебя?

— А ещё эти ненавистные капельницы. Я их складываю сюда.

— Ты не боишься умереть? — спросила я.

— Не-а. Я как-то однажды подслушала разговор Вадима Петровича с моим отцом, когда хотела зайти в ординаторскую предупредить, чтобы меня отпустили на час в город. Отец умолял Вадима Петровича продолжить моё лечение. А доктор сказал, что я из безнадёжных. Отец всё же уговорил доктора продолжить лечение, ну хотя бы ради моего спокойствия.

— И ты уже не веришь в результаты? — спросила я.

— Нет… уже нет.

— Но почему? Возможно….

Влада прервала меня.

— Медицина хочет доказать, что ничего невозможного нет, что можно вылечить всё, иначе зачем бы она бралась за таких пациентов, как я.

— Но ты думаешь иначе?

— Я думаю, что смерти не существует, хотя….., — в тот день она посмотрела на меня своими серыми огромными глазами, под которыми были тёмные круги, выделявшиеся ещё сильнее на фоне бледности её худого лица, — хотя, очень страшно умирать.

Влады не стало 10 декабря 2009 года. Последние несколько дней она провела в реанимации. Пару раз я хотела войти к ней в палату, но туда никого не пускали кроме близких родственников.

Я видела, как нервничал эти дни Вадим Петрович. Он ходил кругами из ординаторской гематологического отделения до реанимации и обратно.

Однажды я даже попыталась его остановить, набравшись смелости, потому что состояние Влады беспокоило меня.

— Скажите, а Влада умрёт? — спросила я.

Вадим Петрович сжал кулаки, затем как-то отрешённо посмотрел на меня. Затем вздохнул и сказал:

— Я — обычный человек, а не бог.

Смерть Влады подхлестнула моих родителей искать целителя. Её звали «баба Зина», и она жила в деревушке с интересным названием «Курганы».

Баба Зина давала мне воду, которую она называла «святой», бормотала какие-то молитвы, а затем сказала, что мне нужно обращаться за помощью к моему Ангелу-Хранителю — Св. Елене.

После нескольких встреч с бабой Зиной я неожиданно начала выздоравливать. У меня улучшился сон, аппетит. Я стала больше интересоваться окружающим меня миром. С лица сошла ставшей уже привычной бледность, я перестала задыхаться, когда поднималась по лестнице с этажа на этаж. А раньше мне приходилось долго отдыхать на лестничной площадке, обливаясь потом. Так мой лейкоз остался в прошлом, и у меня появились планы на будущее.

Да и вообще, мои отношения с родителями отличались от тех отношений, которые были у Светки, как небо и земля.

Мои родители не были закомплексованными людьми. Они смотрели на жизнь шире, чем родоки Светки.

Они всегда старались понять меня, да и я была намного серьёзнее, чем моя белокурая подруга. В отличие от Светки время провождение на тусовках я считала пустым.

Меня больше влекли книги, и я часами могла проводить в умиротворяющих библиотечных залах.

Нет, меня не тянуло к пению, к вокалу, несмотря на то, что преподаватели по музыке восхищались диапазоном моего голоса.

— Да у тебя талант, Лена, — говорила Александра Андрияновна, учительница по вокалу в музыкалке, которую я посещала в старших классах.

Конечно же, я участвовала в школьных вечерах, когда пела со сцены, но всё это без особого энтузиазма.

— Такие голоса обычно бывают раз в сто лет, дорогая.

Александра Андрияновна явно хотела склонить меня на свою сторону, но я сопротивлялась, потому что мне не хотелось связать свою дальнейшую жизнь со сценой.

Александра Андрияновна удручённо мотала головой и бормотала:

— Очень жаль, Лена. Очень жаль. И всё же, я призываю тебя подумать.

Думать не пришлось, так как я давно уже для себя всё решила.

Я буду журналисткой и всё!

…..Светка взяла гуся из моих рук и поставила его обратно на кухонный стол, протянула мне другой поднос с салатами и закусками.

— Тогда отнеси это на стол. Пока твои родители не приехали, пусть гости начнут с салатов. Да и у меня уже слюнки текут.

Наша квартира — это особенное место, так сказать «тихая гавань», где можно применить известную пословицу «мой дом — моя крепость». Дело в том, что мои родители увлечены живописью. Поэтому на стенах в столовой, гостиной, висят картины. Это, в основном, картины современных художников. Необычные картины.

Возле них иногда подолгу останавливаются гости, которые бывают у нас.

Например, в моей комнате висит картина «Девушка-цветок», изображающая обнажённую девушку с длинными распущенными волосами на фоне восходящего Солнца в горах.

Девушка в виде цветочного пестика с распустившимися лепестками красного цвета.

Наш знакомый художник Владимир Орлов несколько раз ездил в Индию, он часто медитирует, и как он утверждает, все его картины связаны с медитациями.

Вообще-то, Владимир — чудак с точки зрения обычного стандартного земного человека. Он не соблюдает режим, может проснуться среди ночи, если ему вдруг во сне пришла какая-нибудь идея или посетило вдохновение.

Он абсолютно «забил» на своё здоровье и уже давно не обращал внимания на то, что он ест, как и когда. Вот почему Владимир в последние пол года мучается с желудком.

— Тебе бы лечь в хорошую клинику и обследоваться, — говорил отец.

Владимир лишь рукой махнул.

— По моему, если я вдруг стану «нормальным», мои картины перестанут пользоваться спросом.

На его выставки, состоявшиеся не так давно в нашем городке, приходила почти вся элита Новочеркасска.

Я слышала, в Москве тоже проходили его выставки, только, к сожалению, я не смогла на них попасть из-за болезни.

И вот что интересно — почему-то Владимир упорно отказывался продавать свои необычные картины, лишь только моим родителям.

— Орлов, почему ты не хочешь реализовать себя? — однажды спросила у него я, когда он пришёл к нам на чай.

Орлов иногда захаживал к нам, чтобы рассказать о жизни, скоротать время, поболтать, наконец. Да и вообще, в мире моих родителей он находил отличных собеседников, говорил им, что он совсем не собирается жениться, потому что:

— во-первых, не создан для семьи;

— а во-вторых, потому что семья отвлекала бы его от творчества.

Вопрос о совмещении даже не вставал, поскольку Владимир не хотел рассматривать его.

В ответ на мой вопрос Орлов пожал плечами:

— Не знаю. Мне не совсем безразлично то, в какие руки попадут мои творения.

— Что ты имеешь в виду, Орлов?

— Не люблю обывателей.

— Почему?

— Потому что со временем они превращаются в «овощей». Это не личности, а серая биомасса.

— Разве ты не хочешь нести, так сказать Свет в эту, как ты говоришь «серую биомассу»? — спросила я.

— Нет, не хочу.

— Почему, Орлов?

— Потому что я — не Данко.

— Разве плохо быть Данко?

— А разве все рождены, чтобы стать Данко?

Иногда своими словами, мыслями, ответами Орлов ставил меня в тупик. Но он мне нравился, потому то он не был «овощем».

Итак, Владимир Орлов в тот день был одним из моих гостей. Разумеется он подарил мне одно из своих «творений».

«Творение» было тщательно упаковано в крафт-бумагу.

Меня, помню, мучило нетерпение, потому что мне хотелось увидеть своими глазами новое произведение Орлова.

Это была церковь на фоне природного ландшафта. Странник с посохом остановился возле небольшого холма и всматривался в очертания храма. На нём был синий кафтан купца 11 — 12 веков.

В то время, когда я рассматривала картину, Орлов стоял за моей спиной, почёсывая подбородок.

Видно было, что он нервничал.

— Тебе нравится?

— Угу. Здорово!

Орлов разочарованно уставился на меня.

— А где же твои комментарии, будущий журналист?

— Орлов, тебе что мало моего восхищения? Ты же прекрасно знаешь, что мне нравится твой стиль. В доказательство я повешу твою картину на самое видное место в нашей квартире.

— Куда же?

— Скажем, в гостиную, сюда, — я произвольно показала на стену.

Хотя, конечно, я знала, моё решение будет тысячу раз перепроверено мамой, потому что она считала себя неплохим дизайнером по своим взглядам и вкусам.

Орлов сел за салат и посмотрел на часы.

— Почему-то Иван Павлович и Мария Степановна задерживаются, — сказал он, — Что-то случилось?

Я пожала плечами:

— Разве что-нибудь может случиться в мой день рождения? Просто, возможно, они заехали в какой-нибудь супермаркет за подарком и продуктами.

Я протянула ему телеграмму, где сообщалось, что самолёт рейсом из Москвы прибывает в Новочеркасск сегодня, 12 декабря 2010 года в 16.00.

— Странно, — пробормотал Орлов, — уже скоро 18.00 вечера.

— Ну, два часа — это немного. Я, например, могу пропадать во всех этих супермаркетах и универсамах сутками. И для чего? Например, чтобы только выбрать сумочку.

Алла — одна из моих подруг, сидела в углу в удобном широком кресле и перелистывала какой-то журнал. У Аллки были шикарные каштановые волосы, которыми она так гордилась, потому что они были густыми, несмотря на те шампуни, что выпускались нашей промышленностью.

Когда на столе, наконец, возникли закуски, Аллка, уже изрядно проголодавшись, положила по несколько ложек разных салатов в свою тарелку и, оставив в стороне какой-то интересный журнал с яркими красочными картинками, начала есть.

— М-мм! Лен, что это за рецепт? — спросила она, подцепляя на вилку рыбу.

Запахло луком, порезанным тонкими кольцами.

— Это — «сельдь по-зимнему», — сказала я, — Меня научила ему мама. Она привезла его в позапрошлом 2008-м году из Германии и была очень довольна.

— Я удивляюсь, Ленок, есть ли вообще на Земле то место, где ещё не побывала Мария Степановна.

— Ну, да, и в этом нет ничего особенного, просто она очень любит путешествовать.

— А ты? Я бы на твоём месте ездила бы с ними на пару.

— Да я б и ездила.

— И что же тебе помешало?

— Ты же знаешь, сейчас я готовлюсь в МГУ, а год назад я болела.

— Но ведь поступать-то ты будешь только летом, когда начнётся сезон абитуриентов.

— Разумеется, МГУ требует времени и нервов.

— И что же входит в твой салат «Сельдь по-зимнему»? — спросила Аллка.

Она порылась в своей сумочке, достала оттуда блокнот и гелевую ручку.

— Ну, Ленок, я записываю.

— Тёртый сыр, грамм 100; майонез, лук порезать кольцами или полукольцами. Можешь добавить немного мелкопорезанной зелени.

— Какой? — не отставала Аллка.

— Петрушку, тархун, на твоё усмотрение, включи свою фантазию, Алл.

Аллка улыбнулась и с иронией посмотрела на меня.

— Ты что думаешь, у меня вообще нет фантазии, подруга?

— У моих подруг не может не быть фантазии.

— И это всё?

— Что всё?

— Я имею в виду рецепт.

— Ну, да. Всё достаточно просто и в то же время вкусно.

— С этим трудно спорить, подруга. С этим действительно трудно спорить, — Аллка убрала обратно свой блокнот.

— Что ж, я буду радовать твоими рецептами своих близких.

— Я, кстати, на будущей неделе принесу тебе справочник по рецептам самой Юлии Высоцкой, ведь я знаю, ты же любишь изысканные блюда.

— Только не забудь, Ленок.

Аллка подкрасила помадой губы, улыбнулась себе в маленькое карманное зеркальце, лукаво посмотрела на Димку — нашего одноклассника.

Димка Клестов так же, как и я, увлекался литературой, однако в отличие от меня он мечтал стать бизнесменом.

Димка? Бизнесмен?

Обычный парень, как говорится «с нашего двора». Во всяком случае, чужая душа — потёмки, а уж тем более Димкина.

Перед тем, как судьба разъединит всех нас, друзей и приятелей школы, перед тем, как жизнь изрядно потреплет нас, мне бы хотелось сохранить в памяти этих людей.

Затем пройдёт много лет, и мы станем совсем чужими друг другу, и, возможно, даже не поздороваемся друг с другом на улице.

Димка был довольно высоким парнем, именно поэтому его несколько раз приглашали в сборную нашей школы по баскетболу. Он носил элегантные джинсы несмотря на то, что ему впору пошёл бы строгий классический костюм с бабочкой.

Димка был простым, никому не навязывался и испытывал ко мне «школьную симпатию» — довольно интересное чувство. Нет, это, вроде бы, не любовь, но и не дружба.

Однажды я поняла, что на самом деле у любви и дружбы есть разные оттенки, как у цветов.

Например, красный может быть, как алым, так и пурпурным, или очень насыщенным розовым.

Димка рассматривал картину Орлова, на которой был изображён какой-то подземный тоннель.

Причём, Орлов так удачно изобразил переход цветовых гамм друг в друга, что со стороны это смотрелось довольно естественно и натурально.

— Что это? — спросил Димка.

— Эй, Орлов, иди объясни мальчику, что ты здесь натворил, потому что мне непонятны твои картины.

В комнату вошла Светка на своих высоких шпильках, неся второй поднос с закусками в одной руке. В другой она держала бокал с тонкой пластиковой соломинкой и посасывала приготовленный только что в блендере молочный коктейль с шоколадной крошкой.

Надо сказать, у Светки к Орлову было какое-то особое отношение. С одной стороны она восхищалась им, как творческой личностью.

С другой же — совсем не понимала этого самородка. И в то же время мне всё чаще и чаще казалось, что Орлов нравился Светке.

Ну, во-первых, он был почти в два раза старше её.

Обычно маленькие девочки тянутся ко взрослым дяденькам, ведь это заложено внутри нас самой природой. Нас всегда привлекают более старшие мужчины.

Во-вторых, Светка обожала нестандартные взгляды на жизнь. А Орлов обладал ими в избытке.

Нет, конечно же, его социальный статус не укладывался в Светкины понятия об «идеальном мужчине». Ну, прежде всего, хромала финансовая сторона нашего героя. Орлов оценивающе посмотрел на Светку.

Казалось, они оба совсем забыли про Дмитрия Клестова. Впрочем, это совсем не задевало Димку, потому что он продолжал внимательно изучать переходные тона и цветовые гаммы «Подземного Тоннеля».

— Светочка, а Вы сегодня, отнюдь, неплохо выглядите, — заметил Орлов.

— Ещё бы! Ещё бы ты сказал, что я — дурнушка!

Светка поставила коктейль на стол и занялась тартинками. Она сама же приготовила их на кухне несколько минут назад, пока я разговаривала с гостями. Тартинки состояли из небольших ломтиков батона, нарезанных либо кружками, либо треугольниками, либо квадратиками, кусочков сыра, ветчины, огурцов и помидор.

Орлов изящно подошёл к ней как-то сзади и поцеловал её руку.

— Светочка, женщина не может быть дурнушкой, — произнёс Орлов, — а знаешь почему?

— Почему? — встряла в разговор Аллка.

— Потому что она — Женщина, и уже одним этим достойна преклонения перед нею.

Светка уставилась на него, причмокнула кокетливо язычком.

— Редкий ты мужик, Орлов.

— Ты так действительно думаешь?

Голубые Светкины глаза сузились, и в них заиграли два дьяволёнка.

— А ты сомневаешься, Орлов? — спросила она.

Художник развёл руками, будто отказывался от своих слов.

— Нет-нет, что Вы, Светочка.

Только сейчас я оставила в покое эту странную пару и обратила внимание на двух близняшек — Катю и Юлю Воронец. Несмотря на то, что эти две девочки были близняшками, при внимательном рассмотрении они сильно отличались друг от друга.

Собираясь в компаниях, мы часто вспоминали то благодатное время, когда близняшкам удавалось обмануть учителей. Мы-то знали, кто из них кто, либо в силу детской интуиции, либо, возможно, из-за более тесного общения с ними. Что же касалось преподавателей, они всегда путали сестёр.

Юлька была сильна в точных науках, особенно в математике, а Катька — в творчестве, она запоминала стихи, и мы порой удивлялись, как у Катьки вообще хватало памяти.

Сколько было смеха, когда порой вместо Юльки к доске выходила Катька и наоборот.

Я тогда подумала, что жаль, что у меня нет сестры-близнеца, я бы не была так одинока, как сейчас, ведь обычно к близнецам тянутся люди.

Мне они тоже очень нравились, может быть ещё и потому, что я хотела добавить этих уникальных сестёр к коллекции своих подруг.

Хотя, в общем-то, близких подруг, которым я бы доверяла себя без остатка, у меня никогда не было, но эти люди считались сферой моего общения, куда я сама причисляла их.

Близняшки весь остаток вечера крутились возле Димки Клестова, потому что он нравился им, как парень, но я точно не знала, кому из двоих сестёр он, в конце концов, достанется. Они учились в Медицинском, Юлька — на факультете стоматологии, а Катька — обучалась на терапевта.

ДА, они бредили медициной, мечтали о том, чтобы все люди были здоровыми. Наивные!

Разве можно сделать человека здоровым, если он сам не хочет этого, не соблюдает никаких рекомендаций?

— Я бы хотела чаю, — предложила Юлька.

Близняшки были высокими черноволосыми брюнетками, чем-то напоминающими индийских красавиц.

— Нет, уж давайте выпьем по бокалу шампанского, тем более, в такой день, раз пока нет хозяев этой замечательной квартиры.

Орлов умелыми руками откупорил стоявшее на столе шампанское, разлил по готовым бокалам и поднял свой.

— Итак, сегодня, 12 декабря, 2010 года — день рождения нашей замечательной Леночки, — Орлов улыбнулся и посмотрел на меня, — Ленок, как ты себя ощущаешь?

Я пожала плечами:

— Да никак, Орлов! В общем-то ничего особенного не произошло, ничего не изменилось, просто пришёл этот день и всё.

— Неужели ничего?

— Что должен ощущать именинник?

— Что он стал взрослее, мудрее.

Я махнула рукой:

— Да брось ты, Алл! Опять ты по-книжному говоришь. Лично я уже ничего не ощущаю, и, кажется, начинаю волноваться, почему родители до сих пор не приехали.

Я посмотрела на настенные часы. Была половина седьмого.

За окном уже начало темнеть небо, показались первые звёзды.

Люди, вечно суетливые, куда-то спешили, спасаясь от холода. Зима есть зима.

Юлька отпила несколько глотков шампанского и обратно поставила бокал на стол.

— Знаешь, Ленок, я где-то слышала, что день рождения — это испытание для человека.

— Ну, вот, меня ещё ждёт испытание.

Шампанское ударило мне в голову. Я почувствовала лёгкое опьянение.

Мне совсем не хотелось есть, быть может, потому что я волновалась.

Димка всё ещё стоял перед «Подземным Тоннелем», только на этот раз с бокалом. Он попивал шампанское и продолжал разглядывать картину.

— Жареный гусь с яблоками скоро остынет, а их всё нет и нет.

Димка ничего не ответил. Да и что он мог сказать? В воздухе воцарилось какое-то необъяснимое напряжение.

Даже Светка перестала кокетничать с Орловым и клевала Оливье.

…..Звонок по телефону раздался совсем неожиданно, словно это был сигнал к чему-то.

— Алло!

Голос, говоривший в трубке, был совсем чужим, далёким, незнакомым.

— Алло, кто это?

Молчание в трубке сначала насторожило меня.

Хотя почему?

Что может произойти в этот день? Мой день!

— Алло, я Вас слушаю!

— Простите, это Вас беспокоят из МОРГа города Новочеркасска. Вы — Серебрякова Елена Ивановна?

— Да.

— Дело в том, что произошла автомобильная катастрофа при въезде в наш город. Пострадали Ваши родители, их документы были найдены при них и….

— Откуда Вы знаете наш телефон и кто я?

— Из записей, обнаруженных при осмотре трупов. Я — судмедэксперт Черенёв Валентин Борисович.

— Судмедэксперт….

— Мы просим Вас подъехать в МОРГ для опознания.

Когда я слушала этот непонятный голос в телефоне, мне почему-то казалось, что я смотрю какой-то очень крутой сериал с плохим концом.

Картинки сцен из моей прошлой жизни как-то сами собой возникали передо мной, перед моим внутренним взором. Они менялись, они мелькали.

Это была не я….нет, не я…..

Я была просто сторонним наблюдателем.

Какой морг? Какой судмедэксперт?

Может, я это себе вообразила? Неужели всё так быстро может разрушиться? Всё в один миг!

Жизнь — это всего лишь миг, а дальше — пропасть!

Я пришла в себя, когда снова услышала голос в телефонной трубке:

— Елена Ивановна, Вы придёте?

— А….?Да, да, конечно.

Раздались короткие гудки, нудные, надоедливые.

Я села в кресло и сжала руками голову.

— Ленок, что случилось?

Светка осторожно присела на край кресла. Её лицо в тот момент мне показалось тоже каким-то чужим и незнакомым, как и остальные лица, присутствующие здесь.

— Папа и мама погибли…..