Божественная комедия

Данте Алигьери

«Божественная комедия» – главное произведение Средневековья, которое не поддалось ни забвению, ни обветшанию. Когда в загробный мир спускается поэт, Ад, Чистилище и Рай перестают быть абстрактностями и наполняются яркими деталями и неординарными явлениями. Смертные грехи, благодетели и великая любовь будут спутниками поэта во время его путешествия. Поэму Данте до сих пор можно читать как самый большой вызов божественному мирозданию. Будет смешно и больно.

Чистилище

Песня первая

В этой первой песне поэт рассказывает, как он встретился с тенью Катона Старшего (Утического), от которого узнал, что ему нужно было делать, и затем в сопровождении Вергилия направился к морскому берегу. Когда они подошли ко взморью, Вергилий умыл лицо своего спутника росой и увенчал его голову скромным тростником, по совету Катона.

¹ О, мой духовный челн! Теперь вперед,

Поднявши парус, мчись ты без кручины

По зеркалу отрадных ясных вод:

⁴ Остались сзади адские пучины!

Я буду петь о новой стороне.

Где для скорбей и горя нет причины;

⁷ Где дух людской, очищенный вполне,

На Небеса достоин возноситься…

О, помоги ты, вдохновенье, мне!

¹⁰ Ко мне должны, о, музы, вы спуститься!

Пусть выше Каллиопа воспарит,

Чтоб мог я в песнопенье вдохновиться

¹³ Той музыкой, что бедных Пиэрид^{213}

Заставила в бессилии смириться…

Я просиял и принял бодрый вид,

¹⁶ Когда увидел чудный блеск сапфира

В сиянии небесного эфира,

Сверкавшего в то время надо мной…

¹⁹ Все радости покинутого мира

Сознал я вновь, вступивши в круг иной^{214}

И кинув Ад с его мертвящей сферой,

²² Где я бродил измученный, больной…

Прекрасной, лучезарною Венерой

Был освещен алеющий восток

²⁵ И светоч Рыб, ее сопровождавший,

В сиянии поспорить бы не мог

С Венерою, улыбкою сиявшей.

²⁸ Тогда я взгляд направо устремил

И увидал у полюса другого

Блеск четырех неведомых светил^{215}.

³¹ Еще никто средь неба голубого

Не созерцал их, кроме той четы,

Которая в величье чистоты

³⁴ Жила в Раю. Все небо, мне казалось,

Сиянием светил тех восхищалось.

Полночный край! О, как мне жалок ты,

³⁷ Что над тобой в выси не появлялось

Таких светил! И вновь я бросил взгляд

Тогда к другому полюсу назад,

⁴⁰ Где уже колесница исчезала,

И старца я увидел пред собой^{216},

Которого наружность вызывала

⁴³ Сыновнее почтенье. С бородой

Он длинной был, в ней седина сверкала,

И волосы с такой же сединой

⁴⁶ На грудь его двойной волной спадали…

Тогда лучи тех четырех светил

Его лицо так ярко озаряли,

⁴⁹ Что для меня он виден также был,

Как светлым днем при солнечном сиянье.

«Кто вы? — тогда старик заговорил,

⁵² Кудрями потрясая, в ожиданье

Ответа. — Как сюда могли пройти

Вы из темницы Вечного страданья?

⁵⁵ Кто фонарем служил вам на пути,

Когда вы шли долиной адской тою,

Где скрыто все под пеленой густою

⁵⁸ Зловещей тьмы? Иль, наконец, для вас

Нарушены законы бездны вечной?

Иль в Небе изменил на этот раз

⁶¹ Решение свое Творец Предвечный,

Что вы сюда, вы, грешники земли,

К обители моей одни пришли?»

⁶⁴ Тогда мой вождь с любовью бесконечной

Меня схватил и знаки делать стал,

Чтоб старца я почтительно встречал,

⁶⁷ Приветствовал руками и глазами,

А сам ему покорно отвечал

Такими откровенными словами:

⁷⁰ «Не собственная воля привела

Меня сюда. Ко мне с Небес нежданно

Одна святая женщина сошла,

⁷³ Так умоляла, чтобы постоянно

Я человека этого берег,

Что отказать ей в просьбе я не мог.

⁷⁶ И так, как ты, что вижу я, желаешь

Подробнее о деле том узнать,

То от меня всю истину узнаешь.

⁷⁹ Я правды не хочу теперь скрывать.

Тот смертный, что стоит перед тобою,

Еще не думал в мире умирать,

⁸² Но так не дорожил своей судьбою,

Что в безрассудстве к смерти близок был.

Тебе о том уже я говорил,

⁸⁵ Что послан был к нему я для спасенья.

Единый путь тогда мне предстоял

Для верного той цели достиженья,

⁸⁸ И этот путь уже я миновал.

Теперь же показать ему намерен —

А ты поможешь мне, я в том уверен, —

⁹¹ И сонм тех душ, которые должны

Под властию твоею очищаться…

Пришлось бы слишком мне распространяться

⁹⁴ О том, как мы из Царства сатаны

Пришли сюда. Сходила свыше сила,

Которая меня руководила

⁹⁷ Его вести, чтоб видеть и внимать

Тебе, мудрец! Так встреть же благосклонно

Ты смертного, который шел искать

¹⁰⁰ В пути одной свободы непреклонно,

Которая так дорога порой,

Что за нее, как истинный герой,

¹⁰³ Нередко смертный с жизнью расстается.

Не ты ли сам из-за свободы пал^{217}

И в Утике погиб, где остается

¹⁰⁶ Твоя одежда: если бы настал

Великий день, когда весь Мир восстанет,

То ярко бы хитон твой засиял…

¹⁰⁹ И знай притом: никто не нарушает

Из нас закон Предвечного. Вот он,

Мой спутник, что чело свое склоняет,

¹¹² Еще не знал, что значит смерти сон,

А я… могу еще не подчиняться

Я Миносу, по смерти осужден

¹¹⁵ В кругу тех бледных призраков скитаться,

Где блещут очи Марции твоей,

Которая готова преклоняться

¹¹⁸ Перед тобой и ради прошлых дней

Признать ее своею умоляет…^{218}

О, чистая душа среди теней!

¹²¹ Во имя той, которая пылает

К тебе святой любовью, обрати

Свой взгляд святой на нас и по пути

¹²⁴ Семи твоих обителей пройти

Нам разреши, и там, где обитает,

Тень Марции, благоговейно там,

¹²⁷ Когда на то ты дашь мне разрешенье,

Я ей привет твой добрый передам».

И он ответил в виде поученья:

¹³⁰ «В былые дни я Марцию любил,

И исполнял всегда ее желанья,

Которые я дорого ценил.

¹³³ Теперь же бесполезны все старанья

Меня ее влиянью подчинять,

Пока она должна еще блуждать

¹³⁶ Там за волнами грозного потока,

И то, что прежде трогало глубоко,

Святым законом было для меня,

¹³⁹ Теперь мне чуждо стало и далеко;

Ее желаний больше не ценя,

Я стал к ним глух. Молчание храня

¹⁴² О Марции, ты, лести избегая,

О том лишь мог бы только мне сказать,

О чем просила женщина святая…

¹⁴⁵ К чему же было к лести прибегать,

Когда и этих слов вполне довольно?

Иди ж теперь и увенчай привольно

¹⁴⁸ Безлиственным и гибким тростником

Чело певца; его лицо потом

Умой водой: глаза его невольно

¹⁵¹ Успел туман нечистый омрачить,

И был бы он достоин порицанья,

Осмелившись в нечистоте вступить

¹⁵⁴ В тот круг, где должен голову склонить

Перед одним из первых духов Рая.

Вкруг острова — ты можешь проследить, —

¹⁵⁷ Где плещут волны, в берег ударяя,

На низкой самой местности растет

Теперь тростник^{219}, на мягкий ил склоняя

¹⁶⁰ Свои верхушки. Там не проживет

Растение, покрытое листами

Иль с крепкими, недвижными стволами,

¹⁶³ Мешая бегу быстрому тех вод.

Затем сюда обратно не ходите:

Когда светило дня вполне взойдет,

¹⁶⁶ Вы за его течением следите,

И солнце вам укажет путь с небес,

И на гору тогда вы поспешите…»

¹⁶⁹ Так он сказал и в тот же миг исчез.

Испуганный, невольно я поднялся

И к спутнику в безмолвии прижался.

¹⁷² Он, как бы отвечая на мой взгляд,

Сказал: «Теперь иди, мой сын, за мною!

Мы повернуть должны с тобой назад:

¹⁷⁵ Равнина эта длинной пеленою

Спускается отсюда, и покат

Склон берега ее». Перед зарею

¹⁷⁸ Уж утренние сумерки с земли

Бежали прочь и вкруг рассеивались,

Так что я мог увидеть, как вдали

¹⁸¹ Морские волны тихо колыхались.

Пустынною равниною мы шли,

Вперед неторопливо подвигались

¹⁸⁴ Подобно людям, сбившимся с пути,

Уже не предающимся надежде,

Что можно им дорогу ту найти,

¹⁸⁷ Которая была знакома прежде.

Мы шли и очутились скоро там,

Где солнца луч играет по листам

¹⁹⁰ Травы, росой перловой окропленной,

Но испаренья кверху не бегут

Над влажною землею благовонной.

¹⁹³ Путеводитель мой тихонько тут

Рукой к траве росистой прикоснулся,

И я при том движенье встрепенулся;

¹⁹⁶ Я понял, что желает сделать он,

И щеки, омоченные слезами,

К нему тогда, коленопреклонен,

¹⁹⁹ Я обратил. Вергилий смыл руками

С моих очей проклятый Ада след

И возвратил лицу обычный цвет.

²⁰² Потом мы перед взморьем очутились:

Еще никто по глади этих волн,

Которые печально так струились,

²⁰⁵ Плыть не посмел, надежды слабой полн,

Чтоб после мог назад он возвратиться.

И здесь спешил певец остановиться,

²⁰⁸ Он тростником чело мне увенчал,

Как старец повелел ему, и — чудо!

Глазам едва я верить мог, — покуда

²¹¹ Он из воды растенье вырывал,

Прекрасное и нежное растенье,

Как перед нами снова вырастал

²¹⁴ Другой тростник в то ж самое мгновенье.

Песня вторая

Данте и Вергилий увидали приближающийся корабль с душами, которых ангел вез для очищения. Данте был узнан находившимся между ними своим другом Казеллой, и в то время, когда Казелла стал развлекать Данте пением, является тень Катона, укоряющая души в нерадивости.

¹ Над горизонтом солнце показалось,

Там, где стоял святой Иерусалим^{220}.

А из-за Ганга дальнего являлась,

⁴ Росла над полушарием своим

В тот самый час Ночь темная с Весами^{221},

Когда ж повсюду ляжет мрак вокруг

⁷ И свет дневной простится с небесами,

Тогда Весы роняет Ночь из рук,

И розами пылавшая Аврора,

¹⁰ Теряя свой румянец, блекнет скоро…

Там, где в тот час стояли оба мы,

Уже рассвет сменял покровы тьмы…

¹³ Еще перед нами взморье находилось,

И я тогда стоял на берегу

С сомнением: могу иль не могу

¹⁶ Путь продолжать; а в сердце шевелилось

Желание скорей идти вперед,

Что на пути бы дальнем ни случилось.

¹⁹ На западе над темным лоном вод,

Как бы застигнут утренней зарею,

Марс сквозь пары зажегся тою порою

²² И вдруг вдали — о, если бы опять

То зрелище пришлось мне увидать! —

Передо мной свет дивный показался.

²⁵ Так по морю свет этот быстро мчался,

Что никакой, по-моему, полет

По быстроте своей с ним не равнялся.

²⁸ На миг один я взгляд отвел от вод,

Чтобы спросить учителя о свете,

Потом на море вновь взглянул и вот —

³¹ Я увидал, что чудный свет растет

И ярче стал еще в мгновенья эти…

Потом — еще быстрей его стал ход —

³⁴ С его сторон обеих показалось

Другое что-то белое^{222}. Под ним

Белело тоже что-то, но являлось

³⁷ Еще неясным. Зрителем немым

Стоял мой вождь… Сиянье приближалось…

Когда ж из пятен бледных, словно дым,

⁴⁰ Обозначаться крылья стали ясно,

В чем сомневаться было бы напрасно,

И виден стал наставником моим

⁴³ Блестящий кормчий, — крикнул мне учитель:

«Скорей склонись, персты сложивши рук, —

Перед тобою ангел, небожитель.

⁴⁶ Теперь ему подобных только слуг

Мы встретим на пути своем. Смотри же,

Когда в него вглядеться можешь ближе:

⁴⁹ Ему людей орудья не нужны,

Ему не нужно паруса и вёсел,

Чтобы бороться с прихотью волны:

⁵² Божественными крыльями он взбросил

И — полетел, пространства не боясь.

Смотри же ты на ангела, дивясь,

⁵⁵ Как к небесам он крылья поднимает;

Захватывая воздух с двух сторон,

Своих он вечных перьев не теряет

⁵⁸ И вида их ничто не изменяет:

Они бессмертны так же, как сам он».

И вот чем ближе дух к нам подплывает,

⁶¹ Тем кажется светлее, озарен

Сиянием таким, что невозможно

Вблизи им любоваться, и, смущен,

⁶⁴ Глаза я опустил свои тревожно.

А ангел в лодке к берегу пристал,

И челн его скользил так осторожно

⁶⁷ И так легко, что словно пролетал

Поверх воды, в нее не погружаясь…

Небесный лоцман, кротко улыбаясь,

⁷⁰ Сам на корме в сиянии стоял;

Прекрасен так, что даже описанье

Его мне доставляет обаянье

⁷³ Блаженства необъятного… В челне,

Приставшем тихо к берегу, сидели

Таинственные призраки, и мне

⁷⁶ Вдруг стало слышно, как они пропели

Псалом единым голосом: «Когда

Евреи из Египта навсегда

⁷⁹ Ушли!..» Когда окончилось их пенье,

Над ними совершил благословенье

Небесный проводник их, и тогда

⁸² Сонм душ из лодки на берег спустился,

А дух исчез так быстро, как явился,

И метеором скрылся без следа.

⁸⁵ Толпа теней не ведала, казалось,

Той местности, где очутилась вдруг,

И с любопытством молча озиралась,

⁸⁸ Как человек, которому вокруг

Все незнакомым, чуждым представлялось…

А между тем блестящий солнца круг

⁹¹ Со всех сторон лучами рассыпался,

И Козерог им с Неба изгнан был…

Тогда близ нас сонм призраков собрался,

⁹⁴ На нас обоих взоры устремил,

Так говоря: «Путь на гору, скажите,

Известен вам? Так путь нам укажите…»

⁹⁷ Вергилий отвечал им: «Может быть,

Вам кажется, что с этими местами

Знакомы мы, но нам их посетить

¹⁰⁰ Случилося лишь только перед вами.

Здесь чуждо все для нас, как и для вас.

Сюда пришли другими мы путями;

¹⁰³ И так наш путь ужасен был не раз,

Что на гору дальнейшая дорога

Уже теперь нас не пугает много,

¹⁰⁶ И кажется дорогой легкой всход

На верх горы…» Я в это время встретил

В глазах теней сомнение: заметил

¹⁰⁹ Их сонм мое дыхание, и вот

Все души побледнели, сознавая,

Что я не мертв и что душа живая

¹¹² Теперь стоит пред ними во плоти.

Как вестника, несущего с собою

Ветвь масличную, люди на пути

¹¹⁵ Встречают часто пестрою гурьбою

И от него ждут слухов и вестей,

Так вкруг меня теснился ряд теней

¹¹⁸ С невольным любопытством в то мгновенье,

Стараясь рассмотреть мои черты,

О собственном забывши очищенье.

¹²¹ И видел я средь общей тесноты,

Что дух один вперед других пробрался

И с чувством, полным детской чистоты

¹²⁴ И радости, обнять меня старался.

Свои поднявши руки, и вперед

Я сам к нему рванулся в свой черед,

¹²⁷ Чтобы обнять его по-братски тоже…

Но все ж обнять не мог его… О, Боже!

О, тени бестелесные! Всех вас,

¹³⁰ Бесплотных, видеть может только глаз,

Но осязать мы вас не в состоянье!..

Напрасно я руками до трех раз

¹³³ Хотел его обвить, но то желанье

Желаньем и осталось: обнимал

Один я только воздух и сжимал

¹³⁶ На собственной груди своей я руки…

Как мысль, неуловимый, или звуки,

Бесплотный дух передо мной стоял…

¹³⁹ Тогда от удивленья, может статься,

Я стал бледнеть, в лице своем меняться,

И, на меня бросая добрый взгляд,

¹⁴² Тень начала безмолвно улыбаться

И тихо отодвинулась назад,

Но я не перестал к ней подвигаться,

¹⁴⁵ Желая дальше следовать за ней.

Но тут она меня остановила

И кротко надо мной проговорила,

¹⁴⁸ Чтоб далее не шел я. Звук речей

Открыл мне имя тени той прекрасной,

Ожившей снова в памяти моей.

¹⁵¹ Я умолял, чтоб этот призрак ясный

Не уходил, просил позволить мне

Поговорить с ним вместе в тишине.

¹⁵⁴ И тень тогда мне тихо отвечала:

«Тебя люблю я нынче, как тогда,

Когда мой дух плоть смертных облекала,

¹⁵⁷ А потому могу я без труда

На краткий срок с тобой остановиться.

Но ты, ты сам, скажи — идешь куда?»

¹⁶⁰ «Я, мой Козелла^{223}, должен возвратиться

Туда, откуда я пришел сюда.

Но как ты здесь? Могу ли не дивиться,

¹⁶³ Что ты до этих пор не впущен был

В желанную обитель очищенья?»

И призрака ответ я уловил:

¹⁶⁶ «Еще в том нет большого оскорбленья,

Что тот, который может всех впускать

И не пускать^{224}, мне не дал разрешенья

¹⁶⁹ На пропуск, пожелавши отказать

В моей мольбе… и было бы безбожно

Корить его за то, что невозможно:

¹⁷² Не каждому дается благодать.

Три месяца он пропускал свободно

Всех тех, кто мог сюда вступить

¹⁷⁵ С душевным миром… Так ему угодно.

Так, наконец, и я был принят им,

Когда пришел к тем берегам морским,

¹⁷⁸ Где воды Тибра солоны бывают.

Теперь к тому он устью полетел,

И там-то многих призраков сбирают,

¹⁸¹ Которые не сходят в Ахерон…»

И я сказал: «Когда Небес закон

Тебя воспоминаний не лишает

¹⁸⁴ И песни невозвратных уж времен

Тебе доныне петь не запрещает, —

Их некогда, забывши труд и сон,

¹⁸⁷ Я слушал, все невзгоды забывая, —

Молю тебя, о, спой одну из них,

Мое страданье песней усмиряя:

¹⁹⁰ Ведь и теперь, в мир тишины вступая,

Во мне страданья голос не утих».

И песню друга слушать стал тогда я:

¹⁹³ «Любовь со мной в виденье говорит…»^{225}

Так он запел, и звук той песни дивной

Еще доныне сладостно дрожит

¹⁹⁶ В моих ушах молитвою призывной…

Мой вождь, и я, и призраки толпой

Внимали звукам песни той святой…

¹⁹⁹ Толпа восторгом новым упивалась

И в ту минуту только отдавалась

Напевам сладкогласной песни той,

²⁰² Как будто бы все души позабыли,

Под обаяньем звуков неземных,

Все то, что занимало прежде их…

²⁰⁵ Тем пением увлечены мы были,

Как вдруг маститый старец закричал:

«Что вижу пред собою? Это вы ли,

²⁰⁸ Вы, души нерадивые?.. Настал

Давно ваш час! Бегите же, бегите

Вы на гору и там с себя снимите

²¹¹ Скорее ту ненужную кору,

Которую вам боль не позволяет

Теперь носить…» Как поутру

²¹⁴ Станица голубей свой корм сбирает,

И близкое присутствие людей

Их в этот час нисколько не пугает,

²¹⁷ И лишь потом та стая голубей

Неторопливо дальше улетает,

Так точно в этот час толпа теней

²²⁰ Отхлынула от нас, забывши пенье,

И путь к горе направила вперед.

За ними в то же самое мгновенье

²²³ Мы подвигаться стали в свой черед.

Песня третья

Оба поэта пошли далее, чтобы подняться на гору и, найдя предприятие это трудным сверх всякого ожидания, глубоко призадумались. В это время некоторые души сообщили им, что, повернув назад, они найдут более удобный подъем. Путники последовали этому совету, после чего Данте ведет беседу с Манфредом.

¹ Хоть бегство и рассеяло теней

По местности, идущей прямо в гору,

Где за грехи минувших наших дней

⁴ Карает Высший Разум, — в эту пору

Вслед за вождем я быстро шел вперед:

Ведь без него как мог я до высот

⁷ Святой горы достигнуть? Кто бы взялся

Меня дорогой трудною вести?

В минуту ту учитель мне казался

¹⁰ Растерянным, как будто бы пути

Дальнейшего теперь он испугался,

Раскаялся, что должен был идти.

¹³ О, ты, муж добродетельный, в котором

Такая благородная душа!

Ты не выносишь с тягостным укором

¹⁶ Малейшего проступка!.. Не спеша,

Замедля шаг, вперед он подвигался;

Я в это время внутренне старался

¹⁹ Напор печальных дум в себе унять

И новые отрадные картины

Вокруг себя стал молча созерцать.

²² Не отводил я взгляда от вершины

Горы, всходившей прямо к небесам

Из темной глубины морской пучины…

²⁵ А сзади красным солнечным лучам

Служил помехой я, и предо мною

Бежала тень^{226} широкой полосою.

²⁸ И в страхе отвернулся я в тот миг,

В волнении ужасном сознавая,

Что я один остался; созерцая

³¹ Мрак пред собой, — мой ужас был велик.

Но вождь мой, от меня не отставая,

Мне молвил так: «Зачем ты не привык

³⁴ Мне доверять?» Тут подошел он ближе:

«Ведь я тебя в пути не оставлял,

Ведь я с тобою, сын мой, о, пойми же…

³⁷ Уже теперь вечерний час настал

Там, где меня когда-то схоронили,

Где от себя я также тень бросал.

⁴⁰ В Неаполе мои останки были

Погребены, хотя скончался я

В Брундузии^{227}, и если от меня

⁴³ Тень по земле уж больше не ложится,

То это не должно тебя дивить;

Да и тому не должен ты дивиться,

⁴⁶ Что небеса не могут заслонить

Лучей других небес… Чтоб выносить

Жар или холод, муки иль страданья,

⁴⁹ Людей природа строгая творит,

Но постоянно вечное молчанье

О тайне их создания хранит…

⁵² Безумен тот, кто думает, что разум

Простых людей проникнуть может разом в

Святые тайны Неба: Божество

⁵⁵ В трех лицах совместилось, составляя

Великое в единстве существо…

О, смертные! Склонитесь, не дерзая

⁵⁸ Постигнуть смысл святого «почему?»,

Бессилье вашей мысли сознавая,

Не доверяйтесь вашему уму.

⁶¹ Когда б могли, не ведая сомненья,

Вы все непостижимое понять,

Тогда бы для людского искупленья

⁶⁴ Едва ли нужно было бы рождать

Спасителя Марии Благодатной…

Вы видите безумцев: все узнать

⁶⁷ Они стремились с страстью непонятной,

Они желали тайны разгадать,

И в пытку обратились их стремленья:

⁷⁰ Таков был Аристотель, и Платон,

И многие другие…» В размышленье

Поэт умолк, и, в думу углублен,

⁷³ Свое чело склонил он в то мгновенье…

А между тем мы оба подошли

К подножию горы той и нашли

⁷⁶ Дорогу в эту гору столь крутою,

Что голова кружиться начала:

Отвесна, неприступна так была

⁷⁹ Она для нас. Едва ль дорогой тою

И путник самый смелый мог пройти.

Пути такого даже не найти

⁸² Меж Лéричи и Турби`ей. В сравненье

С подъемом тем он лестницею был,

Которую пройдешь без затрудненья.

⁸⁵ И спутник мой тогда проговорил,

Шаги свои невольно замедляя:

«О, если б я другой проход открыл,

⁸⁸ Где крутизна была бы не такая

И где свободно шествовать мог тот,

Кто крыльев не имеет». И желая

⁹¹ Путь осмотреть, исполненный забот,

Он над дорогой тихо наклонился,

А я лицо не отводил с высот

⁹⁴ Большой горы, и снова удивился,

Увидевши, что с левой стороны

Толпа теней шла возле крутизны.

⁹⁷ Навстречу к нам те души подвигались,

Но тихо так, что издали они

Едва-едва заметными казались.

¹⁰⁰ «Наставник мой, — я закричал, — взгляни:

Когда дальнейший путь тебя тревожит —

Вот кто нам указать дорогу может».

¹⁰³ И, на меня бросая взгляд, тогда

С решимостью сказал он: «Торопливо

Должны свой путь направить мы туда,

¹⁰⁶ Где эти тени движутся лениво,

А ты, мой сын, надеждою тверд будь».

Мы снова продолжали трудный путь.

¹⁰⁹ Толпа теней была еще далеко,

На расстоянье наших ста шагов,

Так что с трудом могло заметить око

¹¹² В тумане их, но вот толпа духов

По крутизне вдруг начала тесниться,

Решившись, наконец, остановиться;

¹¹⁵ И к ним с мольбой таких призывных слов

Спешил тогда мой спутник обратиться:

«Узнавшие блаженство вечных снов,

¹¹⁸ Вы, души Богом избранные! Дайте

Двум одиноким странникам совет

И в благодатном мире пребывайте,

¹²¹ Нам указав возможно верный след

Пути, которым можно бы подняться

На самый верх горы. Ведь хуже нет

¹²⁴ Обиды нам, в чем должен я сознаться,

Как наше время пóпусту терять

В блужданье бесполезном…» Ожидать

¹²⁷ Я стал тогда душ чистых приближенья.

Как из загона овцы иногда

Идут поодиночке, без смятенья,

¹³⁰ Другие же недвижно в отдаленье

Стоят и кротко смотрят все туда,

Где первая овца идет, всегда

¹³³ Стараясь подражать ее движеньям,

Покорно-простодушны и смирны.

Так точно, не смущая тишины,

¹³⁶ Та рать блаженных тихо подымалась

Вслед за душой, что впереди всех шла

И гордо-целомудренной казалась.

¹³⁹ Когда же различить она могла

Тень, от меня бежавшую направо,

Туда, где возвышалася скала,

¹⁴² То этот призрак светлый величаво

В пути остановился и назад

Стал пятиться, и все другие в ряд

¹⁴⁵ Его движенью тоже подражали,

Хотя едва ли сами понимали

Причину остановки той. И вот

¹⁴⁸ Бессменный вождь мой выступил вперед:

«Я ждать вопроса вашего не стану

И, прибегать не думая к обману,

¹⁵¹ Всю истину скажу вам. В этот час

Вы человека видите живого,

А потому от одного из нас

¹⁵⁴ Тень падает на землю. Это слово

Да не смутит вас. Там, на Небесах,

Есть сила, и она его готова

¹⁵⁷ В безвестных и таинственных местах

Взвести на эту гору безопасно…»

Так с полною решимостью в словах

¹⁶⁰ Проговорил учитель мой бесстрастно,

И отвечали души все согласно,

Нам сделав знак: «Идите вы вперед,

¹⁶³ Где, повернув, увидите проход».

А тень одна со мной заговорила:

«Иди, иди, куда тебя ведет

¹⁶⁶ Твой проводник и неземная сила,

Но поверни глаза и погляди:

Ах, кажется, тебе знакомо было

¹⁶⁹ Мое лицо, когда в моей груди

Мое земное сердце тихо билось…»

Тень бледная передо мной явилась;

¹⁷² На призрака я пристально смотрел…

Прекрасный, величаво он глядел,

Был белокур, лишь только шрам широкий

¹⁷⁵ Над бровью он раздвоенный имел;

Когда же я, бросая взгляд глубокий,

Сказал ему, что на земле далекой

¹⁷⁸ Его не знал, не видел никогда,

Он, рану на груди мне открывая,

Проговорил: «Так посмотри сюда!»

¹⁸¹ Потом, лицо улыбкой оживляя,

Он продолжал чуть слышно: «Я — Манфред.

Констанции был внуком я…^{228} В тот свет

¹⁸⁴ Когда еще ты можешь возвратиться,

Прошу тебя, молю тебя явиться

К моей прелестной дочери: ей нет

¹⁸⁷ Другого в мире имени, как «слава

Сицильи с Арагонией»^{229}, и ей,

Прекрасной, милой дочери моей,

¹⁹⁰ Всю правду передай ты нелукаво;

Когда двойной удар сразил меня^{230},

То, в смертном сне чело свое склоня,

¹⁹³ Свой дух Тому я предал, Кто прощает

Нам все грехи… Я грешен, грешен был,

Но Тот, Кто в милосердии сияет,

¹⁹⁶ Щадит того, который приходил

К нему с нелицемерным покаяньем.

Когда б Козенцы пастырь^{231} сохранил

¹⁹⁹ В своей душе хоть каплю состраданья,

Натравленный Климентом на меня,

Когда б, слова Спасителя ценя,

²⁰² Страницу из Священного Писанья

Он прочитал, чтобы уметь прощать,

То прах бы мой доныне мог лежать^{232}

²⁰⁵ Близ Беневента с миром на погосте,

Между гробниц и камней гробовых,

А ныне где лежат Манфреда кости?

²⁰⁸ Их моет дождь, разносит ветер их^{233}.

Близ Верде^{234}, по ту сторону границы

Их занесли, оставив без гробницы…

²¹¹ Но месть людей не так еще страшна,

Людское не ужасно так проклятье,

Когда могу надежды не терять я

²¹⁴ На милость и прощенье, и сильна

Моя душа высоким упованьем,

Хотя душа преступная должна

²¹⁷ (Душа того, кто чистым покаяньем

Пред смертию очиститься не мог)

Здесь у горы томиться долгий срок,

²²⁰ За миг греха раскаянья годами

Молитвою упорной отвечать…

Когда моими тронут ты мольбами,

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

213

Пиэриды — девять дочерей Пиэра. Они вызвали муз на состязание в пении, но побежденные в этом споре были обращены в сорок.

214

Сознал я вновь, вступивши в круг иной… — Самый нижний небесный круг и, следовательно, первый от Земли есть круг Луны.

215

Блеск четырех неведомых светил. — По географии того времени, Африка и Азия не переходили за экватор. Следовательно, прародители наши из Земного Рая, помещавшегося в Южном полушарии, видели это созвездие, близкое к Южному полюсу. С тех пор оно сделалось невидимым.

216

И старца я увидел пред собой… — Вергилий представляет Катона Утического на щите, подаренном Венерою Энею, как стража добродетельных усопших людей. В других произведениях того же поэта Катон также выставлен символом истинной свободы, в противоположность осужденным в Ад, которые расстались с жизнью, отягощенные большими грехами.

217

«Не ты ли сам из-за свободы пал…» — Катон умертвил себя после победы Цезаря при Тапсе в 46 г. до Рождества Христова.

218

«Признать ее своею умоляет…» — После смерти Гортензия, которому Марция была уступлена Катоном, Марция просила последнего опять признать ее своею, на что Катон и согласился (А. IV, 128).

219

Тростник — гибкий тростник, повинующийся ударам волн, служит символом смиренного покаяния.

220

Там, где стоял святой Иерусалим. — Так как Иерусалим и гора Чистилища представляются расположенными одна против другой, то около земли можно провести воображаемый круг, в каждой своей точке одинаково отстоящий как от горы Чистилища, так и от Иерусалима. Круг этот служит для обеих возвышенностей общим горизонтом. Высочайшая точка поднимающегося над ним небесного полушария и вместе с тем высочайшая точка его меридиана находится с одной стороны над Иерусалимом, а с другой — над Земным Раем. Когда солнце находится на меридиане Иерусалима, то во всем том полушарии наступает день, тогда как во всем полушарии Чистилища — ночь.

221

Ночь темная с Весами… — В полночь наибольшей высоты на небе достигает то созвездие зодиака, которое лежит против другого созвездия, где находится Солнце. Вместе с восхождением солнца первое созвездие понижается, и наоборот. Во время весеннего равноденствия, когда Солнце находится в знаке Овна, против него приходится созвездие Весов.

Вместе с географией того времени Данте принимал, разумеется, произвольно, что горизонт Иерусалима касается с востока Индии (Ганга), а с запада — столпов Геркулесовых Гибралтарского пролива или, другими словами, что Азия по всей ширине составляет одну четверть земного круга, а Средиземное море по всему протяжению — другую четверть. В противоположность разливающему свет Солнцу Ночь представлена здесь владычицей мрака; подобно Солнцу, но в диаметрально противоположном направлении она проходит через знак зодиака. Когда день равен ночи, а Солнце находится в созвездии Овна, тогда ночь, говоря аллегорически, держит Весы в своей руке. Как только одинаковая продолжительность дня и ночи нарушается, ночь переходит далее вперед по зодиаку, т. е. в созвездие Скорпиона, и Весы выпадают из ее рук.

222

Показалось / Другое что-то белое. — Т. е. белая одежда ангела.

223

Козелла — известный певец и композитор, пользовавшийся особенной дружбой и расположением поэта.

224

«Что тот, который может всех впускать и не пускать…» — Богомольные странники, скончавшиеся с 1300 г. и воспользовавшиеся душеспасительным юбилеем, объявленным папой Бонифацием VIII, не могли быть осуждены на адские муки.

225

«Любовь со мной в виденье говорит…» — Начало одной канцоны Данте Алигьери.

226

Предо мною / Бежала тень… — Тень, бросаемая Данте на освещенную солнцем гору Чистилища, служит здесь, как в Аду дыхание, для отличия его, живого человека, от бестелесных духов.

227

Скончался я / В Брундузии… — Когда Вергилий скончался в Брундузии, его тело было перевезено в Неаполь и, согласно преданию, погребено по приказанию Августа у входа в подземелье близ Путеоли.

228

«Я — Манфред. Констанции был внуком я…» — Король Манфред называет себя внуком Констанции, дочери норманнского завоевателя, т. к. брат ее с императором Генрихом VI передал корону обеих Сицилий Гогенштауфенам.

229

«Слава / Сицильи с Арагонией…» — Дочь Манфреда Констанция была замужем за Петром Арагонским, которому Генрих фон Труэзес передал перчатку, брошенную Конрадином на эшафоте для отмщения узурпатору Карлу Анжуйскому.

Под «славою Арагонии и Сицилии» здесь обыкновенно понимают двух младших сыновей Констанции — Иакова Арагонского и Фридриха, наследника Сицилии, хотя было бы основательнее подразумевать здесь старшего сына Констанции Альфонса Благодетеля, т. к. порицание, высказываемое насчет ее младших сыновей в одной из следующих песен (см. Ч. VII, 117), решительно не вяжется с лестным эпитетом, высказанным Манфредом. Но в 1291 г. Альфонса уже не было в живых. Манфред поручает Данте разуверить Констанцию в той лжи, будто он, как отлученный от Церкви, находился между осужденными.

230

Когда двойной удар сразил меня… — После битвы при Беневенте тело короля Манфреда было найдено только на третий день (28 февраля). Подробности о смертельных ранах Манфреда неизвестны историкам того времени, и Данте, вероятно, заимствовал их из устного предания.

231

«Когда б Козенцы пастырь…» — Имеется в виду папский легат Бартоломео Пиньятелли. Папой был тогда Климент IV.

232

«То прах бы мой доныне мог лежать…» — Несмотря на просьбы французских баронов, уважавших храброго противника, Карл Анжуйский отказал Манфреду в почетном христианском погребении на том основании, что он умер в раздоре с Церковью. Таким образом, тело Манфреда было похоронено возле моста на реке Капоре.

233

«А ныне где лежат Манфреда кости?..» — Пиньятелли, архиепископ Козенцы и личный враг убитого короля, не дал ему покоя и в этой могиле, вероятно, насыпанной народной любовью. Кости отлученного от Церкви не должны были почивать на неаполитанской почве. Поэтому архиепископ приказал опять выкопать их из земли и со всеми церемониями, сопровождающими церковное проклятие, рассеять по ту стороны границы.

234

Верде — по старинным свидетельствам, это приток Тронто, впадающий в эту реку близ Асколи и на некотором протяжении образующий границу между Неаполитанским королевством и Анконской мархией. Впоследствии он был назван Марино, а теперь речка эта носит название Кастеллано. Другие без достаточных оснований принимают за Верде нынешний Гарильяно.