Сидус. Вида своего первый

Данияр Сугралинов

В двадцать втором веке человечество вошло в контакт с внеземными цивилизациями. Для обычного человека мало что изменилось. Планета по-прежнему жила своей жизнью, а настоящих инопланетян почти никто так и не увидел. Соседей по галактике не интересовали ни наши полезные ископаемые, ни жизненное пространство, ни что-либо еще. Подобного в космосе столько, что и тысяче поколений не освоить. К тому же это невыгодно – уж слишком далеко располагается Солнечная система, на самых задворках галактики. В общем, инопланетяне не летали к нам, а мы – к ним. Но немногие все же туда добрались. В том числе я. Я – вида своего первый.

Глава 3. Начало пути

Память восстановилась полностью, и я дословно вспомнил сообщения, которые никто, кроме меня, не видел.

Вида своего первый да будет поощрен.

Проследуй туда, где зародился путь, устланный питающей жидкостью.

Подумав, я улыбнулся. Все оказалось намного проще, чем можно было предположить.

Я «вида своего первый». Скорее всего, это значит, что именно я первым вошел в контакт с Предтечами. Произошло это, по всей вероятности, после того как на Куб попала моя кровь. Именно она активировала артефакт, проявила на нем древнее послание, а заодно уничтожила «паука». Или «пауков», если там прятались и другие.

Питающая жидкость — молоко, именно ею вскармливают новорожденных. Наша галактика называется Млечный, то есть молочный, путь. В ее центре, откуда «зародился путь», находится Сидус. Туда мне и надо, чтобы меня поощрили.

Следующее сообщение я получил, когда пытался вспомнить, что произошло в пещере:

Вида своего первый жаждет запрещенных знаний.

Там, где зародился путь, устланный питающей жидкостью, да получит он ответ.

Очевидно, Предтечи не хотели, чтобы я как-либо помогал людям с расшифровкой послания, а потому заблокировали воспоминания о произошедшем. Возможно, и о «пауках» людям знать было нельзя, но лишь до поры до времени. Неслучайно память вернулась только сейчас, когда люди уже стали частью галактического сообщества.

Третье послание, полученное сегодня, прямо указывало, что делать:

Вида своего первый да очнется.

Найди путь к звезде, дабы стать поощренным.

Что-то в моей голове сняло блок на воспоминания и, «дабы стать поощренным», направило на Сидус. Такое название станции Предтеч дал Лингвист, а в переводе с латыни оно значит именно «звезда».

Я испытывал странные чувства. Куб Предтеч, а соответственно и Сидус, в марсианском подземелье лишили меня всего, но это лишь с одной стороны. С другой — они же подарили надежду.

Для подавляющего большинства людей Сидус был чем-то далеким и нереальным. В глобальной сети изобиловали сторонники версии, что это всего лишь чудовищная по своим размерам мистификация правительства. Автор этой популярной версии заверял, что никакого Сидуса не существует, а иначе почему никто так и не вернулся оттуда, кроме первопроходцев и правительственных экспедиций, чьи путешествия вполне могут быть постановкой?

«На самом деле, почему?» — хмыкнул я. Сидус открыт чуть больше двух лет назад, гиперпрыжок к нему происходит мгновенно. Теоретически слетать туда и обратно можно за пару минут. Безусловно, первопроходцы привезли видеозаписи, но они могли быть поддельными.

Впрочем, на официальном уровне существование Сидуса сомнению не подвергалось. Человечество подключили к галактической системе платежей, открыли доступ к покупке технологий; какие-то из них уже появились в повседневной жизни. Кроме того, каждый месяц-два из Солнечной системы стартовал очередной транспортный шаттл на Сидус.

Основная сложность путешествия в центр галактики оставалась прежней: дороговизна. Земляне наладили производство гиперприводов, но маршрут прыжка приходилось рассчитывать каждый раз заново, а это требовало гигантских вычислительных мощностей. Их продавал Единый вычислительный центр, и стоили они так дорого, что позволить себе его услуги могли только крупнейшие корпорации.

Из сводки новостей по Сидусу я узнал, что в прошлом году начались частные запуски. Люди, мечтающие увидеть чудо своими глазами, создавали краудфандинговые кампании и собирали средства на покупку шаттла и расчет гиперпрыжка.

Ближайший запуск должен был состояться совсем скоро. Я перешел на страницу сбора средств. Кампания уже завершилась, что было ожидаемо, но меня интересовала стоимость билета. Самый дешевый, не позволяющий взять с собой даже ручную кладь, стоил больше, чем я заработал за всю свою жизнь. Сумма была настолько неподъемной, что обрушившееся осознание реалий мгновенно прибило воспарившую надежду.

Тяжело вздохнув, я погасил голограмму и начал собираться на собеседования. Хочешь не хочешь, а без денег не попасть не то что на Сидус, а даже на Луну.

Чертыхаясь, среди хлама в ящике я нашел губную гармонику, благодаря которой надеялся сегодня найти работу, и выбежал из комнаты, чтобы не опоздать. Перескакивая через тела перепивших соседей и залетных наркоманов, выбрался на улицу и рванул к подземке. Летать общественными флаерами для меня было дорогим удовольствием.

Уже в поезде метро я погрузился в неприятные воспоминания, прокручивая все, что тогда произошло в пещере, и заново проживая смерти друзей и коллег. Мысленно помолившись за погибших, я опять задумался о Сидусе: пытался вообразить, каково это — жить и работать на космической станции, где, кроме людей, есть представители еще десятка инопланетных рас. Ящеры, огненные и электрические сущности, разумные кристаллы… Как бы не сойти с ума. В сети писали, что некий Разум Сидуса, какой-то сверхмощный искусственный интеллект, внедряет каждому новичку знание всеобщего языка, но все равно не укладывалось в голове, как можно общаться с кем-то, кто не просто говорит на другом языке, а вообще дышит другим воздухом? История человечества такова, что люди воевали из-за куда меньших различий.

Стоило подумать о Сидусе, как сработала таргетированная реклама:

— Полминуты вашего внимания, гражданин Райли! — бодро, с задором проговорил голос прямо в голове. Такую иллюзию создавали имплантированные микронаушники, которые заряжались от электричества собственного тела носителя.

Ища любые способы заработка, я согласился уделять время просмотру рекламных предложений, за что получал на баланс пару нанобиткойнов в день. Мелочь, но все лучше, чем ничего. Тем более среди рекламных роликов попадались настоящие произведения искусства. Реклама транслировалась индивидуально на комм. Очевидно, ИскИн засек мой интерес к Сидусу.

Перед глазами развернулась голограмма космического корабля, устремившегося к звездам. Сопроводительный текст вспыхнул огромными буквами:

Не знаешь, чем заняться на Земле?

Тебе на Сидус!

Очередная краудфандинговая кампания собирала взносы на билет в один конец. Производство транспортного шаттла с гипердвигателем и расчет координат оценивались в сорок тысяч биткойнов, вмещал корабль около тысячи человек — по сорок монет с носа. Запуск запланировали на конец года.

Раздобыть сорок биткойнов до конца года я не смог бы, даже решившись ограбить банк. От наличности в мире давно отказались, персональные финансовые счета теперь децентрализованы, да и банки в реале можно по пальцам пересчитать. Основные офисы в сети, а в реале — сервера да обслуживающий персонал…

— Даунтаун! — Аэропоезд остановился, створки распахнулись. — Следующая станция — площадь Спящих.

Задумавшись, я чуть не пропустил свою остановку. Успел проскочить через закрывающиеся створки, протиснувшись через толпу входящих пассажиров.

Выйдя на улицу, сориентировался и направился к ресторану «Донома». Шансы на то, что меня примут, я оценивал как мизерные, но делать все равно было нечего.

В ресторане я назвал свое имя дроиду-официанту и сообщил, что пришел на собеседование.

— Следуйте за мной, мистер Райли, — ответил дроид и покатил через весь зал.

Я проследовал за ним и оказался на кухне. Дроид продолжал катиться, я не отставал, но успел заметить, что еду здесь готовят из синтетических продуктов.

В тесном коридоре, где находились служебные помещения, дроид остановился возле двери управляющего. Голографическая табличка на ней гласила, что его зовут Уилсон Скорупски.

Войдя, я увидел сидящего за столом молодого мужчину в дорогом льняном пиджаке. Представившись и показав знаком, куда сесть, работодатель уставился в голоэкран с резюме. Быстро изучив его, кивнул, оторвался от записей и с делано сочувствующей улыбкой покачал головой:

— Мистер Райли, в вашем резюме очень мало информации о предыдущем месте работы. Здесь сказано, что вы служили миротворцем… — Вспомнив, что полагается сказать по этикету, он с чувством произнес: — Разумеется, я благодарю вас за службу, капитан! Но не уверен, что…

Я жестом попросил его замолчать, сам же достал из кармана губную гармошку, собираясь выдать «Тоску по дому» — мелодию собственного сочинения.

— Давайте я сыграю? Послушайте и сами все поймете. В армии ребятам очень нравилось, да и коллегам по «Стражам» тоже.

Приложил инструмент ко рту, набрал воздуха…

— Это ни к чему, мистер Райли. — Скорупски выставил ладонь и покачал головой. — Пожалуйста, не на…

Но я не мог отступить, все как-то смешалось в этом мгновении. Погибшие друзья, потерянная рука, годы безденежья и бесперспективности, а главное, нужда — острая нужда, которая хватала за горло. И стоимость путешествия на Сидус. Несправедливость жизни и всего происходящего придушила меня. Не для того я все это пережил, чтобы терпеть такую унизительную нищету! Тормоза отказали, в таком состоянии меня не смогла бы заткнуть ни пролетевшая мимо импульсная пуля, ни гравитационный взрыв под ногами — куда там какому-то самодовольному гражданскому тюфяку!

Я начал играть, надеясь, что «Тоска по дому», от которой был без ума даже наш бригадный генерал Норстад, увлечет Скорупски. Затянет, заставит черствое гражданское сердце забиться быстрее, а кровь — разгореться от бешеной смеси предчувствия неизбежной смерти, тоски по дому, пряной любви, несбыточных надежд и всепоглощающей радости после победы… Ведь когда я играл, каждый слушал затаив дыхание и чувствовал все это и даже больше.

Скорупски же поступил иначе. Ни черта он не понимал в душевной музыке! Скривившись не только лицом, но и всем телом, он подскочил на месте:

— Хватит! Немедленно прекратите! Что вы устроили, Райли?

Увлеченный мелодией, я не сразу его услышал, как обычно со мной и бывало: при первых же звуках проваливался в воспоминания. Мысленным взором я уже видел перед собой старых боевых товарищей, а потому не сразу расслышал вопли.

Наконец до меня дошло, что Скорупски явно не восхищен и требует остановиться. Оторвав губную гармошку ото рта, я с недоумением посмотрел на управляющего.

— Что-то не так? Разве вам не требуется исполнитель… э… — Я полез в комм и зачитал текст объявления о вакансии: — Ресторану аутентично-романтической кухни «Донома» требуется исполнитель, владеющий редким музыкальным инструментом и способный сочинять собственные композиции? Губной гармоникой я владею искусно, композиции сочиняю, инструмент не сказать что широко распространенный. Вроде по всем пунктам подхожу…

— Нет! — Скорупски, смутившись собственной вспышки, успокоился и сел. — Нет. Вы нам не подходите. У нас приличное заведение, а не деревенская забегаловка. К нам ходят семьи! С детьми! А у вас что? Терменвокс? Банджолеле? Нет, у вас губная… — его лицо перекосило, — гармошка.

Я сдулся. Не уловил, чем так противопоказана гармошка семьям и детям, но спорить не стал. Так привык к отказам, что даже не расстроился. В любой ситуации нужно оставаться человеком, не унижаться, ничего не просить и сохранять достоинство. Этому меня учил отец, и тому же я научил бы сына, имейся у меня таковой.

— Спасибо, что откликнулись на вакансию, но вы нам не подходите, — повторил Скорупски, вернувшись к своему холодно-вежливому тону.

— Спасибо, что уделили время, — поднявшись, сказал я. И уже хотел уйти, но, не удержавшись, все же заметил: — А кухня у вас, кстати, так себе. В деревенских забегаловках кормят лучше.

Выходя на улицу, подумал, что насчет кухни не покривил душой: синтезированные ингредиенты всегда чувствуются. Вроде бы на вкус то же самое и текстура такая же, как у органических продуктов, но разница ощущается на каком-то подсознательном уровне.

Даунтаун, где я сейчас находился, гудел как улей. Сотни наземных дорог кишели автомобилями, воздушные трассы — флаерами, огни голографической рекламы кружили голову, тысячи людей, андроидов и роботов-доставщиков сновали по своим делам. Перенаселенный город жил, работал, мечтал, к чему-то стремился, и только я стоял, прижавшись к стене здания, чтобы не унесло людским потоком, и понятия не имел, что делать дальше. Не сейчас, а вообще…

Поразмышляв и тяжело вздохнув, я уже собрался неторопливо влиться в движение, но тут прямо передо мной заволновалась и зашумела людская река. Кто-то споткнулся на ровном тротуаре, задев идущего впереди человека, откуда-то сбоку прилетел портфель, движение застопорилось.

Из толпы вывалился металлический скелет дроида, пошатнулся, но восстановил равновесие и посмотрел на меня. Красные глаза робота полыхнули, сигнализируя, что ведется запись.

— Гражданин Райли, — трескучим голосом заговорил дроид. — Вы загораживаете путь рабочему роботу корпорации «Сайбердайн Системз». Напоминаю, что в случае намеренного препятствования передвижению корпоративной собственности…

Я невольно поморщился и уступил дорогу, вернувшись на порог ресторана.

Дроид развернул голову на сто восемьдесят градусов и сообщил:

— Благодарю за сотрудничество, гражданин Райли. Хорошего дня! — После чего железной поступью удалился по своим корпоративным делам.

Глубоко вздохнув, я собрался с духом и упрямо шагнул в поток. Меня немедленно понесло-потащило ниже по улице, к площади Спящих, хотя я туда не собирался. Пришлось поменять траекторию движения так, чтобы уйти в надземный переход, который в итоге вывел на второй уровень улицы. Движение здесь было не менее насыщенным, но все же не таким напористым, как внизу. Люди парковали тут воздушный транспорт.

Я перешел на другую сторону улицы и, повертев головой, направился к памятнику Марку Уотни — первому землянину, который побывал на Марсе. Площадка вокруг него была оккупирована голубями, но у подножия оставалось место, куда можно присесть и подумать, что делать дальше.

Продолжать искать работу или все же попытаться найти путь на Сидус другим способом? Как я ни ломал голову, а ничего толкового на ум не приходило. Украсть личность кого-то из тех, кто купил себе билет на Сидус, а его самого временно нейтрализовать? Нет, это воровство, душа к такому не лежала. Откуда-то из глубины разума всплыла, может быть, наивная и пафосная мысль: «вида своего первый» не может быть вором и преступником. Следом пришел довод попрактичнее: под чужой личиной не пройти теста ДНК, который неизбежен при досмотре в космопорте.

Очень хотелось есть. Позавтракать я не успел, а время шло к полудню. Перекусив питательным батончиком, я запил его водой из питьевого фонтанчика и побрел к следующему потенциальному работодателю…

Остаток дня я провел в Даунтауне, побывав еще на трех собеседованиях.

О первом и вспоминать нечего, в «Амазон-Тесла» меня не пустили дальше порога и развернули, лишь увидев биопротез.

На втором поначалу все складывалось удачно, меня почти приняли в пиццерию контролером дронов-доставщиков, но когда выяснилось, что зарплаты не будет, одни чаевые, я сам отказался. Кто дает чаевые дронам? Вот именно. Разве что другие дроны.

А вот с третьим местом все сложилось удачно. Ну как удачно… Место я получил, вот только никак бы не назвал это работой мечты.

Вообще, если бы не подписка на рекламу, я мог бы и пропустить новость, что Первая Марсианская компания снова набирает шахтеров в Пояс астероидов. Именно из рекламного ролика я узнал, что принимают всех. Прямым текстом говорилось, что компанию не интересует «бэкграунд соискателей». Судя по всему, в космические шахтеры брали даже тех, у кого имелись проблемы с законом.

Само собеседование длилось не больше минуты и проходило по голосвязи, даже идти никуда не пришлось. Так что я устраивался на работу, сидя на улице у стены здания Исторического музея.

Джонатан Элиот, молодой человек с гривой длинных волос, нашел мое имя в списках соискателей, представился и попросил скинуть идентификационный гражданский номер.

Изучив что-то в профиле, он радостно сообщил:

— Ваша кандидатура одобрена, мистер Райли! Поздравляю! Готовы подписать контракт или вам нужно время подумать? — спросил он, сверкая искусственными зубами, искрящимися, как бриллианты.

— Так сразу?

— Э… А что вас не устраивает? Конечно, если хотите, можем поболтать еще. Я спрошу, где вы видите себя через пять лет, и почему мы должны вас принять, и по какой причине вы ушли с прежнего… прежних мест работы, но зачем? Нам нужны шахтеры, вам нужна работа. Обе стороны в выигрыше, ведь так, мистер Райли?

Так. А больше всех выиграет третья сторона — рекрутер Элиот. Этот патлатый парнишка слишком гладко стелил, видимо получая долю с каждого контракта…

Да и черт с ним.

Я хмуро кивнул и поинтересовался:

— Когда нужно приступать к работе и сколько платите?

— Орбитальные шаттлы взлетают со всех космодромов планеты ежедневно. На следующий день после подписания контракта вам нужно прибыть в ближайший космопорт, найти нашего представителя и… На этом все, дальше вам скажут, куда идти и что делать. Оплата сдельная, зависит от выработки, с базовым фиксированным окладом в минимальном размере, установленном законодательством.

— А конкретнее? Сколько примерно зарабатывают ваши шахтеры?

— В среднем не менее тысячи фениксов в неделю, мистер Райли, — ответил Элиот.

Феникс был государственной криптовалютой и регулировался не рынком, а правительством. Благодаря этому курс его оставался стабилен, но популярностью феникс все равно особо не пользовался.

— Звучит неплохо, — выдавил я, прикинув, сколько буду зарабатывать в нанобиткойнах.

Получалось, придется проработать в Поясе астероидов каких-то семьсот лет, чтобы накопить на билет к Сидусу. Но все равно зарплата была куда выше, чем я где-либо получал за последние десять лет. Поработаю год-два, а там, глядишь, рейсы на Сидус подешевеют или подвернется что-то еще.

Элиот мое замешательство принял за сомнения и усилил натиск:

— Поверьте, Первая Марсианская заботится о своих сотрудниках! Хочу напомнить, что в Поясе у вас не будет никаких затрат. Все, включая питание и проживание, за наш счет!

— Когда я смогу вернуться на Землю?

— Минимальный срок службы — год. Однако мало кто возвращается сразу. На Церере прекрасная база со всем, что есть на Земле. Бары, рестораны, центры релаксации… — Молодой человек подмигнул. — Жить будете как на курорте!

Глядя на лучащегося от счастья менеджера, я мысленно обругал его, не особенно стараясь убрать с лица скептическое выражение. Дураком я себя не считал и прекрасно понимал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Но куда мне было деваться? К тому же тысяча фениксов в неделю — неплохие деньги. Не заоблачные, но достаточные, чтобы достойно жить, ни в чем не нуждаясь. Подзаработать на новую полноценную руку, создать запас на будущее, а потом можно вернуться и попробовать на Земле найти работу получше — чем не план?

В любом случае даже такая работа — лучше, чем бездействие. Сидя сложа руки на Сидус не попасть.

— Ладно, — кивнул я. — Присылайте контракт.

Элиот улыбнулся еще шире и выдал голографический текст договора. Я внимательно его изучил, не нашел подвохов и подписал, приложив ладонь.

— У вас день, мистер Райли, — напомнил Элиот. — Не явитесь завтра в космопорт… В общем, не опаздывайте, иначе возникнут проблемы.

Какого рода проблемы — он не уточнил, попрощался и отключился.

И в этот момент я осознал жуткую вещь: что как минимум год не смогу обнять Микки. До ближайшего космопорта лететь часа три, а ведь еще нужно собрать вещи, отказаться от арендованной комнаты, попрощаться с друзьями… Нет. С утра в первую очередь нужно повидаться с дочерью.

Полночи я собирался. В космос с собой много не возьмешь, да и не надо, а вот об остальных вещах стоило позаботиться. Не то чтобы они имели ценность, но были дороги как память. Немного поспав, я еще затемно сходил и сдал все, дорогое сердцу, на склад временного хранения.

При мне остался лишь рюкзак со сменным бельем и древним голографическим планшетом. Элиот говорил, что на Церере нам предоставят все необходимое, так что я без колебаний выкинул старую латаную-перелатаную одежду. Вряд ли она теперь пригодится.

Потом вернулся в снимаемое жилье и сдал его дроиду-менеджеру. Это позволило вернуть депозит — появились деньги на подарок Микки и чтобы добраться до космопорта.

Уже с улицы я связался с бывшей женой. Предполагал, что договориться о внеплановом визите будет непросто, и еще больше уверился в своих опасениях, когда Джослин с явной неохотой ответила на звонок и с вызовом презрительно выплюнула:

— Чего надо, Райли?

Я тяжело вздохнул, подавил гнев и принялся уговаривать бывшую жену, чтобы позволила попрощаться с дочерью.

— Хорошо, — вздохнула Джослин. — Можешь приехать. У тебя будет час, чтобы повидать Микки и попрощаться. О большем не проси.

До пригорода, где жила бывшая, добирался я часа два. По пути заехал и купил для Микки маленького, с кулак, робокотенка. Дочь о таком давно мечтала.

Дальше я ехал без остановок и чем был ближе к дому, где раньше жил, тем больше волновался. Вот знакомая площадка с фонтаном, а за следующим поворотом — серебристая крыша моего дома. Бывшего дома.

Настроение тотчас испортилось. Мне было больно приезжать сюда примерно так же, как на кладбище к матери, которой еще бы жить и жить, но новый штамм вируса Рока вынес ей приговор.

Здесь был любимый дом, где навсегда в заложниках осталась часть моей души. Дом, куда можно приезжать не чаще раза в месяц. Порой казалось, что без этого дома мне больнее и труднее, чем без руки.

Я только вышел из машины, а Джослин, очевидно, ждавшая на пороге, открыла дверь и позвала дочь. Дальше порога бывшая меня не пустила.

— Папа приехал! — донесся сверху радостный голос Микки, а вскоре спустилась и она сама.

Обернувшись к матери, дочь спросила:

— Можно папа зайдет в мою комнату?

— Нет. Прогуляйтесь, пообщайтесь, а в нашем доме мистеру Райли делать нечего. — Джослин посмотрела на меня и одними губами напомнила: — Час.

А дочь упрямо поджала губы и сказала:

— Я тоже Райли!

Тяжело вздохнув, я обнял дочь и с трудом сдержал навернувшиеся слезы. Целый год! Сейчас я уже не был уверен, что поступил правильно, подавшись в шахтеры. Впрочем, обратный путь отрезан, а контракт подписан.

Будто что-то предчувствуя, робокотенку дочь не очень обрадовалась, даже не стала распаковывать. Отнесла к себе в комнату, вернулась, и мы пошли гулять.

Осень в дистрикте выдалась очень жаркой, шататься по такой погоде — сущее мучение, а потому я посадил Микки в арендованную машину и повез в парк, где можно было прогуляться в тени вековечных дубов и вязов, поесть мороженого и выпить содовой. Новость о том, что улетаю в Пояс астероидов, я решил отложить напоследок, а о Сидусе вообще пока ничего не собирался рассказывать. Микки не удержится, поделится с матерью, а та найдет лишний повод назвать меня ненормальным.

Отпущенное время лучше было потратить не на слезы, которые обязательно хлынут у Микки, не на обещания, уверения и сожаления, а на обычную болтовню и дурачество. Сразу вспомнились годы, проведенные вместе, то, как дочь росла, как любила со мной играть или вместе заниматься ничегонеделаньем. Как мы часами бегали во дворе, гоняясь за ее растолстевшим и разленившимся псом, или объедались пиццей, сговорившись скрыть сей факт от матери. Теперь всего этого в моей жизни не будет как минимум год. А может, и больше…

Потому я натянул на лицо самую беззаботную из своих улыбок и, стараясь не смотреть дочери в глаза, предложил купить мороженое.

Но Микки мне никогда не удавалось провести. Даже когда ей было четыре, а я убеждал, что наш первый пес, корги Рокки, отправился в волшебную собачью страну, из которой любимцы не возвращаются, потому что не хотят, она не поверила. Сейчас ей уже двенадцать, она повзрослела и поумнела, а потому взяла меня за руку, потянула к себе и внимательно посмотрела в глаза. Брови дочери почти соприкоснулись над переносицей, отчего лицо ее стало и потешным, и суровым.

Микки помолчала минуту, а потом сказала всего одно слово:

— Говори.

Если я и мог чем-то гордиться в своей жизни, то только дочерью — не по годам умной, проницательной и рассудительной. Всю мою исповедь она выслушала, сверля взглядом орущих и носящихся за нашими спинами детей, и только в самом конце строгим голосом уточнила:

— Значит, мы не увидимся целый год?

Я почувствовал себя ужом на сковородке. Голову неожиданно сильно припекло солнце, и под требовательным взглядом дочери я принялся топтаться на месте, бормотать какую-то чепуху, которую вовсе не собирался говорить:

— Ну, год — это же всего ничего, оглянуться не успеешь. Ты закончишь шестой класс, и я вернусь. А там разбогатею… — Я сбился, потом начал врать: — Это знаешь какая работа?! Ух! Конкурс был огромный, народу — не протолкнуться, а взяли только меня. Большие деньги заработаю, вот вернусь — и поедем с тобой к морю. Или на Луну, да? Ты же всегда хотела там побывать! А еще возьмем тебе щенка, как ты мечтала, и кучу… — Я бы, наверное, еще долго нес ерунду, заикаясь на каждом слове и выдумывая немыслимые богатства, которые не светили мне ни при каком раскладе — во всяком случае, не с этой работой и не с такой рукой.

Но Микки, внимательно посмотрев на меня, тяжело вздохнула, сжалилась и просто сказала:

— Я буду скучать. Очень-очень.

Обнимая дочь, я почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Может, ну ее, эту шахтерскую работу, ну что мне сделают, если не явлюсь? Не убьют же, в самом деле. Микки за год вырастет, станет совсем другой, а я все пропущу — не смогу видеть ее даже раз в месяц.

Микки, кажется, думала о том же. Потому что, отпустив меня, вдруг принялась судорожно копаться в своем рюкзаке. А через мгновение с победным вздохом выудила оттуда новомодную коробку-клетку. Этот продукт современных технологий не так давно купила ей мать, так что теперь Микки могла повсюду таскать с собой ручного хомяка, не опасаясь рассыпать подстилку, потерять его или случайно раздавить. Технологическая клетка сама следила за состоянием питомца, поддерживая оптимальные для жизнедеятельности параметры, что самым благотворным образом сказалось на рыжем мохнатом комке, лоснящемся сейчас на солнце. И, конечно, там было шаровое колесо, бегать в котором грызун мог в любом направлении.

— Вот, пап, — гордо заявила Микки, сунув коробку мне под нос, — возьми с собой. Его зовут Тигр, он… Он присмотрит за тобой.

Я в первое мгновение растерялся — к чему мне хомяк в Поясе астероидов? Выдержит ли он перегрузки? Невесомость?

Хомяк, кажется, тоже в восторг от этой идеи не пришел, презрительно посмотрев на меня прищуренными от яркого солнца глазами.

— Он тебя защитит, если снова влипнешь в неприятности, — уверенно проговорила Микки, сморгнув выступившие слезы.

Толстые мохнатые щеки хомяка возмущенно надулись, усы затряслись. Но, кажется, спрашивать ни хомяка, ни меня никто не собирался.