Сказка для взрослых

Даниэла Стил, 2017

Камилла Ламмене, выросшая среди бескрайних виноградников Калифорнии, с детства разделяла с отцом его страсть к благородному искусству виноделия. И когда повзрослела, с радостью вступила в семейный бизнес. Однако счастливые месяцы, полные увлечения любимой работой, внезапно завершились кошмаром… Умерла мать Камиллы, и отца ловко затащила под венец француженка-авантюристка, позарившаяся на его состояние. И очень скоро Камилле пришлось бороться не только за свое наследие, но и за собственную жизнь. Поможет ли этой новой Золушке, далеко не столь робкой, как героиня сказки, ее очень необычная «фея-крестная»? И встретит ли она однажды своего «прекрасного принца», который станет для нее любовью всей жизни, другом, защитником и опорой?…

Глава 4

Кристоф забыл о встрече с графиней, поскольку винодельня занимала все его время. Через два дня после обеда виноделов ударили поздние заморозки, и он провел на ногах всю ночь, следя за тем, чтобы все виноградники обогревались и резкое похолодание не погубило посадки. Жаровни, хотя и старомодные, служили исправно. Жестокие морозы могли лишить шато «Джой» урожая на целый год. К счастью, скоро снова потеплело, но Кристоф и Чезаре до самого рассвета, выбиваясь из сил, оберегали кусты. В подобных случаях Чезаре трудился без сна и усталости, и отчасти за это Кристоф безмерно уважал его, чего Камилла не понимала.

Чезаре, как и Кристоф, обучался ремеслу винодела в лучших европейских традициях, однако оба они успешно перенимали современные американские методы и подходы. Чезаре досконально знал свои обязанности и гордился должностью управляющего, по сути — главнокомандующего, винодельней, на чьих плечах лежала забота о виноградниках, защита их от морозов, вредителей и прочих напастей, а еще посадка нового винограда. Он обладал редкой способностью замечать проблему едва ли не прежде, чем она возникала. Следил, чтобы бригады всегда были готовы к работе и действовали слаженно, а оборудование содержалось в идеальном порядке. Заботился, чтобы лозы обрезали, листья обрывали, а виноград собирали точно в нужное время. Чезаре постоянно советовался с Кристофом, прислушивался к его мнению, беспрекословно ему подчинялся и готов был явиться по первому зову в любую минуту дня и ночи. Виноградники шато «Джой» и винодельню он ставил превыше всего и вникал в каждую мелочь. Вдобавок он отличался безошибочным чутьем, чему Джой не придавала значения. Она считала Чезаре вздорным, сварливым старым обманщиком, несмотря на его бережную заботу о виноградниках. Кристоф ценил управляющего и легко мирился с его слабостями, закрывая глаза на мелкие недостачи и дутые отчеты о расходах, но Джой видела в этом тягчайшее преступление, караемое чуть ли не смертной казнью.

Чезаре постоянно пререкался из-за каждого доллара и лгал, когда ему это было выгодно. Камилла с трудом терпела его выходки и не собиралась прощать ему грехи. Она знала, как дорожит им отец и как важна работа Чезаре на винодельне, однако хотела защитить их деньги. А Чезаре перенес на Камиллу свои застарелые обиды и невзлюбил почти так же, как ее мать. Теперь они с Камиллой часто ругались, но в основном из-за мелочей.

Чезаре никогда не был женат и так и не стал отцом. В молодости был сердцеедом и бабником, но в пору зрелости угомонился, да и его яркая внешность поблекла. Он не был слеп к красоте Камиллы и охотно признавал, что она необыкновенная девушка, но жесткий характер, который, по его убеждению, дочь Кристофа унаследовала от матери, лишал ее женской привлекательности, о чем он не побоялся ей сказать. Разумеется, это тоже не прибавило теплоты их отношениям. Они ссорились постоянно и, как казалось Кристофу, без всяких веских причин.

— Ты навсегда останешься старой девой, если не одумаешься, — предупредил Камиллу Чезаре, когда та не поверила цифрам в его последнем отчете о расходах. Личные выпады он считал справедливой местью. — Мужчины не любят женщин, затевающих свары из-за денег. Я полагал, ты вернешься в университет и продолжишь обучение, — с надеждой добавил он.

Чезаре повторял это несколько раз после смерти ее матери. Не мог дождаться, когда она уедет. С Кристофом у него не возникало трений, не то что с Камиллой или Джой. Он объяснял это тем, что они американки. Чезаре предпочитал европейских женщин, хотя и покинул Италию тридцать лет назад.

— Я не вернусь в университет в ближайшие два-три года, — в очередной раз заявила Камилла. — К тому же я нужна папе здесь.

— Он может нанять другую секретаршу тебе на замену, — пренебрежительно усмехнулся он и надвинул на глаза потрепанную соломенную шляпу. Его всклокоченная седая грива выбивалась из-под полей, тугие пружинки волос торчали во все стороны.

Чезаре превратился в капризного желчного старика и привык не церемониться с Камиллой, поскольку его знаменитое обаяние не действовало на нее, как и на Джой. С годами он погрузнел — сказалась любовь к макаронам. Чезаре хорошо готовил и несколько раз приглашал Джой на обед, но та отказывалась. Кристоф иногда ходил к нему в гости один, Чезаре угощал его вкусной пастой, они засиживались допоздна за разговорами о виноградниках и о том, как улучшить качество вина.

Кристофу нравилась компания управляющего, хотя жена и дочь не разделяли его симпатий. Самоуверенный, вечно недовольный, Чезаре полагал, что женщины годны лишь для одного. Утверждал, что в бизнесе им не место, и, уж конечно, управлять винодельней способен только мужчина, женщине на это ума не хватит. Камиллу он ни во что не ставил, она читала это в его взгляде, слышала в голосе. Чезаре не осмеливался так обращаться с ее матерью, Джой резко высказывала ему все, что думала, им случалось кричать друг на друга. Камилла обращалась с ним мягче из уважения к его возрасту, вдобавок он был частью ее жизни: заботился о виноградниках сколько она себя помнила. Однако Камилла соглашалась с матерью, что Чезаре часто врет, изворачивается и к тому же нечист на руку. Камилла и Джой считали его ходячей неприятностью, но Кристоф, человек добрый и справедливый, ценил заслуги каждого из своих работников и прощал им недостатки. Он старался видеть обе стороны медали, так было и в ситуации с Чезаре.

— Закончится тем, что ты останешься одна, — снова пригрозил Камилле управляющий и направился к двери, бормоча что-то по-итальянски, как он обычно поступал, когда его ловили на лжи.

Ему нечего было сказать в свою защиту, и это привело его в бешенство. Камилле еще не исполнилось и двадцати трех, слова Чезаре ее не задели. Последнее, что она услышала, прежде чем он исчез, — ядовитое замечание в адрес американок. Повстречав в коридоре ее отца, Чезаре выразительно возвел глаза к потолку. Кристоф вошел в кабинет Камиллы и вопросительно взглянул на нее. Она прекрасно ладила со всеми, кроме управляющего.

— Проблемы с Чезаре? — Кристоф не слишком огорчился, однако заметил, что дочь раздражена, как всегда бывало с Джой после стычки с Чезаре.

— Он приписал лишние двадцать семь долларов к отчету о текущих расходах. Не понимаю, отчего он так возмутился.

— Не обращай внимания: присвоенные деньги Чезаре возмещает по-своему. На этой неделе он дважды работал со мной по ночам, когда ударили холода. — К счастью, скоро снова потеплело и виноградники не пострадали. — Если бы мы платили ему сверхурочные, то выложили бы значительно больше тех двадцати семи долларов, что он прибавил к сумме расходов. Чезаре ничего не может с собой поделать. Такова среда, в какой он рос. Не упустить своего и прихватить чужое — для него нечто вроде игры. Твою маму безумно раздражали его выходки, но ей не следовало тратить силы и нервы на подобные пустяки.

Джой была весьма аккуратной в делах, в бухгалтерских книгах учитывала каждый цент и твердо верила, что нельзя быть честным наполовину. Она часто приводила в пример Кристофу французскую пословицу: «Кто яйцо украл — тот и корову уведет». Джой не сомневалась в своей правоте и не доверяла управляющему. Она всегда подозревала, что от Чезаре можно ждать любой подлости, он вполне способен совершить и более крупную кражу, а потому нужно сделать все, чтобы этого не случилось.

— Мама ему не доверяла, — напомнила Камилла, и Кристоф печально улыбнулся.

Они проговорили несколько минут, а затем Камилла вернулась к работе. Содержимое больших, переплетенных в кожу бухгалтерских книг хранилось в памяти компьютера, но Кристоф уважал старомодные традиции и хотел, чтобы свежие данные заносились в гроссбухи, так что Джой, а теперь и Камилле приходилось проделывать двойную работу. Он верил в модернизацию, однако лишь отчасти. Камилла придумала удачный маркетинговый ход и ждала подходящего момента, чтобы обсудить его с отцом. Речь шла об использовании социальных сетей для рекламы их вин. Она знала, что Чезаре воспримет данную идею враждебно. Он с опаской относился к любым современным нововведениям, считая их пустой тратой времени, и ему нередко удавалось склонить на свою сторону Кристофа. Джой с ее новаторскими предложениями и грамотными бизнес-планами, благодаря которым винодельня развивалась и процветала, помогала мужу шагать в ногу со временем. Теперь же эстафету подхватила ее дочь, открытая всему новому, полная свежих идей.

Камилла уже видела десяток способов модернизировать завод и предвкушала, как расскажет о них отцу, когда придет время. Она хотела к лету внедрить кое-какие новшества и надеялась, что Кристоф их одобрит. В этом отношении отец был непредсказуем. Джой часто удавалось его убедить, он высоко ценил ее финансовое чутье и здравомыслие. Камилла знала: придется проявить себя, доказать отцу, что и к ее мнению следует прислушиваться. В известном смысле он все еще видел в ней маленькую девочку, да она и казалась совсем юной. Камилла всегда выглядела моложе своих лет. Красивое лицо с тонкими чертами она унаследовала от матери, а светлые волосы и большие синие глаза достались ей от отца. Знакомые не раз говорили, что Камилла похожа на Алису из Страны чудес, и она понимала: при такой внешности ее едва ли станут принимать всерьез мужчины вроде Чезаре. Он и к Джой относился без уважения, однако побаивался — она давала ему жесткий отпор. Камилла была мягче и вдобавок моложе. Кристоф знал, что дочь так же умна, как мать, и сможет занять место Джой на винодельне, а когда-нибудь в будущем — взять в свои руки управление. Он не возражал против новаций, однако полагал, что не обязательно увлекаться новомодными идеями и высокими технологиями. Кристоф мечтал, чтобы их бренд ассоциировался с европейскими традициями: эта стратегия прекрасно работала многие годы, какие бы современные приемы ни пускала в ход Джой. Сочетание их индивидуальностей, взглядов и мыслей явилось залогом успеха.

После беседы с Камиллой Кристоф вернулся к себе в кабинет, но не успел углубиться в работу, как молодая помощница объявила, что его просит к телефону графиня де Пантен. Вначале это его озадачило: имя ни о чем ему не говорило, сколько он ни напрягал память, — но потом Кристоф вспомнил француженку, свою соседку по столу на обеде виноделов. Он не предполагал, что снова встретит ее, обещание пригласить его в гости не принял всерьез и попросту забыл о том мимолетном знакомстве. Люди часто произносят из вежливости нечто вроде: «Давайте как-нибудь пообедаем вместе». В большинстве случаев «как-нибудь» так и не наступает. Вдобавок по сравнению с ним эта женщина казалась такой привлекательной в своем элегантном черном парижском костюме и дорогих украшениях. Графиня упомянула, что собирается задержаться в долине всего на полгода, чтобы развеяться, переменить обстановку. Шансы увидеть ее вновь были невелики: с тех пор как не стало Джой, Кристоф предпочитал проводить вечера дома, с дочерью. Он еще не привык к роли вдовца.

Когда Кристоф поднял трубку, элегантная графиня приветствовала его по-французски, а затем перешла на английский.

— Bonjour, Кристоф! — радостно воскликнула она, словно обращалась к старому другу.

Легкий, оживленный тон ее мгновенно поднимал настроение, заряжал энергией, будто глоток шампанского. Знатные француженки, которых Кристоф встречал в юности, держались иначе и к своему положению и титулу относились весьма серьезно. Графиня была другой, этим она и нравилась ему. Она казалась счастливой женщиной, хотя тоже недавно овдовела. Впрочем, графиня говорила, что муж был намного ее старше и к тому же последние несколько лет тяжело болел, так что, возможно, его смерть не стала для нее таким же огромным потрясением, как потеря жены для него. Джой ушла из жизни в сорок восемь лет, сильной, красивой женщиной, когда они были абсолютно счастливы, полагая, что впереди у них еще долгие годы. Кристоф так и не свыкся с утратой и чувствовал себя обкраденным.

— Простите, что беспокою вас в офисе, — произнесла графиня. — Я не вовремя?

— Вовсе нет. — Слушая ее, он улыбнулся. У нее был чудесный голос.

— Я не задержу вас надолго. В следующую субботу я устраиваю у себя небольшой ужин. В доме, что арендовала. Соберется человек десять. Решила доставить себе удовольствие. Вдобавок я познакомилась здесь с интересными людьми. Надеюсь, вы сможете прийти.

Кристофу не пришлось заглядывать в календарь: он никуда не выезжал по вечерам и не встречался с друзьями в выходные. Правда, на днях собирался лететь в Голландию, но к будущей субботе планировал вернуться. Он сомневался, что готов жить холостяком и ходить на вечеринки: вернее, знал наверняка, что это не так, но ему не хотелось показаться невежливым, а кроме того, в графине Кристоф видел товарища по несчастью. Она старалась не падать духом, и он почувствовал себя обязанным тоже сделать усилие. Кристоф не мог отказать ей, сославшись на недавнюю смерть жены, это прозвучало бы жалко и плаксиво. «Если Сэм Маршалл сумел справиться со своим горем, то смогу и я», — решил он.

— Это будет простой ужин, без всяких формальностей, — добавила графиня. — Мужчины придут в джинсах и блейзерах, галстук вам не понадобится, хотя тот розовый, что был на вас в прошлый раз, выглядел элегантно. Придется мне устроить еще один ужин, чтобы вы надели его снова, — шутливо заметила она.

Кристоф удивился, что графиня запомнила такую мелочь.

— Я с радостью приду, — отозвался он, польщенный, что его пригласили, хотя понятия не имел, кто соберется в ее доме: толпа неизвестных ему людей или его приятели.

Кристоф боялся столкнуться с дальними знакомыми, которые не слышали о смерти Джой. Ему не хотелось пускаться в объяснения и сообщать кому-то плохие новости. Такое случалось несколько раз на официальных встречах, или когда он ездил по делам в Сент-Хелину и Джантвилл. Разговоры эти причиняли ему боль, однако Кристоф понимал: первое время избежать их не удастся, если не оставаться вечно в четырех стенах. Порой у него возникало подобное желание, и каждый раз его удерживала мысль, что затворничество не пойдет на пользу ни ему, ни Камилле. Он чувствовал, что ради дочери должен притвориться, будто его жизнь постепенно налаживается, даже если сам в это не верит. Кристоф каждый день плакал, вспоминая Джой, чаще всего по вечерам, ложась спать или просыпаясь утром один в своей постели. Днем он погружался в дела.

— Благодарю вас за приглашение, графиня, — вежливо произнес он.

Мадам де Пантен рассмеялась:

— Пожалуйста, зовите меня Максин, если не хотите, чтобы я обращалась к вам «мсье Ламмене». И не перейти ли нам на «ты»? Французское «vous’» звучит слишком официально.

Кристоф улыбнулся: во Франции «вы» говорят друг другу посторонние или чопорные люди. Графиня держалась без всякой церемонности и разговаривала с ним свободно, непринужденно.

— Спасибо, Максин.

Она назвала ему время встречи и адрес. Улица носила меткое название Мани-лейн^[2], как раз под стать стоявшим на ней роскошным домам, как старым, так и недавней постройки. Судя по манере одеваться Максин и по тому, как она держится, едва ли графиня выбрала скромный, неприметный дом, чтобы снять его на полгода, предположил Кристоф.

— Я собираюсь пригласить французского повара из ресторана «Гари Данко» в городе: надеюсь, ты его одобришь.

Кристоф снова не смог скрыть удивления. Впрочем, следовало ли удивляться, что свою небольшую вечеринку она задумала обставить с размахом. «Гари Данко» считался самым дорогим рестораном в Сан-Франциско и славился изысканной кухней. Кристоф поблагодарил графиню, попрощался и, повесив трубку, погрузился в работу. Ему предстояло спланировать поездку в Европу и написать людям, с которыми он рассчитывал там встретиться. К вечеру Кристоф и думать забыл о приглашении Максин. На следующий день голова у него была занята другими заботами, и появление рассыльного с письмом застало его врасплох. Кристоф озадаченно взял в руки плотный, сливочной белизны конверт, адресованный ему. В левом нижнем углу, выведенные темно-коричневыми чернилами, значились буквы ДЛ, означавшие, что письмо следует доставить лично, а не доверить почте. Открыв конверт, он увидел того же сливочного цвета открытку с золотым гербом и изящной надписью от руки: «Pour Mémoire», что означало: «Напоминание». Ниже Максин указала, когда и где состоится ужин. Как истинная графиня она следовала строгим французским традициям. Другие друзья Кристофа в долине послали бы ему имейл или эсэмэс, а не открытку с гербом. В самом низу она приписала: «Я так рада, что ты сможешь прийти. À bientôt!^[3] М.».

Он на мгновение задумался, кто еще приглашен на ужин и какую прослойку местного общества облюбовала Максин, а потом оставил открытку на столе и забыл о ней. В графине было больше от подлинных европейцев, приверженных традициям прошлого, чем в любом из его знакомых в долине, включая самых известных виноделов, таких как Сэм и несколько других. Кристоф ничего не знал о ее корнях, но это не имело значения. Максин была замужем за графом, что объясняло ее желание следовать этикету.

Кристоф вспомнил о приглашении графини вечером накануне приема, увидев пометку в своем ежедневнике, и рассказал о нем Камилле, когда они ужинали в кухне цыпленком, которого оставила для них Ракель. После смерти Джой они не пользовались столовой, и Кристоф не собирался ничего менять. Ему нравилось есть в кухне вдвоем с дочерью.

— Забыл тебе сказать, завтра вечером я иду в гости. Надеюсь, ты не будешь возражать. — К удивлению Камиллы, отец выглядел виноватым.

— Конечно, нет. Тебе надо чаще выбираться из дому. Собираешься к Сэму?

Сэм был единственным другом, с кем в последние месяцы Кристоф поддерживал отношения, ведь он лучше всех понимал, что значит потерять любимую жену. Приятели прекрасно проводили время вместе, а поскольку оба любили мексиканскую кухню, несколько раз ходили обедать в мексиканский ресторан. Они охотно пользовались возможностью поговорить о делах и обсудить проблемы, которые приходилось решать обоим, хотя по своему размаху предприятие Сэма намного превосходило шато «Джой».

— Меня пригласили на ужин, — объяснил Кристоф, когда они доели цыпленка. — Боюсь, там слишком шикарно для меня, но отказаться было неудобно.

Камилла порадовалась за отца. Ему следовало чаще встречаться с людьми, мама тоже этого желала бы. Так она сказала Камилле перед смертью. Джой не хотела, чтобы до конца дней Кристоф жил затворником, оплакивая ее. Он должен жить дальше и когда-нибудь встретить другую женщину, считала мама, хотя Камилла не могла думать об этом без слез. Она не была пока готова к переменам, как и сам Кристоф.

— Кто тебя пригласил? — спросила дочь за мытьем посуды.

— Одна француженка, я сидел с ней рядом за столом на обеде виноделов месяц назад. Она приехала сюда на полгода. Недавно овдовела. У нее двое сыновей, я тебе рассказывал.

Камилла решила тогда, что эти сыновья намного ее старше, а сама графиня — важная дама преклонных лет.

— Прекрасная новость, папа.

Давний приятель по колледжу собирался в конце недели приехать в долину Напа со своей девушкой и пригласил Камиллу на ужин в «Бушон», недорогой ресторан французской кухни. Она сначала отказалась, чтобы не оставлять отца одного на все выходные, но теперь могла бы пойти.

— Я тоже хотела бы завтра встретиться с друзьями.

Ее товарищ по Стэнфорду устроился на работу в Пало-Альто, они не виделись со времени окончания университета, и Камилла с радостью предвкушала встречу.

— Надо было мне спросить, можно ли взять тебя с собой, — произнес Кристоф. — Я об этом не подумал, но, по правде сказать, боюсь, тебе там будет скучно.

Следующий день Камилла провела в Мидвуде, где остановились ее друзья. Они вместе посидели в отеле, потом в клубе, а оттуда отправились в Джантвилл и поужинали в уютном ресторанчике «Бушон». Камилла любила это место. Она познакомилась с девушкой своего приятеля по Стэнфорду, та показалась ей веселой и забавной. У Камиллы не было пары, однако ее друзей это не смущало и они прекрасно провели время втроем. Общество ровесников доставило ей огромную радость. Когда год назад заболела мама, Камилле пришлось отказаться от встреч с друзьями. А в последние месяцы смыслом ее жизни стала работа на винодельне и забота об отце, ни на что другое времени уже не оставалось.

Кристоф оделся нестрого, как предлагала Максин: в выглаженные джинсы, белую рубашку без галстука и темно-синий блейзер от «Эрмес», который купила ему Джой в Сан-Франциско. Жена всегда следила за его гардеробом. Кристоф не любил ходить по магазинам и чувствовал себя комфортнее, когда находился за рулем трактора или расхаживал по виноградникам в грубых рабочих ботинках, однако, садясь в свой «астон мартин», чтобы ехать по адресу, который дала ему Максин, выглядел весьма респектабельно и эффектно. На переднем сиденье автомобиля лежало приглашение графини с ее адресом и телефоном на случай, если произойдет нечто непредвиденное или не удастся найти дом. Впрочем, Кристоф хорошо знал этот район и от шато «Джой» добрался туда за пятнадцать минут на своей быстрой машине.

Он нажал кнопку радиопереговорного устройства у ворот, и ему ответил мужчина. Кристоф назвал свое имя, и ворота автоматически открылись. Дом был еще роскошнее, чем он представлял. Обширное одноэтажное здание современной архитектуры с ухоженным садом, огромным бассейном и беседкой, где уже собирались гости, чтобы выпить перед ужином мохито, мартини или «Космополитен». Им прислуживал официант в белом фраке. В саду рядом с домом на длинном обеденном столе, покрытом белоснежной скатертью, стояли цветы и свечи, сверкающий хрусталь и тонкий фарфор. Когда навстречу гостям шагнула Максин в длинном, до пола, бледно-розовом платье из прозрачного шифона, в золотых босоножках на высоких каблуках и с распущенными волосами, темной волной спадавшими ей на спину, казалось, будто она сошла с обложки глянцевого журнала. Кристофа кольнула боль, он на мгновение ощутил острую тоску по жене, хотя Джой никогда не носила таких платьев и не устраивала пышных официальных приемов.

Джой любила вечеринки в шато, но они всегда проходили непринужденно, с оживленными разговорами и хорошей стереомузыкой. Джой удавалось создать теплую дружескую атмосферу. Максин предпочитала совершенно иной стиль: официальный, утонченный, изысканно-элегантный. Она носила одежду от французских кутюрье, была стройнее, чем Джой, и выше ростом. При встрече Максин поцеловала Кристофа в обе щеки, на французский манер, словно близкого друга, в этом жесте было что-то до странности интимное, даже немного эротичное. Нечто дерзкое сквозило во всем ее облике. Джой была бесстрашной и сильной, однако не такой общительной и экспансивной, как Максин. Своим стремлением к совершенству она напоминала виртуозного циркового акробата во всем, что делала, тогда как Максин походила скорее на шпрехшталмейстера, который внимательно за всем следит, не упуская ни единой мелочи. Она представила друг другу гостей, но Кристоф не нашел среди них знакомых, такое с ним случалось редко: в долине Напа он знал почти каждого.

Здесь были две супружеские пары из Лос-Анджелеса, из мира киноиндустрии. Недавно они купили обширные виноградники и собирались управлять ими из Голливуда. Кристоф понял, что эти киношники ничего не смыслят в виноделии, да и вообще не интересуются винами. Для них покупка земли в долине лишь символ высокого положения в обществе. Мексиканца с супругой Кристоф видел впервые, хотя читал о нем в газетах — тот считался одним из богатейших людей своей страны. Его сопровождали два телохранителя, державшихся на почтительном расстоянии. Находился среди гостей и нефтяной магнат из Далласа с женой, и чета из Саудовской Аравии, владевшая недвижимостью по всему миру. Муж влюбился в долину Напа и подумывал приобрести тут дом. Не так давно он уже купил отель и универмаг в Сан-Франциско, а теперь решил, что неплохо бы иметь виллу в долине и привозить сюда на лето детей, когда они не проводят время у себя на юге Франции, или на Сардинии, или на собственной яхте в Средиземном море. Все это пестрое сборище объединяло одно — большие деньги. Приезжих подобного сорта Кристоф обычно избегал. Графиня собрала в доме богачей со всего мира, а пары из Лос-Анджелеса и Далласа, явно нувориши, откровенно щеголяли своим недавно сколоченным состоянием. Все они были, в общем, приятными людьми, но слишком экзотичными для Кристофа. Он предпочитал общество солидных местных виноделов, с которыми легко находил темы для разговоров, поскольку их многое объединяло. Компания на вечеринке Максин показалась ему чересчур экстравагантной. Его благородные предки французы были почтенными, уважаемыми землевладельцами, а эти люди жили в своем замкнутом мирке, о котором он ничего не знал, да и не хотел знать. Кристоф заметил, что, кроме него самого и хозяйки, на вечеринке одни только супружеские пары. Гости видели его впервые, а потому не спрашивали, где Джой и что с ней случилось. За ужином Кристофа посадили во главе стола, по правую руку от Максин, он оценил этот вежливый, великодушный жест, однако немного смутился, оттого что ему отвели роль почетного гостя. Но вопреки его опасениям разговор за столом завязался весьма оживленный и интересный. Все здесь много путешествовали и лишь недавно открыли для себя очарование долины Напа. Ужин, как и ожидалось, был изысканный, со множеством закусок и горячих блюд. Кристоф обнаружил на всех красных винах, что подавались к столу, этикетки шато «Джой» — это его поразило и тронуло. Гости хвалили напитки, дружно выражая Кристофу свое восхищение. Максин выбрала лучшие, самые старые из его вин. Он с гордостью видел, как высоко их оценила эта искушенная публика. Пара из Саудовской Аравии призналась, что его пино-нуар нравится им больше, чем шато-марго, и Максин ему улыбнулась. Улучив минуту, когда все остальные увлеклись беседой, Кристоф поблагодарил графиню за то, что отдала предпочтение его винам.

— Тебе следовало сказать, я прислал бы вино, — вежливо произнес он.

Максин мягко коснулась его руки, словно на мгновение легкокрылая бабочка опустилась на тыльную сторону ладони.

— Нет, Кристоф. Ты не можешь просто раздавать вина всем желающим. А продавец в магазине мне посоветовал, какие марки купить.

Он выбрал самые дорогие, отметил Кристоф и сообразил, что ужин обошелся графине в немыслимую сумму. Некоторые из его вин стоили дороже, чем прославленные марки французских конкурентов.

После ужина заиграла музыка, гости начали танцевать, но Кристоф не примкнул к ним. Он даже не представлял, что мог бы танцевать с кем-то, кроме Джой. Зато он с удовольствием беседовал с Максин и остальными, пока звучала музыка, и чувствовал себя свободно. Позднее подали крепкие французские ликеры и бренди. Гости начали расходиться только в половине второго ночи. К удивлению Кристофа, вечер с отменным угощением для избранных, куда он сам попал по чистой случайности, прошел чудесно. Максин устроила все великолепно, с элегантной утонченностью и безупречным вкусом. Эта вечеринка мало напоминала «простой дружеский ужин». Приемы такого уровня были редкостью даже в долине Напа, известной своим снобизмом и полной приезжих с большими деньгами. Когда Кристоф вслед за первыми гостями поднялся, чтобы уйти, Максин шепотом попросила его подождать, пока разъедутся остальные, и ненадолго задержаться.

— Всегда приятно немного посплетничать, — добавила она с лукавыми искорками в глазах.

Кристоф рассмеялся и кивнул. Они с Джой тоже любили поболтать в машине по пути домой, обсудить, как прошла вечеринка. Когда все разъехались, Кристоф сообразил, что со стороны это выглядело так, будто он близок с Максин и остался провести с ней ночь. Ему снова стало неловко, но графиня не сделала и не сказала ничего неуместного после ухода гостей. Сняв свои золотые босоножки от Кристиана Лубутена, с высокими каблуками и красными подошвами, она опустилась в шезлонг возле бассейна и завела разговор о прошедшем вечере. В прозрачном газовом платье, босая, она вдруг показалась Кристофу удивительно юной. Максин знала немало о своих гостях помимо того, что все они были несметно богаты, и рассказала о каждом. Мексиканец, как выяснилось, содержал красивую молодую любовницу-кинозвезду, а дама из Далласа завела роман с одним известным виноделом, что удивило Кристофа. У саудовского миллиардера в Эр-Рияде оставались еще три жены, которых тот обычно не брал с собой в путешествия и не водил на приемы, однако в Лондоне он зашел в «Графф», чтобы купить украшения всем четырем. Та же из женщин, что приходила на ужин, считалась главной женой и состояла в кровном родстве с королем Саудовской Аравии. Максин слышала сплетни обо всех и с удовольствием делилась ими с Кристофом.

— Как ты с ними познакомилась? — спросил он со смехом, не скрывая восхищения.

Кристоф еще не встречал подобных женщин: в Максин было что-то очень чувственное и притягательное. Он видел, что нравится ей, хотя принадлежал к иному кругу, нежели ее друзья, и не мог с ними соперничать. Пусть он добился невероятного успеха, его винодельня процветала, а во Франции семья Ламмене пользовалась известностью и почетом, однако состояние его не исчислялось миллиардами долларов, как у тех денежных мешков, что собрались минувшим вечером за столом Максин.

— Да так, встречались иногда то там, то тут, — произнесла она. — Я пыталась уговорить твоего друга Сэма Маршалла прийти, но он слишком занят.

Сэм не ответил на звонок, а его секретарша незамедлительно отправила Максин электронное письмо с отказом.

— Честно говоря, подобные вечеринки не в его вкусе. Ему бы не понравилось. Сэм предпочитает свой собственный мир.

Маршалл не уступал друзьям Максин ни в богатстве, ни в положении, но выбрал иной образ жизни. Его не интересовали ни яхты, ни роскошные дворцы, хотя он и жил в прекрасном доме. Почти все время Сэма занимали дела и жизнь в долине среди людей, прочно, обеими ногами стоявших на земле. Предки Кристофа, пожалуй, больше ценили земные радости. Саудовский магнат был знаком с двумя его дядями, которые любили красивую жизнь и обычно проводили лето на юге Франции. Кристофа это не привлекало, но у него по крайней мере имелся опыт подобной жизни. Сэм же чувствовал себя среди праздной роскоши как рыба, выброшенная из воды, и люто ненавидел всякие компании.

— Мы с мужем жили отшельниками, с тех пор как переехали из Парижа в его шато в Перигоре. Конечно, мне безумно не хватает его, однако я изголодалась по общению, по новым знакомствам, а здесь так много интересных личностей. По-моему, в долину Напа влечет людей со всего мира. — Максин улыбнулась Кристофу.

— Это верно, — согласился он. — И не всегда порядочных. Должен признаться, я предпочитаю общество собратьев по ремеслу, владельцев винных заводов, но сегодня мне представился редкий случай. Я никогда не встречал подобных людей. Наверное, ты скучаешь по Парижу. Там ты могла бы вести другую жизнь, не то что в нашей тихой заводи.

Максин казалась такой утонченной, элегантной и светской, что Кристоф не представлял ее рядом с обычными жителями долины и даже среди крупных виноделов вроде Сэма.

Она немного помолчала, а потом произнесла:

— Знаешь, какие во Франции сложные, запутанные законы о наследовании? У моего мужа остались пятеро детей, и три четверти имущества отошло им. Раздел собственности, при котором я получала свою четверть, а они остальное, проходил крайне тяжело. На время разбирательства на все активы наложили запрет, а мои пасынки с падчерицей хотели переехать в парижский дом и имение в Перигоре. У нас с мужем не было общих детей, что тоже сыграло свою роль. Ужасно неприятно. Я не могла этого вынести, у меня совсем расстроились нервы. Дети Шарля всегда ревновали отца ко мне, потому что я была к нему добра. У мужа четверо сыновей, настоящие чудовища, и дочь, которая терпеть меня не может. Друзья говорили мне, что я поступаю глупо, слишком благородно. Но я любила Шарля и не хотела видеть, как раздирают на части то, чем он дорожил. Я взяла лишь немногое, продала свою долю его детям и покинула Францию. Мечтала уехать от них как можно дальше. Я не в силах больше видеть наш парижский дом, это разбило бы мне сердце. Мы с Шарлем прожили там пять лет, самые счастливые годы моей жизни, а шато в Перигоре было мрачным, да к тому же сильно обветшало и нуждалось в ремонте: никто не занимался им со времен деда и бабушки Шарля. Я подумала, что переезд в долину Напа станет для меня чудесной переменой. С этим местом меня не связывают воспоминания. Здесь я смогу начать жизнь с чистого листа. Не знаю, надолго ли я останусь. Вероятно, ближе к осени переберусь на время в Лос-Анджелес. Или в Даллас, там гостеприимные, доброжелательные люди. Кстати, так я и познакомилась с парой, приходившей сегодня вечером. Я прожила там месяц, прежде чем приехать сюда. Еще у меня есть один старый приятель в Хьюстоне, он женат на уроженке Техаса из семьи нефтяного магната. Она познакомила меня со множеством людей. Но пока я вполне счастлива тут, в долине Напа. Я пережила две утраты: лишилась мужа и прежней жизни. Дети Шарля все разрушили. С моими сыновьями они тоже обошлись жестоко. В прошлом году мальчики потеряли отца, человека немолодого, а теперь еще и отчима. Год выдался тяжелый для всех нас. Я ищу себе новый дом, чтобы начать все заново. Моим сыновьям больше нравится во Франции, однако я хотела бы видеть их здесь, рядом со мной. Еще у меня мама восьмидесяти семи лет, я собираюсь взять ее к себе, когда куплю дом. Не стану перевозить ее, пока не решила, где буду жить.

Кристоф предположил, что дети покойного мужа Максин выплатили ей достаточно крупную сумму за то, что, как она рассказала, разрушили ее жизнь. В долине Напа графиня, несомненно, жила на широкую ногу в арендованном доме, находила себе развлечения и устраивала пышные приемы, но по ее словам выходило, будто пасынки ограбили ее и унизили. Однако, похоже, она не испытывала к ним враждебных чувств и не намеревалась затевать судебную тяжбу, а просто уступила свою долю наследства, согласившись на сравнительно небольшую компенсацию. У Кристофа это вызвало уважение.

— Что ж, надеюсь, ты найдешь дом, который ищешь, Максин, — искренне произнес он. — Поселишься среди хороших людей и вернешь себе душевный покой, ты его заслужила. Долина Напа — чудесное место. В здешних краях встречаются очень хорошие люди, хотя и не такие состоятельные, как твои сегодняшние гости.

— Спасибо, — тепло улыбнулась Максин.

Кристоф поставил бокал на стол и поднялся. Было уже очень поздно, почти три часа ночи. Когда все разошлись, он перешел на воду и больше не притрагивался к вину, так что мог сесть за руль. После вечеринки Кристоф чувствовал радостное возбуждение и подъем, но пьян не был.

— Я прекрасно провел время. Спасибо, что пригласила меня, — произнес он, направляясь к машине.

Максин шла рядом, босая, в струящемся воздушно-прозрачном платье от Нины Риччи, купленном в Париже. Впрочем, Кристоф об этом не догадывался, да и не запомнил бы, даже если б графиня сама ему сказала. Он знал лишь, что Максин красива, умна и очаровательна и ей крепко досталось во Франции от детей покойного мужа. Она была энергичной, остроумной и приятной собеседницей, помимо этого он не знал о ней ничего, да и не стремился узнать. Кристоф на мгновение задумался, станут ли они друзьями или же Максин переедет куда-то еще: эта женщина была слишком шикарной для долины Напа. Наверное, его жизнь казалась ей смехотворно простой, и в этом она не ошибалась. Но Кристоф любил свою жизнь и не променял бы ее ни на какую другую. А графиня была лишь редкой бабочкой из иного мира, диковинным созданием яркой расцветки, с крыльями, усыпанными бриллиантовой пыльцой. Прекрасной бабочкой из чужой вселенной.

Прощаясь, Максин снова расцеловала его в обе щеки, затем впорхнула в дом, а Кристоф поехал прочь на своем «астон мартине» с чувством, будто провел вечер на «летающей тарелке», полной удивительных пришельцев, а теперь возвращается на Землю. И как всегда, подъехав к дому, ощутил одиночество. Как бы ему хотелось рассказать обо всем Джой! Но те дни остались в прошлом.

Примечания

2

От англ. money — деньги.

3

До скорой встречи! (фр.)