Сказка для взрослых

Даниэла Стил, 2017

Камилла Ламмене, выросшая среди бескрайних виноградников Калифорнии, с детства разделяла с отцом его страсть к благородному искусству виноделия. И когда повзрослела, с радостью вступила в семейный бизнес. Однако счастливые месяцы, полные увлечения любимой работой, внезапно завершились кошмаром… Умерла мать Камиллы, и отца ловко затащила под венец француженка-авантюристка, позарившаяся на его состояние. И очень скоро Камилле пришлось бороться не только за свое наследие, но и за собственную жизнь. Поможет ли этой новой Золушке, далеко не столь робкой, как героиня сказки, ее очень необычная «фея-крестная»? И встретит ли она однажды своего «прекрасного принца», который станет для нее любовью всей жизни, другом, защитником и опорой?…

Daniellе Steel

Fairytale

© Danielle Steel, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2019

Моим чудесным детям

Беати, Трэвору, Тодду, Нику, Сэм, Виктории, Ванессе, Максу и Заре.

Пусть все ваши сказки станут явью

И не коснется вас никакое зло.

А если это все же случится, будьте сильными, мудрыми и отважными.

Пусть ваши истории заканчиваются счастливо.

Всегда помните, как сильно я люблю вас, всем сердцем и душой.

С любовью, мама

Глава 1

Камень для строительства Кристоф заказал во Франции, предупредив, что ему не нужен огромный величественный замок. Он взял за основу четырехсотлетнее шато, принадлежавшее его семье, и хотел создать нечто похожее. Для своего замысла предоставил архитектору множество рисунков и фотографий. Кристоф понимал: с учетом места, которое выбрал для постройки, придется кое-что изменить, но в отношении пропорций остался тверд: шато должно быть не слишком большим и не слишком маленьким. Для нового жилища он нашел холм с поляной, окруженной прекрасными старыми деревьями. Ландшафтный дизайнер с восторгом поддержал идею посадить повсюду розовые кусты, как во Франции.

Летом строительство велось уже полным ходом, тогда он и попросил Джой стать его женой. К тому времени они встречались более года. Кристоф возвел винодельню среди виноградников одновременно с шато, ставшем настоящей жемчужиной. Они поженились в соседней церкви в конце августа, свидетелями были двое рабочих с его виноградников, церемония прошла скромно. Тогда у них еще не появились настоящие друзья в долине. Но они были вместе, а для начала этого более чем достаточно. Они верили, что остальное придет позднее. Свою жизнь строили вдвоем, страсть Кристофа к земле вызывала у Джой искреннее уважение. Это чувство всегда жило в его сердце, въелось в его плоть и кровь. Виноградные лозы являлись для него живыми существами, которых он заботливо растил, поил и кормил, лелеял и оберегал. С такой же нежностью Кристоф относился к жене. Берег ее как драгоценный дар, как величайшее сокровище, а Джой расцветала в лучах его любви и любила Кристофа так же сильно, всей душой.

К первому Рождеству, которое они встретили как женатая пара, шато еще не успели достроить. Джой с мужем по-прежнему жили в маленьком домике, вполне подходящем для тихой, безмятежной жизни вдвоем. К тому времени Джой находилась на четвертом месяце беременности, и Кристоф хотел закончить строительство весной, чтобы в июне, когда родится их первенец, принести его в новый дом. После замужества Джой оставила работу в Кремниевой долине, поскольку не могла ездить так далеко, и с увлечением принялась помогать Кристофу на винодельне. Она отвечала за деловую сторону и управляла финансами, а он занимался винами. В мае они перебрались в шато, как и обещал Кристоф; за прошедшие недели ее живот успел вырасти и округлиться. Они прожили месяц в новом доме, ожидая рождения ребенка. По вечерам и в выходные Джой расписывала стены, рисовала прекрасные фрески, а дни проводила за работой в их новенькой заводской конторе. Кристоф назвал винодельню в честь жены: «Джой», — и едва ли мог выбрать более точное слово, чтобы описать их жизнь^[1].

Каждое утро они просыпались радостные, оживленно спешили на работу, затем вместе обедали дома, обсуждали свои успехи и проблемы, которые предстояло решить. Кристоф посадил виноград по всем правилам искусства виноделия, как его учили с детства. Два его дяди приехали из Франции посмотреть на виноградники, одобрили усилия племянника с женой и заявили, что через двадцать лет их винодельня будет лучшей в долине Напа. Новые посадки винограда росли превосходно, а шато быстро стало для Кристофа с Джой любимым домом. Они обставили его старинной мебелью французской провинции, покупая вещи на деревенских аукционах и в антикварных лавках.

Ребенок появился на свет легко и быстро, как воплощались в жизнь их планы последние два года. Они поехали в больницу утром, вскоре после завтрака, когда Джой сказала мужу, что время пришло. Их автомобиль, спустившись с холма, остановился у дверей больницы, и еще до наступления вечера Джой уже держала на руках прекрасную девочку, а Кристоф с благоговением смотрел на жену. Все произошло просто и естественно. При рождении малышке достались от матери светлые волосы и белая кожа, а от отца — синие глаза. Было ясно, что глаза ее не изменят цвета, ведь Джой тоже была синеглазой. Кожа младенца светилась молочной белизной, и Кристоф сказал, что девочка похожа на цветок. Ее назвали Камиллой.

На следующий день они вернулись домой, чтобы жить вместе, втроем. Камилла росла с любящими родителями в прелестном маленьком шато, среди неповторимой красоты долины Напа, любуясь с вершины холма виноградниками своего отца. Предсказание братьев отца Кристофа сбылось. Через несколько лет его пино-нуар стало одним из лучших в регионе. Винодельня Ламмене процветала, будущее семьи было обеспечено, крупные виноторговцы в долине говорили о Кристофе с уважением и восхищением, а многие обращались к нему за советами. Помимо семейного наследия — опыта, накопленного многими поколениями предков-виноделов, — Кристоф обладал почти безошибочным чутьем. Самым близким его другом был Сэм Маршалл, владелец известного винного завода в долине. Сэм не мог похвастаться ни давними фамильными традициями, ни знанием французской культуры виноградарства, однако чувствовал, как получить первоклассные вина, и смело брал на вооружение новые способы. Он владел самыми обширными землями в долине, и Кристоф любил обмениваться с ним идеями.

Жена Сэма — Барбара — и Джой тоже подружились, в выходные две супружеские пары с детьми часто собирались вместе. Когда родилась Камилла, у Маршаллов уже был ребенок, мальчик семи лет. По воскресеньям они обедали всей компанией, и юный Филипп не мог оторвать глаз от малышки. Пока Кристоф готовил французские блюда, беседуя с Сэмом о делах, женщины присматривали за детьми. Впервые Джой позволила Филиппу взять Камиллу на руки, когда той исполнилось две недели. Впрочем, значительную часть времени мальчишка предпочитал лазать по деревьям, бегать по полям, рвать фрукты в саду или кататься на велосипеде по подъездной дорожке.

Сэм Маршалл родился в долине и всего добился сам, собственным трудом. К делу своему он относился серьезно и бесконечно восхищался этим качеством в Кристофе. Сэма всегда раздражало, когда преуспевающие дельцы из больших городов вроде Лос-Анджелеса или даже Нью-Йорка покупали участки земли, сажали несколько кустов винограда и, ничего толком не зная о производстве вина, объявляли себя опытными виноделами, начинали важничать и зазнаваться. Сэм называл их «воскресными виноделами» и терпеть не мог подобных людей, как и его друг.

Кристоф был убежден, что секреты создания лучших вин должны передаваться из поколения в поколение, однако уважал Сэма за обширные познания и стремление учиться. Сэм так много работал, с такой жадностью впитывал новое, глубоко почитая землю со всеми ее плодами, что Кристоф проникся к нему искренней симпатией. Они оба предпочитали общество серьезных виноделов, способных поделиться ценными знаниями и опытом. Винный бизнес привлекал множество любителей. Солидные винодельни покупали люди с деньгами, главным образом нувориши, которым хотелось покрасоваться. Вдобавок с годами в долину перебралась и «старая гвардия», аристократия из Сан-Франциско. Они держались обособленно, устраивали вечера, куда приглашали лишь избранных, и презирали остальных, хотя порой допускали в свой узкий круг наиболее известных виноделов, включая Кристофа, который, впрочем, не испытывал интереса к подобным сборищам.

Камилла росла в атмосфере счастья, созданной родителями, ее окружение составляли винодельческие династии долины Напа и несколько близких друзей. Со временем Кристоф купил новые участки земли, расширив границы своих владений, разбил виноградники и нанял еще одного управляющего, итальянца из Тосканы по имени Чезаре. Джой его недолюбливала — Камилла часто замечала недовольную гримасу на лице матери, стоило ему войти в контору или покинуть комнату.

Джой продолжала управлять финансами, пока Камилла росла. После школы девочка играла в виноградниках или бродила по винодельне. Она часто повторяла, что хочет учиться в Стэнфорде и стать виноделом, как мама и папа. Родители казались ей верхом совершенства, дочь восхищалась каждым их поступком и мечтала продолжить семейную традицию. Камилла постоянно ездила с родителями в Бордо, познакомилась с кузенами, с дядями и тетями Кристофа, но в долине Напа ей нравилось больше, свой дом она считала лучшим местом на земле. Как отец, Камилла не хотела жить во Франции. Их любовь к Калифорнии разделяла и Джой. Маршаллы оставались самыми близкими их друзьями; пока дети росли, Филипп оказывался попеременно то мучителем Камиллы, то ее героем. Семью годами старше девочки, он часто дразнил ее. Филипп учился в последнем классе школы, когда Камилле только исполнилось десять лет. И все же он не раз защищал свою маленькую подружку, заметив, что ее обижают. Филипп присматривал за ней как за младшей сестрой, но вскоре поступил в колледж и, к сожалению Камиллы, они стали видеться только во время каникул.

В то лето, когда на очередном ежегодном маммографическом исследовании у Джой обнаружили рак груди и мир их семьи рухнул, ей было сорок четыре, Кристофу на год больше, а Камилле едва исполнилось семнадцать лет. Врачи решили обойтись без ампутации груди и удалить только опухоль. Они рассчитывали, что сумеют победить болезнь в течение года с помощью интенсивной химиотерапии и облучения. Кристоф обезумел от ужаса. После курса процедур состояние Джой ухудшилось, однако она продолжала каждый день приходить ненадолго в винодельню, а Камилла старалась помочь ей. Джой не желала сдаваться и храбро сражалась со страшной болезнью. Зимой ей стало хуже, для семьи наступили самые мрачные времена, но Джой по-прежнему не теряла воли к жизни и делала все, чтобы исцелиться. Позднее она говорила, что боролась ради Камиллы и Кристофа. Год спустя врачи объявили, что лечение прошло успешно; наступила ремиссия, и семья облегченно вздохнула. Прошедший год стал для всех мучительным испытанием, и новость о том, что Камиллу приняли в Стэнфорд, казалась не столь уж важной, пока не стало известно, что Джой снова здорова.

Они с радостью отпраздновали окончание школы, а перед выпуском устроили для Камиллы вечеринку — отметили ее восемнадцатилетие. В их дом вернулось счастье. Вечеринка предназначалась для ровесников Камиллы, в основном одноклассников, да родителей, пришедших поздравить Джой с Кристофом. Находились там и Маршаллы. Они рассказали, что теперь Филипп постоянно в разъездах, занимается продвижением и продажей их вин. Дела у него шли прекрасно. Он жил полгода в Чили, работал на винодельне приятеля, а предыдущий год провел в Кейптауне. Оба региона винодельческие, их часто сравнивают с долиной Напа. Филипп путешествовал по всему миру, изучая виноделие.

Джой выглядела прекрасно, Маршаллы почувствовали огромное облегчение, видя ее здоровой, а после ужина жена Сэма, Барбара, шепотом призналась ей, что у нее обнаружили ту же болезнь. На следующей неделе ее ожидала операция в Сан-Франциско, двойная мастэктомия. Барбара была на десять лет старше Джой, неясное будущее пугало ее. Женщины говорили долго, Джой убеждала подругу, что все будет хорошо. Барбара выглядела смущенной, словно продолжала сомневаться, хотя и пыталась верить. Ее мучил страх, как и Сэма. Вначале они решили ничего не сообщать Филиппу: не хотели волновать его и долго откладывали объяснение, — однако Барбаре предстояла операция и больше тянуть было нельзя. Они договорились рассказать сыну о болезни, когда он вернется из поездки.

Джой ничего не скрывала от дочери. Камилла видела, как тяжело проходили сеансы химиотерапии. Джой очень тревожила неблагоприятная наследственность, с тех пор как ее мама умерла в сорок лет от рака груди. Но в семье у Барбары не было случаев онкологических заболеваний, несчастье обрушилось на нее неожиданно. Страшный диагноз прозвучал словно гром среди ясного неба, и каких бы успехов ни добился в делах Сэм, как бы щедро ни тратили Маршаллы деньги на лечение, как бы сильно ни любили друг друга, это ничего не меняло: Барбару настигла жестокая болезнь.

Своими страхами она поделилась с подругой. Барбара была красивой женщиной и с горечью думала о том, что фигура будет обезображена, но пугала ее и мысль о болезненной восстановительной операции после мастэктомии. Их с Сэмом брак был таким же счастливым и прочным, как у Джой с Кристофом, однако теперь им предстояло выдержать самое тяжелое испытание в жизни. То, что выпало на долю семьи Ламмене. Они знали: отнюдь не все браки в долине Напа столь же благополучны, как их собственный. Здесь всегда любили посплетничать о соседях, обсудить, кто с кем спит. Немногочисленное население долины составляли люди амбициозные, раздираемые духом соперничества, многие знакомые Маршаллов не хранили верность в браке.

Джой с Кристофом никогда не принадлежали к светским кругам местного общества, да и не стремились к этому. Как и Сэм с Барбарой. Несмотря на ошеломляющие успехи Сэма в бизнесе, Маршаллы вели простую, тихую жизнь. До замужества Барбара работала стюардессой. Теперь же ее супруг стал владельцем самого крупного и преуспевающего винного завода в долине Напа, которая всегда манила честолюбцев и нуворишей. Сюда стекались огромные деньги, и многие виноделы, подобно Сэму с Кристофом, заработали здесь крупное состояние. Единственной уступкой Маршаллов своему положению хозяев винной империи, основанной Сэмом, был ежегодный бал в сентябре по случаю праздника урожая. Однажды после поездки в Италию Барбара ради шутки попросила гостей прийти в маскарадных костюмах. Всем так понравился вечер, что с тех пор Маршаллы сделали костюмированный бал традицией. Джой с мужем не пропускали ежегодные маскарады, невзирая на протесты Кристофа, который чувствовал себя нелепо в костюме Людовика XV — в атласных бриджах, парике и маске.

«Раз мне приходится участвовать, то и ты потерпишь, — твердил ему Сэм. — Барбара убьет меня, если откажусь». Сэм с радостью исполнял желания жены, лишь бы видеть ее счастливой, а она из года в год выглядела восхитительно во всех нарядах. «Надо было нам в первый раз устроить барбекю вместо бала, тогда не пришлось бы каждый год наряжаться в дурацкие костюмы», — добродушно ворчал он, однако осенние балы со щедрым угощением, танцами под оркестр, приглашенный из Сан-Франциско, и праздничными фейерверками над бескрайними виноградниками Маршаллов неизменно имели грандиозный успех. В отличие от маленького элегантного шато Ламмене, их огромный дом работы знаменитого мексиканского архитектора был построен и оформлен в стиле хай-тек, там хранилась всемирно известная коллекция современного искусства. У Маршаллов было семь работ Пикассо, часто выставлявшихся в музеях по всему миру, множество произведений Шагала и одно полотно Джексона Поллока, при виде которого Джой с ее страстной любовью к живописи охватывал трепет.

Лето после окончания школы Камилла провела за работой в конторе винодельни вместе с матерью — так бывало каждый год с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет. Это лето стало четвертым. Ей предстояло уехать в Стэнфорд, родители волновались, как и сама Камилла. Она планировала после бакалавриата прервать обучение и проработать несколько лет на родительском винном заводе, прежде чем поступать в школу бизнеса, чтобы получить степень магистра делового администрирования. Камилла не стремилась оторваться от родителей и найти работу в другом месте. Отец часто говорил, что ей пошло бы на пользу пожить год в Бордо с его родными, приобрести опыт и подучить французский, в их бизнесе это не лишнее. Однако она никогда не уезжала так далеко от дома и не собиралась ничего менять. Она была счастлива в шато «Джой» с родителями и хотела жить и работать вместе с ними.

В то лето Джой часто навещала подругу. Начался курс химиотерапии, лечение проходило крайне тяжело, и Сэм с Филиппом находились в постоянном страхе. Каждый раз при встрече с ними Ламмене видели тревогу на их лицах. Барбара переносила процедуры даже хуже, чем Джой. Камилла поступила в Стэнфорд и почти каждые выходные приезжала домой. Джой это немного беспокоило. Однажды она сказала Кристофу, что Камилла слишком привязана к ним и ведет чересчур замкнутую жизнь для девушки ее возраста. Ей нужно набраться храбрости и выйти в мир, считала Джой, хотя бы ненадолго.

«Камилла хочет быть здесь, — с улыбкой возразил жене Кристоф и поцеловал ее. — Она — наш единственный ребенок, не гони дочь». Ему нравилось видеть Камиллу рядом и знать, что оставаться дома с родителями — ее выбор. Когда дочь была моложе, они с женой подумывали о втором ребенке и часто обсуждали это, но их жизнь втроем была слишком счастливой, чтобы менять ее, а после того как Джой победила рак, оказалось уже поздно.

Кристофа не огорчало, что у него нет сына, так он всегда говорил. Он хотел, чтобы однажды, когда они с Джой состарятся, управление винодельней взяла в свои руки Камилла, и не сомневался, что дочь прекрасно справится. Она унаследовала от матери финансовый талант и деловое чутье, а Кристоф намеренно сдерживал рост семейного предприятия, чтобы виноградниками и заводом легко было управлять. Он не стремился стать хозяином необъятной империи, как у Сэма Маршалла, его мечтой была маленькая, однако первоклассная винодельня, такая как шато «Джой». Небольшой, легко управляемый завод вполне устраивал их с женой, они не планировали расширять бизнес, хотя порой им приходилось выдерживать битвы с Чезаре из-за виноградников.

Чезаре работал у них долгие годы, но Джой по-прежнему держалась с ним отчужденно, как с непрошеным гостем, и не доверяла ему. С деньгами на текущие расходы он обращался весьма небрежно, не считал нужным отчитываться перед Джой и обвинял ее в придирках. Она же ожесточенно спорила с ним и требовала объяснений, что приводило в бешенство их обоих. Они постоянно препирались, Чезаре редко выходил из ее кабинета, не хлопнув дверью. Кристоф подозревал, что часть денег он кладет себе в карман, но Чезаре знал каждый куст, каждую лозу в виноградниках и лелеял их, как собственных детей. Он обладал сверхъестественным чутьем и всегда точно знал, что необходимо растениям. Кристоф ценил Чезаре как лучшего управляющего в долине и терпел его нечистоплотность в денежных вопросах. Его больше заботили виноградники, чем лишние траты. Что же до Джой, то она не желала мириться с выходками управляющего и не соглашалась с мужем. У них тоже нередко возникали споры.

Кристоф легко прощал Чезаре мелкие грешки, отдавая должное его знаниям, добросовестности в работе и безмерной любви к виноградникам. В глазах Кристофа эти достоинства с лихвой окупали пропажу нескольких долларов, ему не хотелось поднимать шум по пустякам.

Кристоф был опытным виноделом. Он создал шато «Джой» и добился успеха. Его жена заботилась о практической стороне дела, скрупулезно вела бухгалтерию и следила, чтобы все колесики и винтики в механизме завода крутились исправно. Работая в паре, они прекрасно дополняли друг друга.

Камилла с удовольствием училась в Стэнфорде, заводила новые знакомства, ее окружало множество людей из самых разных уголков Америки и других стран, но, как только у нее появлялась возможность съездить домой, она возвращалась к родителям. Своей специализацией в университете, как и ее мать когда-то, Камилла выбрала экономику. Большинство знакомых студентов надеялись найти работу в Кремниевой долине, в какой-нибудь финансовой компании, связанной с высокими технологиями, или собирались отправиться в Нью-Йорк в поисках места на Уолл-стрит. Камилла хотела лишь одного: окончить колледж и помогать родителям на винодельне. До выпуска оставалось три месяца, ей предстояло завершить дипломную работу и сдать последние экзамены, когда, приехав в долину Напа на выходные, она заметила на мамином столе медицинский бланк — напоминание, что настало время сделать маммографию. Мысленно Камилла вернулась в прошлое, к тем ужасным дням, когда у матери диагностировали рак и ей пришлось в течение года проходить лечение.

Барбаре Маршалл повезло меньше. Мучительная химиотерапия лишила ее последних сил, а опухоль продолжала расти, и через восемь месяцев после того, как впервые прозвучал страшный диагноз, Барбара умерла. Сэм с Филиппом были раздавлены горем. Со дня смерти Барбары миновало чуть более трех лет, когда обучение Камиллы в колледже приблизилось к завершению. Филипп управлял винным заводом вместе с отцом, а в свободное время встречался с девушками. В долине его считали жизнелюбом, полным неуемной энергии, он любил быстрые дорогие автомобили и красивых женщин. Камилла часто видела его в красном «феррари» с хорошенькой спутницей, всякий раз с новой. Она поддразнивала Филиппа за это, а он по-прежнему держал себя с ней как с младшей сестрой. Теперь, когда ей исполнилось двадцать два года, а ему — двадцать девять, семилетняя разница в возрасте ощущалась особенно остро. Филипп стал частью мира взрослых, вошел в круг солидных виноделов долины Напа, чьи сыновья, его ровесники, готовились, как и он сам, взять в свои руки отцовское дело и вместе с властью принять на себя ответственность. Но прежде им предстояло еще многому научиться, к чему Филипп относился весьма серьезно. Его студенческие дни давно остались в прошлом, он часто повторял, что Камилла еще не скоро сможет занять свое место во взрослом мире, и столь снисходительное отношение раздражало ее. О родительской винодельне Камилла знала не меньше, чем Филипп об отцовской, однако он не желал этого признавать и обращался с ней как с несмышленым подростком, хотя она считала себя взрослой женщиной.

Камилла слышала, как родители упоминали, что Сэм уже почти два года встречается с женщиной-конгрессменом из Лос-Анджелеса, но никогда не видела ее. На публике он появлялся один или с Филиппом. После смерти жены Сэм заметно постарел, стал неулыбчивым и еще более серьезным, чем раньше. Семья Ламмене тоже тяжело переживала утрату, а Камилла, вспоминая Барбару, всегда тревожилась за мать.

— Ты ведь по-прежнему делаешь маммографию дважды в год, мама? — спросила она, увидев на столе напоминание из клиники.

— Конечно, — улыбнулась Джой, усаживаясь перед одним из своих толстенных гроссбухов. — Жду не дождусь, когда ты вернешься домой, чтобы взвалить на тебя часть работы.

Она высоко ценила способности дочери, ее основательность, организованность и знания. Камилла взяла от матери все лучшее. Вдобавок о секретах виноделия она знала больше, чем Джой. Кристоф обучал ее своему ремеслу с раннего детства, и за минувшие годы Камилла постигла многое из того, о чем ее мать не имела ни малейшего представления. Виноделие было словно записано у нее в генах, как у отца. Джой занималась контрактами и финансами, а Камилла с Кристофом боготворили вино.

— Потерпи, через три месяца я буду здесь, — произнесла Камилла.

Джой освободила для нее кабинет и с радостью предвкушала, как будет видеться с дочерью каждый день. Сбывалась заключительная часть их мечты: отныне им предстояло работать в винодельне вместе, плечом к плечу. Однажды, думала Джой, когда они будут готовы уйти на покой, дело перейдет в руки Камиллы, хотя случится это еще не скоро. Ей было всего сорок девять лет, а Кристофу недавно исполнилось пятьдесят.

Весь следующий месяц после отъезда дочери Джой была занята, на столе у нее лежала масса документов, вдобавок Кристоф подбирал этикетку для нового вина и попросил ее помочь. Джой всегда сама рисовала эскизы винных этикеток. Кристоф отобрал два рисунка, которые понравились ему больше всего, и теперь никак не мог решить, какой вариант предпочесть. Камилла уже отдала свой голос, когда приезжала домой на выходные.

Лишь через четыре недели после последнего визита дочери Джой обнаружила среди вороха бумаг в ящике стола письмо с напоминанием и позвонила в больницу, чтобы договориться о маммографии. Джой сделала это скорее для проформы: с тех пор как ей удалось победить рак, миновало пять лет, и считалось, что она успешно вылечилась. И все же Джой немного нервничала: а если молния ударит во второй раз? Ее мать умерла, не дожив до возраста Джой, но Кристоф повторял, что они из породы везучих, магические чары защищают их от любого зла. Каждый раз, слыша это, Джой старалась не думать о печальной судьбе Барбары Маршалл.

Джой записалась на прием и, пользуясь случаем, запланировала другие дела в городе, куда выбиралась нечасто. Сан-Франциско находился всего в полутора часах езды, но в долине Напа ей казалось, будто он на далекой планете. Джой не хотела никуда уезжать из дома, хотя Кристофу периодически приходилось летать по стране, бывать в Европе и в Азии, договариваясь о поставках вина. Он с нетерпением ждал, когда Камилла окончит университет, начнет работать в полную силу и сможет ездить вместе с ним.

В клинике хранилась история болезни Джой, и маммография была лишь очередной проверкой, не более. Медсестра попросила ее подождать, не одеваться, пока врач не изучит снимки. Она сказала это с улыбкой, словно все шло прекрасно, и Джой почувствовала облегчение. Оставшись одна в кабинете, она принялась просматривать деловую переписку и отвечать на сообщения.

Наконец в комнату вошел молодой врач, Джой видела его впервые. Она не смогла ничего прочитать в его глазах, пока он выдвигал табурет и усаживался напротив нее. В руке врач держал конверт с ее маммографическими снимками. Начав говорить, он повернулся к стене и закрепил снимки на подсвеченном стенде. Врач указал на серую область на груди, прежде не затронутой опухолью, затем повернулся к Джой, и лицо его стало серьезным.

— Здесь имеется затемнение, которое мне не нравится, миссис Ламмене. Если у вас есть время, я хотел бы сегодня же провести биопсию. Учитывая ваш анамнез, полагаю, откладывать было бы неразумно. Забор ткани не займет много времени, а мне важно выяснить, с чем мы имеем дело.

Джой показалось, что сердце ее вот-вот выскочит из груди или вовсе остановится. Эти же слова она слышала пять лет назад.

— По-вашему, есть повод для тревоги? — Джой едва узнала собственный голос, скрипучий, напоминавший воронье карканье.

— Я бы предпочел, чтобы этого затемнения не было. Возможно, тут ничего серьезного нет и волноваться не о чем, однако мы должны знать наверняка.

Врач продолжал говорить, но его слова доносились откуда-то издалека и сливались в бессмысленный гул. Джой послушно, как робот, последовала за медсестрой в другой кабинет, где с нее сняли больничный халат, накрыли тело хирургической простыней и, пока она лежала на столе, «заморозили» нужный участок, а затем взяли пробу, что оказалось весьма болезненно. Она размышляла о том злосчастном годе, когда ей пришлось проходить курс химиотерапии; о смерти Барбары Маршалл, чья борьба с болезнью длилась восемь месяцев; о своей маме, скончавшейся от рака груди в сорок лет. Пока проводилась биопсия, по лицу Джой катились слезы, а когда все закончилось, она, рыдая, выбежала из больницы и бросилась вниз по лестнице к машине. Ей сказали, что позвонят, когда будут готовы результаты исследования, но она не хотела слушать заключение. Джой понимала, что ее ждет. Говорят, молния не ударяет дважды в одно дерево, но она знала: это случилось. Чувствовала сердцем. Что ей сказать Кристофу и Камилле, если у нее снова обнаружат рак? Ничего не видя от слез, она села в автомобиль и поехала обратно в долину Напа. Джой казалось, будто она уже мертва. Она пыталась сосредоточиться на дороге, и впервые ее охватило предчувствие близкой смерти. Один раз выкарабкалась, но разве чудо случается дважды?

Примечания

1

От англ. joy — радость, счастье. — Здесь и далее примеч. пер.