Иван Петрович. Бытие алкаша

Данис Маннапов, 2021

Необычайно соблазнительно погрузиться с головой в таинства бытия питерского алкаша, пенсионера Ивана Петровича. Его существование решительно незаметно. Но, бороздя просторы книги, Вас благоденственно захлёстывает волнами вера в живущих среди нас ангелов и рока, сбивается дыхание от совершенных открытий. Начинаешь глядеть на алкашей и разномордных собачек широко открытыми, просветленными глазами. Ваша жизнь уже не будет прежней…

Артём спрыгнул с балкона

Пенной будоражащей волной накатывают воспоминания о другом происшествии в бытность студенчества Ивана. В тот злополучный день, а точнее вечер, гулянку закатили на хате Андрея, гордо носящего фамилию Грицук. Вернее сказать, на квартире его родителей. Но для истории это особливо не имеет значения. Квартира по тем меркам огромная. Три комнаты, кухня, коридор, балкон, раздельный санузел и встроенный шкаф с легкостью умещались в советский норматив в сорок пять метров. Шаг влево, шаг вправо — стена. Прыжок на месте, осторожно — люстра, потолок. Одной комнате не хватило изолированности, став проходной в следующее жилое помещение. Советскому человеку нечего было скрывать, посему звукоизоляция архитектором не предусмотрена. Разговаривали шёпотом и жестами, а секса, как известно, не было. Чуть что, и одинокая соседка шваброй долбит тебе по стене: «прекратите это безобразие».

Располагались хоромы на третьем этаже панельного девятиэтажного дома, чуда дизайнерской и строительной мысли. Жить в «трёшке» считалось великим счастьем. А всего-навсего следовало нарожать двух отпрысков. Родители Андрея с этой задачей прекрасно справились. И когда в роддоме раздались крики маленькой Лены, они автоматически стали обладателями квартиры-мечты. Единственным, ну может, не единственным, недостатком района, где возвели это величественное здание, являлась близость нефтеперерабатывающего завода. Частенько жители микрорайона Нагорный, а таких было ни много, ни мало, тридцать тысяч душ, ощущали нефтяной аромат и ещё целый ряд углеводородных пряностей. Упоённые радостью, что завод выполняет установленный партией план, закрывали наглухо форточки и старались дышать через раз или два.

Район был поистине прекрасным местом для роста и развития мальчиков. Тут было всё, что можно только пожелать для счастливого, незабываемого детства, оставляющего неизгладимые шрамы на теле и ноющие в старости ребячьи переломы. Три пруда поблизости давали раздолье для водных забав и процедур. Берега не оборудованы, поэтому спуститься к воде оборачивалось целым приключением. Аккуратно, затаив дыхание, склонивши голову, вперев взгляд, сканируешь мокрую блестящую глину, стараясь не ступать на стекло с краями-бритвами и ржавые гвозди, торчащие из сгнившей лестницы. И всё равно ноги соскальзывают, летят вперёд, а твоя задница непременно вниз. И чистые плавки становятся измазаны чем-то непотребно коричневым, не оставляющим у детворы сомнений. Взрыв смеха, указательные пальцы направлены на тебя. И ты, даже не вставая, на карачках заползаешь в воду, где трёшь свою стыдобу.

Ныряли со всего, от чего можно было оттолкнуться, от берега и водокачки. Особый мальчиковый пофигизм, считаться настоящим пацаном, а не трусом, толкали на трёхметровую ржавую, густо обмотанную колючей проволокой, водокачку. Ныряли головой вниз, солдатиком — трус. Пруды тогда не чистили от торчащих труб и арматуры. Выжили.

Каждый двор — мальчиковая команда с военной иерархией. Не умеешь плавать — прочь из отряда. Не можешь переплыть пруд туда и обратно, получай звание рядового, и тебе может приказывать каждый и жареных семечек насыплют в последнюю очередь, если останутся. Умеешь плавать, делать сальто с гаража в снег, «страдовать», или по-другому «коммуниздить», яблоки в садах, уцепившись за автобус, ехать на корточках по заснеженной дороге до следующей остановки, делать бомбочки, курить пропитку, жевать гудрон и строительную липучку, собственноручно выколупанную из межплитных стыков, делать рогатки и стрелять друг по другу без какой-либо защиты в тёмном подвале? Лишь в этом случае получаешь право называться офицером. Андрей считался лейтенантом, чем чрезвычайно гордился.

Когда Андрея величали Андрюшей, а на вопрос «сколько тебе годиков», показывал на одной пухлой растопыренной ручке, в один из морозных, солнечных дней отец взял его с собой на пруд на прогулку. Сам был на беговых, его безудержно тянуло на лыжню. Бежать, толкаться палками, дышать полной грудью, показать свою прыть, обогнать парочку, другую лыжников. Почувствовать своё превосходство и продемонстрировать дамам отличную физическую подготовку. Сыну предложил побродить, погулять с полчаса, поиграться со снегом, пока сам сделает круг или два. На пруду был толстый лёд, бояться нечего. Отец укатил. Андрюша в тяжёлой шубе ниже колена и длинными рукавами, круглой на резинке шапке и валенках словно броненосец «Потёмкин» продвигался вдоль склона. Посмотрел здесь, постоял там. Сотни разновозрастных детей с визгом катаются кто на чём: на лыжах, санях, клеёнках, камерах, пакетах. Падают, втыкаются в сугроб головой, встают, отряхиваются, слизывают с лица снежинки, откусывают комочки снега с варежек. Есть пострадавшие, плачут, воют, кричат, махая грозно кулачком. Синяки, кровь, ушибы и вывихи. Этим их не напугаешь, не остановишь. И снова тащатся в гору, чтобы вновь скатиться. Шумно, бурно и весело в воздухе. Хорошо! Над головами кружат вороны, наблюдают за людским муравейником. От всего этого великолепия прилила в жилы Андрюши кровь кипучая, погнала его на лёд. Не в центр, а на край, где камыши, и втекающие теплые, клубящиеся зловонным паром, воды городской канализации не давали образоваться толстому льду. Двое краснолицых мужичков в пухлых ватниках склонились над лункой. Мальчик поковылял к ним поближе. От них тянулся устойчивый шлейф алкоголя. Рыбаки, догадался Андрюша. Только вместо рыбы они доставали ил, среди которого в металлической сетке плясали сотни красных червячков. Мальчик тут же признал, мотыль. У папы в холодильнике почти всегда зимой лежала круглая коробочка, доверху забитая таким зверьем. Иногда он вынимал их с заботливыми, млеющими глазами. Любил смотреть, как они танцуют. Бросал в воду. Кто исполнял джигу-джигу или другой экзотический танец, отправлялся обратно в коробочку, скромняг, лежащих бревном, папа безжалостно выбрасывал. Андрюшу привлекла зловонная гладь воды. Ему захотелось увидеть плавающих рыб, черепах, возможно, даже акул и кита. Ну, уж наверняка, к нему приплывут гладкие, улыбчивые дельфины. Он подобрал тонкую веточку, чтобы проверять толщину льда, и смело двинулся вперёд. Когда оказался практически у цели, лёд разверзся под его ногами. Посейдон открыл дверь и настойчиво пригласил зайти, погостить. Андрюша не успел отказаться и быстро погрузился в зловонную воду, по шею. Ощущение мокроты и тепла. Что ж, отсюда он сможет погладить дельфина или даже кита. Только мальчик собирался опустить голову в воду и заглянуть в подводное царство, как почувствовал, как четыре руки подхватили под мышки и потянули вверх. Краснолицые вытащили Андрюшу на лёд. Из-за их взмокших спин вынырнуло чем-то обеспокоенное лицо отца. Он вскинул сына на плечо и, словно Ленин бревно, потащил домой. Дома Алёшка вновь очутился в воде, в ванне. Он попросил добавить в горячую воду шампунь. Падающая из крана, она рождала тысячи радужных пузырей, которые размерено покачивались на волнах вместе с пиписькой-поплавком.

За прудами колосился тёмный, пропитанный запахом ели, лес. Где-то там поселилась лыжная база с лохматыми горами, подъёмниками с бугелями и лыжными трассами. Детвора все зимние выходные и праздники проводила здесь, возвращаясь домой лишь поспать. Являлись перед мамой пропитанными насквозь, хоть выжимай. Коварный снег находил все лазейки. Сыпался под штанину, в валенки, за шиворот, в рукава. Такого ребёнка сперва обхаживали веником. Пять кило снега на полу. Тает маме на радость.

Андрей страстно любил нестись с горы на лыжах. Не на горных, на простых беговых, деревянных, вдвое длиннее его самого, со смоляной пропиткой. Принимал он гордую позу горнолыжника, какую видел у спортсменов по чёрно-белому пузатому телевизору. Ноги вместе, поджатые в коленях, палки подмышками, прижаты к бокам, лицо серьёзное и сосредоточенное. Он в совершенстве овладел искусством поворотов и мастерством торможения.

Жизнь полна сюрпризов, выскакивающих из-за угла. С рождества Андрея пронеслось восемь лет, шла девятая зима. Цель дня — покорить «Лысую» гору. Мало деревьев на склонах, снега нема, лысая она. Скользя мимо небольшой с крутым спуском горки со снегом выше колена, Андрей не устоял перед соблазном с неё скатиться, продемонстрировать присутствующим юным леди, катающимся на клеенке, своё мастерство. Особенно той, в розовом комбинезоне. Кровь кипит, самоуверенность зашкаливает, любые склоны по плечу. Оттолкнулся. Что-то пошло не так. Правую лыжу подбросило. Дальше только на левой, правая в воздухе, руки с палками в разные стороны, рот открыт, глаза большие. Не устоял. Полетел кубарем. Вроде, цел, лыжа в щепки. Леди хихикают. «Лысая» не покорена, цель не достигнута, вернулся домой. Отец, как чувствовал, растёт сын, чемпион, создал дома склад из новеньких лыж. Андрей хвать одну. Мастерски перекинул крепление, просмолил, погрел на газу. Готова. Вновь отправился покорять снежные вершины. Но и в этот раз не устоял, проходя мимо непокорённой горки. Юная леди в розовом ещё там. Это шанс покорить её сердце. Настроился. Сосредоточился. Оттолкнулся. Правая нога на этот раз удачно с амортизировала кочку. Но не вторую. Рот открыт, глаза по пять рублей. Свалился, вновь лыжа в хлам. Вновь домой. Повторилось ремесло. Десять минут, и уже в пути к непокорённой горе. Юной леди нет. Пофиг. Ради себя. Третья попытка увенчалась успехом. Скатился. Лишь в конце потерял равновесие, падал медленно, предпринимал отчаянные попытки устоять, сопротивлялся как мог. Полетели в стороны руки с палками, затем нога с лыжей. Распластался. Уф. Лыжи целы.

Поднялся, вытряхнул снег из карманов и ботинок, гордый, выпячивая грудь колесом, чрезвычайно довольный собой, заскользил на «Лысую».

Андрей окинул её оценивающим взглядом знатока. Гора знатная, великанша с затяжным спуском до самой речушки, огибающей её узкой блестящей змеей. Лишь голова «Лысой» покрыта пушистыми соснами, одним словом, красота и великолепие.

Принялся нарезать кренделя, то вправо вильнёт, то влево, наслаждаясь звуком «хыщ-хыщ», летящим из-под лыж вместе с брызгами снега. Он бог горнолыжного спуска, звезда фристайла. Так всё ловко и искусно получалось.

На горе показались старшеклассники, прыщавые подростки, с жиденькими усиками юноши и размалёванные девушки. Приволокли длинный оцинкованный лист, оторванную от трубы теплоизоляцию. Оставили жильцов без тепла и горячей воды. Веселуха. Зато подростки при санях, есть на чём с горы кататься. Вшестером взгромождались они на него, садясь друг за другом, мальчик, девочка, мальчик, плотно прижавшись и катились улюлюкая, свистя и прикрикивая «эге-гей». Оттолкнувшись на вершине горы, импровизированные сани становились неуправляемыми, неслись то вправо, то влево, крутились.

Андрей, выполнив очередной невероятный финт, достойный высшей награды, заехал на покрытый наледью пригорок, лишённый снега, не смог остановиться. Лыжи стремительно скользили вниз. Не удержавшись, упал, продолжая скатываться по ледяной глади. Услышал быстро приближающееся улюлюкание. Предпринял отчаянную попытку отскочить. Лист с краями-бритвами пронёсся рядом. Снег окрасился красным. Андрей почувствовал головокружение, пошёл домой. На пороге встретила обрадовавшаяся возвращению мама. Тоже краснощёкая, сияла. Недавно вернулась с работы. Алый цвет синих штанишек и капли, стекающие на паркетный пол, привлекли её внимание. Она ахнула. Позвала отца. Тот завёл сына в туалет и снял штаны с трусами.

— Да, у тебя пол жопы отрезало, — деликатно сообщил он сыну, и потащил в травматологию.

Операция прошла успешно, попу залатали. Всё бы ничего, но врач-штопальщик строго настрого запретил Андрею садиться, можно лишь пребывать в стоячем или лежачем положении. Какать тоже нельзя. Пять дней. Был канун Нового года, стол ломился от любимой еды и вкусняшек. А Андрей, бог горнолыжного спуска, стоял-лежал, лежал-стоял в сторонке.

Немного отвлеклись. Вернёмся к вечеринке. Андрей, студент-раздолбай, с внешностью необтёсанной деревенщины, с переросшими давно не мытыми белобрысыми волосами, свисающими склеенными космами, закрывающими занавесом уши и глаза. Забавно дёргал головой в попытке отбросить волосы назад, которые делали в воздухе причудливый пируэт и занавес вновь закрывался. В дополнение он регулярно трогал нос картошкой, словно там была эрогенная зона. И втягивал со свистом воздух. Он позвал Ивана, закадычного друга, по совместительству однокурсника. Был приглашён и Артём, школьный приятель. Парень с квадратным лицом и раздвоенным подбородком, слегка кучерявый, в глазах девушек не лишённый приятности. Позвали и Колю, парнишку с шестого этажа маленького роста, повсеместно пухлого. Помимо родителей и бабушки, с ним жил небольшой белый пёс, откликающийся на имя Бим. Он научил всю детвору, как определять, когда белый друг хочет пи-пи. Следует взять пальцами за пипиську. Если твёрдый и напряжён, то самое время мчаться к первому дереву. У Андрея тоже был пёс по имени Харэс. Мечтали о немецкой овчарке, ставшей легендарной и столь желанной благодаря фильму «Четыре танкиста и собака». Взяли маленького, похожего на медвежонка щеночка. Вся детвора его обожала. Время шло. И хозяева осознали, что у родовитой мамы-овчарки где-то на стороне случилась интрижка, перешедшая в короткий роман. Из медвежонка вымахал огромный волкодав, вдвое выше положенного на толстых и длинных лапах. Нечего было даже мечтать о выставках и блестящих звенящих медалях. Зато какая мощь. Детвора пищала от восторга. С превеликой щенячьей радостью он таскал прицепленный велосипед или сани с оравой улюлюкающих детей. Никто не решался проверить как Бима, когда Харэс хотел пи-пи. Он сам выводил хозяев на поводке на улицу, когда чувствовал зов природы.

Без женского пола молодёжная вечеринка теряла всякий смысл. Пригласили, и она пришла, соседка с первого этажа, Ирина. Миловидная брюнетка. Одногодка. В шесть лет Андрей играл с ней как-то в доктора. Всё как у взрослых. Она пациент, распростёрта голой на кушетке. Он врач с торчащим инструментом. Как вдруг домой вернулся папа. В армейские сорок пять секунд на одевание Андрюша с легкостью уложился. Не прошло и двадцати секунд, как выскочил в коридор с не застёгнутой ширинкой и перекошенной рубашкой, поскольку пуговицы застёгнуты на две петли выше. Следом вышла Ирина, заправляя юбку в колготки. Отец только усмехнулся, обронив: «М-да. Мужик-то подрастает».

Вечеринка в полном разгаре. Водка намешена с «Юпи» и «Зукко», просто добавь воды. Врубили музон, крутится кассета с попсовой музыкой и хитовыми песнями. Подпевали, не зная слов. Орали. Дергались, танцевали. Трясли всеми частями тела. Артём первым захмелел, начал приставать к Ирине, делая попытки снять джинсы и продемонстрировать своё богатство. Она вызвалась уложить его спать. Уложила. Заперли его в зале, а сами продолжили пляски в соседней, поменьше. Стоял оглушительный гам, какофония, музыка, бьющая из матерчатых колонок по барабанным перепонкам, завывания и крики разгорячённых алкоголем подростков, скачущих на скрипучем паркетном полу. Вдруг раздался звонок в дверь. Все шуганулись. Первая мысль, что приехала милиция, вызванная разъярёнными соседями. Выключили музыку. Примолкли. Настойчивый звонок повторился. Делать нечего, надо открывать. Иначе начнут дверь выламывать. Состроив трезвый вид, подошли к двери. Открыли и оторопели. На пороге в одних носках стоял покачивающийся Артём, которого заперли в комнате.

— Что, суки, не ждали? — прохрипел он.

Пока все веселились, он каким-то чудом благополучно выпал или спрыгнул с балкона третьего этажа и через подъезд вернулся обратно.