Восхождение на Иремель

Данила Светлояров, 2022

Мы запоминаем имена «победителей», забывая тех, с кем они боролись. В этой книге все внимание сфокусировано на том, кто однажды «потерпел поражение», но не сломался, а продолжил жить, пытаясь понять: в чем же сила победившего его соперника. Вся жизнь настоящего бойца – череда «поражений», из которых он извлекает урок, продолжает «тренироваться» и становится лучше, сильнее, мудрее… Если в процессе своего развития он фокусируется на своем потенциале, требующем раскрытия, то итог один: титул непобедимого чемпиона! Чемпионство означает достижение максимально возможного уровня своего развития. Как понять, что ты чемпион? Для этого есть единственный критерий: момент «здесь и сейчас». Кто научился видеть себя в текущем моменте объективно, тот обретает способность стать чемпионом для самого себя, продолжая путь, наслаждаясь процессом, обретая себя истинного.

Глава 1. Вопросы

С арабского языка на русский имя Башир переводится как «добрый вестник или вестник радости». Именно так звали героя, от имени которого в третьем лице далее пойдет повествование, его родители. Сам же он при знакомстве с кем-либо называл себя: Йоги, ака бугимен. Страшилки, с помощью которых запугивают непослушных детей в некоторых странах, отчасти перекликаются с персонажем Бабы Яги из русских сказок. Об этом когда-то давно Баширу рассказали друзья, учившиеся с ним вместе в начальной школе в Лос-Анджелесе. Звучание этого слова «Яга» на незнакомом ему языке было настолько притягательным, что он решил, что будет звать себя именно так. Только в произношении Башира был немного другой оттенок, словно он приветствовал встречных знакомых: «Йоу!»

В принципе, те, кто в теме, понимают, что имя нарицательное Я-га — связано с кем-то, кто помогает человеку разобраться в самом себе, найти свой путь в жизни. В древнегреческих Дельфах, например, при храме Аполлона (бога света), этим занимались оракулы.

Если же читающий эти строки случайно или целенаправленно ознакомился чуть ранее с «корнями волшебной сказки» Владимира Проппа, ему будет гораздо проще понять, что Я-га — это ключ к особой тайне, которую на протяжении своей жизни пытаются постичь йогины, посредством обучения полному самоконтролю. Делать мир лучше одним только своим присутствием в нем — вот суть йоги. Собственно, эту же задачу решала Баба Яга в сказках с помощью «очищающего огня», ставя того, кто пожаловал в ее дом на курьих ножках, перед простым выбором: сможешь пройти испытание — станешь совершенным, не сможешь — умрешь…

Йоги, хотя и родился на полвека позже публикации Андреем Некрасовым «Приключений капитана Врунгеля», и на десять лет позже создания одноименного детского мультфильма, не мог никак «столкнуться» с ними до того самого момента, как в 2018 году оказался на борту семьсот тридцать седьмого, переносящего его из столицы России в Казань. На двух соседних креслах сидели молодая женщина с пятилетним непоседой, которому она надела на голову большие наушники и включила «Врунгеля», чтобы не тревожить соседа.

Так начиналась история, которая изменила Йоги, точнее помогла ему понять самого себя, узнать: что же значит быть Ягой — не зря же это имя так понравилось Баширу в детстве. Но все это было потом. А пока, на планшете мальчугана промелькнул тот самый момент, где Врунгель, стоя за штурвалом яхты напевал: «Кораблю, как человеку, имя нужно позарез…» Йоги не слышал звуков из планшета, но догадывался, что сейчас там звучит песня, потому что маленький сосед по креслу с огромными наушниками на голове качал ею в такт, четко соблюдая ритм.

Перелет на боинге до Казани, судя по цифрам на билете, должен был занять полтора часа. Чем заняться во время полета — почитать книгу на айпаде или просто вздремнуть? Йоги еще за полгода до этой поездки в Россию слыл у себя на родине одним из лучших уличных музыкантов, умеющих сходу сложить слова в рифмованные строки так, что они, как гвозди, скрепляли образы, рождающиеся в голове слушающего, с теми яркими, острыми звуками, что срывались с его губ. Йоги любил предельную точность.

Пока самолет стоял с прогревающимися двигателями перед взлетно-посадочной полосой, чтобы через пару минут сорваться в небо, Йоги заглянул в айфон. Нужно было перевести его в авиарежим. Но сделав это, он не убрал трубку в карман, а достал наушники-капельки, вставил их в уши и включил трек, стоявший на первом месте в трек-листе проигрывателя.

«…Наедине друг с другом

Мы вместе должны обрести новый дом.

Фантастические мечты воплощаются,

Когда мы движемся против течения!

Освободись от золотых шнурков, связывающих тебя,

А после, начни делиться своей жизнью…»

Никто из его знакомых, которых у него было гораздо больше, чем он того хотел, не знал, да и вряд ли мог бы догадаться: чем вдохновляется Йоги, как отдыхает от нескончаемого шума и суеты публичной жизни, когда остается наедине с самим собой. Уж точно, никто бы не мог предположить, что этот вроде бы вполне себе заурядный трек звучал в его айфоне последний месяц перед путешествием в Россию чаще всего. Композиция стала для него четко и ясно артикулированным вызовом: «Хочешь двигаться вперед, открыть для себя новые земли, закалить свою душу? Покинь свою бухту и выйди в открытое море!»

Хотя в настоящий момент он пролетал вдали от любого из тринадцати морей, омывающих самую большую страну на земном шаре, прямо над серединной линией, разделяющей северную и южную половины Восточно-Европейской равнины, глубоко внутри себя Йоги чувствовал, что удаляется от «родного берега», гарантирующего стабильность и предсказуемость, вглубь незнакомого «океана», точь-в-точь, как яхта из мультфильма на планшете малыша, сидящего на соседнем кресле.

Йоги давным-давно научился побеждать холодок в груди от волнения — когда еще только начинал выходить к микрофону, чтобы выплеснуть окружающему миру свои тревоги и надежды, облекая их порой в суровые, ёмкие фразы, или же иронизируя над тем, что не оставляло его равнодушным, не раскрывая при этом свою душу нараспашку перед циничной публикой. Преодолеть страх можно только, если перестать убегать от него и повернуться к нему лицом, разглядеть — что же является источником страха, понять: как с ним бороться. В любом случае, Йоги когда-то для самого себя уяснил, что необходимо действие, чтобы освободиться от губительного оцепенения. Именно поэтому неделю назад он начал свое движение на восток, предварительно распланировав свой маршрут в деталях.

Самолет поднялся на высоту больше одиннадцати километров, температура за бортом, по словам пилота, только что озвучившего краткую информацию об их полете на двух языках (русском и английском), равнялась пятидесяти семи градусам ниже ноля. Небо за иллюминатором было лазурного цвета, облака виднелись где-то далеко внизу. Полуденное солнце светило со стороны противоположного борта — кое-кто из сидящих справа прикрыл шторки, чтобы солнечные лучи не слепили глаза, проникая в салон самолета сквозь толстое двухслойное стекло.

Женщина, сидевшая за два ряда кресел перед Йоги с другой стороны прохода, по которому ходят пассажиры, поднялась и смахнула со своего жакета ворсинки. Он повернул свою голову направо и увидел, как лучи света, пронзающие салон самолета, словно струи какого-то удивительного потока неведомой субстанции, внутри которой, как в янтаре, на мгновение застыли эти крохотные искрящиеся частицы, превратили обычное явление в настоящее волшебство. Йоги вздохнул, закрыл глаза и спрятал глубоко в своей памяти этот момент. Когда-нибудь, если его спросят, был ли он счастлив, живя на земле, Йоги, нанизав как бусины на нить своей памяти такие моменты, вытащит эти «бусы», взвесит их и улыбнется так, что у спрашивающего не останется никаких сомнений в его утвердительном ответе.

Песня перестала звучать в наушниках, но в сознании продолжала повторяться фраза: «Освободись от золотых шнурков!..»

Как легко отказаться от чего-то незначительного или тяготящего, но сложно расстаться с чем-то действительно дорогим. Только ведь мир так устроен, что если хочешь взять что-то в свою руку, сначала нужно освободить ее от того, что в ней сжимаешь. И если хочешь понять что-то новое, приходится к старому своему опыту и предположениям, на нем построенным, относиться так, словно это чужой опыт, потому что: все течет и меняется, жизнь не стоит на месте. Значит, каждый раз придется проживать момент осознания происходящего — как в первый раз, отказываясь от чувства собственной важности из-за былых достижений. Такие мысли кружились в голове Йоги, пока он успокаивал себя, прогоняя прочь сомнения в том, что это рискованное путешествие может завести его куда-то не туда.

Мальчик на соседнем кресле завозился и попросил маму достать воды. Йоги повернул голову направо и стал разглядывать в иллюминатор землю, испещренную непонятными геоглифами поселков и городов, соединенными между собой нитями дорог. Самолет начал снижаться, вдали виднелась серая лента Волги, которую предстояло пересечь перед тем, как совершить посадку в казанском аэропорту. Прошло еще четверть часа, и под крылом самолета показались макушки сосен. Уже можно было разглядеть машины, медленно проползающие по шоссе, разрезающему сосновый бор на две неравные половины. До взлетно-посадочной полосы оставалось меньше десяти километров.

Когда самолет медленно подкатился к зданию терминала аэропорта, пассажиры внутри салона поднялись со своих мест и потянулись за вещами на багажных полках, хотя телетрап еще даже не коснулся борта семьсот тридцать седьмого, словно это их действие как-то ускоряло момент обретения «земли обетованной» под своими ногами.

Йоги смотрел сквозь стекло на спокойные и размеренные действия наземных специалистов, обслуживающих прибывающие авиалайнеры. Действительно, если знаешь свою работу «на отлично», спешить некуда. Все, что должно случиться, произойдет в свое время — ровно так же, как у путешественника, двигающегося по намеченному маршруту. Важно просто быть подготовленным, понимающим что, зачем и когда необходимо сделать…

Из здания аэропорта Йоги вышел на большую стоянку, где было много припаркованных автомобилей. Возле некоторых из них стояли таксисты, использующие свободное время для того, чтобы понежиться в теплых солнечных лучах. В последние жаркие дни апреля снег уже везде растаял. Земля чернела там, где между пешеходными и автомобильными дорожками оставались островки с невысокими деревцами, еще не покрывшимися зеленой листвой. Воздух был по-весеннему свежий. Дышалось легко.

Поскольку время было обеденное, а заселяться в гостиницу он планировал ближе к вечеру, Йоги попросил таксиста отвезти его в центр города. На его удивление, водитель вполне сносно говорил по-английски. Оказалось, что таксист когда-то учился в институте, где готовили школьных учителей иностранных языков, — «Педуне». Необычное название показалось Йоги таинственным, и, узнав, что институт находится как раз в самом центре Казани, он попросил водителя отвезти его к этому зданию.

Город встречал заморского гостя пробуждающейся красотой. Улицы были вычищены от мусора перед майскими праздниками. Кое-где, здания еще подновляли фасадными красками, затирая надписи на стенах — вечная борьба бунтарей-граффитчиков со службой благоустройства города шла с переменным успехом. Когда рисунки на стенах выглядели как произведения искусства, их временная прописка «узаконивалась» и такое граффити становилось неотъемлемой частью города. Если изображение было просто попыткой юного авангардиста выплеснуть не до конца оформившееся в нечто понятное и законченное творение, оно закрашивалось «до лучших времен», оставляя свободным «русское поле экспериментов».

Йоги, осмотрев здание, где обучали будущих учителей, решил прогуляться вдоль канала, название которого напоминало фамилию американской актрисы, снявшейся в «Невидимой стороне». Этот фильм он посмотрел, прожив к тому моменту на земле уже четверть века и успев на собственном опыте узнать, что такое — отличаться от других. Именно в то время он научился внутренней свободе, независимости от чужого мнения и предрассудков. Стать удобным для окружающего мира, чаще всего означает — потерять свой стержень, перестать верить в себя, разменять свою внутреннюю особую красоту, на внешний шик и лоск, подчиняясь веянию моды, вопреки собственным убеждениям.

Так, предаваясь воспоминаниям, он шел по тротуару в сторону сердца города — белокаменному Кремлю. Переходя на одном из перекрестков дорогу, он внезапно столкнулся с Че Геварой. Точнее это был не команданте, а кто-то другой. Но именно так Йоги себе представлял Че — брезентовая куртка геолога, брюки цвета хаки, заправленные в высокие берцы, кепка на голове такого же цвета, что и брюки, по форме напоминала фуражку Фиделя Кастро. Он возник неожиданно из-за угла здания, в двух шагах от пешеходного перекрестка, глядя куда-то в свой телефон. От растерянности, Йоги успел произнести «sorry», когда незнакомец поднял глаза и уставился на него так, словно перед ним возникло собственное отражение. Действительно, черты лица «команданте-аборигена» были похожи на фото Йоги, сделанное на одном из концертов — такой же пытливый взгляд, недельная щетина на щеках, ухмылка, которую, незнакомец пытался спрятать, чтобы не обидеть зеваку-иноземца, столкнувшегося с ним.

Ответ на извинения Йоги не замедлил себя ждать и прозвучал он на чистом английском: «Это моя ошибка, примите извинения!»

Что-то странное случилось в этот момент. Йоги ощутил, словно встретил старого знакомого, с которым давно не виделся — с прошлой жизни. Разумеется, Йоги не сомневался, что никаких «прошлых» быть не могло. Но ощущение было вполне себе реальным.

— Откуда я Вас знаю? — спросил Йоги^[1].

— Скорее всего, Вы меня с кем-то путаете. А вот Вас я, кажется, точно раньше видел. Вы тот самый рубака, который бился недавно с одним из наших в Эл Эй?

Приятное тепло стало разливаться по всему телу Йоги от признания его этим русским незнакомцем. Слава явно обгоняла американского рэпера.

— Как по мне, все эти словесные битвы не имеют значение, — продолжил русский.

Прозвучавшие слова быстро привели Йоги в чувство, порозовевшее за несколько секунд до этого момента лицо снова обрело свой привычный светло-оливковый оттенок.

— Я согласен с мыслью, которую озвучил кто-то разбирающийся в деле: «Если можешь не писать — не пиши!» Слишком много мусора в наше время вокруг, слишком много звуков. А я люблю тишину.

— Ты прав. Я думаю также. Но, что поделать, надо чем-то зарабатывать на жизнь. А писать сильные тексты у меня получается лучше всего. Иначе мне бы не платили за них.

— Я тоже пишу… Но мне за это не платят. Да и не будут платить, потому что я пишу для самого себя — в стол. Не чтобы кто-то другой прочитал, а чтобы я сам наедине с собой смог ясно выразить свою мысль, которая бьется в моей голове. Она просится наружу, чтобы я мог разглядеть ее со всех сторон и оценил ее сущность.

— Да ты, как я посмотрю, философ!

— Так и есть. Если хочешь, пойдем со мной на пару (я как раз через полчаса буду проводить занятие по истории философии у студентов из Консерватории), — предложил собеседник Йоги.

— Прежде чем я приму твое приглашение, скажи — как тебя зовут?

— Тимур.

— Хорошо! А я — Йоги, ака бугимен…

— Баба Яга что ли?

— Мои друзья из Эл Эй мне сказали, что на русском это звучит именно так. Только я не хочу, чтобы меня называли бабой.

— Здесь баба — это не про гендерные признаки, а про уважение. В Индии сохранилось уважительное обращение к человеку, почитаемому окружающими, таким словом.

— Тимур, я вижу, ты точно философ. Могу я тебя называть уважительно не баба, как в Индии, а док, как у нас в Америке?

— Если ты называешь меня так, обращаясь к глубинной сущности слова, то можно, потому что каждый из нас, в какой-то мере — доктор. Мы постоянно либо латаем окружающее пространство, либо режем его на лоскуты своими словами и делами. И лучше бы, чтобы мы «махали этими хирургическими инструментами» осознанно.

— Я помню! Главный принцип врача — «не навреди», — улыбнулся Йоги.

— Идем со мной в Консерваторию. Сегодня у студентов крайнее занятие перед праздниками, во время которых многие из них поедут по домам. У меня в запасе еще несколько семинаров, поэтому, сегодня мы проведем занятие не по плану.

— Мы?

— Да, мы! Раз уж случилось так, что ты оказался в этом месте в это время, значит, было бы ошибкой не использовать возможность для будущих музыкантов взглянуть на окружающий мир с иной перспективы, так сказать из-за кулисы.

— Хорошо. Только обещай мне, если я устану отвечать на вопросы или эти вопросы будут некорректными, остановить занятие.

— Обещаю, что ты не будешь разочарован.

Дойдя до учебного корпуса, Тимур попросил Йоги сделать хмурое выражение лица и смотреть сквозь вахтеров, встречающих студентов и преподавателей у проходной, не обращая внимание ни на что.^[2]

Когда Йоги зашел в аудиторию, молодые студенты замолкли на несколько секунд, застыв неподвижно. Этого не может быть! Как в их аудитории оказался тот, кто не при каких обстоятельствах не мог здесь быть? Вот уж, действительно, их «философ» — волшебник! Возможно, не всем учащимся нравилась его прямота и простота в общении. Но то, что он умел совершенно обыденно, не придавая этому особого значения, делать вот такие «подарки» — подкупала любого критически настроенного скептика.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Поскольку он не знал русского языка, все общение в дальнейшем происходило на английском, изредка сопровождающемся невербальными знаками.

2

Каким-то образом, он смог провести в здание Консерватории своего гостя, не вызвав у вахтеров сомнений, что с ним на семинар по философии идет известный иностранный музыкант.