Осталось придумать название

Данил Лис, 2022

Вы когда-нибудь читали книгу с конца? Попробуйте. Книга написана одновременно с начала и конца истории. Книга содержит нецензурную брань, но лишь в одном абзаце. Автор старался этого избежать, но главному герою попробуй что-то объясни. Он, одинокий молодой человек, добрый, честный. С хорошим чувством юмора, нравится окружающим. После череды неудач, закрытый в себе, апатичный. Знакомится через интернет с Яной, девушкой, тоже достаточно сильно разочаровавшейся в жизни и мужчинах. Герои договариваются не обмениваться фотографиями и не встречаться в реальности, а продолжать общаться с персонажами, которых они сами себе воображают. Содержит нецензурную брань.

7. В деревне летом, пристает…

В итоге, тогда в баре, ему пришлось вспомнить совсем древнюю историю с летних каникул. Были они тогда в рабочем летнем лагере при винограднике под Ростовом. Впрочем, почему пришлось, ему очень нравилось это вспоминать, шикарное время, веселое, беззаботное. Самый разгар лета. Жара, стрекочут кузнечики, между рядов виноградников, в тени от густой лозы отдыхают двенадцать горе-работников, они снова не выполнят норму по подвязыванию кустов. Четверо, осознав это, вовсе ушли до оросительного канала искупнуться. Остальным было крайне лениво поднять даже голову, не говоря уже о том, чтобы сходить за водой, бочка с которой стояла в самом начале ряда. Это была безмолвная игра, никто ее не придумывал, никто не оговаривал правила и не договаривался играть честно. Все ждали того, кто первый не выдержит и встанет, чтобы сунуть ему свои бутылки со словами: «Нам тоже захвати!» А работать еще часов шесть. И, как на зло, на небе ни облачка. И нет ветра.

Бригадир, этот особенный человек, знающий о виноградниках вообще все, но не умеющий это объяснить, был просто эпичным в своих высказываниях: «Вы ее берете и, того самое, к верху!», «По этовай ее на части, да и выбрасывай туда, как его там, постепенно», «Смотрите грозди совсем к земле, того самого, лежат, эту, как ее, бечевку в руки и этовайте ее. Поднимайте выше, да на два узла». Сначала вообще не могли понять, что он хочет, ему приходилось почти все показывать. А потом привыкли и даже переняли некоторые слова в шутку.

— Вы какого, мать вашу, этого самого тут совсем ничего… эээ, не делаете?!

Вот же, а они его ждали только через час-полтора. Ладно, дружно встают, начинают ползти к бочке напиться. Вот именно так люди без лишних разговоров могут сплотиться под гнетом одного врага. Та группа купающихся опасливо прячется в лесополосе, вот точно они давно заметили подъезжающий трактор и не предупредили, предатели.

— Я сам сейчас вам, как ее там, воды принесу, работайте уже до, того самого, вечера надо ряд пройти.

Враг — это, конечно, громко сказано, он им очень помогал и спускал с рук их проколы. Знал старик, как тяжело работать на солнце с похмелья. Поэтому утром ребят почти не трогал. Довозил до места в прицепе на тракторе. Этот прицеп обычно использовался в сенокос, да и дорога не для экскурсий была предназначена и очень смахивала на стиральную доску. Что удивительно: поднятая от трактора пыль словно жалела ребят и вздымалась уже далеко за прицепом. Но и стояла потом на дороге почти час, словно ожидая нового путника, что ж она, зря, что ли, встрепенулась? Вот и бригадир жалел их, как та пыль. Вываливал ребят в винограднике и оставлял как есть, правомерно считая, что само это путешествие им уже далось сильно с трудом.

Да, оно самое, похмелье! Куча молодых студентов на юге в винных виноградниках. После этого лагеря Тёма надолго перестал пить вино. Однако сейчас он ждал вечера, когда солнце спустится достаточно, чтобы изредка выглядывать за ними из-за деревьев. Тогда воздух уже перестает обжигать легкие при вдохе и уносить остатки влаги из организма на выдохе. Тогда уже не нужно обливаться потом и постоянно пить. Они сидели, кто на лавочке, кто на ступеньках возле своего барака. И рассказывали друг другу байки. Ждали, когда вернется тот неудачник, кому по жребию выпало бежать за стратегическим запасом пойла вглубь деревни к Бабе Любе.

Сегодня этим неудачником оказался он сам, хотя себя таковым не считал. Идти совсем недалеко, дорога хорошая, везде можно объедать фрукты с деревьев, и Баба Люба ему очень нравилась. Обменную тару он с собой прихватил. Еще две недели назад они все и подумать не могли бы, что будут пить какое-то домашнее вино, еще и из старых полторашек. Но, распробовав и сравнив с другими вариантами, пытливый юношеский коллективный разум выбрал именно Бабу Любу. Причем это удовольствие было очень дешево, если бы не сильное похмелье, ребята бы вовсе не просыхали.

Так, значит, короткие шорты и сланцы, гравий шуршит под ногами. Проходит мимо двора, красивый зеленый забор, собака лает. Старая шавка, боится даже собственной тени. Она сейчас изгаляется только потому, что знает — ворота закрыты и врагу к ней не подобраться. Хозяева сразу видно, что очень добрые. И дом у них красивый. Белый, с покатой крышей, резные рамы окон со ставнями. Так уже давным-давно не строят. На крыше гнездо. Явно пустое, но сам факт его существования поражал воображение. Тёме вдруг захотелось, чтобы крыша была не из черепицы, а из соломы. Тогда бы этот дом словно материализовался неожиданно из рассказов Гоголя.

Она тогда сидела на лавочке в бежевом очень легком сарафане, плавно очерчивающем ее слегка округлые черты. Читала. Странно, ему должна была сейчас броситься в глаза спелая полная грудь, томно вздымающаяся, ровная осанка, а он пытался разглядеть книгу. Ноги одна на другой, лодыжка, аккуратно потянутая чуть вбок и вдоль. Коса, хотелось бы сказать русая, раз уж заговорили про литературу, она бы тут вписалась идеально, но нет. Она была рыжая! Впрочем, ничего так не красит женщину, как перекись водорода, сказал он про себя, вспомнив, что он не в рассказе доисторического писателя. Почему он помнит босые ноги, маленькие аккуратные ручки, держащие, словно сокровище, томик, потрепанный временем, в сером тряпичном переплете. Но не может вспомнить и описать ее лицо? Знает только, что девочка ему действительно очень понравилась.

Пройдя мимо, он почувствовал, как замирает ее дыхание, она всем своим существом готова была провалиться сквозь землю, чтобы он ее не видел. Но сама потом прямо сверлила взглядом его спину. Или не сверлила. Он надеялся это увидеть, резко свернул направо, за угол дома. Вообще-то, ему надо было в другую сторону, но любопытство взяло верх. Смотрит или нет? Кажется только, что отвела взгляд. Хороший знак, если на обратном пути будет еще сидеть, заговорит и спросит, что читает. Только ему придется снова делать крюк, чтобы не заподозрила неладного, и вернуться с этого же угла. План готов, нужно поспешить.

— Баб Люб, здрасте! Поменяете нам пустые на полные?

— А что ж не поменять, поменяю, — лукаво посмотрев, взяла бутылки и ушла в дом.

Красиво у них на югах во дворах. Он зашел в тень, под легкий навес. Им и не надо строить тут тяжелые прочные конструкции, зимой снегом точно не раздавит. И как здорово придумали с лоскутами ткани вместо цельной крыши. Тень дает и тепло не задерживает. Нравилось ему тут. Люди на югах всегда казались добрее. Да почему казались? Они и были такими — более теплыми, добродушными. Вроде как они впитали, сколько могли, солнечного света и тепла и теперь, чтобы впитать еще, надо часть своего тепла кому-то отдать. Ну и как тут грустить, когда столько ярких красок вокруг. Вот и наша снабженка была такой. Она и наливала прямо под горлышко, и постоянно интересовалась, все ли у нас хорошо, даже звала на пирожки, но коллективный разум подумал и решил, что такой толпой было бы не совсем удобно заваливаться к ней в маленький оштукатуренный домик. Артем было подумал, может, ей помощь в работе предложить? Ну а вдруг надо что. Хотя, судя по тому, как приведен в порядок двор, к ней регулярно захаживает кто-то помогать. Сразу видно, когда тяжелую работу по дому делает мужчина. И именно хозяин, а не приходящие шабашники. Может, сын? Такой же добряк с большим пузом. Или зять? Она его постоянно подтрунивает, что он что-то не так делает, а он сносит это с улыбкой. Дома же его ждет умница и красавица жена, коей он обязан Бабе Любе. Или уже внук? Молодой прохиндей, приезжает, когда у нее пенсия, ладно хоть честно старается и поддерживает порядок. А потом раскулачивает бабулю и все спускает на гулянки с девочками. Может, и все они сразу, тогда после тяжелого трудового дня, когда мужчины закончили белить дом и справили теплицу, а женщины пропололи огород и приготовили еду, они садятся за большой стол. Кушают и разговаривают друг с другом, поздравляют, дают советы или журят виноватого…

— Держи, милок, — неожиданно подкралась и прервала его размышления о ней самой Баба Люба. — Вы у меня в этом году почти все бочки осушили, может, умерите пыл?

— Знаешь, Баб Люб, мы к себе вернемся и, может, больше никогда такого вкусного вина не попробуем, хотим напиться вдоволь.

— Эх, ну и плут! Знаешь же, как надо разговаривать. Держите! Думаю, запасов хватит до вашего отъезда. И ты это, перед тем как уехать, забеги-ка ко мне, хочу кое-что тебе с собой в дорогу завернуть.

— Ой, спасибо, — расплылся весь в улыбке он, — как раз думал мамке привести немного, уж очень она «Изабеллу» любит. Ну побежал я, хорошего вечера!

Наконец, обратный путь. Он порядком уже объелся черешней, в изобилии свисающей с деревьев у тропинки. Вот этот поворот, ну… Конечно, он увидел пустую лавочку, на что он надеялся. Присел типа отдохнуть, ну вдруг выйдет. Вдруг просто за водой в дом пошла. Откинулся на забор и словно почувствовал ее рядом…

— Привет, я Артем. Что ты читаешь? О, я тоже читал. Но давно, сейчас в основном детективы беру или триллеры. О, тоже любишь, круто! А что последнее читала из детективов? Не читал такое, тебе понравилось? Тогда я, как приеду домой, тоже возьму почитать, — опять вслух… Жарко сидеть, ему вдруг понятно стало, почему она ушла солнце выглянуло из напротив растущего раскатистого ореха и уставилось прямо на скамейку, прямо ему в лоб, словно допрашивая, — ладно, ладно, не сделал я тебе ничего, пошел я своей дорогой.

Он встал и тихонько пошагал по уже знакомой гравийной тропинке в лагерь, теперь не нужно было никуда плутать. Пять минут — и он у корпуса, и да начнется веселье. Может, удастся с Машкой замутить? Она тоже ничего, улыбается ему постоянно, в телеге рядом часто устраивается. И вроде даже не против, если ее немного, совершенно случайно, при сильной качке полапать. С утра они это не делали, конечно. Утром, как было выше сказано, в поле выдвигалась армия полуразложившихся зомби, что подтверждали нечеткие движения и хрипы со стонами. А вот вечером с полей ехали весьма весело. Ну как минимум они высыпались, заброска была очень ранней, пока солнце еще не начинало палить, а у ребят было что-то вроде аллергической реакции на пробуждение в 5.30. Ко всему этому вечером проходило похмелье, но и отдыхать — конечно же, не работать.

С веселыми шутками, издевательствами: «Танька, а Танька, че ты в этом году парня-то найдешь себе? А может, двух сразу? Надо ж прошлый год наверстать!», «Как не пробовала? Серьезно?! Надо исправить срочно, давай щас найдем тебе кандидатов, вот Иваныч вроде не против». Бедный бригадир, его приплетали почти везде, благо шум трактора не позволял ему расслышать, что они несут. Зато Танька слышала все очень хорошо и готова была спрыгнуть под колеса телеги, чтобы не сгореть со стыда… И не она одна — накидывались в случайном порядке почти на всех. Одну девочку не трогали, она прямо очень болезненно реагировала. И парень один, Артём помнил его как Степана, но это не точно, сильно злился, прыгал чуть ли не с кулаками. Их коллективом было решено оставить в покое, по крайней мере в их присутствии. Все решили, что, когда раздавали чувство юмора, этих двоих забыли внести в списки.

— Эй ты, зеленые шортики, а ну, стой!

— Ты это сейчас меня ни с кем не спутал? — произнося эти слова, он резко обернулся и сразу понял, что из этой переделки он целым не выберется. Человек семь или девять местных шли на него с очень серьезными намерениями, явно им нужен был он и явно не помочь вино до корпуса донести.

— Спутаешь тебя, как же. Ты че тут шлындишь? — вышел чуть вперед один долговязый поц с немного потертым видом. — Что тебе у третьего дома надо было?

Ну убежать Тёме точно не удастся, придется бить сначала этого и молиться, чтоб остальные потом его не сильно запинывали. Ладно, чего тянуть, поехали, ноги трясутся, но с первым ударом это пройдет. Потом все перестает существовать — и страхи, и боль.

— Шлындишь тут ты, я хожу. И не твое дело куда! — ему главное им сейчас этот страх не показать, иначе все пропало. Подростки жестоки, страх у них вызывает скорее ярость, нежели жалость. Ну теперь уже отступать точно некуда.

— Ты еще и дерзить вздумал. Ща объясним, что тот дом стороной обходить надо, а заодно и разговаривать научим еще. — И ребята двинулись в его сторону.

— Это кто ж его научит? Ты, что ли, чучело ободранное? Что, работа в свинарнике закончилась, вас на улицу выпустили? — раздался громкий крик позади Артёма. Оглядываться и разбираться во всем времени не было, пакет с бутылками уже летел в кусты. Колени подогнуты, корпус чуть вперед и вбок. Руки на изготовке, правая оттягивается слегка назад… И тут взгляд замечает, как кто-то очень быстро мелькает справа от него и несется на этого самого дерзкого. Удар ногой в живот. Гол. Длинный летит и сгребает за собой одного из соратников. А Саша на своем пути рукой уделывает еще кого-то. «Саня, Саня, да что же это, теперь нам двоим кранты», — подумал было Артём. Хотя одновременно и обрадовался — шансов на победу уже стало больше. У кого-то в руках заблестел кастет. Но разбираться ни в своих чувствах к Саньку, ни в увиденном кастете не было возможности, нужно было воспользоваться замешательством противника. Рука уже плотно впилась кому-то в челюсть. Чавкающий звук, и поджилки перестали трястись. Весь мир перестал существовать, не видно было ничего, кроме нескольких целей, быстро отмеченных вниманием. Еще один сложился от сильного удара в живот и получил дополнение коленкой, куда, не было времени разбираться. Двое несутся, кулак, не увернуться, прошел вскользь, только еще больше разозлил. Второму в коленку ногой, он надолго слег. Сейчас надо того первого вальнуть, по виду сильный, главное — не пропустить уда… Жуткая боль со спины, потом спереди, в сплетение прямо. Слезы и пелена на глаза, теперь не видно и цели, но он машет кулаками по старым ориентирам, удар ногой, достал кого-то… И тут все кончилось. Вдруг оказалось, что он лежит, руками прикрывая лицо, но этого мало, и чей-то ботинок проходит прямо по щеке, оставляя за собой жгучий след. Ребро, еще одно. Сзади… Металлический привкус во рту. Кровь заливает глаз. Сейчас уже нет никакого смысла двигаться. «Любимой футболке кранты»… Кажется, все, устали… Как там Санёк?

— И чтобы мы вас больше тут не видели! — победный возглас означал, что на этом точно все, местные закрепили за собой территориальное превосходство, развлеклись хорошей дракой и на этом остались вполне довольны.

Ну а ребята спустя пару минут осторожно встали. Мельком оценили повреждения. Отряхнулись, нашли пакет в кустах и тихонько поковыляли к себе. Винишко совсем нагрелось, придется давиться теплым.

— Ты как тут оказался?

— Да давно тебя не было, кто-то из девчонок переживал, вот я и пошел проверить.

— Не ходи в следующий раз.

— Да сейчас, чтобы все веселье тебе?

— У тебя нос сломан, давай вправлю?

— Уроды поганые, кричал же им, чтоб не по носу, я его никогда не заживлю, наверное. — вспомнив, расстроился Саша. — Потом в корпусе умоемся, выпьем обезбола, и вправишь.

— Ну если будешь постоянно драться, то, конечно, не заживет.

— Не дрался я тогда. Упал.

— Бывает. Думаю, у меня тоже теперь ребро сломано. Хорошо помахались, слушай, ты занимаешься?

— Я с Петровки, ага, с самого детства занимаюсь, там такой быдлоты знаешь сколько…

— Знаю…

— Согласен, про «хорошо помахались». Там кто-то из этих чертей палку схватил и тебя ей со спины огрел, я хотел подбежать, да не успел. Увидел только, как тебя уделывать начали, и потом меня сразу за тобой повалили. В следующий раз мы их сделаем.

— Да, больше к Бабе Любе, кроме нас, лучше никого и не пускать…

— Что с вами?! — к ним бежала навстречу раскрасневшаяся с испуганными глазами Маша. — Ребят, Тёма, давай я пакет в дом занесу, а вы идите умывайтесь и ждите меня там, аптечку принесу, надо раны обработать.

— А она ничего, — резюмировал Саша, когда Манька скрылась в дверях корпуса. — Я бы что с ней замутил.

— А так и сделай. Сейчас самое время, я пойду в дальнюю душевую, а ты тут оставайся, пусть она тебе раны обрабатывает, ну ты придумаешь, как что там сказать, я уверен.

Вот так его и побили за девушку, с которой он даже не познакомился и лица которой не мог вспомнить. Конечно же история в «Тихом омуте» была чуть короче и проще, но суть осталась той же. У Сани ничегошеньки не получилось с Машей. А так как Артём уже морально уступил ее другу, то и сам больше о ней не думал и обходил стороной, а другие девочки их обоих интересовали постольку поскольку, какие-то они были совсем уж скучные. Зато с тех пор эти двое стали не разлей вода. Они действительно понимали друг друга почти без слов. Как бы жили на одной волне: куда один, туда и второй. Пока на горизонте не замаячила действительно взрослая жизнь с накоплением проблем, забот и долгов.

Вино он маме привез. И хоть Тёма с Сашей теперь ходили только сами к Бабе Любе, местные больше не показывались на виду. Все же им тоже нормально досталось. Впрочем, и ребята обходили третий дом немного стороной.