Иван и Мария

Данил Васильевич Казаков, 2012

Краткие сведения о жизни деревенской пары. Об их неудавшейся попытке перебраться в город. О городской родне, о покосе, об измене хозяина, о весёлых происшествиях, празднике, детях, домашних животных и перестройке.

Дети

Полное равнодушие овладело Марией, даже дети не особо беспокоили её. Они оба пристроены, живут в городе. Вообще то они исполнили главную мечту родителей — перебраться в город. У обоих есть дом, семья, работа. Всё же иной раз Мария сомневалась в правильности их выбора. Ей хотелось не совместимого: чтобы дети её жили в городе, (где есть школа, магазины, больница, асфальт) и чтобы она могла каждый день отнести им свежего молока, мяса, яичек, позвать на помощь в огород или на покос. Ещё её удручало, что Васька, сын подруги Фроськи, стал фермером. У него десять коров, две лошади, много овец, гусей, куриц. Он хозяин, на него работают, он всё ровно, что прежний председатель Николай Иванович. Хотелось бы Марие вместо щуплого Васьки видеть своего Ваньку, пусть не такого высокого и широкоплечего, как его отец, но всё, же выше фермера и шире в плечах. Работа сына считалась Марией примитивной — знай, крути баранку. И сам он с его весёлостью и беззаботностью казался матери пустым, легкомысленным человеком. Он приезжал раз в неделю, колол дрова, заносил воду, неловко топтался у дверей, ждал, когда мать наполнить его банки молоком или сметаной. При расставании он непременно напоминал, что пора бы ей перебираться в город, а здесь одной и страшно, и скучно. Мария морщилась, не довольно поджимала губы, тяжело вздыхала, отворачивалась. Переезжать, конечно, надо, но не хочется. В народе говорят, что два переезда равны одному пожару. Это в молодости, когда душа человека ещё может вместить в себя нечто новое, не привычное. Для Марии сейчас переезд, это даже не пожар, — после пожара можно снова построиться и жить. А вне этого дома, этой опустевшей деревеньки Мария своей жизни не представляет.

Дочь приезжала реже. Всегда привозила хлеб, колбасу, конфеты, что либо по мелочи, вроде соли, сахара, спичек или ниток. Она мыла пол, заносила воду и тоже уговаривала мать переехать. В последний свой приезд, в начале сентября, Валька сняла с окон занавески, убрала половики, снова напомнила.

— Давай, мама, не тяни больше, в город переезжай. Домик мы тебе купили, от нас не далеко, магазин рядом, больница близко. А в домике я всё сделаю, как здесь. Занавески эти повешу, половики положу, лавку Мишка прибил, печь там стоит на этом же месте. Стены я зелёными обоями оклеила, как и здесь. На улицу не выглядывай, так и не заметишь, что не в деревне.

— На улицу не выглядывай, уши заткни, под одеялом сиди. — насупилась Мария. Хорошо ей, молодой и здоровой, прижилась в городе, не тянет на родину. Видела Мария тот домик: потолки низкие, печь узкая, палатой нет и перед окном пусто — ни кусточка, ни деревца не посажено.

Валька стояла рядом, виновато улыбалась. Деньги на дом занимала, брата, мужа уговаривала, а мать всё не довольна. Сама уже не молоденькая, тоже седые волосы растут. Заметила Мария печаль дочери, успокоилась, смягчилась.

— Гераньку мою ещё возьми с собой, пусть она меня там встретит, — попросила.

— Да-да, — обрадовалась Валька, прижала горшок к груди. Полные когда то щёки опали, морщинки вокруг глаз прорезались. Платье синее в частых складках, на груди цветут васильки. Раньше это платье Любка, старшая внучка, носила, выглядело оно нарядным и модным. Сейчас у Любки другие платья, модные и нарядные, это она уже не наденет. И приходится Вальке за дочерью донашивать, чтоб сэкономить на домик. В своё время так же поступала Мария и мать её, Анна.