Нисхождение

Даниил Корнаков (2023)

В центре сюжета этого мистического триллера Лера и Артем Соколовы, молодая семья, чья жизнь безвозвратно меняется после страшной трагедии — гибели их маленького сына. Случившееся порождает глубокий раскол между супругами, ставя под угрозу их брак. Но все становится лишь хуже, когда Лера внезапно исчезает. Расследуя пропажу жены, Артем натыкается на заброшенную девятиэтажку в глубине леса. Этот мрачный дом оказывается полон жутких тайн, которые герою предстоит раскрыть дабы отыскать свою жену…

Глава 4. Искушение

Нет ничего более умиротворяющего, чем ночная загородная трасса. Блёклый свет фонарей, что один за другим проносятся за окном; разметка на дороге вводит в необъяснимое спокойствие, на грани с трансом; а по радио успокаивающим голосом ведущий беседует с дозвонившимся слушателем, который делится своим мнением относительно последних новостей. Ты не вслушиваешься, не пытаешься уловить каждое его слово, а скорее так, наслаждаешься чьим-то голосом, пускай и не отвечающим тебе.

Я сильно полюбил это время. Сбегать из дома, как бы ужасно это ни звучало, теперь было не так тяжело, как прежде. Ведь я знал, что сейчас сяду за руль, поеду в сторону полупустого шоссе и смогу на время отвлечься, и по приезде в бар всё пережитое дома забудется, как страшный сон. А сегодняшний день я хотел забыть, как никакой другой.

— Водки, — сделал я заказ почти с порога.

Пару минут спустя рюмка была пуста.

— Повтори.

Бармен молча налил ещё. Вторую рюмку я осушил, едва она оказалась у меня в руках, но образ Роди стоял перед глазами. Его красное, заплаканное лицо. Вопль сынишки по-прежнему звучал в ушах, и я должен, нет, я обязан был его заглушить. А ещё взгляд Леры, хищный и ненавидящий… Я не мог забыть искру злобы в её глазах.

— Ещё. — Я поставил пустую рюмку на стойку.

— Может, не стоит так налегать, начальник? — дал мне совет бармен. Он знал о моей работе, о должности старлея, как и всех завсегдатаев заведения поимённо.

— Слушай, просто налей, и всё, — грубо ответил ему я.

Бармен сопротивляться не стал. Но, едва опрокинув очередной стакан, я ощутил прикосновение к плечу, от которого меня почему-то бросило в приятную оторопь.

— Тёмка, ты, что ли? — услышал я женский голос позади.

Обернувшись, я не поверил своим глазам.

— Настюха? Тушёнова?

Женщина кивнула, подтвердив догадку. Это действительно была она, моя одноклассница, с которой я не виделся с самого выпуска. Наверное, я бы вовек не узнал, если б не её мечтательная улыбка, ничуточки не изменившаяся с тех пор. У каждого человека во внешности есть некая особенная черта, выделяющая его среди прочих. У Насти Тушёновой это была та самая улыбка.

— Ну, уже не Тушёнова… — Она показала мне безымянный палец с золотым кольцом. Я, конечно, не знаток, но выглядело оно крайне дорогим. — Но по-прежнему Настя.

— Слушай, да тебя не узнать! — Я вежливо оглядел её с головы до пят. — Как же ты изменилась!

В школьные годы Настя была полноватой девчушкой, а вкупе с её фамилией — обречённой на прозвище Тушёнка. Сколько же боли доставляла ей эта кличка! Почти весь класс считал своим долгом довести её издёвками до такой степени, что она, вся в слезах, убегала в женский туалет. Правда, и там порой ей не давали проходу. Девчонки в эти годы были ничуть не лучше мальчишек и издевались над Тушёнкой не меньше парней. Не помню точно, но как-то раз я слышал, что они сняли с неё лифчик и отдали младшеклассникам, которые потом бегали с ним, изображая парусный корабль. Я же, теперь уже к моему великому сожалению, оставался совершенно непричастным. Я не глумился, но и не защищал её. Уже взрослым я иногда вспоминал толстушку из нашего класса, и мне становилось страшно стыдно за моё бездействие. Но даже этот стыд со временем осел, и Настя Тушёнова по кличке Тушёнка стала едва уловимым и далёким воспоминанием. До сегодняшнего дня.

Сейчас передо мной сидела не тучная девчонка, передвигающаяся по школьному коридору вразвалочку, как медвежонок. Настя, без преувеличения, выглядела роскошно. Кончик длинной чёлки светлых волос почти касался её левого века. Короткая стрижка отлично подчёркивала черты вытянутого лица с заострённым подбородком. Карие глаза, тоненько очерченные едва заметной подводкой, ярко блестели в потёмках бара. На худые плечи была накинута лёгкая кожаная куртка, под ней — майка, выгодно выделяющая упругую грудь. Ноги обтягивали обыкновенные синие джинсы, подчёркивая мускулистые бёдра.

— Спасибо, — ни капли не смущаясь, ответила она. — А ты вообще не изменился. Я тебя едва заметила — сразу узнала. Всё такой же тихоня, одиноко сидящий в углу класса. — Она кивнула, намекая на выбранное мной отдалённое место у самой стены, и добавила: — Мир тесен, а?

— Да уж, теснее некуда, особенно, когда весь твой мир — Москва, — согласился я.

Она игриво подмигнула.

— Значит, за это и выпьем! — Она взяла в руки стакан заказанного ею виски. — За сближающую старых знакомых Москву!

— Пожалуй, почему бы и нет?

Мы чокнулись. Она сделала пару небольших глотков, я же осушил половину рюмки и почувствовал приятное покалывание по всему телу.

— Был уже здесь? — спросила она, облокотившись на руку.

— Бывал. В последнее время так и вовсе чаще обычного, — с досадой подметил я.

— Проблемы дома? — взглядом она указала на моё обручальное кольцо.

— Типа того, — признался я, хотя на трезвую голову этого ни за что не сделал бы.

Приятная забывчивость стала отступать при одном лишь упоминании Леры. Я решил сменить тему:

— Ну что, рассказывай! Что же такое произошло, что перед собой я сейчас вижу совершенно иного человека?

И она начала рассказывать. Говорила она живо, интересно, слушать её было одно удовольствие. Коротко она поведала о том, как, закончив обучение в школе, надеялась начать всё заново в вузе, без издёвок и насмешек, и поступила на факультет менеджмента. Но и там её ждала прежняя участь быть изгоем, но на этот раз с кличкой ГОСТ. Стоило мне это услышать, как я не выдержал и, будучи уже подвыпившим, прыснул от смеха — всё же изобретательности в придумывании прозвищ студентам было не занимать… И тут же раскраснелся от стыда. Но, к счастью, Настя тоже засмеялась так, что у неё на глазах выступили слёзы. Заметив моё смущение, она сказала, что всё это в далёком прошлом и она не держит обиду ни на кого из одноклассников и однокурсников. Тем более — она не держит зла на меня, человека, который и вовсе всегда стоял в сторонке.

— Знаешь, — сказала она после уже второго стакана виски. — Я пришла к выводу, что каждый человек рано или поздно просыпается утром и его вдруг осеняет, что прожитая им жизнь и гроша ломаного не стоит. Такое может произойти в тридцать, сорок, да хоть в пятьдесят… У меня вот это случилось в двадцать один год, когда я вскочила с постели, посмотрела в зеркало и увидела жирное уёбище…

— Потише, потише… — едва сдерживаясь от смеха, произнёс я.

–…и решила, что это нужно менять. Да и не только это, всё! Я забрала документы из чёртовой шараги, сильно поругалась с родителями, переехала от них в съёмную комнату и устроилась в одну небезызвестную рыгальню помощником повара. Зарплаты едва хватало гасить аренду. А для экономии я вообще ела сплошные дешманские крупы и супы. Но, как видишь, оно того стоило…

Проработав год в адских условиях, где не было ни минуты покоя, Настя, в конце концов, уволилась. К тому времени она успела изрядно похудеть, но и этого ей оказалось мало. Она желала стать идеальной. У неё было стремление находиться в центре внимания не только за счёт хорошенькой фигуры, но и собственных мозгов.

Она стала искать работу в области рекламы, где раз за разом получала отказы. Знаменательным событием для неё было даже прийти на интервью, которые в большинстве случаев заканчивались фирменным «мы вам перезвоним». Так длилось почти полгода, и без того крохотная заначка начинала исчезать, пока в один прекрасный день ей не удалось попасть в одно из самых влиятельных рекламных агентств.

— Со слов креативного директора, он во мне что-то заметил, но давай будем честны… Оба мы знаем, что именно. Вы, мужики, только и способны думать тем, что у вас между ног. Но в том случае это пошло мне на пользу. Уверена, приди я к нему в роли Тушёнки или ГОСТа, решение о моём найме было бы принято через наносекунду…

Изначально Настя пришла на должность младшего копирайтера. Работа давалась ей тяжело, но она упорно шла к цели. Уже через год она получила своё первое повышение и существенную прибавку к зарплате. Вскоре она познакомилась и с будущим мужем, работавшим этажом выше в отделе руководства, а ещё спустя несколько лет — заняла должность человека, некогда проводящего с ней собеседование. Настя хоть и скромно, но описала свою трёхкомнатную квартиру на Пресненской.

— Настюш, я вот чего-то не пойму… Ты живёшь, блин, на Пресне… А тут-то какого хрена делаешь, в этой дыре?

Язык от объёма выпитого у меня уже заплетался. Я хоть и попытался сказать это тихо, но бармен всё равно услышал нелестный отзыв о заведении и угрюмо посмотрел на меня. Я выставил ладони вперёд, как бы извиняясь перед ним.

Настя повела плечами.

— Не знаю. Хотя нет… Знаю… — Алкоголь тоже ударил ей в голову, но выглядела она куда трезвее меня. — Мне это напоминает, с чего я начинала. Раньше подобное заведение мне было бы не по карману. Миска вот с этими фисташками ударила бы по кошельку так, что я бы вкалывала на неё неделю, а теперь… Блядь, я теперь хоть сотню таких мисок могу заказать, и мне вообще по барабану! Я себя чувствую здесь хозяйкой. Если захочу — могу всю эту дыру купить, а завтра снести её к ёбаной матери.

— А я бы на твоём месте не вылезал бы из каких-нибудь крутых заведений. Вот должен был сегодня пойти в один такой ресторанчик, да не получилось…

— Так поехали сейчас, а? — Она взяла меня за руку. — Я один ресторан знаю, там и еда, и выпивка таки-и-е-е… Ты просто обязан попробовать. Угощаю!

— Слушай, да нет, наверное, я…

Я было сказал, что мне следовало бы прямо сейчас отправиться домой к Лере и узнать, как там Родя. Но одна лишь мысль о возвращении сводила с ума. Я ощущал, как меня подташнивает, как только представляю, что переступаю порог квартиры.

— А к чёрту! — возразил я сам себе и вытащил из кармана ключи от машины. — Поехали.

— Помедленней, товарищ лейтенант. Мне ли вам говорить о вождении в нетрезвом состоянии? Погоди, я вызову такси. Потом заедешь за своей хондой. — Марку машины она произнесла с неким пренебрежением.

Глубоко внутри себя я осознавал, что делаю неприемлемое. Ночью неведомо где шляюсь с чертовски привлекательной барышней. Но видит Бог, как же мне хотелось забыться. Смять и выбросить все плохие воспоминания за последние несколько лет и хотя бы один вечер провести как нормальный человек.

На заднем сиденье такси Настя начала кокетничать со мной. Даже находясь в поддатом состоянии, мне не составило труда уловить её намеки, когда она, как бы невзначай, касалась моей ноги или плеча. Пальчики её заигрывали со мной, тихонечко щекоча, а затем лукаво отстраняясь, будто ничего и не было. Я чувствовал, как она смотрит на меня, ловил её лисий взгляд. В груди у меня всё пылало. Уже давно я не чувствовал такого возбуждения, но тем не менее старался оставлять знаки внимания без ответа. Перед глазами до сих пор стояли Лера и Родя. Моя семья. По сути, я уже совершил преступление против них, сев в это такси, но ничего с собой не мог поделать. Прямо сейчас я был движим животными инстинктами, и побороть их никак не получалось.

В ресторан мы прибыли ровно в полночь. Заведение это даже близко не было похоже на то, в которое я хотел сводить Леру. Здесь всё было пропитано духом богатства и роскоши. Войдя внутрь, я почувствовал себя мухой, случайно залетевшей в пчелиный улей. Но вскоре энергичная джазовая музыка и пара стаканов с диковинным шотландским виски сделали своё дело, и я, как ни в чём не бывало, стал частью этого прежде недоступного мне общества.

Настя не прекращала флиртовать. Сначала она сидела за столиком напротив меня, затем — я даже не помню, как это произошло, — уже оказалась рядом. Она слушала рассказы о рутинных полицейских буднях с видом вдохновенной дурочки, хотя такой явно не была. Когда же речь зашла о моей семье, в частности о Лере, её это будто наоборот раззадорило, и она села совсем близко, прислонившись ко мне бёдрами. Но я уже ничего не замечал — был настолько пьян, что даже с трудом понимал, какое сейчас время суток. Да и расслабляющая обстановка, приятная музыка и дорогая выпивка сыграли роль. Подчиняясь инстинктам, я стал отвечать взаимностью: клал руку на спинку дивана рядом с Настей, а затем опускал на шею; или поправлял её локон, сползающий к левому глазу.

Грусть и тоска, сжимающие моё сердце, постепенно отступали. Мысли о жене и о Роде, которому я наверняка повредил руку, потонули в уже чёрт знает какой по счёту порции алкоголя. Центром моего внимания попеременно становились Настя и стакан.

— Поехали ко мне? — шепнула она мне на ухо. Я почувствовал тёплое дыхание, от которого бросило в дрожь, а член, уже и без того твёрдый, готов был вот-вот взорваться от возбуждения.

С ответом я соображал долго. Что-то внутри усиленно противилось, не давая мне скатиться до уровня примата.

— Настя, я же… — я показал ей своё обручальное кольцо.

Она улыбнулась.

— Тёмка, у меня такое же колечко есть. — Она показала своё, которое вовсе не было «таким же». Её колечко стоило, наверное, как вся моя квартира. — Ты расслабься, просто заночуешь, а утром поедешь. Мне тебя в таком состоянии страшно отпускать, даже в такси.

Её слова в тот момент показались мне пьяному убедительными, но всё же борьба внутри ещё продолжалась. Поэтому я возразил:

— Да всё хорошо, Настён. Доеду!

Она взяла меня за руку.

— Так, лейтенант, успокойся. Чего ты как маленький. Ты же вообще никакой. Я здесь живу в пяти минутах.

— А муж как же?

— Лёня в Париже сейчас. Какой-то очередной форум, чёрт его знает… Прилетит только дня через три.

— Ну… ладно, — выговорил я с усилием. — В таком случае я заплачу! Официант!

Настя рассмеялась.

— Я тебя пригласила, значит, я плачу. Оставь свои патриархальные устои. В наше время женщина может зарабатывать и побольше мужчин.

Я ещё какое-то время спорил с ней насчёт денег, но, увидев счёт с пятью цифрами, всё же деликатно уступил даме.

Настя не соврала, она и вправду жила неподалёку, в высоченном здании в богатых апартаментах. Видеть мне такое приходилось разве что в кино. Через огромные окна открывался вид на всю Москву. Кухня, кажется, была больше всей моей квартиры. От этого места разило роскошью, до которой мне было как пешком до луны, с моим-то окладом.

— Чувствуй себя как дома. — Настя протянула мне бокал красного вина. — А я пока пойду, сполоснусь.

Я хотел спросить, где буду спать, но не успел — пока я натужно соображал, со стороны ванной комнаты уже послышался плеск воды.

Сделав глоток вина, я стал расхаживать по квартире, и на удивление совершал это без всякого риска рухнуть на пол. Небольшая прогулка по ночной Москве меня немного отрезвила.

В квартире стоял приятный цветочный запах. Каждая вещь, от комода до шкафа, выглядела как новенькая, будто только что из магазина. Я прошёл дальше и обнаружил небольшую комнату с тренажерами внутри: брусья, беговая дорожка, штанга и много другого причудливого спортинвентаря, о предназначении которого мне оставалось только гадать. Судя по впечатлительным формам Насти, в этой комнатке она проводила больше всего времени. Мне даже взбрело в голову опробовать один из тренажёров, но я успел отговорить себя от этой глупой затеи.

Скоро я добрался и до спальни с огромной кроватью. Мы с Лерой до сих пор не могли себе позволить купить даже самую обычную кровать, довольствуясь раздвижным диваном. А здесь!.. Кажется, тут могло свободно поместиться человек пять.

Боковым зрением я заметил на комоде рамки с фотографиями. На каждой из них была запечатлена Настя, где-то одна, где-то с мужем (я понял, что это он, увидев их совместную свадебную фотографию). Эта парочка, судя по снимкам, побывала на каждом клочке земного шара: вон они катаются на лыжах в Альпах, здесь едут верхом на верблюдах среди пустыни, а тут, держа мачете в руках, пробираются через густые заросли джунглей… Меня всегда удивляло, как богачи умудряются выделять время на подобные поездки и при этом успевают сколотить состояние.

Разглядывая фотографии, я вдруг почувствовал, как на меня смотрят из тени в углу спальни. Вход в неё был по правую руку от меня, так что, если б это была Настя, я бы обязательно её заметил. Да и вода в ванной до сих пор шумела.

«Настя ошиблась, — подумал я, — это наверняка её муж. Он приехал раньше, или вовсе никуда не уезжал».

Я решил не гадать и развернулся, но, к счастью, не обнаружил никого, кроме кота. Да, это был обыкновенный пушистый кот с чёрной шерстью и белым воротничком. Он сидел на середине кровати и неотрывно смотрел на меня своими большими, жёлтыми глазами-фонарями. Хвост был в состоянии покоя, даже ухо не дёрнулось, и он скорее напоминал статуэтку, чем реальное животное. От этого, казалось бы, с виду безобидного создания у меня почему-то пробежались мурашки по всему телу.

— Ну, привет, пушистик.

Кот не шевельнулся, и тогда я подумал, что, кажется, так перебрал с выпивкой, что зверь мне мерещится. Я решил проверить это на деле, приблизился к кровати и протянул руку, чтобы погладить его. Суженные зрачки при виде моих пальцев не округлились, как это обычно происходило с котами; хвост не дёргался из стороны в сторону. Животное не двигалось. И в ту самую секунду, как только я почти коснулся мягкой на вид шёрстки, невидимая скорлупа, до этого сковывающая его, вдруг треснула, и он поцарапал мне руку до крови, после чего отпрыгнул в сторону и удрал в соседнюю комнату.

— Маэстро, кыш! Кыш! — услышал я позади голос Насти.

Я и не заметил, как она уже вышла из ванной. На ней был надет шёлковый чёрный халат, и ткань его была столь тонка, что из-под неё выпирали твердые соски. Покраснев, я поспешил отвернуться.

— Сильно поцарапал? Он обычно ласковый, а тут… чёрт знает, что на него нашло. — Она села возле меня и взяла за руку. — Надо спиртом обработать. Погоди, где-то тут…

Запах миндаля, исходивший от её чистого тела, сводил меня с ума. Я понимал, что теряю голову, и поэтому, собравшись с последними силами, решился сказать:

— Настя, спасибо тебе за сегодняшний день, за предложение переночевать… Я должен идти, понимаешь? Рад был повидать тебя…

— Я понимаю, — ответила она, нежно улыбнувшись. — Но давай я всё-таки обработаю царапину? А потом закажу тебе такси, раз уж ты настаиваешь.

— Хорошо, — согласился я и сел напротив неё.

Из тумбочки она достала перекись и вату и начала осторожно заниматься моей пустяковой царапиной. Наблюдая за её заботливыми движениями, я почему-то вспомнил, как покалечил руку сыну. Осознание этого как будто только сейчас пришло ко мне, и я почувствовал, как глаза защипало. И как сильно я не пытался сдержать слёзы, одна из них все же капнула на худенькую ручку Насти.

— Тёма, ты чего? — спросила она.

А я не выдержал и заплакал. Я уже и не помнил, когда последний раз со мной происходило нечто подобное. И плакал я не только из-за Роди. Казалась, что все те переживания и муки, что я накопил за последние несколько лет, разом прыснули через мои глаза и безостановочно падали то на ладонь Насти, то на постельное бельё. Мне было больно, невероятно больно. Сердце разрывалось на куски. Да и выпитое за вечер себя проявило.

— Тёма, ну что же ты… — Она обняла меня, и я почувствовал, как её упругая грудь упёрлась в мою.

— Извини, я… не знаю, как так получилось, — сказал я, шмыгая носом. — Просто я сделал одну ужасную вещь и теперь не могу себе этого простить.

— Все мы когда-нибудь делаем что-нибудь ужасное. Такая у нас природа. — Она взяла мой бокал и отпила глоток. — Нам остаётся только жить с этим и извлекать уроки. Просто постарайся забыть о плохом как можно скорее.

— Как же я могу забыть такое?

Настя ничего не ответила. Вместо этого она встала напротив меня и скинула халат. Шёлковая ткань скользнула по её шее, груди, бёдрам… и упала на пол. Внутри меня бурлил фонтан возбуждения. Её тело — боже мой! — тело было идеальным. Такое можно было увидеть только на обложках глянцевых журналов. На стройном животике были заметны небольшие кубики пресса; изящные груди выглядели как два идеально одинаковых холмика. Но самым привлекательным в ней мне показались её бедра, которые я, к моему великому стыду, грезил поразглядывать обнажёнными, едва встретил её. Даже не верилось, что у неё когда-то были такие клички как Тушёнка и ГОСТ.

Я потерял дар речи. Лера в эти секунды стала для меня тусклым огоньком почти потухшей свечи, в то время как Настя пылала, словно тысячи огней, ослепляя ярким тёплым светом. Она села на мои ноги, и я почувствовал жар её лона, от которого мой член был готов взорваться. Мне хотелось войти в неё, слиться с ней и стать единым целым.

— Я помогу тебе, — шепнула она мне на ухо. Вся моя кожа покрылась мурашками.

Более я не сопротивлялся. Моё животное нутро взяло верх. Все потаённые фантазии, что посещали меня последние несколько часов, становились явью.

Я схватил её, повалил на кровать и, дрожащими от возбуждения руками, расстегнул пуговицу джинсов. Между ног у неё было так мокро, что я с лёгкостью вошёл в неё. Я был намеренно груб с ней, не вкладывая в свои движения ни капли нежности. Я никогда не занимался сексом с проституткой, но был уверен, если б до этого дошло, всё происходило бы точно так же. Но Насте, судя по всему, это нравилось. Она крепко вцепилась в мои бёдра и сдавленно кричала, то и дело повторяя полушёпотом моё имя, как заклинание.

Вскоре я положил её на живот, прижал лицом к кровати и на этот раз взял сзади. В это мгновение мне почему-то вспомнилась одна статья, которую я вычитал в интернете. В ней рассказывалось про наших далёких предков: кроманьонцев и неандертальцев. Особенно я запомнил один отрывок про их беспорядочную половую жизнь. У них ещё не существовало таких понятий как муж и жена, и поэтому каждый мужчина мог без всяких обязательств сношать любую представительницу противоположного пола лишь для удовлетворения своих низменных потребностей. Статью эту я вспомнил лишь потому, что в тот момент чувствовал себя таким вот пещерным человеком, решившим поставить потакание своим желаниям выше супружеской клятвы. Но я ничего не мог с собой поделать. Тело не принадлежало мне в эти минуты, а разум спал глубоким, пьяным сном.

Боль и злость, копившиеся во мне последние пару лет вместе с долгой нехваткой секса, наконец выплеснулись наружу. Никогда в жизни я не ощущал такого сильного оргазма. Но, кончив, я понял, что этого недостаточно. Перед глазами снова стояли ужасные воспоминания: как Лера узнаёт новость о своём бесплодии, как она отказывается выходить из дому, помешавшись на сыне, и как я, в конце концов, ломаю ему руку.

Ломаю руку собственному сыну.

И если алкоголь оказался не способен заглушить это, то, быть может, секс поможет.

Едва кончив и снова взглянув на лежащую возле меня Настю, я уже наблюдал, как она вновь залезает на меня.

Мы занимались любовью всю ночь, пока я, полностью лишившись сил, под самое утро не заснул мертвецким сном.

Проснувшись, первые несколько минут я был в оцепенении и не мог понять, где нахожусь. Я смотрел на натяжной потолок, будто надеясь, что на нём проступит ответ на немой вопрос. Я ощущал себя парализованным: не чувствовал тела, дышалось с трудом, руки и ноги совершенно не слушались.

Несколько минут спустя появилось чувство вины. Из моих внутренностей словно вырвали кусок и выбросили, как использованную тряпку. Но почему это происходило? Бардак в голове не давал покоя, пока я, наконец, не услышал, как закипает чайник…

И тут всё прояснилось. События прошлой ночи хлынули на меня потоком, словно окатив ледяной струёй. Остатки сонливости мгновенно испарились. Я вспомнил всё до мельчайших подробностей: бар, встречу с одноклассницей, поездку в ресторан, затем в её дом и…

— Господи, — сипло выдавил я и про себя произнёс ужасное: «Я изменил. Изменил своей жене. Изменил Лере».

Пустующее рядом незастеленное место на кровати лишь подтверждало это.

В голове сразу пронеслись сотни картин, похожих на фотографии. Вот я с Лерой знакомлюсь на улице, когда она играет на гитаре, её голос и улыбка ошеломляют меня, и я тут же в неё влюбляюсь. А вот впервые встречаемся после долгой разлуки и обнимаемся: она почти плачет, а я сдерживаюсь, хоть и хочется. Потом свадьба, рождение нашего сына, и…

Воспоминания превратились в петлю, начавшую меня душить. Я попытался встать с постели, но грохнулся прямо на пол, ударившись головой о прикроватную тумбочку. Но эта боль даже и наполовину не перекрыла ту, что разъедала меня изнутри.

Схватив в охапку свою одежду, я поспешил одеться, но почувствовал аромат кофе. В дверях, с подносом в руках, на котором и был тот самый кофе с парочкой круассанов, стояла Настя. Её ночнушка была распахнута, округлости грудей выпирали наружу. Трусов на ней не было вовсе, и гладковыбритый лобок так и манил коснуться его снова.

— Утро доброе! — сказала она так, словно между нами вчера ничего не было. Явно пребывая в приподнятом настроении, она поставила поднос с завтраком на кровать и села на корточки. — Садись, кушай.

Я недоумевающе смотрел на неё некоторое время, прежде чем сказать:

— Я пойду.

— Уже? — откусив круассан, произнесла она. — Да позавтракай хотя бы.

— Нет, я… — В комнату важной походкой зашёл кот. Он прилёг рядом с хозяйкой и уставился на меня своими большими жёлтыми глазами. На мгновение это сбило меня с толку. — Я должен идти.

— Я закажу тебе такси.

— Нет, — отрезал я, а затем вежливо добавил: — Спасибо, не надо.

На ходу надев джинсы с кофтой, я направился в прихожую. Настя, с чашкой кофе в руке, последовала за мной.

— Артём, — сказала она, наблюдая, как я надеваю кроссовки, совершенно не вписывающиеся в ряды стоящих рядом дорогих туфель и сапог.

Я сделал вид, что не услышал её. Больше всего мне хотелось как можно скорее покинуть эту квартиру. Настя подошла ближе и коснулась моего подбородка, обратив на себя внимание.

— Тебе незачем волноваться, — прошептала она, точно уловив моё состояние. — Мы с тобой взрослые люди. Никаких обязательств. Просто отдохнули от уже опостылевшей обоим рутины, вот и всё.

Я ничего ей не ответил, хоть её слова и кольнули меня, особенно про рутину. Она действительно мне «опостылела», но способ, которым я решил с этим бороться…

Ещё вчера ночью, занимаясь с Настей сексом, я думал, что это исцелит меня. Не знаю как, но обязательно поможет выпустить всю накопившуюся за последние годы мерзость. Но, как оказалось, стало только хуже.

Хотел бы я знать, с какой стати Настя поступила так со своим мужем. Неужели дело просто в «рутине»? В любом случае это уже не имело значения — сделанного не воротишь.

— Прощай, — сказал я ей.

— Береги себя, — ответила она мне и поцеловала в щёку. Почему-то от этого поцелуя мне не стало не по себе, совсем наоборот. Я почувствовал исходящую от неё искренность. Она действительно желала мне всего самого лучшего.

Я кивнул ей в знак благодарности, покинул квартиру и вошёл в лифт. В моей голове начали появляться навязчивые идеи. Одна из них, например, заключалась в том, что в кабине лифта наверняка установлена камера, где мы были запечатлены с Настей вдвоём. Ещё одна касалась консьержа, пожелавшего мне доброго утра внизу — он точно запомнил меня, простенького незнакомца, идущего под ручку с жительницей этого роскошного жилого комплекса. Таких мыслей родилось ещё с десяток, пока я ехал на такси к тому злополучному бару (и бармен тоже меня видел с ней!), чтобы забрать свою хонду.

По пути домой я всё думал, как бы отреагировала Лера, узнай она о моей измене. Стоило лишь только представить — и меня затошнило.

Господи, как же я ненавидел себя!

Я долго стоял возле двери, не решаясь достать ключ от квартиры. Я представлял, как пытаюсь открыть дверь, а он не подходит. Лера наверняка успела за ночь сменить замки. Или вызвала моих коллег, если я решусь заявиться домой. А может, предупредила всех соседей, чтобы те, как только заметят меня, поспешили за неё вступиться. Возможно, она и вовсе уехала к матери с отцом в Воронеж. Одним словом, могло произойти что угодно.

Но не только это удерживало меня в подъезде. Я крепко размышлял над тем, что мне сказать Лере, если я всё же застану её дома. Как мне смотреть ей в глаза после содеянного? Достоин ли я теперь хотя бы стоять возле неё, не то что пытаться оправдываться перед ней?

Мне хотелось ударить кулаком стену и бить до тех пор, пока не разобью костяшки, пока не почувствую хоть малейшее облегчение. О, как же я себя ненавидел! Как же хотел хотя бы болью заглушить ужасный стыд, окутавший меня с головы до пят.

Я постарался собраться с силами и дотянулся до кармана джинсов, где зазвенела связка ключей. Что бы сейчас ни произошло — будь что будет! Как бы я ни боролся с самим собой, прошедшая ночь останется со мной навсегда, ничего с этим не поделаешь. Медленно я вставил ключ в замочную скважину. После поворота раздался тихий щелчок, затем ещё раз, пока дверь не открылась. Прежний замок оставался на месте.

«Значит, она точно уехала к матери», — предположил я. Но всё же решил проверить.

Оказаться в прихожей своей каморки после роскошных апартаментов на Пресне было странно. И всё же этот дешёвый шкаф-купе из ДСП, потёртый коврик и простенькое зеркальце, в которое Лера заставляла меня посмотреть ещё раз, если я возвращался домой, забыв какую-нибудь мелочь, стали вдруг для меня самыми бесценными на свете. Чувство вины усилилось многократно.

На пластиковой этажерке я заметил её единственную пару кроссовок. Ими Лера пользовалась редко, поскольку почти никогда не выходила на улицу. Стало быть, она осталась дома.

Осторожно сняв обувь и закинув в шкаф куртку, я направился в комнату. Едва коснувшись двери, я услышал тихое пение. Подглядев в щёлку, я заметил, как Лера, сидя на табурете возле детской кроватки, напевала колыбельную Роде:

Спи, дитя моё, спи, усни! Спи, усни!

Сладкий сон к себе мани:

В няньки я тебе взяла

Ветер, солнце и орла.

Улетел орёл домой;

Солнце скрылось под водой;

Ветер, после трёх ночей,

Мчится к матери своей.

Спи, дитя моё, спи, усни! Спи, усни!

Сладкий сон к себе мани:

В няньки я тебе взяла

Ветер, солнце и орла…

Она вдруг резко оборвала песню и развернулась в мою сторону. Тут же вскочила с места и прижалась спиной к кроватке, загораживая от меня ребёнка. Наблюдать за этим было невыносимо. В её глазах я был зверь, животное, навредившее нашему сыну. Единственному сыну.

Не проронив ни слова, я зашёл в комнату, и в эту же секунду Лера в мгновения ока бросилась к стене. Нещадно она начала тарабанить по ней, моля о помощи соседей. Я рванул к ней, схватил за талию, чтобы оттащить, но она начала сопротивляться, нещадно колотя меня по спине. Один из ударов пришёлся мне по голове, но я стерпел. Я чувствовал, что заслужил каждый её удар, даже больше этого.

Крепко держа, я силой усадил её на пол возле кроватки Роди и прижал к себе. Она не переставала бить меня и кричать, зовя на помощь. Кажется, уже весь дом знал о нашей очередной перебранке и, как и прежде, не обращал внимания.

— Прости меня, — сдавленно произнёс я и, прижав её к себе ещё крепче, уткнулся в худенькую шею.

Её запах, родной сладковатый запах сирени, так сильно и отчётливо коснулся меня, что я, в конце концов, не выдержал и заплакал.

— Прости меня, Лерочка, — я почти задыхался от истерики. — Прости меня, пожалуйста, прости, прости, прости…

Её удары смягчились, а затем и вовсе прекратились. Она пыталась оттеснить меня от себя, но я боялся, что если допущу это, то больше никогда не смогу прикоснуться к ней.

— Ну, хватит, — дрожащим голосом сказала она. — Ну, перестань, Артём. Ну…

Я почувствовал, как холодные слёзы упали мне на руки. Она обняла меня в ответ, так же крепко, как и я.

— Прости меня, прости, прости… — повторял я, как помешанный.

— Хорошо, солнышко, хорошо, и ты меня прости. Господи, и ты меня прости! Я была не права, так не права…

Долго ещё мы сидели на полу, крепко стискивая друг друга в объятиях. Сидели, кажется, до тех пор, пока не проснулся Родя, прося покушать. Уже тогда я узнал, что Лера вызвала врача, который диагностировал лёгкий вывих плеча у Роди, но на всякий случай порекомендовал пройти МРТ. Мы так и сделали в этот же день, записавшись в одну из платных поликлиник. Последующая томография подтвердила диагноз врача, всё обошлось, ничего серьёзного.

Какое-то время над нашей семьёй по-прежнему висела туча раздора. Лера хоть и приняла мои извинения, но общалась со мной с неохотой. То же самое можно было сказать и про Родю, который старательно избегал меня, пари любой возможности прячась за спиной матери. Но прошло несколько недель, и всё постепенно не только вернулось на круги своя, а даже стало улучшаться.

В день, когда я пришёл домой после той злополучной ночи, Лера тоже искренне извинялась передо мной. И позже, когда мы с ней снова решились поговорить об этом, она сказала, что действительно была не права, всё время удерживая Родю дома.

— Я действительно помешалась на нём, — сказала она тогда, лёжа со мной в постели. — Всё думала, что уберегу его, моего единственного сына, от всех опасностей только в четырёх стенах. Но… — Она повернулась ко мне. — Извини, что мне приходится снова вспоминать об этом, но когда ты сделал ему больно, я поняла, что нет смысла прятать его в квартире. Уж лучше он узнает, что такое боль, на детской площадке среди других ребятишек, чем от родного отца.

Именно в тот день я начал осознавать, что моя Лера, та самая мечтательная девочка с гитарой в руках, хоть и частично, но возвращается. И я был несказанно рад, когда она вдруг вспомнила про тот самый сертификат, что я пытался подарить ей ещё год тому назад. Каким же приятным удивлением для меня стало, что она действительно решилась записать несколько песен.

Всё шло как нельзя прекрасно, за исключением, конечно, накрывшего мир коронавируса, изрядно потрепавшего всем нервы. Нашу семью эта жуткая зараза, к счастью, обошла стороной. Прошлое постепенно отступало, а с ним и те неприятные воспоминания с невыносимой болью. Я знал, что мои поступки, будь то лёгкий вывих руки родному сыну или измена моей любимой Лере, останутся со мной до самой смерти, но теперь я хотя бы чувствовал вину менее отчётливо, чем раньше.

Но судьба решила распорядиться иначе. Порой она, словно карающее божество, хочет тебе припомнить все твои ужасные грехи. И хочешь или нет, но будешь расплачиваться по полной.