Нисхождение

Даниил Корнаков, 2023

Молодая семья Леры и Артема Соколовых переживает сокрушительную трагедию – гибель их маленького сына. Случившееся раскалывает супругов, заставляя их брак трещать по швам. Разбитая горем мать не может примириться с потерей, в то время как отец просто пытается забыть о произошедшем и жить дальше. Но всё меняется, когда однажды Лера пропадает. Расследуя исчезновение жены Артем находит таинственную девятиэтажку в лесной глуши, внутри которой ему предстоит столкнуться с зловещими тайнами этого места.

Глава 4. Искушение

Нет ничего более умиротворяющего, чем ночная загородная трасса. Блеклый свет фонарей один за другим проносятся за окном; разметка на дороги вводит в необъяснимое спокойствие, на грани с трансом; а в радио успокаивающим голосом продолжается беседа ведущего со слушателем, который делиться своим мнением относительно последних новостей. К нему не прислушиваешься, не пытаешься уловить каждое его слово, а скорее так, наслаждаешься чьим-то голосом, пускай и не отвечающий тебе в ответ.

Я сильно полюбил это время. Сбегать из дома, как бы ужасно это ни звучало, теперь было не так тяжело, как прежде. Ведь я знал, что сейчас сяду за руль, поеду в сторону полупустого шоссе и смогу на время забыться. А по приезде в бар так и вовсе пережитое дома в этот вечер забудется как страшный сон. Сегодняшний день я хотел забыть особенно сильно.

— Водки, — сделал я заказ у бармена, едва войдя в бар.

Пару минут спустя рюмка была пуста.

— Повтори.

Бармен молча налил еще. Рюмку я осушил, едва она оказалась у меня в руках, но образ Роди стоял перед глазами. Его красное, заплаканное лицо. Вопль сынишки по-прежнему звучит в ушах, и я должен, нет, я обязан его заглушить. А ещё этот взгляд Леры… Я до сих пор не мог забыть искру злобы в ее глазах. Этот хищнический взгляд…

— Ещё. — Я поставил пустую рюмку на стойку.

— Может, не стоит так налегать, начальник? — дал мне совет бармен. Он знал о моей работе и должности старлея, как и поименно всех завсегдатаев его заведения.

— Слушай, просто молча налей и всё, — грубо ответил ему я.

Бармен сопротивляться не стал, налил ещё. Но едва опрокинув очередной стакан, я ощутил прикосновение к плечу, от которого меня почему-то бросило в приятную оторопь.

— Тёмка, ты, что ли? — услышал я женский голос сзади.

Обернувшись, я не поверил своим глазам.

— Настюха? Тушёнова?

Она кивнула, подтвердив догадку. Это действительно была она, моя одноклассница, с которой я не виделся с самого выпуска. Наверное, я бы вовек не узнал, если б не её мечтательная улыбка, ничуточки не изменившаяся с тех пор. У каждого человека помимо характера во внешности есть некая особенная черта, выделяющая его среди прочих. У Насти Тушёновой это была вот эта самая улыбка.

— Ну, уже не Тушёнова, конечно… — она показала мне безымянный палец с золотым кольцом. Я, конечно, не ювелир, но выглядело оно крайне дорогим. — Но по-прежнему Настя.

— Слушай, да тебя не узнать! — я вежливо оглядел её с головы до пят. — Как же ты изменилась!

В школьные года Настя была полноватой девчушкой, а вкупе с её фамилией она была обречена на прозвище «тушёнка». Сколько же боли доставляла ей эта кличка! Почти весь класс считал своим долгом раз в день обзывать её до такой степени, что она, вся в слезах, убегала в женский туалет. Правда и там, порой, ей не давали проходу. Девчонки в эти года были ничуть не лучше мальчишек и издевались над «тушёнкой» не хуже парней. Не помню точно, но как-то раз я слышал, что они сняли с неё лифчик и отдали младшеклассникам, которые потом бегали с ним, изображая парусный корабль.

Я же, теперь уже к моему великому сожалению, оставался совершенно непричастными к её издевательствам. Я не защищал её, но и не глумился. Уже взрослым я иногда вспоминал толстушку из нашего класса, и мне становилось страшно стыдно за моё бездействие. Но даже этот стыд со временем осел и Настя Тушёнова по кличке «тушёнка» стала едва уловим и далёким воспоминанием. До сегодняшнего дня.

Сейчас передо мной сидела не тучная девчонка, передвигающаяся по школьному коридору вразвалочку как медвежонок. Настя, без преувеличения, выглядела роскошно. Кончик длинной чёлки светлых волос почти касался её левого века. Короткая стрижка отлично сочеталась с вытянутым лицом и заостренным подбородком. Карие глаза, обведённые тоненькой, едва заметной тушью, ярко блестели в потемках бара. На худых плечах была накинута легкая кожаная куртка с расстёгнутым замком, под которой майка подчеркивала её упругую грудь. Ноги обтягивали обыкновенные синие джинсы, выделяя мускулистые бёдра.

— Спасибо, — ни капли не смущаясь, ответила она. — А ты вообще не изменился. Я тебя едва заметила и сразу узнала. Все такой же тихоня, одиноко сидящий в углу класса. — Она кивнула мне, намекая на моё отдалённое место в баре у самой стены.

— Мир тесен, а? — добавила она.

— Да уж, теснее некуда, особенно когда весь твой мир — Москва, — согласился я.

Она игриво мне подмигнула.

— Значит, за это и выпьем! — она взяла в руки стакан заказанного ей виски. — За сближающую старых знакомых Москву!

— Пожалуй, почему бы и нет?

Мы чокнулись. Она сделала пару лёгких глотков, я же осушил половину рюмки и почувствовал приятное покалыванием по всему телу.

— Был уже здесь? — спросила она, облокотившись на руку.

— Бывал. В последнее время так и вовсе чаще обычного, — с досадой подметил я.

— Проблемы дома? — взглядом она указала на моё обручальное кольцо.

— Типа того, — признался я, хотя на трезвую голову этого ни за что не сделал бы.

Приятная забывчивость стала отступать при одном лишь упоминании Леры. Я решил сменить тему:

— Ну что, рассказывай! Что же такое произошло, что перед собой я сейчас вижу совершенно иного человека?

И она начала рассказывать. Говорила она живо, интересно, слушать ее было одно удовольствие. Коротко она поведала о том, как закончив обучение в школе надеялась начать все заново в вузе, без издёвок и насмешек, поступив на факультет менеджмента. Но и там её ждала прежняя участь быть изгоем, но на этот раз с кличкой «ГОСТ». Стоило мне это услышать, как я не выдержал и, будучи уже подвыпившим, прыснул от смеха. Всё же в изобретательности придумывания прозвищ студентам было не занимать.

Я раскраснелся от стыда, но к счастью, Настя тоже засмеялась так, что у неё из глаз выступили слёзы. Заметив моё смущение, она сказала, что все эти издевки в далеком прошлом, и она не держит обиду ни на кого из одноклассников и однокурсников. Особенно она не держит зла и на меня, человека, который и вовсе всегда стоял в сторонке.

— Знаешь, — сказала она после уже второго стакана с виски. — Я для себя пришла к выводу, что каждый человек рано или поздно просыпается утром и его вдруг озаряет, что прожитая им жизнь — и гроша ломаного не стоит. Такое может произойти в тридцать, сорок, да хоть в пятьдесят… У меня вот это случилось в двадцать один год, когда я вскочила с постели, посмотрела в зеркало и увидела жирное уёбище…

— Потише, потише… — едва сдерживаясь от смеха, произнёс я.

–…и решила, что это нужно менять. Да и не только это, все! Я взяла документы из этой чертовой шараги, сильно поругалась с родителями, переехала от них в съёмную комнату и устроилась в одну небезызвестную рыгальню помощником повара. Зарплаты едва хватало гасить аренду. А для экономии я вообще ела сплошные дешевые каши, крупы и супы. Но, как видишь, оно того стоило.

Проработав год в адских кухонных условиях, где не было ни минуты покоя, она, в конце концов, уволилась. К тому времени Настя успела изрядно похудеть, но и этого достижения ей оказалось мало. Она желала стать идеальной. У неё было стремление быть в центре внимания не только за счёт хорошенькой фигуры, но и собственных мозгов.

Она стала искать работу в области рекламы, где раз за разом получала отказы. Знаменательное событие для нее было просто попасть на интервью, которое в большинстве случаев заканчивались фирменным «мы вам перезвоним». Так длилось почти полгода, и без того крохотная заначка начинала исчезать, пока в один прекрасный день ей не удалось попасть в одно из самых влиятельных рекламных агентств.

— Со слов креативного директора он во мне что-то заметил, но давай будем честны, Оба мы знаем, что именно. Вы мужики только и способны думать тем, что у вас между ног. Но в этом случае это пошло мне на пользу. Уверена, придя я к нему в роли Тушёнки или ГОСТа, решение о моём найме было бы принято через наносекунду.

Настя получила должность младшего копирайтера. Работа давалась ей тяжело, но она упорно шла к цели, опережая всех соперников.

Уже через год она получила свое первое повышение и существенную прибавку к зарплате. Вскоре она познакомилась и с будущим мужем, работавшим этажом выше в отделе руководства, а еще спустя несколько лет она заполучила должность человека, некогда проводящего с ней первое собеседование. Настя хоть и скромно, но описала свою трёхкомнатную квартиру на Пресненской.

— Настюш, я вот чего-то не пойму… Ты живёшь, блин, на Пресне… а тут-то какого хрена делаешь в этой дыре?

Язык от выпитого количества водки у меня уже заплетался. Я хоть и попытался сказать это тихо, но бармен все равно услышал нелестный отзыв о своём заведении и угрюмо посмотрел на меня. Я выпятил ладони вперед, как бы извиняясь перед ним.

Настя развела плечами.

— Не знаю. Хотя нет… знаю… — алкоголь тоже ударил ей в голову, но выглядела она куда трезвее меня. — Мне это напоминает, с чего я начинала. Раньше подобное заведение мне было бы не по карману. Миска вот с этими фисташками ударила бы по кошельку так, что я бы расплачивалась за нее неделю, а теперь… Блядь, я теперь хоть сотню таких мисок могу заказать, и мне вообще по барабану! Я себя чувствую здесь хозяйкой. Если захочу — могу всю эту дыру купить, а завтра снести её к ёбаной матери.

— А я бы на твоем месте не вылезал бы из каких-нибудь крутых заведений. Вот должен был тут пойти в один такой ресторанчик, да вот не получилось…

— Так поехали сейчас, а? — она взяла меня за руку. — Я один ресторанчик знаю, там и еда, и выпивка… Ты обязан просто попробовать. Угощаю!

— Слушай, да нет, наверное, я…

Я было сказал, что мне следовало бы прямо сейчас отправиться домой к Лере и узнать, как там Родя. Но одна лишь мысль о возвращении туда сводила меня с ума. Я ощущал, как меня подташнивает от одной только мысли, что я переступаю порог нашей однушки.

— А к чёрту! — возразил я сам себе и вытащил из кармана ключи от машины. — Поехали.

— Потише, потише, товарищ лейтенант. Мне ли вам говорить о вождении в нетрезвом состоянии? Погоди, я вызову такси. Потом заедешь за своей хондой. — Марку машины она произнесла с неким пренебрежением.

Глубоко внутри себя я осознавал, что делаю неприемлемое. Ночью, неведомо где шляюсь с чертовски привлекательной барышней. Но видит Бог, как же мне хотелось забыться. Смять и выбросить все те плохие воспоминания за последние несколько лет, и хотя бы один вечер провести как нормальный человек.

На заднем сиденье такси Настя начала кокетничать со мной. Даже находясь в уже поддатом состоянии, мне не составило труда уловить её намеки, когда она, как бы невзначай, касалась моей ноги или плеча. Пальчики её заигрывали со мной, тихонечко щекоча, а затем лукаво отстраняясь, как ни в чем не бывало. Я чувствовал, как она смотрела на меня, улавливал её лисий взгляд. В груди у меня всё пылало. Вот уже давно я не чувствовал такого возбуждения, но, тем не менее, старался оставлять намеки без ответа. Перед глазами до сих пор стояла Лера и Родя. Моя семья. По сути, я уже совершил преступление против них, сев в это такси, но ничего с собой не мог поделать. Прямо сейчас мною двигали древние животные инстинкты, побороть которые никак не получалось.

В ресторан мы прибыли ровно в полночь. Заведение это ни капли не было похоже на то, в которое я хотел сводить Леру. Здесь все было пропитано богатством и роскошью. Войдя в него, я чувствовал себя мухой, случайно залетевшей в пчелиный улей. Но вскоре, энергичная джазовая музыка и дополнительная пара стаканов с диковинным шотландским виски сделали свое дело, и я, как ни в чем не бывало, стал частью этого прежде недоступного мне общества.

Флирт со стороны Насти не прекращался. Сначала она сидела за столиком напротив меня, затем, я даже не помню, как это произошло, уже оказалась рядом. Она слушала мои рассказы о рутинных полицейских буднях с видом дурочки, хотя такой явно не была. Когда же речь зашла о моей семье, в частности про Леру, её это, будто бы наоборот раззадорило, и она села совсем близко, прислонившись ко мне своими бёдрами. Но к тому времени я уже не замечал её намеков, поскольку был настолько пьян, что с трудом соображал какое сейчас время суток.

Расслабляющая обстановка ресторана, приятная музыка и дорогая выпивка сделали дело, и я, подчиняясь своим животным инстинктам, стал отвечать ей: клал руку на подлокотник дивана рядом с ней, а затем незаметно для себя опускал на шею; или поправлял её локон, сползающий к левому глазу.

Вся та грусть и тоска, сжимающая мое сердце, постепенно давали слабину. Родя, которому я наверняка повредил руку, был затоплен в уже чёрт знает каком по счёту рюмке водки и виски, как и его мать. Центром всего моего внимания была Настя и дно стакана.

— Поехали ко мне? — шепнула она мне на ухо. Я почувствовал тёплое дыхание, от которого меня бросило в дрожь, а член, уже и без того твёрдый, готов был вот-вот взорваться от возбуждения.

С ответом я соображал долго. Что-то внутри меня усиленно боролось, не давая мне скатиться до уровня примата.

— Настя, я же… — я показал ей свое обручальное кольцо.

Она улыбнулась.

— Тёмка, у меня такое же колечко есть. — Она показала своё, которое вовсе не было «таким же». Её колечко стоило, наверное, как вся моя квартира. — Ты расслабься, просто заночуешь, а утром поедешь. Мне тебя в таком состоянии страшно отпускать даже в такси.

Ее слова в тот момент показались мне пьяному убедительными, но все же борьба внутри меня ещё усиленно продолжалась вестись. Поэтому я возразил:

— Да всё хорошо, Настён. Доеду!

Она взяла меня за руку.

— Так, лейтенант, успокойся. Чего ты как маленький. Ты же вообще никакой. Я здесь живу в пяти минутах.

— А муж как же?

— Лёня у меня в Париже сейчас. Какой-то очередной форум, чёрт его знает… Прилетит только дня через три.

— Ну… ладно, — сказал я, с усилием. — В таком случае я заплачу! Официант!

Настя рассмеялась.

— Я тебя пригласила, вот и оплачу. Оставь свои правила патриархата. В наше время женщина может зарабатывать и побольше мужчин.

Я ещё какое-то время спорил с ней насчёт оплаты, но когда увидел счёт с пятью цифрами, все же уступил даме.

Настя не соврала, она и вправду жила в нескольких минутах в высоченном здании в богатых апартаментах. Видеть мне такое приходилось разве что в кино. Огромные окна открывали вид на всю Москву. Кухня, кажется, была больше моей однушки. От этого места разило роскошью, до которой мне было как до луны с моим окладом.

— Чувствуй себя как дома. — Настя протянула мне бокал красного вина. — А я пока пойду сполоснусь.

Я хотел спросить, где я буду спать, но не успел — плеск воды уже вовсю гремел в ванной комнате. Соображал я туго.

Сделав глоток вина, я стал расхаживать по квартире, и на удивление совершал это без всякого риска рухнуть на пол, поскольку небольшая прогулка по ночной Москве меня немного отрезвила.

В квартире стоял приятный цветочный запах. Каждая вещь, от комода до шкафа выглядела как новенькая, только что из магазина. Я прошёл ещё дальше и обнаружил небольшую комнату с тренажерами внутри: брусья, беговая дорожка, штанга и много другого причудливого спортинвентаря о предназначении которых мне оставалось только гадать. Судя по впечатлительным формам Насти, в этой комнатке она проводила больше всего времени. Мне даже взбрело в голову опробовать один из тренажеров, но успел отговорить себя от этой глупой затеи.

Скоро я добрался и до спальни с огромной кроватью. Мы с Лерой до сих пор не могли себе позволить купить самую обычную кровать, довольствуясь раздвижным диваном. А здесь! Кажется, тут могло поместиться человек пять.

Боковым зрением я заметил на комоде рамки с фотографиями. На каждой из них была запечатлена Настя либо одна, либо со своим мужем (я понял, что это он, увидев их совместную свадебную фотографию). Эта парочка, судя по снимкам, побывала на каждом клочке земного шара: вон они катаются на лыжах в Альпах, здесь едут верхом на верблюдах среди пустыни, а на другой, держа мачете в руках, пробираются через густые заросли джунглей. Меня всегда удивляло, как богачи успевают выделять время на подобные поездки и при этом колотить состояние.

Разглядывая фотографии, я вдруг почувствовал, как на меня смотрят из тени в конце спальни. Вход в неё был по правую руку от меня, так что, если б это была Настя, я бы обязательно её заметил. Да и вода в ванной до сих пор шумела.

«Настя ошиблась, — подумал я, — это наверняка её муж. Он приехал раньше, или вовсе никуда не уезжал».

Я решил не гадать и развернулся, но к счастью не обнаружил в тёмном углу комнаты никого, кроме кота. Да, это был обыкновенный пушистый кот с чёрной шерстью и белым воротничком. Он сидел на середине кровати и неотрывно смотрел на меня своими большими, жёлтыми глазами фонарями. Хвост был в состоянии покоя, ухо не дёрнулось, и он скорее напоминал египетскую статуэтку, чем живого кота. От этого, казалось бы, с виду безобидного создания у меня почему-то пробежались мурашки по телу.

— Ну, привет, пушистик.

Кот не шевельнулся и тогда я подумал, что, кажется, так перебрал с выпивкой, что зверь мне мерещиться. Я решил проверить это на деле, приблизился к кровати и протянул руку, чтобы погладить пушистого. Суженые зрачки, при виде моих пальцев, не надулись, как это происходило с обычными котами. Хвост не вилял влево вправо как метла. Животное не двигалось. И в ту секунду, как только я почти коснулся его мягкой на вид шерстки, невидимая каменная скорлупа, до этого обволакивающая его, вдруг треснула, и он поцарапал мне руку до крови, после чего прыгнул в сторону и удрал в соседнюю комнату.

— Маэстро, кыш! Кыш! — услышал я позади голос Насти.

Я и не заметил, как она уже вышла из ванной. На ней был надет шелковый халат чёрного цвета, и ткань его была столь тонка, что из-под неё выпирали твердые соски. Покраснев, я поспешил отвернуться.

— Сильно поцарапал? Он обычно ласковый, а тут… чёрт знает, что на него нашло. — Она села возле меня и взяла за руку. — Надо спиртом обработать. Погоди, где-то тут у меня…

Запах миндаля, исходивший от её чистого тела, сводил меня с ума. Я понимал, что теряю голову и поэтому, собравшись с последними силами, решился сказать:

— Настя, спасибо тебе за сегодняшний день, за предложение переночевать… Я должен идти, понимаешь? Рад был повидать тебя…

— Я понимаю, — ответила она, нежно улыбнувшись. — Но давай я всё-таки обработаю тебе царапину? А потом закажу тебе такси, раз уж ты настаиваешь.

— Хорошо, — согласился я и сел напротив неё.

Из тумбочки она достала перекись и вату, которыми начала осторожно заниматься моей довольно пустяковой царапиной. Наблюдая за её заботливыми движениями, я почему-то вспомнил, как покалечил руку сыну. Осознание этого как будто только сейчас пришло ко мне, и я почувствовал, как в глазах стало щекотать. И как сильно я не пытался сдержать, одна из них все же капнула на худенькую ручку Насти.

— Тёма, ты чего? — спросила она.

А я не выдержал и заплакал. Я уже и не помнил, когда последний раз со мной происходило нечто подобное. И плакал я не только из-за Роди. Казалась, что все те переживания и муки, что я накопил за последние несколько лет, разом прыснули через мои глаза и безостановочно падали то на ладонь Насти, то на спальное бельё. Мне было больно, невероятно больно. Сердце разрывалось на куски. Да и выпитое за вечер себя проявило.

— Тёма, ну ты чего… — Она обняла меня, и я почувствовал, как её упругая грудь упёрлась в мою.

— Извини, я… не знаю, как так получилось, — сказал я, шмыгая носом. — Просто я сделал одну ужасную вещь и теперь не могу себе этого простить.

— Все мы когда-нибудь делаем что-нибудь ужасное. Такая у нас природа. — Она взяла мой бокал и отпила глоток. — Нам остаётся только жить с этим и извлекать урок. Просто постарайся забыть об этом как можно скорее.

— Как же я могу забыть такое?

Настя ничего не ответила. Вместо этого она встала напротив меня и скинула свою пижаму. Шёлковая ткань скользнула по её шее, грудям и бёдрам, пока не упала на пол. Внутри меня бурлил фонтан возбуждения. Её тело, боже мой, тело было идеальным. Такое можно было увидеть только на обложках глянцевых журналов. На стройном животике были заметны небольшие кубики пресса; упругие груди выглядели как два идеально одинаковых холмика. Но самым привлекательным в ней мне казались её бедра, которые я, к моему великому стыду, грезил поразглядывать обнажёнными, едва встретив её. Даже не верилось, что у неё когда-то были такие клички как «Тушенка» и «ГОСТ».

Я потерял дар речи. Лера в эти секунды стала для меня тусклым огоньком едва потухшей свечи, в то время как Настя горела как тысячи огней, ослепляя своим тёплым светом. Она села на мои ноги, и я почувствовал жар её лона, от которого мой член был готов взорваться. Мне хотелось войти в нее, соединиться с ней и стать единым целым.

— Я помогу тебе, — шепнула она мне на ухо. Всё тело у меня покрылось мурашками.

Более я не сопротивлялся. Моё животное нутро взяло вверх. Все потаённые фантазии, что я ненароком воображал последние несколько часов, становились явью.

Я схватил её, повалил на кровать и, дрожащими от возбуждения руками, расстегнул пуговицу джинсов. Между ног у неё было так мокро, что я с лёгкостью вошёл в неё. Я был намеренно груб с ней, не вкладывая в свои движения ни капли нежности. Я никогда не занимался сексом с проституткой, но был уверен, если б до этого дошло, всё происходило бы точно так же. Но Насте, судя по всему, это нравилось. Она крепко вцепилась в мои бедра и сдавленно кричала, то и дело приговаривая полушёпотом моё имя как заклинание.

Вскоре я положил её на живот, прижал лицом и на этот раз взял сзади. В это мгновение мне почему-то вспомнилась одна статья, которую я вычитал из интернета. В ней рассказывалось про наших далеких предков: кроманьонцев и неандертальцев. Особенно я запомнил один отрывок про их беспорядочную половую жизнь. У них ещё не существовало таких понятий как муж и жена, и поэтому каждый мужчина мог без всяких обязательств сношать любую представительницу противоположного пола лишь для удовлетворения своих низменных желаний. Статью я эту вспомнил лишь потому, что прямо сейчас чувствовал себя таким вот пещерным человеком, решивший поставить удовлетворение своих потребностей выше супружеской клятвы.

Но я ничего не мог с собой поделать. Тело не принадлежало мне в эти минуты, а разум спал глубоким, пьяным сном.

— Можешь в меня кончить, я на таблетках, — сказала она, верно угадав.

Я так и сделал. Боль и злость, накопившаяся во мне за эти пару лет выплеснулись вместе с долгой нехваткой секса. Никогда в жизни я не ощущал такого сильного оргазма. Но кончив, я понял, что этого недостаточно. Перед глазами всё ещё стояли эти ужасные воспоминания: как Лера узнает новость о своем бесплодии, как она отказывается выходить из дому, помешанная на сыне и, как я, в конце концов, ломаю ему руку.

Ломаю руку собственному сыну.

И если алкоголь не способен заглушить это, то, быть может, секс поможет.

Едва кончив и снова взглянув на лежащую возле меня Настю, я уже вскоре наблюдал, как она залезает на меня, предварительно засовывая мой вновь отвердевший член в себя.

Мы занимались любовью всю ночь, пока я, полностью не лишившись сил, под самое утро не заснул мертвецким сном.

Проснувшись, я первые несколько минут был в оцепенении и не мог понять, где нахожусь. Я смотрел на натяжной потолок в надежде, что на нём как на бумаге образуется ответ на вопрос о моём местонахождении. Я ощущал себя парализованным: не чувствовал тела, дышалось с трудом, и голова совершенно не слушалась.

Несколько минут спустя я ощутил чувство вины. Из моих внутренностей словно вырвали кусок и бросили как использованную тряпку. Но почему это происходило? Бардак в голове не давал покоя, пока я наконец не услышал, как неподалеку закипал чайник.

И тут все прояснилось. События прошлой ночи окатили меня ледяной струёй. Я вспомнил все до мельчайших подробностей: бар, встречу со старой одноклассницей, поездку в ресторан, затем в её дом, и…

— Господи, — сипло произнёс я и про себя произнёс ужасное: «Я изменил. Изменил своей жене. Изменил Лере».

Пустое и не заправленное место рядом на кровати лишь подтверждали это.

В голове сразу пронеслось сотни картин, похожих на фотографии. Вот я с Лерой знакомлюсь на улице, когда она играет на гитаре, ее голос и улыбка ошеломляют меня и я тут же в неё влюбляюсь. А вот впервые встречаемся после долгой разлуки и обнимаемся: она почти плачет, а я сдерживаюсь, хоть и хочется. Потом свадьба, рождение нашего сына, и…

Все эти воспоминания превратились в петлю, начавшую меня душить. Я попытался встать с постели, но вместо этого грохнулся прямо на пол, ударившись головой о прикроватную тумбочку. Но даже эта боль и наполовину не перекрыла ту, что разъедала меня изнутри.

Схватив в охапку свою одежду, я поспешил одеться, пока не почувствовал аромат кофе. В дверях с подносом в руках, на котором и был тот самый кофе с парочкой круассанов, стояла Настя. Её ночнушка была распахнута так, что половинки грудей выпирали наружу. Трусов на ней не было вовсе, гладковыбритый лобок так и дразнил коснуться его снова.

— Утро доброе! — явно в приподнятом настроении сказала она так, словно между ними вчера ничего не было. Она положила поднос с завтраком на кровать и села на корточки. — Садись, кушай.

Я недоумевающе смотрел на неё некоторое время, прежде чем сказать:

— Я пойду.

— Уже? — откусив круассан, произнесла она. — Да покушай хотя бы.

— Нет, я… — в комнату важной походкой зашёл кот. Он прилёг рядом с хозяйкой и уставил на меня свои большие жёлтые глаза. На мгновение это сбило меня с толку. — Я должен идти.

— Я закажу тебе такси.

— Нет, — отрезал я, а затем вежливо добавил:

— Спасибо, не надо.

На ходу надев джинсы с кофтой, я направился в прихожую. Настя, с чашкой кофе в руке последовала за мной.

— Артём, — сказала она, наблюдая, как я надевал кроссовки, совершенно не вписывающиеся в стоящие около дорогие туфли и сапоги.

Я сделал вид, что не услышал её. Больше всего мне хотелось как можно скорее покинуть эту квартиру.

Настя подошла ко мне и коснулась моего подбородка, обратив на себя внимание.

— Тебе незачем волноваться, — прошептала она, точно уловив моё состояние. — Мы с тобой взрослые люди. Никаких обязательств. Просто отдохнули от уже опостылевшей друг другу рутины, вот и всё.

Я ничего ей не ответил, хоть её слова и кольнули меня, особенно про рутину. Она действительно мне опостылела, но тот способ, которым я решил с этой рутиной бороться…

Ещё вчера ночью, занимаясь с Настей любовью, я думал, что это исцелит меня. Не знаю, как и каким образом, но обязательно поможет выпустить всю ту накопившуюся за последние годы мерзость. Но, как оказалось, все стало только хуже.

Хотел бы я знать, с какой стати Настя поступила так со своим мужем? Неужели дело в рутине? В любом случае это не имеет значения, сделанного не воротишь.

— Прощай, — сказал я ей.

— Береги себя, — ответила она мне и поцеловала в щёку. Почему-то от этого поцелуя мне не было не по себе, а даже совсем наоборот. Я почувствовал исходящую от нее искренность. Она действительно желала мне всего самого лучшего.

Я кивнул ей в знак благодарности и вышел в прихожую. Зайдя в лифт, у меня в голове начали появляться навязчивые идеи. Одна из них, например, заключалась в том, что в кабине лифта наверняка установлена камера, где мы были запечатлены с Настей вдвоём. Еще одна касалась консьержа, пожелавшего мне доброго утра внизу — он наверняка запомнил меня, незнакомца, идущего под ручку с жительницей этого роскошного жилого комплекса.

Таких мыслей в голове у меня родилось ещё с десяток, пока я ехал на такси к тому злополучному бару (ведь бармен тоже меня видел с ней!), забрал свою Хонду и поехал домой.

А еще я все думал о том, как бы отреагировала Лера, узнав о моей измене. Лишь только представив это, меня тошнило.

Господи, как же я ненавидел себя.

Я долго стоял возле двери, не решаясь достать из кармана ключей от квартиры. Я так и представлял, что пытаюсь открыть дверь, а он не подходит. Лера наверняка успела за ночь сменить замки. Или вызвала моих коллег, если я решусь заявиться домой. А может, предупредила всех соседей, чтобы те, в случае как заметят меня, поспешили за неё вступиться. Возможно, она и вовсе уехала к матери с отцом в Воронеж. Одним словом, могло произойти что угодно.

Но не только это удерживало меня в подъезде. Я крепко размышлял о том, что мне сказать Лере, если я все же застану её дома. Как мне смотреть ей в глаза после содеянного? Достоин ли я теперь стоять возле неё, и хотя бы пытаться оправдываться перед ней?

Мне хотелось ударить кулаком о стену и бить до тех пор, пока кожу не сотру, пока не почувствую хоть малейшее облегчение. О как же я себя ненавидел! Как же хотел я хотя бы болью заглушить тот ужасный стыд, окутавший меня с головы до пят.

Я постарался собраться с силами и дотянулся до кармана джинсов, где зазвенела связка ключей. Чтобы сейчас не произошло — будь что будет! Как бы я ни боролся с самим собой, прошедшая ночь останется со мной навсегда, и ничего с этим не поделаешь.

Тихо я вставил ключ в замочную скважину. После поворота раздался тихий щелчок, затем ещё раз, пока дверь не открылась. Прежний замок оставался на месте.

«Значит, она точно уехала к матери», — предположил я.

Но всё же решил проверить.

Оказаться в прихожей своей каморки после роскошных апартаментов на Пресне было странно. И всё же этот дешёвый шкаф-купе из ДСП, потёртый коврик и простенькое зеркальце, на которое, как я часто вспоминал, Лера заставляла меня посмотреть ещё раз, если я возвращался домой, забыв какую-нибудь мелочь, стали вдруг для меня самыми бесценными на свете. Чувство вины усилилось троекратно.

На пластиковой этажерке я заметил её единственную пару кроссовок. Ими Лера пользовалась редко, поскольку почти никогда не выходила на улицу. Стало быть, она была дома.

Всё также тихо сняв обувь и скинув в шкаф куртку я направился в комнату. Едва коснувшись двери, я услышал тихое пение. Подглядев в щёлку, я заметил, как Лера, сидя на табурете возле детской кроватки, напевала под нос колыбельную Роде:

Спи, дитя моё, спи, усни! спи, усни!

Сладкий сон к себе мани:

В няньки я тебе взяла

Ветер, солнце и орла.

Улетел орёл домой;

Солнце скрылось под водой;

Ветер, после трёх ночей,

Мчится к матери своей.

Спи, дитя моё, спи, усни! спи, усни!

Сладкий сон к себе мани:

В няньки я тебе взяла

Ветер, солнце и орла.

Она вдруг перестала петь и развернулась в мою сторону. Она вскочила с места и прижалась спиной к кроватке, загораживая меня от ребенка. Наблюдать за этим было невыносимо. В её глазах я был зверь, животное, навредившее нашему сыну. Единственному сыну.

Не бросив ни слова, я зашёл в комнату и в эту же секунду Лера, в мгновения ока, бросилась в сторону. Нещадно она начала тарабанить по ней, моля о помощи соседей. Я кинулся к ней, схватил за талию, чтобы оттащить, но она начала сопротивляться, нещадно колотя меня по спине. Один из ударов пришелся мне по голове, но я стерпел. Я чувствовал, что заслужил каждый её удар, даже больше этого.

Держа её, я силой усадил на пол возле кроватки Роди и крепко прижал к себе. Она не переставала бить меня и кричать, зовя на помощь. Кажется, уже весь дом знал о нашей очередной перебранки и, как и прежде, не обращал внимания.

— Прости меня, — сдавленно произнёс я.

Я прижал её к себе ещё крепче, уткнувшись в худенькую шею. Её запах, родненький сладковатый запах сирени так сильно и отчетливо коснулся меня, что я, в конце концов, не выдержал и заплакал.

— Прости меня, Лерочка, — я почти задыхался от истерики. — Прости меня, пожалуйста, прости, прости, прости…

Её удары смягчились, а затем и вовсе прекратились. Она пыталась оттеснить меня от себя, но я боялся, что если допущу это, то больше никогда не смогу прикоснуться к ней.

— Ну, хватит, — дрожащим голосом сказала она. — Ну, перестань, Артём. Ну…

Я почувствовал, как холодные слёзы упали мне на руки. Она обняла меня в ответ, так же крепко, как и я.

— Прости меня, прости, прости… — повторял я как помешанный.

— Хорошо, солнышко, хорошо, и ты меня прости. Господи, и ты меня прости! Я была не права, так не права…

Долго еще мы сидели на полу, крепко стискивая друг друга в объятиях. Сидели, кажется, до тех пор, пока не проснулся Родя, прося покушать. Уже тогда я узнал, что Лера вызвала врача, который диагностировал лёгкий вывих плеча у Роди, но на всякий случай порекомендовал пройти МРТ. Мы так и сделали в этот же день, записавшись в одну из платных поликлиник. Последующая томография подтвердила диагноз врача, все обошлось, ничего серьёзно.

Затем в нашей семье по-прежнему висела туча раздора. Лера, хоть и приняла мои извинения, но общалась со мной с неохотой. То же самое можно было сказать и про Родю, старательно избегающего меня, прячась за спиной матери. Прошло несколько недель, прежде чем все вернулась не только на круги своя, но и наоборот, стало только улучшаться.

В тот день, когда я пришёл домой после той злополучной ночи, Лера тоже искренне извинялась передо мной. Позже, когда мы с ней решили поговорить об этом, она сказала, что действительно была не права, удерживая Родю все время дома.

— Я действительно помешалась на нём, — сказала она тогда, лежа со мной в постели. — Всё думала, что уберегу его, моего единственного сына от всех опасностей только в четырех стенах. Но… — Она повернулась ко мне. — Извини, что мне приходится снова вспоминать об этом, но когда ты сделал ему больно, я поняла, что нет смысла прятать его в квартире. Уж лучше он поймёт, что такое боль на детской площадке от других ребятишек, чем от родного отца.

Именно в тот день я начал осознавать, что моя Лера, та самая мечтательная девочка с гитарой в парке хоть и частично, но возвращается. Мое предположение лишь укрепилось, когда она мне припомнила те самые сертификаты, что я пытался подарить ей еще год тому назад. Каким же удивлением для меня было, когда она действительно решилась записать несколько песен.

Все шло как нельзя прекрасно, за исключением, конечно, нахлынувшего на весь мир Коронавируса, изрядно потрепавшему нервы. Нашу семью эта смертельная зараза, к счастью, обошла стороной.

Прошлое постепенно отступало, а с ним и те неприятные воспоминания с их невыносимой болью. Я знал, что мой поступок, будь то лёгкий вывих руки родному сыну или измена моей любимой Лере останутся со мной до самой смерти, но теперь, хотя бы, я чувствовал её менее отчётливо, чем раньше.

Но судьба решила распорядиться иначе. Порой она словно злобное божество хочет тебе припомнить все твои ужасные грехи в троекратном размере. И хочешь не хочешь, но будешь расплачиваться по полной.