Бывшие. Боль и любовь

Дана Стар, 2023

– Скоро роды? – с интересом спросила Лена. – Живот такой большой! – Через месяц, – накрываю ладонью своë сокровище и чувствую, как малыш пинается. – Как мило! Миллионер женился на простой медсестре, событие века! Но я вообще о другом хотела спросить… почему ты на днях удалила все свои фото с Ильей и скрыла семейное положение? Сердце вдруг сжалось от боли, в глазах слёзы. – Извини, я спешу, в другой раз поговорим. Не успеваю свернуть за угол, дорогу преграждает внушительный внедорожник. Дверь открывается, на меня опасными глазами смотрит он… *** – Ну и счастливая же ты, Варька, мне бы такого мужика! Илья твой – идеал ходячий. Богатый, красивый, заботливый. Серьёзный и солидный человек! Дочурке вашей уже три года, и сынок скоро родится, – любуется моим огромным животом подруга. – Поздравляю! – Спасибо. Смущаюсь и краснею. Даже неловко как-то. И не мечтала о такой сказке… Судьба нас неожиданно свела, хоть бери и роман пиши. – А мой урод мне с соседкой изменил, развелась недавно! – Как изменил? – удивляюсь. – А вот так! Нахрен его послала! Собрала вещи и с окна на голову бросила, казанове недоделанному. – Да уж, сочувствую. – Вот и где такого идеального искать? Как у тебя… Пиликнуло смс. Полезла в сумочку, пытаясь отыскать в ней телефон. – Кто пишет? – Номер какой-то неизвестный… Почему-то у меня холодеют пальцы и живот немного сдавливает. Ужасное предчувствие накрывает… Жму пальцем на конвертик, сообщение открывается. Я смотрю на экран стеклянными глазами и не могу сделать вдох. Мой Илья и незнакомая голая девица. В номере отеля…

Глава 4

— Здравствуй, Варя, — ухмыляется с сытым, величественным видом.

Наглые глаза горят, наглые, пухлые губы изогнуты в кривой ухмылке, наглая поза всем своим видом показывает максимум снисхождения.

И он как всегда без майки, с голым торсом. Спасибо хоть в трусах. Таки надел.

— Прикройтесь, — отворачиваюсь.

Дурацкий жар опять ползёт по лицу — мне это уже всё надоело. Надоело так реагировать на него. Он же мерзавец!

— Почему? Не нравлюсь.

— Нра… То есть, это вас не касается! — хмыкаю, вздёрнув подбородок.

— У тебя красивая коса. Ты сегодня волосы в косу собрала? Мне нравится. Мечтаю наматывать её на кулак, и…

— Вы отвратительно себя ведёте. И, если не прикроетесь, я откажусь вас лечить и уволюсь.

— Тогда я умру и это будет на твоей совести.

Голос насытился льдом и сталью. Опасной.

Повернулась, двинулась к кровати. Вяземский соизволил набросить на бёдра одеяло.

— Лежите спокойно, мне нужно осмотреть вашу рану.

Присаживаюсь на край кровати, подготавливая всё необходимое, он, как всегда, мешает.

— Тут простынка запачкалась, нужно поменять, — криво лыбится, указывая на белёсые пятна на одеяле.

— Это просто отвратительно! Тут не публичный дом, а учреждение, где спасают людей. Хоть бы каплю уважения проявили! — взрываюсь я.

— Я проявил. Не одну каплю, а даже несколько.

— Мне не о чем с вами разговаривать. Это бесполезно, — цыкаю.

— Жаль, что ты такая холодная колючка. Но очень скоро я тебя отогрею…

Всю энергию направляю в работу.

Я должна, должна, должна.

Думать о словах Стрельникова, за них цепляться.

Стрельников ещё одну важную вещь добавил — он дал мне добро быть не только медсестрой, но и почувствовать себя в роли врача. Поэтому наградил дополнительными заданиями.

Конечно, на утреннем или вечернем обходе он был главным, а я лишь вела контроль в остальное время и обо всём ему докладывала. Павел Степанович почти всегда на операциях, ему нужен человек на подхвате. Но почему именно я? Неужели правда разглядел во мне талант?

— Тут болит? — нажимаю на грудь.

Молчит.

— А тут?

Тишина.

Я выдыхаю. Прощупываю область груди, чтобы убедиться в отсутствии рубцов и подкожных гематом. Вроде хорошо заживает, но на всякий случай следует перестраховаться.

— Сделаем УЗИ через несколько дней, надо ещё сдать анализы.

— Для тебя всё, что захочешь.

— А сейчас я вас послушаю…

Снимаю с шеи стетоскоп прикладываю к области сердца, сосредотачиваюсь.

Он хищно, очень внимательно за мной наблюдает. За каждым моим действием. Будто мечтает сожрать, в самом деле.

— Как себя в целом чувствуете?

— Как огурчик. Хоть в космос.

— Радует ваш оптимизм.

— А меня ты радуешь.

— Со мной на вы, пожалуйста. Варвара Дмитриевна! — колко рублю. Сама задыхаюсь. Эмоции уже на разрыв.

— Оу… Варвара. Дмитриевна, — смачно перекатил на языке моё имя, как сладкую конфету. — Зачётно. Но молодая ты слишком для Варвары. Мне нравится Варя. Нежно, с теплотой. Сколько тебе лет?

— У врача нет возраста, только его опыт.

— Острячка! И гордая. Мне нравится. Как же я от тебя кайфую, малышка! От каждой секунды взгляда на тебя, твоего голоса, образа… Глаз красивых, как небо…

Я стараюсь, я правда стараюсь быть стойкой, непробиваемой как сталь для его банальной лести, но он меня пробивает. Наповал сражает. Едва держусь. А в душе уже всё кипит, как лава.

— Жалобы есть?

— Курить хочу…

Глаза закатываю.

— И трахаться.

— До свидания! — дёргаюсь, уже собираясь встать и навсегда покинуть клинику, Вяземский притормаживает.

— Ладно, прости! Шутка. Ляпнул сдуру. Идиот. Бывает. Всё понял, с тобой иначе надо. Хрупкая ты, нежная, ранимая. Что ж, буду по-другому пытаться, если смогу. Я не романтик, Варвара, но любым способом хочу получить желаемое.

Так и думала. Не романтик, а просто наглая сволочь.

Продолжаю, по крайне мере пытаюсь игнорировать этого «романтика недоделанного», не предавая значение его словам.

— Так, сейчас девочек из лаборатории позову, пусть кровь возьмут.

Поднимаюсь с кровати, а он за руку хватает, крепко сжимая. Бесцеремонно, в упор рубит.

— Пошли на свидание.

— Отпустите меня, — попробую вырваться. Мертвая хватка. Адреналин начинает захлёстывать нещадно, словно на убой.

— Ответ: да, нет?

— Нет!

— Зря! — рыкает, откидывая мою руку грубо. Злится. — Чего ты хочешь? Сколько денег? Назови цену!

— Всего доброго, отдыхайте! А у меня ещё много дел.

— Твои дела — это, блять, я!

Я почти бегом из палаты лечу, а позади слышу глухой удар. Кажется, это была прикроватная тумбочка и она встретилась с мощным мужским кулаком. Надеюсь, осталась целой.

Маша говорила, что, когда я ушла на больничный на один день, уже один раз в палате Вяземского меняли мебель.

Пора начать пить анаприлин…

* * *

Ненавижу этот час!

Плююсь в уме, останавливаясь возле двери ненавистной палаты с золотой цифрой «1».

Ладно, Иванова, в конце концов это исчадье не вечно будет здесь лежать. При хорошем раскладе, Вяземского выпишут уже на следующей неделе, когда снимут швы.

Но как же медленно тянется время…

Мне кажется, я уже год с ним цацкаюсь.

И прямо сейчас настал очередной час адского визита.

Интересно, что самый несносный и проблемный пациент приготовил для меня сегодня?

Вхожу, делая вид, что всё моё внимание приковано к рабочему журналу, который от напряжения стискиваю в руках.

Глаза боюсь поднять до последнего, ожидая очередного прикола, как вдруг, неуклюже о что-то спотыкаюсь и чуть не падаю, ударяясь о бортик кровати.

Вместо этого лечу в объятия полуобнажённого, роскошного тела и мягко падаю ему на грудь.

— Не ушиблась, Варвара Дмитриевна?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы опомниться, прийти в себя, и понять, что, собственно, случилось.

— Прилёт точно в яблочко, — прохладный смешок проходится по моим нервам импульсом. Как следует встряхивает. — Пташка удачно впорхнула в мои объятия!

— Всё в порядке, а вы — уберите руки.

Сама вдруг замечаю, что крепко обвила свои руки вокруг его шеи, тесно прижавшись к пышущему жаром торсу Вяземского.

— Ты сегодня злюка или пай девочка, Варя? Мне нравится и то, и другое, люблю разнообразие. И да, — выжидает паузу с насмешкой, — я тебя не держу, это ты сама в меня вцепилась.

Чёрт…

И правда!

Ну что со мной творится в последнее время?

Всё-таки отпихиваю сексуальную махину и почти даже не робею.

Я ведь касалась его… Всем телом почти прижималась и была обвита мощными формами рук, взята в плен кладезя мужской силы, величия и потрясающего запаха морской свежести. Значит, только недавно из душа вышел.

Вяземскому уже можно передвигаться по палате, принимать водные процедуры, избегая попадания воды на рану.

Отойдя на безопасное расстояние, рассматриваю его. В полный рост он кажется ещё мощней и горячей. Спасибо хоть в штанах сегодня. Но это не отменяет наличие крупного бугра между ног. Такой большой, будто спрятал там подзорную трубу.

Мне нужно оторваться от качка, сосредоточившись на обязанностях. Ни в коем случае меня не должна волновать его эрекция…

И я даже туда не смотрю!

Вот совсем. Ни капельку не пялюсь. Честно-честно.

Всё-таки, зачем ему такая мускулатура? Он же бизнесмен, а не Рембо.

И вообще, надо выяснить обо что я споткнулась.

Осматриваю комнату, замечая, что она преобразилась.

— У вас день рождения?

Комната обставлена букетами, какими-то коробками подарочными с бантами, а на кровати сидит огромный плюшевый медведь ростом с меня. И шарики кругом с надписями на английском: «Я тебя люблю».

— Не угадала. Это всё для тебя, — хвастливым, гордым тоном произносит он, задирая подбородок повыше. — Ну? Жду оваций и радости в мою честь. А ещё страстных поцелуев с языком…

Надо срочно поговорить со Стрельниковым насчёт наркоза. Мне кажется поставщики подсунули нашему учреждению дешёвую бодягу с побочными эффектами. Почти неделю не отпускает пациента!

— Илья Сергеевич, — с силой прижала к груди журнал, пытаясь не зарычать, в самом деле, — мы с вами взрослые люди, верно?

Но он будто меня не слушает, стоит на своём, пень упёртый. Подходит к стулу, на котором стоит розовая подарочная коробка, махом срывает с неё упаковку и извлекает оттуда сумочку. Симпатичную, компактную, женскую сумочку с каким-то известным логотипом на ней. Уже даже на расстоянии видно, вещь качественная, а значит, дорогая.

— Знаешь сколько она стоит? — мне с умным лицом протягивает.

— Мне неинтересно… Вы меня слушаете?

Беру вещицу из его рук лишь для того, чтобы в сторону отставить, поставив на столик.

— Двести штук.

— Бред какой-то.

— Разве не об этом девочки мечтают?

— Послушайте, у меня много работы, я вам, кажется, ясно дала понять, чтобы вы придерживались установленных мною границ. Я не завожу романы с коллегами или пациентами!

— Это легко можно исправить.

— Ложитесь на кровать, мне нужно осмотреть рану.

Собираюсь взять необходимые материалы, отвлекаясь, но внезапно Вяземский хватает меня за локоть, дёргая обратно к себе резко и с напором, яростно гаркает:

— Все эти подарки твои, слышишь?! Ты всё равно пойдёшь со мной на свидание! А если нет — я тебя понесу.

* * *

Понесёт? Как мешок что ли на плечо взвалит?

Он намного хуже, чем я его считала. Высокомерие из него так и прёт, а самомнение вообще вышло куда-то за грань космоса.

Сумочкой хотел меня купить! Только посмотрите на него?

Сейчас как возьму, как всандалю клизму пятилитровую! Посмотрим, как он у меня забегает, Дон Жуан недоделанный, свидания ему сию же секунду подавай!

— Немедленно отпустите мою руку, мне больно!

Он и правда сжал запястье слишком сильно, отчего кисть онемела. Только эти слова притормозили наглеца и он ослабил хватку, благодаря чему я получила долгожданную свободу.

Его глаза уже вовсю полыхали, губы обнажили хищный оскал, а мышцы всего тела увеличились, окаменели, превратились в гранит. Зрелище было и пугающим, и… впечатляющим.

Я увидела Вяземского в гневе. Ледяная дрожь хлынула по спине, заставляя шаг за шагом отступить на безопасное расстояние. Я будто стояла напротив дикого зверя, загнанная в ловушку, и обречённо понимала, что сейчас он меня разорвёт.

Прав был Стрельников, когда посылал мне мрачные предупреждения о нём, называя его имя с уважением и опаской. Но в глубине души я отчего-то точно знала, Илья меня не тронет…

Он разжал кулаки и размеренно выдохнул. Закрыл глаза. Когда открыл, спустя две секунды, вернулся в своё прежнее состояние. Дьявольский огонь на дне обсидиановой радужки потух.

Что это была за странная, пугающая вспышка?

— Я тут вспомнила, меня в ординаторскую срочно вызвали.

— Варь…

В области груди ёкнуло от того, с какой, теперь уже мягкостью, он назвал моё имя.

Какие странные перепады настроения. Мне показалось, или Вяземский — это будто две разные души в одном теле?

Свет и тьма…

— Мне нужна помощь.

— Какая? — недовольно.

— Помой мне голову. Самому неудобно, повязку могу намочить, — кашлянул он, покосившись на мои ножки, выглядывающие из-под белого халата, длиной чуть ниже колен, — нууу сама понимаешь.

Стискиваю правую руку в кулак. Вообще без тормозов! Да уж, «повезет его жене» терпеть все его выкрутасы, в особенности его сложный, нахальный характер.

А он вообще женат? Есть ли у него кто-нибудь?

Девушка? Любовница?

Кольца не видела, никто к нему с визитами не приходит, только эти типы мрачные, неразговорчивые в чёрных костюмах с лицами «андроидов».

Не тянет он на семьянина, скорее на блудливого мачо.

Всё. Я переработалась. В отпуск пора, раз такие мысли нелепые посещают. Вот какое мне вообще дело — его личная жизнь?

Но всё же, что-то цепляет… Цепляет мерзавец меня! Иначе, я бы не думала о нём сутками напролет и не краснела всякий раз, когда вхожу в палату и вижу его сногсшибательный торс.

— Ну что, идём в ванную? — повторил он, и двинулся на меня, схватившись за резинку свободных домашних штанов.

— Стоп! — с опаской вскрикнула, на рефлексе выставив вперёд руку, будто он не за штаны держался, а за гранату.

Я знаю для чего всё это делается и какие намеки на самом деле преследуются — чтобы меня поиметь.

— Ты, черт возьми, должна за мной ухаживать! Ты же моя сиделка!

— Я твой лечащий врач, а не служанка!

Вырвалось.

Я оговорилась. Наверно на эмоциях, заигралась.

Никакой я не врач… А всего лишь простая медсестра, мечтающая стать врачом.

О боже…

Я сказала ему на «ты».

Но уже было поздно. Это произошло в пылу эмоций. Подлец меня таки довёл.

До ужаса боюсь, но непонятно как у меня даже получается сохранить твёрдый тон в голосе.

Сгребаю в охапку все воздушные шарики и выбрасываю в окно. Они вихрем взметаются в небеса, исчезая за горизонтом.

Молодец. Так держать! Нужно обязательно показать самодуру твёрдость характера, иначе сядет на шею.

— Я вернусь вечером для осмотра и контрольного обхода, чтобы этого всего здесь не было.

Спиной к нему поворачиваюсь, цокаю каблучками к выходу, а он мне вдогонку:

— Прекрасно! Жду в девять. И не забудь надеть под халатик прозрачное бельё! А лучше вообще без него.