Далеко-далёко. Рассказы о детях

Коллектив авторов, 2014

На страницах этого издания, выпущенного по результатам конкурса «Далеко-далёко», собраны рассказы многих авторов, вместе представляющие читателю развёрнутую, объёмную (как сейчас принято говорить, «3D») картину детства: родители пишут о детях, бабушки – о внуках, – ну и, конечно же, взрослые рассказывают о собственных «босоногих» годах, когда каждое событие было значительным, а каждый день, принося с собой происшествия и приключения, учил чему-то важному…

Мария Аверина

Запрещённая колбаса

Плохо быть больным человеком, особенно в больнице. И так у тебя что-то болит, а ещё орать нельзя, и есть ничего вкусного не дают. Сами подумайте, можно ли долго прожить без солёных огурцов, чипсов, копчёной колбасы… Хорошо хоть — моя бабушка это понимает.

Как-то во время тихого часа пришла ко мне в больницу бабуля. Встала под окном и закричала:

— Маша-а-а… Маша-а-а…

Я вскочила с кровати и к окну подбежала, выглянула, рукой помахала. Потом окно открыла и закричала:

— Бабуля!!! Я ужасно ждала тебя!!

— Я же обещала прийти…

— Что-нибудь вкусное принесла?

— Принесла, но я не знаю, как тебе передать.

— Погоди, я щас придумаю что-нибудь.

Повернулась к девчонкам — они тоже заинтересовались, ясное дело, — доложила:

— Мне бабушка запретные вкусности принесла, а как их достать — ума не приложу!

Света с кровати у окна подала умную мысль:

— В соседней палате верёвка есть, щас потихоньку сбегаю, возьму, — и исчезла.

— Бабуль, подожди, мы тебе верёвку кинем.

Светка вернулась с верёвкой, мы один конец привязали к решётке, а другой сбросили бабушке. Вику у двери на шухере поставили — от медсестры. Бабуля привязала пакетик, и мы начали тянуть. И тут Вика тревогу подняла:

— Народ! Медсестра идёт!

Я забеспокоилась:

— Бабуль, ты иди, медсестра ругаться будет. А завтра приходи, завтра — день посещений.

Бабушка рукой помахала и ушла. Я быстро окно закрыла и в кровать. Зашла медсестра, палату оглядела и спросила сурово:

— Маша, это ты тут орала?

Я, не открывая глаз, ответила:

— Нет, я сплю себе.

— Ну, я вижу, как спишь! Девочки, ведите себя тихо. Чтоб больше никаких криков я не слышала!

Пока она говорила, верёвка с пакетом мирно болталась за окном, мы недотянули пакет на целый этаж. Я старалась не смотреть в сторону окна, чтобы нашу верёвку не заметили.

Наконец медсестра ушла, Вика вернулась на свой наблюдательный пост, я открыла окно и потянула верёвку. Шла она легко, пакет казался каким-то подозрительно лёгким. Вытянула я верёвку — а на конце её ничего нет. Света взвизгнула:

— Эй, а где пакет?! Там же минуту назад еда была?

Я пожала плечами:

— Может, кто со второго этажа снял и себе присвоил.

— И что теперь?

— Надо идти на второй этаж, — вздохнула я.

— Ну ты удумала! Кто же тебя туда пустит? — хмыкнула Вика. — В чужое отделение.

— Спущусь незаметно, — спокойно пояснила я. Девчонки смотрели на меня непонимающе, пришлось пояснить: — Да на лифте для медсестёр.

— Ты до него сперва дойди! — хором выпалили они.

— Запросто! Только вы сестру отвлеките.

Тут Аня, которая до сих пор тихо сидела в своем углу, предложила:

— Давайте я отвлеку. Притворюсь, что мне плохо, а ты выбежишь из палаты.

Так мы и сделали. Напихали игрушек в мою кровать и аккуратно накрыли одеялом, а я за дверью спряталась. Тут Аня начала истошно орать:

— А-а! Помогите, умираю!

Медсестра прибежала мигом. Пока она суетилась возле Аньки, выясняя, в чём дело, я тихонечко из палаты выскользнула. И бегом к лифту!

Вызываю лифт, захожу в него и нажимаю на кнопку второго этажа. Лифт с места не сдвинулся, но начал мигать. Это потому, что он по инструкции меньше пятидесяти килограммов не возит, а я весила всего двадцать девять. Ситуация просто безвыходная: где ж я ему ещё столько килограммов возьму? И вдруг я заметила рядом с лифтом тележку с огромной кастрюлей. Подошла, заглянула под крышку: вроде компот. Вот это везение! Тележка и одна весит порядочно, а уж с компотом…

С трудом я втащила тяжёлую тележку в лифт и беспрепятственно доехала до второго этажа. Осторожно огляделась по сторонам, медсестры на посту было. Я пулей пронеслась в палату, которая, по моим расчётам, находилась под нашим окном. Вбежала и с порога выпалила:

— Мальчишки, а где пакет с запретной едой?

— Так это твой пакет? — хмыкнул самый здоровый пацан. — А мы глядим — пакет перед окном висит… Тут как раз медсестра пришла. Увидела пакет, отвязала и сказала, что отнесёт на третий этаж — выяснить, чей он.

Тут я сообразила, почему медсестры на посту не было. Чуть позже до меня дошло, что она сейчас с нашей медсестрой разбирается, кто так грубо нарушил правила и режим отделения. Я буркнула пару слов благодарности и понеслась в обратном направлении. Подбежала к лифту, вызвала, вошла внутрь — о ужас! — тележки нет. Как теперь ехать — непонятно! Я нажала на кнопку, лифт замигал, но с места не сдвинулся — килограммов ему мало! Я бегом обратно к мальчишкам в палату. Они удивились:

— Опять ты? Зачем вернулась?

— Да мне килограммов не хватает, чтобы на лифте доехать.

Мальчишки тут же нашли выход:

— У нас тут сушек прорва, ты наешься поплотнее, килограммы и прибавятся.

Сушки я не очень люблю, но пришлось есть. Съела штук десять сушек, наелась до отвала. Теперь веса должно хватить! Я побежала обратно к лифту. Палец на кнопку пристроила — без толку, всё равно килограммов не хватает. Я снова к мальчишкам за подмогой бросилась:

— Всё равно лёгкая я, лифт не везёт.

Тут один мальчик вызвался со мной проехать: двоим килограммов должно хватить. Мы с ним побежали к лифту уже вдвоём, нажали кнопку третьего этажа. Лифт закрылся и поехал.

Приехали на третий этаж. Тут мальчик сообразил, что обратно и он один не поедет. Я вышла, а он в лифте стоит.

— Ну, жми! — тороплю его я. Он нажал изо всех сил.

— Нет, не едет.

— Давай теперь я с тобой съезжу, — великодушно предложила я.

— А потом?

— Потом придумаем что-нибудь.

Доехали до второго этажа, ничего не придумали. Он вышел, а я осталась. Лифт и с места не тронулся.

Мы ещё раз поднялись наверх вместе, а потом пришлось вниз ехать вдвоём… Стали спускаться в очередной раз — и тут лифт застрял между этажами.

— Лифт застрял, — тоскливо сказал мой товарищ по несчастью. — Как же теперь мы из него выберемся?

— Никак, — сказала я обречённо и села на пол. — Мы умрём тут совсем одни.

— Ты чего сидишь, — забеспокоился мальчик. — Сделай что-нибудь.

— Некогда мне, я умирать приготовилась…

— Тебе хорошо, ты хоть не голодная умрёшь: сушек наелась…

— Зато я так и не узнаю, что было в пакете с запретной едой, — грустно сказала я. — Тебя хоть зовут-то как?

— Вадик, а что?

— Должна же я узнать, с кем вместе умираю.

Мы помолчали минуты две. Потом Вадик спросил:

— А тебя как звать?

— Маша я.

— Вот не думал, что вместе с Машей умру.

— Я тоже с Вадиком умирать не планировала.

— А ведь страшно умирать.

— Очень страшно, — подтвердила я.

И вдруг слышим голос сверху:

— Маша, ты там?

— Я уже ангела слышу.

— Нет, это не ангел, — заявила я. — Я всегда плохо себя веду, так что это, наверное, чёрт.

— Почему же голос сверху и совсем не злой?

— Так этот чёрт в гости ходил к ангелам и у них научился.

— Нет, я себя хорошо веду, — упорствовал Вадим. — Так что это всё же ангел за мной прилетел.

Вот обидно ведь, если б я про ангелов раньше подумала, так хоть чуть-чуть лучше вела себя.

Тут опять тот же голос:

— Маша, ты в лифте?

— Слышишь, это меня зовут.

— Ты не отвечай, — зашептал Вадик, — вдруг это и вправду чёрт. Не хочу, чтоб меня чёрт забрал из-за тебя.

Сидим, молчим.

Через полчаса нас из лифта всё же высвободили. Оказалось, что медсестра принесла нам в палату градусники. Тут и выяснилось, что меня нет. Девчонок долго расспрашивать не пришлось, очень уж они испугались. Света проболталась про пакет, за которым я поехала. Медсестра пошла меня искать и обнаружила застрявший лифт.

На свободе я быстро забыла, как собиралась умирать. А вот чёрта вспомнила.

— Представляете, нам чёрт сверху кричал, — сообщила я медсестре.

— Какой ещё чёрт?

— Страшный, но с ангельским голосом.

— Так это я тебя звала.

— А я думала, что за мной чёрт должен прийти. Я ведь всегда плохо себя веду.

Медсестра чему-то улыбнулась. Потом она отвела меня в палату, а Вадика отвезли на второй этаж. Она ещё немного поругалась, но сунула мне пакет с запретной едой. И взяла честное слово, что больше я такого вытворять не буду.

Мы с девчонками сидели в палате, ели конфеты и чипсы, а я рассказывала про лифт. Хорошо всё-таки, что мы не умерли. Я ещё успею вести себя хорошо, и черти мне мерещиться не будут.

Непотопляемый «Титаник»

Фильм «Титаник» я увидела, когда мне было двенадцать лет. К тому времени все девчонки в нашем классе, и не только в классе, и даже не только в школе форменным образом помешались на этом шедевре. Скорее даже не на нём, а на актере Леонардо ДиКаприо. Чего только я не наслышалась: и красавчик он, и талант уникальный. Все другие любови были напрочь забыты, даже светловолосый Роман из параллельного класса резко растерял своих многочисленных поклонниц.

— Что за фрукт этот самый ДиКаприо? — с любопытством спросила я подружку Верку. — С чего это вдруг все наши девчонки дружно по нему сохнуть принялись?

— Ты что же, «Титаник» не видела? — удивилась Верка и уставилась на меня, как на чудо. — Такой фильм все должны смотреть в обязательном порядке.

— Что, и вправду такой хороший?

— О-очень! — закатила глаза подружка. — Да у меня на видике есть. Хочешь посмотреть?

— Давай, — говорю, — а то я отстала как-то с этим.

Пришли к Верке, устроились на диване поудобнее — смотрим. Вот уж полфильма прошло, уже и корабль вовсю тонет, а красавчика всё не видать. Я не выдержала и спросила:

— Когда ж этот ваш Каприо появится, сколько можно пялиться зря?

Верка аж на диване подпрыгнула:

— Ну ты и дубина! Вот же он в длинном пиджаке, главный герой — Джек.

— Да-а, — промямлила я. — Никогда бы не подумала!

Дальше мне было уже неинтересно, красавчик оказался довольно страшненьким, к тому же словно в сахарном сиропе вымоченным. Этакий герой из сказочки для пятилеток, только не слишком симпатичный. Такого разочарования я давно не испытывала. Верка в восторге пялилась на экран, а я тоскливо рассуждала: что же во мне не так, если мне не нравится всеобщий любимчик? Может, у меня вкуса нет?

Но я была девочкой упорной и посмотрела фильм ещё пять раз в течение десяти дней. Конечно, у Верки. Научилась даже томно вздыхать и закатывать глаза, выговаривала с придыханием: «А-ах, Лео!» Вот только мне он по-прежнему казался страшненьким.

В то лето бабушка отправила меня в лагерь. И — ужас! — там девчонки не только глаза закатывали, но ещё и на одежде носили его портреты. Я думала, что сойду с ума! Куда бы я ни шла, везде был ДиКаприо: на топиках, шортах, футболках, сумках. Ну всё, думаю, мир совсем одикапрился… Страшно стало… Именно тогда я поняла, что не способна его послушно полюбить, и даже вообще — ненавижу.

Пока я таким образом мучилась в лагере, бабушка уже закупала мне к школе нужные вещи: ручки, карандаши, тетради и прочие мелочи. И вот приезжаю я счастливая домой с надеждой наконец-то избавиться от надоевшего образа. И так мне было уютно, весело, что я даже не сразу поняла, что изменилось в доме за время моего отсутствия. Потом до меня дошло: НИГДЕ, вот просто совсем НИГДЕ нет Лео ДиКаприо. «Вот оно — настоящее счастье», — подумала я.

Вдруг бабушка заявляет:

— Машуль, а я тебе тетради купила — загляденье, смотри, какие красивые.

Я взяла тетрадку из пачки, и мне стремительно поплохело. На всех тетрадях реалистично изображён ДиКаприо в разных позах. У меня даже в глазах помутнело. «Боже! — взмолилась я мысленно. — Я такая была хорошая всё лето. Избавь же меня от этого всеобщего любимчика хоть за моё прекрасное поведение! Иначе я утону в дикапривщине, как в болоте».

А бабушка выжидающе смотрела на меня и улыбалась.

— Довольна ведь? Угодила я тебе?

Я с трудом выдавила улыбку и промямлила:

— Миленькие тетрадки, спасибо!

А сама затосковала: теперь это лицо буду видеть ежедневно — и в школе, и дома!

Бабушка всё же что-то заметила по моему лицу:

— Ты что-то не очень довольна. Или тебе портреты не нравятся? А я ведь думала…

Я поняла, что бабушка расстроится, обидится. Никак нельзя обижать бабушку, и я начала фальшиво нахваливать:

— Что ты, мне страшно нравятся тетрадки! Они офигенные! Все девчонки обзавидуются.

Кажется, бабушка поверила и успокоилась.

Но вот и Первое сентября. Я с отвращением кладу тетради с изображениями ДиКаприо в сумку, иду в школу, захожу в туалет — раритеты выбрасываю в мусорку. Весь день писала на отдельных листочках.

Прихожу домой — сложный момент: нужно признаваться, иначе само вылезет потом.

— Бабуль, ты не сердись, но я случайно потеряла тетради.

— Как, все сразу?

— Ну да, — отвечаю, а сама чувствую, что краснею.

— Боже мой! Какая же ты растяпа! Как надо было умудриться потерять тетради? Да ещё и все сразу!

Тетрадок штук шесть было, не меньше. На месте бабушки я удивилась бы ещё больше.

Конечно, бабуля побежала в магазин. А я осталась довольна: малой кровью ведь отделалась. Ну, отругали немного, зато этого Лео в моей жизни больше не будет.

И тут бабушка из магазина вернулась, протянула мне тетради… А на них… ДиКаприо! У меня аж сердце упало. А бабуля довольно сообщает:

— Там были с собачками и с котятами. А эти, последние, я для тебя забрала, раз уж он тебе нравится.

И зачем я в прошлый раз так восхищалась тетрадными обложками?! Теперь я совсем приуныла — поняла, что этот голливудский субъект так и будет меня преследовать. Неужели же всю жизнь?! Совсем я не собираюсь им увлекаться. Вот просто ни капельки!

— Конечно, прежние тетрадки получше были, — продолжала бабушка. — Но ты ведь сама виновата!

Я присмотрелась: и впрямь совсем дрянные картинки. Красавчик Леонардо на них совсем уж неказистый вышел, будто даже косоглазый.

С горя звоню Верке:

— У меня горе, Вер!

— Какое ещё горе? — заинтересовалась подруга.

— ДиКаприо меня преследует, прямо как маньяк!

— Как это преследует? Расскажи-ка поподробнее, — Верка аж в трубку засопела от любопытства.

— Да это я образно так… А на самом деле он всю мою жизнь одикаприл. Он же везде, просто везде — и на моих тетрадях тоже.

Верка рассмеялась:

— Вот чудна́я! Купи другие тетради, и дело с концом!

— Не могу, бабушка обидится. Сама ж ей сказала, что люблю его.

— И глупая! Сама виновата.

Всю ночь я не спала. Всё думала: что теперь делать? Кое-что всё же в голову пришло: распределю-ка я тетради по предметам и по степени отвращения к ним. Чем противнее картинка на тетради, тем менее любимым был предмет. Вот этого перекошенного ДиКаприо — на физику, да! Большего она и не достойна! Вот этого косого ДиКаприо на алгебру…

Распределила я тетради, и мне это даже нравиться начало. Ведь если были бы у меня красивые тетради, так в них и писать жалко всякую ерунду. А такие страшненькие для физики или алгебры сгодятся. Когда же тетради закончатся, и я куплю себе новые: нормальные — без ДиКаприо. Эта мысль меня немного утешила.

Но прошло совсем немного времени, и заботливая бабушка снова принесла мне тетради с физиономией ДиКаприо… Мол, ещё купила про запас.

И я решила «приручить» себя к ДиКаприо, раз уж деться от него некуда. Говорят, за двадцать один день к чему угодно привыкнешь, даже полюбить можно при большой тренировке. Стану я на его рожу на обложках по десять минут каждый день смотреть — может, полегчает. Хотя с мытьём посуды у меня этот номер не прошёл — так и не полюбила.

Решено, буду привыкать! Каждый день перед уроками я упорно пялилась на лицо с тетрадок. На уроках тоже пялилась, но не так старательно. Иногда что-то писать приходилось. Результат нулевой! Разве что девчонки моим тетрадкам завидовать стали. Но и это не утешало.

Так тяжело и протекал учебный год. Но за месяц до его конца я не выдержала: обрыдла мне ненавистная физиономия. Звоню подружке:

— Вер, давай мои тетрадки сожжём!

— С ума сошла! Ещё почти месяц учиться!

— Больше не могу его терпеть в своей жизни, этого вашего Лео!

Вечером мы разожгли костер во дворе, и я с удовольствием закинула в него тетради с ДиКаприо. Стою счастливая, улыбаюсь. Верка удивлённо спрашивает:

— Чему так радуешься?

— Избавилась от него, наконец!

— Зря радуешься, бабушка тебе ещё купит.

Я со всех ног кинулась домой: только бы успеть, пока не купила. Вбегаю, едва отдышавшись, ору:

— Бабуля, не покупай мне больше ДиКаприо! Я этого больше не вынесу! Я его на самом деле терпеть не могу!

Бабушка долго стояла молча, ошарашенная. Потом сказала:

— Что ж ты до сих пор не признавалась?!

— Боялась, что ты обидишься…

— Лучше сказать обидную правду, чем целый год так притворяться. Я бы на твоём месте не вытерпела целый год.

Больше я никогда не употребляла сладенькой лжи. Во всяком случае с бабушкой.

Ничейный мальчик

В тот день в детском саду меня сильно обидели. Дима из нашей группы бросил мне за шиворот червяка. Не очень мне нравятся червяки, тем более — у меня за шиворотом! Я обиделась и спряталась за кустами сирени, у самого забора.

И тут увидела: за забором мальчик. Он тоже меня заметил и уставился, словно я вся чумазая и лохматая. Он точно был странный. И очень грязный.

— Привет, ты что тут делаешь? — начала я разговор.

— Смотрю, что за вашим забором делается.

— Тут скукота, ничегошеньки не делается. Я, наоборот смотрю, что на улице происходит.

Он удивился:

— Зачем тебе?

— Так интересно. У нас только глупые игры, а снаружи все по делам спешат. Я тоже хочу куда-нибудь идти, а не сидеть без дела. Хочешь со мной наблюдать?

Он чему-то очень обрадовался:

— Хочу, но я же — за забором. Как же я наблюдать буду?

— Так ты лезь сюда.

— Как же я к тебе попаду? Забор высокий.

— Тут в одном месте есть дыра, я покажу. Ты в неё пролезай.

Он пролез между сломанными досками, и мы вместе сели у кустов сирени. Минут через десять он заметил:

— Отсюда смотреть интереснее. Все куда-то спешат, и вид у них деловой. И даже таинственный.

— Все спешат к кому-то, — глубокомысленно заключила я.

— Почему ты так решила?

— Так ясно же: с портфелями — к начальникам на работу, с пакетами — к детям с подарками. А без всего — из сада и школы детей забирать. Моя бабушка всегда за мной приходит мимо забора, во-о-он в ту калитку.

Он помолчал с минуту, потом сказал грустно:

— Я бы тоже хотел к кому-нибудь идти.

Тут удивилась я:

— Так ты же оттуда. Ты разве ни к кому не шёл?

— Нет, мне некуда идти, — сказал он совсем печально. — Я ничейный.

Я выпучила глаза от изумления:

— Как ничейный? Такого не бывает.

— А вот бывает, — вздохнул он. — Вот ты чья?

— Бабушкина.

— А я ничей.

— Врёшь! Все мамины или папины, или бабушкины! — рассердилась я.

— Вот и не вру, — обиделся он. — Ты же мне друг, а друзьям не врут. Мой папа занят всё время, и я ему не нужен. Значит, я совсем одинок.

— И чем таким важным он занимается?

— На диване лежит и говорит, что занят.

— Моя бабушка тоже бывает занята: она пирожки печёт и конфеты покупает, или дурацкую кашу варит. Но это не значит, что я не её!

Мы помолчали.

— А ты в школе учишься, да? — спросила я из жалости, уж очень грустно он молчал. — И я в следующем году иду в школу, здорово, правда?

— Совсем не здорово. Скучно, надо уроки делать и таблицу умножения учить. Мне надоело.

— А что тебе нравится делать?

— Смотреть, как вы играете там, за забором.

Тут нашу группу позвали на обед.

— Ты сейчас уйдёшь? — расстроился он.

— Да, мы сейчас обедать будем. Потом спать, и опять гулять.

— Принеси мне что-нибудь поесть, — попросил он.

Я обрадовалась:

— Так ты меня будешь ждать?

— Конечно. А ты скоро придёшь?

— Часа через три. Ты только дождись меня.

Я ушла на обед, а мальчик остался сидеть у кустов сирени.

На обед давали борщ, кашу и апельсины. Апельсин я припрятала для мальчика.

Во время тихого часа я всё лежала и думала: неужели бывает, что бы кто-то был ничейный?

После сна я очень ждала прогулки. Но начался дождь, и прогулку отменили. Я смотрела в запотевшее окно, пытаясь разглядеть мальчика. Но его уже не было видно, наверное, он не дождался меня.

Вечером я спросила бабушку:

— Бывает, чтобы кто-то был ничейный?

Бабушка удивилась:

— Как это — ничейный?

— Вот я же — твоя, а ты — моя. А тот мальчик сказал, что ничейный. Ему даже идти не к кому там, за забором…

Тема разговора бабушке явно не нравилась. Но она ответила:

— Человек может быть ничейным, если ему самому никто не нужен. Если ты что-то делаешь для других, то ты всегда будешь кому-то нужен… А что за мальчик?

И я рассказала о своём знакомом, о том, что припрятала для него апельсин, а он меня не дождался…

Всю следующую неделю я собирала для него апельсины и яблоки. И всё смотрела в сторону забора. Где же он? Я ведь его жду, а он даже не знает, что он больше не ничейный…

Но мальчик больше не пришёл.