Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)

Давид Мотадель, 2014

На решающем этапе Второй мировой войны немецкие войска вели боевые действия в таких далеких друг от друга регионах, как Сахара и Кавказ, на территориях, населенных преимущественно мусульманами. Нацисты считали ислам важной силой, союзником в борьбе с общими врагами: Британской империей, Советским Союзом и евреями. Книга представляет собой первое всестороннее описание попыток Берлина мобилизовать исламский мир. Основываясь на архивных изысканиях, проведенных на трех континентах, историк Давид Мотадель показывает, как немецкие власти пытались представить Третий рейх покровителем ислама. Он рассматривает политику и пропаганду Берлина в зонах боевых действий, населенных мусульманами, и обширную работу, которую вели власти по привлечению и идеологической обработке десятков тысяч добровольцев, сражавшихся в вермахте и СС. В книге показывается, как немецкие войска в Северной Африке, на Балканах и Восточном фронте взаимодействовали с мусульманским населением, включая исламизированных цыган и евреев. Благодаря взвешенной аргументации в сочетании с мастерским знанием деталей эта книга помогает понять, как сильно Вторая мировая война повлияла на мусульман по всему миру. Работа Мотаделя предлагает новый взгляд на религиозную политику во время самого кровопролитного конфликта XX столетия.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945) предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

1

Истоки

ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО ИЮЛЯ 1940 года, после падения Франции и в начале битвы за Британию, отставной дипломат Макс фон Оппенгейм направил министерству иностранных дел Германии семистраничный меморандум, касающийся подготовки восстаний на исламских территориях противника38. Настало время, пояснял он, для разработки всеобъемлющей стратегии, которая позволила бы мобилизовать мусульманский мир против Британской империи. В сотрудничестве с влиятельными религиозными деятелями, такими как панисламист Шакиб Арслан и муфтий Иерусалима Амин аль-Хусейни, немецким офицерам предстояло спровоцировать беспорядки во всем мусульманском «коридоре» из Египта в Индию. Восьмидесятилетний Оппенгейм знал, о чем говорит. Немногие люди повлияли на политику кайзеровской Германии в отношении ислама столь же основательно, как он.

Юрист по образованию, свободно владеющий несколькими ближневосточными языками, Оппенгейм много путешествовал по Африке и Ближнему Востоку. В 1896 году он был принят на работу в дипломатическое ведомство и двенадцать лет провел в Каире, где следил за политической динамикой мусульманского мира. Во время мятежа Махди в Судане он впервые столкнулся с исламом как политической силой. Оппенгейм обсуждал вопросы ислама с молодым Шакибом Арсланом39 и видными реформаторами веры — такими, как Мухаммад Абдо40. С османским султаном Абдул-Хамидом II он обменивался мыслями о панисламизме, который Порта пыталась использовать для укрепления своих позиций как внутри империи, так и за ее пределами. Вильгельм II лично читал политические донесения Оппенгейма о мусульманском мире.

Политика Германской империи по отношению к исламу

С конца XIX века немецкие дипломаты, политики и колониальные чиновники все чаще имели дело с исламом. Кайзеровская Германия управляла значительным мусульманским населением в своих колониях — в Того и, что более важно, в Камеруне и Германской Восточной Африке. В этих владениях немцы с самого начала стремились использовать религию в качестве инструмента управления41. Если мусульманские лидеры подчинялись колонизаторам, то местные исламские структуры оставались в неприкосновенности. Шариатские суды работали, вакуфам42 не мешали, медресе были открыты, а религиозные праздники признавались нерабочими днями.

Немецкие официальные лица управляли при помощи мусульманских посредников и сановников, которые, в свою очередь, придавали легитимность колониальному режиму. В глазах немецких колониальных чиновников, часто малочисленных, изолированных, всеми силами стремящихся обеспечить порядок и предотвратить восстания, эта политика непрямого управления казалась весьма эффективной. Только с конца 1900‐х годов они кое-где начали ужесточать контроль над исламскими территориями и жестко противодействовать религиозным лидерам, не желающим сотрудничать с ними. Немецкие войска сражались с махдистами на севере Камеруна в 1907 году и подавляли беспорядки, вызванные так называемыми мекканскими посланиями, в Того в 1906‐м и в Германской Восточной Африке в 1908-м43. Однако в целом эти конфликты не изменили политику Германии, которая продолжала использовать ислам для усиления колониального контроля над подвластными народами (фото 1.1).

Вовлеченность Германии в дела мусульманского мира все чаще заставляла государственных чиновников и экспертов обсуждать ислам в политическом ключе44. Принципы политики в отношении ислама, или Islampolitik, широко дебатировались в колониальных и правительственных кругах. В повестке колониальных конгрессов вопросы, касающиеся ислама и отношения к мусульманам на захваченных европейцами территориях, регулярно оказывались среди первоочередных. Важную роль в этих дискуссиях играли эксперты-востоковеды. Если раньше они интересовались в основном классическим исламом, то теперь их занимали исследование современного мусульманского мира и обсуждение имперской стратегии в отношении ислама.

ФОТО 1.1. Полицейские-мусульмане в фесках.

Немецкая колония Камерун, 1891 (источник: Bildarchiv Preußischer Kulturbesitz, Berlin, BPK)

Такие ученые, как Карл Генрих Беккер, который преподавал в недавно созданном Колониальном институте (Deutsches Kolonialinstitut) в Гамбурге, Мартин Хартман и Дидрих Вестерман, преподававшие в Берлине, поставили свои знания на службу империи. После 1900 года Имперский департамент по делам колоний (Reichskolonialamt) поддерживал их исследования, посвященные исламу в колониях. Ученые должны были накапливать знания как о распространении и влиянии этой религии, так и о потенциальной угрозе, которую она может представлять для немецкой власти — а также о связях мусульман, находящихся в германском подданстве, с другими частями исламского мира. Три крупнейших исследования были начаты Беккером в 1908 году45, Хартманом в 1911 году46 и Вестерманом в 1913 году47, хотя только Вестерман опубликовал свои результаты. Важным форумом для профессиональных дискуссий об исламе и колониальной политике стало Германское общество изучения ислама (Deutsche Gesellschaft für Islamkunde) с его периодическим изданием Die Welt des Islams («Мир ислама»), основанным в 1912 году. За два года до этого в Колониальном институте в Гамбурге был учрежден журнал Der Islam («Ислам»), ставший еще одной площадкой для обсуждения современного ислама и политики.

Большинство экспертов поддерживали использование религиозных структур немецкими колониальными чиновниками. В отличие от туземных анимистических религий, которые считались дикими, ислам рассматривали как цивилизованное вероисповедание, управляемое определенным набором правил, норм и догм, которые можно изучать и использовать. Самым известным сторонником активной эксплуатации ислама в колониальной политике считался Беккер48. Эта религия, по его словам, не угрожала власти колонизаторов, но могла и должна была применяться для укрепления господства цивилизованных империй, а также для обеспечения мира, стабильности и порядка.

Беккер полагал, что «исламская опасность» исчезнет после внедрения правильной колониальной политики. Мусульманские учреждения, странствующие проповедники и паломники должны находиться под строгим контролем, в то время как исламскому праву, медресе и вакуфам нужно обеспечить официальное признание. Беккер сильно повлиял на выработку стратегии в Берлине. Его взгляды поддерживали другие ученые, в том числе Дидрих Вестерман49. Лишь меньшинство экспертов, и особенно Мартин Хартман, выступало против любого взаимодействия с исламом в колониях50. Хартман считал мусульманскую религию угрозой, которую нужно контролировать. Указывая на воинственность, религиозный фанатизм, махдизм и опасность священной войны, он предостерегал колониальных чиновников от опоры на институты и авторитеты ислама. Однако, как правило, критика немецкой колониальной политики в отношении ислама не выходила за пределы церковных кругов. Христианские миссионеры видели в исламе угрозу своему делу (и колониальному режиму), регулярно обвиняя немецких администраторов в том, что те потворствуют мусульманской экспансии и потакают мусульманам51. Впрочем, на практике миссионерский активизм не имел особых последствий.

В отличие от своих британских, французских или российских коллег, немецкие колониальные чиновники не рассматривали исламский антиимпериализм и панисламизм как угрозу52. В Берлине ислам в основном считали источником новых возможностей, а не опасностей — в контексте не только колониальной, но и глобальной политики (Weltpolitik) Вильгельма II. Это стало очевидным во время ближневосточного турне кайзера осенью 1898 года, когда он, посетив усыпальницу Саладина в Дамаске, в пламенной речи объявил себя «другом» «300 миллионов магометан» мира53.

Среди вдохновителей этого проекта был и Оппенгейм, который к тому времени стал одним из самых неутомимых пропагандистов политического потенциала панисламизма. Немецкие официальные лица хорошо понимали, что призрак мусульманского восстания и всеисламской мобилизации бродит по правительственным коридорам Лондона, Парижа и Санкт-Петербурга54. Действительно, во многих антиколониальных движениях ислам играл важную роль в организации сопротивления захватнической политике европейцев, его легитимации и обосновании необходимой для него сплоченности55. «Заигрывание» немцев с исламом достигло кульминации в попытках Берлина мобилизовать мусульман во время Первой мировой войны.

Мобилизация мусульман во время Первой мировой войны

11 ноября 1914 года османский шейх-уль-ислам Ургюплю Хайри выпустил пять фетв (религиозных постановлений), призывающих мусульман по всему миру начать священную войну против держав Антанты и обещающих статус мучеников тем, кто погибнет за веру56. Три дня спустя аналогичный документ был зачитан от имени султана Мехмеда V, «повелителя правоверных» (амир аль-муминин), толпе, собравшейся у мечети Фатих в Стамбуле. Позже на официально организованном шествии множество людей с флагами и транспарантами двинулись по улицам османской столицы, приветствуя объявление джихада. Тексты фетв были составлены традиционным для этого богословско-правового жанра образом: каждый документ включал гипотетический вопрос шейх-уль-исламу и его ответ. Прокламация была адресована не только подданным султана, но и мусульманам, проживающим под властью Антанты — ее перевели на арабский, персидский, урду и татарский. В течение последующих месяцев другие османские улемы, в том числе влиятельные шиитские муджтахиды (богословы) Наджафа и Кербелы, также издали постановления, агитирующие за священную войну57. Имамы по всей империи говорили о джихаде в своих пятничных проповедях.

Фетвы шейх-уль-ислама опирались на необычную концепцию джихада. На протяжении исламской истории значение этого термина всегда было крайне разнообразным, простираясь от интеллектуальной рефлексии до военного конфликта с неверными58. Существовала влиятельная традиция, разделяющая «малый джихад» (аль-джихад аль-асгар) — борьбу с оружием в руках против неверных, и «великий джихад» (аль-джихад аль-акбар) — борьбу верующего с самим собой, со своими пороками. Что любопытно, стамбульские фетвы не следовали этой интерпретации, объявив войны с врагами султана «великим джихадом».

Более того, по сравнению с прежними объявлениями священной войны, султанский указ был теологически нетрадиционным (хотя и не беспрецедентным), поскольку он призывал к избирательному джихаду, направленному только против британцев, французов, черногорцев, сербов и русских, но не против христианских союзников Османской империи — Германии и Австро-Венгрии. Таким образом, это не была религиозная война в классическом смысле, противопоставляющая «правоверных» и «неверных». Поскольку только Великобритания, Франция, Россия, Сербия и Черногория вступили в противостояние с исламским халифатом, именно их предлагалось считать врагами ислама. В фетвах заявлялось, что долг всех мусульман, остающихся подданными этих держав, требует вести джихад против своих господ — а участие в боевых действиях против союзников халифа (османского султана), напротив, объявлялось великим грехом.

Хотя провозглашение священной войны можно считать элементом османской политики панисламизма, которую Порта вела со времен Абдул-Хамида II ради поддержания единства своей разнородной империи и завоевания поддержки за рубежом, немецкие офицеры и исламоведы были непосредственно вовлечены в разработку плана джихада59. Фактически именно немцы подтолкнули османов провозгласить священную войну в 1914 году60. В Берлине эта схема обсуждалась довольно давно. Еще в разгар июльского кризиса, предшествовавшего объявлению войны, Вильгельм II произнес свою знаменитую реплику о «воспламенении» исламского мира. Гельмут фон Мольтке, начальник Генерального штаба, формально подтвердил идею в своем августовском меморандуме, приказав «пробудить исламский фанатизм» на мусульманских территориях противников Германии.

В октябре 1914 года, когда турки еще не вступили в войну, Макс фон Оппенгейм разработал 136-страничный стратегический документ под названием «Меморандум о революционизировании исламских территорий наших врагов» (Denkschrift betreffend die Revolutionierung der islamischen Gebiete unserer Feinde). После того как будет заключен военный союз между немцами и османами, говорилось в документе, в мусульманских районах колоний и окраинных территорий враждебных держав нужно будет спровоцировать беспорядки61. Внутренние районы противников надлежит дестабилизировать — чтобы оттянуть на подавление беспорядков войска с фронта. «Призыв к священной войне» должен прозвучать незамедлительно после того, как Турция вступит в войну, — настаивал Оппенгейм. Ученый называл ислам «важнейшим оружием», которое может стать «решающим для успеха в войне». Кроме того, Оппенгейм сделал ряд конкретных предложений. Религиозное восстание следует спровоцировать в Индии, подкрепив его контрабандным немецким вооружением; Кавказ нужно сделать очагом мусульманского бунта; Египет необходимо завоевать; военнопленных-мусульман из колониальных частей Антанты надо обхаживать и мобилизовать на войну против бывших господ. Время для «восстания ислама» назрело, — утверждал ученый.

Как и до войны, немецкие ученые и эксперты сыграли значительную роль в инструментализации ислама. Эрнст Йекк, молодой немецкий политолог, интересующийся Турцией (в 1948 году он станет одним из основателей Института Ближнего Востока при Колумбийском университете), уже в августе 1914 года изложил сценарий, в котором объявление джихада османами мобилизует силы «панислама» — как ожидалось, они с «разрушительной ненавистью» обратятся против британского и французского владычества «от Индии до Марокко»62. Хартман тоже писал аналогичные тексты во время войны, агитируя за использование ислама в стратегических целях63. Осенью 1914 года, после начала конфликта, но до того, как Османская империя вступила в войну, Карл Генрих Беккер, тогда профессор в Бонне, опубликовал брошюру Deutschland und der Islam («Германия и ислам»)64. Ислам — это ахиллесова пята России, Англии и Франции, объяснял Беккер. В течение многих десятилетий Берлин считал эту религию «фактором международной политики». Благодаря своим довоенным усилиям кайзеровская Германия стала другом ислама, и теперь Берлин должен воспользоваться этим статусом. Союз с Константинополем невозможен без ислама, который в ходе войны может стать «обстоятельством наибольшего значения»65. Хотя использование религиозных чувств в политических целях не предрешит исход конфликта, оно будет в значительной мере способствовать военным усилиям. Известнейший голландский исламовед Христиан Снук-Хюргронье, негодуя, обвинил своих немецких коллег, в первую очередь Беккера и Хартмана, в раздувании религиозной ненависти66. В статье, опубликованной в 1915 году, он утверждал, что именно немцы продвигали идею «зарядить» войну религией. Снук-Хюргронье ссылался на бесчисленные заявления немецких ученых о политическом значении ислама и критиковал их за то, что они позорят свою профессию. Однако на Беккера это не произвело особого впечатления. Религия есть легитимный инструмент глобальной политики, — утверждал он в одной из статей67. В начальные годы Первой мировой Германию накрыла настоящая исламомания. Пресса изобиловала заметками о священной войне; исламоведы читали публичные лекции о союзе с мусульманским миром; выходили многочисленные книги и брошюры на тему джихада68.

Центром исламской кампании стало так называемое Бюро информации по Востоку (Nachrichtenstelle für den Orient), разведывательная структура, работавшая под эгидой министерства иностранных дел и Верховного командования. Сначала его возглавил Макс фон Оппенгейм, после его перевода в Стамбул — дипломат Карл Шабингер фон Шовинген, а затем востоковед Ойген Миттвох69. Там работало множество ученых, дипломатов, офицеров и мусульман-коллаборационистов — среди последних известный тунисский муфтий Салих аль-Шариф ат-Туниси, египетский проповедник Абдулазиз Шавиш и именитый татарский панисламист Абдурашид Ибрагимов. Все они организовывали и координировали нацеленные на мусульманские территории от Северной Африки до Британской Индии пропагандистские кампании. Ключевым элементом этой пропаганды выступала религия, а главными темами — священная война и мученичество за веру. Бюро также отвечало за мусульманских военнопленных, которых надо было уговаривать перейти на сторону Центральных держав.

Зимой 1914–1915 годов немцы организовали в Вюнсдорфе и Цоссене, к югу от Берлина, специальные лагеря для военнопленных-мусульман70. Там содержалось несколько тысяч солдат из Африки, Индии и Российской империи. С самого начала немцы стремились завоевать расположение пленных. Чтобы продемонстрировать свое уважение к исламу, они предоставили мусульманам различные уступки и особые религиозные права. Верующим разрешалось выполнять ежедневные молитвы, отмечать религиозные праздники, осуществлять ритуальный забой животных и погребать усопших в соответствии с исламскими обрядами. В лагере Вюнсдорф немцы даже построили мечеть, спроектированную по образу иерусалимской мечети Омара — это был первый исламский молельный дом в Германии. Большое внимание уделялось пропаганде и политической индоктринации. Nachrichtenstelle für den Orient распространяло среди заключенных несколько пропагандистских изданий, прежде всего, «Аль-Джихад»: этот листок издавался на арабском, русском и татарском языках. Грамотные пленные должны были зачитывать его своим неграмотным товарищам71. Также в лагерях работали имамы, которые отправляли культ и вели политическую пропаганду. Самым известным среди них был татарин Алимджан Идрис (или Идриси)72. Он изучал богословие и философию в Бухаре, Стамбуле, Лозанне и Льеже; до поступления на немецкую службу в 1916 году он работал на османское военное министерство. В Вюнсдорфе и Цоссене Идрис быстро прославился благодаря своим пламенным речам и проповедям. Даже осенью 1918 года, перед самым концом войны, обращаясь к военнопленным по случаю праздника Курбан-байрам, он говорил, что «самые священные» части мусульманского мира страдают «под английским и французским игом». Идрис называл войну «громким сигналом, который должен пробудить» правоверных73. Несколько сот военнопленных из этих лагерей отправились в Стамбул и вступили в османскую армию; впрочем, их оказалось гораздо меньше, чем ожидали немецкие власти.

По всему миру посольства и консульства Германии распространяли панисламистскую пропаганду. Агитаторы на жалованьи рассказывали об объявлении джихада в мечетях и на базарах. Берлин также организовывал специальные миссии для подстрекательства к восстаниям в мусульманском тылу империй Антанты74. В первые месяцы войны на Аравийский полуостров был отправлен ряд немецких экспедиций — с целью завоевать поддержку бедуинов и вести пропаганду среди паломников. Отмечались также попытки агитировать против англо-египетского правления в Судане75. Дипломат Курт Прюфер, который до войны служил в германском консульстве в Каире и стал протеже Оппенгейма, пытался из Леванта собирать разведданные и готовить восстание в Британском Египте76. В Киренаике немецкие эмиссары стремились убедить воинов суфийского ордена Сену-сия напасть на Египет77. Сенуситы организовали мощное сопротивление западным колонизаторам в предыдущее десятилетие, призывая к джихаду против французских войск в Южной Сахаре и сражаясь с итальянцами, вторгшимися в Триполитанию в 1911 году. После длительных переговоров с шейхом Ахмадом Шарифом ас-Сенуси, получившим щедрые подарки, орден наконец взялся за оружие и атаковал западные районы Египта — однако после первых успехов его продвижение было остановлено британской армией.

Попытки вооружать и подстрекать мусульман во Французской Северной Африке, а также в Британской и Французской Западной Африке имели определенный успех, но в целом не представляли серьезной угрозы для империй Антанты78. В начале 1915 года миссия под руководством майора Фридриха Клейна отправилась на юг Ирака, чтобы встретиться с шиитскими муджтахидами из священных городов Кербела и Наджаф79. Хотя ведущие шиитские богословы уже поддержали османские фетвы в конце 1914 года, после долгих переговоров и щедрых подношений немцы убедили пятерых улемов написать еще один призыв к священной войне. За ними также последовали некоторые иранские богословы80.

Группы немецких агентов, самую известную из которых возглавлял консул Вильгельм Вассмус, действовали и в Иране. Они пытались настроить персов против военного присутствия России и Великобритании в стране81. Однако наиболее важные немецкие миссии в исламском мире стремились раздуть пламя восстания в Афганистане — чтобы оно перекинулось потом на мусульманское пограничье Британской Индии, на так называемую северо-западную границу. Этот проект вели Оскар Риттер фон Нидермайер, баварский офицер-артиллерист, географ и востоковед, до войны путешествовавший по Ирану и Индии, а также Вернер Отто фон Хентиг, дипломат, ранее служивший в Пекине, Константинополе и Тегеране82. Хотя Нидермайер и фон Хентиг возглавляли конкурирующие миссии, они объединились в Тегеране и сообща выдвинулись в Афганистан — поднимать афганцев и индийцев против британского владычества. Ближе к концу войны, когда германские войска заняли южные окраины развалившейся Российской империи, чиновники и пропагандисты начали работать с мусульманами Кавказа и Крыма83. Это оказалась конечной точкой дорогостоящей кампании по продвижению кайзеровской Германии в качестве покровителя ислама84.

В целом попытки немцев и турок использовать ислам в военных целях провалились. Тем не менее в Лондоне, Париже и Санкт-Петербурге власти были встревожены. В мусульманских колониях им приходилось держать крупные гарнизоны, войска которых могли бы сражаться в окопах европейских фронтов. И все же Берлин и Константинополь в конечном итоге не сумели спровоцировать в исламском мире масштабные бунты. Предположение о том, что «ислам» может помочь в организации крупного восстания, оказалось ошибочным. Влияние панисламизма подверглось преувеличению: мусульманский мир оказался слишком неоднородным. Что еще более важно, немецко-османская кампания не вызывала доверия к себе: было слишком очевидно, что мусульман поднимают ради стратегических целей центральных держав, а не по настоящему зову веры. Наконец, правящему в Османской империи младотурецкому триумвирату не хватало религиозной легитимности. Власть халифа, османского султана, теоретически считавшегося лидером всех суннитов мира, оказалась ограниченной — вопреки надеждам берлинских чиновников, далеко не все правоверные подчинились его авторитету.

Более того, державы Антанты эффективно организовали религиозную контркампанию. Например, французы распространяли фетвы верных им улемов, в которых отрицалось право османского султана призывать к джихаду и объявлять поддержку Тройственного союза священным долгом мусульманина85. Одновременно Париж выпускал различные исламские памфлеты, трактаты и журналы, продвигающие образ Франции как «мусульманской державы» (puissance musulmane). Религиозные лидеры активно участвовали в мобилизации правоверных для борьбы на европейских фронтах. Британцы тоже ответили на призыв Константинополя к джихаду своей собственной религиозной пропагандой86. Исламские богословы по всей Британской империи призывали мусульман поддержать Антанту. Влиятельные панисламисты, такие как Рашид Рида, осудили джихад как беспринципное и эгоистичное предприятие, обвинив младотурок в святотатстве. Под влиянием колониальной администрации некоторые улемы Британской Индии выпустили фетвы против султанской декларации священной войны87. Даже лидер суданских махдистов Абдурахман аль-Махди, сын легендарного бунтаря 1880‐х годов, сотрудничал с англичанами и призывал верующих сражаться против османов88. Власти Российской империи также подключили религиозных деятелей к тому, чтобы те осудили германо-османскую кампанию джихада89. Вскоре после обнародования османских фетв один из высших богословов, муфтий Оренбурга, призвал правоверных на борьбу с врагами своей империи. Отправившись в путешествие по стране после начала войны в 1914 году, царь посетил ряд мечетей, показывая себя истинным защитником ислама. В итоге многие мусульмане сохранили верность державам Антанты, а сотни тысяч солдат-мусульман сражались в их колониальных армиях.

Более того, успех антитурецкого Арабского восстания позволил Лондону добиться того, в чем центральные державы потерпели неудачу: поднять успешный бунт в тылу врага. Британцы не только вели агитацию, но и обещали арабам независимое государство90. Когда шариф Мекки Хусейн и его сыновья Фейсал и Абдалла перешли на сторону англичан в 1916 году, осадили турецкие гарнизоны и захватили порты на Аравийском полуострове, стало очевидно, что немецко-османская пропаганда потерпела поражение. Кроме того, измена хранителей Каабы еще более ослабила религиозный авторитет Османского халифата. Само Арабское восстание изначально носило религиозный характер. Идеологи шарифа оправдывали бунт против Стамбула, обвиняя османов в порче ислама и предательстве правоверных — об этом, например, писала спонсировавшаяся британцами газета Хусейна «Аль-Кибла». В глазах восставших младотурки были «безбожными предателями веры и общечеловеческого долга», «предателями духа времени и высших интересов ислама», выражаясь словами Т. Э. Лоуренса91. Британцы подумывали даже о провозглашении Арабского халифата со столицей в Мекке — в отличие от османского халифа, шариф Хусейн мог считать себя прямым потомком пророка Мухаммада, поскольку происходил из племени курейшитов. Становилось очевидно, что исламская пропаганда может быть обращена и против центральных держав.

После окончания войны, как полагали многие, исламу было суждено утратить свое политическое значение. Мобилизационные планы панисламистов провалились. В 1924 году халифат был формально упразднен. В некоторых странах, прежде всего, в Турции при Кемале Ататюрке, Персии при Реза-шахе Пехлеви и Албании при премьер-министре (а затем короле) Зогу, новые политические элиты стремились реализовать светские модернизационные проекты. Однако все эти тенденции не стоит переоценивать. На деле межвоенные годы вполне можно считать периодом глобального исламского возрождения. За упразднением халифата в новой Турции последовали беспорядки по всему миру. Британскую Индию сотрясло движение за возрождение халифата92. Когда поддержанный Лондоном Хусейн попытался объявить себя халифом в 1924 году, его разгромили фанатичные ваххабиты эмира Ибн Сауда93. Светские правители Анкары, Тегерана и Тираны столкнулись с ожесточенным сопротивлением своей политике со стороны благочестивых подданных94. Король Аманулла, модернизатор Афганистана, все 1920‐е годы сражался с исламской оппозицией, что в итоге стоило ему трона95. Во многих частях мусульманского мира ислам стал идейной основой новых политических массовых организаций. В Египте движение «Братьев-мусульман», основанное школьным учителем Хасаном аль-Банной в 1928 году, в течение нескольких лет стало массовым, послужив примером для политических групп от Западной Африки до Юго-Восточной Азии96. Всеисламские конгрессы были проведены в Мекке и Каире (оба в 1926 году), Иерусалиме (1931) и Женеве (1935) — там формировался исламский интернационал ученых, интеллектуалов и политических лидеров97. По мере того как становилось ясно, что великие державы не собираются предоставлять мусульманам на Ближнем Востоке, в Африке и Азии право на самоопределение, возрождался исламский антиимпериализм, развивавшийся наряду со светскими антиколониальными движениями98.

В течение 1920–1930‐х годов британские, французские, голландские, итальянские и советские власти сталкивались с местными группами сопротивления в своих мусульманских владениях — те призывали к джихаду против ига иностранцев99. Призрак исламского мятежа на северо-западной границе Индии отразился даже в знаменитых голливудских фильмах, например в «Жизни бенгальского улана» (1935), с впечатляющими сценами молящихся и сражающихся масс мусульман. Это был, по-видимому, любимый фильм Гитлера — фюрер и его свита не раз просматривали его в личном кинотеатре в Бергхофе100.

Межвоенные дискуссии и геополитика ислама

На протяжении межвоенного периода ислам оставался в повестке дня немецкого чиновничества101. В то время, особенно в 1930‐е годы, эксперты публиковали множество статей и книг о роли ислама в международной политике и мировом порядке, тем самым создавая дискурс, который работал и в годы Второй мировой войны. По-видимому, самым важным центром таких дискуссий стал Институт геополитики, основанный в Мюнхене Карлом Эрнстом Хаусхофером, где ученые обсуждали роль ислама в грядущем мироустройстве102. В журнале института (Zeitschrift für Geopolitik) часто печатались статьи о значении халифата, политике европейских империй в отношении ислама и возрождении панисламизма. Эксперты института всерьез считали религию мощной силой в международных делах и писали о «геополитике религии» (Religions-Geopolitik)103. Сам Хаусхофер живо интересовался исламским миром, испытывая слабость к явлениям с приставкой «пан-» — паназиатским, панъевропейским, панисламским104.

В этих дискуссиях постоянно повторялась тема отсутствия в исламе политического и религиозного центра после упразднения халифата. В ноябре 1938 года писавший для Zeitschrift für Geopolitik Ханс Рабль ставил вопрос об институте халифата в геополитической перспективе105. Даже лишившись после Первой мировой войны своего центра, значение которого было переоценено, ислам, как заявлял этот автор, сумел сберечь свою «энергетику» и политический потенциал. Обсуждая последствия этого факта для европейских держав, Рабль уверял читателей в сохранении политического антагонизма между исламом и колониальными империями англичан и французов. Одновременно он позитивно отзывался о «необычайно разумном и внимательном отношении к мусульманской вере», которое демонстрировал Муссолини, поясняя, что благодаря этому в «широких кругах мусульман» дуче считается «покровителем ислама»106.

Спустя два месяца после начала Второй мировой войны политолог Ганс Линдеман дал исчерпывающий обзор геополитики ислама107. В своей статье «Ислам восстает и атакует» он утверждал, что эта религия обеспечивает тесную связь между странами и континентами, а это делает ее важным игроком мировой политики108. Линдеман рассмотрел исламские движения по всему миру и их влияние на стратегию европейских держав109. Он упомянул политику дружбы с исламом Японии и Италии, в которой видел эффективный инструмент для подрыва Французской и Британской империй110. Два года спустя, в 1941 году, Линдеман подробно изложил те же идеи в своей книге «Ислам восстает, обороняется и атакует» (Der Islam im Aufbruch, in Abwehr und Angriff)111. Ислам, уверял эксперт, — ахиллесова пята союзников. Германии и Италии, напротив, нечего бояться этой религии. Однако даже для них выбор правильного курса по отношению к мусульманам и умение не задевать их религиозные чувства остаются предметами первостепенной важности»112. Эти аргументы были весьма популярны в экспертном сообществе.

В марте-апреле 1942 года, когда немецкие танки шли к Каиру и приближались к южным окраинам Советского Союза, журнал опубликовал статью в двух частях под названием «Британская политика в отношении ислама», в которой обсуждалась ситуация в Индии, на Ближнем Востоке и, конспективно, в Африке113. Автор опирался на идею панисламской солидарности и представлял ислам в качестве политической силы114. По его словам, мобилизация мусульман во время Первой мировой войны потерпела неудачу только потому, что правящая верхушка Османской империи сама давно отвернулась от ислама115. Мусульманский мир, утверждал автор, остается противником Британской империи, поскольку политика Лондона в отношении мусульман, особенно в Палестине, укрепила «антианглийские настроения»116. Отношения Британской империи и ислама в разных регионах мира нередко обсуждались в статьях военного времени. Некоторые материалы касались британской политики «разделяй и властвуй» в отношении индусов и мусульман в Индии117. Другие рассказывали об антибританском исламском мятеже на северо-западной границе118. В 1940 году эксперт по геополитике Вальтер Лейфер опубликовал обзор политики Великобритании в арабском мире, в очередной раз назвав ислам влиятельной политической силой119. По его мнению, османская мобилизация мусульман во время Первой мировой войны потерпела неудачу только из-за политического соперничества между турками и арабами за «лидерство в исламе»120.

До войны статьи в Zeitschrift für Geopolitik, посвященные роли великих держав в разных частях мусульманского мира, уже подчеркивали политическое значение этой религии, а также панисламизма, и обращали внимание на неразрешимость антагонизма между исламом и европейскими империями. В статье, посвященной взаимодействию французов с исламом, говорилось: «Важнейшая проблема колониальной политики — это отношения между Францией и исламом»121. Аналогичным образом в следующем году автор материала об империализме в Голландской Ост-Индии утверждал, что «взаимоотношения с исламом» относятся к «наиболее важным проблемам голландской колониальной политики»122. Тогда же вновь обсуждался курс Великобритании на «закрепление разграничения между индусами и мусульманами» в Индии123. В 1936 году Генрих Эк, эксперт по восточноевропейским делам, называл «религиозный вопрос» «ключом к пониманию» отношений народов Центральной Азии с советской властью124. «Осознавая, что открытый конфликт с исламом вызовет жесткое противодействие азиатов, советское правительство применяет более тонкие инструменты», — утверждал Эк. Однако тут же он отмечал, что попытки Москвы контролировать ислам провалились: «Ключевой фактор, который определит судьбу не только Центральной Азии, но и всего Востока, — панисламизм»125.

Опубликованные в Zeitschrift für Geopolitik статьи представляли собой часть более обширной дискуссии об исламе и мировой политике. Ганс Линдеман особенно рекомендовал две книги — «Всеислам! Глобальная сила завтрашнего дня?» (All-Islam! Weltmacht von morgen?) Пауля Шмица (1937) и «Ислам у ворот» (Der Islam vor den Toren) Томаса Райхардта (1939). В последнем труде, опубликованном всего за несколько месяцев до начала Второй мировой войны, утверждалось, что ислам снова превратился в политическую силу глобального масштаба126. Отвергая распространенное мнение о том, что национализм в конечном итоге заменит религию, Райхардт писал: «Религия как элемент частной жизни — декадентская идея Запада, которую Восток никогда не постигнет и тем более не примет!»127. Райхардт всесторонне исследовал политическую стратегию великих держав относительно ислама и исламского антиимпериализма128. Он обсудил действия Нидерландов в Индонезии, политику США на Филиппинах и поведение французов в Африке. Британия, утверждал он, начала подавлять мусульманскую веру129. «Таким образом, отношение англичан к исламу в конце концов приведет к тому же результату, к какому пришли французы: к ненависти, раздорам и восстанию в их мусульманских владениях»130. Религиозная политика либеральных империй вызывает отторжение среди мусульман: «Когда ислам смотрит на Запад, он видит в демократии, парламентаризме, капитализме, индивидуализме, безудержной механизации и слепой вере в прогресс все, что им отвергается»131. Райхардт также писал о подавлении религиозных учреждений, разрушении мечетей и преследовании верующих в СССР, заключив, что «ислам видит в большевизме своего главного врага»132. Напротив, Япония и Италия мудро включали уважение к исламу в свою стратегию133. По мнению эксперта, Германии, как и другим «авторитарным и тотальным государствам», «не надо опасаться исламского подъема»134. Об отношениях между Германией и этой религией подробно рассказывалось в заключительной главе, в написании которой принял участие египетский врач и панисламист Заки Али135. Именно он вновь напоминал о политике Второго рейха в отношении ислама, дамасской речи Вильгельма II и колониальном проекте Германии136. «Уважение к исламу, его религиозной культуре, институтам и святыням было для нас основным ориентиром», — утверждал этот автор, переходя к обсуждению идеологической близости между нацизмом и исламом137.

Шмиц, как и Райхардт, подчеркивал в своей книге глобальную значимость ислама138. Пользуясь для описания будущего геополитической терминологией, Шмиц предпочитал говорить не об общеисламском едином государстве, а, скорее, о блоке мусульманских наций139. Скрепляемая религией, такая коалиция стала бы «мировой силой завтрашнего дня»140. Хотя Шмиц был не ученым, а журналистом, работавшим в различных мусульманских странах (на момент выхода книги он был египетским корреспондентом Völkischer Beobachter, официального печатного органа НСДАП), «Всеислам» позитивно оценили в академических кругах. На книгу ссылались не только эксперты-геополитики, но и исламоведы. В 1942 году, когда Германия начала взаимодействовать с исламом на фронтах войны, Der Islam опубликовал хвалебную рецензию на труд Шмица141. Учитывая «неоспоримое значение» исламских стран и «безусловно растущий интерес» к этой религии «среди широких кругов в Германии», книга представляется весьма актуальной, — писал рецензент Рихард Хартман142. Позже этот берлинский профессор исламоведения, к концу войны консультировавший СС, поддержал идею Шмица о сосуществовании ислама и национализма в своей монографии «Исламская религия» (Die Religion des Islam) 1944 года143.

В 1930–1940‐е годы мусульманскими сюжетами интересовалось множество чиновников и экспертов за пределами круга любителей геополитики. Знаменитый Zeitschrift für Politik, который издавала Высшая немецкая политическая школа в Берлине, также был важным форумом по вопросам ислама144. В начале 1938 года, еще до того, как исламом заинтересовались в Zeitschrift für Geopolitik, в Zeitschrift für Politik уже обратили внимание на новый «полюс ислама», который обнаружили в Мекке, покоренной Ибн Саудом145. После Первой мировой войны ислам вырос во «влиятельную политическую силу», — сообщалось в журнале146. В течение всего межвоенного периода Zeitschrift für Politik также занимался проблемой исламского антиколониализма в европейских империях, публикуя статьи о сопротивлении мусульман французам, голландцам и англичанам147. В некоторых статьях рассматривался джихад Первой мировой войны, причем там разбирались не только попытки Германии поднять мусульман на восстания, но и контрмеры, принятые Антантой148. В 1941 году, когда немцы перенесли войну в Магриб, Zeitschrift für Politik подробно проанализировал джихад 1914 года: авторы даже утверждали, что он не был полностью провальным начинанием, но, напротив, вполне мог достичь успеха149. В годы войны журнал также опубликовал ряд работ, посвященных мусульманам на немецкой службе, прежде всего муфтию Иерусалима150. Даже журналы военной тематики проявляли интерес к исламским вопросам. Например, в 1942 году Militärwissenschaftliche Rundschau заверяло своих читателей в том, что ислам «необычайно важен», «находится на подъеме» и далек от «окостенения и распада»; через «чувство мусульманской солидарности» он образует крепкие, глобальные политические связи151.

Важной темой дискуссии стала роль ислама в мусульманских регионах СССР. Главным сторонником идеи о том, что ислам является самым сильным противовесом советской власти, оказался молодой эксперт, тюрколог и исламовед Йоханнес Бенцинг, позже ставший одним из самых влиятельных востоковедов послевоенной Германии. Он впервые выдвинул эту идею в 1937 году в статье о большевизме, тюркских народах Советского Союза и исламе, опубликованной в журнале Osteuropa152. Бенцинг подробно рассказал о подавлении Кремлем религиозных учреждений в мусульманских регионах и о нападках на «улемов, мечети, обычаи и ритуалы»153. Он утверждал, что борьба советской власти с исламом была более жестокой, чем подавление православного христианства, поскольку ислам «намного опаснее» для нее154. Мусульманское сопротивление политике Москвы мотивировано религией, а «основным проводником» этого сопротивления выступает «духовенство (муллы)»155. Бенцинг продвигал свои идеи и во время войны, в конечном счете став консультантом СС по вопросам мобилизации советских мусульман156. Взгляды этого ученого разделял его старший коллега и соперник Герхард фон Менде, тюрколог из Риги, который читал лекции о восточнотюркских народах в Берлине, а в годы войны работал в Имперском министерстве оккупированных восточных территорий. В книге «Национальная борьба тюркских народов России» (Der nationale Kampf der Russlandtürken), опубликованной в 1936 году, Менде описывал рост национализма среди тюркского населения России, которых в немецкой традиции с конца XIX века называли восточными тюрками (Osttürken). Исследователь подробно рассказывал о роли ислама в сопротивлении тюрков государственному аппарату157.

Хотя Менде считал, что в ХХ веке ислам ослабел в политическом плане, религия, по его мнению, остается неотъемлемой частью формирующегося национального самосознания восточных тюрков; более того, по его словам, с недавних пор мусульманство сделалось помехой для советского режима. Известный исламовед Готхард Йешке, рецензировавший книгу Менде на страницах журнала Die Welt des Islams, был в полном восторге от нее: он подчеркивал «исключительное значение ислама в борьбе за выживание народа»158. Религия, резюмировал он, предлагает тюркским народам надежный бастион против «большевистской политики дезинтеграции»159. Два года спустя Йешке, берлинский профессор, в годы Первой мировой работавший в Бюро информации по Востоку, а затем находившийся на дипломатической службе в Турции и на Кавказе, представил публике свои собственные мысли о коммунизме и исламе — на страницах Die Welt des Islam160. «Любой, кто знаком, хотя бы поверхностно, с религией пророка Мухаммада и учением еврея Карла Маркса, нашедшим свое омерзительное воплощение в трудах Ленина и Сталина, знает, какая доктринальная пропасть разделяет эти явления», — провозгласил Йешке.

И снова более всего широкому распространению этих идей способствовал Пауль Шмиц. В 1938 году в печально известной серии «Большевизм» (Bolschewismus) центрального издательства НСДАП «Франц Эйер Ферлаг» вышла его книга «Москва и исламский мир» (Moskau und die islamische Welt)161. Она подробно рассказывала о подавлении ислама советской властью и обвиняла Москву в «политическом и религиозном изнасиловании» мусульманского населения162. Заявляя о «неэффективности» советского давления, Шмиц настаивал на том, что религия остается не только «жизненным фундаментом» для большинства мусульман, но и наиболее сильным средством антисоветского сопротивления163. В заключительной части книги Шмиц касался политических последствий этой ситуации для Германии: «Под руководством Адольфа Гитлера мы, немцы, поняли роль большевизма и разоблачили его перед всем человечеством. Мы также знаем о значимости исламского мира в борьбе с Коминтерном. Именно отсюда проистекают узы дружбы, которые связывают нас с исламскими народами»164. Йоханнес Бенцинг, который написал рецензию на эту книгу в Die Welt des Islams, рекомендовал ее как «хорошее введение в тему»165. Дискуссия продолжалась и в военные годы. Сразу после вторжения в Советский Союз летом 1941 года Карл Крюгер, берлинский профессор и эксперт по восточным вопросам, опубликовал статью о мусульманах СССР в «Издании немецкого союза Востока» (Organ des deutschen Orient Vereins). Он утверждал, что ислам в Центральной Азии способен сыграть значительную роль в войне и даже дал конкретные идеи для пропагандистских лозунгов166.

Наконец, стоит отметить, что в дискуссиях об исламской политике приняли участие и эксперты по Юго-Восточной Европе. Это произошло после того, как немецкие войска вошли на мусульманские территории Балкан. Среди таких специалистов стоит назвать Франца Роннебергера, главу «ведомства Роннебергера» в Вене — разведывательно-аналитического центра министерства иностранных дел, занимавшегося Юго-Восточной Европой. Осенью 1942 года Роннебергер опубликовал на первой полосе Völkischer Beobachter большую статью о значении ислама в регионе167. По сравнению с миллионами мусульман за пределами Европы два миллиона балканских мусульман, конечно, кажутся незначительной величиной. «Однако оценивать роль европейских мусульман лишь по их численности означало бы упустить самое главное, — писал автор. — Дело в том, что все происходящее с мусульманами на Балканах тщательно фиксируется и оценивается в остальных частях магометанского мира [Mohammedanertum]. Столь же верно и обратное: европейские мусульмане проявляют огромный интерес к судьбе своих братьев по вере, особенно на Ближнем Востоке и в Северной Африке». Далее Роннебергер заявлял, что политику Германии по отношению к балканскому исламу нужно выстраивать, имея в виду отношения рейха с исламским миром в целом. Не только мусульмане Советского Союза, ведущие «отчаянную борьбу против большевизма», но и «весь мусульманский мир» готов подняться и сражаться на стороне держав Оси, — уверял читателей эксперт. Летом 1943 года исследовательский журнал Volkstum im Südosten, освещавший балканскую тематику и выходивший под редакцией Роннебергера и его коллег, опубликовал статью под названием «О проблеме магометан в Боснии и Герцеговине», в которой более подробно рассматривалась исламская политика в регионе, а мусульманское население называлось союзником нацистской Германии168.

При всей своей сложности и текучести немецкий дискурс об исламе и политике характеризовался некоторыми повторяющимися нарративами и позициями. «Ислам» понимался в нем эссенциалистски, как онтологическая сущность — причем политическая по своей природе. Более того, в дискуссиях отразилось территориальное понимание «ислама», где религия и география сливались, а «ислам», точнее, «исламский мир», виделся как географическая единица, простирающаяся от Северной Африки до Восточной Азии. Накануне Второй мировой войны немецкие эксперты в основном принимали как политическую значимость ислама, так и его глобальный охват, что зачастую фиксировалось в терминах «мировой ислам» (Weltislam) или «панислам» (All-Islam или Pan-Islam) — притом что в своих оценках политического веса панисламизма специалисты могли расходиться. Одной из наиболее обсуждаемых тем была неудачная мобилизация мусульман в Первую мировую войну. Примечательно, что почти ни один эксперт не усматривал в этом доказательства политической слабости ислама. Ученые предпочитали писать об отсутствии подлинной легитимности у младотурок с их светской идеологией и об очевидно нерелигиозных причинах объявления джихада. Эксперты также проявляли интерес к упразднению халифата и проблеме отсутствия центра в исламе, обсуждали вопросы глобальной религиозной власти и политического влияния. Некоторые искали новые центры, на роль которых предлагались Каир или Мекка; другие же считали, что халифат вообще не имеет отношения к политическому могуществу ислама. Часто всплывала тема о якобы неразрешимом противоречии между религиозной и национальной идентичностью, причем большинство авторов не верили в такую несовместимость169. Наконец, все авторы затрагивали политику великих держав по отношению к исламу, соглашаясь с тем, что религиозные чувства мусульман угнетаются Британской, Французской, Нидерландской и Советской империями; подход Италии и Японии к исламу, напротив, считался разумным. Причем, что бы авторы ни писали о самой Германии, в исламе они видели важный для нее политический шанс. Лишь немногие эксперты считали ислам «слабым» и «сонным», а еще меньше было тех, кто видел в нем угрозу170.

Иностранные наблюдатели были убеждены в практических последствиях всех этих исследовательских изысканий. Анализируя военные и пропагандистские мероприятия Германии в Северной Африке и на Ближнем Востоке, Роберт Бейкер, британский эксперт по внешней политике, обращал внимание на влияние «генерала и доктора Карла Рудольфа фон Хаусхофера», последователи которого «постарались применить его геополитические формулы на Ближнем Востоке»171.

Бейкер подробно представил своим англосаксонским читателям отдельные статьи об исламе, опубликованные в Zeitschrift für Geopolitik, включая статью Рабля «О халифате», текст Линдемана «Ислам на марше» и материалы ежемесячной рубрики «Индия и Ближний Восток», которую на протяжении многих лет вел сам Хаусхофер172. Немцы, по его словам, приступили к «очевидному поиску расового или религиозного движения, которое может быть использовано для уничтожения британской власти на Ближнем Востоке»173. Исламу же, утверждал Бейкер, суждено сыграть ключевую роль в этом начинании:

Война привела к изменению геополитического отношения к пан-исламу. И снова здесь сыграли свою роль требования нацистской пропаганды — из-за надежды побудить мусульманский мир к джихаду, священной войне против Великобритании и Франции. До войны панислам рассматривался геополитиками лишь как интересная фантазия, которую нельзя было воплотить в жизнь из-за расовых, языковых и идеологических различий, а также потому, что [панисламистское] движение было политически вялым и не имело опоры в виде государства174.

Труды экспертов, по мнению Бейкера, были непосредственно связаны с усилиями германской политики: «Эти тексты, как и немецкая радиопропаганда на арабском языке, поощряли оспаривание исламом британской „тирании“ <…> Геополитики выкопали эффективный материал, пригодный для обработки арабов и мусульман посредством радиопропаганды доктора Геббельса на арабском и других языках»175. Тем не менее Бейкер указывал и на то, что конкретных уступок исламу нацисты и их союзники предпочитают не делать: «Все три державы Оси проявили большой интерес к панисламу как к оружию против англичан, но, насколько нам известно, они дают фанатикам лишь туманные обещания»176. В некотором смысле такая критика немецких экспертов по исламу напоминает обвинения со стороны Снука-Хюргронье, прозвучавшие в годы Первой мировой войны.

О воздействии геополитики, в частности теории «жизненного пространства на востоке», на нацистских стратегов и лично Гитлера хорошо известно177. Исследования на тему ислама внимательно изучались в берлинских министерствах и ведомствах, в военное время имевших отношение к мусульманскому миру178. Оказывали ли эти тексты какое-либо влияние, как на том настаивал Бейкер, — трудно сказать. Тем не менее понятия, выраженные в этих академических дискуссиях, были в значительной степени отражены в решениях, принятых нацистским режимом, — когда мусульманский мир попал в поле его внимания.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945) предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

38

Оппенгейм, меморандум, 25 июля 1940 г., Берлин, Политический архив министерства иностранных дел Германии (Politisches Archiv des Auswärtigen Amts), Берлин (PA), Nachlass Hentig, vol. 84; приложение к письму, отправленному Оппенгеймом Хабихту, 25 июля 1940 г., Берлин, PA, Nachlass Hentig, vol. 84. О меморандуме см.: Wolfgang G. Schwanitz, «Max von Oppenheim und der Heilige Krieg: Zwei Denkschriften zur Revolutionierung islamischer Gebiete 1914 und 1940», Sozial. Geschichte 19 (2004), 79–102.

39

Шакиб Арслан (1869–1946) — друзский принц (амир) из Ливана, политик, писатель, поэт и историк. Был одним из наиболее красноречивых и влиятельных сторонников панисламистской политики султана Абдул-Хамида II. Жил в изгнании в Швейцарии после французской оккупации Сирии в 1920‐е годы. — Прим. пер.

40

Мухаммад Абдо (Абду, 1849–1905) — египетский общественный и религиозный деятель, либеральный реформатор, считающийся основателем исламского модернизма. Главный муфтий Египта (1899–1905). Автор работ о реформах шариата, системы образования и т. д. — Прим. пер.

41

Об исламе в германских колониях в Восточной и Западной Африке см.: Holger Weiss, «German Images of Islam in West Africa», Sudanic Africa 11 (2000), 53–93; Michael Pesek, «Islam und Politik in Deutsch-Ostafrika», in Albert Wirz, Andreas Eckert, and Katrin Bromber (eds.), Alles unter Kontrolle: Disziplinierungsverfahren im kolonialen Tanzania (1850–1960) (Hamburg, 2003), 99–140; Michael Pesek, «Für Kaiser und Allah: Ostafrikas Muslime im Großen Krieg für die Zivilisation, 1914–1919», Bulletin der Schweizerischen Gesellschaften Mittlerer Osten und Islamische Kulturen 19 (2005), 9–18; Rebekka Habermas, «Islam Debates around 1900: Colonies in Africa, Muslims in Berlin, and the Role of Missionaries and Orientalists», Chloe: Beihefte zum Daphnis 46 (2012), 123–154. Per Hassing, «Islam at the German Colonial Congresses», Muslim World 67, 3 (1977), 165–174, обсуждает роль миссионеров в дебатах об исламе в немецких колониях. Holger Weiss, «European Images of Islam in the Northern Hinterlands of the Gold Coast through the Early Colonial Period», Sudanic Africa, 12 (2001), 83–110, сравнивает восприятие ислама германскими, британскими и французскими колонизаторами.

42

Вакуф (вакф) — в мусульманском праве имущество, переданное государством или отдельным лицом на религиозные или благотворительные цели. В вакуф может входить как недвижимое, так и движимое неотчуждаемое имущество. Возникновение этого института объясняется в том числе стремлением собственников оградить имущество от захватов, конфискаций и произвола властей. — Прим. пер.

43

О сопротивлении мусульман в немецких колониях см.: B. G. Martin, «Muslim Politics and Resistance to Colonial Rule: Shaykh Uways B. Muhammed Al-Barawi and the Qadiriya Brotherhood in East Africa», Journal of African History 10, 3 (1969), 471 — 486; Thea Büttner, «Die Mahdi-Erhebungen 1907 in Nordkamerun im Vergleich mit antikolonialen islamischen Bewegungen in anderen Regionen West — und Zentralafrikas», in Peter Heine and Ulrich van der Heyden (eds.), Studien zur Geschichte des deutschen Kolonialismus in Afrika (Pfaffenweiler, 1995), 147–159; и в целом указанную в сноске 3 литературу.

44

Ludmilla Hanisch, Die Nachfolger der Exegeten: Deutschsprachige Erforschung des Vorderen Orients in der ersten Hälfte des 20. Jahrhunderts (Wiesbaden, 2003), 1–85; Sabine Mangold, Eine «weltbürgerliche Wissenschaft»: Die deutsche Orientalistik im 19. Jahrhundert (Stuttgart, 2004); Suzanne L. Marchand, German Orientalism in the Age of Empire: Religion, Race, and Scholarship (Cambridge, 2009); Ursula Wokoeck, German Orientalism: The Study of the Middle East and Islam from 1800 to 1945 (London, 2009), 1–184. Эти работы показывают общую картину немецкого востоковедения в эпоху Второго рейха.

45

Беккер так и не опубликовал результаты своего исследования, но некоторые предварительные выводы можно найти в C. H. Becker, «Vorbericht über die islamkundlichen Ergebnisse der Innerafrika-Expedition des Herzogs Adolf Friedrich zu Mecklenburg», Der Islam 3, 3 (1912), 258–272; и перепечатка в С. H. Becker, Islamstudien: Vom Werden und Wesen der Islamischen Welt, vol. 2 (Leipzig, 1932), 127–148. Исправленный вариант опросника (1910) представлен в приложении к изданию 1932 г. См.: ibid., 143–148. Первая, менее подробная, версия опросника (1908) опубликована в: Weiss, «German Images of Islam in West Africa», 92–93.

46

Хартман также не опубликовал свои результаты, однако его опросник был напечатан в: Martin Hartmann, «Zur Islamausbreitung in Afrika: Mit einem Frageblatt», Mitteilungen des Seminar für orientalische Sprachen 14 (1911), 159–162; предварительный отчет о ходе работы представлен в: Martin Hartmann, «Fragebogen über den Islam in Afrika», Die Welt des Islams 1, 1 (1913), 42–44.

47

Опросник Вестермана был опубликован в: Diedrich Westermann, «Fragebogen», 44–47; результаты исследования в: Diedrich Westermann, «Die Verbreitung des Islam in Togo und Kamerun: Ergebnisse einer Umfrage», Die Welt des Islams 2, 2/4 (1914), 188–276.

48

Беккер был крайне плодовитым автором. Он напечатал множество статей, посвященных исламу и колониальной империи Германии. См., например, C. H. Becker, «Ist der Islam eine Gefahr für unsere Kolonien?», Koloniale Rundschau 1, 5 (1909), 266–293; C. H. Becker, «Der Islam und die Kolonisierung Afrikas», Internationale Wochenschrift 4 (1910), 227–252; C. H. Becker, «Materialien zur Kenntnis des Islam in Deutsch-Ostafrika», Der Islam 2, 1 (1911), 1–48; и C. H. Becker, «Islamisches und modernes Recht in der kolonialen Praxis», Der Islam 4, 1/2 (1913), 169–172. Спор Беккера с антиисламски настроенными миссионерами на немецком Колониальном конгрессе в 1910 году стал достаточно известным событием. См.: C. H. Becker, «Staat und Mission in der Islampolitik», Verhandlungen des deutschen Kolonialkongresses 1910 (Berlin, 1910), 638–651; и C. H. Becker, «Die Islamfrage auf dem Kolonialkongreß 1910», Der Islam 1, 1 (1910), 390–391. Наконец, Беккер написал посвященную исламу статью в немецкий «Колониальный словарь»: C. H. Becker, «Islam», in Heinrich Schnee (ed.), Deutsches Kolonial-Lexikon, 3 vols. (Leipzig, 1920), vol. 2, 106–114. Большинство его работ по исламу и колониализму было перепечатано в: C. H. Becker, Islamstudien, vol. 2.

49

Diedrich Westermann, «Die Edinburger Weltmissionskonferenz in ihrer Bedeutung für die Mission in den deutschen Kolonien», in Karl Schneider (ed.), Jahrbuch über die deutschen Kolonien 4 (Essen, 1911), 130–131; о его взглядах на ислам в колониальной Африке см. также: Diedrich Westermann, «Der Islam in West — und Zentral-Sudan», Die Welt des Islams 1, 2 (1913), 85–108.

50

Мартин Хартман был одним из немногочисленных экспертов, утверждавших никчемность ислама с точки зрения культуры, морали и политики. См.: Martin Hartmann, Islam, Mission, Politik (Leipzig, 1912); он критически отозвался о происламской речи кайзера в 1898 году. См.: Martin Hartmann, «Deutschland und der Islam», Der Islam 1, 1 (1910), 72–92, 74. Однако потом Хартман изменил свою точку зрения и поддержал германско-османскую кампанию за джихад во время Первой мировой войны. См. ниже литературу, перечисленную в сноске 20.

51

О взглядах миссионеров на ислам в немецких колониях и их критике колониальной политики Германии см., например, труды первого Колониального конгресса 1902 года: P. W. Schmidt, «Die Behandlung der Polygamie in unseren Kolonien», in Verhandlungen des deutschen Kolonialkongresses 1902 (Berlin, 1903), 467–479; а также материалы второго конгресса 1905 года: Julius Richter, «Der Islam eine Gefahr für unsere afrikanischen Kolonien», in Verhandlungen des deutscмhen Kolonialkongresses 1905 (Berlin, 1906), 510–527; Jos. Froberger, «Welches ist der Kulturwert des Islam für koloniale Entwicklung?», in Verhandlungen des deutschen Kolonialkongresses 1905, 527–538; труды третьего конгресса 1910 года: Hubert Hansen, «Welche Aufgaben stellt die Ausbreitung des Islam den Missionen und Ansiedlern in den deutschen Kolonien?», in Verhandlungen des deutschen Kolonialkongresses 1910, 652–673; Josef Froberger, «Die Polygamie und deren kulturelle Schäden», in Verhandlungen des deutschen Kolonialkongresses 1910, 717–732; Karl Axenfeld, «Die Ausbreitung des Islam in Afrika und ihre Bedeutung für die deutschen Kolonien», in Verhandlungen des deutschen Kolonialkongresses 1910, 629–638; а также Karl Axenfeld, «Geistige Kämpfe in der Eingeborenen-Bevölkerung an der Küste Ostafrikas», Koloniale Rundschau 4, 11 (1913), 647–673; Pater Amandus Acker, «Der Islam und die Kolonisierung Afrikas», Jahrbuch der deutschen Kolonien 4 (1911), 113–127; F. O. Karstedt, «Zur Beurteilung des Islam in Deutsch-Ostafrika», Koloniale Rundschau 4, 4 (1913), 728–736; Carl Mirbt, Mission und Kolonialpolitik in den deutschen Schutzgebieten (Tübingen, 1910); Martin Klamroth, Der Islam in Deutsch-Ostafrika (Berlin, 1912); Erich Schultze, Soll Deutsch-Ostafrika christlich oder mohammedanisch werden? (Berlin, 1913).

52

О немецких дискуссиях по поводу панисламизма можно составить себе представление по J. T. von Eckardt, «Panislamismus und die islamitische Mission», Deutsche Rundschau 25, 4 (1899), 61–81; C. H. Becker, «Panislamismus», Archiv für Religionswissenschaft 7 (1904), 169–192, перепечатано в C. H. Becker, Islamstudien, vol. 2, 231–251; и ответ: K. Vollers, «Ueber Panislamismus», Preußische Jahrbücher 117 (1904), 18–40; in A. Tavilet, «Über den Panislamismus», Das freie Wort: Frankfurter Halbmonatsschrift für Fortschritt auf allen Gebieten des geistigen Lebens 11, 6 (1911), 218–221; Martin Hartmann, «Das Ultimatum des Panislamismus», Das freie Wort: Frankfurter Halbmonatsschrift für Fortschritt auf allen Gebieten des geistigen Lebens 11 (1911), 605–610.

53

Об османском вояже Вильгельма II в 1898 году см.: Jan Stefan Richter, Die Orientreise Kaiser Wilhelms II. 1898: Eine Studie zur deutschen Außenpolitik an der Wende zum 20. Jahrhundert (Hamburg, 1997); см. также статьи, напечатанные в: Klaus Jaschinski and Julius Waldschmidt (eds.), Des Kaisers Reise in den Orient 1898 (Berlin, 2002); особенно Günter Wirth, «Protestantischer Pilger und Protektor von Weltreligionen: Zu Zielen und Folgen der Orient-Reise von Kaiser Wilhelm II. in kirchengeschichtlicher Perspektive», in Jaschinski and Waldschmidt (eds.), Des Kaisers Reise, 133–153; Friedrich Scherer, Adler und Halbmond: Bismarck und der Orient, 1878–1890 (Paderborn, 2001), 319–332. Речь кайзера опубликована в: Johannes Penzler (ed.), Die Reden Kaiser Wilhelms II., vol. 2 (1896–1900) (Leipzig, б.д.), 126–127; и в Michael A. Obst (ed.), Die politischen Reden Kaiser Wilhelms II. (Paderborn, 2011), 179. Анализ речи и того, как она была воспринята, дается в работе: Michael A. Obst, «Einer nur ist Herr im Reiche»: Kaiser Wilhelm II. als politischer Redner (Paderborn, 2010), 216–223.

54

О панисламизме см.: Jacob Landau, The Politics of Pan-Islam; Nikki R. Keddie, «Pan-Islam as Proto-Nationalism», Journal of Modern History 41, 1 (1969), 17–28; Naimur Rahman Farooqi, «Pan-Islamism in the Nineteenth Century», Islamic Culture 57, 4 (1983), 283–296; Adeeb Khalid, «Pan-Islamism in Practice: The Rhetoric of Muslim Unity and Its Uses», in Elisabeth Özdalga (ed.), Late Ottoman Society: The Intellectual Legacy (Abingdon, 2005), 201–224. Об «угрозе» панисламизма для европейских империй и их политике относительно данного движения см.: Azmi Özcan, Pan-Islamism: Indian Muslims, the Ottomans and Britain (1877–1924) (Leiden, 1997); John Darwin, The Empire Project: The Rise and Fall of the British World System 1830–1970 (Cambridge, 2009), 295–297.

55

Обзор различных исламских антиколониальных движений дается в: Rudolph Peters, Islam and Colonialism: The Doctrine of Jihad in Modern History (The Hague, 1979), 39–104; Nikki R. Keddie, «The Revolt of Islam, 1700 to 1993: Comparative Considerations and Relations to Imperialism», Comparative Studies in Society and History 36, 3 (1994), 463–487, особенно 481–485.

56

Османский текст фетв и немецкий перевод см. в: «Die Fetwas des Scheich-ül-Islâm über die Erklärung des Heiligen Krieges, nach dem Ṭanîn, Nummer 2119 vom 15. November 1914», Der Islam 5, 4 (1914), 391–393. Другой перевод был чуть позже опубликован в: Martin Hartmann, «Kriegsurkunden», Die Welt des Islams 3, 1 (1915), 2–23, 2–3. О провозглашении фетв в других регионах Османской империи см.: Martin Hartmann, «Verlesung der heiligen Fetwas in den Provinzen», Die Welt des Islams 3, 1 (1915), 31–65, 36.

57

Заявления уважаемых османских улемов на тему джихада были опубликованы (в переводе на немецкий) в Martin Hartmann, «Kriegsurkunden», Die Welt des Islams 3, 1 (1915), 2–23, 10–18. Декларация улемов, адресованная арабским солдатам в армии султана, представлена в: Martin Hartmann, «Kriegsurkunden», Die Welt des Islams 3, 2 (1915), 121–133, 121–125. Фетвы шиитских улемов Наджафа и Кербелы опубликованы в: Martin Hartmann, «Auszüge aus der Zeitschrift „Chāwer“», Die Welt des Islams 3, 1 (1915), 48–56, 51–56; Martin Hartmann, «Kriegsurkunden», Die Welt des Islams 3, 2 (1915), 121–133, 131–133; Martin Hartmann, «Kriegsurkunden», Die Welt des Islams 3, 3–4 (1916), 205–213; Helmut Ritter, «Kriegsurkunden», Die Welt des Islams 4, 3/4 (1917), 217–225. Анализ шиитских фетв см. в: Werner Ende, «Iraq in World War I: The Turks, the Germans, and the Shi‘ite Mujtahids’ Call for Jihad», in Rudolph Peters (ed.), Proceedings of the Ninth Congress of the Union Européenne des Arabisants et Islamisants (Leiden, 1981), 57–71; Nasrollah Salehi, «Les fatwas des ulémas persans de Najaf et Kerbala», in Oliver Bast (ed.), La Perse et la Grande Guerre (Tehran, 2002), 157–176.

58

О понятии «джихад» см. например: Peters, Jihad in Classical and Modern Islam; David Cook, Understanding Jihad (Berkeley, CA, 2005); David Cook, Martyrdom in Islam (Cambridge, 2007); Richard Bonney, Jihād: From Qu’rān to Bin Laden (New York, 2007); Michael Bonner, Jihad in Islamic History: Doctrines and Practice (Princeton, NJ, 2008).

59

О поддержке панисламизма со стороны Османской империи см.: Hasan Kayalı, Arabs and Young Turks: Ottomanism, Arabism, and Islamism in the Ottoman Empire, 1908–1918 (Berkeley, CA, 1997); Kemal H. Karpat, The Politicization of Islam: Reconstructing Identity, State, Faith, and Community in the Late Ottoman State (Oxford, 2001); и более общую работу Frederick F. Anscombe, «Islam and the Age of Ottoman Reform», Past and Present 208, 1 (2010), 159–189.

60

Fischer, Germany’s Aims in the First World War, 120–131, заявление Вильгельма II: с. 121; позиция Мольтке: с. 126. Подробно об исламской стратегии кайзеровской Германии во время Первой мировой войны рассказывается в: Müller, Islam, Gihâd («Heiliger Krieg») und Deutsches Reich; Hopkirk, On Secret Service East of Constantinople; McKale, War by Revolution; Lüdke, Jihad Made in Germany; Oberhaus, «Zum wilden Aufstande entflammen»; McMeekin, The Berlin-Baghdad Express.

61

Оппенгейм, меморандум («Denkschrift betreffend die Revolutionierung der islamischen Gebiete unserer Feinde»), 1914, Берлин, PA, R20938. Сам меморандум и комментарий к нему был также опубликован в: Tim Epkenhans, «Geld darf keine Rolle spielen», Archivum Ottomanicum 18 (2000), 247–250; 19 (2001), 121–163.

62

Эти замечания были сделаны в исправленном издании (1916 год) работы Ernst Jäckh, Der aufsteigende Halbmond: Auf dem Weg zum deutsch-türkischen Bündnis (Stuttgart, 1916 [1909]), 237.

63

Martin Hartmann, «Islampolitik», Koloniale Rundschau 5, 11–12 (1914), 580–603; Martin Hartmann, «Deutschland und der Heilige Krieg», Das neue Deutschland (29 May 1915), 268–273; Martin Hartmann, «Die weltwirtschaftlichen Wirkungen des Heiligen Krieges», Weltwirtschaft (January–February 1915), 255.

64

C. H. Becker, Deutschland und der Islam (Stuttgart, 1914).

65

Ibid., 6.

66

C. Snouck Hurgronje, «Heilige Oorlog Made in Germany», De Gids 79, 1 (1915), 1–33.

67

C. H. Becker, «Deutschland und der Heilige Krieg», Internationale Monatsschrift für Wissenschaft, Kunst und Technik 9, 7 (1915), 631–662; и ответ Снука-Хюргронье: C. Snouck Hurgronje, «Deutschland und der Heilige Krieg: Erwiderung», Internationale Monatsschrift für Wissenschaft, Kunst und Technik 9, 10 (1915), 1025–1034; и новый ответ Беккера: C. H. Becker, «Deutschland und der Heilige Krieg: Schlußwort», Internationale Monatsschrift für Wissenschaft, Kunst und Technik 9, 10 (1915), 1033–1042. О дискуссии в целом см.: Peter Heine, «C. Snouck Hurgronje versus C. H. Becker: Ein Beitrag zur Geschichte der Angewandten Orientalistik», Die Welt des Islams 23/24 (1984), 378–387. Другие публикации Беккера на тему ислама и военной политики: C. H. Becker, «England und der Islam», Das grö-ßere Deutschland: Wochenschrift für deutsche Welt — und Kolonialpolitik 28 (1914), 841 — 848; C. H. Becker, «Die Türkei», in Otto Hintze, Friedrich Meinecke, Hermann Oncken, and Hermann Schumacher (eds.), Deutschland und der Weltkrieg (Leipzig, 1915), 285–309; C. H. Becker, «Islampolitik», Die Welt des Islams 3, 2 (1915), 101–120; C.H.Becker, «Die Senussi», Deutsche Kolonialzeitung 32, 2 (1915), 25–26. За исключением статьи о сенуситах, все эти тексты были перепечатаны в: C. H. Becker, Islamstudien, vol. 2.

68

Gottfried Simon, Die Welt des Islam und die neue Zeit (Wernigerode, 1925), 12: эта работа рисует яркую картину исламомании в Германии; см. также раздел «Zeitungsschau» в номерах Die Welt des Islams военного времени. Вот характерные примеры брошюр: Hubert Grimme, Islam und Weltkrieg (Münster, 1914); Hugo Grothe, Deutschland, die Türkei und der Islam: Ein Beitrag zu den Grundlinien der deutschen Weltpolitik im islamischen Orient (Leipzig, 1914); Eugen Mittwoch, Deutschland, die Türkei und der Heilige Krieg (Berlin, 1914); Rudolf Tschudi, Der Islam und der Krieg (Hamburg, 1914); Joseph Froberger, Weltkrieg und Islam (Mönchen Gladbach, 1915); Gottfried Galli, Dschihad: Der Heilige Krieg des Islams und seine Bedeutung im Weltkriege unter besonderer Berücksichtigung der Interessen Deutschlands (Freiburg, 1915); Richard Schäfer, Islam und Weltkrieg (Leipzig, 1915); Kurt L. Walter van der Bleek (ed.), Die Vernichtung der englischen Weltmacht und des russischen Zarismus durch den Dreibund und den Islam (Berlin, 1915). В работе Marchand, German Orientalism in the Age of Empire, 436–454 рассказывается о роли немецких писателей и востоковедов во время кампании джихада.

69

Maren Bragulla, Die Nachrichtenstelle für den Orient: Fallstudie einer Propagandainstitution im Ersten Weltkrieg (Saarbrücken, 2007).

70

Gerhard Höpp, Muslime in der Mark: Als Kriegsgefangene und Internierte in Wünsdorf und Zossen, 1914–1924 (Berlin, 1997); краткий обзор можно найти в: Gerhard Höpp, «Muslime in Märkischer Heide: Die Wünsdorfer Moschee, 1915 bis 1924», Moslemische Revue 1 (1989), 21–28; Gerhard Höpp, «Die Wünsdorfer Moschee: Eine Episode islamischen Lebens in Deutschland, 1915–1930», Die Welt des Islams 36, 2 (1996), 204–218; Gerhard Höpp, «Die Privilegien der Verlierer: Über Status und Schicksalmuslimischer Kriegsgefangener und Deserteure in Deutschland während des Ersten Weltkrieges und der Zwischenkriegszeit», in Gerhard Höpp (ed.), Fremde Erfahrungen: Asiaten und Afrikaner in Deutschland, Österreich und in der Schweiz bis 1945 (Berlin, 1996), 185–210; Margot Kahleyss, «Muslimische Kriegsgefangene in Deutschland im Ersten Weltkrieg: Ansichten und Absichten», in Gerhard Höpp and Brigitte Reinwald (eds.), Fremdeinsätze: Afrikaner und Asiaten in Europäischen Kriegen 1914–1945 (Berlin, 2000), 79–117.

71

Peter Heine, «Al-Ğihād: Eine deutsche Propagandazeitung im 1. Weltkrieg», Die Welt des Islams 20, 3–4 (1980), 197–199.

72

Идрис, Curriculum Vitae, б. д. (после 1933 г.), б. м. (Берлин), PA, R60740.

73

Armin T. Wegner, «Beiram der Verbannten», Der Neue Orient 4, 1 (1918), 41–43, 42.

74

О немецких миссиях в целом см.: Müller, Islam, Gihâd («Heiliger Krieg») und Deutsches Reich; Hopkirk, On Secret Service East of Constantinople; McKale, War by Revolution; Lüdke, Jihad Made in Germany; Oberhaus, «Zum wilden Aufstande entflammen;» and McMeekin, The Berlin-Baghdad Express. Потрясающую подборку пропагандистских материалов, которые немцы и османы распространяли в исламском мире, можно найти в: Gottfried Hagen, Die Türkei im Ersten Weltkrieg: Flugblätter und Flugschriften in arabischen, persischer und osmanisch-türkischer Sprache aus einer Sammlung der Universitätsbibliothek Heidelberg eingeleitet, übersetzt und kommentiert (Frankfurt, 1990). Абзац выше опирается на данную работу. В тех случаях, когда доступны исследования по конкретным регионам, они упоминаются отдельно.

75

Peter Heine, «Leo Frobenius als politischer Agent: Ein Beitrag zu seiner Biographie», Paideuma 26 (1980), 1–5.

76

Donald M.McKale, Curt Prüfer: German Diplomat from the Kaiser to Hitler (Kent, OH, 1987), 25–56; и Hans Werner Neulen, Feldgrau in Jerusalem: Das Levantekorps des kaiserlichen Deutschland (Munich, 1991).

77

Russell McGuirk The Sanusi’s Little War: The Amazing Story of a Forgotten Conflict in the Western Desert, 1915–1917 (London, 2007).

78

Edmund Burke, «Moroccan Resistance, Pan-Islam and German War Strategy, 1914–1918», Francia 3 (1975) 434–464; Jide Osuntokun, «Nigeria’s Colonial Government and the Islamic Insurgency in French West Africa, 1914–1918», Cahiers d’Études Africaines 15, 57 (1975), 85–93; и более общий обзор ситуации в африканских колониях Британии и Франции: William Deakin, «Imperial Germany and the ‘Holy War’ in Africa, 1914–1918», University of Leeds Review 28 (1985), 75–95.

79

Ende, «Iraq in World War I».

80

Firoozeh Kashani-Sabet, Frontier Fictions: Shaping the Iranian Nation, 1840–1946 (Princeton, NJ, 1999), 145–148; сборник иранских фетв в поддержку войны против Антанты — Мохаммад Хассан Каввуси и Насролла Салехи (ред.), Джехадийе: Фатвайи джахадийе ‘олама ва марадже’-йи ‘езам дар джанг-и джахани-йи авваль («Джихадийе: фетвы священной войны великих улемов и муджтахидов Первой мировой войны»), Тегеран, 1375/1996.

81

Christopher Sykes, Wassmuss: The German Lawrence (London, 1936); Dagobert von Mikusch, Wassmuss, der deutsche Lawrence (Leipzig, 1937); Ulrich Gehrke, Persien in der deutschen Orientpolitik während des Ersten Weltkrieges, 2 vols. (Stuttgart, 1960); и Oliver Bast, Les Allemands en Perse pendant la Première Guerre mondiale (Paris, 1997).

82

Renate Vogel, Die Persien — und Afghanistanexpeditionen von Oskar Ritter v. Niedermayers, 1915/1916 (Osnabrück, 1976); Hans-Ulrich Seidt, Berlin, Kabul, Moskau: Oskar Ritter von Niedermayer und Deutschlands Geopolitik (Munich, 2002), 43–119; and Thomas L. Hughes, «The German Mission to Afghanistan, 1915–1916», German Studies Review 25, 3 (2002), 447–476.

83

Winfried Baumgart, Deutsche Ostpolitik 1918: Von Brest-Litowsk bis zum Ende des Ersten Weltkrieges (Munich, 1966), 151–155 (Крым) и 174–207 (Кавказ); Wolfdieter Bihl, Die Kaukasus-Politik der Mittelmächte, 2 vols. (Vienna, 1975–1992); и Hans-Ulrich Seidt, «From Palestine to the Caucasus: Oskar Niedermayer and Germany’s Middle Eastern Strategy in 1918», German Studies Review 24, 1 (2001), 1–18.

84

Миссии немецких агентов дали обильную пищу фантазиям и страхам британцев относительно джихада, что отразилось в ряде книг и романов. Наиболее известным стал классический John Buchan, Greenmantle (London, 1916); и менее известная книга E. F. Benson, Deutschland über Allah? (London, 1917).

85

Jacques Frémeaux, La France et l’Islam depuis 1789 (Paris, 1991), 139–157; Pascal Le Pautremat, La politique musulmane de la France au XXe siècle: De l’hexagone aux terres d’Islam (Paris, 2003), 75–87; Sadek Sellam, La France et ses Musulmans: Un siècle de politique musulmane (1895–2005) (Paris, 2006), 171–184; Belkacem Recham, «Les Musulmans dans l’armée française, 1900–1945», in Mohammed Arkoun (ed.), Histoire de l’Islam et des Musulmans en France du Moyen Âge à nos jours (Paris, 2006), 742–761, 744–747; и, с упором на Алжир, Charles-Robert Ageron, Les Algériens musulmans et la France (1871–1919), 2 vols. (Paris, 1968), vol. 2, 1139–1227.

86

Cleveland, «The Role of Islam as Political Ideology in the First World War».

87

Eliezer Tauber, «Rashīd Riḍā’s Political Attitudes during World War I», Muslim World 85, 1/2 (1995), 107–121; об индийских улемах: Özcan, Pan-Islamism, 179–183.

88

John Fisher, «British Responses to Mahdist and Other Unrest in North and West Africa, 1919–1930», Australian Journal of Politics and History 52, 3 (2006), 347–361, 351.

89

Robert D.Crews, For Prophet and Tsar: Islam and Empire in Russia and Central Asia (Cambridge, MA, 2006), 351–352.

90

Об Арабском восстании написано множество книг. См., например: Eliezer Tauber, The Arab Movements in World War I (London, 1993); Joshua Teitelbaum, The Rise and Fall of the Hashimite Kingdom of Arabia (London, 2001); James Barr, Setting the Desert on Fire: T. E. Lawrence and Britain’s Secret War in Arabia, 1916–1918 (New York, 2008); и более обзорный труд David Fromkin, A Peace to End All Peace: The Fall of the Ottoman Empire and the Creation of the Modern Middle East (New York, 1989). О роли ислама в Арабском восстании и проблеме халифата см.: Cleveland, «Role of Islam as Political Ideology in the First World War»; Elie Kedourie, «Egypt and the Caliphate, 1915–52», in Elie Kedourie (ed.), Chatham House Version and Other Middle Eastern Studies (London, 1970), 177–207, 179–182.

91

T. E. Lawrence, Seven Pillars of Wisdom (Hertfordshire, 1997 [Oxford, 1922]), 35.

92

Albert Christiaan Niemeijer, The Khilafat Movement in India, 1919–1924 (The Hague, 1972); Gail Minault, The Khilafat Movement: Religious Symbolism and Political Mobilisation in India (New York, 1982); Özcan, Pan-Islamism, 184–204; M. Naeem Qureshi, Pan-Islam in British Indian Politics: A Study of the Khilafat Movement, 1918–1924 (Leiden, 1999).

93

Gary Troeller, The Birth of Saudi Arabia: Britain and the Rise of the House of Sa’ud (London, 1976), 216–235; Haifa Alangari, The Struggle for Power in Arabia: Ibn Saud, Hussein, and Great Britain, 1914–1924 (Reading, 1998), 191–246; и Timothy J. Paris, Britain, the Hashemites, and Arab Rule, 1920–1925: The Sherifian Solution (London, 2003), 341–362.

94

Bernard Lewis, The Emergence of Modern Turkey (London, 1961), 395–436; Ali M. Ansari, Modern Iran since 1921: The Pahlavis and After (London, 2003), 46–47; и Bernd J.Fischer, King Zog and the Struggle for Stability in Albania (Boulder, CO, 1984), 170 and 247–250.

95

Leon B.Poullada, Reform and Rebellion in Afghanistan, 1919–1929: King Amanullah’s Failure to Modernize a Tribal Society (Ithaca, NY, 1973).

96

Richard P.Mitchell, The Society of the Muslim Brothers (London, 1969); Brynjar Lia, The Society of the Muslim Brothers in Egypt: The Rise of an Islamic Mass Movement 1928–1942 (Reading, UK, 1998); Abd Al-Fattah Muhammad El-Awaisi, The Muslim Brothers and the Palestine Question 1928–1947 (London, 1998); конкретно об аль-Банне см.: Gudrun Krämer, Hasan al-Banna (New York, 2010).

97

Kramer, Islam Assembled.

98

Erez Manela, The Wilsonian Moment: Self-Determination and the International Origins of Anticolonial Nationalism (New York, 2007).

99

Martin Thomas, Empires of Intelligence: Security Services and Colonial Disorder after 1914 (Berkeley, CA, 2008), особенно 73–90 (в этой работе дается очерк проблем с исламом, который европейские империи испытывали в межвоенный период).

100

Johannes H. Voigt, «Hitler und Indien», Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte 19 (1971), 33–63, 50; Milan Hauner, «Das Nationalsozialistische Deutschland und Indien», in Manfred Funke (ed.), Hitler, Deutschland und die Mächte: Materialien zur Außenpolitik des dritten Reiches (Düsseldorf, 1976), 430–453, 436; и Milan Hauner, India in Axis Strategy: Germany, Japan, and Indian Nationalists in the Second World War (Stuttgart, 1981), 33. Фильм был снят по мотивам романа, написанного Френсисом Йейтсом-Брауном, британским офицером индийской армии: Yeats-Brown, Lives of a Bengal Lancer (London, 1930).

101

В межвоенный период германское министерство иностранных дел внимательно следило за положением дел на исламских территориях и за исламскими движениями: см.: документы в PA, R78240 (Religions — und Kirchenwesen: Islam, 1924 — 1928); PA, R78241 (Religions — und Kirchenwesen: Islam, 1928–1931); PA, R78242 (Religions — und Kirchenwesen: Islam, 1932–1936); PA, R104801 (Religions — und Kirchenwesen: Islam, 1936–1939).

102

О геополитике см.: Frank Ebeling, Geopolitik: Karl Haushofer und seine Raumwissenschaft, 1919–1945 (Berlin, 1994); конкретно о Хаусхофере: Hans-Adolf Jacobsen, Karl Haushofer: Leben und Werk, 2 vols. (Boppard, 1979); Bruno Hipler, Hitlers Lehrmeister: Karl Haushofer als Vater der NS-Ideologie (St. Ottilien, 1996).

103

Karl Haushofer, «Historische Belege zur Religionsgeopolitik», Zeitschrift für Geopolitik 20, 8 (1943), 278–280. В том же номере Генрих Фрик опубликовал свои «георелигиозные соображения по поводу связи между почвой и религией». См.: Heinrich Frick, «Regionale Religionskunde», Zeitschrift für Geopolitik 20, 8 (1943), 281–290.

104

Главным трудом Хаусхофера о «панидеях» является Karl Haushofer, Geopolitik der Pan-Ideen (Berlin, 1931); отсылки к исламу можно найти на страницах 8, 11, 15, 23, 37–39, 47, 63, и 81. В панисламе Хаусхофер видел идею и движение, которое может сдержать остальные движения, простираясь по «пан-Азии, пан-Европе и пан-Африке» (ibid., 39, и 81).

105

Hans Rabl, «Über das Kalifat», Zeitschrift für Geopolitik 15, 11 (1938), 848–857. Ранее Рабль выдвигал некоторые из этих идей о халифате в: Hans Rabl, «Der Nahe Osten auf dem Weg zur Einigung», Zeitschrift für Geopolitik 13, 5 (1936), 293–302; Hans Rabl, «Nah-Ost Nachtrag», Zeitschrift für Geopolitik 13, 6 (1936), 402–404.

106

Ibid., 849.

107

Hans Lindemann, «Der Islam im Aufbruch und Angriff», Zeitschrift für Geopolitik 16, 11 (1939), 784–789.

108

Ibid., 786.

109

Ibid., 787.

110

Ibid., 785.

111

Hans Lindemann, Der Islam im Aufbruch, in Abwehr und Angriff (Leipzig, 1941).

112

Ibid., 84.

113

Аноним, «Die britische Islampolitik I», Zeitschrift für Geopolitik 19, 3 (1942), 133–143; Аноним, «Die britische Islampolitik II», Zeitschrift für Geopolitik 19, 4 (1942), 187–196.

114

Аноним, «Die britische Islampolitik I», 133.

115

Ibid., 143.

116

Аноним, «Die britische Islampolitik II», 191.

117

Pandit K. A. Bhatta, «Innenpolitische Probleme Indiens», Zeitschrift für Geopolitik 16, 12 (1939), 837–850, особенно 837–838, 843; Pandit K. A. Bhatta, «Britische Wehrpolitik in Indien», Zeitschrift für Geopolitik 17, 4 (1940), 172–181.

118

Herbert Hörhager, «Die Haltung der indo-afghanischen Grenzstämme zur indischen Krise», Zeitschrift für Geopolitik 17, 3 (1940), 119–124; и Habibur Rahman, «Die Stellung Afghanistans in Zentralasien», Zeitschrift für Geopolitik 17, 4 (1940), 182–184.

119

Walter Leifer, «Der Freiheitskampf der Araber», Zeitschrift für Geopolitik 17, 2 (1940), 65–70.

120

Ibid., 65.

121

Rudolf Friedmann, «Frankreich und der Islam», Zeitschrift für Geopolitik 4, 1 (1927), 58–68, 58.

122

Djamal Udin, «Zur Kulturpolitik Indonesiens II», Zeitschrift für Geopolitik 5, 3 (1928), 258 — 264; and Djamal Udin, «Zur Kulturpolitik Indonesiens II», Zeitschrift für Geopolitik 5, 4 (1928), 317–325, цитата на с. 320.

123

Willmar Freischütz, «Die indisch-englische Auseinandersetzung», Zeitschrift für Geopolitik 7, 4 (1930), 308–318, 309.

124

Heinrich Eck, «Russisch-Asien am Scheidewege», Zeitschrift für Geopolitik, 13, 2 (1936), 76–86, 85. Говоря о «русской Азии», автор включает в это понятие также Крым и Кавказ.

125

Ibid., 85; и, о роли панислама, с. 85–86.

126

Thomas Reichardt, Der Islam vor den Toren (Leipzig, 1939).

127

Ibid., 241–244, цитата на с. 241.

128

Ibid., 245–317.

129

Ibid., 297–298.

130

Ibid., 299.

131

Ibid., 326.

132

Ibid., 277. О идее подлинной антибольшевистской сущности ислама см.: с. 9 и сл.

133

Об использовании Японией ислама в борьбе за гегемонию в Азии см.: ibid., 272 — 276; о политике Италии и претензиях Муссолини на роль защитника ислама см.: ibid., 300–308.

134

Ibid., 328.

135

Zaki Ali, «Großdeutschland und der Islam», in Reichardt, Der Islam vor den Toren, 329 — 340. Годом ранее Заки Али уже опубликовал панисламистский трактат: Zaki Ali, Islam in the World (Lahore, 1938)

136

Ali, «Großdeutschland und der Islam», 331–332.

137

Ibid., 330.

138

Paul Schmitz, All-Islam! Weltmacht von morgen? (Leipzig, 1937). Это книга также привлекла внимание в других странах, см.: Robert Gale Woolbert, «Recent Books on International Relations», Foreign Affairs 16, 4 (1938), 728–744, 729. Ее перевели на японский: Paul Schmitz, Kaikyô no Zenbô: Ashita no Sekai Seiryoku (Tokyo, 1938). Шмиц работал корреспондентом Völkischer Beobachter в Каире, пока в 1939 году власти Египта не выгнали его под давлением англичан: Шмиц — Боле (иностранная организация НСДАП), 21 мая 1939 г., Оберурсель, PA, R29533; Боле — Вайцзеккеру (МИД), 26 мая 1939 г., Берлин, PA, R29533; и Мильденштейн (МИД), отчет, б. д. (1939), б. м. (Берлин), Федеральный архив Германии (Bundesarchiv), Берлин-Лихтерфельде (BAB), R58/783.

139

Он пользовался выражениями «Lebensraum», «Raumbedeutung», или «Islamische Schicksalsgemeinschaft», см.: Schmitz, All-Islam!, passim.

140

Ibid., 131.

141

Richard Hartmann, «Paul Schmitz, All-Islam: Neubau der Arabischen Welt» (Review), Der Islam 26 (1942), 67–71.

142

Ibid., 67–68.

143

Richard Hartmann, Die Religion des Islam: Eine Einführung (Berlin, 1944); и Richard Hartmann, «Nationalismus und Islam: Ein Vortrag von Prof. Dr. Hartmann», Deutsche Zeitung in den Niederlanden (29 July 1942).

144

Thomas Duve, «Die Gründung der Zeitschrift für Politik: Symbol und Symptom für die Entstehung einer Politikwissenschaft um 1900?», Zeitschrift für Politik 45 (1998), 405–426.

145

Erich Müller, «Mekka: Der Kraftpol des Nahen Orients», Zeitschrift für Politik (Mai 1938), 312–315, 313.

146

Ibid., 312.

147

Walter Hagemann, «Das französische Kolonialreich in Afrika», Zeitschrift für Politik 17, 7 (1928), 612–633; Edgar Pröbster, «Die kolonialpolitische Literatur Frankreichs (Seit 1922)», Zeitschrift für Politik 17, 1 (1927), 64–76; Edgar Pröbster, «Die kolonialen Probleme Frankreichs auf Grund der neuesten kolonialpolitischen Literatur», Zeitschrift für Politik 18, 1 (1928), 52–57; Edgar Pröbster, «Die Entwicklung von Frankreichs Islampolitik 1830–1930», Zeitschrift für Politik 20, 7/8 (1930), 477–486; Edgar Pröbster, «Die Entislamisierung der marokkanischen Berbern und ihre Folgen», Zeitschrift für Politik 23, 3 (1933), 201–204; A. Grabowsky, «Niederländisch-Indien im weltpolitischen Rahmen: Vorbemerkung», Zeitschrift für Politik 23, 5 (1933), 307–309; Karl Helbig, «Niederländisch-Indien gestern, heute und morgen», Zeitschrift für Politik 23, 5 (1933), 309–320; Habibur Rahman, «‘Dschihadistan’: Die friedlose Nordwestgrenze Indiens», Zeitschrift für Politik 28, 2 (1938), 121–125.

148

Sophie Freifrau v. Wangenheim, «Auf verlorenem Posten», Zeitschrift für Politik 26, 8/9 (1936), 498–508; и Sophie Freifrau v. Wangenheim, «Oberst Lawrence und der Auf-stand der Araber im Weltkrieg (Auf Grund der ‘Seven Pillars of Wisdom’)», Zeitschrift für Politik 27, 7/8 (1937), 417–437.

149

I. Jorda, «Die Westmächte und die Araber», Zeitschrift für Politik 31, 5 (1941), 294–302.

150

Richard Hartmann, «Der Mufti Amīn el-Ḥusainī», Zeitschrift für Politik 31, 7 (1941), 430 — 439; Ernst Klingmüller, «Hadj Emin el-Huseini: Großmufti von Jerusalem», Zeitschrift für Politik 33, 8/9 (1943), 413–417; довоенный материал, посвященный аль-Хусейни: Walther Björkman, «Der Mufti von Jerusalem», Zeitschrift für Politik 28, 5 (1938), 306–311. Еще одним коллаборационистом-мусульманином, удостоившимся статьи в Zeitschrift für Politik, стал сирийский повстанец Фавзи аль-Кавукджи, см.: I. Jorda, «Fauzi el-Kawukschi — der Held der Wüste: Das Leben eines arabischen Freiheitskämpfers», Zeitschrift für Politik 32, 4 (1942), 261–265.

151

Paschasius: «Europa und die islamische Welt des Nahen Ostens», Militärwissenschaftliche Rundschau 7, 2 (1942), 192–204, 197.

152

Johannes Benzing, «Bolschewismus, Turkvölker und Islam: Ein Beitrag zur Nationalitätenpolitik des Bolschewismus», Osteuropa 13, 3 (1937), 187–194. Бенцинг также писал о важности ислама и «священной войны» в сопротивлении мусульманских народов российскому господству еще во времена царизма, в статье Johannes Benzing, «Das turkestanische Volk im Kampf um seine Selbstständigkeit», Die Welt des Islams 19 (1937), 94–137, особенно 101–102, 105.

153

Benzing, «Bolschewismus, Turkvölker und Islam», 194.

154

Ibid., 194.

155

Ibid., 193.

156

Johannes Benzing, Turkestan (Berlin, 1943); и Johannes Benzing, «Die Türkvölker der Sowjetunion», in Hans Heinrich Schaeder (ed.), Der Orient in deutscher Forschung (Leipzig, 1944), 18–26.

157

Gerhard von Mende, Der nationale Kampf der Russlandtürken: Ein Beitrag zur nationalen Frage in der Sowjetunion (Berlin, 1936), о исламе и национализме в СССР см.: 180 — 182. Через три года Менде снова высказал эти идеи в работе: Gerhard von Mende, Die Völker der Sowjetunion (Reichenau, 1939).

158

G. J., «Gerhard von Mende, Der nationale Kampf der Russlandtürken» (Review), Die Welt des Islams 18 (1936), 146–147.

159

Ibid., 146.

160

Gotthardt Jäschke, «Kommunismus und Islam im Türkischen Befreiungskriege», Die Welt des Islam 20 (1938), 110–117.

161

Paul Schmitz, Moskau und die islamische Welt (Munich, 1938), quotation on 15.

162

Ibid., 21.

163

Ibid., 22.

164

Ibid., 58.

165

J. Benzing, «Paul Schmitz, Moskau und die islamische Welt» (Review), Die Welt des Islams 20 (1938), 151–152, 152.

166

Karl Krüger, «Der Islam als Wirtschaftsfaktor in Mittelasien», Organ des Deutschen Orient Vereins 2, 8 (1941), 48–53. Ранние размышения Крюгера о «душе» «исламского человека» см. в: Karl Krüger, «Der neue Wirtschaftsgeist im Islamischen Orient», Zeitschrift für Politik (1923), 248–263.

167

Franz Ronneberger, «Der Islam im Antlitz Europas», Völkischer Beobachter (19 October 1942).

168

Аноним, «Zum Mohammedanerproblem in Bosnien und der Herzegowina», Volkstum im Südosten 7 (1943), 103–112.

169

Что любопытно, авторы считали кемалистскую Турцию (и ее светский режим) исключением в исламском мире — или же утверждали, что ислам все еще играет важную роль в стране. Для Линдемана турецкая ситуация была исключительной, см.: Lindemann, «Der Islam im Aufbruch und Angriff», 788. Райхардт дошел даже до того, что заявил, что светской политике кемализма большинство мусульман противостоят как еретической, см.: Reichardt, Der Islam vor den Toren, 321–322. Его позицию разделял Шмиц. По мнению последнего, внимательное изучение Турции показывает, что религию нельзя полностью упразднить: Schmitz, All-Islam!, 106. Во время войны Militärwissenschaftliche Rundschau также объясняло, что кемалистская Турция «все равно» осталась мусульманской, см.: W. Paschasius, «Europa und die islamische Welt», 197.

170

Наверное, лучшим примером может служить работа Rolf Beckh, Der Islam und die überstaatlichen Mächte (Munich, 1937). Ее автор описывает ислам как отсталую, антинационалистическую и «семитскую» религию и сравнивает ее с коммунизмом; однако и Бек признавал факт исламского возрождения.

171

Robert L.Baker, Oil, Blood and Sand (New York, 1942), 39. Во Франции также отслеживали политику Германии относительно исламского мира. Наиболее значимая работа: Bernard Vernier, La politique islamique de l’Allemagne (Paris, 1939).

172

Baker, Oil, Blood and Sand, 42–44.

173

Ibid., 42.

174

Ibid.

175

Ibid., 45.

176

Ibid., 44.

177

Ebeling, Geopolitik; о Хаусхофере и его влиянии на Гитлера см.: Jacobsen, Karl Haushofer; и Hipler, Hitlers Lehrmeister. Хотя Якобсен аргументированно утверждает, что влияние Хаусхофера не следует преувеличивать, Хиплер доказывает обратное.

178

О том, какие работы по исламу читали в СС, см.: документы в BAB, NS31/29 и NS31/30; в вермахте, см. документы в федеральных военных архивах ФРГ (Bundesarchiv, Militärarchiv), Фрайбург (BA–MA), RH 2/1764; в Министерстве оккупированных восточных территорий, см. документы в BAB, R6/510, R6/512 и R6/555.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я