Посткапитализм и рождение персоналиата

Д. А. Давыдов, 2021

В последнее время идея посткапиталистического общества становится все более актуальной. На фоне системного кризиса капитализма и многих противоречий, которые обнажила пандемия COVID-19, все чаще наблюдаются попытки предложить альтернативные будущее, в котором роботы и искусственный интеллект даруют изобилие материальных благ, каждый обеспечен всем необходимым, а сами люди занимаются преимущественно свободной творческой деятельностью. Все эти утопические представления во многом вдохновлены классическими марксистскими взглядами на коммунизм как наиболее вероятную неантагонистическую форму посткапиталистического общества. В настоящей книге представлена попытка взглянуть на посткапиталистическую перспективу под радикально иным углом зрения. Многие факты и тенденции указывают на то, что мы движемся к новой антагонистической общественной формации, а вместо относительной общественной гармонии наблюдается возвышение нового класса – персоналиата. Книга адресована политологам, философам, экономистам, социологам, историкам, а также всем интересующимся перспективами общественного развития.

Раздел II

Персоналиат

Глава 1

Конец экономики отменяется

Прежде чем переходить к обоснованию главного тезиса настоящего раздела (да и всей книги), будет полезным вернуться к тому, что было сказано выше. Рассматривая в качестве ключевого фактора производства первоначальный источник экономических благ (потребительных ценностей), мы начинаем понимать логику исторического процесса, поскольку именно такие источники принципиально обусловливают то, как люди достигают тех или иных преимуществ и в целом господства. Если среди источников материальных благ преобладает природа (дикорастущие плоды и ягоды, животные, рождающиеся в лесах, и т. п.), то нет эксплуатации и силового «социального» присвоения, а соответственно, государства и аппарата экономического принуждения. Как только природные процессы начинают активно контролироваться (системы ирригации, оседлое земледелие и т. п.), появляются экономические излишки, земля превращается в ценнейший ресурс, возникают классы землевладельцев, которые стремятся подчинить и закрепостить живую рабочую силу, обитающую на этой земле. Так как главный экономический ресурс в данном случае земля, то преобладающий ресурс господства — это именно сила. Когда развитие науки и техники приводит к тому, что на первый план в качестве фактора роста производительности выходит труд как физическая активность человеческого тела, старые ресурсы и источники господства и доминирования утрачивают свою значимость. Рабочая сила «высвобождается» с той целью, чтобы вновь быть подчиненной в качестве биологического субстрата процесса извлечения прибавочной стоимости, помещаемого в механизированное пространство промышленного производства. Основным ресурсом господства здесь является уже не сила, а способность так соединять человеческие тела и технические устройства, чтобы достигать максимальной производительности. Эта способность напрямую сопряжена с наличием материального богатства. Наконец, сегодня происходит очередной тектонический сдвиг, связанный с выдвижением на авансцену творчества как важнейшего источника потребительных ценностей. Именно творчество выступает драйвером медленного дрейфа общества к посткапитализму. С данным процессом многие авторы связывают большие надежды. Мы привыкли ассоциировать с творчеством свободный полет мысли, независимость, состояние внутренней свободы, подъема сил, восторг от созидания и т. п. Но так ли все безоблачно?

1.1. Творческая деятельность в контексте противоречивых общественных отношений

Когда наступает конец капитализма? Есть все основания полагать, что капитализм уже сегодня постепенно «завершается» вместе с изменением ключевого источника потребительных ценностей. Становясь главным фактором производства, творчество радикально меняет производственные отношения.

В принципе о подрывающих основы капиталистического способа производства свойствах творчества написано уже немало. Как уже отмечалось выше, довольно часто указывают, например, на следующие свойства: необходимость всестороннего развития с целью увеличения творческой продуктивности (что отсылает к важнейшей роли государства, которое вынуждено вкладываться в образование и науку, дабы не утратить стратегических позиций); сильная зависимость от состояния общественной инфраструктуры и доступа к общественным благам; неизмеримость и неделимость результатов творческой деятельности; потенциально бесконечная и практически бесплатная реплицируемость и общедоступность таких результатов (теорий, концепций, идей). Уже сама неизмеримость творческих усилий в корне подрывает механизм капиталистического извлечения прибавочной стоимости, как раз основанный на исчислимости трудовых усилий и благ, которые этими усилиями создаются. Эти особенности творчества вдохновляют левых теоретиков, что выражается в своеобразном ренессансе анархизма и марксизма. И это неудивительно, ведь экономика знаний самим своим естеством, казалось бы, тянется к социализму.

При этом речь идет не столько о революционной «встряске», сколько о постепенных мутациях самого капитализма, который становится все менее «капиталистичным». Как было подчеркнуто в первом разделе, ростки будущего появляются на удобренной почве прошлого. К примеру, Маурицио Лаццарато замечает, что в рамках так называемого когнитивного капитализма фирма уже не столько производит, удовлетворяя спрос, сколько создает миры как своеобразные «символические универсумы». Капитализм из способа производства превращается в производство способов¹²⁵. Люди, занятые рекламой, стайлингом, дизайном, оказываются творческими личностями, труд которых уже невозможно измерить и подчинить «калькулируемым» процессам, как это было в эпоху фордизма. Скорее такой труд становится активностью множеств, включающих в себя не только сотрудников фирм, но и самих потребителей, их жизнь, их бытие и со-бытие с остальными. Еще один драйвер развития «когнитивного капитализма» — производство знаний. Знание, как и любой творческий продукт, невозможно произвести, совершив измеримые телесные усилия. Творческая деятельность осуществляется не отдельными телами, физическими (или материальными) объектами, которые можно подчинить или контролировать, а скорее сознанием или сознаниями. Самым эффективным «творцом» оказывается не отдельный человек, а само общество, рождающее из своих «недр» новые идеи самым непредсказуемым образом. А потому, как далее отмечает Лаццарато, кооперация в «когнитивном капитализме» (речь конкретно идет о компьютерных программах) уже «не нуждается в предприятии и самом капиталисте, как это было в экономике Маркса и Смита. Напротив, оно зависит от развития и распространения научных знаний, технологических механизмов и коммуникационных сетей, образовательных систем, здравоохранения и прочих институтов, обеспечивающих население. Способность создания и осуществления кооперации зависит, таким образом, от наличия этих публичных (коллективных, общественных) благ и от доступа к ним. Создание программ всегда осуществляется благодаря совместной работе множества умов, компетенций, эмоций, циркулирующих в сети, которая есть не что иное как гетерогенное сцепление всевозможных сингулярностей, потоков и множеств (как это видно на примере информатиков, разработчиков свободных программ)»¹²⁶. Колоссальные прибыли высокотехнологичных предприятий сегодня, в сущности, уже не являются «извлеченной» прибавочной стоимостью как неоплаченным трудом наемных работников, так как богатство все реже создается действиями, которые можно «измерить» человеко-днями или человеко-часами. Эти прибыли превращаются в ренту¹²⁷, извлекаемую путем «огораживаний» — установления прав собственности на результаты творческой деятельности (на информацию или технологии)¹²⁸. Поэтому, согласно Э. Руллани, налицо очевидное «несоответствие» (внутреннее противоречие) «когнитивного капитализма»: «стоимость, которую можно извлечь из произведенных знаний, не максимизирована, поскольку их распространение остается ниже потенциально возможного»¹²⁹. Иными словами, результаты творческой деятельности оказываются настоящими общественными благами, «производство» которых обусловлено преимущественно общественной инфраструктурой. От «когнитивного коммунизма» «когнитивный капитализм» отличает лишь то, что по своей сути он уже и не капитализм вовсе, а скорее неофеодализм¹³⁰.

Таким образом, происходит то же, что и раньше при социальных революциях: фундаментальные изменения начинаются не у подножия, а не вершине социальной пирамиды. Капитализм сам приходит к самоотрицанию.

Но настоящая книга не имела бы смысла, если бы все было так просто. Проблема современных левых апелляций к специфике творческой деятельности как потенциально преобладающего источника потребительных ценностей в том, что мы рискуем спутать позитивные свойства источника благ с теми общественными отношениями, которые могут выстраиваться вокруг этого источника. Поясню. Если бы мы попытались охарактеризовать сословно-классовую формацию, опираясь исключительно на способность земли рождать из своих недр блага, то пришли бы к идиллической картине солидарной общественной жизни в гармонии с «матерью природой». То же самое касается и труда. Поскольку в своей идеализированной форме труд — это производство, окультуривание, то есть благородное занятие, способствующее подъему жизненных сил, мы могли бы заключить, что подлинный дух труда — это дух солидарных совместных усилий, трудового братства. Ошибка современных левых теоретиков заключается как раз в том, что творчество берется ими исключительно как некое в-себе-сущее, которое уже своим «внутренним естеством» указывает на образ будущего. Иными словами, творчество рассматривается вне противоречивого контекста общественных отношений. А контекст этот таков, что в мире, где не искоренены страдания и конкурентная борьба, любой новый источник потребительных ценностей рано или поздно превращается в то, что обусловливает новые формы господства.

1.2. Внимание — новый дефицитный ресурс. Личность — ключевое благо

В попытках превратить дискурс «о когнитивном капитализме» в дискурс «о посткапитализме» заключена одна уязвимость. Исследователи склонны идти по стопам классиков марксизма и анархизма, полагавших, что за капитализмом следует эпоха изобилия, когда не будет больше поводов для отчуждения и борьбы людей друг с другом. Поэтому они возвращаются к дискурсу «о вечных машинах», который был начат еще Марксом¹³¹: экономика знаний подстегнет повсеместную автоматизацию и роботизацию производства, а частная интеллектуальная собственность будет замещена собственностью каждого на все¹³². Производство знаний — это, в сущности, производство общественных благ, так как знания потенциально общедоступны. Проблема в том, что потенциальное достижение изобилия в одной области при таком подходе видится как достижение изобилия вообще

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

125

Лаццарато М. Предприятие и неомонадология // Логос. 2007. № 4. С. 169–170.

126

Там же. С. 180–181.

127

См.: Фишман Л. Г., Мартьянов В. С., Давыдов Д.А. Рентное общество: в тени труда, капитала и демократии. М.: Издательство Высшей школы экономики, 2019.

128

Vercellone C. The Becoming Rent of Profit // Knowledge Cultures. 2013. № 2. Pp. 194–207.

129

Руллани Э. Когнитивный капитализм: déjà vu? // Логос. 2007. № 4. С. 68.

130

Делягин М. Г. Конец эпохи: осторожно, двери открываются! Том II. Специальная теория глобализации. М.: ПОЛИТИЗДАТ, Книжный мир, 2020.

131

Маркс К. Экономические рукописи 1857–1859 годов / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. II. М.: Издательство политической литературы, 1969. C. 120–127. См.: критику данного дискурса: Фишман Л. Г. Ущербные «вечные машины» и посткапитализм // Свободная мысль. 2018. № 5 (1671). С. 35–46.

132

Бузгалин А.В. Креативная экономика: частная интеллектуальная собственность или собственность каждого на все? // Социологические исследования. 2017. № 7. С. 43–53.