Золотая Кастилия

Густав Эмар, 1865

Предводитель пиратов Берегового братства, Монбар Губитель, вознамерился захватить Маракайбо, мексиканский город, в котором, по слухам, накоплены несметные богатства. Он убеждает флибустьеров в успехе своего замысла, при условии, если ему удастся под видом испанского графа пробраться в город и войти в доверие к губернатору города, дону Фернандо д’Авила… Густав Эмар (1818–1883) – неутомимый путешественник и авантюрист, автор приключенческих романов, принесших ему всемирную славу.

Глава III. Флибустьеры

Когда все уселись около огня, в который Данник подбросил охапку сухих дров, Монбар спросил Филиппа, по какому поводу находится он так далеко от мест, посещаемых флибустьерами.

— Я мог бы задать вам тот же самый вопрос, любезный Монбар, — улыбаясь, ответил Филипп, — поскольку встреча эта странна и для вас и для меня.

— Это правда, друг мой, — согласился Монбар, — но меня привел сюда случай.

— Какой же случай?

— Буря, друг мой. Я лишился своей шхуны и пристал сюда, не зная, где именно нахожусь. Спешу прибавить, что как только я понял, что попал в Венесуэльский залив, то очень обрадовался, так как давно уже собирался его осмотреть.

— А ваша команда?

— Кроме этих двух товарищей, все погибли.

— Это очень печально! — сказал Филипп, покачав головой. — А я должен откровенно признаться вам, любезный Монбар, что покинул Черепаший остров с решительным намерением попасть именно сюда.

— Не случилось ли и с вами несчастья, как со мной?

— Нет, слава богу! Мое судно спрятано в густой чаще деревьев, где испанцам уж никак его не заметить.

— Браво, друг мой, это известие для меня тем приятнее, что, признаюсь, я не представлял, как мне выбраться из этой засады.

— Я в вашем распоряжении, как вам известно.

— Благодарю. Когда вы прибыли?

— Вчера в восемь часов вечера. Сегодня утром, прежде чем сойти на берег, осматривая местность, я заметил вашу лодку, огибавшую маяк. Не зная наверняка, кто находится в пироге, я, однако, с первого взгляда понял, что это лодка Береговых братьев. Я немедленно высадился на берег и пошел вас разыскивать, чтобы, если нужно, предложить вам свои услуги.

— Благодарю еще раз, дружище, за меня и моих товарищей, потому что мы действительно находились в довольно затруднительном положении. Я вижу, что случай, о котором я говорил, ничего не значит во всем этом деле… Позвольте задать вам еще один вопрос.

— Я к вашим услугам.

— Каким образом, разыскивая нас с самого утра, вы нашли нас только ночью?

— Позвольте мне сказать, что вы сами в этом виноваты.

— Каким образом?

— Вы разве не слыхали наших сигналов?

— Постойте, — сказал Тихий Ветерок, — кажется, я слышал ружейный выстрел незадолго до заката солнца.

— Да, рискуя быть услышанным индейцами — ведь вы знаете, что мы здесь на индейской земле, — мы с Питрианом не переставали стрелять целый дань.

— Мы слышали выстрелы только один раз.

— Да, — прибавил Монбар, — и не стали отвечать, боясь нарваться на испанских охотников.

— Испанцы не смеют показываться сюда: здешние жители — людоеды и ведут с ними ожесточенную войну.

— Это важные сведения.

— Словом, мы отчаялись найти вас и уже готовились вернуться к нашему судну, когда ружейный выстрел, которым Данник уложил медведя, указал нам на то место, где вы находитесь. Как видите, любезный Монбар, все очень просто.

— Это правда, любезный друг, но вы мне не сказали, что за причина привела вас к этим берегам. Впрочем, если эта причина должна остаться тайной, то извините меня, будем говорить о другом.

— Нет никакой необходимости, друг мой, скрывать, особенно от вас, причины, которые привели меня на этот берег. Я прибыл сюда, чтобы тщательно осмотреть эту местность, так как собираюсь предпринять экспедицию против Маракайбо, в котором, если слухи не лгут, накоплены огромные богатства.

— Правду ли вы говорите, друг мой? — с живостью вскричал Монбар. — Неужели вы для этого приехали сюда?

— А для чего же другого?

— Правда, и платя откровенностью за откровенность, любезный Филипп, я скажу вам, что у мы с вами преследуем одну цель: я также хочу предпринять экспедицию против Маракайбо.

— Вот как! — радостно вскричал молодой человек. — Как это кстати! В таком случае я охотно уступаю вам право возглавить экспедицию — на это вам дают неоспоримые права ваш опыт и ваша слава, — с условием, чтобы я был вашим помощником.

— Решено? — спросил Монбар, протягивая ему руку.

— Ей-богу! — ответил молодой человек, энергично пожимая руку знаменитому флибустьеру. — Так решено, друг мой! Если вы желаете, с этой же минуты я отдаю себя в полное ваше распоряжение и предоставляю вам командование над своим судном.

— Принимаю ваше предложение так же чистосердечно, как вы сделали его мне. Что же касается экспедиции, вернее разведки, которую мы собираемся предпринять, вы сделаете мне одолжение, если сохраните командование над вашим судном; надеюсь в скором времени, когда мы вернемся сюда, поручить вам дело поважнее.

— Как вам угодно, любезный Монбар.

Данник не участвовал в этом разговоре, он деятельно занимался медведем. Сначала он отрубил ему четыре лапы, которые зарыл в золу, потом с необыкновенным проворством освежевал его, а мясо разрезал на куски, которые изжарил вместе с двумя великолепными форелями и чирком, насаженным на ружье, словно на вертел. Потом он нарвал апельсинов, лимонов и других плодов, положил листья вместо тарелок и, кончив все эти приготовления, приблизился к костру.

В эту минуту солнце во всем своем великолепии показалось на горизонте.

— Завтрак готов, — сказал Данник.

— Примемся же за еду, — откликнулся Тихий Ветерок.

— Мы поговорим за завтраком, — заметил Монбар.

— Тем более что я умираю с голоду, — прибавил Питриан, до тех пор не раскрывавший рта.

Флибустьеры весело сели за стол, то есть каждый уселся на траве перед листом, который служил ему вместо блюда, и завтрак начался. Охотники никогда не едят долго, и завтрак авантюристов продолжался всего полчаса, да и то еще он длился слишком долго по причине количества, а особенно необыкновенного качества кушаний, которые подавал Данник.

Достойный великан не помнил себя от радости от похвал, которыми осыпал его Монбар за кулинарное искусство. Когда был окончен завтрак и раскурены трубки, Монбар серьезно произнес:

— Теперь поговорим.

— Да, пора, — откликнулся Филипп.

— Расскажите мне о ваших планах, любезный друг, и объясните, каким образом намерены вы провести разведку города Маракайбо и крепости Гибралтар, потому что для успеха наших планов необходимо знать объект, который мы хотим атаковать, чтобы не совершить ошибки.

— Я думаю, — заметил Тихий Ветерок, — что было бы правильно вести разведку по отдельности.

— Объяснись, — сказал Монбар.

— Я хочу сказать, что одному из нас надо поручить исследовать побережье, другому — внутренние земли, третьему — город, а четвертому — крепость.

— Не считая пятого, который должен промерить глубину залива, а это очень важно, по моему глубокому убеждению, потому что залив изобилует песчаными отмелями, — заявил Питриан, — и наши суда рискуют потерпеть на них крушение.

— Питриан говорит дело, — заметил Монбар. — Каковы ваши соображения, любезный Филипп?

— Я полностью согласен, Монбар, все эти сведения действительно нам необходимы, и мы должны во что бы то ни стало добыть их.

— Хорошо, надо только договориться и распределить роли.

— Это право принадлежит вам одному, Монбар.

— Хорошо; вот, по моему мнению, как мы будем действовать. Тихий Ветерок, как старый, опытный моряк, возьмет на себя осмотр берега.

— Хорошо, лучшего я и не желаю.

— Данник исследует бухту. Это поручение самое опасное, требующее большой ловкости; я надеюсь, что он справится.

— Справлюсь, — ответил великан, польщенный доверием Монбара и горя нетерпением оправдать его.

— Остается осмотреть внутренние земли, город и крепость. Питриан долго был таможенным, это по его части; он возьмет с собой двух товарищей для защиты от индейцев, а Данник отдаст ему Монако, который ему пока не нужен.

— Хорошо, — ответил Питриан, — я прошу только два дня, чтобы узнать всю местность как свои пять пальцев.

— Теперь, — сказал Монбар, — остается только город и крепость. Мне кажется, здесь надо слегка изменить наш первоначальный план ввиду возможных препятствий, ожидающих нас. Вы говорите по-испански, как уроженец старой Кастилии, любезный Филипп; в свою очередь, я тоже хорошо говорю на этом языке. Вот как мы с вами поступим: мы вместе отправимся в Маракайбо; попав в город, мы будем действовать сообразно обстоятельствам. Что вы думаете об этом?

— Я полностью разделяю вашу точку зрения и готов смело следовать за вами повсюду, куда бы вы ни отправились.

— Так. Это решено. Теперь нам недостает только некоторых необходимых вещей, чтобы пробраться в город, не возбуждая подозрения. Однако я боюсь, что достать их невозможно.

Филипп лукаво улыбнулся.

— Что же это за необходимые вещи, любезный Монбар? — поинтересовался он.

— Во-первых и прежде всего, друг мой, одежда.

— У меня на судне три полных сундука.

— Прекрасно!.. Потом — золото, много золота. Признаюсь, я не спас ни одного пиастра во время кораблекрушения.

— Я могу предложить вам пятьдесят тысяч пиастров; этого достаточно?

— Конечно, друг мой, даже гораздо больше, чем требуется.

— Очень хорошо. Видите, до сих пор я отвечал на все ваши вопросы.

— И отвечали превосходно, друг мой. Мне остается задать вам еще один вопрос; к несчастью, я боюсь, что на него вы не сможете дать столь же благоприятного ответа, как на другие.

— Как знать! Посмотрим, каков ваш вопрос, друг мой.

— Вы знаете, не правда ли, что испанцы крайне подозрительны и принимают самые разные меры предосторожности, чтобы не позволить чужестранцам проникнуть в их колонии на материке.

— Да, мне это известно. Но что дальше?

— Вот и все, друг мой. Я спрашиваю себя, каким образом нам удастся проникнуть в город.

— О, очень легко!

— Что-то я в этом сомневаюсь.

— Фома неверный! — молодой человек улыбнулся. — Я не только обеспечу вас золотом и необходимой одеждой, чтобы как следует разыграть роль идальго — или даже испанского графа, если вы пожелаете, — но сверх того постараюсь раздобыть бумаги, благодаря которым все городские власти предоставят вам полную свободу и даже всецело отдадут себя в ваше распоряжение.

— Если вам это удастся, любезный друг, я скажу, что вы просто маг и волшебник.

— Черт побери! — смеясь заметил Филипп. — Пожалуйста, только не говорите этого в Маракайбо. Я ужасно боюсь инквизиции и не хочу быть сожженным на костре.

— Вы приводите меня в глубочайшее изумление, друг мой. Как вам удалось подготовить все это?

— Но я же вам сказал, что прибыл сюда неспроста.

— Действительно, вы это говорили.

— Ну так вот, друг мой, уже три месяца я готовлюсь к этому.

Монбар несколько раз покачал головой.

— Что же вы качаете головой? — спросил его Филипп.

— Дорогой Филипп, — ответил Монбар с задумчивым видом, — я самый старый и самый близкий друг д’Ожерона, вашего дяди. Я помню вас еще ребенком; я знаю ваш характер так, будто вы мой родной сын. Ваше сердце великодушно, ваша душа благородна. Во всех наших экспедициях вы ищете прежде всего славы. Я несколько раз видел, как вы отказывались от очень прибыльных предприятий, потому что, по вашему мнению, в них можно было приобрести только деньги, но не славу… Прав ли я, Филипп?

— Правы, любезный Монбар. Но какой вывод делаете вы из этого наблюдения?

— Никакого, друг мой, просто теперь я знаю все, что желал узнать.

— Я вас не понимаю, Монбар, объяснитесь, пожалуйста.

— К чему, друг мой?

— Пожалуйста!

— Если так, я скажу: вам никогда не убедить меня, любезный мой друг, в том, будто вы хотите предпринять эту опасную экспедицию в надежде разграбить город, как бы ни был он богат.

— Извините, друг мой.

Монбар не ответил.

— Вы улыбаетесь и опять качаете головой, что же вы предполагаете?

— Я ничего не предполагаю, Филипп; сохрани меня Бог предполагать что-нибудь. Вы молоды, вот и все, а страсти молодости не похожи на страсти зрелого возраста; скупость — порок стариков.

Филипп слегка покраснел и в замешательстве потупил голову, но, тотчас совладав с собой, сказал:

— Ничто не мешает, любезный Монбар, обратить против вас ваши же собственные слова.

— Каким образом, друг мой?

— Вы любите деньги еще меньше меня: если бы вы захотели, то давно стали бы первым богачом среди флибустьеров.

— Вы правы, друг мой, я не люблю деньги.

— Хорошо; значит, и вам не удастся убедить меня, что вас толкает на эту экспедицию надежда на поживу.

— Я не стану уверять вас в этом.

— А! — воскликнул Филипп, смеясь. — Стало быть, вы преследуете иную цель?

— Не отрицаю.

— Какая же эта цель?

— Мщение! — сказал Монбар глухим голосом.

Филипп с минуту молчал.

— Может быть, и мной движет желание мстить, — наконец сказал он.

— Нет, Филипп, вы не питаете ненависти к испанцам.

— Ах! Что вы…

Монбар перебил его, улыбаясь:

— Я вам скажу, какие мотивы движут вами, если вы не питаете ко мне доверия настолько, чтобы самому признаться в этом: вы отыскиваете женщину, вы влюблены.

— Я?! — вскричал Филипп, делая отрицательный жест рукой.

— Я не требую от вас признания в вашей тайне. Напротив, сохраните ее, закопайте в самую глубину вашего сердца. Помните только, что я ваш друг и что в тот день, когда вы будете нуждаться во мне, я с готовностью приду к вам на помощь, что бы ни случилось.

— О-о! — только и мог произнести растроганный Филипп.

— Ни слова больше, друг мой. В эту минуту мы должны заняться делами гораздо более серьезными, чем то, о котором вы, без сомнения, хотели бы поговорить со мной теперь, когда узнали, что я проник в тайники вашей души; всему свое время. Подумаем о самом важном, а теперь для нас важнее всего вернуться на наше судно кратчайшей дорогой.

— Вы правы, друг мой, не будем же медлить.

— Кажется, вы говорили, что судно не очень далеко?

— Моя шхуна всего в двух лье отсюда. Если мы отправимся к нему по воде, то весь путь займет у нас около часа.

— Я предпочитаю, если вам все равно, проделать более продолжительный путь берегом; наша лодка очень мала, к тому же вчера нам так досаждали кайманы, что мне не хотелось бы опять иметь дело с ними. Нет, я не страшусь смерти; но я убежден, что человек, поставивший перед собой важную задачу, не имеет права безрассудно рисковать жизнью, прежде чем ему удастся выполнить эту задачу.

Флибустьеры, старательно спрятав лодку в кустах, чтобы иметь возможность найти ее в любой момент, пошли за Филиппом и Питрианом по проложенной хищными зверями едва заметной тропинке, которая должна была привести их к месту, где стояла шхуна.