Пролитое вино

Григорий Олегович Поздняков

Эти истории мне рассказывали разные люди, и все они говорили, что это «чистая правда», многие истории происходили именно с теми людьми, с кем мне доводилось общаться. Я просто придал этим рассказам художественные облик. Вот, может быть, в этом моя малая заслуга, уважаемый читатель, но самый последний, тот кто может вынести свой вердикт – это вы.

Вишневый омут

Лето в этом году выдалось жаркое и сухое. Солнце как будто хотело умышленно спалить все дотла. Воздух был пропитан зноем и пылью. И дышать становилось очень тяжело особенно в полдень в самый пик летней жары.

Но, тем не менее, жители маленькой деревеньки Безобразовка в Саратовской губернии, как по команде шли работать в поле на сенокос. Жатва была в полном разгаре и никакие погодные условия не могли сельчанам помешать сбору урожая. Они вели достаточно консервативный и вполне узаконенный ими самими образ жизни. Рождались и умирали в строго установленном порядке природой, а может богом. Это как кому нравилось. Казалось уже заранее каждый житель села знал, что он будет делать в своей жизни. Что он будет, есть, как он будет работать, с кем спать и как помрет. Все было предопределено заранее невиданной силой, которая установила свой порядок в этом однообразном мире под названием село Безобразовка. Кто дал этому миру такое смешное название, не мог вспомнить никто. Да особо никто и не пытался придаваться таким воспоминаниям, и выискивать истоки этого причудливого имени.

Хотя вопреки такому странному названию, красотой эту местность природа наделила отменной. Красивые степи с равнинами, которые были иссечены дорогами и густой травой. Иной раз казалось, что равнина дышит, когда порывистый летний ветер поглаживал высокую степную траву. Красивые деревья низким поклоном нагибали свои нежные и густые ветви.

Ранним утром жители села Безобразовка шли на уборку урожая по узкой и пыльной дороге. Косы были наточены с вечера и слегка блестели от утреннего и не такого знойного солнца.

— Михайло ты чего такой грустный али не выспался. Что ночью то делал. Небось, все у Дуняши под окнами околачивался. — Окрикнул здоровяк мужик Василий. И среди работников сбора сена раздалось задорное похихикивание.

Только Михайло высокий и статный сельчанин угрюмо смотрел в поле. Он промолчал, махнув рукой толпе.

Михайло долго вот уже целый год ухаживал за Дуней чуть полной, но красивой девицей села. Но Дуня была неприступна и всегда давала жесткий девичий отпор всем мужчинам села. А охотников за Дуняшиной красотой было предостаточно. Дуня была на выданье.

— Михайло, слыхал, что у Дуни сегодня именины? — крикнул нерадивый Петро, лицо которого напоминало сито, так как Петя в детстве переболел оспой.

— Она полсела пригласила. Бражку уж с неделю как творить начала.

Михайло пойдешь, али нет?

— Ну, так что именины, ежели все пойдут так и я. Браги — то все хотят попить.

— Да, ты чай не из-за пития попрешься, а только в Дунины глазищи позыркать.

— А тебе-то, что завидно, что ли?

— Нет, я ей в женихи негож. Я ростом не вышел и рябой к тому же — с сожалением проскулил Петро.

— Ладно, други, хватит треп разводить, пора и за работу приниматься. А вечером гулять будем с Дуниной брагой — важно закончил Михаил. И работнички встали в поле на покос травы. Лезвие косы вжикало и почти под корень срезало травушку в поле. Работа шла чинно и в аккурат. Ладилось дело, а значит, ладился и отдых.

А к вечеру вся ослабевшая от работы компания собиралась на именины к Дуняше.

Михайло, как всегда, к утру наточил лезвие косы. Снял грязную рубаху и вылил на себя ведро холодной колодезной воды. Обтерся полотенцем и одел чистую красную рубаху с красивым воротом, напялил яловые сапоги, предварительно начистив их сажей до блеска. И отправился ко двору милой и неприступной Дуняши. Шел чинно и аккуратно по пыльной дороге, дабы не испортить блеск сапог.

Народу прибыло человек десять, все были нарядные и ухоженные, мужчины, гладко зачесанные на прямой пробор. А девицы были одеты в яркие платья, а на голове были красивые платки с бахромой. Пригласили баяниста из соседнего села, он чинно наигрывал веселую барыню оттопывая в такт ногой. Дуняша делала последние приготовления стола. Она по — хозяйски расставила посуду и угощения. Соленые огурчики из кадушки, капуста рассыпчатая, молоденькая картошечка блестела, политая душистым подсолнечным маслом и, конечно же, грибочки. Их в этих краях было в изобилии. Особенно ценились жиденькие и маленькие грибы на тонкой ножке под названием лисички. Одним словом, угощение было простым, вкусным и полезным. Брага была поставлена из погреба на стол в двухлитровых бутылях и капли влаги медленно стекали по стеклу. Вечер был теплым и уютным. Народ шумел и озорничал.

Брага наливалась в граненые стаканы и выпивалась залпом. Мужчины поднимали тосты за молодость и красоту именинницы. Дуня кокетничала и посмеивалась на комплименты гостей и давала команды на налитие очередной дозы мутного и холодного напитка в стаканы. От шума опьяневшей толпы стали подвывать соседские собаки, наводя на гостей таинственное настроение полной луны.

Время шло к полуночи, но гости не собирались расходиться по домам. Шутки стали редки. И рябой Петро сладко зевнул, упав на сырую землю возле стола, вконец опьяневший. Мужики не стали его поднимать и со словами: «Проспится — сам поднимется», махнули на него рукой.

Из толпы раздался голос вдовы Глафиры, муж которой погиб на фронте в первую мировую.

— А может искупаться съездим. Водица нынче теплая.

Народ быстро среагировал на предложение и со словами: «Айда в реку, плавать будем» Начали вставать из-за стола.

— Погодите, стойте, — закричал здоровяк Василий, — а слабо на Вишневый омут сходить поплавать?

Толпа, как по команде, перестала галдеть и встала как вкопанная. После минутной тишины раздался скрипучий голос деда Прохора, который весь праздник просидел за столом, изредка кушая соленую капусту с картошкой, почесывая свою седую и пышную бороду.

— Нет, юнцы туды ночью нельзя. Плохое там место, гиблое.

— Почему? — в недоумении спросил Михайло, — бредни все это, не верю я в эти басни.

— А зря не веришь, я много историй об этом месте слыхала, — тихо проговорила Дуняша.

— А что слыхало-то?

— Нечисть там ночью водится, вурдалаки, кикиморы и покойники ходят.

— Брехня все это, — махнув рукой сказал Михайло.

— А вот и не брехня, — перебила его красавица Дуняша.

В разговор вступил дед Прохор.

— Нет, юнцы, не треп это. Я много пожил и знаю это гиблое место, его еще называют, чертов Вишневый омут.

Раздались голоса молодежи: «Расскажи, расскажи дедушка Прохор»

— Ну, раз просите, поведаю я вам историю, которую мне сказывали про это жуткое место много рассказчиков и очевидцев. Но только, чур, не перебивать и не смеяться.

— Нет, нет, не будем, — завопила толпа.

Дед Прохор облокотился на завалинку и начал свой рассказ.

— Жил у нас на окраине цыган, наполовину он был русским. Красивый и пригожий мужик был. Звали мы его Яшка полукровка. Недалеко от Березового оврага была у него кузница. Работящий был мужик, все у него в руках горело. Подковы он крепкие гнул. Да и лошадь отменно мог подковать. Пошел он раз на ярмарку в село Монастырское конягу себе прикупить. Да заторговался там аж до позднего вечера. Ну, коня купил, а на новое седалище деньжат у него не хватило. Пришлось ему под уздцы коня вести. Да вот дернул его нечистый дорогу сократить, мимо этого чертового омута обогнуть.

Дед Прохор сделал паузу, почесал седую бороду и сказал: «Дуняша, а не поставишь мне чайку, а то что-то в горле пересохло после квашеной капусты?»

— Конечно, дедушка, принесу, — мило ответила Дуня. Она быстро встала и пошла за самоваром.

— Да и если можно с крендельками, — добавил дед Прохор.

Хозяйка мгновенно накрыла стол к чаю. И все принялись за чаепитие.

— Ну, продолжай, дед Прохор, стала уговаривать его молодежь.

Дед отхлебнул из глиняной чашки чай и продолжил:

— Так вот, что он там видел никто не знает. Прибыл он к нам на постой только через три дня. Весь худющий, как мертвец. Глаза впали, небритый и руки в морщинах ну прямо другой человек. Но самое главное, что волосы на голове у него стали седые, белые, как первый снег. Пришел он, значит, в свою кузницу, сел на табуретку и просидел так часов пять. А потом как вскочит, да как побежит по деревне босиком с криками: «Бойтесь люди омута Вишневого, бойтесь люди омута чертового» Бегал он так с час, все наше село оббежал. Мужики было остановить его пытались, да селищем он был велик, не смогли. Видать совсем Яшка-полукровка рехнулся головой. Так вот оббежал он все дворы в селе, потом вышел посреди площади, что в центре, упал на колени, сорвал с себя крест и плюнул на него. Да как заорет на незнакомом никому языке, упал и дух испустил. Мертвым за мгновение ока стал. Ну, похоронили мы его значит, как полагается по-людски, через два дня предали земле. А на четвертую ночь его видели у своей кузницы, ну как живой стоял и смотрел в сторону Вишневого омута. Жуть тогда он навел на всех жителей села неимоверную. Ну, народ стал поговаривать, что упырем он стал. Вызвали, значит батюшку, священника из соседней слободы Баланда. Он приехал водой святой могилку Яшину окропил. Ну и вот, а все равно не помогло это душе цыганской, не успокоится она никак, не найдет небесного пристанища. Да я и ныне, порой, когда коровушку свою с пастбища веду, проходя мимо Яшкиной кузницы, вижу, как из заколоченных окон свет пробивается и стук молота слышу. Не смог успокоиться цыган после омута Вишневого. Видать там его душа обитает. Вот такая история произошла.

После такого рассказа воцарилась тишина на три минуты. Нарушил ее Михаил.

— Брехня, все это!

— Ты что, пострел, думаешь, дед Прохор враками тебя кормить будет — захрипел рассказчик.

— Не знаю, дед Прохор, но чудно все это получается — стал оправдываться Михаил.

— Чудно не чудно, а знаешь, как омут этот получился? А вот и не знаешь.

Молодежь опять затороторила: «Расскажи, дедушка, расскажи!»

И дед Прохор продолжил свой рассказ.

— Мне мой дед сказывал эту историю, а ему в свою очередь его отец. На месте этого омута была равнина, а рядом с ней село Вишневка. Решили сельчане построить церковь, хорошую, красивую и по-доброму творить ее стали. Строили долго, но сделали на совесть. Хотели к пасхе ее осветить, ну так и получилось. Все село на службу пришло. И как только началось празднование, земля под храмом расступилась, и церковь вместе с прихожанами под землю и ушла.

— Так и провалилась, — вскрикнула Дуняша.

— Да ну, удивленно, — сказал Василий.

Только Михаил сидел молча, попыхивая самокруткой.

— Вот такая жуткая история произошла на том самом месте, много лет назад. Много людей из соседних деревень пытались отрыть храм с прихожанами из деревни Вишневка, но видать глубоко она под землю ушла. Но стон и плач стоял из-под земли очень долго, почти два месяца. Говорили, что он был такой гулкий и ужасно устрашающий. Ну а потом откуда не возьмись вода из-под земли выступила и затопила эту впадину. Вот так и образовался на том месте Вишневый омут. И с тех пор чудеса там всякие творятся и наводят они ужасы на всех, кто побывал в этом проклятом месте. Да что говорить, много историй ходят в нашей местности об этом гиблом месте. Ну, как-нибудь я их вам расскажу, ну конечно те, которые знаю. А сейчас спать пойду, а то у меня глаза уже слипаются.

Дед Прохор тяжело встал, и поплелся к своей хате, опираясь на клюку, что — то бормоча себе под нос.

Девушки как — то съежились и стали прижиматься друг к другу.

А ребята тупо уставились вслед уходящему деду Прохору.

Молчание как всегда нарушил Михаил:

— Слушайте вы эти бредни старика Прохора. Нет там ничего и все эти басни дед, небось, сам навыдумывал.

— А я вот верю, — тихо сказала вдова Глафира, — мне мой покойный муж Федор тоже много историй рассказывал.

— Брехня, все это, чистая брехня! — кричал неугомонный Михаил, —

я могу и ныне, поехать на своем гнедом, и искупаться в этом омуте.

— Не храбрись Михайло, — вмешался Василий

— А что храбриться, вот возьму и искупаюсь, да хоть сейчас.

— Не дури, Михайло, зачем со смертью то играть, — кричал проснувшийся Петро.

— А мне нравится это дурачество. «Докажи Михайло, что ты удалой храбрец», — сказала уставшим голосом Дуняша.

— Михаил встал со скамейки, одернул рубаху, подтянул голенище сапог и сказал:

— Ну, Дуняша, ради только что твоей красы неземной. Я только за кобылой сбегаю.

— Погоди, Михайло, а, чтобы ты нас ненадурачил ты в доказательство мне оттуда лилию привези, тогда все и поверят.

Михаил незамедлительно побежал за лошадью на свой двор. Прискакал быстро, галопом.

— Все отроки други не поминайте меня лихом, али плохими словами, если все эти бредни старика окажутся правдой.

Михаил ударил коня в бок сапогом, и кобыла уверенно поскакала по дороге. Только пыль столбом пошла, когда Михаил направил лошадь в сторону таинственного и легендарного Вишневого омута.

Ночь была свежая, луна мягко освещала узкую дорогу. Она словно поглаживала ее своими матовыми лучами. Степи дышалось легко, запахи свежей травы добавляли в ночную прогулку свой незабываемый душистый аромат. Ветер мягко обдувал плечи Михаила, а лошадь уверенно скакала по степной дороге, легко подчиняясь наезднику.

В душу Михаила стали вкрадываться непонятные ему самому сомнения о правильности его поступка. Он ехал и думал: «А вдруг все это правда и дед Прохор рассказывал не сказки, а быль об этом не лудимом месте. Черт его знает ведь, в этом грешном мире может происходить и не такое. Но со мной таких чудес не бывало», но дороги назад у него не было. Да честно признаться, поступок он этот совершал не для того чтобы доказать, что Вишневый омут обычное место, а показать свою храбрость перед Дуняшей, в которую он был давно влюблен.

Ехал он недолго, как впереди себя увидел черный силуэт человека. Казалось кто — то шел по дороге впереди него. Михаил решил, что это странник, который сбился с дороги или торговец, возвращающийся с ярмарки. Человек приближался все ближе, но лица еще нельзя было рассмотреть. И только когда он поравнялся с путником, он дернул лошадь за уздцы, попытавшись остановить ее. Но кобыла начала хрипеть, и бить копытом о землю.

— Доброй вам ночи! Куда путь держите? — с лихвой сказал Михаил, с трудом сдерживая лошадь.

Человек поднял голову и улыбнулся. Такого взгляда Михаил не встречал нигде. В его глазах было отражение необъяснимой пустоты. Эти глаза совершенно ничего не выражали, взгляд был мертвым и бездушным. Михаила прошиб холодный пот и по спине побежали мурашки. Он не смог различить черты лица человека, но было видно, что путник молод. Только волосы были седыми. Странник поднял руку вверх и показал пальцем в темное небо и опять улыбнулся ехидной улыбкой. Михаил решил, что человек немой, или не желает с ним разговаривать. Он ударил лошадь по боку, и поскакал дальше.

— Кто бы это мог быть? У нас в деревне такой не живет, вроде все дворы знаю. Откуда он взялся здесь ночью. Да много ли на свете людишек болтается, — думал Михаил. Но вдруг перед ним всплыл рассказ деда Прохора про кузнеца Яшку: «Да нет ерунда, какая — то, не верю я в это» Михаил оглянулся назад, но путника уже не было. «Не мог же он так быстро уйти. Может быть в лес свернул. На все — таки странный тип. Ночью один без лошади ходит по степи. В такое время и на волков нарваться недолго. Да и кабан нынче свиреп. Идиот, какой — то», — размышлял Михаил. В своих размышлениях он не заметил, как стали появляться очертания Вишневого омута.

Михаил подъехал ближе и остановил коня. Он быстро слез с лошади, перевел дыхание и тяжело вздохнул. Привязав кобылу к дереву, он направился в сторону омута. Подойдя к воде, он обратил внимание на гробовую тишину, царившую вокруг этого места. Не было слышно даже кваканий лягушек. «Да мрачноватое местечко», — подумал Михаил, стягивая с себя рубашку. Только отблеск луны придавал этому месту какую — то неземную, и потустороннею жизнь. Она отражалась в глади воды и давала матовое свечение ее поверхности. Гладь была неподвижна и не предвещала никаких неожиданностей. От омута тянуло холодом, и Михаил его сразу почувствовал.

Он сел на трухлявый пень и стал снимать сапоги, с опаской поглядывая на темную воду. Вдруг он заметил на глади воды мерцание слабых огоньков. Они то зажигались, то гасли разноцветным сиянием. Казалось, что омут стал понемногу оживать. «Красота то какая!» — подумал он и еще ближе подошел к воде, чтобы принять водную процедуру. Свечение огней гипнотически притягивали к себе. И Михаил уже не мог оторвать взгляд от диковинной картины, которая творилась перед его глазами. Казалось, что начинается необыкновенное представление, для одного зрителя. Огоньки вырисовывали причудливые фигуры. Было такое ощущение, что они хотели показать несложную геометрию своим мерцанием. И Михаил заметил, что из воды стало вырисовываться строение, какого — то сооружения. Он на минуту перевел дыхание и четко увидел купол церкви, который неподвижно стоял под водой. Только на нем не было креста.

В этот момент его как молнией ударило: «Это же церковь, которая ушла под землю» Стали вырисовываться причудливые фрески и лики святых, только с какими — то злыми гримасами. У Михаила стали подкашиваться ноги, и он облокотился о дерево. Голова закружилась, он собрал все свои силы и бросился в омут за лилией, которая росла недалеко от берега. Михаил быстро сорвал ее и в этот момент он услышал мелодичный и чарующий женский голос: «Иди к нам, подойди ближе, останься с нами, не уходи» Голоса напевали все сильнее и сильнее. Они доносились со всех сторон. Потом раздалось мужское хоровое пение, оно шло из глубины омута. Михаил, зажав в руке лилию, громко крикнул: «Эй, кто здесь!» И услышал ответ все тем же пением «Ты не один, мы с тобой» Омут ожил, он пел и разговаривал с ним мелодичной и чарующей песней, она словно гипнотизировала его.

— Ой, чур меня, это же русалки и кикиморы, — пробурчал он себе под нос и наспех стал накладывать на себя крестное знамение.

Мелодичное пение стало превращаться в истерический смех. Кто — то пытался грубо схватить его за ногу. Он стал быстро выходить из воды, напоследок сплюнул в сторону омута. И бегом побежал к лошади. Крики и смехи доносились из кустов и камышей. Омут проснулся и жил своей ночной жизнью.

Михаил не стал одеваться, он схватил на бегу свои вещи, вскочил на лошадь в чем мать родила и галопом поскакал в сторону деревни Безобразовка. Он без остановки гнал свою лошадь и только, когда увидел огни родной деревни, остановил ее и перевел дыхание. Михаил, не спеша, оделся и поехал ко двору Дуняши.

Именинница сидела на скамейке и лузгала семечки.

— Ну что, Михайло, привез мне цветочек с омута чертового.

Михаил, ничего не говоря, протянул ей лилию, потом влез на лошадь и не спеша поехал к дому. Он долго не рассказывал эту историю никому, но прошло много времени. У Михаила с Евдокией появились дети, а потом и внуки. И одному любознательному внуку Грише, то есть мне, он рассказал эту невероятную историю. И я, действительно верю, что так все и было, потому что сам бывал в этих местах. И люди до сих пор стараются обходить стороной Вишневый омут.