Опровержение Евномия

Григорий Нисский Святитель

Св. Григорий Нисский (335-394 гг.), бывший епископ г. Ниссы внес весомый вклад в развитие христианской философии. Святитель Григорий Нисский был пламенным защитником Православных догматов и ревностным учителем своей паствы; отличался великодушием, терпением и миролюбием. Дожив до глубокой старости, святой Григорий Нисский мирно скончался, вскоре после Константинопольского Собора (после 394 г.). Вместе со своими великими современниками, святителями Василием Великим и Григорием Богословом, святитель Григорий Нисский оказал чрезвычайно значительное влияние на развитие церковной жизни.

Об авторе: святитель Григорий Нисский (около 335-около 394).

День памяти: 10(23) января.

Точная дата рождения Григория Нисского неизвестна. Образование он получил в Кесарии Каппадокийской. В отличие от брата, святителя Василия Великого, в Афинской Академии он не обучался, но занятия с ним и самостоятельное изучение философии позволили ему стать ритором. Смерть жены в 365 году возвратила его к церковной деятельности и он удаляется в имение, где искали уединения и Василий Великий с Григорием Богословом.

В 372 году он становится епископом города Ниссы, где он борется с арианами. Накал споров был таков, что Григория арестовали и ему пришлось бежать из-под стражи. Три года, до смерти Валента в 378 году, он был вынужден скитаться. Участвовал во Втором Вселенском Соборе в 381 году, после которого стал считаться один из самых авторитетнейших богословов империи.

О последних годах жизни Григория Нисского почти ничего неизвестно. Последнее упоминание о нем относится к собору 394 года в Константинополе.

Тропарь святителю Григорию Нисскому и преподобному Дометиану, глас 4

Боже отец наших,

творяй присно с нами по Твоей кротости,

не отстави милость Твою от нас,

но молитвами их

в мире управи живот наш.

Кондак святителю Григорию Нисскому, глас 1

Оком душевным бодрствуя, святителю,

бодр пастырь явился еси миру,

и жезлом мудрости твоея, и теплым предстательством твоим

вся отгнал еси злославныя, яко волки,

невредно соблюд стадо,

Григорие всемудре.

Ин кондак святителю Григорию Нисскому, глас 2

Церкве Божественный иерарх

и премудрости честный тайноглагольник,

Ниссийский бодрый ум, Григорий,

со Ангелы ликовствуя

и наслаждался Божественным светом,

молится непрестанно о всех нас.

ПОСЛАНИЕ К ПЕТРУ СЕВАСТИЙСКОМУ

Едва ненадолго улучив свободное время по возвращении из Армении, мог я заняться врачеванием тела и собрать записки, по совету твоего благоразумия составленные на Евномия, чтобы труд мой принял, наконец, вид связного слова, а слово сделалось уже книгой. Но писано у меня не против обеих Евномиевых книг, потому что не имел я столько свободного времени.

Ссудивший меня этой еретической книгой, по великой нерасчетливости, скоро вытребовал себе книгу назад и не дал ни списать ее, ни заняться ею на досуге.

Пользовавшись ею семнадцать только дней, не имел я и возможности сделать, чтобы в такое короткое время стало меня на обе книги.

А как многие, имея сколько-нибудь ревности об истине, по распространившемуся, не знаю как, слуху, что трудился я над опровержением хульника, неоднократно приступали ко мне, то заблагорассудилось мне прежде всего твое благоразумие употребить советником в сем деле, надобно ли вверять оное слуху многих или придумать что-либо иное. В недоумение же приводит меня следующее: Евномиево слово получил я тотчас по успении святого Василия, когда сердце кипело еще от любви и сильно болело от общей утраты церквей, у Евномия же не то одно написано, что, по-видимому, служит к подтверждению его учения, но в большой части книги видна тщательность, с какою трудился он слагать злоречивые нападения на отца нашего. Поэтому, возмущенный оскорбительными Евномиевыми выражениями, и я высказал по местам некоторое раздражение и воспламенение сердца на сего писателя.

Поелику же многие, может быть, иного о нас мнения, а именно, что, по учению оного святого, навыкнув, сколько можно, скромности в нраве, способны мы быть терпеливыми к дерзким против нас до бесчиния; то убоялся я, чтобы за написанное мною о противнике читатели не почли меня, как легко раздражающегося злословием оскорбляющих, каким-то новичком; разве, может быть, признать меня таковым воспрепятствует то, что приведен я в гнев сказанным не против меня самого, но против отца. Ибо в таких случаях соблюдающий скромность не извинительнее, может быть, раздражающегося.

Если же первая часть слова покажется несколько непохожей на состязание, то рассуждаю, что осмотрительный судия одобрит такую бережливость в слове.

Ибо не должно было как доброе мнение о великом, подрываемое хулами противника, оставлять незащищенным, так и целое слово наполнять защищением, и здесь и там заводя о нем спор. Сверх того для рассуждающего со всей точностью и это составляет часть состязаний. Ибо так как слово противника имеет в виду две отдельные цели: и нас оклеветать, и осудить здравое учение, то посему и наше слово должно быть направлено против того и другого. Но для ясности и чтобы не прерывать связи в исследованиях о догматах вставками, содержащими в себе опровержение клевет противника, по необходимости произведение сие разделив на две части, в начале занялись мы оправданием себя от возводимого на нас, а после сего, по мере сил, вступили в спор со сказанным против догмата! Заключает же в себе слово не только опровержение еретических предположений, но также учение и изложение наших догматов. Ибо постыдным для себя и вовсе неблагородным почли мы, когда враги не скрывают того, что ни с чем не сообразно, не иметь нам смелости высказать истину.