Пепел

Григорий Николаевич Ведерников

Что делать, когда мир вокруг тебя рушится? Сделать рискованный шаг навстречу судьбе или остаться в тени обычной жизни? Артур, парень с окраины преступного города, становится перед непростым выбором, который в корне изменит его будущее. А стоило ли что-то менять? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 10

Когда я вернулся в общежитие, то поспать не удалось. Марина настойчиво просила меня пройтись с ней по улице. Я же убеждал ее, что пока не время, и что мне нужно выспаться, так как вечером меня ждет работа. Она же настаивала на своем. Снаружи она была очень нежной, неприкасаемой, мерцающей, а внутри обладала стойким, сильным и упорным характером. В итоге я сдался и, взявшись за руки, мы пошли гулять.

Выйдя на остановку, мы сели в старый поржавевший трамвайный вагон, который унес нас подальше из нашего района. Марина утверждала, что в городе есть красивый парк, а я послушно сидел рядом, улыбался ей и слушал стук колес. Мне нравилось, как она смотрит на этот неидеальный мир. Даже в городе панельных коробок, черствых душ и обыденных дней она как-то умудрялась находить прекрасное. В самом деле, я даже и не знал, что в городе есть, по ее словам, красивый парк. Ее взгляд, как и прежде, был необыкновенным, приковывающим. Она умеет просто наслаждаться этим днем и хотела, чтобы я проникся ее настроением, но мне это давалось трудно. Дело было даже не в том, что мое обыкновенное состояние можно было бы сравнить с заплесневевшим старым сухарем. Нет. В последнее время я постоянно чувствовал какую-то тревогу, но это было чем-то другим. Это чувство не было связано с планами на вечер, оно было связано с ней. С моей надеждой, моим спасением от тягот внешнего мира.

Вскоре мы приехали к нужной остановке, вышли из трамвайного вагона, я поймал себя на мысли, что, действительно, не был в этих местах никогда. Марина взяла меня под руку, и мы вошли в парк. Под нашими ногами хрустел выпавший снег, тропинка все дальше уводила нас в лес, задул ветер, и голые ветви берез начали беспокойно раскачиваться, старые стволы заскрипели, будто возвещая нас что вот-вот рухнут.

— Артур?

— Да?

— Где ты достал эту ужасную куртку?

Я ухмыльнулся.

— Почему же она ужасная? Это просто кожаная куртка.

— В таких куртках ходят бандиты.

— Ладно тебе, не правда. В таких куртках ходят люди, которым нравятся такие куртки.

Она улыбнулась.

— По-моему пальто сидело на тебе намного лучше. Ты выглядел более представительным.

— Ну, как оказалось, не такой уж я и представительный. Я простой парень с обычного района.

— Ты можешь добиться большего, если захочешь, — она остановилась и посмотрела на меня.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Неужели тебе нравится этот город? Тебе не хотелось бы большего?

— Конечно, не нравится, тем более я говорил тебе, что хотел бы покинуть это место, но куда мне деваться сейчас? Здесь мой дом, и тут я вырос. А еще ты же знаешь, как тяжело живется за пределами нашего города. Все эти болезни, беспорядки. Есть, конечно, и другие города, но я не уверен, что там жизнь сильно разниться с нашей.

— Знаю, — она опустила глаза вниз и прижалась ко мне.

— Что случилось?

— Я просто устала, Артур. Мне хочется, чтобы жизнь изменилась.

— По крайней мере у тебя есть я. Ты всегда можешь на меня положиться.

— Это я тоже знаю, но навсегда ли это?

— Ты куда-то собираешься?

— Не знаю… Да, наверное.

— Определенно, я ничего не понял.

— Как и я. Давай просто погуляем немного, а потом вернемся обратно. Что-то мне больше не хочется разговаривать. Хочу, чтобы ты держал меня за руку, и мы просто были сейчас вместе.

— Сейчас?

— Пойдем, Артур. Просто пойдем.

— Хорошо.

Около получаса мы бродили по округе, слушая завывания ветра. В лесу было холодно и пусто, как и на моей душе. Безмолвие пало на эти лесные опушки, и только раз на встречу нам попалась бродячая исхудавшая собака. Она ссутулилась, заскулила, когда увидела нас, и тут же кинулась прочь. Мне стало жаль ее, так как я твердо знал, что зимний лес может быть заберет ее себе навсегда.

Потом пошел снег, и, казалось, что он никогда уже не закончится. Белые хлопья градом падали, накрывая мерзлую землю своей смертельно-белой пеленой. Мы поспешили вернуться обратно, пока тропинку не замело окончательно. Лес остался позади.

На остановке долго ждать не пришлось. К нам подъехал трамвай, мы заняли пару свободных мест на потрепанном сиденье и поехали обратно. В дороге мне стало хорошо, безмятежно. Вагон слегка покачивался, двигаясь по рельсам жизни, стучал колесами и разгонял снежную пургу, мчась все дальше и дальше. Большинство людей внутри дремало. На их лицах была тяжелая усталость. Гнетущие дни высасывали из них радость и понемногу отравляли им жизнь.

Моим утешением среди недовольных зевак был светлый ангел, прижимавшийся ко мне, но я чувствовал от нее дрожь, может даже страх. Я не лез к ней с расспросами, а просто прижал ее ближе и до конца пути не выпускал из своих объятий.

Мы вышли последними, трамвай не спеша остановился на Заводской улице, следующая станция была конечной. Медленно мы прошлись по вечернему району. Марина оглядывала безликую округу, будто видела ее в последний раз, будто пыталась запомнить эту серость и вымощенные грязью окраины. Потом мы прошли в подъезд, медленно поднялись по лестнице наверх, стараясь не наступить на битое стекло и лужи под ногами. Она и я были погружены в себя. Она обдумывала свой побег из серых будней, а я лишь догадывался об этом, изредка поглядывая на ее задумчивое лицо. Еще мы думали о том, как это скажется на нас, но никто так и не проронил друг другу ни слова. Хотелось бы собраться с силами, обговорить недомолвки, но лестничный пролет закончился.

Оказавшись возле моей комнаты, Марина прижалась ко мне и поцеловала. Поцелуй был легким, ненавязчивым. Обычно так целуют друзей или родственников.

— Может, ты сегодня останешься и никуда не пойдешь? — спросила она. Она хотела побыть со мной еще какое-то время, возможно несколько минут, а может несколько часов, и, конечно, мне не хотелось ей отказывать.

— Не могу, — отвечаю.

— Почему?

— Не могу сказать.

Не стоило погружать ее в мою болотную трясину. Тем более все больше я чувствовал, что потеряю ее. Несмотря на обстоятельства, она была слишком хороша для моей жизни, и я даже размышлял над тем, что может больше никогда уже ее не увижу.

Мне сдавливало грудь, когда я так обрывисто и резко отвечал ей. Становилось больнее с каждым произнесенным словом, отталкивающим словом, но я не выдавал своих чувств, притворяясь бесформенной, неотесанной, каменной статуей.

— Ты ведь чувствуешь, что… — медленно проговорила она и осеклась на своем прощании.

— Да, но ты еще можешь прийти завтра. Сегодня ночью мне нужно быть на улицах, — говорю.

В этом была твоя хитрость, мой ангел? Ты хочешь, чтобы мы уехали отсюда? Бросили все и начали новую жизнь, верно?

— Не стоит. Я ведь даже не знаю, куда ты отправишься и с кем. Чувствую, что это что-то ужасное, но… — и снова недомолвка.

Марина хотела сказать, что мне не стоит лезть в темные дела, однако, сама же ощущала, что ей не время говорить об этом, ведь она оставляет меня. Она покидает мою жизнь навсегда. Наверняка, сама не хочет больше лезть в это. Я и не виню ее. Сам долгое время отталкивал ее от этой грязи, а в итоге оттолкнул от себя.

— Не продолжай, Марин. Я все понимаю.

— Я… я… Мне было так хорошо рядом с тобой, — слезы наворачивались на ее глазах.

— Мне тоже, — я пытался сказать это как можно холоднее и бесстрастнее. Ей стоит думать, что мне все равно, хотя сам я не уверен, что мне удастся ее провести.

— Тогда спокойной ночи? — она посмотрела на меня с некой надеждой, задала тот же вопрос, что и при нашем первом свидании. Ждала от меня тех же действий.

Я бы мог прижать ее к стене, поцеловать, и, может, она могла бы одуматься, отказаться от своих планов, а я от своих дурацких размышлений, но так было бы нечестно, несправедливо. Я не смогу вечно удерживать ее рядом с собой. Моя жизнь не подходила ей, и я был твердо убежден в этом. Нужно было просто отпустить, чтобы уберечь ее от беды.

— Доброй ночи, Марин, — отрезал я.

Я понимал, что завтра уже не увижу этих синих глаз, не почувствую исходящее тепло и свет, пронизывающие меня, когда она рядом. Вся эта прогулка была для нас лишь прелюдией перед расставанием, последними минутами наслаждения в обществе друг друга. Она уедет. Даже если не завтра, то все равно уедет, а я останусь здесь. Здесь мое место. Это мой дом. Он не идеальный и вряд ли изменится, но я все равно останусь, а она нет. Я часть этого города. Может даже не часть, а всего лишь тень, но это мое место.

Марина закрыла за собой дверь. По ту сторону стены мне послышались всхлипы и плач, но я остался стоять перед входом молча, слушая ее отчаяние и угасающую надежду на то, что дверь еще может открыться, а когда за дверью стало тихо, я лег в постель, но уснуть так и не получилось.

***

На столе зазвенел будильник. Его зов мне и не требовался, так как долгое время я просто сидел у окна, курил сигареты и смотрел на падающий снег. Медленно поднявшись с места, проследовал к трезвонящей игрушке. Выключил. Потом оделся, накинул куртку, прощупал в заднем кармане кастет. Все необходимое было на месте. Взял кепку с вешалки и прошмыгнул в коридор спящего дома. Тяжелые шаги эхом разносились по пустой кухне, лестничной площадке, и, наконец, я вышел на улицу. Оглянулся через плечо, осмотрел кухонные окна, но никаких таинственных силуэтов там не было. Никто не наблюдал за мной. Она не смотрела на меня.

Закурив сигарету, я пошел к назначенному месту, растирая замерзающие руки. Хруст снега под ногами выдавал каждый мой шаг в ночном городе. Улицы были как всегда пусты и безмолвны. Белая насыпь накрыла безмолвные дороги, выкрасила серый асфальт в светлые тона, которые поблескивали под ногами в ярком свете фонарей.

Немного позже стих ветер, оставив меня совсем одного. Морозный воздух сковывал мое горло, покрывал инеем ресницы.

Эта ночь предстала мне доброй и спокойной. Таковой она лишь казалась. В этой белой сказке я и еще двое волков должны были выступать злодеями, нарушая мирный покой горожан. Мы должны были скрестись когтями, грызть попавшихся проходимцев и выть на луну. Я ввязался в это дело, стал одним из них, примерил серую шкуру, и мне в ней понравилось. Отрицать это было уже слишком поздно, да и я почти свыкся с новой судьбой. Местами мне не нравилось положение вещей в жизни, но пора бы уже привыкнуть к несправедливости и стать частью ожесточенного города. Теперь никто меня не ждет, и ничто меня не держит. Мне представилась возможность быть охотником, а не жертвой. Почему бы и нет?

Подходя к назначенному месту, я почувствовал, как мои веки начали тяжелеть. Сон, несмотря на мороз и стужу, подкрадывался ко мне. Веки становились грузными, разум туманным.

Ущипнув себя, я очнулся от дремы и вдалеке увидел, как двое моих подельников курили на углу подле фонаря. Даже отсюда мне было видно, как они нервничают. Не было больше уверенных взглядов, надутых рож, как это было за карточным столом в баре. Нет. Эти парни трусили, как и я.

Я приближался все ближе. Они скорее всего тоже заметили меня и наблюдали. Вглядывались, как я переношу весь этот мандраж перед темными делишками.

Конец ознакомительного фрагмента.