В поисках русака, или Русский исход

Григорий Михайлович Семяшкин, 2017

Авторское видение убеждает читателя в том, что жизнь россиянина на постсоветском «пространстве» в период очередного безвременья подвержена опасности ради бесплодного эксперимента до тех пор, пока подвергается сомнению вековой уклад народа-творца, народа-труженика, отдававшего свои знания и богатырскую силу Русака не ради личной наживы и выгоды, а во благо Отечества. Адресуется широкому кругу читателей.

Глупая история

История становится глупой из-за отсутствия в ней добрых начал. В нашем случае она произошла с умными людьми, которые по первому впечатлению в такие ситуации попадать не горазды.

И, все-таки, к моему удивлению, все произошло иначе, и вышло наружу, на поверхность, на общее утверждение общественного мнения о том, что бывает так по жизни — глупость соседствует с разумом, как нижняя сторона капота у машины с наружной — сверху глянец и блеск, а снизу черно-белые вкрапины и грязная копоть от двигателя. Сверху полирует солнце, ветер, дождь и тщательный уход для поддержания представительского вида, а снизу монотонная напряженность повседневной работы и разводы масла.

Дружное семейство Бонч-Барановских проживало ранее в Казахстане, работали на земле, выращивая зерно. К началу х прошлого века отец с матерью упокоились с миром. Достался им напоследок кусочек целинной бескрайней земли, на которой они принялись жить в сороковые годы после переселения из Западной Белоруссии. Остались на распутье два брата с семьями. Старший, с женой, немкой по происхождению, перебрался в сытую Германию. А вот Юрий Станиславович, младший брат, окольными путями попал к нам на Вятку, имеющую много ржаного хлеба и молока, но мало мяса и фруктов. Нанялся на работу директором опытного хозяйства при сельскохозяйственном институте. К его приезду опыты там были уже в прошлом, в заброшенном саду яблони чередовались с елками. По осени на остатки плодовых деревьев делали набеги горожане, по-звериному протаптывали в зарослях тропы, ломая ветки, растаскивали яблоки по домам. Пашня опытного хозяйства, изрытая глубокими бороздами, попала в ковровый плен сорняков. Пройти по ней было невозможно — мало того, что сорняки стояли стеной в рост человека, они еще умудрялись внизу над поверхностью прошить толстыми травяными нитями пространство поперек. В коровнике на голов оставалось измученных бескормицей коровенок. Остатки племенного стада, бывшие рекордистки, которые получали когда-то престижные награды выставок. Но самое худшее было с людьми. Работу задаром все, кто могли, променяли на поиск оплачиваемой работы в городе. Остались единицы — пенсионеры, по состоянию здоровья еще способные проявить в короткий период остатки трудовой доблести, и пьяницы, готовые за копейки по полдня просиживать вдоль стены деревянного гаража, прячась в тень от солнцепека.

— Это что за металлолом за углом валяется, мужики? — в первую же встречу спросил их Юрий Станиславович. Услышав в ответ пояснение:

— Это плуги для безотвальной обработки, у нас они не используются, не подходят для наших почв.

Он приказал привести агрегаты в надлежащий вид. Размышлений в его голове жило много. Реализуя их, используя навыки прошлого опыта, постепенно, шаг за шагом, директор принялся наводить порядок.

Через пять лет директор уже проезжал по ровной пашне, без тряски, со скоростью км в час. Посевы многолетних и однолетних трав решили проблему бескормицы. Рацион для коров, у Юрия Станиславовича, был сбалансирован еще на этапе травостоя. Узнать ему пришлось многое. Белки, углеводы, микроэлементы, «рубец», «книжка», стельный период, технологическое обоснование затрат, состав почвы, содержание азота, фосфора, калия в усвояемой форме, сроки посева, производительность машин, подбор агрегатов в технологическую линию, конъюнктура рыночных цен, налоговые отчеты — ветеринар, зоотехник, механик, экономист, и, отчасти, бухгалтер в одном лице — он проявил чудеса подготовки в разных отраслях, впрочем, как любой руководитель, знающий толк в аграрных делах.

С ростом производства появились первые деньги, и возможность набрать штат, но не было жилья. Обратился он в Россельхозакадемию. Чиновники этого заведения распоряжались имуществом. Обосновал необходимость отвода неиспользуемых, закустаренных земель под строительство коттеджного поселка. Нашел подрядчика — местный УФСИН, расплатился с ним частью земельной доли. Наконец-то привлек специалистов. Из полу-обустроенного барака перевез семью — жену, дочь и двух сыновей в коттедж. И тут все, полет окончен. Орлу надо присесть в темницу. По жалобе завистника появились контролеры. Так семья Бонч-Барановских познакомилась с семьей Мерзлоюдовых. Точнее, познакомились главы семей.

Юрий Станиславович, полноватый человек среднего роста с округлыми чертами розового лица, интеллигентную вежливость которого выдавали удивительно мягкие, почти детские интонации в голосе.

И Илья Осипович Мерзлолюдов — мужчина лет пятидесяти, по-женски рыхлое тело которого было спрятано в аккуратно отглаженный серый костюм. Глядя смущенным взором серо-зелёных глаз, в коричневые подозрительно-настороженные глаза на одутловатом, темно-землистом лице Мерзлоюдова, Бонч-Барановский пытался оправдаться.

— Да, мы знаем, по плану надо было выделить для каждого дома по соток, но этого же мало. Мы выделили по восемь. Там же дальше к лесу остается неиспользуемая узкая полоса, — надеялся он аргументами найти понимание у оппонента.

— Вы отступили от проекта, — бубнил, не соглашаясь Мерзлолюдов. Он работал в ревизионном отделе имущественных отношений муниципалитета. К тому же, у вас лично, возле дома соток. Я передам на вас материал в прокуратуру, — его беспристрастный голос звучал ровно и тихо.

Так начинались мытарства, доведшие Юрия Станиславовича до первого инфаркта.

Ровные поля, ухоженный скот, прилично оплачиваемые рабочие места и слаженная работа команды специалистов на чаше весов правосудия оказались легче нарушенных инструкций, к которым Мерзлолюдов постарался прицепить для тяжести груз корыстного использования служебного положения. В России существует старое правило — формализованная инструкция всегда главнее неугодного человека. А если к нарушителю есть претензии в виде полученных им материальных выгод?? — ставим два знака вопроса — свидетельство тайной традиции, живущей в глубине любой проверяющей системы нашего отечества. В соответствии с ней, ближний, самый близкий, самый желаемый аргумент у Ильи Осиповича иной, лишенной огласки — он спрятан как камень за пазухой. У этого человека есть деньги, а у него, ревизора, право торговли подписью. Он опытный охотник, и своего не упустит.

Тик-так, когда-то отчитывали часы время первой проверки, первой ступени карьерной лестницы ревизора — две тонны не оприходованного картофеля — первый улов начинающего проверяющего. Тик-так, неверно отмеченные в табеле учета часы — улов второй. Не важно, что в совхозе нет денег на солярку для трактора, чтобы отвезти покойника через грязь до кладбища. Плати штраф или…??

У доктора нет средств для покупки лекарств для лечения собственного тяжелобольного ребенка. Главврач в виде материальной помощи закрыл ему лишние часы по переработке. Проверяющий их обнаружил. Конец тот же — штраф или…??

Тик-так — отчитывают время службы часы ревизора. Сегодня обнаружена лишняя сотка земли — все по-прежнему

— плати штраф или…??

Тик-так или…?? Тик-так или, или…??

В результате этих историй ревизор имеет квартиру, полученную от государства вне очереди, приобретает дачу-коттедж за полцены, арендует по льготной ставке пару магазинчиков на объектах из состава госсобственности на длительный срок. Торговля правом подписи — бизнес бизнесов в России — скоростной лифт для попадания на вершину денежных богатств. Есть, правда, издержки — все приходится совершать с оглядкой, а значит, изматываются нервы. Но выручает время, наконец-то приближается успокоенная пенсионная заводь. Ах, нет. Это слово звучит как приговор. Рушатся связи, а это нежелательно, есть же еще дети. Есть стремление поддержать и передать главное деловое правило — деньги идут к деньгам. У клана проверяющих своя семейная традиция зарабатывания средств. Отравленное умонастроение передавалось у Мерзлолюдвых по наследству.

Прошло время. Юрий Станиславович Бонч-Барановский приплыл к пенсионному причалу. Два его сына работали в созданном отцом хозяйстве. Один директором, другой экономистом. Их нынешнее благополучие отец — трудоголик оплатил одним инфарктом, на который оказала влияние и мелодрама с проверкой, когда вопреки своим принципам он собирал по знакомым деньги Илье Осиповичу Мерзлолюдову на откуп за свободу.

Проверки и следственные эксперименты остались его скверным сном на всю его оставшуюся жизнь. Пережить его помогла забота ближних. Особенно утешным для родителей было внимательное отношение их наследницы. Радости было бы еще больше, если б у нее самой изредка не возникали проблемы.

Конец ознакомительного фрагмента.