Город спит, просыпается магия

Сборник, 2022

Мир меняется, а вместе с ним и волшебные существа. Лешие перебрались в уютные городские парки, водяные гудят в унисон с гидроэлектростанциями, домовые гоняют чаи на собраниях многоквартирных домов. А ведьмы с оракулами что? Осваивают интернет – гадания онлайн, без регистрации и СМС! Если присмотреться под нужным углом, то в любой обыденности можно найти капельку магии. И группа авторов-предсказателей устремили взор между тканью времён: ловили волну современности, не забывая о прошлом, и смело глядели в будущее! Результатом их трудов стали произведения этой антологии. В сборник вошли самые волшебные рассказы Турнира Городского Фэнтези, проводимого клубом «Бумажный Слон».

Получка

Никита Дубровин

Автобус опаздывал уже на восемь минут, и это было плохо. Фактически это означало, что он уже не придёт, и скопившиеся на остановке пассажиры будут вынуждены ждать следующего, а потом пытаться упихнуться, как кильки в банку, в его прогретое летним солнцем и несколькими десятками тел нутро.

Аксель потрогал щёку пальцами левой руки и втиснулся поглубже в прохладу тени. Кирпичная ограда завода была высокой, но солнце неумолимо ползло по бледному городскому небу, и пятачок спасительной тьмы становился всё уже и уже.

Было бы не так жарко, можно было бы дойти и пешком, подумал Аксель. Каких-то три километра, не такое уж большое расстояние. Зимой, когда удалось устроиться на фабрику по производству роялей, он каждый день ходил на работу и обратно пешком — а расстояние было почти в два раза больше. Большинство людей, конечно же, сказали бы — и были правы — что им жаль тратить время на такие ежедневные прогулки. Но не для Акселя. Он против прогулок ничего не имел, и времени ему было не жалко. Если бы только не жара…

Аксель с тоской вспомнил работу на фабрике роялей. Платили там неплохо и относились, в общем-то, тоже сравнительно по-человечески, если только можно так сказать. Таких, как он, частенько нанимали в лакокрасочные цеха — можно было изрядно сэкономить на системе вентиляции. Зачем вентилировать воздух для тех, кто вообще не дышит? Увы, весной на фабрике сменилось руководство, которое немедленно принялось наводить новые порядки. Вместо обещанной комнаты в спецобщежитии Акселю указали на дверь.

Подошёл автобус, и пассажиры бросились на штурм. Замельтешили локти, кого-то пихнули, кому-то наступили на ногу, кто-то заверещал истерично-высокой матерщиной. В итоге в автобус влезли не все, часть штурмовавших осталась на остановке, отчаянно ругая городские власти и автобусный парк. В последнее время транспорт в городе ходил через пятую точку, и такие сцены повторялись с завидной регулярностью. Что самое удивительное — винили в этом почему-то таких, как Аксель, хотя очень редко кто из его собратьев по несчастью рисковал пользоваться общественным транспортом.

Аксель хотел ещё раз потрогать лицо, но на этот раз по забывчивости поднес к лицу правую руку, и полностью утратившие чувствительность пальцы едва не проткнули щёку. Чёрт! Аксель быстро отвернулся, надеясь, что занятые перепалкой люди ничего не заметят. Так и вышло — утомлённые долгим ожиданием и схваткой за места в автобусе люди продолжали вяло переругиваться, не обращая внимания на одинокую скособоченную фигуру, вжавшуюся в куцый обрывок тени в нескольких метрах от жестяного гриба автобусной остановки.

Аксель украдкой достал из кармана штанов маленькое зеркальце и посмотрелся в него, оценивая нанесённый ущерб. Мда, проткнуть не проткнул, но повредил изрядно. Псевдоплоть растянулась, обвисла неестественной складкой, словно брыли у шарпея. К тому же на кожзаменителе у крыльев носа появились маленькие трещинки — явный признак того, что он вот-вот лопнет и сползёт вниз, обнажая то неприглядное, что призван был скрывать. Стало ясно, что в таком виде в тесный душный автобус соваться нельзя — сомнут, затопчут, сорвут всё, что можно сорвать…

Аксель с тоской посмотрел вдоль улицы. Ладно, часть пути можно пройти через парк — там тень от деревьев. Прохладно, народу немного, да и в глаза медленно бредущая фигура бросаться не будет — прогуливается кто-то по парку, обычное дело. Но потом придётся почти километр идти по открытой местности — до самого старого порта. От ворот до полузатопленного парома, где жил Аксель и его соплеменники, шёл деревянный навес, сооружённый усилиями общины. Навес регулярно поджигали агрессивно настроенные жители припортового района, и так же регулярно восстанавливали.

Но до навеса ещё надо дойти. Автобусная остановка прямо напротив ворот, но в автобус Акселю нельзя.

Аксель повернулся и, стараясь держаться в безнадёжно усыхающей тени, заковылял вдоль забора к входу в парк.

* * *

Для Танечки сегодня был настоящий день открытий. Точнее, одного, но большого и очень важного открытия — сегодня она точно выяснила, что из сухого рассыпчатого песка хороший «куличик» не вылепить. Для качественных «куличиков» надо отгрести в сторону верхний тёплый песок и зачерпнуть формочкой влажный, прохладный и тёмный из глубины, а потом, чтобы они не рассыпались через минуту, выложить их не на самый солнцепёк, а на тот бортик песочницы, что укрыт тенью большого каштана, частично нависавшего над детской площадкой. Это было так здорово и интересно, что производство «куличиков» вышло у неё почти на конвейерный уровень, и только неожиданно упавший рядом с ней кусок чего-то непонятного отвлёк её от сосредоточенной выпечки.

Танечка задумчиво протянуло ручку к упавшему предмету, более всего напоминавшему кусок от любимой маминой кожаной сумки, только другого цвета. Мамина была белая, а эта — розовая, словно Танечкина же ладошка. Тут на Танечку упала чья-то тень, и девочка подняла взгляд.

— Мама, мама!

Молодая светловолосая женщина, в лице которой отчётливо угадывались те же черты, что и у четырёхлетней Танечки, оторвалась от книжки и посмотрела на бегущую к ней девочку.

— Что, солнце мое? Наигралась?

Танечка подбежала к ней и забралась на скамейку рядом с мамой.

— Мама, секрет!

Женщина улыбнулась и нагнула голову к дочери.

— Ну, давай, рассказывай, только тихо!

Девочка обхватила мамину голову обеими руками, притянула к себе и прошептала прямо в ухо:

— Мама, там один дядя лицо потерял! Совсем! — Она радостно рассмеялась и побежала обратно к песочнице, от которой немного шаркающим шагом удалялась по тенистой аллее тощая фигура.

Женщина покачала головой, улыбаясь. Вчера они с мужем обсуждали особенности японского этикета. Кто бы мог подумать, что у девочки такая прекрасная память на слова! Пора, пожалуй, всерьёз заняться чтением.

Аксель стоял у ограды парка, прячась за бетонной тумбой для объявлений, и в отчаянии смотрел на порт. Для того, чтобы попасть домой, ему надо было спуститься по склону холма, пройти вдоль портовой ограды, и только тогда он доберётся до относительной безопасности портовой территории. И всё это по открытой местности, мимо оживлённой проезжей части, по дорожке, где ездят велосипедисты, бегают физкультурники и гуляют мамы с детьми.

Он вспомнил, как встретился глазами с девочкой, когда нагнулся за всё-таки оторвавшимся куском искусственной псевдоплоти, прикрывавшей его лицо. Милый, невинный ребёнок. Он ожидал, что девочка закричит, испугается, но она ещё не знала, что такое смерть, что такое распад и гниение, и потому вид истлевшей плоти, сквозь прорехи которой местами проглядывали зубы и кости черепа, привёл её не в ужас, а в восторг и удивление. У странного дяди лицо оторвалось!

Почему, ну почему смерть отобрала у него не всё? Он лишён дыхания, лишён голоса, лишён тепла и крови, но всё ещё движется, ему всё ещё надо питаться, чтобы задержать распад. Никаких мозгов из ужастиков — обычная еда. Конечно, в магазин бы его не пустили, не говоря уже о кафе — охранников и продавцов никакой псевдоплотью не проведёшь, даже самой дорогой. Но за едой иногда ходили люди-волонтёры — те, кто ещё заходили изредка в гетто на старом пароме.

Но самое страшное было то, что Аксель, как и все его соплеменники, сохранил и разум, и память, и эмоции. Многие, конечно, не вынесли. Про живого мертвеца нельзя сказать «покончил с собой» — скорее «самоуничтожился». Но Аксель остался существовать. Потому что на пароме были и дети. Их надо было кормить…

Формально запрета на наём живых мертвецов не было. Просто большинство людей избегали их, хотя давно уже все знали, что это не заразно — просто какой-то сбой реальности, иногда подымающий мёртвых людей из могил навстречу страшному псевдобытию. Но и личностями они не считались. С ними можно было сделать что угодно — обмануть, сбить автомобилем, облить бензином и поджечь, благо то, что не дышит, не может кричать. Изредка сердобольные люди давали жителям гетто заработать, но таких было всё меньше и меньше, как всё меньше и меньше становилось тех, кто отваживался сойти с парома на берег и выйти за ворота.

Аксель вышел из-за тумбы и заковылял вниз по склону, надвинув козырек бейсболки на самые глаза и стараясь смотреть исключительно под ноги. С каждым шагом он чувствовал, как солнце — самый страшный враг живых мертвецов — иссушает его хрупкое тело, давно уже не орошаемое тёплой кровью, проникая сквозь одежду, превращает остатки мышц и связок в ломкие нити. Он не мог чувствовать боли, но его душу выворачивало наизнанку отчаяние. Он должен дойти. Он должен принести деньги домой, ради детей и общины.

* * *

— Паш, лови!

Ярко-оранжевая «тарелка» фрисби, стремительно вращаясь, пролетела вверх по склону, мелькнула над пешеходной дорожкой, чуть не задев по плечу ничего не подозревающего случайного прохожего — какого-то «хипстера» с причудливо уложенной бородой, увлечённо ковырявшегося на ходу в смартфоне. Молодой парень лет восемнадцати, одетый в шорты и ядовито-зелёную майку, подпрыгнул, вытянув руку, но всё-таки не смог перехватить вдруг заложивший крутой вираж диск. «Тарелка» упала в траву в нескольких метрах от него и покатилась, подпрыгивая, пока её движение не остановила какая-то беспорядочная куча тряпья.

— Если будешь так пасовать, мы и следующую игру сольём нафиг, — сказал Паша, направляясь к оранжевому диску. — Мы сюда, между прочим, тренироваться пришли, а не шапки с прохожих сшибать.

— Шустрее реагировать надо, — сказал его приятель, подходя. Одет он был так же, разве что майка была синяя. — Между прочим, в игре тебя про пас никто предупреждать не будет, сам башкой верти… Эээ, это ещё что такое?

Паша только поднял оранжевый диск с земли и удивлённо смотрел на уставившийся из-под него оскаленный череп, с которого тихонько осыпалась серая пыль. Череп венчал целый скелет, одетый в заношенные джинсы и ветхую толстовку. Жёлтая бейсболка с эмблемой «Лейкерс» свалилась с черепа, обнажив осыпающиеся тёмные волосы.

— Колян, по ходу это зомбарь, — сказал Паша. — То-то мне снизу показалось, что эта срань тут ковыляет. Наверное, иссох, вонючка, не дошёл до своей помойки. — Он кивнул в сторону старого порта. — Быстро его, однако. — Он пнул скелет ногой. От пинка кости под одеждой сухо треснули, а толстовка встопорщилась, и из её кармана выкатился смятый комок купюр.

— Ни хрена себе, — сказал Колян, подымая деньги. — А зомбарь-то при деньгах был, прикинь! Слушай, а тут, между прочим, без малого восемь тысяч. Я как раз хотел кроссачи новые.

— Фигу тебе, — сказал Паша. — Он что, твой личный? Давай пополам.

Колян пожал плечами.

— Ну, пополам так пополам, — легко согласился он. — Интересно, а нахрена ему были бабки нужны? И где он их взял вообще?

— Да какая разница, — сказал Паша. — Украл где-нибудь. Кто его знает, он же труп. Не жрать же они купят, нафиг зомбарям жрачка. А вот мне не помешало бы перекусить. Слушай, а пошли в шашлычку, раз уж бабки есть? Знаешь, ту, слева от пляжа?

— О, точно, — сказал Колян. — Я только «за». — Он тоже пнул скелет. — Давай, приятель, спасибо за подгон.

И они зашагали вниз по склону, провожаемые взглядом пустых глазниц, сквозь которые лёгкий ветерок тихонько просеивал не то сухие слёзы, не то серую пыль.