Город истин. Сборник прозы и поэзии, посвящённый 320-летию основания Санкт-Петербурга

Сборник, 2023

Санкт-Петербургу, замечательному городу с уникальной судьбой, в мае исполняется 320 лет. В северной столице зарождалось и развивалось могущество Российской империи, она – свидетель трёх суровых революций. Город-герой, портовый и промышленный узел. А ещё Санкт-Петербург – мир интеллектуалов и творческих людей: более десяти тысяч ключевых центров искусства находятся именно здесь. День рождения Санкт-Петербурга – прекрасный повод вспомнить об истоках величия России. Надеемся, что наш сборник поэзии и прозы внесёт свою лепту в триумф и славу северной столицы!

Марина Ламбертц-Симонова

Родилась и выросла в Ленинграде, Санкт-Петербурге. В культурной столице России начинался и творческий путь писательницы, чьи произведения оценили на сегодняшний день читатели разных стран.

Она долгие годы была членом различных литературных объединений и творческих клубов Санкт-Петербурга. Марина является многократным лауреатом международных конкурсов, таких как, например, национальная премия «Золотое перо Руси», имени С. Михалкова на лучшую рукопись книги для подростков, «Русский Стиль» Международной гильдии писателей, Международного конкурса имени Дюка де Ришелье; победителем конкурсов к 100-летию Константина Симонова, Поющих поэтов, «Лохматый друг», «Добрая Книга», «Новые сказки», «Большой финал» и др.

Является членом Международной гильдии писателей и Международного творческого объединения детских авторов, Союза писателей Северной Америки, Международной Академии Литературы, Искусства и Коммуникаций ЛИК.

И ляжет путь мой через этот город…

И ляжет путь мой через этот город…

Иосиф Бродский

Напиток, что порою очень горек,

Возьму я в чаше у судьбы из рук,

И ляжет путь мой через этот город,

Чтоб наконец замкнуть нелёгкий круг.

Мой путь пройдёт по берегу Фонтанки…

Я туфли каблукастые сниму,

Чтоб не оставить на асфальте ранки,

Не навредить случайно никому…

Здесь детский след мой стёрся — ах, как жалко!

Сама себе твержу: «Ну что ж, не плачь!»

Вот здесь скакала я через скакалку,

А здесь я в речку уронила мяч…

Такая вот наивная картинка…

Увидит кто — сгорю я от стыда!

Я ведь не Танька всё же, а Маринка,

К тому же мяч не тонет никогда…

На Невский выйду упокоить нервы

Я мимо Пионерского дворца.

Привет, мой Невский,

Старый друг мой верный,

Ведь бьются в унисон у нас сердца!

И до сих пор ты близок мне, приятель!

Как ты привычно стариной тряхнул…

Собор Казанский мне раскрыл объятья,

Дом книги дверь радушно распахнул.

Как будто мы совсем не расставались —

В нас так силён былых страстей накал.

Вот с Мойки мне дома заулыбались,

И шпиль Адмиралтейства засиял…

Я знаю, любит он красивых женщин,

За их неверность он не держит зла.

Кораблик, правда, стал на нём поменьше,

А может, я немного подросла…

Дойду теперь легко до новой цели —

До слов, что здесь оставила война,

Напоминая, что «При артобстреле

Опасна очень эта сторона!».

Вот как всё в жизни странно получилось,

Судьба порой насмешлива и зла:

По той табличке я читать училась,

Когда ещё дошкольницей была.

На вид тогда казалась я тихоней,

И два вершка был от горшка мой рост,

Но вот умчались клодтовские кони,

И это я… вернула их на мост.

Их покорил мой милый детский лепет.

На Рубинштейна улицу сверну,

Я перед ней испытываю трепет,

Я перед нею чувствую вину.

Ведь в сонме муз летая на квадриге,

С Александринки вновь угнав коней,

О всех пишу стихи, поэмы, книги,

Но ничего не посвятила ей.

Хотя на ней я набирала силы,

И мне, малявке, голод не грозил:

Не только дух она ведь мой вскормила —

Здесь на углу был рыбный магазин.

Пройду таким знакомым мне маршрутом,

Пройду я, быть неузнанной боясь,

К Пяти углам и постою минуту

У дома, где когда-то родилась.

Ну здравствуй, Дом мой номер двадцать девять,

Во двор-колодец два моих окна…

Ах, как же трудно мне сейчас поверить,

Что ты не изменился, старина!

Здесь рядом бьётся сердце Петербурга,

И мне его послушать невтерпёж!

Ну что ты смотришь на меня так хмуро,

Как будто бы совсем не узнаёшь?

Ещё узнаешь, друг мой, обещаю!

И час, быть может, этот недалёк,

Ведь угол твой я с детства ощущаю,

Что мне тогда упрямо впился в бок.

И вместе с ним других домов четыре,

Так что порой не мил мне белый свет…

Зато мои глаза раскрылись шире,

Зато моей душе покоя нет!

В меня углы, как в тесто, замесили,

Как дрожжи, чтобы многим дорожить,

Чтоб и вдали от Родины, России,

Я не могла как все спокойно жить!

Чтоб я свернуть была готова горы,

Взяв чашу с мёдом у Судьбы из рук…

И снова лёг мой путь сквозь этот город,

Замкнув такой большой, почётный круг!

Петербург глазами ленинградцев

Петербург глазами ленинградцев:

Фото, фильмы — нету им цены,

Ведь мы с вами

Можем в них встречаться,

Не таясь, на берегах Невы.

Чувством одинаковым объяты

И родством «смятенных» наших душ,

Несмотря на то, что вы женаты,

А меня в Германии ждёт муж.

Наши чувства нас объединили

К городу, где нас сегодня нет,

Но где мы под стол пешком ходили,

Пусть хоть и в отрезки разных лет.

Можем мы пройтись вдоль Мойки рядом

Или в гости к Пушкину зайти,

А в Фонтанку окунуться взглядом

И сказать Обводному: прости!

Обвели тебя вокруг мы пальца,

Повернув всю жизнь внезапно вспять.

Но теперь твои мы постояльцы —

Можем вот у Думы постоять.

Там у нас в двенадцать с прошлым встреча —

Невский, ну а ты-то к ней готов?

От волненья дар теряю речи,

Замерли и стрелки у часов.

Вижу я студентки юной профиль,

А в руках у юноши букет…

Слушайте, не выпить ли нам кофе

В «пышечной», что лучше в мире нет?

Вот она мелькнула в кадре вроде,

Виртуально мы в неё зайдём.

Вот мы мимо ДЛТ проходим,

За угол Конюшенной свернём.

Поспешим в писательскую лавку,

Предвкушая вместе звёздный час,

Словно нам назначили там явку,

Чтоб представить книжечку о нас.

Жаль: ещё подобной книги нету —

Не нашлось поэтов и «чтецов»,

Но зато просторно, много света

И душевных милых продавцов.

Ступим, чтобы с прошлым связь наладить,

На Аничков мост на пять минут,

Ах, коней как хочется погладить,

Знать бы, что нас правильно поймут.

Но других коней седлать нам надо:

Нас — по зову наших же сердец —

Летний сад ждёт и его ограда!

Ах, как манит нас Петродворец!

Видим в фильме кадры о Лицее,

Так внутри становится тепло.

И от ностальгии панацеей

Кажется нам Царское Село.

Вот попасть туда бы поскорее,

В комнате янтарной погостить!

Где же тот янтарь, что душу греет?

Плёнку бы назад перекрутить…

Получить бы по рецепту… Павловск —

Вам тогда не нужен будет врач!

Я ж от встречи с Гатчиной поправлюсь!

Эй, Кронштадт, свиданье нам назначь!

Почему тебя на фото нету?

Вспомнила: ведь ты «закрытым» был.

Ломоносов, наш любимый, где ты?

Кто-то пленку, видно, засветил.

То ли город в клипе современном:

В нём и ночи белые черны…

У Невы седой раздуты вены,

А мосты — мосты разведены.

Это всё с глубоким смыслом! Верно!

Город не причёсан на парад.

А быть может, просто для модерна

Так представлен странно Ленинград?

А вот Стрельна выглядит шикарно!

Разрослась Поклонная гора…

Вы со мною, друг мой, солидарны?

Но сейчас нам в оперу пора.

И в прекрасном зале Мариинки

Голову склоню вам на плечо,

Будто мы нашлись, две половинки,

И влюбилась в вас я горячо…

Но мираж всё это, просто липа!

В том, что мы так увлеклись игрой,

Виновата музыка из клипа —

Питер в нём лирический герой!

Ах, киноискусство как всесильно!

На щеке слеза, а в горле — ком…

Но ведь это только кадры фильма,

Полный снимков старенький альбом.

Оказалось просто ценным кладом

То, что мы в своих шкафах храним.

Но в окно я вижу Баден-Баден

Ну а вы, мой друг, — Иерусалим.

А у вас — канадская прописка,

Вам, земляк, привычным стал Сидней,

Вы укоренились в Сан-Франциско,

Ну а вас зовёт гулять Бродвей…

Вас — Париж, друзья! Но всё же, всё же

Тянет вас и к невским берегам.

Этим вы так на меня похожи —

Страстью к русским песням и стихам.

Словно с вами жили по соседству

На… обратной стороне Луны.

Потому что родом мы из Детства —

Нашей общей солнечной страны!

Не холодной, вставшей из болота,

Пережившей голод и войну,

А готовой нам помочь с полётом —

В гости к ней во сне и наяву!

Петербург глазами ленинградцев:

Столько в нём тепла и доброты,

Что, уехав, можем в нём остаться,

Не сжигая за собой мосты!

Из цикла «О самой себе»

О себе

Не всё про себя ещё знаю,

Что скрыто во мне, что таится,

Не зря же двадцатого мая

Мне выпало счастье родиться.

Мне выпала эта удача —

К Неве прирасти пуповиной!

Её огласив своим плачем,

Могла ли не быть я Мариной?

Какие ещё варианты,

Раз выбрала эта малявка

Морских медицинских курсантов

В свои повивальные бабки?

Не в счёт ей тревожное время,

Закутанной мигом в пелёнки.

Что ж, жизнь начинать с «академий» —

Судьба ленинградской девчонки,

Рождённой сестрой-фронтовичкой,

На кафедре служащей этой

И «знающей», только в кавычках,

Про миссию мамы поэта,

Сложившего первые перлы

Пронзительным утренним криком,

Призывным, щекочущим нервы,

А значит — твореньем великим!

Входила я в жизнь, как по трапу,

И волны безмолвно качали

Коляску в руках мамы с папой,

Несущих войну за плечами.

Их юность, повергшую в бездну,

Пульсируя больно в их венах,

Она никуда не исчезла,

Навек затаённая в генах,

Что дочке они передали,

Но было особенно ценно,

Когда в колыбельных звучали

Куплеты из песен военных.

И в доме, где бросили якорь,

Где двор величали «колодцем»,

Я сразу училась не плакать,

Без страха за правду бороться.

Чтоб прыть никогда не остыла,

Не грызли тоска и печали,

Меня коммуналка растила,

Пять острых углов закаляли.

И мчали меня по дороге —

В огонь за друзей (как и в воду!) —

Босые в царапинах ноги,

В простых сапогах-«скороходах».

Нас, мелких, ковры-самолёты

Не раз над землёй поднимали,

Ах, сколько прекрасных полётов

Порой на метле совершали!

Коньки-Горбунки, Сивки-Бурки

Питали богато наш разум,

Зато и в глухих переулках

Не липли к нам грязь и зараза.

В растущих без всяких режимов,

Была и такая в нас жилка:

Всем сердцем сочувствовать джиннам,

Сидящим столетья в бутылках.

Мы их выпускали оттуда

Под магию честного слова

И ждали с надеждою Чуда,

И к подвигам были готовы

Взаправдашним, вовсе не книжным,

С врагами чтоб насмерть бороться!

И было быть честным престижно,

И петь с хрипотцой, как Высоцкий.

Камней за душой не держали,

Ни разу не пользуясь маской,

Мы книги запоем читали,

А верили в мифы и сказки.

Нет-нет, не от рыбьего жира

Взрослели мы так полноценно,

Ведь Пушкин стихов эликсиром

Подпитывал нас внутривенно.

Не магний, не хлористый кальций,

Не суп крупяной с овощами

Огонь разжигал в ленинградцах,

Ходящих пешком под столами:

Чуковский им был «аскорбинкой»,

Маршак был отличной прививкой!

Такой вот росла я, Маринкой,

Не только на кашах с подливкой.

Я скатерть свою «самобранку»

Всегда расстилала с восторгом,

Ведь школьнице с речки Фонтанки

Смешно же не быть фантазёркой?

Теперь я большая-большая —

И мама, и бабушка даже,

Задачки покруче решаю,

И опыт огромнейший нажит.

Я в куклы уже не играю?

Да как бы не так! Это враки!

И сердце опять замирает,

Ввязаться готова я в драки.

Всё так же за правое дело

Кого-то от Леших спасаю,

А если вдруг в лужу я села,

Не ногти, а локти кусаю.

Да, стала я взрослою тётей,

Стихи я пишу и рассказы,

Но дома меня не найдёте,

Мне отдых судьбой не показан.

Да, воздухом часто питаюсь,

А с близких сдуваю пылинки

И быстро умею разгладить

Стихами я чьи-то морщинки.

Ничуть не похожа на дам я,

Ворчливых и загнанных в угол.

Я счастлива, если роман мой

Вам станет спасательным кругом.

Ведь жизнь для меня — это море,

И, зная его назубочек,

Готова помочь тем, кто в ссоре,

Для мира найти островочек.

А те, чьё здоровье хромает,

Лицом пусть не падают в грязь!

Зря, что ли, двадцатого мая

Маринка на свет родилась.

Ей имя дано не напрасно:

Бурлящее, словно родник!

Пусть жизнь ваша будет прекрасна

От маленьких солнечных книг!

Что призваны высушить слёзы,

Затеплить любви уголёк!

Поэзией, песнями, прозой

Несётся весенний поток.

И в жизненной снежной лавине,

В сугробах по горло, в метель,

Спешите, спешите к Марине —

В стихов окунуться купель.

Здесь терпящим бедствия муку,

Безверья сплошную тоску,

Протянут немедленно руку,

А к сердцу больному — строку!

Для раны душевной, как пластырь,

Романса послужит куплет,

Ведь даже в глухое ненастье

Пегаса седлает поэт.

И мчится, и мчится, и мчится,

Он в небе обязан парить!

Я знаю, что нужно учиться

Всю жизнь, чтобы радость дарить.

Хотя не всегда отрываться

Легко от лесов и полей!

Но важно ребёнком остаться

Навек, до конца своих дней!

Привет, дорогой Чиполлино!

Незнайка, я рядом с тобой!

Для мамы близка и для сына

Должна быть святая Любовь

К живой, согревающей книжке

Из тёплых и крохотных букв,

Дающей уютную нишу,

Украсившей скучный досуг.

И в праздник, и в серые будни

Её неизменен маршрут.

Прекрасно, когда тебя любят,

Чудесно, когда тебя ждут!

Я знаю, теперь понимаю,

Зачем так стремилась родиться,

И вас от души обнимаю

Всех книг моих каждой страницей!

Созвездие Марины

(из цикла «Плеяда»)

Ни бабушек, ни мамы, ни сестёр,

Ни папы больше нет, ни дядь, ни братьев.

Не потому ли знаю с давних пор,

Что хвост трубой держать — моё занятье!

Что на храненьи у меня печать,

Багаж семьи нелёгкий за плечами,

Что права не имею ныть, ворчать,

А в жизни лишь могу души не чаять.

Я в эту жизнь должна быть влюблена

Так вдохновенно, сильно, многогранно,

Как будто рай земной давно она,

А мне в ней быть доверено гурманом.

И я должна, хочу я или нет,

Узнать час «ч», и звёздный час, и полночь!

Попробовать на вкус, на боль, на цвет

И соль и неизведанную горечь.

И сделать так, чтоб голос мой звучал

От голосов других людей отлично,

Вплести в вязь дней весь свой потенциал

Так молодо, свежо и гармонично,

Как оптимист, которому везёт,

Быть в сердце тигром, а в душе — поэтом,

Как может, вероятно, только тот,

Кто был не зря на землю послан эту!

Чтоб исходить и вдоль, и поперёк,

Чтоб истоптать сто пар сапог и посох,

Чтоб изнутри узнать её исток,

Ещё не насладившись ею вдосталь.

За тёть и дядь, за мать и за отца,

За слишком юных бабушек и дедов,

Что так и не дожили до конца,

Лишь почву подготовив для Победы.

А я должна построить прочный дом,

Изобретя точнейшую науку:

Как по цепочке передать геном

Плеяде славных правнуков и внуков.

Той, что, как деды, встанет в полный рост,

И как у внука младшего с картины:

Плеяда в небе вспыхнет тёплых звёзд,

Сияющих в созвездии Марины…

Всё те же мы

Всё те же мы: нам целый мир чужбина…

А. Пушкин

«Всё те же мы: нам целый мир чужбина»,

Куда бы ветром нас ни занесло,

Тоскуем мы без видимой причины,

Как будто двести лет и не прошло.

Ах, как летит, как время мчится быстро!

Когда вернёмся мы из-за морей,

Ни одного не встретим лицеиста,

В Селе же в Царском след простыл царей.

Воспоминанья боли не врачуют,

Но, упрекая нас, вы не правы!

И многие ль из вас сейчас пируют

На берегах сегодняшней Невы?

Нельзя назвать и дружеской попойку

В Санкт-Петербургском пыльном гараже,

И лично я помчусь сейчас на Мойку,

В кондитерскую «Вольф и Беранже».

На чай оставлю мелкую монету

Я здесь, куда примчал меня Пегас,

Но вас среди жующих торты нету…

Так где ж вы, Дельвиг, Пущин и Данзас?

Напрасно вас искать в кругах гламурных,

Где к олигархам льнёт поклонниц рой,

Но, может, вы в кафе «Литературном»

Блинами объедаетесь с икрой?

Мы «оторвёмся» там на всю катушку,

Где нас, «заморских», ждут наверняка!

Ба! В гардеробе за работой… Пушкин!

Как жаль, что в гипсе у него рука!

«Брат Пушкин!» — я спешу к нему в надежде.

Глазам не верю: цел и невредим!

И популярен более чем прежде:

В день сотни селфи делаются с ним!

Вот блин в тарелке пылом-жаром дышит —

Мне кажется, похоже всё на сон!

Зову я: «Саша!» — только он не слышит,

Толпой туристов ушлых окружён.

Что ж, хоть один из нас он занят делом,

Напоминая людям о былом.

Он гипсовой рукой строчит умело

Поэму в… гардеробе за столом.

Ему не до меня, подозреваю,

И я мешать собрату не хочу,

Поэтому… карету вызываю

И с ветерком по Невскому лечу!

И Пётр на коне летит ретивом,

И давит конь как змеев подлецов…

Ну как же не заметить позитива?

Конечно, он сегодня налицо!

Да, «фейс-контроль» — звучит довольно клёво,

Но кто вас пустит нынче на Парнас,

Матюшкин, Кюхельбекер с Горчаковым,

Кто знает в мире бизнеса о вас?

Не олигархи вы и не артисты,

А дружба с вами не даёт доход.

Ах, как хотелось бы стать оптимистом

И двести лет вообще не брать в расчёт.

Жаль, некому за нас поставить свечку!

За лицеистов кто же стоя пьёт?

Зато ни на одной российской речке

Никто нас на дуэли не убьёт!

Без разницы: целует ли нас муза,

Коль стильно научились рифмовать,

Нас в тысячи «писательских союзов»

Как членов могут запросто принять!

Теперь повсюду есть уже лицеи,

Есть фабрики, штампующие «звёзд»,

Есть инкубатор гениев, конвейер…

И весь «процесс» черезвычайно прост.

Порою по масштабам, правда, страшен,

Смешно искать нам там своих друзей,

Ну а в лицее Царскосельском нашем

Уже давным-давно открыт музей.

Но те же мы, нас время не меняет:

Попробуй-ка пройми, утихомирь

Тех, кто лишь об Отечестве мечтает,

Чужбиной называя целый мир!

«Куда бы нас ни бросила судьбина»

Куда бы нас ни бросила судьбина,

Нас не отравит ностальгии яд:

«Всё те же мы: нам целый мир чужбина» —

Но это было двести лет назад.

Понятий прежних в памяти осколки

Не остановят лет грядущих бег:

Вот Пушкина снимают немцы с полки —

Он завсегдатай всех библиотек.

«Счастливый путь с лицейского порога»

Поэт и до Америки прошёл —

И там он свой, любимый, слава Богу!

Его в Нью-Йорке знают хорошо!

Известен Пушкин многим и в Париже:

К нему спешат в театр и на балет,

Не раз его в кафе я здешнем вижу,

Он вхож он в Сорбонну, в университет.

Я Пушкина встречала в римских барах —

Легко проник он и в такую даль,

Подчас сопровождаемый гитарой —

Романсом, где искрясь чернеет шаль.

Он в Касабланке людям греет души,

Я знаю, что он покорил Сидней,

Шальной ямщик поэта не послушал,

И до сих пор он гонит лошадей

Из мира царскосельского лицея —

Из края в край за бурный океан,

И наш союз с Поэтом — панацея,

Бальзам для душ «заморских» россиян.

Всё можно прикупить теперь за деньги,

Но мы не рвёмся страстно на Парнас,

Хоть Пущин, Кюхельбекер или Дельвиг,

Возможно, спят и в ком-нибудь из нас!

Ну что ж, мои друзья, ещё не вечер!

И тесен мир от нас за много миль:

В Париж спешат писатели на встречу —

На слёт свой под названьем… «РУССКИЙ СТИЛЬ»!

Я… лицеистка

«Всё те же мы: нам целый мир чужбина,

Отечество нам — Царское Село»…

Хотя меня, друзья, зовут Марина,

Но лицеисткой быть мне повезло!

Да, это правда, так уж получилось,

Хоть «быть причастной» и велик искус,

Ведь я в лицее Пушкинском училась:

Экскурсовода проходила курс.

В лицейских стенах долго занимались,

Часы и дни здесь проводила я,

И лицеисты мне запоминались,

Как будто бы они мои друзья.

И возвратившись с выпускной пирушки,

Жизнь начала я с чистого листа,

А дома ждал меня любимый Пушкин —

Да, это имя моего кота!

Он разделял на мир со мною взгляды,

Любовь к стихам и ненависть к мышам,

Со мною переехав в Баден-Баден,

Дарил мне вдохновение и там.

Признаюсь, что такая жизнь мне люба,

И на судьбу я не держу обид,

Ведь хоть мой кот достался мне без дуба,

Но он поёт и сказки говорит!

Он в сапогах и по цепи не ходит,

А босиком по утренней росе,

Но Пушкина, одетого по моде,

В кошачью шубку, немцы знают все!

Нет, он не заменяет мышеловку

И по-кошачьи птицам не вредит,

Стихи пишу я под его диктовку,

Когда он у компьютера сидит.

Но если кошки на душе скребутся,

(Чужбиной мир казаться может нам!),

Я в Царское Село могу вернуться,

Хотя всё те же мы и тут, и там.

Проблемы с сердцем я своим улажу,

Причину ностальгии я уйму,

Когда кота тихонечко поглажу

И в руки томик Пушкина возьму…

Цикл стихов о второй мировой войне и блокаде Ленинграда

Опять война,

Опять блокада…

А может, нам о них забыть?

Я слышу иногда:

«Не надо,

Не надо раны бередить».

Юрий Воронов

Блокада

Не только ради красного словца

Я снова про войну пишу упрямо,

А ради светлой памяти отца

И юности, потерянной в ней мамой.

Зачем со смертью оживлять бои?

Их лучше бы из памяти изгладить.

Но там остались бабушки мои,

Навечно замурованы в Блокаде.

И только в ней под пеплом чёрным след,

У голода коварного в объятьях,

Оставили не узнанный мной дед

И тётин сын — мой годовалый братик.

Там сделал он свой первый в жизни шаг —

И шаг свой, ставший для него последним,

В том доме, где давно погас очаг,

Как в том, другом, по горечи — соседнем.

Откуда увозили малышей,

Простившихся в нём с мамочкой навечно.

И дома в мире не было пустей,

И голода того бесчеловечней…

Он иссушал и скручивал тела

И эту Мать подверг экспериментам,

Что восемь деток в муках родила,

Став бабушкой мне лишь по документам.

Дом этот бомбой стёрт с лица земли…

Война пощады вовсе не сторонник!

Но в памяти… цветы там зацвели,

В горшках, что украшали подоконник…

Должна и той я образ сохранить,

Чьей тёзкой стала, девочки Марины…

Ей тётей никогда моей не быть,

А стать она мечтает балериной!

Но, бог, девчушку эту вразуми,

Вмешайся в то, что происходит, небо!

Не дай идти за этими людьми,

Что обещают дать кусочек хлеба.

А мне ей крикнуть хочется: «Не верь!

И не меняй на хлеб свои ботинки!

Ведь за тобой навек захлопнут дверь,

А… мясо будут продавать на рынке…»

В конце войны убийц расплата ждёт!

А жертвы так по-прежнему и немы…

Я этот близкий мне, родной народ

Запечатлеть должна в своих поэмах!

Тех ленинградцев, вечно молодых,

Красивые, улыбчивые лица!

Я чётко и так ясно вижу их,

Когда пишу страницу за страницей.

Я теми не могу не дорожить,

Кто дьявольской войны закон нарушил,

В нас продолжая бесконечно жить,

Когда их обнимают наши души!

Театр блокадного Ленинграда

Война, продрогший город, метроном —

Звук бьющегося сердца Ленинграда…

Театр стал единственным окном

В тот светлый мир, в котором нет блокады.

Он совершил уже её прорыв,

Пусть хоть над сценой, сделав небо чистым,

Где амбразуру голода закрыв,

Сражались до победного артисты,

Отстаивая жизнь родной земли,

И хоть редело смелой труппы войско,

Надежду, словно знамя, в зал несли,

Порою на подмостках пав геройски —

Не по сюжету пьесы, вовсе нет!

Откуда смерти взяться в опереттах?

И даже если гас на сцене свет,

Фонарики несли потоки света.

Их из карманов зритель доставал,

А в светлые финальные моменты

Зал молча с мест тихонечко вставал,

Сил не имея на аплодисменты.

Да, так рукоплескала тишина,

Пусть хоть на час отодвигая голод,

Сознанье, что вокруг идёт война

С бесчинствами её и произволом.

Минутным счастьем наполнял финал

Очередной весёлой, яркой пьесы,

А если зритель с места не вставал,

То значит, что вознёсся он над креслом!

А тело отболело навсегда —

Его не напугать теперь сиренам,

Вещающим, кому, зачем, когда

Спешить в бомбоубежище со сцены…

Для зрителей звоночком на антракт

Звучал сигнал: «Воздушная тревога!

Покинуть зал!», хоть не закончен акт,

Ведь это лишь на время, слава богу.

А скоро снова пенье птиц, весна —

Всё, чтоб влюбляться силы не иссякли…

Не до еды теперь и не до сна!

Война, блокада кажутся спектаклем…

Упал артист и больше не встаёт?

Но это не нарушило программы.

Всё так же хор для зрителей поёт

И вальс звучит из оркестровой ямы!

За эту радость можно жизнь отдать,

Забыв о хлебе из древесной стружки,

Ведь музы и не думают молчать,

Хотя должны, когда стреляют пушки!

И нет конца блокадным жутким дням,

Крадущим жизни близких безвозвратно,

Но пулемётным всем очередям

Не уничтожить очередь к театру!

И мессершмиттам сколько ни кружить,

А цели их для бомб недостижимы,

И город жив, и будет вечно жить,

И жители его непобедимы.

Сезон спектаклей там назло врагам,

Мечтающим увидеть пепелище,

Где голод душит, но театр — храм,

Способный накормить духовной пищей!

Не сломят город голод, холод, тиф,

Ведь есть театр же в центре Ленинграда,

Который, невозможное свершив,

Рвёт каждый день в клочки кольцо блокады.

Рвёт и не только в зрительских мечтах,

Дав силы голод пережить и беды,

Ну а врагов ждёт в Ленинграде крах,

Театр — он тоже внёс свой вклад в Победу!

Мемориал «Разорванное кольцо»

Потомок, знай: в суровые года,

Верны народу, долгу и Отчизне,

Через торосы ладожского льда

Отсюда мы вели дорогу Жизни,

Чтоб жизнь не умирала никогда.

Бронислав Кежун

«Чтоб жизнь не умирала никогда»,

Спасенья тысяч ленинградцев ради,

Дорогу защищал у кромки льда

И бил фашистов будущий мой дядя.

В Победу веру он не дал сломать,

Для хлеба путь открыл в великий город,

Где голодали сёстры, братья, мать,

Где каждый день был переполнен горем.

Блокады было прорвано кольцо,

На месте том, где потерял он руку,

Оставив навсегда своё лицо

На фото в доме благодарных внуков.

А там, где насмерть он тогда стоял,

Откуда он вернулся инвалидом, —

Там в честь его стоит Мемориал,

Где есть о чем поведать людям гидам!

Помочь потомкам память сохранить

О тех, кто отдал молодость Отчизне!

И Хлеб, и Мир их научить ценить,

И Счастье наше так идти по жизни —

Прекрасные и долгие года,

Чтоб Жизнь не умирала никогда!

Мама, девчонка шестнадцати лет

(Написано на основе док. материалов)

Мама, как странно,

Что стройный твой стан

В ватник дырявый закутан…

Мама, ошибся, видать, Левитан,

Что-то, наверно, напутал!

А репродуктор… да всё он наврал!

Что-то тут точно нечисто!

Мама, а как же теперь школьный бал,

Как же мечта стать юристом?

Мама, сирены завыли опять…

В бомбоубежище нужно…

Мама, тебя же совсем не узнать,

Ждёт тебя новая служба!

Вот ты спешишь,

Ну а смерть — по пятам,

В мрачный израненный город:

Трупы людей собирать по домам —

Тех, задушил кого голод…

Вместо того чтобы в школу бежать,

Мама, ты роешь траншеи,

Можешь в любую минуту ты стать,

Стать для снаряда мишенью…

Мама, не платья нарядные шить

Было дано тебе свыше,

А зажигалки шальные тушить

Молча на питерских крышах.

Мама, дано тебе было узнать

Это исчадие ада!

И научиться читать и писать

Подлое слово «блокада».

Мама всегда весела и нежна,

Мамам с детьми бы резвиться…

Мама и жуткое слово «война» —

Как же могли совместиться?

Мама одна из прекраснейших Дев —

Жертва чудовищной драмы.

Мама — и этот опилочный хлеб —

Сто двадцать пять горьких граммов.

Папу они твоего не спасли…

Как и других ленинградцев,

С воем снега их тела замели,

С жизнью заставив расстаться…

Мама… почти что бесплотный скелет —

Кости обтянуты кожей…

Мама — девчонка шестнадцати лет

Разве на маму похожа?

Мамочка, колешь ты лёд на Неве,

Пьёшь ты из проруби жадно…

Чёрный платок на твоей голове —

Моды огрызок блокадной.

Мама, скажи же, что всё это ложь:

Бомбы, фашистские танки!

Мама, по снегу ты… маму везёшь —

Мёртвую маму на санках…

Мамочка, вот ты в землянке сырой…

Как же всё дико и странно!

Мама, ты стала военной сестрой,

Вот и бинтуешь ты раны.

Стоны ты слышишь во сне до сих пор —

Боли в ушных перепонках…

Ранен в живот то солдат, то майор —

Ты им сестричка, сестрёнка.

Мама, какую уж ночь ты не спишь,

Сотни повязок меняешь…

Вот на посту ты с винтовкой стоишь,

Госпиталь свой охраняешь.

Мамочка, треск разорвавшихся мин!

Всюду и горе, и беды…

Но вот ваш госпиталь

Въехал в Берлин —

Здесь ты и встретишь Победу!

Мамочка, слышишь победный салют?

Ждут тебя, мама, награды

За твоё мужество, доблесть и труд!

Что же ты, мама, не рада?

Ты не одну заслужила звезду

В дьявольской той круговерти…

А вот теперь ты в тифозном бреду,

Снова меж жизнью и смертью…

Руки уже опустили врачи,

Ты в ленинградской больнице…

Мамочка, мама, прошу — не молчи,

Знаю, не сдашь ты позиций!

Знаю, ты сильная, ну же, крепись!

Мама, за мир ты в ответе!

Ведь впереди у тебя же вся жизнь,

Счастье семейное, дети!

Внуки и правнуки — всё впереди,

Радости время настало!

Только бы биться бесстрашно в груди

Сердце твоё не устало!

Вновь в честь тебя фейерверки и пир,

Оды слагают поэты,

Ведь на таких, как ты, держится мир,

Светлое Завтра планеты!

Дочь блокады

Эту ночь я гоню много лет уже прочь —

Лунным светом залита как ядом,

Вот такая жестокая подлая ночь,

Эта ночь ленинградской блокады.

Тишина за окном, глухота за стеной,

Призрак смерти, но кем же ты послан?

Просто голод костлявой рукой ледяной

Обнимает детишек и взрослых.

Вместо воя сирен этот каменный плен,

Тлеют звёзды, как хлебные крохи.

Только жизни взамен суждено встать с колен

Этой страшной бездушной эпохи.

Там мой дед — вот закован он в смерти печать!

Там две бабушки юных застыли…

Им мою колыбель никогда не качать,

Похороненным в братской могиле…

Вот девчонка опухшая — мама моя,

Кто ей детство и юность разрушил?

Дом её и семья стали пищей огня,

Ей обжёгшего крылья и душу.

Эту ночь я гнала столько лет уже прочь,

Пропитавшую детство мне ядом,

Мне ничем не помочь, потому что я дочь,

Тоже дочь ленинградской блокады.

Это память плетётся за мной по пятам,

Ею густо заполнены гены,

Возвращая к Пяти знаменитым углам,

В дом, где кровью пропитаны стены…

В дом в колодце — дворе, чудом выживший сам,

В это место на лестничной клетке,

Где сто двадцать и пять хлебных крошечных грамм

Не сумели спасти моих предков…

Я тогда не жила — родилась лишь спустя

Много лет после славной Победы,

Но всегда ощущаю себя как дитя

Той блокады, чей след мной изведан.

Эту ночь я гоню много лет уже прочь,

Представляя по карточкам лица,

Понимая: должна я хоть чем-то помочь,

Чтоб она не могла повториться.

Дети войны и блокады

(текст песни)

1

Может быть, правда, есть доля вины

Белых ночей Ленинграда

В том, что не спится им —

Детям войны,

Детям войны и блокады?

Может быть, слишком душиста сирень,

А голосистые птицы

С ночью опять перепутали день?

Вот старикам и не спится!

ПРИПЕВ:

Дети войны, дети войны,

Дети войны и блокады —

Даже их сны, беспокойные сны

Адским наполнены ядом,

Даже их сны, беспокойные сны

Адским наполнены ядом.

2

Вновь тишину разрывает салют

Вслед за победным парадом.

Вспышки на небе уснуть не дают

Детям войны и блокады.

Вот умирает от голода мать,

Рвутся повсюду снаряды,

В бомбоубежище нечем дышать

Детям войны и блокады…

ПРИПЕВ

3

Боли фантомные мучают их,

Память не знает пощады!

Кажется странным, что вечер притих,

Детям войны и блокады.

Множество лет мир живёт без войны —

Слышим лишь гроз канонады…

Но почему же они так грустны,

Дети войны и блокады?

ПРИПЕВ

4

Тесно за пышным столом от родни:

Все в этот день с ними рядом.

Пусть же от счастья лишь плачут они —

Дети войны и блокады!

Нету для нас их улыбок святей,

Тост поддержать мы их рады:

«Чтоб больше не было в мире детей,

Знавших войну и блокаду!»

Ода котам-защитникам

Пускай кому-то верится с трудом,

Но знаю я, что каждое мгновенье

Коты надёжно защищают дом

И смело отражают нападенье

Любых опасных проявлений зла,

Жестокости, коварства и насилья!

Как лазер мощный, спектр их тепла

Врагов сражает там, где мы бессильны.

Там, где есть вирус смертоносных слов,

Где множится бактерий зла палитра,

Огромнейшая армия котов

За нас вступает ежедневно в битву.

Не занимать бесстрашья удальцам

В сраженьи с бессердечья анакондой,

Ведь все коты относятся к бойцам

Важнейшего невидимого фронта.

И никому их пыл не угасить,

Их преданность и верность не нарушить

В момент, когда нас могут укусить

И оцарапать сердце или душу.

Спасая нас от яда суеты

И охраняя наш покой достойно,

Незримый бой за нас ведут коты,

Предотвращая в нашем доме войны.

Защитники спокойных наших снов,

Хранители уюта нашей жизни!

И не заслуга ль кошек и котов,

Что любим дом мы, как свою отчизну?

В атаку отправляются за нас

И о любых врагах оповещают,

В кромешной тьме прожекторы их глаз

Дорогу нашу к счастью освещают.

И спят они, лишь веки чуть прикрыв,

Локаторами двигаются уши,

Ведь мнимый мир порой бывает лжив,

А хрупкие мечты легко разрушить.

И не впервой им жизнью рисковать,

Когда хозяев ослабевших ради

Им кошки помогали выживать

В самом аду — в блокадном Ленинграде.

Не прекращая тощим телом греть,

Бескровные вылизывая лица,

И отступала перед кошкой Смерть,

Как крыса, хвост поджав перед тигрицей.

Тех выживших котов наперечёт,

Не съеденных в агонии блокады.

Но вот стоит взволнованный народ,

И слёзы затуманивают взгляды —

Ведь наверху божественнейший вид:

В окне открытом в золоте заката

Мать-кошка, словно ангел, возлежит

И намывает крошечных котяток!

Ещё блокадой скован Ленинград,

Но для людей победа стала ближе:

— Смотрите, кошка родила котят,

А это знак, что шанс у нас есть выжить!

Кто знает, что могло питать сильней

Надежды тех людей непокорённых?

Но Кошка-Мать,

Как символ светлых дней,

Была гораздо значимей Мадонны!

Все знали: город снова канет в тьму,

И голод лишь на время затаился…

Но не один свидетель был тому,

Как стар и млад на Кошку-Мать молился!

И как крестились, видя на снегу

Живую кошку на руках старухи,

За то, что город не был сдан врагу

И будет поднят из руин разрухи.

Была похожа кошка на скелет,

Как и её хозяйка, схожа с тенью,

Но выжив, обе излучали свет,

Апофеоз Надежде и Терпенью.

И в городе, где съели воробьёв,

Где не осталось ни одной вороны,

Казалась Кошка миражом из снов,

Видением для взглядов изумлённых

И воплощеньем в жизнь единства вер…

Вот только что закончилась бомбёжка,

А истощённый милиционер

От посягательств охраняет кошку.

Он на веку немало повидал

И знал, как чувства ослепляет голод,

И что и для кошки впору пьедестал

За то, что душу сохранил наш город.

Котов не представляют к орденам,

В честь их побед не затевают пира,

И всё же слава и почёт котам —

Защитникам любви, покоя, мира!

Из цикла «Стихи о мамах»

День Победы впервые без мамы

Девятое Мая ВПЕРВЫЕ без мамы

И в мамочкин праздник — любимейший самый —

Сидеть будем тихо одни за столом.

Шампанское молча в бокалы нальём

И выпьем за Мир и Победу мы стоя,

Но место, где мама сидела, пустое…

И папино фото висит на стене…

И вспомним рассказы мы их о войне,

Где девочка-мама — подросток блокады,

Ушла защищать рубежи Ленинграда,

Сирен не стерпев оглушительный вой,

Сестричкой, сестрёнкой вдруг став фронтовой,

А папа-мальчишка в свои девятнадцать

С фашистскими ордами начал сражаться,

В ответе считая себя за страну!

Как выиграли мама и папа войну,

В пустые дома возвратившись с победой,

Где голод убил мам их, бабушек, дедов,

Братишек-сестрёнок сгубил не щадя,

Зато, наконец, спасена вся земля!

Пусть юность прошла, но Любовь впереди…

Я мужу шепчу: «Дорогой, погоди!

Давай, мы не чокаясь выпьем за близких!

Но прежде с тобою поклонимся низко

В ту сторону, где было мамино место…

Где папочка с фото с живым интересом

И грустной улыбкою смотрит на нас,

Как будто он хочет продолжить рассказ

О страшной войне и победном Салюте…»

Как много часов в той Молчанья Минуте,

Которую робко мы тостом нарушим:

— За наших родителей Светлые Души!

Разговор с мамой

Я знаю, в мире том всегда темно,

А мама любит посмотреть в окно,

А мама мне должна махнуть рукой:

«Эй, возвращайся, доченька, домой!

Давай-ка мы с тобой чайку попьём!»

А мамы нет, на кой мне нужен дом,

Пустые чашки и безвкусный чай?

А мама: «День с улыбкою встречай

И горевать, Мариночка, не смей!

Нужна ты мужу, дочке, всей семье!

А кошек не забыла покормить?

Скажи, что продолжаю их любить,

Вот только не могу никак погладить…

Я вижу, что и ты устала за день,

Поди, опять спала часа лишь три…

Смотри, своё здоровье береги,

Ведь без него нельзя, сама ты знаешь.

Ты книжку, что мы начали, читаешь?

Я думаю, хороший в ней конец.

А ты стихи всё пишешь? Молодец!

Я знаю, в них ты вкладываешь душу!

Ты извини, что, твой покой нарушив,

Покинула на время полумрак.

Мне хорошо с тобою рядом так!

И так, как никогда, сейчас спокойно!

И память не тревожат больше войны,

И вот уже стирается блокада…

Конец ознакомительного фрагмента.