Бухарские миражи

Голиб Бахшиллаевич Саидов

Книга предназначена для тех, кто интересуется не только историей Бухары. Авторы попытались охватить широкую палитру областей: историю, архитектурные памятники, этнографию, фольклор, литературу, музыку. Словом, всё то, без чего невозможно представить себе облик одного из древнейших городов Средней Азии, вобравшего в себя всё многообразие культур сопредельных стран и канувших в вечность мировых цивилизаций.

Часть II — Памятники архитектуры

Бухарский Арк. Фото С. М. Прокудина-Горского, нач. ХХ в.

Пожалуй, только два города в Средней Азии сохранились как города-музеи, предоставляя изумлённому взору туриста почти в нетронутом виде, не только отдельные памятники архитектуры, но и целые комплексы, ансамбли и кварталы с их каркасными глинобитными домами, узкими улочками, на которых по-прежнему с трудом едва могут разъехаться два осла, запряжённых арбой, словом, со всей инфраструктурой. Не случайно они являются городами-заповедниками. Это Хива и Бухара. Ну, а если считать по количеству памятников старины, то Бухара, вне всякого сомнения, стоит на первом месте.

Родившись и прожив в Бухаре много лет, мы и не предполагали, в каком уникальном городе судьба предоставит нам местожительство. Древние памятники архитектуры настолько примелькались глазу, что мы их почти не замечали, не находя в них ничего особенного. Играя со сверстниками в прятки, мы иногда забегали в какое-нибудь старинное медресе или полуразрушенную мечеть и, спрятавшись от приятелей за старинным камнем, даже не догадывались — сколько тайн хранит в себе этот камень и свидетелем каких событий ему предстояло быть. Сейчас, спустя почти полвека, нам почему-то вновь захотелось поделиться с вами об этом.

В детские годы мы — мальчишки — босиком бегали на спор по раскалённым улочкам старой Бухары, соревнуясь, кто из нас дольше вытерпит и не свернёт с жуткого солнцепёка в тень. Пятки нестерпимо жгло, на глазах наворачивались слезы, которые мы тщательно обязаны были скрывать от презрительных усмешек товарищей, ибо это означало самую низшую степень позора; до заветной цели было ещё так далеко, но мы не смели никуда свернуть, поскольку за нами зорко наблюдали остальные. И только путём неимоверных усилий добежав до заветного финиша и зайдя в какой-нибудь закуток, где нас никто не мог увидеть, мы от души давали волю своим стонам и слезам, мучаясь и корчась от боли, но при этом, ощущая гордость за то, что не оказались в числе позорных нытиков и слабаков.

И вот сейчас, спустя почти полвека, мы вновь стоим на той же самой улочке и грустно улыбаемся, глядя вдаль и намечая для себя очередную воображаемую финишную линию. Сумеем ли на этот раз до неё дотянуть?

Цитадель Арк

Вынуждены чистосердечно признаться: ну, не были мы на экскурсии по Арку ни разу в жизни! Каемся. Сотни раз заходили туда, десятки раз взбирались по его полуразрушенным стенам, тогда ещё не облицованным обожжённым кирпичом, а вот на экскурсии не были ни разу. Что ж, сегодня представилась возможность, исправить свою ошибку и восполнить пробел в образовании, поскольку мы вместе с вами пройдёмся в сопровождении экскурсовода по территории старой цитадели и заодно выведаем малоизвестные страницы из истории этого замечательного памятника архитектуры. А гидом любезно согласился быть сотрудник Арка Курбанов Бехруз.

Итак, предоставляем слово ему.

Цитадель Арк является самым древним памятником Бухары. Следует отметить, что вообще, древние восточные города состояли как бы из трёх частей: первая часть это цитадель — крепость, вторая — это мадина, или шахристан, то есть непосредственно сам город, который располагался вокруг крепости и третья — это, так называемые рабаты, то есть предместья, за крепостными стенами, где располагались различные мастерские, базары и т. д.

Таким образом, Арк можно отнести к первой части, где располагались дворец эмира, административные здания и различные госучреждения. Цитадель Арк была построена в IV веке до нашей эры и по результатам археологических находок, проведённых в конце XX-го столетия, а точнее в 1997 году было установлено, что Бухаре 2500 лет.

По легенде Арк был построен сыном иранского правителя Кейкауса — Сиявушем. Он был отвержен своей мачехой и бежал из Ирана в Туран. Тураном же в то время правил царь по имени Афрасиаб, у которого была дочь. Сиявуш влюбляется в неё и просит у отца девушки её руки. Афрасиаб ставит условие: построить дворец, размером с воловью шкуру. Однако Сиявуш не растерялся и проявил хитрость: он разрезал воловью шкуру на тысячи тончайших полосок и, соединил их между собой. Таким образом, образовалась внушительная площадь, на которой и был построен Арк. Примеров истории подобной этой, можно найти во многих других легендах. В частности, немало параллелей можно обнаружить и в легенде о том, как финикийская царица Дидона построила Карфаген.

Позднее, между Афрасиабом и Сиявушем возникает вражда, вследствие чего Афрасиаб приказывает убить Сиявуша, который похоронен возле восточных ворот Арка, которые назывались «Гўриён». Поэтому каждый новый год («Наврўз») по зороастрийскому календарю (21 марта) каждый бухарец приходил сюда и приносил в жертву петуха, а женщины пели особые песнопения, которые назывались «плачем мугов».⁶ Также в одной из ниш располагалось святое место, где в память о Сиявуше ставили горящую свечку. Таким образом, каждый бухарец считал Сиявуша как бы основателем Бухары.

Позже дворец пришёл в запустение и разрушился. И только в V веке нашей эры, во время правления бухар-худата Бидуна, дворец заново перестраивается, но держится недолго. И сколько бы ни перестраивался, он постоянно разрушался. Тогда бухар-худат собирает своих приближенных, учёных и магов и советуется с ними. И они предлагают ему построить дворец, основанный на семи столбах, расположенных в форме, напоминающей созвездие Большой медведицы. В таком виде он и сохранился до наших дней.

Общая площадь Арка составляет 4 гектара. Общая окружность стен 786 метров. Можно сказать, что это был город внутри города: здесь был свой базар, своя мечеть, медресе и жилые строения. Некоторым чиновникам даже запрещалось выходить за пределы Арка.

Несмотря на то, что Арк был основан в IV веке, основные здания, сохранившиеся до наших дней, относятся в основном к XVI — XX векам. Таким образом, Арк, в том виде, в каком мы его сегодня можем видеть, сформировался при династии шейбанидов.

Прежде чем пройти через главные ворота Арка, с видом на площадь Регистан, установленные в XVI веке при Абдуллахане, мы вынуждены подняться по пандусу, длина которого от 16 до 20 метров, а ширина от 3 до 5 метров. Затем мы попадаем в крытый проход, называемый долон. Арчевые перекрытия («болор») перестроены в 1894 году; до этого они были сделаны из карагача. По обе стороны дўлона расположены ниши: 12 с одной стороны и 13 — с другой. Некоторые из этих ниш являлись своеобразной тюрьмой для особо опасных преступников. Так, в одной из этих ниш томился основоположник таджикской литературы Садриддин Айни, пока не был освобождён после свержения эмирского режима.

2 сентября 1920 года Бухара была завоёвана войсками Красной армии и вместо бывшего эмирата была провозглашена Бухарская Народная Советская Республика. Поскольку при взятии Бухарской крепости Арк было использовано несколько аэропланов (по одной из версий, примерно с десяток), то территория Арка была на три четверти разрушена в результате бомбёжки.

Фото бомбёжки Бухары с аэроплана. Сентябрь 1920 г.

«Рўзи фироқ» («день расставания») или «Қиёмат-и асғар» (т.е. «малый конец света») — именно такое определение будет дано местными жителями одному из самых трагических периодов в истории родного города. В эти дни, от бомбёжек, артобстрелов и просто, от рук «освободителей», погибнут десятки тысяч мирных жителей. Ещё столько же (если не больше), оставят навсегда свой город, когда по просьбе младобухарцев, М. Фрунзе милостиво согласится открыть трое из одиннадцати ворот Бухары, позволив тем самым, мирному населению покинуть веками насиженные дома. Спустя ещё несколько лет, один из бывших красноармейцев, участвующих в штурме города (будучи уже эмигрантом), поведает на радиостанции «Свобода» о том, как «огромной вереницей, толпы людей, в богато разукрашенных одеяниях» будут покидать свой город, оплакивая свою горькую участь…

Пройдя крытый проход и повернув направо мы оказываемся перед небольшой мечетью и караульным помещением начальника стражи Арка (тупчи-боши). В его непосредственном подчинении находилось около 300 стражников, охраняющих Арк. Население же Арка к 1920 году составляло 3000 человек.

Для оправления ритуальных нужд мусульман в XVII веке по приказу правителя из аштарханидской династии Субхан-кули-хана здесь была возведена мечеть в традиционном для Средней Азии айванном стиле с колоннами. Само слово мечеть (масҷид) происходит от семитского «маскита», то есть «священное место». Вообще, следует отметить, что порог мечети нужно переступать с правой ноги; предварительно подвергнув себя ритуальному омовению (тахорат) и надев на себя чистое белье. В самой мечети не следует смеяться и громко говорить. В данной мечети имеются несколько входов с трёх сторон. Сделано это для того, чтобы верующие не толпились у одного входа, а могли свободно и беспрепятственно войти в мечеть с любой стороны. В любой мечети имеется центральная ниша, именуемая михрабом и обращённая в сторону священного камня Каабы, то есть в сторону Мекки.

Здесь, интересно отметить, что как раз напротив Арка расположена ещё одна старая мечеть, сохранившаяся до наших дней и именуемая как «масджид-и Боло-и ҳавз», которую некоторые трактуют, как «наверху пруда». Когда, на самом деле, подразумевается «мечеть для верхушки знати (для придворных)» — «дар боло будагиҳо», «бологиҳо» — то есть, «для тех, кто наверху». Впрочем, возможно найдутся опровержения и к данной версии…

Мусульманин обращается лицом к михрабу и, сосредоточив свои помыслы на Боге, совершает молитву. Вдоль стен мечети в картушах сохранились записи, сделанные арабской вязью на таджикском языке, из которых явствует, что последняя реставрация мечети проводилась по приказу последнего эмира Алим-хана из мангытской династии и оформление её должно было походить по подобию иерусалимской мечети аль-Акса.

Совсем близко от мечети находится реликвия, своими истоками восходящая к легендарному наставнику Сиявуша — богатырю Рустаму, из известной поэмы Фирдоуси «Шахнаме». По легенде, у Рустама была лошадь, которую звали Дульдуль. Так вот, здесь сохранилась каменная чаша, из которой, согласно преданию, пила воду эта лошадь. Рядом находится символический «камень Рустама» («санги Рустам»), служащий орудием всевозможных упражнений богатыря.

Рядом, за стеной находится разрушенная часть Арка (почти 3 га), где в своё время располагались различные постройки: кухни, монетный двор, мечеть Чильдухтарон (букв. «сорок девушек»), построенная в XVIII веке в память о сорока девушках, погибших по приказу эмира Насруллы и брошенных в колодец, хонако Баттол-Ғози (XVIII в.) и другие. В настоящее время эта часть Арка является археологическим заповедником, и проход туда запрещён, поскольку это небезопасно⁷.

Если оставить мечеть по левую сторону и повернуть направо, то мы попадаем на главную улицу Арка, которая называлась «кўча» («улица») и ведёт к основным постройкам, расположенным на территории Арка. Пройдя совсем немного, мы подходим к перекрёстку («чорсу»). Справа находится конюшенный двор («саис-хона»), слева — коронационный зал («тахт-хона») и прямо — зал приветствий («салом-хона»). Вначале пройдём налево — коронационный или церемониальный двор.

Представители последней династии (мангытской) не являлись прямыми потомками Чингис-хана или Афрасиаба, а потому им не разрешалось использовать титул «хан», вот почему они использовали титул «эмир». По этой причине они не могли короноваться ни в Самарканде, ни в Кукташе. В середине XVIII века они построили коронационный двор под открытым небом в Арке. В конце XX столетия этот двор был реконструирован; к подлинным вещам, сохранившемся до настоящего времени относятся только колонны, сделанные из карагача и мраморный трон.

Церемония коронации происходила следующим образом. Ранним утром на возвышении расстилали белый войлок («кошма»). Из специальной двери выходил эмир в нарядных золотошвейных одеждах, садился на центр этого войлока. С четырёх сторон к войлоку подходили самые приближенные и уважаемые люди и поднимали его вместе с сидящим на нём эмиром и опускали на мраморный трон. Затем окружающие разделялись на две линии вдоль трона. В одну входили все высокопоставленные чиновники во главе с министром «қушбеги» (первый сановник Бухарского ханства и заместитель эмира при его отлучках из Бухары), а вторую — представляли 27 беков, то есть наместников областей бухарского ханства.⁸

До последнего эмира Алим-хана, трона, в его современном представлении (стулообразного), не существовало: было просто мраморное плоское возвышение в турецком стиле. И только побывав в Ялте — резиденции русского царя — и возвратившись оттуда, эмир повелел сделать трон в классическом стиле.

Стена «ғуломгард» в коронационном зале Арка.

Сразу же у входа в зал находится своеобразная стена, называемая «ғуломгард» (тадж. коридор, иногда ограждающая стена для слуг между внешним и внутренним двором), имеющая несколько значений. Во-первых, она заслоняла собою сам двор от того, что там происходило, то есть, от постороннего взора.

Согласно восточному этикету и мусульманским обычаям, не допускается, по окончании аудиенции поворачиваться спиной к царственной особе, а потому, гость вынужден был пятиться назад к входу до самой этой стены. И лишь зайдя за неё, имел право развернуться.

История помнит роковую ошибку английского полковника Стоддарта, прибывшего в декабре 1836 г. к эмиру Насрулла-хану (годы правления 1827—1860), и посмевшего чуть раньше положенного развернуться спиной к эмиру, прозванному впоследствии в народе как «эмир-мясник» («амир-кассоб»). Как известно, такая оплошность стоила дипломату жизни. Это произошло в 1842 году. Как выяснится впоследствии, основной целью миссии полковника разведки состояло в том, чтобы заключить союз с Бухарским ханством против царской России. Все попытки английского (и даже русского) двора — заступиться за дипломата — не смогли повлиять на решение, принятое жестоким правителем и в результате полковник был казнён.

Сбоку, с одной из сторон этого двора имеется дверь, которая ведёт в эмирскую кладовую («бухча-хона»). В ней хранились различные ткани, атласные стёганые одеяла («кўрпача»), халаты и др. До нашего времени сохранились вентиляционные шахты, проходящие сквозь потолок и выходящие наружу; видно, что эмиры рачительно и по-хозяйски заботились о своём добре, чтобы оно не было изъедено молью, тлёй и прочего рода насекомыми.

Выйдя из коронационного зала и повернув налево, мы попадаем в зал приветствий («салом-хона»). Каждое утро чиновники являлись сюда, чтобы предстать пред светлы очи эмира и доложить о состоянии дел в государстве. За день он принимал до трёхсот посетителей.

Эмир сидел боком; докладчику был доступен лишь профиль государя. Сам эмир почти не отвечал на доклады: по бокам, на некотором расстоянии от него стояли два церемониймейстера («удайчи»), в обязанности которых входило принимать доклады и рапорты. Между ними и докладчиком проходила черта, переступать которую последний не имел права.

Вполне резонно может возникнуть вопрос: для чего принимать столько много народа? Однако следует учесть, что помимо кушбеги и разного ранга чиновников, эмир имел хорошо отлаженную систему разведки, которая доносила ему информацию о настроениях в народе и о всякого рода интригах, происходивших в близком его окружении.

Поднявшись по ступенькам вверх, можно попасть в ещё одно помещение, в котором представлены различные карты и экспонаты, рассказывающие об истории Бухары начиная с первобытно-общинного строя и до конца падения бухарского ханства, то есть вплоть до 1920 года.

Мавзолей Саманидов

Мавзолей Саманидов, Х в.

С мавзолеем Саманидов связывают личные, исключительно интимные впечатления, ничего общего не имеющие ни с династией, правившей Бухарой в IX — X вв., ни с архитектурой древнего города в целом. Просто, именно здесь, недалеко от мавзолея, в скверике мы провели с моим неразлучным приятелем Шавкатом незабываемые двое суток в обществе двух симпатичных и милых француженок. Руководитель группы был в панике, а местная милиция и представители бдительных органов тщетно прочёсывали весь город в поисках пропавших туристок, которые напрочь забыли — какое сегодня число, месяц и год. А мы с товарищем, как вы уже вероятно догадались, в это самое время добросовестно и детально знакомили наших гостей со всеми остальными (довольно своеобразными) достопримечательностями и прелестями Востока…

Однако же, вернёмся к теме и продолжим разговор о тех же прелестях, но уже иного порядка.

Мавзолей является одним из самых древних памятников архитектуры, который входит в число памятников, находящихся под охраной ЮНЕСКО. Построен он был в конце X-го века и являет собою уникальное сооружение, подобных которому трудно сыскать во всем мире. Судите сами: мавзолей этот сооружён из жжёного кирпича, при строительстве которого использовалась оригинальная кладка.

Как любят напоминать гиды: «уникальная и неповторимая кирпичная кладка в Х веке, когда не было даже деревянной Москвы!». Это непременно следует вставить. Тут уж ничего не поделаешь: любому городу, испытывающему скрытую зависть к столице, при мало-мальски предоставленной возможности, непременно хочется подчеркнуть и свою значимость. Впрочем, Бухаре претит данное качество, ибо она и сама некогда являлась столицей не маленькой империи.

Ну, а если говорить серьёзно, то памятник этот и в самом деле заслуживает того, чтобы встать в один ряд с шедеврами мировой архитектуры. Вынуждены признаться, что сооружений подобных этому памятнику не так легко отыскать на нашей планете. Изумляет и поражает в нём, прежде всего, именно простота. Но эта видимая простота, бросающаяся в глаза только в первый момент. Подойдя же поближе и тщательно разглядывая и изучая характер кладки и орнамент, начинаешь осознавать — какие же удивительные люди жили в то далёкое время, не знавшие электричества, компьютеров, различной спецтехники и прочих достижений научно-технического прогресса. И… невольно начинаешь завидовать им и жалеть, что не родился в то далёкое и замечательное время.

Кирпичная кладка внутри мавзолея

Не хочется пересказывать вам избитую байку о том, как в зависимости от времени суток этот уникальный памятник обладает способностью менять свои оттенки и предстаёт в совершенно ином виде. Нам она почему-то не нравится. Может быть именно из-за того, что слишком уж «затаскали» её местные экскурсоводы. Или возможно оттого, что невольно в мозгу всплывают ассоциации по аналогии со знаменитой «загадочной улыбкой» Джоконды великого Леонардо. Сложно судить…

Но в одном мы уверены на сто процентов: этот памятник нисколько и ни в чем не уступает шедевру флорентийского живописца. Только эту красоту нужно уловить, рассмотреть, почувствовать. Для этого, прежде всего, необходимо быть неравнодушным не только к собственной истории, но к истории вообще: ценить уроки прошлого и пытаться извлечь для себя из этого пользу. И тогда она непременно откроется вам с совершенно неожиданной стороны, действительно заиграв всеми цветами радуги и заставив вздрогнуть ваше сердце.

Вот почему нас удручают «стада» туристов, неотступно следующие за своим «вожаком» — гидом и спешно ставящие «галочки» о посещении того или иного памятника с тем, чтобы потом иметь возможность похвастаться перед знакомыми и близкими — «и я там был…» А какой толк от такого посещения, нам, по всей вероятности, так и не суждено понять…

Ансамбль Пои-Калон

Ансамбль «Пои-Калон». Фото 2014 г.

У каждого туриста, приезжающего в Бухару и посетившего многочисленные ансамбли города, складываются свои — особые — впечатления от увиденного. У кого-то, сразу всплывает образ ходжи Насреддина, которого, возможно, и сейчас можно встретить на пёстром восточном базаре. У кого-то — бухарский гарем, заполненный пышногрудыми гуриями. А кое у кого, впервые увидевшего минарет Калян /Калон/ («большой»), вспыхивают в возбуждённом мозгу картины деспотической казни в поздне-феодальной Бухаре. Особенно после того, как некоторые усердные гиды расскажут вам о том, как сбрасывали с этого минарета преступников и неверных жён. Образ «смерть-башни» сохранился ещё с советских времён, когда в угоду существовавшей идеологии было выгодно представлять дореволюционную Бухару, как средоточие мракобесов и тупых эмиров. Вполне возможно, что когда-то, кого-то и спихнули оттуда разок-другой, хотя наши бабушки и дедушки подобных историй так и не смогли вспомнить.

В сознании же большинства бухарцев нашего поколения образ минарета Калон всегда ассоциировался с бухарским фаллосом.

— «Ну как — стоИт?» — встретив неожиданно земляка на чужбине, в первую очередь справляется бухарец.

— «СтоИт» — успокаивает тот в свою очередь, широко улыбаясь.

Это означает, что пока он стоит, Бухаре ничто угрожать не может. Так и подмывает воскликнуть: «На том стояла, стоит, и стоять будет земля рус… — ой, простите — бухарская!»

А теперь, давайте ознакомимся с короткой и весьма распространённой справкой.

Итак, на подходе торговой улицы к главному перекрёстку шахристана сложился центральный ансамбль Бухары, формирующий её неповторимый силуэт — «Пои Калон», то есть «подножие Великого» — подножие великого минарета Калян (русифицированное название от производного «Калон», тадж. «Большой»). Это историческое место. К югу от Арка традиционно, с 713 г., строились, рушились, восстанавливались после пожаров и войн, перемещаясь с места на место, здания главной соборной мечети города. Последнее такое здание, предшествующее существующей мечети Калян, на этом месте было возведено в 1121 г. караханидским правителем Арслан-ханом; она сгорела во время захвата Бухары полчищами Чингис-хана. От ансамбля XII в. сохранился величественный минарет, возведённый в 1127 г. перед главным фасадом несохранившейся мечети Арслан-хана.

Доминанта ансамбля — минарет Калян («Минорайи калон») — господствующий над городом гигантский вертикальный столб. Значение его выходило далеко за пределы практического назначения: для возглашения призыва на молитву достаточно было подняться на крышу мечети, как это и делалось в первые века после установления ислама; позже для этого стали использовать башни римских святилищ, колокольни христианских церквей, зороастрийские «башни огня» и другие вертикальные сооружения, разнообразные типы которых сложились у разных народов мира задолго до ислама. Слово «минарет» происходит от арабского «минора» «место, где что-то зажжено».

По надписи в бирюзовой майолике под карнизом фонаря минарета Калян установлено, что он был завершён в 1127 г. На половине высоты ствола читается имя Арслан-хана. Обнаружено и имя мастера — Бако, на захоронение которого местные жители указывают среди домов соседнего квартала. Бако возвёл характерный для Мавераннахра минарет в виде круглоствольной кирпичной башни, сужающейся кверху: диаметр её внизу — 9,7 м, на уровне 32 м — 6м, высота — 46,5 м. Внутри столба вьётся кирпичная винтовая лестница, ведущая на площадку шестнадцати арочной ротонды — фонаря, опирающегося на выступающие ряды кладки, оформленные в виде пышного сталактитового карниза — «шарафа».

По распространённой легенде, мастеру было наказано в короткие сроки выстроить минарет, способный выстоять века. Мастер подготовил фундамент и… скрылся на год или два. Все поиски, предпринятые Арслан-ханом для поимки и последующей казни беглеца, не увенчались успехом. Каково же было удивление хана, когда по прошествии положенного времени мастер сам вернулся и упав к ногам повелителя, промолвил: «Вот теперь я ручаюсь своей головой, о великий повелитель, что построенный минарет будет стоять вечно!».

Мы не знаем, какие чувства в тот момент испытывал Арслан-хан, однако судя по тому, что творение мастера стоит и по сию пору, можно предположить, что здравый смысл, всё же, возобладал и он простил мастеру подобную дерзость.

Внутренний двор мечети Калян («Масҷид-и калон»). Фото 2014 г.

Последнее здание соборной Мечети Калян («Масҷид-и калон») завершено в 1514 г. Оно равно по масштабу зданию мечети Биби-Ханым в Самарканде. Под её сводами собиралось до 12 тысяч человек. При едином типе здания — это совершенно различные произведения зодческого искусства. Прямоугольный двор обрамлён галереями, состоящими из 288 куполов. Основанием им служат 208 колонн. Продольная ось двора завершается «максурой» — портально-купольным объёмом здания с крестообразным залом, над которым возносится голубой массивный купол на мозаичном барабане. Здание хранит много любопытных архитектурных находок. Например, круглое отверстие в одном из куполов. Внизу, через него можно видеть основание минарета Калян. А отступая шаг за шагом, можно сосчитать все пояса узорной кладки минарета и упереться взором в его ротонду.

Здесь, в самый раз, уместно будет вспомнить об одной из самых отличительных черт бухарской архитектуры, а именно: практически все архитектурные памятники Бухары доисламского периода, уникальны и неповторимы тем, что несут в себе зачатки архитектуры, присущие исключительно согдийскому стилю, основу которого составлял лишь обожжённый кирпич. Это прекрасно видно на примере мавзолеев Саманидов и Чашма Аюб, минарета Калон и мечети Магоки-Аттори,⁹ ансамбля ходжа Гавкушон и ряда торговых куполов-пассажей. То есть, основу декора того или иного памятника составляли исключительно причудливые манипуляции с бесцветным жжёным кирпичом. И никакой глазури, майолики и прочих поздних элементов украшений, вошедших в моду уже после XII века, в период окончательного укрепления ислама на территории Мавераннахра. Именно эта уникальная отличительная особенность является как бы визитной карточкой, по которой легко можно определить архитектурные памятники и ансамбли древнего зодчества Бухары, так как нигде более на территории Средней Азии вы не найдёте ничего подобного.

То же самое следует отметить и в отношении форм тех же самых минаретов (практически все минареты Бухары и её окрестностей, включая Чор-Бакр, Ваганзи, Вабкент, Гиждуван…): все они заметно разнятся от остальных «собратьев», даже от самаркандских (ансамбль Шер-дор), построенных в эпоху правления Тимура (XIV — XV в.в.), в создании которых заметно сказывается влияние иранских зодчих, привлечённых к строительству. И уж тем более, безусловно, разнятся от форм минаретов, присущих Ирану, Ираку и прочим странам исламского мира. И — опять же! — без излишней майолики, глазури, голубых изразцов и прочих декоративных элементов.

Когда же, минареты и купола мечетей и медресе начинают «одеваются» в характерный голубой цвет и чем это вызвано?

Происходит эта метаморфоза с приходом тюрок, в начале XII века. А как известно, у тюрко-монгольских кочевников — являющихся язычниками — верховным правителем их пантеона богов, являлся Тенгри — культ обожествлённого неба. Отсюда и следует усматривать любовь и пристрастие к голубому цвету, особенно заметное уже в эпоху окончательного утверждения ислама и сказавшееся на памятниках архитектуры (вначале — XII в. — робкое влияние, в виде отдельных элементов, скажем, голубых «полос» на теле куполов или минаретов, а затем — XV — XVI вв. — уже окончательное закрепление этих канонов во вновь создаваемых шедеврах строительной архитектуры). Другое дело, что со временем, сами тюрки, смешавшись впоследствии и ассимилировавшись с покорёнными ими же народами, примут затем ислам и культурные традиции бывших зороастрийцев. Но это уже отдельная история.

Медресе «Мири Араб» предположительно было построено шейхом тариката Накшбанди Сайидом Абдуллой аль-Йамани Хазарамавти, духовным наставником удельного правителя Бухары эмира Убайдулла-хана и идейным вдохновителем борьбы народов Мавераннахра против иранских завоевателей.

Долгое время в историографии советского периода господствовала версия, основанная на выводах известных археологов и учёных-востоковедов М. Е. Массона и Г. А. Пугаченковой, согласно которой строительство здания было осуществлено в период с 1530 по 1535/1536 годы. Однако последние изыскания в этой области сдвигают дату начала строительства почти на два десятилетия ранее этого срока. В настоящее время известно, что медресе Мири Араб было построено в ознаменование победы армии шейбанидов над войсками сефевидского шаха Исмаила I в битве при Гиждуване, одержанной в 1512 году. Также известно, что заключительные строительные работы были произведены на деньги Убайдулла-хана, полученные им от продажи в рабство 3000 пленных иранцев, а последние крупные столкновения шейбанидов с Ираном произошли в первой половине 1520-х годов. Шейх Абдулла Йамани, умерший в 1526 году, перед смертью завещал похоронить себя на территории построенного им медресе, что также свидетельствует о том, что к этому времени строительство было практически завершено.

В левом от главного входа купольном помещении расположена «гўр-хона» (усыпальница), в которой находятся мраморные надгробия шейха Абдуллы Йамани и мударриса Мухаммада Касыма, деревянная «сағона» (намогильник) Убайдулла-хана и ещё несколько не идентифицированных каменных намогильников. В правом от вестибюля купольном помещении обустроена мечеть.

С момента основания и до закрытия в начале 1920-х годов медресе Мири Араб являлось одним из самых престижных образовательных учреждений Средней Азии.

В 1945 году после долгих переговоров с правительственными органами муфтий Среднеазиатского духовного управления мусульман (САДУМ) Эшон Бабахан добился возобновления работы медресе Мири Араб. На протяжении многих лет оно являлось единственным исламским образовательным учреждением в СССР, благодаря чему получило широкую известность во всём исламском мире. Его выпускниками в советский и постсоветский период были такие известные религиозные и государственные деятели как председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин, муфтий Азербайджана Аллахшукюр Пашазаде, муфтий Казахстана Ратбек Нысанбайулы, президент Чеченской Республики Ахмад Кадыров.

Медресе «Мири Араб»

Дело в том, что ещё будучи в Ташкенте и обсуждая со старшим зятем отдельные кулинарные термины, названия и этимологию местных блюд, мы не заметили, как соскочили с основной стези и увлеклись темой суфизма и его понятий.

— Суфизм — это не интеллектуальная игра, ключ к которой можно отыскать в сфере рационального мышления, оперируя такими инструментами познания, как ум, логика и тому подобное… — раздраженно заметит мой старший брат, обратив внимание на то, как я после второй рюмки, «сел на любимого конька». — И вообще: к чему все эти пустые разговоры и дискуссии?

Я знал, что брату и самому эта тема по душе. Просто, он решил, окатить меня слегка «холодным душем». Ну, не любит он, когда отдельные «умники» начинают рассуждать на тему того, о чём не имеют ни малейшего представления. Потому что у них отсутствует хоть какой-нибудь опыт переживания. А у кого он есть — как правило — имеют обыкновение, сохранять благоразумное молчание. Сейчас — в обществе старшего зятя — которого мы оба почитаем, эта его «подначка» оказалась как нельзя, кстати, заставив меня выйти из себя.

— А что такого плохого я сказал? — возмутился я. — Да: говорим о суфизме, да — возможно, я многого не «догоняю»… Ну и что? Это ведь так интересно.

— Тот, кто искренне хочет Его познать, много на эту тему не распространяется. — резонно парировал брат. — Можно быть далеко, но на самом деле — близко. И наоборот.

И тут наш зять произнёс в тему интересное двустишие, продекламировав его в оригинале, на таджикском:

Ту бо мани, дар Ямани — пеши мани,

Ту бе мани, пеши мани — дар Ямани.

Ничего подобного мне ранее слышать не доводилось и потому я попросил его, ещё раз повторить. И прослушав ещё раз, робко выдвинул свою догадку.

— Уж, не о том ли шейхе идёт речь, который дал деньги на постройку главного медресе в Бухаре?

— Кстати, вполне возможно! — воодушевился муж моей старшей сестры. — Вот ты и выясни этот вопрос по приезду!

Так, в частности, заинтересовавшись личностью основателя медресе «Мир-и Араб» (то есть, «Имущество Араба») ¹⁰шейха тариката Накшбандия Сайида Абдуллы аль-Йамани Хазарамавти (то есть, из Йемена), я был немало озадачен и заинтригован тем фактом, что какой-то шейх из южной Аравии проявил такую настойчивость и рвение, что внес деньги и настоял на постройке медресе, который чуть позже назовут в его честь.

— Между прочим, процитированное мною известное двустишие, как раз, приписывается шейху и лидеру суфийского тариката Накшбанди — Насыр-ад-дину Убайдуллах ибн Махмуду аш Шаши (1404—1490) — более известному как Хўҷа Ахрор-и Вали (русс. Ходжа Ахрар), являвшемуся в своё время пиром и наставником упомянутого Сайида Абдуллы. — подчеркнул зять и тут же поспешил признаться. — Я не уверен в точном и дословном цитировании, а потому, советую тебе, по возвращению в Бухару, встретиться и пообщаться на сей счёт с домулло Ғафурҷоном.

Что собственно я и сделал, придя в медресе и справившись у дежурившего у врат главного портала об устозе. Оказалось, что именно в тот день Учитель был свободен от занятий и отдыхает. Видя, что я жутко расстроился, пожилой мужчина кивнул головой в сторону небольшого магазина:

— Вот здесь работает его сын, спросите у него.

Я тут же последовал его совету и вскоре выяснил у сына, что отец находится дома и что к нему в любое время можно свободно обратиться: он принимает всех без исключения.

— А как мне найти дом? — уставился я на Абдурауфҷона.

— О, это без проблем: я вызову таксиста и он течение 10—15 минут доставит Вас по назначению.

Через 20 минут я уже с волнением переступал порог известного дома. Однако, поскольку хозяин был занят очередными гостями, предпочёл остановиться недалеко от ворот, скромно прислонившись к стене.

«Похоже, таких „умников“ как я, у него немало ежедневно» — подумалось мне и даже обрадовался, что «очереди» почти никакой, а следовательно мне крупно повезло.

Вскоре, проводив до порога гостей, домулло повернулся ко мне и мягко улыбнулся, словно узнал старого знакомого.

— Простите, но я хочу занять минут двадцать Вашего времени. — набравшись наглости начал я на бухарском, и немного устыдившись — Если Вы, конечно, позволите.

Мой собеседник согласно кивнул мне в ответ, после чего мы прошли в его комнату, стены которой украшены стихами непревзойденного Хафиза. Хозяин, встав со мною посреди комнаты, поднял глаза на одну из стен и, водя пальцем по строчкам, стал декларировать на фарси каллиграфическую надпись, исполненную арабской вязью. И так, медленно поворачиваясь от одной стены к другой, мы совершили полный круг, оставаясь в центре комнаты.

В ходе традиционного опроса, принятого в среде бухарцев, очень скоро выяснилось, что оба мы являемся выходцами одного и того же квартала.

— Ҳа-ҳа, гузар-и Мирзо Фаёз! («Да-да, квартал Мирзо Фаёз») — подтвердил мои слова устоз и я в ту же секунду проникся гордостью и уважением к… самому себе, поскольку, даже в книге О. Сухаревой «Квартальная община позднефеодального города Бухары» нет упоминания об этом квартале, несмотря на то, что он достаточно известен в среде коренных жителей. — Я и сам, можно сказать, оттуда родом.

И тут я окончательно вспомнил своего собеседника: такое впечатление, словно открылся некий скрытый канал, который на самом деле никогда и никуда не исчезал. В мгновение ока я перенёсся в своё далекое детство и перед моим взором пёстрым калейдоскопом, как в киноленте, пронеслись отдельные фрагменты нашей жизни, которые я узнал с лёгкостью, не прилагая особых усилий. Будто это давно установленный факт, не подлежащий сомнению — аксиома, говоря современным языком. Ведь никто же не станет отрицать, что ежедневно поутру Солнце всходит, а вечером того же дня светило клонится к закату. То же самое и с Луной. То же самое произошло и во мне.

Ещё с детских лет, когда мы с отцом тайком собирались в дедушкином доме на ежемесячный зикр «хатм-и ёзда», мне доводилось слышать имя моего визави. Правда, тогда оно звучало без всяких почетных званий и приставок, просто — Ғафурҷон. Выяснив для себя, какого он года рождения, я быстро вычислил, что домулло на 7 лет старше меня.

Оказалось, что он очень хорошо помнит не только моих родителей и дедушек (причем, с обеих сторон, что — впрочем — неудивительно: ведь все они жили в одном квартале), но и моего двоюродного дядю — Амак-и Зокирҷона — проживавшего там же, в небольшом узком переулке («пасткўча»). Надо ли лишний раз пояснять — какая у нас сложилась доверительная и теплая атмосфера.

Тем не менее, чувствуя, что нас в любой момент могут прервать очередные гости, я попытался сконцентрироваться на главном с тем, чтобы не «распыляться» на то многое, что было заготовлено заранее и шмелиным роем крутилось в голове. Едва я успел запинаясь воспроизвести первые строки из того двустишия, как домулло остановит меня, пытаясь помочь.

— Я Вас понял — о чём идёт речь. — успокоит он. — Вот как дословно звучит это двустишие:

Гар дар Ямани бо мани — пеши мани,

Гар дар пеши мани бо ман наи — дар Ямани.

И пояснит, что во второй половине XV-го века в кругу приверженцев и учеников великого Хаджи Ахрара, оказался вполне способный и не по годам мудрый молодой шейх Сайид Абдулла из Йемена, с которым великий религиозный деятель мусульманского мира имел довольно продолжительную беседу. По окончании которой, лидер тариката Накшбанди выдаст своему ученику специальную грамоту-разрешение («Хат-и эшод») на самостоятельную проповедническую деятельность, признав тем самым его природный дар и приравняв его знания к своим.

Можно только представить себе, к какому возмущению подобный великодушный жест приведёт ближайших учеников и сподвижников святого, верой и правдой служивших старцу не один десяток лет. Он вызовет у них откровенное смятение и настроит против «новоявленного мудреца» ближайшее окружение Учителя.

«Надо же: мы тут денно и нощно стараемся следовать заветам нашего Учителя, — станут возмущаться они промеж собою, в узком кругу — а этот выскочка из Йемена за одну-единственную ночную беседу удостоился такой великой почести, что не снилась из нас никому!»

На что знаменитый Ходжа Ахрар ответит своим ученикам этим потрясающим стихом-экспромтом.

— А не кажется ли Вам, уважаемый домулло, что эти строчки имеют и другой, более глубокий смысл: их можно трактовать в контексте суфизма? — обращусь я к собеседнику и приведу цитату из Евангелие от Матфея 20:16. «Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных».

— Можно, конечно, интерпретировать и в этом смысле. Там много смыслов… — сдержанно согласится домулло. — Однако основной смысл звучит так, как я Вам процитировал выше.

Мы ещё поговорим с Учителем немного о происхождении названий некоторых местных блюд, которые меня всегда жутко интересовали. На все вопросы я сполна получу исчерпывающие ответы, что заставит меня с благоговением и по новому взглянуть на своего, в общем-то, давнего знакомого. Не желая злоупотреблять своим присутствием, я, извинившись, встану из-за стола: через два-три дня мне предстояло собираться в обратную дорогу, в Санкт-Петербург.

Крепко пожму ему руку и попрошу:

— Можно, я сделаю селфи на память о нашей встречи?

— Конечно. — согласится устоз и улыбнувшись добавит — Не последней, надеюсь.

— Я — тоже… — соглашусь я с Учителем.

Домулло проводит меня до самых ворот своего дома. На Востоке, подобный жест говорит о многом.

Уже окончательно распрощавшись с хозяином дома и идя по тенистой аллее, увитой с обеих сторон виноградником, мне вдруг подумалось: «А ведь, в этой встрече заложен и свой знак. Ничего в этом мире не происходит просто так: везде присутствуют знаки! Надо только уметь их грамотно прочитать».

И почти в тот же самый миг, словно вспышка, меня охватило не то озарение, не то экстаз, наэлектризовав до предела кончики моих волос.

«Вот ведь как бывает — осенило меня новой догадкой — ты всю свою сознательную жизнь находишься в поиске своего Учителя, исколесив чуть ли не полмира с Востока на Запад и с Севера на Юг, а может случится и так, что Он, оказывается, никуда не уходил, а всегда был рядом с тобой. В том же самом родном городе, в том же самом квартале, можно сказать, на той же самой улочке, рядом с твоим родовым домом. Надо же: ещё один смысл!»

Я шёл по направлению к главной дороге и в такт своим шагам неустанно повторял:

Гар дар Ямани бо мани — пеши мани,

Гар дар пеши мани бо ман наи — дар Ямани.

(Будь /ты/ хоть из Йемена, но если разделяешь мои мысли — ты рядом со мною,

Если же /ты/ сидя рядом со мною, не разделяешь моё учение — ты далёк от меня настолько, как Йемен.)

Медресе Абдулазиз-хана

Медресе Абдулазиз-хана, (XVII в.)

Этот памятник средневековой архитектуры занимает особое место не только по своему значению и богатству художественной отделки, но ещё и потому, что дорог одному из авторов данной книги, которому довелось здесь проработать почти 5 лет в качестве бармена восточного бара, в те далёкие теперь уже времена, когда ещё здравствовал Советский Союз. Но вначале, небольшая историческая справка.

Медресе было воздвигнуто в 1651—1652 годах пятым (по счёту) правителем из династии Джанидов (Аштарханидов) — Абдулазиз-ханом (1645—1681). Составляет «кош» (т.е. парный ансамбль) с медресе Улугбека, построенным, кстати, в начале ХV века и являющимся одним из самых древних из сохранившихся трёх медресе, построенных внуком Тамерлана — правителем и учёным-астрономом Улугбеком.

Вход отличается своим высоким и богатым внешним орнаментом, в котором впервые была использована желтая краска. При оформлении медресе использовались самые разнообразные приемы: резная черепица и резная мозаика, рельефная майолика, резной мрамор, алебастровая фреска, позолота. Медресе считается вершиной достижений среднеазиатского зодчества, вопреки традициям чисто орнаментального декора, стены расписаны изображениями цветов, деревьев, пейзажами и даже изображениями драконов и птицы Симург.

Однако, весь этот новодел заиграет своими прежними яркими красками лишь в начале ХХI века, когда власти догадаются, что эти уникальные шедевры архитектуры нуждаются в реставрации с тем, чтобы приносить немалую прибыль государству. В советскую же эпоху, все эти памятники выглядели скромнее, но — натуральнее.

Дженькуе бардзо

Именно таким образом, польские туристы высказывали свою благодарность мне, — бармену восточного бара — утолив свою жажду холодным напитком в знойный бухарский полдень, когда температура в тени доходила до +45 градусов по Цельсию. Я же, неизменно вежливо отвечал им: «прошэ, с пшиемнощчё» («пожалуйста, с удовольствием») и, отыскав наметанным взглядом «Казановы» наиболее привлекательную «жертву», угощал последнюю еще одним стаканом вожделенного напитка, оставляя себе взамен очередную записку, пахнущую Лодзью, Краковом или Варшавой, и обещающую предстоящий незабываемый вечер.

Маршруты всех экскурсий, как правило, неизменно сходились в баре, в медресе Абдулазиз-хана — архитектурном памятнике XVII-го века, что был расположен в центре старого города-заповедника, по соседству с торговыми куполами «Токи заргарон» («купола ювелиров») и напротив красивейшего медресе, построенного в 1418 году по распоряжению внука великого Тамерлана — Улугбека, названного в его же честь.

Да, мне крупно повезло в 1979 — 1983 годы, так как именно на этот период пришелся «золотой бум» советского туризма. Плюс ко всему, знаменитая московская Олимпиада.

За день через наш бар проходило не менее 20 — 25 иностранных и советских групп, в каждой из которых, в свою очередь, насчитывалось не менее 25 — 30 человек. Измотав по невыносимой жаре измученную жаждой группу, бедные гиды, приводили ее в бар, словно диких зверей на «водопой», где и сами получали от меня в «награду» спасительный холодный напиток и возможность немного отдохнуть под толстыми прохладными сводами старинного здания, украшенными искусным и затейливо расписанным восточным растительным орнаментом, отражающим индийские мотивы.

Правда, гиды, конечно же, догадывались, что слово «спасительный» можно было произнести лишь с большой долей иронии: каждый местный житель прекрасно осведомлен, что от жары человека может спасти только горячий зеленый чай, но ни в коем случае — холодные напитки. Они лишь только в первое мгновение создают иллюзию удовлетворения, возбуждая через короткое время неистребимое желание, вновь испить чего-либо холодного. Понятное дело, я никоим образом не был заинтересован в подробном просвещении туристов, посещающих мой бар. Поскольку, это означало бы «рубить сук, на котором сидишь».

В мои «шкурные интересы» входило только одно: чтобы ни один член группы не остался бы без напитка и… ждать, когда они сами прибегут за очередным стаканом «живительной влаги».

Параллельно со своими прямыми обязанностями бармена, я неизменно старался не забывать и об обязанностях мужчины, возложенных на мои хрупкие плечи жестокой Природой: почти в каждой группе туристов обязательно находилось хотя бы одно «создание неземного происхождения», которое заставляло сильно стучать мое сердце и приводило меня в состояние «временного склеротического коллапса», потому что именно в таком необыкновенном эйфорическом состоянии, я чаще всего умудрялся забывать давать сдачу. Но стоило лишь, мне добиться расположения к себе объекта своих желаний, как по истечение суток мой прежний разум вновь возвращался ко мне и я с удивлением убеждался, что передо мной, оказывается, стоит вполне обычная нормальная женщина, не лишенная, правда, при этом, своих очаровательных женских прелестей, что заставляло меня просто, по-человечески восхищаться не только совершенными формами, но и нередко столь же совершенной душой.

По вечерам же, во внутреннем дворе медресе, для многочисленных иностранных и советских туристов местная филармония давала национальный фольклорный концерт, коронным номером которого обязательно являлся арабский танец живота. По всему периметру двора были расставлены «тапчаны» (деревянные национальные плоские возвышения), устланные по бокам атласными «кўрпачами» (стеганые одеяла), на которых с завидным комфортом восседали (или возлежали) зрители-туристы, подперев под себя национальные цилиндрические подлокотники («лўля»), а посредине тапчана устанавливалась «хон-тахта» (низенький, на коротких ножках, стол), с заставленными коктейлями или бутылками сухого вина, приобретенными накануне представления в «моём» баре.

С заходом солнца на импровизированной сцене включались мощные софиты, и…начиналась «сказка из 1001-й ночи», длиною в два с лишним часа. Впереди, на сцене, артисты филармонии, в национальных красочных костюмах, исполняли народные танцы, а если поднять глаза кверху — взору представало глубокое темное южное небо, переливающееся многочисленными звездами разной величины, усеявшими собою весь небосклон. Что и говорить, — зрелище, завораживающее и стоящее того, чтобы хоть раз в жизни увидеть эту красоту своими глазами. Одним словом, Париж там даже рядом не валялся.

В глубине одного из порталов медресе, расположенного за зрителями, на небольшом возвышении были расположены еще три тапчана, для начальства и особо важных гостей. Тогда еще не было таких понятий, как VIP-персона и т. д. Чаще всего эти места оставались пустыми, и, следовательно, как вы, вероятно, правильно уже догадались, зарезервированными для меня и моих гостей.

Таким образом, не один вечер был проведен в обществе друзей и прекрасного пола, и далеко не исключительно — только иностранцев. Хотя, честно говоря, с ними мне было наиболее предпочтительней общаться ввиду их совершенной открытости и раскрепощенности, столь не свойственному подавляющему большинству нашего контингента, в общении с которыми часто чувствовалась некая закомплексованность и настороженность. Впрочем, и во мне самом не до конца были изжиты эти качества, поскольку сам я являлся «продуктом своего времени»

Возвращаясь к началу нашего разговора, следует отметить, что вечер, проведенный с моей гостьей из Польши, выдался на редкость продуктивным: мы не только хорошо провели время, скрепив своими объятиями советско-польскую дружбу на веки вечные, но я ещё вдобавок восполнил пробел в области лингвистического образования, выказав при этом незаурядные способности в освоении польского языка. Так, например, я узнал, что ее любимым блюдом является «бигос», рецепт которого переписал для себя, а также пополнил свой словарный запас некоторыми немаловажными польскими словами, аналогом которого в русском языке являются такие слова, как «мир», «дружба» и «любовь».

И уже совсем прощаясь, в знак признательности и восхищения моей собеседницей, я с искренней теплотой и уважением произнес: «Дженькуе бардзо», что в переводе на русский означает — «Спасибо большое».

Предсказание Ахмада Дониша

В день коронации предпоследнего эмира Бухары Сейида Абдулахад бахадур-хана (31 октября 1885 г), к известному просветителю и учёному Ахмаду Донишу явятся друзья и его соратники и обратятся к нему с просьбой, составить гороскоп-гадание («куръа») на это знаменательное событие. После чего, великий астролог на некоторое время уединится в своей келье в медресе Абдулазиз-хана, которую он на тот момент снимал и займётся сложными расчётами. По окончанию которых, Ахмад Дониш предстанет перед своими последователями и заявит им следующее:

— Я трижды перепроверил себя и проклял этот день, ибо все три раза вышел один и тот же неутешительный прогноз, а именно: ровно через 36 лет (по летосчислению Хиджры) Небо опустится на Землю и над головами эмиров мангытской династии нависнет топор! Все духовные и материальные достижения, веками накопленные усилиями предыдущих поколений правителей, в один миг испарятся и сгинут без следа в небытие. И ежели кому из нас доведётся дожить до этого часа, тот будет свидетелем и сможет подтвердить подлинность данного пророчества!

Ровно через 35 лет (по солнечному летосчислению),¹¹ 2 сентября 1920 года, войска Красной армии под командованием красного стратега М. Фрунзе штурмом ворвутся в Бухару и захватят город. В этот день начнётся обещанное «светопреставление» или — как он ещё останется в памяти коренных жителей — «Қиёмат-и асғар», то есть, «Малый конец света».

Судьба смилуется над предсказателем, забрав его в мир иной до наступления пророческого события: его не станет в 1897 году. Как это и положено многим талантливым личностям, он умрёт в относительной нищете и безвестности, так и не востребованный двором и власть предержащими. Похоронен будет на одном из многочисленных кладбищ Бухары, которое располагалось именно на территории той школы №4 им. А. Навои, в которой довелось учиться одному из авторов этой книги. Впрочем, как повествуют многочисленные хроники, «бухарская земля настолько свята и почитается, что, куда бы ты не ступил, обязательно ткнёшься в могилу святого или учёного».

Мавзолей Чашма Аюб

Мавзолей Чашма Аюб. Фото 2014 г.

По дороге к выходу из парка сохранился ещё один интересный памятник — мавзолей Чашма-Аюб (то есть «Источник Иова») — сложный, многократно перестраивавшийся в течение XIV — XIX вв. памятник, принявший в итоге форму продолговатой призмы, увенчанной разнообразными по форме куполами над помещениями разного размера и формы. Острый, запоминающийся силуэт ему придаёт поднятый на цилиндрическом барабане двойной куполок с конической скуфьёй, отмечающий собой главное помещение с источником.

В Библии об Иове сказано: «Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла» (Иов 1:1). Где находилась эта страна Уц неизвестно, поэтому благочестивый Иов вполне возможно жил где-то в районе современной Бухары. По одной из легенд Иов (Аюб) проходил мимо того места во время засухи. Умирая от жажды, местные люди попросили у него воды. Как только он ударил по земле своим посохом, появился целительный источник. Считается, что вода из колодца целебна и способна исполнять желания. На этом месте православная церковь Бухары регулярно читает акафисты.

Независимо от того насколько правдива эта легенда, само по себе существование исторического памятника, связанного с именем Библейского персонажа, является знаковым явлением, которое указывает на распространение Библии и христианства в этих местах в далёком прошлом. Говорят, что если приехать в это священное место и испить целебной воды из источника, мудрый Аюб поможет решить все жизненные неурядицы и избавит от проблем со здоровьем. Туристические гиды советуют загадывать желания в процессе питья. Бывавшие там туристы рекомендуют брать посуду для питья с собой — кружки общего пользования не внушают доверия. По утверждениям местных, священная вода не такая соленая, как в других местных источниках, здесь она имеет сладковатый привкус горной родниковой воды.

Главный купол, напоминающий двойной шатер, находится ровно над источником. Аскетичный архитектурный облик без цветных куполов и витиеватых узоров очень выделяет мавзолей из множества других подобных сооружений города, более торжественных и ажурных. Чашма-Аюб наполнен таинственным очарованием простоты, которое завораживает гостей Бухары.

Строительство мавзолея пришлось на период правления династии Караханидов, в 12 веке. Мавзолей неоднократно перестраивался на протяжении XIV — XIX веков, табличка из резной терракоты рядом с колодцем сообщает, что мавзолей был построен в 1379—1380 годах при Тамерлане мастерами, вывезенными из Хорезма.

Сооружение образовано четырьмя помещениями, расположенными на оси Восток-Запад, каждое помещение увенчано куполом. Самое западное помещение было построено первым как погребальная башня, остальные объемы были пристроены позже. В Чашма-Аюбе находится несколько захоронений, самое раннее их которых — могила знаменитого ученого-богослова и знатока хадисов Ходжи Хафиза Гунджори (Хўҷа Ҳофиз-и Гунҷори), который был погребен здесь в 1022 году.

В настоящее время в здании мавзолея находится Музей воды и Выставка ковров. Экспозиция музея дает представление об истории водоснабжения Бухарского региона на протяжении веков. Самые интересные экспонаты — керамические водопроводные трубы XVIII—XIX вв., медно-чеканная посуда для воды и кожаные бурдюки для хранения воды XVIII—XX вв

В наше время, неподалёку от этого памятника архитектуры обосновались художники и продавцы сувениров, разложившие свой нехитрый товар вдоль аллеи, ведущей к мавзолею Саманидов. На импровизированных стендах можно встретить не только неплохие работы художников, исполненных большей частью акварелью, но также и различные ювелирные украшения ручной работы. Для настоящих ценителей старины могут представлять интерес подлинные украшения конца XIX начала XX века. Естественно, стоят такие работы недёшево. И это можно понять: для многих жителей данный промысел зачастую является единственным источником средств к существованию в условиях высокой безработицы.

Справа от памятника расположен большой базар, на котором обычно затаривается местное население. Особенно посещаемыми днями недели являются четверг (малый) и воскресенье (большой) базарные дни. В эти дни со всех окрестных кишлаков (деревень) съезжаются дехкане и простой бедный люд, чтобы продать свою скромную сельхозпродукцию и купить на вырученные деньги сладости и какую-нибудь обнову своим домочадцам.

Ситора-и Моҳи-Хосcа

«Ситора-и Моҳи-Хоса»

Махаcа (тадж. «Ситора-и Моҳи-Хоcса» — «Звезда выбранной /желанной/ Луны») — это огромный комплекс, занимающий территорию в 7 га, был окончательно достроен во времена последнего эмира из мангытской династии эмира Алим-хана (1910 — 1920), хотя, отдельные строения существовали и со времен правления Музаффар-хана (1860 — 1885). Однако основные постройки дворца были возведены при Ахад-хане (1885 — 1910).

Существует довольно распространённая легенда о том, как выбиралось место для строительства будущего дворца. По одной из версий, дело выглядело следующим образом: по совету мудрых советников был отдан приказ — подвесить в различных окрестностях Бухары ленточки, с привязанными к ним кусочками освежёванного мяса. После чего, стали ждать — в каком месте оно испортится позже всего. Таким образом, самым благоприятным местом оказалась территория, ныне занимаемая эмирской резиденцией, расположенной в 2 — 3 км к северо-западу от Бухары.

Кстати, в советское время немалой известностью в бывшем Союзе пользовался почечный санаторий, расположенный именно на территории этого комплекса. Сюда из различных уголков Советского Союза съезжались не только на лечение: экскурсия по дворцу оставляла яркое впечатление на всю оставшуюся жизнь.

Да взять, хотя бы, знаменитых павлинов, предки которых были свидетелями прогулок самого эмира. Как нам удалось выяснить, сегодняшние павлины и в самом деле являются прямыми потомками тех самых эмирских павлинов. К 2006 году их уже развелось такое количество, что способствовало зарождению в моём мозгу не совсем гуманных планов: в том смысле, что «а как, интересно, они смотрелись бы на нашем столе?» Лично я припоминаю времена, когда их едва насчитывалось 3 — 4 единицы. А сейчас они свободно разгуливают чуть ли не по всей территории комплекса и чувствуют себя прекрасно. Такой вывод был сделан мною после того, как я увидел помимо взрослых особей ещё и целый выводок «малышей», пасущихся в специально отведённом для них вольере.

Вот что поведала нам об этой загородной резиденции последнего бухарского эмира Алимхана (1910 — 1920) наш гид — Римма Хусаинова.

Интересно отметить, что не случайно были выбраны павлины. Эта птица очень чутко реагирует на нарушение экологии и не станет жить в местах, где нарушена экосистема. Кстати, аисты, которых вы теперь редко встретите в самой Бухаре, также являются своего рода живым экологическим барометром окружающей среды.

Следует, однако, отметить, что не только одни павлины являлись обитателями загородного сада эмира Алимхана. В своё время здесь содержался целый зверинец, в число обитателей которого входили: тигры, гепарды, газели, джейраны и даже… слоны.

Для постройки загородного дворца были специально приглашены (в 1890 г. и 1911 — 14 гг.) петербургские архитекторы Сакович и Маргулис, разработавшие уникальные проекты, сочетавшие в себе архитектурные элементы как восточного, так и западного градостроительства.

В 1911—1914 гг. по проекту инженера Маргулиса бухарскими мастерами были построены приемный двор, личный корпус и гарем. Айван и Белый зал были выстроены в 1912—1914 гг., а корпус около бассейна в 1917—1918 гг. Следует подчеркнуть, что своими формами и художественными достоинствами дворец «Ситора-и Моҳи — Хосса» обязан больше всего бухарским народным мастерам. Не стоит, также забывать о том, что Бухарское и Хивинское ханства на то время являлись протекторатом России, и всецело зависели от последней в политическом и экономическом отношениях. Сам Алимхан учился в одном из кадетских корпусов в Санкт-Петербурге и естественно, годы ученичества и соприкосновение с шедеврами Эрмитажа и Петродворца не могли не оставить заметного следа в душе молодого и честолюбивого наследника бухарского престола. Влияние русской культуры не могло не сказаться и при строительстве загородной резиденции, которая строилась в период с 1911 по 1918 гг.

Симбиоз восточной и западной архитектуры очень ярко виден не только в элементах планировки, но в отделке самого декора. К примеру, сам кирпичный дворец, построенный по примеру многих петербургских зданий и исполненный в чисто западном стиле, украшен витиеватыми восточными узорами, постепенно и плавно переходящими в «гирих» — сложный звездчатый орнамент, который выполняется на основе сложных математических расчётов и имеет лабиринтообразную форму. Само здание очень органично сплелось в единый архитектурный комплекс, плавно переходя в широкий айван с резными колоннами, искусно выполненными из дерева бухарскими мастерами.

Одним из таких мастеров вполне заслуженно считается усто Ширин Муродов (умер в 1956 году). Исполненный в изумительном стиле так называемый «Белый зал», по праву остаётся непревзойдённым шедевром: так искусно смотрится сложный орнамент, выполненный им из ганча (алебастра) по зеркальной стене. Весь огромный зал смотрится как лёгкая пушинка, словно жемчужина, повисшая в воздухе. Конечно же, ни слова, ни даже фотография, не способны передать того ощущения, которое испытываешь находясь в непосредственной близи и созерцая это великолепие.

Вообще, лично у меня при осмотре дворца сложилось стойкое убеждение, что посещение Петергофа эмиром, оставило неизгладимый след в душе последнего. И постройку летней резиденции можно было бы назвать своего рода, если и не «ответом», то, во всяком случае, желанием эмира построить что-то в противовес «русскому Версалю». Я бы назвал Мохи-Хоссу «Эрмитажем» в миниатюре или приблизительным аналогом «бухарского Петродворца».

Однако, предоставляем снова слово Римме:

Здание внутри представляет собою анфиладу комнат, которые плавно переходят друг в друга через небольшие промежуточные комнаты-приёмные, стены которых богато украшены изразцами и декоративным растительным орнаментом.

Элементы декора одной из комнат

Как известно, ислам запрещал изображение человека. Вот почему, все своё воображение художники и декораторы выплёскивали при создании различных растительных и геометрических орнаментов, достигнув в этом виде искусства самых высочайших вершин. На стенах многочисленных комнат дворца можно видеть самые невероятные, и даже фантастические орнаменты, которые сложно переплетаясь между собою, создают неповторимую картину: начиная от стилизованного изображения павлиньего пера до различного рода химер и фантастических существ.

Понятное дело, что при декорировании дворца такого уровня, один и тот же орнамент почти не повторялся. Каждая из комнат выполнена и оформлена в строгом соответствии со своим назначением. Так, когда мы переходим в так называемую «шахматную» (или «игровую комнату»), то нашему взору предстают элементы украшения, связанные с этой древней игрой.

По многочисленной мебели западного и российского образцов, которой богато обставлены почти все комнаты, нетрудно догадаться, что это далеко не «типичный интерьер» жителя Бухары. Почти вся мебель доставлена из России. Среди прочего: художественно выполненные часы, с богатой отделкой и инкрустацией; различного рода комоды, банкетки, этажерки, бюро и даже…холодильник, верх которого обкладывался льдом и последний по мере оттаивания стекался по специальным трубочкам вниз, в поддон, охлаждая при этом содержимое самого холодильника.

Все комнаты украшены огромными каминами, которые искусно и с изяществом обрамлены изразцовой плиткой и со смешанным орнаментом. Изразцы привезены из Германии.

Особое впечатление производит художественное оформление потолков. Это особенно бросается в глаза при входе в «Белый зал». В самом центре залы висит изящная люстра, подаренная российским императором Николаем II эмиру Алимхану, которая в числе прочих подарков была прислана для загородной резиденции. Следует также отметить, что электрический «движок» был завезён из Германии, так что со светом здесь проблем не было, в отличие от самой Бухары, где было ещё сильно влияние духовенства и всяческие нововведения объявлялись «кознями шайтана (сатаны)» или «проделками иблиса (дьявола)». Люстра освещает высокий резной потолок, подпираемый стройными деревянными балками, которые в свою очередь, украшены своеобразным и неповторимым орнаментом. Какое-то странное (но не отталкивающее, а наоборот — привлекающее и завораживающее) впечатление на посетителя производят эти балки-колонны, уходящие строго ввысь, невольно заставляя всплыть в воображении некоторые образцы готической архитектуры. В то же время, не оставляет ощущение, что ты находишься в непосредственной близости от кремлёвских палат, с её византийской вычурностью и помпезной торжественностью. И только яркое и сумасшедшее буйство красок паркета, имитирующее рисунок персидского ковра, с его причудливым и затейливым орнаментом, обволакивающим тебя каким-то необъяснимым чувством ощущения уюта, снова возвращает тебя к сознанию того, что ты находишься на Востоке, где, словно преисполненный томной неги и вдыхающий аромат дымящего кальяна, чувствуешь себя совершенно далёким от этого мира.

Если обратиться к самим архитекторам, то по их задумке такая конструкция потолков должна была собою напоминать «ханский шатёр». Более того, по замыслу архитекторов, этот шатёр был рассчитан на все четыре времени года и соответственно имел четыре варианта, предусматривавшие снятие предыдущих конструкций и заменой их новыми. Цветовая гамма также соответствовала определённому времени года. Однако этому залу так и не довелось «сменить» одежду ни разу, поскольку вскоре после постройки в России, как известно, изменилась ситуация (начало Первой Мировой войны, 1914 г.), ну, а затем уже и сама революция, которая в скором времени добралась до Бухарского ханства.

Миновав ещё одну комнату, которая называется «Канцелярией (или комнатой писарей)», мы попадаем в «Чайную комнату» — большое и светлое помещение, украшенное весело и ярко всевозможными витражами и заставленную многочисленными декоративными вазами и кувшинами, преимущественно японского и китайского происхождения. В зимнее время эта комната являлась своего рода оранжереей, где выращивались цветы

Наконец, пройдя анфиладу помещений, мы выходим через боковой выход вновь во внутренний двор, но уже значительно дальше от того места, где мы первоначально вошли. Сразу на крылечке нас встречают «львы» (и снова связь с Питером!), сделанные местными мастерами из газганского местного мрамора. На фоне этих львов очень часто любят фотографироваться туристы.

Несколько в стороне от основного здания дворца находится ещё одна небольшая постройка, именуемая как «восьмигранник». Эта постройка была сделана по приказу эмира Алим-хана и предназначалась для одной из дочерей Николая II — княгини Ольги. Эмир, который по некоторым данным, исходящих из косвенных источников, был неравнодушен к этой особе, неоднократно приглашал её в гости, но последней так и не довелось приехать в Бухару.

В самом центре этого здания находится восьмигранная комната, по внешней окружности которой расположена анфилада комнат, переходящих одна в другую. Стены и потолки всех комнат богато раскрашены растительным и геометрическим орнаментом. Мотивы орнамента самые различные: в центральной зале можно встретить элементы, свойственные русскому орнаменту. Особое зрелище представляет потолок центральной комнаты, который буквально облит сусальным золотом и выдержан в очень тёплых тонах.

В настоящее время, здесь размещён музей национальной одежды: прогуливаясь по всему периметру здания всюду можно заметить выставленные экспонаты, демонстрирующие различную одежду и обувь, которую носили жители Бухары в конце XIX начале XX веков.

Наконец, пройдя через небольшую аллею, можно выйти прямо к хаузу (бассейну), рядом с которым выстроена в своеобразном стиле восточная беседка, где царственная особа могла позволить себе отдохнуть, забыв на некоторое время все государственные дела.

Кстати, по поводу этого комплекса также существует глупая байка, вполне удовлетворяющая вкусам отдельных туристов, в воображении которых Восток немыслим без гарема и одалиск,

барахтающихся в пруду на потеху любвеобильному падишаху. Вам с удовольствием поведают в красках как эмир, сидя в своей беседке, бросает половину яблока в бассейн, в котором плавают его многочисленные наложницы, и как с остервенением последние бьются чуть-ли не насмерть за обладание этим фруктом, поскольку победительнице вместе с этим огрызком достаётся ещё один — эмирский — и право разделить царственное ложе в предстоящую ночь.

Ну что здесь можно сказать? Разве что, улыбнуться вместе с читателем…

Ну, и в заключение, хочется пожелать вам от всей души, чтобы по приезду в Бухару вам повезло на настоящего и толкового гида (а таковых, кстати, совсем немало), от которого зависит очень многое. Нам на такого гида повезло: спасибо, тебе, Римма. Рахмат-и-калон! (Спасибо большое!)

Ансамбль Ляби-Хауз

Лаби Хауз

Это излюбленное и самое популярное место отдыха не только туристов, но также и жителей Бухары. Однако, для начала я предлагаю ознакомиться со статьёй Е. Некрасовой, строго по-научному, без лишних сказок и легенд описавшей один из самых интереснейших ансамблей города.

Ляби Хауз — один из крупнейших архитектурных ансамблей (ХVI—XVII вв.), Бухары, расположенный в восточной части Хисар-и нaу, или Хисар-и берун (Нового города), и вытянутый в широтном направлении вдоль торговых улиц. Композиционным центром является большой хауз, по сторонам которого — две мадраса и ханака, возведённые из жжёного кирпича.

Мадраса Кульбаба Кукельташа (60—70-е гг. ХVI в.), названная по имени строителя — молочного брата и ближайшего соратника Абдуллахана II (1557—1598 гг., годы правл. 1583—1598 гг.), расположена в северной части ансамбля и главным южным фасадом обращена на торговую площадь. К западу от неё некогда находилась соборная мечеть Шона (снесена в 60-е гг. XX в.), возведённая отцом строителя Л. Х. — амиром Йар Мухаммадом-ата, воспитателем Абд Аллах-хана.

Традиционная в плане, мадраса по количеству худжр (более 150) — самая большая в Бухаре, приподнята на довольно обширной суфе — площадке («саҳн»), ныне укороченной более чем наполовину. Вход на главном фасаде оформлен монументальным порталом с глубокой сводчатой нишей, фланкированной по сторонам изящными колоннами из полупрозрачного зелёного оникса. Наружные боковые и задний фасады, подобно главному, оформлены по второму этажу глубокими лоджиями. В стенах вестибюля, состоящего из трёх помещений, вытянутых по поперечной оси, расположены входы — в мечеть, дарсхона (лекционная комната), на лестницы, ведущие на второй этаж в помещения библиотеки, и в коридоры, выводящие во двор. Дополнительные входы в мечеть и дарсхона устроены на главном фасаде, помимо этого последняя имела ещё один вход на восточном фасаде, оформленный глубокой сводчатой нишей. Квадратные в плане, с глубокими нишами на осях, мечеть и дарсхона имеют уникальные перекрытия, представляющие собой систему пересекающихся арок; в декорации использованы ганчевые своды и сталактиты. Большой двор мадраса обведён в два этажа аркатурой, за которой располагаются худжры, в некоторых из них сохранился декор — росписи, резьба по ганчу (алебастр). На главной оси двора устроены глубокие айваны, оформленные массивными порталами. На них сохранились фрагменты коранических надписей, выполненных почерком «сульс». В тимпанах арок снаружи и внутри здания остались незначительные фрагменты от некогда богатого декора расписной майоликой. До нашего времени на главном фасаде сохранились деревянные резные ворота, сильно повреждённые. Их полотнища, собранные из звездчатых фигур, образуют сложный гирих (орнамент).

В первые десятилетия XVII в. к югу от мадраса на средства вазира Имамкули-хана (1582—1642 гг., годы правл. 1611—1642 гг.)

— Надира Диван-биги были возведены основные сооружения ансамбля: ханака, мадраса и хауз, получившие названия по имени основателя. Ханака, ханега, хонако (от тадж. «хона» — «дом» и «га» — «место»), «такия» (араб.), «завия» (арабский, преимущественно в Северной Африке) — мусульманские культовые сооружения типа странноприимных домов, которые обычно являлись обителями дервишей (суфиев) и центрами пропаганды суфизма. Со временем ханака превратились в комплексные сооружения (иногда монастырского типа), включающие кельи, мечеть, зал для радений, усыпальницу патрона и др.

Ханака замыкает ансамбль с запада, возведена на довольно высокой суфе и обращена главным фасадом на восток. Стройный портал с глубокой нишей фланкирован угловыми башнями («гульдаста»). В боковых фасадах также расположены входы, отмеченные невысокими порталами. Первоначальный декор интерьера ханаки во время капитального ремонта при эмире Алим-хане, в 1914—1916 гг., был закрыт надписями и орнаментами, выполненными масляными красками. Над михрабной нишей приведены фрагмент коранической надписи и даты возведения и ремонта. Вокруг центрального зала в два этажа расположены небольшие худжры. В 70-е гг., на основании документальных остатков, был восстановлен мозаичный декор главного фасада. Прямоугольный, со срезанными углами хауз расположен к востоку от ханаки. Предположительно он устроен на месте более древнего и меньшего по размерам хауза. Это довольно сложное инженерное сооружение для хранения воды, поступающей по тазару (подземный канал, перекрытый сводом) из расположенного рядом Шахруда. Дно хауза покрыто водонепроницаемым раствором, ступенчатые стены сложены из блоков известняка.

Мадраса (1622—1623), замыкающая ансамбль с востока, имеет в плане неправильную конфигурацию, подчинённую топографии этого участка городской территории. Здание отличается от обычной мадраса рядом особенностей: отсутствием мечети, дарсхона и дворовых айванов; в восточной части имеется коридор, который вёл к конюшне. Это объясняется преданием, что первоначально сооружение задумывалось как караван-сарай, но в процессе постройки планы заказчика изменились. Главный фасад здания обычен для мадраса: в центре расположен мощный портал с двухэтажными лоджиями в крыльях, фланкированный на углах башнями. Большой интерес представляет восстановленная в 70-е гг. зооморфная декорация тимпанов портала, выполненная в технике полихромной мозаики: к лучистому солнцу устремляются фантастические птицы, держащие в когтях фантастических же животных.

В 1794—1796 гг. на северной стороне площади, неподалёку от мадраса Кукелташ, появилась мадраса дамулла Ир-Назар Ильчи, со временем превращённая в караван-сарай (снесена в 50-е гг. XX в.). Согласно преданию, деньги на её строительство были переданы послу амира Шах-Мурада (1741—1800 гг., годы правл.1785—1800 гг.)

— Ир-Назару Максютову Екатериной II.

Здания ансамбля Ляби Хауза отреставрированы.

А теперь возвратимся к легендам.

История этого ансамбля неразрывно связана с именем Надир-Диван-Беги, который был высокопоставленным сановником, визирем, а также он был дядей бухарского эмира Имам Кули-хана. Говорят, что когда Надир-Диван-Беги строил Ханаку, называемую и поныне его именем, рядом с местом строительства находилось большое домовладение, принадлежащее вдове — еврейке. Диван-беги решил, что это место, идеально подходит для устройства водоёма при мечети. Он обратился к вдове с предложением продать свой двор за любую хорошую цену. Но еврейка ни за что не соглашалась. Диван-беги тогда повёл её к эмиру, будучи уверен, что тот принудит её продать дом. Но Имам Кули-хан передал рассмотрение этого вопроса коллегии муфтиев. Мусульманские законоведы вынесли решение, запрещающее отнимать двор у еврейки силой, ибо, по их мнению, евреи должны пользоваться всеми правами наравне с мусульманами, потому что они платят налог «джизью», на право сохранения ими своей религии. Диван-Беги пришлось ограничиться устройством маленького водоёма, прилегавшего к дому, где жила несговорчивая вдова.

Но хитрый вельможа проложил арык, для своего нового пруда так, что он проходил прямо под стенами дома вдовы, несмотря на то, что прокладка арыка в этом месте обошлась ему дороже. Через некоторое время, когда вода стала подмывать фундамент дома, еврейка пришла к Диван-Беги, чтобы воззвать к его совести. На что он ответил, что, мол, его предложение остаётся в силе, и он сейчас же уплатит ей стоимость дома, лишь бы она согласилась продать его. Вдова ответила, что деньги ей не нужны и просит она только об одном, чтобы взамен её двора ей дали участок земли для постройки синагоги. Диван-беги согласился на эту сделку и передал в распоряжение женщины, свой участок земли, находившийся в квартале, ныне называемом «еврейским» или «старая махалля» («махалляйи-кўҳна»). Первая еврейская синагога в Бухаре, построенная в XVI веке, стоит и по сей день.

А на месте бывшего дома вдовы был установлен самый большой водоём города (46 x 36 м). Люди стали называть его Ляби-Хауз, что означает «у пруда». Примерная дата постройки 1620 год. Но среди народа сохранился и другой эпитет по отношению к данному комплексу: Хауз-и Базўр «построенный с принуждением», хотя, если быть правдивым до конца, то последнее название почти начисто стёрто из сознания бухарцев. Все привыкли уже отдыхать в полуденный зной в тени 500-летних чинар, расположенных вокруг водоёма, а потому название «Ляби Хауз» совершенно естественно и прочно закрепилось за этим красивым местом отдыха горожан и туристов.

Ну, а если вспомнить из всеми нами полюбившейся в детстве книжки Л. Соловьева «Повесть о ходже Насреддине», что именно в этом пруду был сначала спасён, а затем окончательно утоплен ростовщик Джафар, то восторжествовавшее чувство справедливости и удовлетворенное чувство мести позволят нам полнее расслабиться и насладиться ароматом настоящего зелёного чая со свежеиспечёнными в танўре горячими лепёшками.

Относительно недавно (с четверть века тому назад) между Ляби Хаузом и Медресе городские власти решили установить памятник литературному герою. Так сказать, «наш Дон-Кихот Ламанчский». И — ничего: прижился со временем этот памятник. Ежедневно возле него фотографируются десятки (а бывает, и — сотни) туристов, которые своими объятиями тщательно отполировали все бока бедному ишаку. А Насреддину хоть бы что: он по-прежнему улыбается всем и каждому своими узкими раскосыми и отнюдь не бухарскими глазами и, как бы подмигивая, призывает: «А давай ещё кого-нибудь утопим в пруду?».

Ближе к вечеру мы бы порекомендовали вам заказать шашлычок и сменить пиалу чая на что-нибудь более крепкое. Благо этого «добра» всегда хватает.

Справедливости ради, следует отметить, что еда здесь готовится вполне сносная, но не выдерживающая никакой критики со стороны испорченных различными кулинарными изысками местных жителей, и — надо отдать должное — это правда. Культ еды у некоторой части бухарского населения преобладает надо всем остальным, а потому, это качество, что называется, привито «с кровью и молоком».

Бухарцы, являясь истинными ценителями грамотно приготовленной пищи и утончёнными гурманами, очень щепетильно относятся не только к санитарно-гигиеническим нормам приготовления того или иного продукта, но зачастую, берут во внимание и такой немаловажный аспект, как — КТО именно готовил конкретное блюдо. То есть, особо обращая внимание на внешний вид повара, его манеру поведения, привычки и так далее. И — поверьте мне — такая «придирчивость» вполне обоснована и находит своё объяснение.

И в самом деле, есть в Бухаре специальные места, где превосходно готовят, к примеру, манты, тандыр-кабоб или рыбу, но это уже отдельная тема…

Ворота Бухары

Расположение ворот и границы стен города в разное время

По вполне понятным причинам, нами была перечислена лишь самая малая часть основных достопримечательностей родного города, поскольку формат представленной вашему вниманию книги зажат и ограничен определёнными рамками.

Тем не менее, рассказ о памятниках древнего города был бы не полным, если бы мы обошли молчанием информацию о крепостной стене, огибающей (и защищающей) весь старый город и в особенности — о её главных воротах, коих числом было одиннадцать. Ниже, мы хотим представить краткую информацию по данной теме.

В отличии от более древних и развитых соседних городов Варахши, Пайкенда и Самарканда, Бухара была основана в заболоченной дельте Зеравшана над которой возвышался рукотворный крепостной холм к подножию которого жались жилые кварталы. Лишь со II века до н. э. Бухара становится центром Бухарского оазиса и входит в Кушанское царство, а затем в государство Эфталитов.

Издревле бухарский шахристан исторически был разделен на четыре части, выделяющиеся и в наши дни по рельефу. Он был плотно застроен, обведён рвом и крепкими стенами, прорезанными семью воротами. Некоторые из них имели по нескольку названий, изменяющихся со временем. В южной стене находились ворота Мах (Базара, Мадины, Шахристан, Аттаран), в западной стене, обращённой к цитадели, располагались четверо ворот: Бану Саъд (или Саъдабад), Бану Асад (доисламское название Мухра), Кухандиз, Хак-рах (или Хуфре); в северной стене — Нур (с середины X века — ворота Мансура), в восточной стене — ворота Самаркандские внутренние (или Нау).

В середине IX века, при наместничестве Тахиридов (820—873 годы), вокруг Бухары была возведена внешняя стена. В её пределах находились: цитадель, шахристан, базар Мах, намазгах, и кладбище к северу от него, Кушки Муган, земли потомков Бухархудата и горожан на периферии обживаемой территории. Общая площадь города в пределах этих стен составляла более 700 гектаров.

Позже, шахристан стал называться шахри дарун («внутренний город»), или мадина, территория вне этих частей в пределах внешней стены — шахри бирун («внешний город»), или рабад (во внешней стене города были установлены 11 ворот).

Городские стены были укреплены при Караханидах и хорезмшахе Мухаммаде, разрушены в 1220 году войском Чингизхана, восстановлены позже и укреплены тимуридами Улугбеком и Ибрагим султаном.

При Абдулазиз-хане, в 1540—1549 годах были построены новые стены. При Абдулла-хане II, во второй половине XVI века в городскую черту были включены земли Джуйбарских шейхов, площадь города тогда достиг 500 гектаров.

В конце XVI — начале XX веков городская стена Бухары общей длиной 12 километров имела 116 округлых полубашен и 11 пар башен, флакирующих крепостные ворота. Стена была сложена из пахсовых блоков с прокладкой сырцового кирпича. Из 11 ворот сохранились лишь двое (ворота Каракуль и Талипоч), воссозданы четыре (ворота Самарканд, Хазрат Имом, Шейх Джалол, Саллаххона), утрачены пятеро (ворота Шергирон, Мазари-Шариф, Ӯғлон, Намозгох и Карши).

Итак, краткое описание всех 11-ти ворот Бухары.

Ворота Талипоч

Ворота Талипоч. Фото З. Виноградова, 1938 г

Ворота Талипоч (узб. Talipoch darvozasi) — крепостные ворота в Бухаре, воздвигнутые во второй половине XVI века, при правителе Абдулла-хане II, в тогдашней столице Бухарского ханства. Были врезаны на западной части бухарской крепостной стены. Являются одними из двух хорошо сохранившихся, из 11-ти когда либо существовавших ворот Бухары. Они также являлись одними из двух ворот Бухары, через которых проходила дорога ведущая в сторону древних Ромитана и Хорезма.

Около ворот выходила главная водная артерия города — канал Шахруд.

Через ворота Талипоч в древние времена вела свой путь северная торговая дорога. В Бухару приезжали целые караваны с различными товарами, каждый владелец которых в обязательном порядке облагался данью за право въезда в город и торговли на территории Бухары. Сегодня ворота Талипоч все также считаются довольно значимым объектом Бухары, хотя они уже совсем давно не выполняют свою оборонительную функцию, не собирают налог за въезд в город и не встречают многочисленные караваны. Организация ЮНЕСКО внесла их в списки объектов Всемирного исторического наследия.

Расположены ворота в квартале Хўҷа Гунҷори, поблизости от центрального городского базара и мавзолея Чашма-Аюб.

Ворота отреставрированы в 1960 году мастерами А. Саломовым и М. Мубиновым и в 2005 году — С. Каримовым.

Ворота Ӯғлон

Ворота Ӯғлон. Фото предположительно 1910—30 гг. ХХ в.

Ворота Ӯғлон (узб. O'g'lon darvozasi) — утраченные крепостные ворота в Бухаре, возведённые во второй половине XVI века при правителе Абдулла-хане II, в тогдашней столице Бухарского ханства. Были установлены на северо-западной части бухарской крепостной стены.

Получили своё название от находившегося за ними святилища Ӯғлон-ато. Соединяли северо-западную окраину города, «движение через них было сравнительно небольшое». Они являлись одними из двух ворот Бухары, через которых проходила дорога ведущая в сторону древних Ромитана и Хорезма. Разрушены при Советской власти, возможно, в начале 1950-х годов.

В своё время, перед воротами располагались торговые лавки и небольшой бакалейный базар, что дало название прилегавшему к этим воротам кварталу название Чорбакколи дарвозаи Ӯғлон. Этот квартал упомянут в вакуфной грамоте 1887—88 гг.

А также, близ этих ворот располагались крупнейшие кондитерские производства (ҳалвогары).

В наши дни, на месте ворот Ӯғлон проходит дорога, ведущая от Арка к дехканскому рынку города.

Ворота Ҳазрати Имом

Ворота Ҳазрати Имом Фото 1921 г. РГАКФД

Ворота Ҳазрати Имом (Хазрат-Имам; Имамские ворота) (узб. Hazrati Imom darvozasi) — крепостные ворота, воссозданные на прежнем месте в Бухаре. Впервые были воздвигнуты в XVI веке, в эпоху правления представителей династии Шейбанидов, в тогдашней столице Бухарского ханства.

Были установлены на северной части бухарской крепостной стены. Через них шло довольно оживлённое сообщение северной окраиной Бухары.

Ворота были возведены у одноимённого мазара, от которого и получили своё название. Среди населения Бухары существовало поверье, что в день воскресения мёртвых «двери рая откроются из Бухары, из-под Имама, помогающего в нужде». Бухарцы верили, что почитаемый Имом Абу Ҳафси-Кабир, называвшийся также Имоми-хoҷат-барор (Имам, «изымающий жизненные тяготы и нужду»), может помочь обращающимся к нему.

Высота ворот была 11,6 метра, а ширина — 23 метра.

Ворота были разрушены, с прилегающей к ним городской стеной, при Советской власти 17 мая 1939 года как «тормозящие нормальное движение в городе». Воссозданы 2012 году. Являются одними из 4-х заново воссозданных ворот.

Самаркандские ворота

Самаркандские ворота. Фото 1890 г. Поль Надар

Самаркандские ворота (узб. Samarqand darvozasi) — крепостные ворота, воссозданные на прежнем месте в Бухаре. Впервые были воздвигнуты во второй половине XVI века, при правителе Абдулла-хане II, в тогдашней столице Бухарского ханства. Были установлены на северо-восточной части бухарской крепостной стены.

Разрушены, с прилегающей к ним городской стеной, при Советской власти 17 мая 1939 года как «тормозящие нормальное движение в городе».

Воссозданы 2009 году. Являются одними из 4-х заново воссозданных ворот Бухары.

Ворота получили своё название от одноимённого города — Самарканда, с которым Бухара имела многовековую и постоянную связь. Проходящая через них дорога, также, вела в сторону загородных резиденций последних Бухарских эмиров — Ситораи Мохи-хоса и в Кермине.

Перед воротами (как снаружи, так и изнутри) были расположены торговые лавки и разнопрофильные лавчонки, а кроме того, небольшие базарчики. Сюда же, были перенесены из площадки между мечетью Калян и медресе Мири-Араб хлопковый базар («бозори ғўза») и базар коконов («бозори пилла»).

Ворота Мазари-Шариф

Ворота Мазари-Шариф. Фото 20-30-х гг. ХХ в.

Ворота Мазари-Шариф (узб. Mozori Sharif darvozasi) — утраченные крепостные ворота Бухары, возведённые (перестроены на место старых) в 1572 году при узбекском правителе Абдулла-хане II, в тогдашней столице Бухарского ханства. Были установлены на восточной части бухарской крепостной стены. Являлись одними из 11-ти когда либо существовавших ворот Бухары.

Разрушены, с прилегающей к ним городской стеной, при Советской власти 17 мая 1939 года как «тормозящие нормальное движение в городе».

Ворота получили своё название от находившийся не совсем далеко за ними мазара Бахауддина Накшбанда (ныне мавзолей Бахауддина Накшбанда), который и поныне считается главной бухарской святыней, пользуется широкой популярностью и привлекает множества местных и зарубежных паломников, а также туристов.

Ворота были большими и высокими, состояли из 18 «гультоҷ» («корон»), свода, тимпана и арки. Высота ворот составляла 11 метров.

По инициативе узбекского правителя эмира Насруллы (1827—1860) между воротами и мазаром была проложена ныне не уцелевшая булыжная дорога.

Вблизи от ворот Мазари-Шариф (несколько южнее) находился ввод главной водной артерии Бухары — канала Шахруд; наблюдательный пункт хальфы (заместитель раиса), который, наряду с другими государственными делами, занимался контролем водоснабжения Бухары; специальное посольское здание — «элчи-хона» (построено в конце XIX века под руководством Российких инженеров И. Саковича и Маргулиса), куда также помещались почтовая станция и телеграф.

Каршинские ворота (Қавола)

Каршинские ворота (Қавола)

Каршинские ворота (узб. Qarshi darvozasi) — утраченные крепостные ворота Бухары, воздвигнутые в XVI веке, в эпоху правления представителей из династии Шейбанидов, в тогдашней столице Бухарского ханства. Были установлены на восточной части бухарской крепостной стены.

Получили особое значение в конце XIX века, после проведения на средства Бухарского эмира узкоколейной железнодорожной ветки «Каган — Бухара» до близлежащей к воротам территории. Они также, являются одними из двух ворот, на которые были направлены основные силы Красной Армии, под командованием М. В. Фрунзе, во время Бухарской операции, которая началась 29 августа 1920 года. Со стороны Красной армии было задействовано около 7000 штыков, 2500 сабель, 35 легких и 5 тяжелых орудий, 8 бронеавтомобилей, 5 бронепоездов и 11 самолётов.

1 сентября в 5 часов утра правая колонна двинулась на штурм Каршинских ворот, который на сей раз увенчался успехом. Во время штурма Бухары сгорело (сожжено) около 3000 домов, разрушено и превращено в руины множество мечетей и медресе. Многие жители сбежали в окрест лежащие кишлаки (деревни), а иные и просто, в степь. Этот день запомнится бухарцам не только как «рўзи фироқ» («день расставания»), но и как «қиёмат-и асғар» (т.е. «малый конец света»). Полностью сгорят и сами Каршинские ворота.

Окончательно же, они будут разрушены и разобраны (с прилегающей к ним городской стеной), уже при Советской власти в 1941 году, как «тормозящие нормальное движение в городе». В настоящее время, практически, на их место установлены символические ворота.

Ворота получили своё основное название от одноимённого города — Карши, с которым Бухара имела многовековую и постоянную связь. Проходящая через них магистраль, также, вела в сторону одного из загородных летних резиденций последних Бухарских эмиров — Ширбудун. При эмире Абдулахад-хане (1885—1910) через них была проложена булыжная дорога от Новой Бухары до здания столичной почты.

Ворота Саллоххона

Ворота Саллоххона

Ворота Саллоххона (узб. Saloxxona darvozasi) — крепостные ворота, расположенные на юго-восточной крепостной стене города, были воздвигнуты во второй половине XVI века, при правителе Абдулла-хане II, в тогдашней столице Бухарского ханства.

По версии местного архитектора-реставратора З. Клычева, ворота получили своё название от скотобойни, находившейся за ними («саллох» /«қассоб»/ — «мясник»).

Соединяли город с близлежащими селениями, движение через которые было относительно небольшим. В рабочие дни значительное движение поддерживалось по дороге, ведущим к воротам Шейх Джалол и Саллоххона, за которыми находились многочисленные кирпичные заводы и печи, где обжигали гипс (ганч).

Также, возле этих ворот проживали и ремесленники, занимавшиеся кожевенным промыслом. Ремесло последних требовало присутствие воды, без которой не могла осуществляться обработка кожи. Вместе с тем, они обязаны были селиться таким образом, дабы не загрязнять воду, идущую от них по городскому каналу. Поэтому, кожевенникам предписывалось селиться в кварталах, расположенных на окраине города.

Преимущественно они проживали компактно в весьма ограниченных кварталах: Чармгарон и Хальфа Худойдод — около Шергиронских ворот, а также, в трёх кварталах (Эъшони пир, Арабон и Мир Маъсуд), расположенных у ворот Саллаххона.

Как было сказано в историческом документе от 17 мая 1939 года, «в связи с реконструкцией г. Бухары и огромным ростом транспорта», Бухарскому городскому совету было разрешено, снести городские ворота Саллаххона с прилегающей к ним городской стеной.

Заново, на своём прежнем месте, ворота были воссозданы в октябре 2009 года.

Ворота Намозгох

Ворота Намозгох. Фото 20-30-х гг. ХХ в.

Ныне утраченные ворота Намозгох (узб. Namozgoh darvozasi) были построены во времена династии Караханидов в 1119 году мастером Усто Бако. Со временем отреставрированы в 1540-1550 годах Абдулазизханом. Ворота были отделаны красивой майоликой, облицовочными плитами и терракотом, аркой и сводом в стиле «китеба», цветники состояли из шести цветов, верхняя часть ворот 12 цветников — «гультоҷ». Находились на южной части бухарской крепостной стены.

Рядом у ворот находился дом (ныне дом-музей бухарского купца) принадлежавший первому руководителю правительства Узбекской ССР — Файзулле Ходжаеву. Ворота разрушены при Советской власти, возможно, в начале 1950-х годов.

Ворота Намозгох соединяли город с популярным местом культа — мечетью Намозгох, куда в мусульманские праздники (Иди Курбон, Иди Рамазон) стекалось всё мужское население города.

Здесь же, за стенами города, находился бараний базар, где в в дни праздников устраивались народные увеселения «кокбари» («козлодрание»).

Высота ворот была 11,6 метров, а ширина составляла 13,8 метра.

Ворота Шайх Ҷалол

Ворота Шайх Ҷалол. Фото из коллекции МАЭ РАН, 1898—1902 гг.

Ворота Шайх Ҷалол (узб. Shayx Jalol darvozasi) — крепостные ворота, воссозданные на прежнем месте в Бухаре. Впервые были воздвигнуты, наряду с не уцелевшими хаузом, минаретом и мечетью, в честь учителя (пир) донатора строительства; в первой половине XVI века, на средства и по приказу правителя Абдулазиз-хана из династии Шейбанидов. Абдулазиз-хан был одним из учеников (муридом) шейха Джалола.

Ворота были установлены на юго-западной части бухарской крепостной стены. Также, рядом с ними, были построены хауз (бассейн), минарет и комнаты мечети, которые с течением времени обветшали и пришли в негодность. Рядом с воротами находились мечеть (хонакох) и мазар шейха Джалола. Среди жителей города этот мазар почитался особо и слыл как исцеляющий детей больных коклюшем. Рядом с мазаром также, располагался небольшой алтарь (чироғ-хона), где приходившие к мазару возжигали светильники.

Ворота соединяли Бухару с близлежащей окраиной города. «Движение через них было сравнительно не большое». Они считались одними из старых городских ворот, так как были единственными, сохранившие остатки первоначальной облицовки из мозаичных украшений. Высота — 11,1, а ширина — 14,2 метров.

Простояли они вплоть до 1968 года и были разрушены при Советской власти.

Воссозданы в 2008—2009 годах. Являются одними из 4-х заново воссозданных ворот Бухары. Находятся на улице им. М. Икбола.

Каракульские ворота

Каракульские ворота. Фото 1923—27 гг. Муса Саиджанов

Каракульские ворота (узб. Qorako’l darvozasi) — крепостные ворота в Бухаре, воздвигнутые во второй половине XVI века (в промежутке 1558—1575 годов), при правителе Абдулла-хане II, в тогдашней столице Бухарского ханства.

Были установлены на юго-западной части бухарской крепостной стены. Являются одними из 2-х хорошо сохранившихся из 11-ти когда либо существовавших ворот Бухары. Они также, являются одними из двух ворот на которые были направлены основные силы Красной Армии, под командованием М. В. Фрунзе, во время Бухарской операции.

В прежние времена именно из этих ворот благочестивые мусульмане выходили за черту города для того, чтобы отправиться в далёкое паломничество (хадж) к святыням — в Мекку и Медину. А во времена Великого шёлкового пути, через эти ворота в Бухару въезжали караваны с купцами из таких стран, как Иран, Афганистан и Турция.

Ворота получили своё название от одноимённого населённого пункта — Каракуля, расположенного в 60 км к югу от Бухары.

Каракульские ворота были капитально отреставрированы в ХIХ веке, а в 1936 году была восстановлена южная башня ворот. Польностью же, отреставрированы в 1975 году мастером А. Асраровым. Находятся на улице «Мирокон» махалли «Сомонийлар боги».

Архитектурный памятник входит в «Национальный перечень объектов недвижимости материального культурного наследия Узбекистана» и является частью «Исторического центра города Бухара», включённой в список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО. В настоящее время является объектом туристического показа.

Ворота Шергирон

Ворота Шергирон

Ворота Шергирон (узб. Shergiron darvozasi) — утраченные крепостные ворота в Бухаре, возведённые во второй половине XVI века при правителе Абдулла-хане II, в тогдашней столице Бухарского ханства. Были установлены на западной части бухарской крепостной стены. Соединяли западную окраину города, «движение через них было сравнительно небольшое».

Дорога, выходившая через них, также вела в сторону самого крупного некрополя Средней Азии — Чор-Бакр.

Название ворот переводится как «завоевали львов». О причине присвоения им такого названия существуют две версии: первая связана с клетками для львов, находившихся возле ворот, второе — с отцом основателя династии Саманидов и охранявших его по ночам львов. Вторая версия относит нас к книге историка Х века Абу Бакру Мухаммаду ибн Джафару ан-Наршахи «Тарихи Бухоро» («История Бухары»).

Разрушены при Советской власти, возможно, в начале 1950-х годов.

Примечания

6

Интересно провести параллели с произведением Платона «Федон», в которой рассказывается о смерти Сократа. По аналогии, последними словами этого мудрого философа были: — Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте.

Асклепий (у римлян — Эскулап) — Бог врачевания греческой мифологии, воскрешал даже мёртвых. Петуха обычно приносили в жертву богу медицины за выздоровление. Возможно, великий философ хотел отблагодарить Асклепия за исцеление бессмертной души, которая наконец освободилась от оков тленного тела?

7

Статья была написана в начале ХХI в.

8

Таков расклад лиц сложился при правлении последних эмиров. Ранее же, в обязательном порядке, на церемонии присутствовали все главы тюркских родов, благодаря которым мангыты пришли к власти. В старом мраморном троне можно даже обнаружить небольшие ямки-отверстия (по диаметру монет), куда новоиспечённый эмир вкладывал стопкой известное количество золотых монет (по числу родовых племён), которые затем вынимались и передавались представителям этих родов.

9

Между прочим, по поводу названия этой мечети, у авторов данной книги существует своя версия, отличная от общепринятой. «При чём тут продавцы пряностей и благовоний („аттор“)?» — резонно может задаться вопросом обычный бухарец, знающий историю этого храма огнепоклонников, ибо существующая мечеть, как известно, была построена на фундаменте ещё более древнего святилища поклонников зороастризма. А вот ежели вспомнить про авестийский «атар», означающий «огонь», тогда название «Магоки Атар-и» («В глубине огня /святилища/») становится вполне естественным и логичным. Три главных храмовых огня в зороастрийской традиции имели сакральное значение и вместе с тем символизировали три сословия иранского общества — воинов, жрецов и общинников — скотоводов и земледельцев. Огонь, по преданию зажженный самим Кави Виштаспой, Атар-Виштасп (позднее, Адур-Гушнасп) находился в Мидии, в иранском Азербайджане в районе Шиза и был посвящен царю и воинскому сословию. Огонь Хварны — божественной благодати Атар-Фарнбаг был посвящен жреческому сословию и находился в персидском городе Истахр. Огонь Митры Атар-Бурзин-Михр — третий сакральный огонь зороастрийской религии был местом паломничества простого люда и находился в Хорасане (Парфия). По мусульманской легенде, этот огонь погас в ночь рождения пророка Мухаммеда. Погасший огонь на алтаре Весты возвестил скорое падение Рима. Погасший огонь на алтаре Атар-Бурзин-Михр стал предвестником разрушения империи Сасанидов и вытеснения зороастризма исламом.

10

Есть и другое мнение: «Мир» — сокращенное от «Амир» — «Арабский эмир».

11

В отличие от солнечного года, в лунном (по Хиджре) календаре насчитывается не 365 дней, а 354 дня. То есть, на 11 дней меньше. Таким образом, за 33 года «набегает» ещё один «дополнительный» лунный год. Следовательно, 35 солнечных лет равны 36 лунным годам.