Ужасы перистальтики

Глеб Соколов

5

Если бы он не решил все же снять куртку, то все, возможно, сложилось бы по-другому, но он решил все же зайти на секундочку в комнату, в которой он сидел еще с одним сотрудником и повесить на вешалку куртку — без куртки ему, все же, в волшебной кабинке будет удобнее… Он так и сделал… Зашел, скинул куртку…

Вдруг в комнату вошел директор…

— Ты чего опаздываешь?!..

— Я не опаздываю… — он оторопел. Он действительно не опоздал: он не пришел заранее, но и не опоздал!..

— Я распечатал тут у тебя продажи за последний месяц…

Только тут он заметил, что компьютер его включен… Директор подскочил к его компьютеру, стоя покликал что-то мышкой — он не понял что и где…

— Пойдем, мы начали раньше… Уже все сидят… Мне через полчаса надо уезжать, — директор повел его за собой.

Если бы не это «полчаса» он бы, наверное, не пошел за директором в комнату совещаний. Но тут во-первых ему как раз в этот момент было полегче, потом он настолько оторопел от того, что директор роется в его компьютере, что вообще вся проблема на какие-то мгновения вылетела у него из головы, и тут это сказанное «полчаса» подтолкнуло его подумать «протерпел столько, полчаса еще вытерплю… Тем более, что здесь уже есть куда в случае чего деться, самое страшное не произойдет, в случае чего, извинюсь и на пять минут выйду». Директор что-то спрашивал, думая подобным образом, он что-то невпопад отвечал и так они дошли до комнаты переговоров…

— А ты чего не взял с принтера продажи?

— А? Что?

— Я же тебе сказал — возьми с принтера продажи… Я только что распечатал… Давай быстрей!

Директор зашел в комнату для переговоров. Все, действительно, с серьезными лицами и раскрытыми блокнотами сидели за круглым столом, — он увидел это в приоткрывшуюся дверь.

Ничего не соображая он развернулся и подошел к стоявшему у большого стола секретарей сетевому принтеру, начал собирать с него бумажки…

— Приве-ет! — донеслось до него.

Он поднял голову: одна из секретарей улыбалась ему.

— Ну надо же! Никого и ничего не замечает!.. Все наверное о продажах думает! — улыбнулась она ему.

— Привет! — еле слышно проговорил он, собрал, наконец, все бумажки и поспешил в переговорную…

Он поздоровался, уселся между двумя другими сотрудниками. Все были хмурыми, в воздухе витало — директор раздражен и всеми недоволен.

Замелькацкий начал раскладывать листы отчета… Руки его дрожали от напряжения — он почувствовал, что ему стремительно становится хуже. Директор сидел как раз напротив него: на его одутловатом лице застыла презрительная гримаса. Верхняя губа то и дело поднималась, словно он собирался сказать что-то и в последний момент раздумывал, дряблая, с нездоровым желтым оттенком кожа на его щеках каждый раз дергалась, глаза оставались цепкими и холодными.

Кроме него и Замелькацкого в комнате собралось еще три человека: начальница отдела и ее подчиненная — Федорова и Богачева и Маркин — один из продавцов оборудования из филиала фирмы, находившегося на расстоянии одного перегона по метро. Именно он в этот момент и разговаривал с Федоровой по поводу поставки оборудования одному из клиентов, которым занимался ее отдел. К теме совещания этот разговор никакого отношения не имел. Маркин и Федорова недолюбливали друг-друга и споры между ними возникали постоянно. Директор смотрел то на него, то на нее…

В голове мелькнула отчаянная мысль: вот сейчас, пока они говорят, встать, извиниться и выйти минут на пять. В этот момент директор проговорил:

— Давай, откомментируй продажи…

Маркин и Федорова тут же смолкли. Ему продолжало становиться хуже. В эту секунду он не мог думать ни о чем, кроме того, что происходило внутри него. Каким-то странным, непохожим на свой собственный голосом он, тем не менее, начал: он просто начал зачитывать цифры, значившиеся в распечатанном отчете… Это зачитывание было единственным, за что он мог хоть как-то уцепиться, потому что мысли в голове не было ни одной, кроме, разве что «Зачем же я так?! Мне надо было встать и выйти!» Но он продолжал зачитывать, постепенно повышая голос…

— Я же тебе сказал: откомментируй! Что ты нам тут читаешь! — раздраженно прервал его директор.

— Прочитать мы можем каждый у себя в кабинете! — тут же подхватила Федорова, предпенсионного возраста, но бодрая, очень хорошо одетая и уверенно державшаяся женщина, с копной густых, крашеных волос на голове.

Она не любила молодых сотрудников и не упускала возможности показать директору насколько они плохи и ненадежны.

— Да, но тут очень важный момент!.. — бодро понес он, потому что как раз в этот момент состояние его дошло до критической точки и он инстинктивно стремился хоть чем-то отвлечь себя.

Он начал всерьез взвинчивая голос говорить какую-то чушь, про то, что в этих цифрах он видит определенную тенденцию… Директор внимательно смотрел на него.

Тут вмешался Маркин, — ловкий умный продавец, — он, конечно же, не упустил случая высмеять коллегу, заодно подчеркнув еще раз собственный профессионализм и компетентность…

Все знали, что между Маркиным и директором постоянно происходят доходящие до крика споры. Касались они размеров Маркинских комиссионных. Тот получал их от заключенных сделок. Директор, хоть и нехотя, постоянно уступал Маркину, угрожавшему, что уйдет к конкурентам…

Все постоянно шептались, что Маркина вот-вот выгонят, что он балансирует на грани, но тот, тем не менее, до сих пор был в фирме и по-прежнему вел себя крайне независимо и нагло.

Маркин убедительно и умно начал доказывать, что все, что он, Замелькацкий, только что сказал — полная ерунда. Директор поддержал Маркина и с ехидной улыбочкой посмотрел на Замелькацкого. Кризис, тем временем, был пройден и у него начало отпускать. Это облегчение после того, как он был на грани казалось совершенно неминуемого конца окатило его по нервам столь благодатной волной, что он почувствовал счастье и ему все равно было, что и кто в данный момент говорит… Все это было неважно!.. Главное, ему стало легче…

Маркин продолжал распинаться. Он постепенно выводил свою собственную теорию по которой получалось, что все продажи того оборудования, которым занимался Замелькацкий были осуществлены только благодаря отделу, в котором работал он, Маркин, что когда, тем не менее, требовалась поддержка и какое-то сопровождение контрактов от него, Замелькацкого, он не делал этого так, как того требовалось, потому что они слишком разделены: Маркин никогда не может найти Замелькацкого, когда он ему требуется, а потому он, Маркин, давно уже предлагал включить его, Замелькацкого, в состав их отдела (для Замелькацкого это означало только одно — потерю самостоятельности и, наверняка, дополнительную нагрузку и придирки, которых, работая с Маркиным, избежать будет невозможно).

Но облегчение было недолгим. С ужасом он понял, что оно опять начинает напирать. Его начал покрывать ледяной пот… Впрочем, он и так его уже несколько раз за это утро окатывал его с ног до головы. Он заговорил, перебивая Маркина, чувствуя, что на этот раз ему на ужасной грани не удержаться и надо бы прямо сейчас вставать и выходить, потому что еще несколько секунд — и будет поздно! Но он продолжал говорить, судорожно развивая свою речь, совершенно не соображая, что он говорит, в голове было только это «Что же через секунду будет?! Как же этот ужас пройдет?! Надо немедленно встать и выйти! Но это значит — прервать свою речь! Господи!» Ладони его были противно липкими от пота. Должно быть, в эту секунду он был бледен, как мертвец!

Он нес что-то про то, что та тенденция про которую он говорил — это вовсе не плод его воображения, что про эту тенденцию он вычитал из заграничных источников (он ничего такого нигде не читал!), что странно, как это Маркин не понимает, что продажи оборудования не могут не зависеть от сезона, так как есть периоды закрытия балансов и проч. (это звучало внешне правдоподобно и даже логично, но на самом деле ничего такого не было, продажи, вопреки логике, ни от какого сезона не зависели и он сам это лучше всех знал — иногда лучше всего покупали именно в тот момент, когда, казалось бы, клиентам должно быть совершенно не до покупок). В общем он сам, невольно, начал выводить и обосновывать систему там, где ее точно не было… Хотя!.. Иногда, ткнув пальцем в небо, можно нечаянно и попасть во что-нибудь…

Поджимало так сильно и отповедь была столь яростной, что Маркин опешил и, как понял Замелькацкий какой-то еще остававшейся свободной от происходившего с ним ужаса частью мозга, Маркин сдался, видимо решив, что все его нападки не пройдут.

И странно — Замелькацкий опять удержал все в себе и его опять отпустило. Большего наслаждения, чем в эту секунду он давно уже не испытывал, — ужасная лапа, сжимавшая его, разжалась… Невольно он сделал в своей речи паузу.

Директор — все-таки голова у него, надо было отдать должное, несмотря на всю раздражительность, работала отменно, — спокойно проговорил:

— Понимаешь, никакой тенденции, кроме той, что мы по твоему товару очень сильно отстаем, нет. Хотя и рынок и все преимущества по сравнению с конкурентами у нас есть…

Тут уж, после того, как сам директор при всех обозначил его вину, начала говорить Федорова — уж у ее-то речей тенденция всегда была только одна и совершенно предсказуемая: теперь получалось так, что во всех неудачах руководимого ей отдела виноват единственно он, Замелькацкий, потому что вовремя не встретился с тем, с кем она просила его встретиться, не предоставил данных, которые она просила его предоставить, не выбрал в переговорах ту линию, которую она просила его выбрать и так далее все в таком же духе.

Директор посмотрел на часы.

Измученный Замелькацкий тоже глянул на свои… Надежда охватила его — до истечения получаса, про которые обмолвился директор, оставалось не так уж и много.

— Что, спешишь куда-то? — неожиданно спросил директор, перебив Федорову (та тут же замолчала) и внимательно уставился на него.

Вопрос этот настолько поразил Замелькацкого, что вдруг его как будто окатили ледяной водой, и вся проблема прошла… По крайней мере так в ту секунду ему показалось… Ясно было, что директор не мог ни о чем догадываться, но все же!..

— Ты как себя чувствуешь? — вдруг проговорил директор.

— Что? — вытаращился Замелькацкий на него.

— Ну тебе вчера было плохо… Ты же сказал, сердце… Как сейчас чувствуешь себя?

— Хорошо… Нормально… — неожиданно бодро ответил Замелькацкий.

— Ой, здоровье — это самое главное! — запричитала Федорова. — Вот я занимаюсь теннисом, лыжами. Это помогает сохранять отличную форму! — конечно же не могла не подчеркнуть она.

— Ну вы когда меня с собой возьмете на лыжах, а?! — весело заговорил с ней директор, словно бы позабыв за секунду и о Замелькацком и о совещании. — Я вот все хочу на лыжах покататься!.. Как в школе, знаете, на уроках физкультуры… А то все приятели все этими горными занимаются… А я вот хочу на беговых, обычных, так, знаете ли, по рабоче-крестьянски…

— Ой, да бросьте вы, по рабоче-крестьянски… Да вся Норвегия только на беговых и катается… Мы вот недавно с мужем были там, у знакомых… — опять подчеркнула она свой активный образ жизни…

— Ну Мария Ивановна! Что же вы меня-то опять с собой не взяли! — весело воскликнул директор. — Ну я бы знакомых ваших конечно был не стал обременять, где-нибудь там рядом остановился в гостинице! Ну вот, опять не дали на лыжах покататься… — директор весело хлопнул ладонью по столу.

— В Норвегии! — воскликнул Маркин. — Сергей Васильевич! А чего вам эта Норвегия, вы поезжайте вон в Рязанскую область… Только лыжи получше смажьте… А то как за вами там мужички погонятся… — Маркин заржал.

— Все ты опошлишь! — покачал головой директор.

— Нет, а почему опошлишь?.. — возразил Маркин. — У меня вон у сына у одноклассника велосипед отобрали… Да-а, остановили в соседнем дворе, ссадили и привет!..

— Ой, ну Маркин опять эти свои ужасы начинает рассказывать — где ты их только выкапываешь…

— А он, Марь Иванна, просто вам завидует… Оправдывается, почему он спортом не занимается… Вон у него, смотрите, какой уже живот висит… Мол, с велосипеда садили, лыжи отобрали… Не на чем мол заниматься… — весело продолжал директор.

— Ой, да Маркина, пожалуй, ссадишь… — проворила Богачева. — Он сам у кого хочешь велосипед отберет…

— А вдогонку еще и лыжами по голове огреет!.. — заржал директор.

Один Замелькацкий не принимал участия в общем веселом разговоре.

— Не делайте из меня монстра!.. — проговорил Маркин. — Лыж у меня нет. Есть гантели. Но я их с собой не ношу. Так что не бойтесь…

— Иногда-то, признайся, все-таки носишь? — прищурившись, лукаво спросил директор.

— Ну если только в «Гарант» иду…

Все, кроме Замелькацкого, заржали: у их фирмы с «Гарантом» был долгосрочный контракт на поставку оборудования и запчастей, по которому «Гарант» непрерывно предъявлял всякие малообоснованные претензии…

— То-то я смотрю у тебя карманы оттопыриваются!..

— Сергей Васильевич, вы же знаете, там не только гантели!..

— Да уж, — проговорила Федорова. — Гантелями там вопроса не решишь…

— Нет, почему… Если они будут из золота! — опять весело заржал директор.

Все знали, что управляющий «Гаранта» получает от их фирмы постоянное вознаграждение.

Директор вдруг посмотрел на часы. Потом уставился на Замелькацкого:

— Будем считать совещание оконченным… Соберемся по тому же вопросу через неделю… А ты подготовь пока свои предложения, как увеличить продажи… Так сказать, о причинах колебания спроса мы от тебя теперь знаем, надо подумать, как им управлять…

Все поднялись. Опасаясь, что кто-нибудь, а может, даже сам директор продолжит с ним разговор, Замелькацкий неловко сгреб со стола свои бумажки и толком даже не сложив их, так и держа в руках эту бесформенную кипу торчавших друг из-за друга листков, поспешил прочь из зала для совещаний.

Выскочив за дверь, он, ни на кого не глядя — он прошел мимо секретарей — направился к двери туалета. Когда он взялся за ручку и открыл дверь, он обернулся: выйдя из переговорной, директор с ехидной улыбочкой смотрел на него… Замелькацкий дернулся и шагнул внутрь…

Он вышел из туалета. Дух его был, разумеется, в ужасном состоянии. Но особенно он в эти мгновения думал о последней сцене с директором — она произвела на него странное впечатление: неужели он обо всем догадался?! Но как?! Это невозможно!.. И чем это ему грозит?..

Он вошел к ним в комнату. Кроме него в ней сидел еще один и одно рабочее место было свободно — сотрудник, который на нем раньше сидел, уволился, а нового так и не взяли. Сейчас в комнате был только один человек — Смирнов, его ровесник. С ним у него были отношения лучше, чем с другими — те были просто коллегами, со Смирновым они были друзьями.

— Черт знает, кого набирают… Пока тебя не было…

— Я был на совещании.

— На это место привели новенькую.

— Ну и как тебе новенькая сотрудница?

— Она приехала из какого-то очень далекого городка…

— Что же, никого поближе не нашлось?

— Видишь ли, наше общество вымирает.

— Это всем известно…

— Да, именно, вымирает… Понимаешь… Все очень хреново. Я сейчас говорил с Фадеевым — это был начальник департамента персонала — брать совершенно некого. Нет сотрудников подходящей квалификации. Я вот только что прочитал тут на одном сайте — доля престарелого населения увеличивается с восемнадцати процентов, которые есть сейчас, до двадцати шести, которые будут в скором времени…

— Какая тебе-то разница?

— Разница такая, что все, друг, очень скверно. Засыпая сегодня в одном обществе, мы не знаем, в каком проснемся на следующее утро.

Замелькацкий, наконец, уселся на своем стуле. Компьютер его был включен.

— Да, именно, ничего не знаешь про то, что наступит для тебя завтра!.. А ведь завтра очень многое может наступить!

— Послушай, как бы ты отнесся к тому, что у тебя вдруг начало бы обезображиваться лицо?.. — вдруг проговорил Замелькацкий.

— Не знаю… — испуганно ответил Смирнов. — Наверное, сходил бы ко врачу… А почему ты спросил?..

— Да так… Ни почему…

Смирнов замолчал и уткнулся в экран своего компьютера. Некоторое время они сидели молча.

— Нет, погоди… — Смирнов опять повернулся к нему. — А почему у меня должно начать обезображиваться лицо?

— Да не должно, конечно, я просто так проговорил.

— Ты бы сам-то поверил, что кто-то что-то говорит просто так?.. Почему-то же ты спросил. Почему вообще лицо может начать обезображиваться?..

Чувствуя, что Смирнов нервничает и просто так не отстанет, Замелькацкий принялся объяснять:

— Понимаешь, вчера я был на почте и там одна баба другой сказала, что по нашему району бегает какой-то бомж — у него страшно заразная болезнь, от которой обезображивается лицо… Вот и все.

— Ничего себе! — лицо Смирнова вытянулось. В глазах засквозила тревога. — Глупость какая-то!.. Нет, а почему ты меня спросил, что я стану делать…

— Да просто так! Что ты в самом деле!..

— Нет, ну просто так же не бывает ничего…

— Согласен. Не бывает!.. Тут сложный ряд ассоциаций… — начал, не выдерживая, раздражаться Замелькацкий. — Ты ведь сказал, что никогда не знаешь, в каком мире проснешься завтра…

— Да, говорил…

— Ну вот!.. А я вчера как раз вечером проснулся, подошел к окну, смотрю — во дворе стоит какая-то машина — как будто как из будущего. Я таких никогда в жизни не видел. Я и подумал… Знаешь, фантазия такая: думаю, а вдруг я заснул летаргическим сном и проснулся уже в будущем, где все другое — машины другие… Ты как сказал сегодня про то, что не знаешь, в каком мире проснешься, я сразу про это и вспомнил. А поскольку я после этого вчера сразу прошел на почту, то я тут же и про этого бомжа вспомнил…

— Постой, так ты что, с ним встретился?!

— Да нет, я про рассказ этой бабы вспомнил…

— А-а… — Смирнов внимательно разглядывал его.

— Ты смотри!.. — через некоторое время проговорил он. — Ты ведь нас обязан предупредить…

— О чем?..

— Если ты болен заразным заболеванием, ты обязан предупредить… Как это!.. Тем более…

— Ничего я не должен! — в раздражении воскликнул Замелькацкий. Весь этот разговор начал надоедать ему. Он жалел, что сказал про обезображенное лицо.

— Как это не должен?!.. — начал еще больше нервничать Смирнов.

— Ну хорошо: должен, должен!.. Успокойся… — Замелькацкий принялся перелистывать на компьютере листы отчета, всем своим видом показывая, что не хочет продолжать этот разговор.

Смирнов еще некоторое время с тревогой смотрел на него, но потом отвернулся…

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Прошло несколько мгновений и Смирнов встал и вышел.

Замелькацкий остался один… Он продолжал механически перелистывать на компьютере свой собственный отчет. Что же, черт возьми, произошло?!.. С ним и раньше подобное случалось… Со всеми случается. Когда это случилось вчера, подумал: «Что ж, случилось в самый неподходящий момент… Что ж!..» Но сегодня — опять! И опять неподходящий момент!.. Можно, конечно, грешить на пирожок. Но позавчера он не ел пирожков, а вчера утром это произошло!.. А потом весь день ничего не было: чувствовал себя нормально, не считая какой-то особенной сонливости. Что-то здесь не так… У него не болит желудок, все нормально… Уже два раза за два последних дня в самый неподходящий момент с ним происходит что-то совершенно ужасное!.. Да ведь именно эти два дня он живет на новой… То есть старой!.. На новой старой квартире!..

Он слышал, при переезде желудок может реагировать на воду, — на какие-нибудь непривычные примеси, содержащиеся в воде на новом месте… Но он переехал всего лишь из района в район!..

Вдруг он ощутил, что живот у него сводит. Страшно испугался, но тут же вспомнил — он же так и не завтракал сегодня! Сводит-то от голода!.. Боже мой, он совсем не следит за собой! Надо поскорей, поскорей пойти поесть!..

Он вскочил со своего места, подошел к вешалке, надел куртку и торопливо направился вниз, на улицу…