Адам & Адам

Глеб Соколов (2007)

Гомо сапиенс — венец творения?! Вы уверены? Новый Адам? Или старые трюки дьявола? Из глубин африканских джунглей выходит раса сверхлюдей. Останется ли человек человеком, или оставив землю «новому виду», покинет эволюционную арену?

3

У трупа Апельсина

— Я уверен, его прикончили свои!.. Это в их характере… Но конечно же, теперь все свалят на наших!.. — уверенно сказал Кожедубу Бухенвальд. — Ты должен найти этого паршивого индиго-убийцу!..

Прозвище Жора получил в юности: провалившиеся щеки, запавшие глаза, окруженные темными кругами, — будто долгие месяцы провел за колючей проволокой… Даже в печати его часто называли не по фамилии — Норицын, а старым партийным прозвищем — Жора Бухенвальд.

Оба по-прежнему стояли в зале, в которой на полу было распростерто тело убитого Апельсина. Кожедуб с неприязнью посмотрел по сторонам: ощущение у него было такое, будто он находится в каком-то зоологическом музее: между огромным чучелом крокодила, стоящим вдоль стены, и чучелом какой-то обезьяны у окна протянулись длинные застекленные полки. На них между разнообразных безделушек, видимо привезенных покойным хозяином из разных стран, стояли сосуды с большими высушенными пауками и ящерицами, яркие бабочки в коробках под стеклом, большущие яйца каких-то птиц. Стены были увешаны фотографическими картинками, изображавшими сцены из жизни дикой природы…

Все это животное разнообразие словно бы в какой-то момент замерло — крокодил разинув пасть, обезьяна словно бы собираясь уцепиться за ветвь дерева, паук — приближаясь к жертве, ящерица — собираясь стремительно исчезнуть под камнем, на котором она сейчас сидела. Словно бы замер и лежащий на полу хозяин всей этой коллекции. И только слипшиеся от крови волосы на его затылке говорили о том, что ему уже не подняться…

Над телом до сих пор корпел судебный медик. Кажется, разговор Кожедуба и Норицына, стоявших достаточно далеко от него — у окна в дальней стене кабинета, ужасно отвлекал его. Он пытался подслушать, о чем они говорят.

— Мое дело найти убийцу!.. — наконец спокойно проговорил Кожедуб и еще раз посмотрел на большого паука в банке, — а кем он окажется, пока судить рано.

Кожедуб в отличие от большинства сотрудников САГЕН вырос не в столице. Кряжистая фигура, массивные кулаки — пивные кружки, круглая голова с маленьким носом-пупочкой выдавали его простонародное происхождение. Он не боялся никого и ничего. Но мало было в том же САГЕН сотрудников, обладавших такой же врожденной интеллигентностью и обостренным чувством справедливости.

— Я знаю, кем он окажется!.. Он окажется индиго!.. — с раздражением произнес Жора.

— Я понимаю, что вам бы этого очень хотелось… — твердо проговорил Кожедуб. — Но я следую истине, а не собственным предвзятостям. Иначе бы я не работал в САГЕН…

— Хорошо, хорошо!.. Следуй истине… — Бухенвальд вдруг сменил тон и заговорил более мягко. — Мое дело высказать тебе свои предположения, свою уверенность в них. А там уж, конечно, определяй свою истину… Разве я против истины?! Я, наоборот, только за. И боюсь, что мешать тебе буду не я, а они — вот такие вот Апельсинчики. Только живые!.. Тут на днях приперся ко мне один… Бизнесмен из Испании. Фамилия у него соответствующая, испанская. Наранх… Да, кажется так… Хуан Наранх… И ну давай напирать!.. И то ему и се… Я, конечно, тоже заинтересован, но чувствую, что-то мне в его поведении не нравится. Что-то знакомое проскальзывает… Вечером в ресторан пригласил… Посидели, выпили… Пьет, скажу тебе, как лошадь!..

Жора хохотнул.

— Как лошадь, понимаешь, да?!.. И чувствую я — что-то в нем не то… А рожа такая компанейская, человечья. Испанская, конечно, но человечья!.. На прощанье обнялись… А утром мне один парень наш сказал — референт из инкомиссии, Наранх-то по-испански знаешь что означает? Апельсин!..

— Ну и что? — со скучающим видом произнес Кожедуб.

— А ничего!.. Мне, между прочим, наплевать!.. Я спокойно отношусь к проблеме…

«Нет, тебе не наплевать!.. — подумал Иван Кожедуб. — И к проблеме ты относишься не спокойно. К ней только мертвый спокойно относится… Разве можно к такому относиться спокойно?!.. Только неспокойствие твое — особенное. Слишком агрессивное!»