Город

Глеб Давыдов

Роман об экзистенциальном кризисе группы одноклассников, которые сталкиваются с жизненными трудностями и пытаются их преодолеть. Сквозным мотивом проходит странная тетрадь, которую один из героев случайно находит в больнице. Тетрадь является чьим-то неподписанным предсмертным дневником, но каждый из одноклассников смутно ощущает, что догадывается, кто ее автор. Дневник дает намек на то, что его написал один из них – тот, кто буквально прожил жизнь заново и хочет подать знак самому себе.

ТЕОДИЦЕЯ, ЧАСТЬ I

Салон автобуса носило из стороны в сторону, все скрипело и трещало. Александр безуспешно пытался заткнуть штору, раздражающе хлеставшую его по лицу, и при этом удержать сумку с конфетами и подарками для тети Гали. Мама рядом безучастно наблюдала за его борьбой со шторой. За окном тянулись однообразные заборы комбинатов и автобаз, линий электропередач и редких пустырей, окруженных лесополосами.

— Женщина, семнадцатый дом на следующей…

Мама дернулась, видимо уснула, поблагодарила и ринулась пробираться через салон, хватаясь за ободранные ручки кресел. Саша плелся за ней удерживая сумку между ног.

Они стояли у новенького универмага, украшенного еще только двумя типовыми вывесками — продукты и хозтовары, под которыми красками уже разместили стрелку «аптека, 150 метров» и «Видеосалон». Саша восхищенно присвистнул — такая дыра, а уже видеосалон. Автобус пыхнул сизым дымом и погрохотал в сторону. Асфальт кончился, началась территория нового микрорайона. Валялись какие-то обрезки проводов, бумажные пакеты с окаменевшим цементом внутри, щебень и гильзы из под порохового гвоздомета. Через дорогу, после траншеи, в которую только уложили трубы темнела огромная нелепая бетонная площадка. Саша инстинктивно поежился, казалось именно эта бессмысленная площадка с ограждением вызывает шквальный ледяной ветер вокруг. За площадкой, тянулся пустырь с редкими деревцами, высокими столбами ЛЭП и почерневшей трубой теплотрассы. А дальше, оказывается совсем рядом, едва в километре, среди тополей, виделись пятиэтажки микрорайона при оптическом заводе. Через пустырь идти всего ничего, а они автобусом тряслись добрых полчаса промышленными дорогами, чтобы не мешать спешащим в центр по автомагистрали более важным пассажирам.

Тетя Галя встречала их у подъезда огромной новостройки, чтобы они не потерялись в девственных унылых лестничных коридорах, в которых еще остались стройные ряды краски и какие-то трубы. Дома уже были гости, пахло мясом и коньяком. Первым делом ему впились в бок оленьи рога, когда он пропускал маму, которая активно доставала коробки конфет тете Гале и дяде Алексею. Тот, с неестественно красным лицом смущенно благодарил и косился на тетю Галю. Лев Владимирович, тем временем, пытался водрузить злополучные рога на полку наверху. Наконец все уселись. Саша огляделся, стандартная колода родственников, разве только какая-то новая девица его возраста сидела напротив. Глаза черные, острые, и странные губы. Она потягивала компот из стакана с цветным олимпийским мишкой и не менее внимательно оценивала его. Застолье только началось.

–… и вот живет там обособленный народ, юкагиры! Представляете? Их осталось человек шестьсот. А мы, значит, наше изделие там опробовали.

— Правда? Ёкакир?

— Юкагир! Рога эти они и преподнесли, мол, переставьте вашу машину на 100 метров в сторону, здесь, где окопалась то-ли священное место, то-ли захоронение какое-то… Представляете? Тысячи километров вокруг и попасть так. Давай, мне тоже салатику… На меня все и смотрят, Лев Владимирович, ваше решение? А мне что? Да какая разница то, говорю, давайте вот на соседней сопке и разместим, даже лучше.

— Лева, за тебя, с новосельем!

— Спасибо! Ух… а… да да, вот эту штучку попробуйте, Галина сама делает. Правда-правда. Тут же, подходит Степаныч, геолог, говорит, что же ты меня, друг, подставить решил, какая другая сопка, это же должностное преступление, как я в рапорте напишу? А я ему, не трусь, какой рапорт, маневр это, тактический, из соображений секретности, я бумажку черкану шестнадцатому отделу, что твою сопку сохраняем для машинки на бетонном цоколе, ее все равно в серию не поставят. Вот так рога эти я и получил…

Саша зевнул, спать хотелось зверски, а пронзительный сквозняк из отечественного стеклопакета напротив раздражал невыносимо, он встал и через открытую дверь балкона прошел на кухню. Молодая девушка сидела на табурете и пила кофе, заинтересованно подняла бровь и покосилась на него.

— Заскучал?

— Замерз больше. Я Саша.

— Привет. Был тут уже?

— Нет, впервые.

— Я тоже. Вообще здесь впервые, я с юга, откуда дядя Лева сам. В гости вот приехала, столицу посмотреть.

— И как тебе? Набережную видела, дворец?

— Не успела, покажешь мне завтра? Делать нечего, мать в музеи тащит, а мне хочется нормально погулять.

— Договор, завтра работы быть не должно. Вы где вообще, здесь остановились? Какое метро?

— Не… У Алексея, этого… Семеновича. Он сейчас в завязке.

В коридоре завозились. Гости собирались, нужно было помочь отдать соседям стулья.

Автобуса не было дольше обычного, Александр поискал в телефоне сохраненное смс с расписанием, нахмурился, словно ожидая, что его сердитость передастся незримому диспетчеру и он тотчас отправит нужный маршрут. «Нужно было ехать на метро» — подумал он.

— А 114-й уже ушел? — угрюмо спросили из-за спины.

— Сам жду. — буркнул он в капюшон.

Вокруг кипела жизнь, сигналили машины, жители торопились по своим делам, несло выхлопными газами, ранним снегом и дешевым кофе из киоска у остановки. Он махнул рукой и пошёл в сторону метро. Она не местная, все равно дождется.

Центр встретил привычным шумом проспекта, снующими туристами и запахом вареной кукурузы.

— Ну что пойдем?

— Ты опаздываешь, я не люблю. Пойдем. Только не быстро, не люблю когда быстро ходят.

Они свернули в сторону каналов, замедлили темп, чтобы она могла любоваться архитектурой.

— И как тебе наш город?

— Город везде один. Чем он отличается от прочих? Дома, люди, проспекты.

— История же!

— В каждом городе своя история, в каждом окне. Но ты не грусти, мне здесь нравится, очень даже современно. Что ты тут вообще делаешь?

— Да как все, доучиваюсь, работаю, интернет ставлю. Монтажник я. А ты?

— Интернет? Какая у тебя аська? Сохрани мою, спишемся потом. Я? Я просто живу, не знаю как ответить на твой вопрос. Живу, путешествую, плету фенечки и ловцы снов, рисую. Задаю вопросы. Вот, например, расскажи про свою школу?

— Да что рассказывать, обыкновенная школа, 290-я.

— Вот и я про что. Обыкновенная школа. Ты знаешь, что есть серии школ? Одинаковые здания, с одинаковой планировкой. Представляешь? И я и ты можем учиться в совершенно одинаковых школах, но за тысячи километров друг от друга. И другие тоже.

— Так строили же так. Кварталы одинаковые, все.

— Да, в этом прелесть. Ведь из одинаковых кварталов получаются не всегда одинаковые люди, хотя казалось бы, даже школьная программа одна и учебники и даже учителя. Вот у вас кто физрук был?

— Метр. Владимир Иванович. Смешной мужичок, лысый и в паричке. Над ним вся школа смеется. А он облысел после каких-то учений или испытаний, их взвод недалеко стоял, его и шарахнуло.

— Метр… А причем тут метр?

— Рост у него такой, низкий он.

— А, поняла, юмор. Хорошо. А ты какую музыку слушаешь?

— Я что на допросе?

— Нет. Мне же нужно как-то запомнить тебя, чтобы потом не перепутать.

— Ну спасибо.

— Не сердись. Физрук метр. Так интересно, я уверена такой же физрук есть и в другой школе, с такой же кличкой и такой же судьбой.

Северная столица нависала горгульями и атлантами, ажурными балконами и широкими витринами. Крепнущая экономика бывшей империи расцветала нелепыми пестрыми вывесками, словно одуванчики пробивающимися сквозь щели в асфальте. Бум интернета сквозил вездесущими проводами. Саше нравилась девушка, но то, как она постоянно умничала, невпопад вставляла цитаты популярной поэтессы и демонстрировала собственное превосходство его уже не забавляло, а начало раздражать. Жизни претит вычурность, а эта декоративная элитарность выдавала довольно посредственного человека.

Они свернули к царскому парку и вдруг Саша увидел своего давнего школьного друга, Колю Кривошеева. Коля выходил из парка и, завидев друга, вдруг отвернулся и прибавил шагу. Саша шепнул девушке «минуту» и подхватил Колю под локоть. Тот остановился, ощутимо покраснел и посмотрел на спутницу Саши.

— Коля, привет! Ты что тут делаешь?

— О, Санька. Да я тут по делам… — он махнул рукой, дав понять, что дела эти незначительные.

— Давно не виделись вообще, ты где сейчас, как? Кого из наших видел?

— Да я тут проездом, сам теперь живу на юге. Далеко… Ладно, было приятно, извини, очень тороплюсь. Всем передавай от меня большой привет!

— Хорошо, передам. Ты хоть напиши Томе, сотовый свой дай, а то связь держать же нужно.

— Ладно.

Коля растворился в толпе. Девушка скучающе разглядывала ажурные решетки царского парка.

— Одноклассник?

— Да, он в училище ушел, после девятого. Лет пять его не видел. Странно… какие дела у него могут быть в этом парке?

Она пожала плечами и решительно двинулась в сторону мороженного. Саша оглянувшись поплелся за ней. Ему показалось, что Коля в толпе, пошел в сторону церкви.

Саша был сердит до кома в горле. С девушкой они разъехались по домам рано, сразу после кафе. И тут же, словно зная, что у него есть свободное время, ему позвонил начальник и, раскидываясь обещаниями и неоспоримыми аргументами попросил заехать к каким-то бандитам из автобазы и проверить, что у них с интернетом. Антон, его босс, боялся их настолько, что сам не решился поехать, а отправил туда его, посулив двойную ставку за вызов. Зашипела дверь, он подбив тяжелую сумку с мотком кабеля и дрелью, вышел и осмотрелся — кругом тянулись серые заборы, склады, шиномонтажные мастерские и боксы по покраске автомобилей. Над всей этой серой пестротой угрюмо возвышалась башня конструкторского бюро, бывшего научного института. Дядя Лёва когда-то приходил там стажировку, азартно рассказывал как там все разворовывали и он приобрел новый, на тот момент, японский осциллограф. Сейчас на здании висел горизонтальная вывеска в несколько этажей — «институт бизнеса».

Он подошёл к проходной, у которой среди проржавевших грузовых микроавтобусов белел новенький мерседес.

— «Скай-интернет», по вызову, куда идти? — буркнул он сидящему на проходной мужчинке.

— Прямо и направо.

Он прошёл по коридору, его резко схватили за плечо. Седовласый мужчина с золотыми зубами и неприятной ухмылкой развернул его и помахал перед носом кривым грязным пальцем. «Ты кто? Куда собрался? Что в сумке?» Саша напрягся, это было грубо и неприятно, он начал понимать, что Антон просто кинул его в сердце какой-то очень неприятной проблемы.

— А, интернет. Иди туда, смотри стены нам не попорть, если сверлить… сам потом замазывать будешь.

Саша вошёл в небольшой зал бывшей столовой. У высокого столика стояло двое мужчин, в углу, у окна, попивали кофе еще трое, а на скамье, у столиков, быстрыми движениями пересчитывал какие-то документы бледный и мокрый круглолицый мужчина, невозможно было определить или он молится или считает в уме листы. Трое у окна были типичной дворовой шпаной, нищей, но гордой, в рваных кедах, замызганных спортивках и куртках из кожзаменителя. Двое у столиков выглядели посолиднее. Один поменьше, с жиденькой челкой в кожаной штормовке с поднятым воротом, напоминавший неудачную копию графа Дракулы из поселкового театра. Второй, шарообразный, огромный, в аккуратном кожаном пиджаке и каких-то совершенно вырвиглазных красных кроссовках и такой же красной бейсболке. Его лицо также было красным, а губы круглыми, как у рыбы-прилипалы. Саша никогда не видел настолько странных людей. «Дракула» скосил на него свой взгляд и показал глазами где сесть и ждать. Страх начал уходить, Саша стал ощущать что все начинало превращаться в какой-то совершенно нелепый фарс. Ремонтом интернета здесь не пахло; никаких компьютеров в зале не было. Он стал разглядывать людей. Трое у окна, попивая кофе, обсуждали кто какую машину купит когда разбогатеет, заранее определяя все возможные проблемы эксплуатации. Двое у стола обсуждали трясущегося бухгалтера в его же присутствии, Губастый отчитывал Дракулу гунявым голосом: «Сеня мне неважно, это наш бизнес, если коммерсант не знает своих бумажек, не понимает их ценности то зачем нам такой коммерсант?» Трясущийся ломанным плачущим голосом выпалил «Да это же акты! Что я могу с ними сделать? Это… это макулатура… с чего вы взяли вообще? Никто так не делает…». Сеня-дракула развернулся вполоборота и процедил: «Давай, ищи! Из бумаг нам надо деньги делать!». Трясущийся закусил губу и роняя слезы продолжил перелистывать бумаги. Зрелище было тошнотворно-чудовищное.

Краснолицый повёл губами в сторону Саши, Сеня скосил взгляд и не поворачивая сказал «Хакер этот, я у кореша попросил, он и пригнал. Все для тебя брат.» Саше стало очень неуютно от картинности происходяшего, настолько, что он стал прикидывать, как можно быстро отсюда сбежать. К черту «Скай-интернет», к черту Антона, всех к черту. Губастый пространно посмотрел на него и вернулся к беседе. Дракула долго смотрел на стол, а после как актер юношеского театрального кружка, пересмотревший боевиков про итальянскую мафию выпалил задумчиво: «Босс, а если нет, что будешь делать? Мочить?» Последнюю фразу он проговорил с паузой, картинно подняв глаза на краснолицего. Тот только отмахнулся и указал пальцем на Сашу. Дракула вышел, вместе с трясущимся, приобняв его за плечи. Саша встал и подошёл. Несмотря на нелепый наряд и еще больше нелепые вблизи круглые губы, глаза у краснолицего были внезапно осознанными, цепкими и внимательными.

— Приветствую! Константин Анатольевич.

— Здравствуйте. Саша. — сдерживая дрожь пробормотал он протянув пятерню.

Костян брезгливо поморщился и руки не подал.

— Ты же хакер да? От Тохи? Знаю его маму, хорошая учительница. Такая тема, мы звонили спрашивали по поводу твоего этого интернета, можешь сделать?

— Да, конечно. А где точка, свитч?

— Какой еще свищ? Ты не понял меня. Я такую тему слышал, что банки сейчас все в интернете и можно прям через интернет в банк зайти, есть такое?

— А… но это не у нас, вроде только за бугром. У наших там только курс и новости.

— В смысле? — в глазах кости был неподдельный ужас — а там на счёт зайти нельзя? Если знаешь номер карты, можно как-то ввести?

— Ввести? — страх пропал, Саша стал понимать чего от него хотят. — никогда не слышал, там только вроде мобильный телефон пополнить можно как-то, без карточки, а больше я не слышал

— Вот у меня кредитки есть, я через них в интернете могу в банк зайти и перевести куда надо деньги?

— Честно говоря никогда о таком не слышал.

— Так а интернет твой зачем? Нельзя счёт так перевести, ты скажи?

— Я не слышал, чтобы в наших банках была такая функция. Пополнить можно только сам интернет, но только картой пополнения, такой конверт с кодом…

Костя долго и пристально смотрел на него. По едва уловимым движениям губ было видно, что он думает. Взгляд его просветлел.

— А скажи, через интернет можно найти такого человека, который сможет зайти на определенный компьютер? — Саша, с изумлением ощутил больше уважение к собеседнику, ум, заточенный под криминал, не имея никакого представления о современных технологиях метко щупал слабые места.

— Теоретически можно, но для этого нужен кто-то на стороне банка, или специалист по сетевой безопасности, кто сможет зайти в их сеть. Внутри сети можно дистанционно включить компьютер.

Глаза Константина бегали, было трудно понять, он разьярен и сейчас начнет бить или он думает еще больше.

— Ну ты сможешь это сделать?

— Честно говоря нет, я только настраиваю сети… Я никогда такого не делал.

Глаза Константина горели, он опытно оценивал правдоподобность услышанного, наконец он слега осунулся и прищурившись спросил, интонация была не угрожающей, а больше покровительственной, какие-то выводы для себя он уже сделал.

— А тебе кабель не нужен? Сколько ваш стоит вообще?

— Витая пара?

— Откуда я знаю, витая она или нет? Восемь жил внутри. У нас шесть бобин есть, тебе нужно?

— Ну обычно мы за два с половиной… ой, два… Надо вообще это у Антона, он за материалы… И финансовые вопросы. — Саше снова было неуютно и он не знал как правильно в такой ситуации нужно отвечать.

— Ну ладно, ты скажи ему и заедь забери. Сам приедешь и заберешь. Мне он не нужен, сами с пацанами рассчитаетесь. Ступай.

Саша быстро выскочил из зала. В коридоре он чуть не столкнулся со следующими посетителями. Зрелище было еще чудовищней, чем трясущийся бухгалтер ранее. Усохший старичок в сером пиджачке, левый рукав которого был подшит булавкой к карману, единственной правой рукой он сжимал шапку-петушок фестивальной расцветки. Старик был полон решимости отстаивать свою позицию, а вот его спутница, совсем осунувшаяся старушка с розово-бледными заплаканными веками под толстой оправой, уже явно отчаялась. Часто-часто она кивала головой и нервно поправляла висящий пустой рукав. Рядом с ними, оскалившись стоял седовласый мужчина с золотыми зубами, перебирая в руках какие-то документы.

Саше был противно и тошно от этого зрелища, он прошел по коридору, вышел и закурил. Сумка с дрелью отдавила плечо и он скинул ее на асфальт. Все, что он увидел несколькими минутами ранее, душило его изнутри. Страх уходил и мозг рисовал картины и оправдания и возмездия. Какая-то полная бессмыслица, бандиты, словно сошедшие с экрана низкобюджетного криминального сериала. Вели себя, как персонажи школьной постановки, при этом они всерьез вершили чьи-то судьбы с высоты своего откровенно отсталого мозга. Вот оно, то самое бремя страны, в застенках забытой автобазы плодится и крепнет. Бремя страшнее карикатурного зла, посредственность помноженная на иллюзию силы и нежелание работать. Какой-то страшный сон, в котором люди с мышлением школьного хулигана вдруг стали чем-то управлять. А все, и он, Саша, стали их слушать.

Он бросил окурок, перешел улицу и дождался автобуса. Когда он уже сел, в окно увидел, как открылась дверь проходной, оттуда вышел старик и старуха, он сжимал шапку-петушок у груди, а старуха подняв ладони пыталась его успокоить. Дверь за ними захлопнул седовласый. Тут Саша вспомнил, что знал этого мужчину. Когда-то давно, в юности, он лежал в больнице, в хирургии, с аппендицитом, а мужчина лежал через кровать от него.

Дома горел свет только на кухне — значит папа еще задержался на работе. Мать выглянула из кухни с заговорщическим прищуром, значит с тетей Галей они созванивались и обсуждали, и тут же разочарованно протянула:

— А инструменты зачем? Вы что не гуляли? Ну, Санька…

— Гуляли, гуляли. Антон попросил вечером съездить. Не мог отказать.

— Конечно, Антону ты не отказываешь. Мой руки иди. Еда на плите, я отдохнуть уже хочу.

— Хорошо.

— Тебе Тамара звонила, просила напомнить, что у вашей Анны Генадьевны будет юбилей, на подарок надо будет собраться. Зайди к ней, как сможешь.

— Спасибо. А я Колю встретил у царского парка. — ответил Саша через плечо, намыливая руки.

— Какого Колю? — недоверчиво спросила из-за спины мама.

— Кривошеева. Мы в парк шли, а он оттуда. На юге живет теперь.

Мама подозрительно смотрела на него, непроизвольно принюхиваясь.

— Ты чего, мам?

— Коля же умер. Тома год назад на похороны собирала деньги…

— Как умер? А почему я не знаю?

— Саш, ты тогда в свой поход ходил… Ты уверен, что это был Коля?

Посетитель был нервный и сразу не понравился Степану. Длинный, остроносый, пахнущий одеколоном, с недовольным выражением лица и военным кожаным планшетом на поясе. Представился инженером по гарантии, это в такой-то дыре, который приехал поздним рейсом и про свободные комнаты узнал от вокзальных прихвостней. Теперь еще и делиться с ними этими шакалами копейками за клиента. Представился Игорем и затравленно озираясь спросил есть ли здесь горячий душ.

— Вы скажите спасибо, что мы туалет на ночь не запираем. — с удовольствием ответил он столичному хлыщу.

Дом отдыха железнодорожников по сути был бригадным домом машинистов и проводников, которых волей судьбы забрасывало в этот городок. Старинное здание со световым колодцем посередине, где, по замыслу, должен был быть зимний сад. Колодец опоясывали балконные галереи с комнатами. Столовой не было, ее занимал склад оргтехники, оградившийся от всех кирпичной стеной. Номер был четырехместный, Игорь сразу вспомнил летний лагерь из детства. Подушки-треуголки, тумбы, стол и этот удушающе-унылый запах накрахмаленных простыней. Одна кровать была занята, дырявое полотенце перекинуто через спинку.

— Валера. Сосед твой, на ночь. Принимай.

— Спасибо, Максимыч. Не беспокойся. — беззубой улыбкой ответил старичок с взлохмаченными седыми кудрями.

Посетитель сухо поздоровался, подвинул сумку к кровати, сел и выдохнул. По крайней мере ночь пройдет не на вокзале, в зале ожидания, а на кровати, под крышей, в этой откровенной дыре. С этажа выше доносилось хриплое пение «Я простой, как и все, житель южной столицы, люблю хряпнуть вина, вкус тандырной самсы или пиццы…». Сосед по комнате услужливо заверил: «скоро допьют и уснут, не переживайте, это каждую ночь так».

Близилось к полуночи. Посетитель, уже в удобной спортивке, сидел поперек кровати, упираясь затылком в стену и установив стакан с чаем на животе, оставляя круглый след на майке. Валера, в трениках и шлепках сидел на стуле посреди комнаты, залихватски заложив ногу за ногу, ожесточенно дул в свою кружку, прихлебывая из нее.

— Не понимаю я тебя. Назло сыну? И в этой вот дыре? — сказал Игорь, раздувая пар, поднимавшийся с его живота.

— А здесь не надо понимать. Понимать надо ученым. Мне достаточно верить, что я делаю правильно, по совести.

— Да кому какая разница к твоей правильности? Это не больше, чем твоя личная оценка, еще и основанная на воспитании. Не обижайся, но вопрос воспитания зачастую достается не совсем компетентным людям. Я не на что не намекаю!

— То есть по-твоему нет этой самой правильности? И для тех, кто верит, в Бога, в судьбу, в чудо — ее нет? Что же это массовое заблуждение?

— Правильности объективной нет и быть не может. Не больше чем удобный транквилизатор, чтобы не слететь с катушек от того, что мозгу больно, что все вокруг не имеет никакого смысла.

— Для тебя смысла может и нет. А для меня — вполне себе есть. Бог и есть мой смысл. Те испытания, которые он мне дает — есть смысл. Трудные? Да. Связанные с самым сокровенным? Безусловно, но испытания на пути.

— Некие люди, от лица Бога дали тебе свод условий, согласно которым ты, когда-то потом получишь вознаграждение, а все твои недруги по щекам с левой и правой. Мерками вот такого простака как ты, который на эти щеки и будет указывать. Вот только свод этих самых условий не совсем согласовывается в человечьей натурой.

— Некие люди? Да, пусть. Пусть даже плохие люди. Но чем портится хорошая идея, высказанная плохим, даже самым плохим человеком? Мысль от этого перестает быть хорошей?

— Не перестает, здесь ты совершенно прав. Но даже самая хорошая и гуманная мысль разбивается о твои гормоны, как волны о камень. Ты может и рад следовать этой хорошей идее. Но только ты в этом возу не возница, а только восторженный пассажир, описывающий поездку.

— То есть нет у меня воли? Гормоны за меня все решают?

— Я этого не говорил. Чтобы ты узником ходячей темницы себя не чувствовал у тебя есть небольшая фора. Сознание на пару шагов позади подсознания. Занимается неблагодарной работой — успокаивает мозг оправданием и описанием действий, которые он совершит через несколько секунд, иногда лет. И твоя чистая кристальная идея, вдруг ощущает короткий изьян. Вроде никто не видит, можно и согрешить. У кого-то заглянуть в забытый на заднем сиденье кошелек, а у кого бабу в подворотне схватить.

— Ну так это не гормоны, а соблазны, искушения. На то моя вера и есть. В этом и идея, сопротивляться.

— Святой Антоний! Сопротивляться он думает. Ты когда из своего монастыря уезжал, подушку под шары со льдом положил или сразу с азотом? А? Это какое интересное испытание получается? Тебя как рыбу вытаскивают из аквариума, кладут на стол и говорят: «милый мой, ты раб своих соблазнов, дышать водой тебе грешно, давай как силой веры воздухом, будь добр задыши!».

— С Верой и рыба дышать сможет, не будь она гадом.

— Сможет, кто ж спорит. Только трепыхаясь меж луж, пока никто не видит, естественным потребностям будет поддаваться. А главное кто ее обвинит? Кто эти судьи?

— Те, кто даже воздухом не дышат.

— Те же самые, кто у нас монашество воссоздал? А главное как? По книгам? Воспоминаниям? Или по лагерно-казарменному методу, потому, как эффективней этого метода еще никто не придумал. И эти судьи, грешней нас с тобой, вдруг получили право решать, что праведно или нет. И нести твою эту самую идею, как эскимо с говном. Кто дальше передаст. И ты здесь снова не больше, чем восторженный пассажир, который услышал, что тому, кто с этим эскимо до конечной доедет — без очереди квартиру дадут.

Конец ознакомительного фрагмента.