Двойник

Тесс Герритсен, 2004

Бостонскому судмедэксперту Мауре Айлз не привыкать к виду мертвых людей. Однако на этот раз ее охватывает настоящий ужас. Женщина, найденная убитой в машине возле дома Мауры, похожа на нее как две капли воды. Вскоре выясняется, что убитая – ее сестра-близнец, о существовании которой Маура, удочеренная еще в младенчестве, даже не подозревала. Но чья жестокая воля разделила сестер? И кто на самом деле был мишенью убийцы? Расследование этого необычного преступления уводит в далекое прошлое, полное темных тайн и невероятных открытий…

6

Маура сделала шаг, и яркое полуденное солнце сменилось прохладным полумраком церкви Пресвятой Богородицы. Поначалу она смогла различить лишь тени: смутные очертания скамей и одинокий силуэт прихожанки, сидевшей в первом ряду со склоненной головой. Маура скользнула в проход и опустилась на скамейку. Пока глаза привыкали к темноте, она позволила себе расслабиться, наслаждаясь благословенной тишиной. Прямо над ней находилось витражное окно, в насыщенных тонах изображавшее женщину с пышными локонами; она с вожделением смотрела на дерево, на котором висело кроваво-красное яблоко. Ева в райском саду. Женщина-искусительница, соблазнительница. Разрушительница. Маура ощутила прилив беспокойства и перевела взгляд на другой витраж. Хотя она и воспитывалась в католической семье, в церкви ей всегда было неуютно. Разглядывая изображения святых мучеников, она не могла отделаться от мысли, что, сотканные из плоти и крови, они не могли быть безгрешными. И их жизненный путь наверняка был усеян и пороками, и ошибками, и мелочными желаниями. Она, как никто другой, знала, что совершенство несвойственно природе человека.

Она поднялась со скамьи, повернулась к проходу и замерла. Прямо перед ней стоял отец Брофи, и свет, лившийся из витражных окон, окрашивал его лицо разноцветными тенями. Он подошел очень тихо — Маура не слышала его шагов, — и вот теперь они стояли друг перед другом, не решаясь нарушить молчание.

— Надеюсь, вы еще не уходите, — наконец произнес Даниэл.

— Я зашла на минутку, просто чтобы отвлечься, подумать.

— В таком случае я рад, что успел застать вас. Поговорим?

Она оглянулась на дверь, словно обдумывая возможность улизнуть. Потом вздохнула:

— Да. Пожалуй.

Женщина, которая сидела в первом ряду, обернувшись, наблюдала за ними. «Интересно, как это выглядит со стороны? — подумала Маура. — Молодой священник. Привлекательная женщина. Шепчутся под взглядами святых».

Отец Брофи, казалось, разделял неловкость Мауры. Он бросил взгляд на прихожанку и произнес:

— Лучше не здесь.

Они вышли в парк Джамайка-Риверуэй и побрели по тенистой аллее вдоль реки. В этот теплый день компанию им составляли бегуны, велосипедисты и мамаши с колясками. В таком многолюдном месте священник и встревоженная прихожанка вряд ли могли стать причиной для сплетен. «Так у нас и должно быть, — думала Маура, ныряя под развесистые ветви ивы. — Никаких поводов для скандала, ни намека на грех. То, чего я больше всего хочу от него, он не может мне дать. И все равно я здесь, рядом с ним».

Все равно мы вместе.

— Я все думал, когда же ты зайдешь, — сказал он.

— Я собиралась. Но неделя была очень тяжелая. — Она остановилась и устремила взгляд на реку. Гул городского транспорта заглушал плеск бегущей воды. — Сейчас я все время думаю о смерти.

— А раньше не думала?

— Думала, но не так. Когда на прошлой неделе я присутствовала на вскрытии…

— Ты присутствовала на них много раз.

— Да, но я не просто присутствовала, Даниэл. Я сама проводила их. Держала в руках скальпель, резала. Я делаю это почти каждый день и никогда еще не тревожилась по этому поводу. Может, я и огрубела на этой работе и уже не задумываюсь о том, что на самом деле режу человеческую плоть. Но в тот день вскрытие коснулось меня лично. Я смотрела на труп и видела себя на секционном столе. И теперь я не могу взять в руки скальпель, не вспомнив о ней. О том, какой была ее жизнь, что она чувствовала, о чем думала в тот момент, когда… — Маура запнулась и вздохнула. — В общем, тяжело возвращаться к работе. Вот и все.

— А это обязательно?

Вопрос святого отца, казалось, озадачил ее.

— А разве у меня есть выбор?

— Ты так говоришь, будто это рабская повинность.

— Это моя работа. Это я умею.

— Но это не значит, что ты должна так работать. Зачем тебе это?

— А зачем ты стал священником?

Настала его очередь растеряться. Отец Брофи на мгновение задумался, и блеск его голубых глаз приглушила тень от ивовых ветвей.

— Я принял это решение так давно, — произнес он, — что уже перестал задумываться и задавать себе вопросы.

— Ты, должно быть, очень верил.

— Я до сих пор верую.

— Разве этого не достаточно?

— Неужели ты в самом деле считаешь, что достаточно одной лишь веры?

— Нет, конечно нет.

Маура развернулась и пошла дальше по тропинке, испещренной солнечными бликами. Избегая встречаться с ним взглядом, опасаясь, что он прочтет слишком много в ее глазах.

— Иногда полезно оказаться лицом к лицу со смертью, — сказал он. — Это заставляет нас заново взглянуть на собственную жизнь.

— Я бы предпочла не делать этого.

— Почему?

— Я не сильна в самоанализе. Уроки философии меня всегда раздражали. На эти вопросы нет ответов. Вот физика и химия — другое дело. Это я могу понять. Естественные науки действуют на меня успокаивающе, потому что их законы воспроизводимы и упорядоченны. — Она остановилась и проводила взглядом женщину на роликах, толкавшую перед собой коляску с младенцем. — Я не люб лю того, что не поддается объяснению.

— Понимаю. Ты всегда стремишься решить уравнение. Вот почему убийство этой женщины выбило тебя из колеи.

— Это убийство — вопрос без ответа. Именно то, что меня бесит.

Маура присела на скамейку лицом к реке. День угасал, и в сгущающихся тенях вода казалась черной. Даниэл опустился рядом, и, хотя они не касались друг друга, она так остро ощущала его присутствие, что, казалось, его тепло обжигало ее обнаженную руку.

— Ты узнала что-нибудь новое от детектива Риццоли?

— Похоже, она не очень-то хочет держать меня в курсе.

— А ты ожидала, что она поступит иначе?

— Как полицейский, она, конечно, не имеет права посвящать меня в подробности.

— А как друг?

— Вот-вот, и я думала, что мы друзья… Но она сказала так мало.

— Нельзя осуждать ее. Жертва была найдена убитой возле твоего дома. Вполне резонно предположить…

— Что? Что я подозреваемая?

— Или что хотели убить тебя. Именно так мы все и подумали той ночью. Что в машине ты. — Он устремил взгляд на воду. — Ты сказала, что не можешь забыть вскрытие. А я не могу забыть ту ночь, когда стоял возле твоего дома в окружении полицейских патрулей. Я не мог поверить, что все это происходит наяву. Я отказывался верить.

Оба замолчали. Перед ними текла полноводная темная река, а за их спинами — река автомашин.

— Ты поужинаешь со мной сегодня? — внезапно спросила Маура.

Он ответил не сразу, и она вспыхнула от смущения. Какой глупый вопрос! Ей захотелось забрать слова назад, прожить заново последние шестьдесят секунд. Насколько проще было бы попрощаться и уйти. Но вместо этого она выпалила безумное приглашение, которое, как они оба знали, ему не следовало принимать.

— Извини, — пробормотала она. — Я понимаю, это не самая удачная идея…

— Отчего же, — сказал он. — С удовольствием.

Она резала помидоры для салата, и нож дрожал в ее руке. На плите дымилась кастрюля с цыпленком в винном соусе, и кухня постепенно наполнялась ароматами красного вина и курицы. Простое и знакомое блюдо, которое она могла приготовить быстро и легко, не заглядывая в кулинарную книгу. Да она и не смогла бы приготовить ничего более изысканного. Ее мысли были заняты мужчиной, который сейчас разливал по бокалам пино-нуар.

— Что еще я могу сделать? — спросил он, поставив один бокал на столик перед ней.

— Ничего.

— Приготовить соус для салата? Помыть зелень?

— Я пригласила тебя сюда не для того, чтобы ты готовил. Просто подумала, что здесь уютнее, чем в ресторане, где так многолюдно.

— Ты, должно быть, устала все время быть на виду, — сказал он.

— В данном случае я больше думала о тебе.

— Даже священники ужинают в ресторанах, Маура.

— Нет, я имела в виду… — Она почувствовала, что краснеет, и снова занялась помидорами.

— Думаю, люди удивились бы, увидев нас вместе, — сказал он и устремил взгляд на Мауру.

На какое-то время в кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком ножа по разделочной доске.

«Что делать со священником в кухне? — гадала она. — Попросить его благословить пищу?» Ни один мужчина так не смущал ее, ни с кем она не чувствовала себя такой уязвимой и порочной. «А есть ли у тебя пороки, Даниэл? — подумала она, высыпая нарезанные помидоры в салатницу и поливая их оливковым маслом и бальзамическим уксусом. — Защищает ли белый воротник от искушения?»

— Позволь мне хотя бы нарезать огурец, — попросил он.

— Ты что, не можешь по-настоящему расслабиться?

— Не могу сидеть сложа руки, когда другие трудятся.

Маура рассмеялась:

— Тогда подключайся.

— Я безнадежный трудоголик. — Он вынул нож из деревянной подставки и принялся нарезать огурец, чей свежий летний аромат тотчас наполнил кухню. — Когда у тебя пятеро братьев и сестра, все время приходится помогать.

— Так вас семеро детей? Боже мой!

— Уверен, то же самое говорил мой отец, когда узнавал, что на подходе очередной ребенок.

— И каким по счету был ты?

— Четвертым. В самой серединке. И по утверждению психологов, это означает, что я прирожденный примиритель. Вечно пытаюсь сохранить мир и покой. — Даниэл с улыбкой взглянул на нее. — А еще это означает, что я умею быстро принимать душ.

— И как же ты превратился из четвертого ребенка в священника?

Он перевел взгляд на разделочную доску.

— Как ты сама понимаешь, это долгая история.

— О которой тебе не хочется говорить?

— Возможно, мои мотивы покажутся тебе нелогичными.

— Забавно, но самые важные решения, как правило, бывают совершенно нелогичными. Взять, например, выбор спутника жизни. — Она глотнула вина и снова поставила бокал на столик. — Я, например, не смогла бы найти логичные доводы, чтобы оправдать свой брак.

Даниэл поднял взгляд:

— Страсть?

— Именно. Вот так я совершила самую большую ошибку в своей жизни. Пока самую большую. — Она снова глотнула вина. «А ты можешь стать следующей. Если бы Господь хотел от нас повиновения, Он не должен был создавать искушение».

Даниэл выложил нарезанные огурцы в салатницу. Маура наблюдала за тем, как он, стоя к ней спиной, ополаскивал нож в раковине. Высокий и стройный, он напоминал марафонца. «Зачем мне все это? — думала она. — Почему я выбрала именно его из всех мужчин, достойных внимания?»

— Ты спрашивала, почему я стал священником, — произнес он.

— И почему же?

Он обернулся и взглянул на нее:

— У моей сестры была лейкемия.

В замешательстве она не знала, что сказать. Не нашла подходящих слов.

— Софии было шесть лет, — продолжал Даниэл. — Она была самой младшей в нашей семье и единственной девочкой. — Он потянулся к полотенцу и вытер руки, потом аккуратно и неспешно повесил его на крючок, словно обдумывая, что сказать дальше. — Острая лимфоцитарная лейкемия. Наверное, этот вид болезни можно назвать удачным, если к лейкемии вообще применимы такие понятия.

— У детей эта болезнь с благоприятным прогнозом. Восемьдесят процентов больных вылечиваются.

Достоверное с научной точки зрения утверждение, но Маура тотчас пожалела о том, что высказала его. Бесстрастная доктор Айлз, привыкшая оперировать фактами и безжалостной статистикой. Вот так всегда она реагировала на чужие страдания, привычно играя роль ученого. Друг только что умер от рака легких? Родственник покалечился в автокатастрофе? Для каждой трагедии у нее находились нужные статистические данные, которые вселяли оптимизм и уверенность.

Она гадала, не показалось ли Даниэлу, что она отреагировала слишком безразлично и бессердечно. Но он не казался обиженным. Просто кивнул, приняв ее статистические сведения так, как она их и преподнесла, — в виде констатации факта.

— В то время пятилетние дети выживали значительно реже, чем сейчас, — сказал он. — К тому моменту, когда ей поставили диагноз, она уже была плоха. Не могу передать, насколько мучительно это было для всех нас. Особенно для матери. Ее единственная девочка. Ее малышка. Мне тогда было четырнадцать, и я взял на себя ответственность присматривать за Софией. Несмотря на повышенное внимание к себе, она никогда не была испорченной и избалованной. И всегда оставалась на редкость милым ребенком. — Он не смотрел на Мауру, а уставился в пол, как будто не хотел раскрывать перед ней всю глубину своей боли.

— Даниэл! — позвала она.

Брофи глубоко вздохнул и выпрямился:

— Не знаю, как рассказывать эту историю такому скептику, как ты.

— Что было потом?

— Доктор сообщил, что она безнадежна. В те времена мнение врача воспринималось как окончательный приговор. Вечером того же дня родители и братья пошли в церковь. Молиться о чуде. Так я думаю. Я остался в больнице у Софии. Она уже совсем облысела после курса химиотерапии. Помню, она заснула у меня на коленях, а я молился. Молился часами, давая самые нелепые клятвы Господу. Если бы она умерла, думаю, я бы уже никогда не переступил порог церкви.

— Но она выжила, — тихо произнесла Маура.

Он посмотрел на нее и улыбнулся:

— Да, выжила. А я сдержал все данные мной обещания. Все до одного. Потому что в тот день Он услышал меня. Я в этом не сомневаюсь.

— И где сейчас София?

— Счастлива в браке, живет в Манчестере. У нее двое приемных детей. — Он сел за кухонный стол напротив Мауры. — А я — это я.

— Отец Брофи.

— Теперь ты знаешь, почему я поступил именно так.

«Правильно ли?» — хотела спросить Маура, но не решилась.

Они снова наполнили бокалы. Маура нарезала хрустящий французский батон и перемешала салат. Разложила по тарелкам цыпленка в винном соусе. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок — не к сердцу ли Даниэла Брофи она стремилась, не его ли хотела завоевать?

«Может быть, именно от сознания невозможности обладать им я себя чувствую так спокойно. Он недосягаем, поэтому не может навредить мне, как это сделал Виктор».

Но, выходя замуж за Виктора, она тоже не думала, что он когда-нибудь причинит ей боль.

«Мы только думаем, что мы неуязвимы».

Трапеза уже подошла к концу, когда раздался звонок в дверь, от которого они оба вздрогнули. Хотя вечер прошел невинно, они обменялись тяжелыми взглядами, словно любовники, застигнутые врасплох.

На пороге стояла Джейн Риццоли, от влажного воздуха ее волосы превратились в неуправляемый взрыв черных кудряшек. Хотя вечер был теплым, на ней был один из тех темных брючных костюмов, который она обычно носила на работе. По мрачному взгляду Риццоли Маура догадалась, что она пришла не для светской беседы. В руке у Риццоли был портфель.

— Извините, что беспокою вас дома, доктор. Но нам необходимо поговорить. Я подумала, лучше увидеться здесь, чем у вас в офисе.

— Это связано с тем делом?

Риццоли кивнула. Излишне было уточнять, о каком деле идет речь; они обе знали. Хотя доктор Айлз и Риццоли уважали друг друга как профессионалы, их отношения по-прежнему нельзя было назвать дружескими, и сейчас обе испытывали некоторую неловкость. «Что-то случилось, — подумала Маура. — Она меня в чем-то подозревает».

— Входите, пожалуйста.

Риццоли зашла в дом и остановилась, учуяв ароматы еды:

— Я помешала ужину?

— Нет, мы уже поели.

Слово «мы» не ускользнуло от внимания Риццоли. Она вопросительно посмотрела на Мауру. Услышала шаги и, обернувшись, увидела в коридоре Даниэла, который нес в кухню бокалы.

— Добрый вечер, детектив! — воскликнул он.

Риццоли удивленно заморгала:

— Отец Брофи?

Даниэл продолжил свой путь в кухню, а Риццоли повернулась к Мауре. Хотя Джейн ничего не сказала, было совершенно ясно, о чем она думает. То же самое подумала и прихожанка в церкви. «Да, со стороны это выглядит дурно, но ничего ведь не было. Ничего, кроме ужина и светской беседы. Какого черта ты так на меня смотришь?»

— Что ж, — выдохнула Риццоли.

Слишком большой смысл был вложен в эту скупую реплику. С кухни донеслось позвякивание посуды. Даниэл загружал ее в посудомоечную машину. Священник, который у нее в кухне чувствовал себя как дома.

— Я бы хотела поговорить с вами с глазу на глаз, если это возможно, — добавила Риццоли.

— Это обязательно? Отец Брофи мой друг.

— Разговор будет не из легких, доктор.

— Я же не могу выставить его за дверь. — Маура замолчала, заслышав приближающиеся шаги Даниэла.

— Но мне действительно пора, — сказал он. И, бросив взгляд на портфель Риццоли, добавил: — Тем более что у вас деловой разговор.

— Да, вы правы, — подтвердила Риццоли.

Он улыбнулся Мауре:

— Спасибо за ужин.

— Подожди, — сказала Маура. — Даниэл! — Она вышла вместе с ним на крыльцо и закрыла за собой дверь. — Тебе не нужно уходить.

— Она хочет поговорить с тобой наедине.

— Извини, пожалуйста.

— За что? Вечер был чудесный.

— У меня такое чувство, будто я тебя выгоняю.

Он взял ее руку и сжал в своих теплых ладонях.

— Позвони мне, когда снова захочешь поговорить, — сказал он. — В любое время.

Она взглядом проводила его до машины. Когда Даниэл обернулся, чтобы махнуть ей рукой, в темноте мелькнул его воротник — белая вспышка в ночи.

Маура вернулась в дом. Риццоли все еще стояла в коридоре и наблюдала за ней. Разумеется, гадая об их отношениях с Даниэлом. Она не слепая и прекрасно понимает, что их дружба перерастает в нечто большее.

— Будете что-нибудь пить? — спросила Маура.

— С удовольствием. Только что-нибудь безалкогольное. — Риццоли погладила свой живот. — Малыш еще слишком мал, чтобы пьянствовать.

— Конечно.

Маура провела гостью по коридору, старательно играя роль гостеприимной хозяйки. В кухне она разложила по стаканам лед, налила апельсиновый сок. Себе в стакан плеснула немного водки. Обернувшись к столу, она увидела, что Риццоли выкладывает из портфеля папку.

— Что это? — поинтересовалась Маура.

— Может, сначала присядем, доктор? Потому что мои новости могут огорчить вас.

Маура опустилась на стул возле кухонного стола, Риццоли последовала ее примеру. Они оказались друг против друга, между ними лежала папка. «Ящик Пандоры, — думала Маура, разглядывая ее. — Может, мне лучше не знать, что внутри?»

— Помните, что я говорила вам об Анне Джессоп на прошлой неделе? Что самые ранние сведения о ней — шестимесячной давности и что ее местожительством числится пустая квартира?

— Вы называли ее фантомом.

— В некотором смысле это правда. Анны Джессоп на самом деле не существовало.

— Как это?

— А так. Анны Джессоп не было. Это вымышленное имя. А настоящее — Анна Леони. Примерно полгода назад она поменяла имя. Начала закрывать счета и покинула свой дом. С новыми документами она сняла квартиру в Брайтоне, в которую и не думала вселяться. Это был ложный след на случай, если кому-то удастся узнать ее новое имя. Потом она собрала свои вещи и переехала в штат Мэн. Поселилась в маленьком городке на побережье. Там и прожила последние два месяца.

— Как вам удалось это узнать?

— Я говорила с полицейским, который помог ей это сделать.

— С полицейским?

— Детектив Баллард из Ньютона.

— Выходит, вымышленное имя — не потому, что она скрывалась от правосудия?

— Нет. Наверное, вы и сами догадываетесь, от чего она скрывалась. Это старо как мир.

— Мужчина?

— К сожалению, очень богатый. Доктор Чарльз Касселл.

— Мне незнакомо это имя.

— «Касл фармасьютикалз». Он основал эту компанию. Анна работала у него научным сотрудником. У них началась связь, но спустя три года она попыталась уйти от него.

— А он ее не отпустил.

— Похоже, доктор Касселл не из тех, от кого можно уйти просто так. Однажды она объявилась в ньютонском травмопункте с фингалом под глазом. А потом стало еще страшнее. Началась слежка. Угрозы. В своем почтовом ящике она нашла дохлую канарейку.

— Господи!

— Да, вот такая любовь. Иногда, чтобы остановить мужчину, нужно либо застрелить его, либо сбежать. Может, она бы осталась жива, если бы выбрала первый вариант.

— Он нашел ее.

— Нам остается только доказать это.

— А это возможно?

— Пока нам не удалось встретиться с доктором Касселлом. Естественно, он покинул Бостон наутро после убийства. Всю неделю он находится в командировке, а дома его ожидают не ранее чем завтра.

Риццоли поднесла к губам стакан с соком, и звон ледяных кубиков вызвал у Мауры нервную дрожь. Джейн поставила стакан на стол и какое-то время молчала. Казалось, она тянула время, но для чего? Маура не понимала.

— Вам нужно знать про эту Анну Леони еще кое-что, — сказала Риццоли. И кивнула на папку, лежавшую на столе. — Я принесла это для вас.

Маура раскрыла досье и вновь увидела до боли знакомое лицо. Перед ней была цветная копия с небольшой фотографии — такие обычно носят в бумажнике. Черноволосая девчушка с серьезным взглядом в окружении заботливо обнимающих ее пожилых мужчины и женщины.

— И я могла бы оказаться на ее месте, — тихо произнесла она.

— Фотографию Анна носила в своем портмоне. Мы полагаем, что ей здесь лет десять, а это ее родители, Рут и Уильям Леони. Их обоих уже нет в живых.

— Это ее родители?

— Да.

— Но… они такие старые.

— Да. Матери, Рут, на этой фотографии шестьдесят два года. — Риццоли немного помолчала. — Анна была их единственным ребенком.

Единственный ребенок. Пожилые родители. «Я знаю, к чему она клонит, — подумала Маура. — И боюсь того, что она собирается сказать. Собственно, поэтому она и пришла сегодня. Дело не в Анне Леони и не в ее агрессивном любовнике; боюсь, у нее в запасе более интригующие новости».

Маура взглянула на Риццоли:

— Ее удочерили?

Риццоли кивнула:

— Госпоже Леони исполнилось пятьдесят два, когда родилась Анна.

— Старовата. В агентствах по усыновлению таких обычно не рассматривают.

— Вот поэтому они, вероятно, и организовали частное удочерение, через адвоката.

Маура подумала о своих родителях, уже покойных. Они тоже были немолоды, обоим далеко за сорок.

— Что вы знаете о своем удочерении, доктор?

Маура глубоко вздохнула:

— После смерти отца я нашла документы по удочерению. Все было оформлено через здешнего, бостонского адвоката. Несколько лет назад я позвонила ему, чтобы узнать имя своей биологической матери.

— И он назвал его?

— Нет, он сказал, что мои документы опечатаны. И отказался давать информацию.

— И вы оставили попытки?

— Да.

— Имя адвоката Теренс Ван Гейтс?

Маура лишилась дара речи. Не нужно было отвечать на вопрос; она знала: Риццоли прочтет ответ в ее изумленном взгляде.

— Откуда вы знаете? — спросила Маура.

— За два дня до смерти Анна зарегистрировалась в отеле «Тремонт» здесь, в Бостоне. Из своего номера она сделала два телефонных звонка. Один — детективу Балларду, которого в городе в тот момент не оказалось. Второй — в адвокатскую контору Ван Гейтса. Мы не знаем, зачем она хотела с ним связаться, он до сих пор так и не перезвонил мне.

«Вот сейчас все и выяснится, — подумала Маура. — И я узнаю, почему она здесь, у меня в кухне».

Конец ознакомительного фрагмента.