S-T-I-K-S. Товарищ Резак

Герман Горшенев, 2021

Эта книга – гимн продуманности, чувству долга и непоследовательности. Такого не бывает? Да, ладно! Книга не призвана обучить читателя социальной ответственности, но в ней есть ответы на многие животрепещущие вопросы. Что нельзя делать в Стиксе, если у вас не аутентичные уши? Кто хранит гранаты нолдов навалом в весёлых пластиковых ящиках? При каких обстоятельствах полночи смотрят запись чемпионата женской гандбольной сборной Массачусетского университета и сборной команды Мексики в записи от 1972 года? Как размер пасти коррелирует с графическим методом расчёта арочных силовых конструкций? Какие ценности находятся в магазине, в котором 50 лет ремонт не делали? Хотите знать ответы? Стикс вечен, бесконечен, и надо всего лишь перейти выступ Пекла. Кстати, ваша супруга часто отказывается ходить на этнографические выставки, стреляет в диджея и чинит танки? Нет? Странно.

Глава 5. Пёс. Коллега

Я прекрасно знал, куда бежать, и был в курсе расположения заражённых, несмотря на то, что оказался здесь впервые. Моё внутренне чутьё крепло с поразительной скоростью. Галоп сменяла рысь, а где-то приходилось двигаться ползком, подолгу замирая в укрытии. Я настолько доверился своему чувству, что пару раз даже позволил себе наглость пробежать между двух групп тварей. Я просто был уверен, что развитых среди них нет.

Спасаясь от очередных увязавшихся за мной нескольких бегунов и выбежав на поляну, я буквально носом упёрся в огромную клыкастую пасть. Зверь превосходил меня в холке раза в два, и был как минимум тонн пять весом. Ничего лучше, чем плюхнуться от неожиданности на задницу и сказать: «Ой!» — я не придумал. Зверь стремительно перепрыгнул мне за спину, и в несколько ударов прибил наиболее шустрых преследователей. Когтистой лапой он размашисто отшвырнул трупы заражённых подальше в кусты, метров на пятнадцать. Затем клыкастый гигант подошёл ко мне и оскалился:

— Добрый день, коллега, и чего вы здесь бегаете?

К такому повороту событий я готов не был, поэтому почесал в растерянности задней ногой за ухом и ответил:

— Я не знал, я вас не чувствовал, э-э-э… Ну, как сказать…

— Это у меня умение такое, я могу к очень крупным тварям почти вплотную подбираться, даже сенсы меня не чувствуют. На меня так часто натыкаются, бывает, иногда даже облегчаются, когда нос к носу сталкиваются неожиданно. Пока на пару метров не подойдут, вообще не замечают, — полуговорил-полуурчал мой новый знакомый, отрывая лапой увесистый кусок мяса от большой туши заражённого.

Убитый заражённый переродился явно из животного, и сейчас мой знакомый обедал. Протянул мне повисший на когте ломоть:

— Кушать будете?

Я? Эту гадость? Фу-у-у. Буду. Мне силы нужны, а с собой я ничего из еды не взял. Когда заикнулся кошке, что собираюсь с палкой колбасы в пасти по лесам бегать, то получил такой взгляд, что даже не стал выяснять, почему нельзя. Просто поел немного впрок — но это было уже давно.

— Спасибо! — я сосредоточился на еде.

Мясо было преотличным, и собака внутри меня ликовала, а за свою жизнь человека я ел вещи и похуже. Столовые в моей жизни были не всегда офицерские, случались и рабочие, а бывало, и вовсе на самообеспечении приходилось месяцами сидеть.

Мой новый знакомый не был похож ни на что из виденного мной ранее. Клочья белой шерсти выбивались из-под роговых пластин, образовывающих плотный панцирь, как у броненосца, а сверху его защищали массивные плиты вспененного бронекомпозита. Всё это было покрыто элементами динамической защиты. Когти и передний ряд клыков были протезированы металлом.

Разорванные тела заражённых валялись по краю поляны. Там тоже трапезничали. Если кто из тварей выходил к нам, то получал мощный удар лапой, и отлетал обратно, становясь уже едой на этом празднике обжорства. Офицерская столовая и столовая для рядового состава, пронеслась мысль, и я невольно оскалился.

Дав мне немного времени на еду, мой новый знакомый спросил:

— Дорогой мой коллега, куда вы так бежали, и почему один? Где вы живёте, и не встречали ли ещё кого из химер?

Я вкратце пересказал свои похождения. Про кошку ничего говорить не стал, пока не выясню все обстоятельства нашего знакомства. Задал встречный вопрос:

— А кто вы такой?

— Я Элвис — как и вы, тоже химера. Мне подошёл белый медведь, и так получилось, что нужно было набирать массу. Пришлось развиваться как кваз, и на меня навесили обязанности по дальним путешествиям. Я теперь, как Беллинсгаузен, могу в одиночку до самой Антарктиды дотопать, оставаясь незамеченным — а если кто заметит, то ломаю шеи. Вот такая теперь у меня научная деятельность. Я, мой друг, о вас обязательно сообщу, только с собой взять не могу. Вы пока тут сами. Куда я иду, там совсем гиблые места. Поживите среди людей и старайтесь меньше болтать, мы вас обязательно найдём. У нас целый город, но далеко.

Интеллигентный мутировавший белый медведь поднялся и глянул на меня:

— Покушали, коллега?

Я кивнул и тоже поднялся.

— Вы сейчас за мной двигайтесь, я в вашу сторону немного пройдусь. Дорогу для вас почищу, а то вокруг нас много заражённых собралось.

Покрытый бронепластинами, но удивительно подвижный гигант пулей понёсся вперёд. Такой скорости от столь массивной туши я не ожидал. Бежал за ним что было сил, уже не обращая внимания на окружающее. Заражённые от ударов лап летели в стороны, небольшие деревца ломались, а в кустах образовывались широкие проходы. Мой знакомый пёр как танк с полкилометра, а затем заложил поворот, махнув мне лапой, чтобы я бежал прямо. Заражённые побежали за ним на шум, но через полминуты я перестал чувствовать моего коллегу, а твари начали двигаться бесцельно кто куда. Это всё подсказало мне моё чувство, которым я уже довольно сносно приловчился пользоваться. Очевидно, Элвис включил своё умение быть неощутимым.

Мой поход был рассчитан на два дня, но получив возможность отдохнуть и поесть, да ещё имея в распоряжении такое чувство, я двигался намного быстрее расчётного. Весь день я труси́л за помощью. Собачья выносливость не идёт ни в какое сравнение с человеческой. Самый большой плюс к скорости давало точное знание расположения заражённых. Без него половину пути надо было бы ползти на брюхе, прислушиваясь к каждому шороху, а не переться, как я, сквозь кусты, распугивая мелкую живность. Я решил не останавливаться, пока могу бежать.

Через два часа после захода солнца мне удалось добежать до стен нашего стаба. Я опёрся лапами на массивные металлические ворота и завыл:

— У-у-у у-у-у-у-у у-у у-у-у-у-у!

Караульный, не заметивший, как я подошёл к стене, от такого звука уронил что-то тяжёлое и ойкнул. Сразу несколько лучей прожекторов направились на меня. После шоу с банками и заунывной истории Бублика и Коржа про патроны меня тут каждая собака знала. Ворота отворились, и на меня набросились с расспросами, что случилось, и где Корж. Они уже были на месте нашего боя, и встретили там целую орду заражённых. Разумеется, в живых никого увидеть уже и не ожидали. Я схватил зубами за рукав начальника караульной смены и пару раз дёрнул в направлении от стаба, а затем, вспомнив дурацкую картину, где охотничья собака показывала дичь, попытался воспроизвести стойку.

— Корж живой? — начальник караула взял мою морду и глянул мне в глаза, а я постарался как можно жалобней и утвердительней тявкнуть.

Меня крепко обняли:

— Блохастый, ты же ж псина!

Через десять минут никто не спал, а милитаризованная зона нашего стаба гудела как рассерженный пчелиный улей. Через двадцать минут бронеколонна в составе двух БМП, двух БТР и трёх пулемётных пикапов уже неслась на выручку моему другу. Я указывал направление, опёршись о торпедо, и изображал как мог позу охотничьей собаки, нацеленной на добычу.

Супермаркет мы нашли на рассвете. С моего ухода прошло чуть больше суток. Парни десантировались с брони, а я в сопровождении нескольких штурмовиков двинулся внутрь помещения. Кошки нигде не было, а вот трупы заражённых с поломанными позвоночниками нашлись. Около десятка неразвитых пустышей и бегунов валялись повсюду. Около тележки добавилось раздавленных банок с рыбой — очевидно, пантера перед уходом основательно подкрепилась.

Я подбежал к двери конторы и зубами крутнул многогранную ручку. Я это специально сделал, чтобы все увидели, что я и сам в состоянии открыть, и не строили догадок о загадочном некто, пришедшем мне на помощь. Корж был скорее мёртв, чем жив. Если бы помощь пришла завтра, то не факт, что мы бы нашли своего товарища живым.

Моё участие больше не требовалось. Над Коржом суетились знахари и военмеды, а я отправился к уже знакомой мне пирамиде из сырокопчёной колбасы. Содрав полиэтилен, я лежал на брюхе и неспешно жевал. Ко мне прямо на пол подсел один из бойцов, тоже взял колбасу и, ободрав её с помощью ножа, молча присоединился к моей трапезе, свободной рукой почёсывая мне загривок. Устал я порядком — почти вторые сутки без сна — и настроение было самым благодушным и сонным.

Из нирваны меня вырвало моё чувство. К нам с той стороны, откуда мы приехали, приближалась приличная толпа заражённых. Сколько — сказать я не мог, просто много. Я подорвался и, направив в ту сторону морду и придав своему телу охотничью стойку, зарычал, а потом завыл. Сидящий рядом парень, от такой смены моего настроения отдёрнул руку и отполз, активно двигая булками. Затем заорал:

— Тревога! Блохастый что-то показывает! Туда рычит!

Народ подорвался. Уже получившего первую помощь и уложенного на носилки Коржа сунули в броню, а бойцы срочно готовились делать ноги. Мне сразу поверили, и колонна начала движение не в сторону нашего стаба, а в противоположную. Через пару минут нас начали догонять заражённые. Они были повсюду и везде. Пока только бегуны, и опасности для брони они не представляли — а вот для пикапов всё было гораздо хуже. Мы всё ещё двигались по пересечённой местности и главную свою защиту, скорость, они использовать не могли, несмотря на лифтованную подвеску.

Я уже начал волноваться, но наш отряд выкатился на кластер с большим многополосным шоссе. Прекрасный асфальт со свежей разметкой в три полосы в одну сторону тянулся от горизонта до горизонта. Пикапы рванули вперёд, оставив заражённых кидаться на нашу броню. Вполне разумно. Бегуны и пара особо шустрых лотерейщиков ничего нам сделать не могли, а мехводы наших коробочек не стали рвать трансмиссии, а чинно проследовали за скрывшимися за горизонтом пикапами. Изредка слышались профилактические выстрелы из малошумного оружия. Твари прибывали.

Пикапы были уже очень далеко, а наша колонна замерла и, крутнувшись на месте, встала носами брони в сторону идущих тварей. Выполняя роль волнорезов, мы рассекали поток заражённых, которые шли по своим неведомым делам, насколько хватало глаз. По корпусу стучали, скребли и лезли сверху и снизу, пытаясь выцарапать добычу. Мехвод цокал языком и материл тварей за оторванные антенны и испорченное внешнее оборудование. Бойцы поудобнее расселись, а я опять подвергся нашествию чесальщиков. Под монотонное почёсывание со всех сторон и приглушённые бронёй звуки ударов и царапания я заснул.

Проснулся, когда мы ехали уже довольно долго. По разговорам понял, что пережидали около часа. Пикапы пошли на стаб по своему маршруту, объезжая орду по большой дуге, а мы, пропустив основную волну заражённых, спокойно поехали обратно. Непрошенных пассажиров, облепивших нашу технику, скинули по дороге, ободрав их об ветки деревьев, а особо цепким оказав помощь парой пуль из бесшумного оружия. Я слишком сильно устал и всё пропустил. Прошёлся по салону и заглянул в триплексы: яркий солнечный день и проносившиеся мимо нас деревья и кусты. Ничего интересного. По сторонам от нас стояли и бродили совсем маленькие группки заражённых. Я их чувствовал. По сравнению с тем, как я сюда бежал, тварей было на порядок меньше. Очевидно, всех заражённых подгребло ордой, и они ушли в сторону от нашего стаба.

Въезжали мы героями. Пикапы прибыли раньше нашего, и народ уже успел встать на уши, ожидая экспедицию спасения. Мальвина, как и положено жене, немного попричитала над бессознательным мужем, которого перетащили в бункер, выполнявший функцию полевого госпиталя. В милитаризованной зоне нашего городка архитектура была весьма оригинальна: пара этажей над землёй и три-четыре вниз. Тут обожали бункеры. В госпитале (именно так тут называли медучреждение, а не больницей или поликлиникой) два этажа с палатами были над уровнем земли, а реанимация, склады и палаты послеоперационного восстановления находились под землёй.