Этюды в жутковатых тонах

Герберт Грёз

Сборник рассказов о странных и порой жутких явлениях, порой случающихся в обычной повседневной жизни. Что бывает, если ненароком подсмотреть в чужое окно? О чем молчат перепуганные жители маленького городка? Может ли цирк быть не тем, чем он кажется? Загляните – и узнаете.

СТРАННЫЙ ЦИРК

Прошло уже много лет, но я помню все до мельчайших подробностей. Это одно из тех странных детских воспоминаний, которые остаются на всю жизнь, никак не меняясь со временем.

Мне было двенадцать лет, когда мои родители решили отправиться на автомобиле в наше первое далекое путешествие — в курортный город. До этого мы ездили к морю только на поездах. Стук колес, запах угля и креозота, жаркий ветер из открытого окна, бьющий мне в лицо, когда я лежу на второй полке, — все это мне казалось на тот момент в тысячи раз более романтичным, чем тряска в положении сидя в течение суток.

Впрочем, оказалось все совсем не так, и в автомобильном путешествии тоже нашлась своя прелесть, но рассказ не о ней.

Ехали мы к маминому двоюродному брату, сын которого был моим ровесником. Мы хорошо с ним дружили, хотя и редко виделись. Его звали Миша, он был слегка склонен к полноте, удивительно добродушен и спокоен.

В тот год мы окончательно почувствовали себя взрослыми: нас стали везде отпускать одних. На море, гулять, даже на дискотеки. И вот одним таким вечером, когда мы были предоставлены сами себе, бес нас попутал пойти в сторону от моря.

То, что это было не лучшим решением, мы поняли только когда Миша сообщил, что не знает района, в котором мы оказались.

— Улица Карбышева, — сказал я, осмотрев желто-серую стену дома, мимо которого мы шли.

— Не был ни разу, — ответил Миша. — А какая улица пересекает? Я плохо вижу, очки пора бы заказать, да бате стесняюсь сказать…

— Тихо! — прервал его я. — Пересекает улица Фрунзе. О, гляди-ка, цирк!

— Ух ты. А у нас в городе есть еще цирк, только он совсем в другой стороне. А про этот я не знал даже. Подойдем?

— А то нет! Я люблю цирк.

Здание уютно расположилось в красивом зеленом скверике, усаженном цветами и кустарниками. Цветастые афиши на металлических щитах зазывали на представление.

— Мишка, цена билета всего двести рублей! И начало через пятнадцать минут! Айда!

— Ну… А у тебя есть?

— Конечно! Ты глянь только, программа вообще улетная! Фокусы, волшебство, необыкновенные явления! И всего за двести! Давай, а?

Мишка был тем хорош, что редко спорил. И в этот раз он не стал изменять себе.

— Пошли. Каждый платит за себя.

Здание цирка, увешанное красочными афишами, сияло какой-то необычной чистотой и пахло свежестью, словно после дождя. У меня захватило дух.

— Два билета, — серьезно сказал я.

— В какой сектор? — совершенно без выражения спросила билетерша.

— А в тот, с которого лучше видно, — вмешался Мишка. — И если можно, ряд поближе.

— Есть такие билеты, — все с той же безразличной интонацией ответила служащая. — Сектор 5, ряд третий, места пять и шесть. Четыреста рублей.

Народу в рядах было не очень много, но чувствовалось, что этот цирк пользуется популярностью. Странно, что так дешево. И еще… Пахло здесь почему-то не тем своеобразным миксом, характерным для любого цирка. Не было тут ноток пота, животных, опилок, ткани. Нет. Снегом и порохом, а еще каким-то… металлом, что ли? Не знаю, как описать. Взорвите в Новый год петарду, пораньтесь о осколок бутылки от шампанского и засуньте кровоточащий палец в рот. Вот так пахло в этом цирке.

Грянули фанфары. Замелькали вокруг цветные пятна света от прожекторов.

И на арену выбежали артисты. И меня затошнило.

— Господи, Мишка, вот мы попали! Это цирк уродов!

— Спокойно! Это иногда бывает интересно. Сиди и смотри.

Не знаю, кому это когда было интересно. Слава Богу, они все сделали всего один круг по арене и убежали в тот же проем, откуда появились.

Свет под куполом погас. Представление началось.

Ярко-голубой прожектор высветил стоящую в центре арены девушку. Зазвучала странная атональная музыка, нелепый набор непонятных звуков. Девушка стала неестественно дергаться в разные стороны. Будто в ее теле не было костей. Она гнулась и сворачивалась, как резинка, не в такт этим странным и гнетущим воплям неизвестных инструментов. Но не прошло и минуты, как среди этого безумного диссонанса начали проявляться хорошо отрисованные басы, сердечным стуком заявила о себе перкуссия. И танец этой тонкой резиновой девочки стал удивительно красивым. Ее волосы разлетались вокруг маленькой головы, руки и ноги небывалыми переплетениями рисовали дивные узоры, а над всем этим плыла невероятно ритмичная музыка, прекрасная в своей чарующей жестокости.

Она танцевала минуты две, не больше. И она не ушла с арены, не убежала к униформистам, а просто исчезла, словно в кино. Цирк погрузился во тьму.

Конец ознакомительного фрагмента.