Туманная тишь

Герберт Грёз

Одним июньским утром молодой человек по прозвищу Кыц получает послание из будущего. Чуть позже в городском парке, вдали от водоемов, обнаруживают тело юноши с явными следами утопления. Начинается расследование, в котором принимают участие полиция, экзорцист, ведьма и человек с парадоксальным интеллектом.

Глава 6. Синяя шестерка

Ночь наступила тихо и внезапно, и я провалился куда-то в темную тишину, где были только прохлада и спокойствие.

А вот утро… Его едва ли можно было назвать приятным.

Где-то около половины пятого меня разбудила гроза. Та самая, что налетает порой внезапно, пугая юное лето грохочущими молниями и ураганным ветром.

Я закрыл окна, закутался в тонкое одеяло и попытался опять уснуть.

Но то ли впечатление от грозы оказалось слишком сильным, то ли волнения предыдущего дня сыграли роковую роль, но вместо спокойного отдыха я увидел страшный сон.

Передо мной стоит наполненный какой-то мутной и желтой водой стакан. Солнце освещает его, и веселые блики мерцают на поверхности, но то и дело набегают черные мрачные тучи, заставляя воду темнеть.

А в толще этой воды плавает фигурка человека. Нет, не игрушечная — живая! Человечек трепыхается, пытаясь преодолеть толщу мутной жижи над ним, но у него ничего не получается. Я вижу, как изо рта человечка вылетают пузыри воздуха, и как они становятся все меньше и меньше, и, наконец, исчезают совсем.

И маленькое тельце повисает между поверхностью и дном, опустив руки вниз, и медленно кружится в тихом водовороте.

Я вскочил на кровати, вытирая со лба холодный пот.

Срочно надо брать себя в руки. Так дело не пойдет.

Чтобы вернуть мозг в рабочее состояние, пришлось заварить себе крепчайшего кофе, достать из холодильника плитку шоколада и закурить.

Странным образом, мысли никак не хотели упорядочиваться и выстраивать хоть какую-то цепочку. Поэтому я решил записать все свои видения ручкой на бумаге, а потом, если будет нужно, показать их Лунному.

И решив для себя этот вопрос, я обратился к повседневности. Нужно было ехать.

На мое удивление, заказчик очень быстро принял проект и рассчитался. Я стоял на остановке автобуса, имея приличный запас денег в кармане, и тут мне пришла в голову очень внезапная идея. Следуя ей, я поднял руку, и вскоре автомобиль, раскрашенный в желтый и белый цвета, остановился возле меня.

— Авторынок «Антошка», — усаживаясь, скомандовал я.

— Добро, — кивнул таксист. — Решили сменить пеший ход на колеса?

— Да, созрел сегодня. Права давно уже есть, а вот до машины как-то руки не доходили.

— Ну, с Богом. Понадобится помощь — вот мой телефон.

— Спасибо!

Большая площадь, нагретая ярким солнцем, пахла асфальтом, бензином, маслом и резиной. Я шел, словно рыцарь джедай, ведомый Силой. Много машин оставались позади, подмигивая своими стеклянными глазами, улыбаясь приоткрытыми капотами. Но все они были не мои.

И вдруг мой взгляд пересекся с чьим-то другим. Не человеческим. Грусть в четырех фарах, обрамленных сияющим хромом. Темно-синие, даже нет, какие-то сапфировые плоскости, сверкающие под ярким летним светом. И седой старикан, с безнадежным видом жующий папиросу.

— Добрый день, — сказал я, подходя к машине.

— День добрый, — кивнул в ответ дед. — Посмотришь?

— Не буду, потому что уже вижу. Почем отдаешь?

— Пятьдесят, — вздохнул старичок. — Знаю, что дорого, да меньше не могу. Уж больно хороша. Для тех, кто понимает толк.

— Беру, — с ходу ответил я. — Без торга. Пошли с учета снимать.

— Что, вот прямо так? Даже не заведешь?

— Заведу, когда отдашь ключ, — на полном серьезе сказал я. — Я два раза повторять не люблю. Пошли оформляться. Вот деньги.

Я умом понимал, что этот безнадежный олдтаймер не может иметь такую цену. Тем более странно, что изначально рассчитывал расстаться с суммой вчетверо больше этой. И не советскую таратайку я хотел. Но какое-то внутреннее чутье оказалось сильнее. Что-то было в этом автомобиле безумно притягательное, некая волшебная сила, не позволяющая отвести от нее взгляд.

На удивление все формальности с документами и номерами решились как-то уж очень быстро. Благодарный дед, размазывая скупые слезы по глазам, проводил свою красавицу в новое свадебное путешествие, и я еще долго видел его в зеркала.

Есть ли сердце у автомобилей? Не знаю, но я почувствовал странное тепло буквально через десять минут после того, как уехал с рынка. Как бы ни чувствовала она, но я ее полюбил. Несмотря на тяжелый малореактивный тонкий руль и неудобную посадку, явно не рассчитанную на мои габариты. Едва ли прошла четверть часа, как я стал ассоциировать себя с этой машиной.

Не дошли еще стрелки до четырех, когда я подъехал к «Таинственному исчезновению». Лунного на борту еще не было. Пришлось подождать и съесть три порции мороженого, прежде чем его фигура замаячила в конце аллеи.

— Кыц на машине, — вскинув левую бровь, констатировал Лунный. — Внезапно и счастливо. Купил себе жуткий тарантас. И сейчас пребывает в надежде, что эта пенсионерка будет исправно катать его по всем нуждам.

— И покатает, — ответил я. — Она смотрела на меня через весь рынок.

— А, понимаю, — кивнул Лунный. — Тогда она и вправду твоя.

Он обошел вокруг машины, потрогал крылья, открыл все двери, и, наконец, сказал:

— Цвет красивый.

— И не только. Просто я тут подумал, что нам придется намотать не один километр по городу и окрестностям, а на автобусах да троллейбусах это не совсем удобно.

— И ты прав, — согласился Лунный. — Но, как я понимаю, делом ты не занимался?

— Не успел, — кивнул я. — Решал сугубо практические вопросы.

Лунный не ответил. Он взобрался на борт яхты, закурил и задумчиво уставился куда-то вдаль.

Я поднялся вслед за ним и присел рядом. Минут пятнадцать не было произнесено ни слова, только сизый дым улетал в небо тонкими кольцами. Откуда-то слышались веселые голоса и всплески, да еще мерный рокот мотора какой-то баржи.

Перед глазами поплыли давно забытые пейзажи из детства, и теплый едва ощутимый ветерок унес меня на несколько лет назад, в зеленые дубовые леса, на простенький велик, к тихим озерам и старым заросшим аллеям. Там я мчался сквозь тонкие веточки, разрезая лес, и впереди были только небо, только ветер и только счастье.

— Ты что-нибудь знаешь о детских железных дорогах? — наконец спросил Лунный, сбросив с меня пелену воспоминаний.

— Самый популярный масштаб — H0, самое большое количество коллекционеров — в Германии.

— Тьфу. Нет. Я имею в виду настоящую железную дорогу, только вроде школы для детства и юношества.

— Не понял?

— Тогда слушай, — Лунный начал издалека, как обычно. — Мне на глаза сегодня попалась одна интересная статья, посвященная детским железным дорогам. Это, дружище, оказывается, целая индустрия дополнительного профессионального образования. Представь себе узкоколейку длиной в пару-тройку километров, чудной такой тепловозик и поезд из трех вагонов едва ли не фейского масштаба. Ты покупаешь билет и с удивлением наблюдаешь, как в локомотив заходит паренек лет тринадцати, а потом вся эта история свистит и едет куда-то. Вот чего бойся. Ну, слушай дальше. По официальной версии первая такая дорога в СССР появилась в 1935 году в Тифлисе. Но это не так. В 1932 году первую ДЖД открыли в Москве какие-то комсомольцы, и просуществовала она в Парке Горького аж до 1939, а потом ее быстренько закрыли и забыли, да так что официальных свидетельств о ее существовании было всего два, и те в газетах и кратко. И по каким-то причинам ее словно вычеркнули из истории. Конечно, самой реалистичной версией такого поворота было бы то, что кто-то из тех самых комсомольцев не угодил чем-нибудь Вождю, а то и вовсе стал врагом народа, как водилось в те времена, и сложил буйну головушку где-нибудь в ГУЛАГе, а имя его предали анафеме. И это было нормой, и никого бы это не удивило. Но! Я люблю собирать слухи, знаешь ли. Так вот. Есть один упорный слушок, что произошло на этой микромагистрали что-то такое, отчего даже у видавших виды наркомов внутренних дел волосы под мышками зашевелились. Что-то, не поддающееся объяснению с материалистических позиций марксизма-ленинизма. А это в те времена было примерно тем же поводом закрыть предприятие, как и непослушание системе. «В нашем колхозе нет места попам и кулакам». И Первую ДЖД в Парке Горького скоренько поменяли на Тбилисскую.

— Это прекрасно, но какое отношение Первая ДЖД имеет к нашему делу?

— Вот чувствую я, самое что ни на есть прямое. Не знаю, почему, но уверен, что мне эта информация попалась на глаза совсем не зря. Не смотри на меня, будто бы я дурак. А, да, вот еще что. Я тут навел некоторые справки. У Даши — помнишь, о ней говорила Анечка — есть парень. Ди-джей в клубе «Звёздная Сосиска». Так вот. Зеленый шар у него. Это совершенно точно. Только вот что теперь делать с этим фактом, я, откровенно говоря, не знаю.

Лунный замолчал, и словно по его команде замолчало все вокруг. Стихло даже мерное бурчание баржи. Только легкие всплески от ударявших в борта яхты волн немного разбавляли тишину.

И вдруг воспоминания давно минувших лет ярко и настойчиво дали о себе знать. Я вспомнил, как впервые вошел в тот самый клуб. «Звездная Сосиска», ха! Мои уши буквально пронзила оглушительно громкая музыка, а от ярких отсветов прожектора и битого хрусталя диско-шара заболели глаза. Где-то вдали во тьме возвышалась сцена, с одной стороны которой красовался огромный пульт, а с другой — свободная площадка, на которой танцевали самые раскрепощенные и изящные девушки. Справа от танцпола узкий коридор вел в тихий и спокойный бар, а еще дальше располагалась лаундж-зона с мягкими трансформируемыми креслами. Мне тогда в этом клубе очень понравилось, хоть я и не поклонник такого рода музыки.

Но с тех пор утекло слишком много воды и пива, и все могло измениться. Я вопросительно посмотрел на Лунного и предложил ему зажигалку.

— У меня своя инфографика, — особенно глубоко затянувшись, молвил Лунный. — Восемь птиц, смотрящих на юг. Зеленая вода. Зеленая, Кыц! Вот она — тайна. Зеленая вода убила Мамедова, а решат эту загадку восемь птиц. Вот такие мои мысли на этот счет.

— Верхушка айсберга.

— Ну, есть такое, — кивнул Лунный. — Много там тайн, не поддающихся осмыслению нормальному разуму. Дай покататься, а?

— Без проблем. Поехали.

Лунный, надо отдать ему должное, очень хорошо умел управляться с машинами. По слухам, он с одинаковой уверенностью мог сладить как с электровозом, так и с реактивным авиалайнером. Я сам не видел, но по тому, как он вел автомобиль, можно было сделать вполне определенные выводы. Не было отдельно Лунного и отдельно машины, это было что-то единое и неразделимое, словно мой друг сам стал частью механизма.

И, глядя на этого прирожденного киборга, я решил задать давно мучавший меня вопрос.

— Скажи, Лунный, — обратился я к своему другу. — Мила — она тебе кто?

— Ну… Вроде как моя официальная девушка.

— Странные у вас в таком случае отношения. Тебя самого не смущает тот момент, что рядом с тобой неземной красоты женщина, а ты ведешь себя так, будто ее вообще не существует?

— Ты, Кыц, очень сентиментален. Тебе бы с таким характером где-нибудь в Кальяри жить, да пиццу с винишком употреблять. А по вечерам рыдать над мелодрамами. Знаешь, что я тебе скажу? Женщина, какая бы она ни была — вершина красоты этого мира. Ну, разве что только облака на рассвете над морем имеют призрачный шанс конкурировать. Поэтому с формальной точки зрения Мила не красивее и не хуже всех остальных девушек Земли. Но у нее прекрасная душа, этого не отнимешь. А я в эту душу по неосторожности умудрился плюнуть. И вот из-за этого неприятного обстоятельства она сейчас со мной очень холодна, и не стремится возобновить общение в полном объеме. Поэтому я покупаю краски и кисти.

Я не нашел, что ответить.

Наш экипаж мчался по пустеющим магистралям, плутал по тихим переулкам, плелся мимо красивых аллей и парков, сменяя друг друга, и теплый ветер бил в глаза через открытые окна, и мы были куда счастливее крутых парней на «Геликах» и «Финиках». Наконец Лунный остановил машину перед моим подъездом и сказал:

— Сегодняшний день мы оставили как залог на будущее. Спасибо тебе, дружище, за эту «Ладу». Она хороша, хоть и не молода. Безумно хороша и горяча, как юная девица, хватившая рому на доминиканской вечеринке. Ты дал нам свободу. Я не останусь в долгу. Встретимся через три дня на яхте.