Собачья сага

Гера Фотич, 2012

Стоит ли стремиться к счастью, если за него приходиться платить втройне? Не лучше ли пройти мимо, осторожно, дабы ненароком оно тебя не увидело и не вцепилось, подарив очередной восторг, любовь или чью-то привязанность? Роман «Собачья сага» – проникновенное повествование о бескорыстной любви и преданной дружбе собаки и человека, о способности к самопожертвованию и доброте, вопреки окружающим жестокости и предательству. Мгновения душевного восторга иногда оборачиваются годами разочарований, однако герои не перестают любить и продолжают стремиться к счастью – такова природа человека. Все было бы слишком просто, не отрази «Собачья сага» человеческую жизнь, в которой, как ни парадоксально, именно животные помогают оставаться людьми.

Глава 4. Служба

Павел никогда не видел вокруг столько мужчин, одновременно переодевающихся в милицейскую форму. Словно объявили всеобщую мобилизацию на борьбу с преступностью и правонарушителями. Расположенные справа и слева комнаты периодически множили этих людей, выталкивая из себя в общий коридор, а затем принимали обратно, озабоченно бормочущих и жестикулирующих руками. В не застегнутых или просто накинутых на плечи кителях. С зажатыми подмышками фуражками. Перекинутыми через плечо, словно коньки у подростка, ботинками с перевязанными узлом шнурками.

Создавалось впечатление бурлящей серой массы, празднично украшенной красными штрихами лампасов и околышей, блеском кокард и пуговиц.

Словно случилось что-то страшное и непоправимое. С серьезным видом стальные костюмы сновали всюду. Молодые люди суетились, наклонялись, поправляли складки на одежде, подходили друг к другу, что-то говоря, и снова уходили. Все это происходило под гулкий топот ботинок, шарканье носков, громкие эмоциональные вскрики и отрывистые насмешки.

Постепенно пестрое месиво начало приобретать очертания, становясь похожим на полк одинаковых оловянных солдатиков, выпущенных с промышленного конвейера. На бесконечные зеркальные отражения, поставленные друг напротив друга.

Павел смотрел на суетливо снующие вокруг озабоченные лица, пытаясь разглядеть в них хоть какое-то выражение, но все они олицетворяли ГОСТ безликих физиономий, закрепленных между темно-серым треугольником галстука, зажатым стойкой воротника, и черным козырьком фуражки, с ожесточением надвинутой на глаза.

Заглянув в зеркало, он с ужасом обнаружил среди двигающихся фигур свое отсутствие. Павлу казалось, что он невидим для этих мечущихся стражей порядка. Это успокаивало и заставляло оставаться неподвижным.

Всеобщее мельтешение не задевало собой только одну отраженную зеркалом застывшую фигуру, одетую аналогичным образом. В чертах ее лица таилось что-то родное. Павел внимательно разглядывал небольшой шрам на подбородке, при этом зная о его происхождении, знакомую рыжеватую веснушчатость вдоль спинки носа и серые, с зеленым оттенком по краям, глаза. Для подтверждения догадки он открыл рот и подвигал нижней челюстью в стороны, высунул язык. Убедился, что все его движения в точности повторяются в зеркале мужчиной в форме сотрудника милиции в звании ефрейтора. Иначе быть не могло — Павел окончательно понял, что это он сам.

Периодически ощущаемые похлопывания по плечу или легкие пинки под зад, сопровождаемые знакомым хихиканьем, подтверждали его догадки.

Постепенно он стал узнавать приятелей, с которыми обучался на курсах подготовки младшего милицейского состава. Они с улыбкой подходили друг к другу, удивляясь произошедшим переменам, угадывали знакомые лица. Тыкали в них пальцами, смеялись.

За прошедшие несколько месяцев учебы, которые они провели на казарменном положении, будущие сотрудники видели друг друга в разной одежде, но только милицейская форма придала всем совершенно иной облик, преобразив лица до неузнаваемости. Вместе с этим что-то новое, ответственное проникло и в их души. Преобразовалось в гордость за предстоящее порученное дело.

— Завтра с утра посещение музея милиции! — огласил план мероприятий начальник курса. — В десять утра посадка в автобусы! Чтобы знали, как ваши отцы и деды боролись в Ленинграде со всякой нечистью.

Если бы не табличка на здании, никто и предположить бы не смог, что тут хранятся раритеты борьбы с преступностью. Сотрудники заходили через черный ход со двора, еле протискиваясь между черных блестящих джипов. Как пояснил начальник музея, руководство ГУВД в актовом зале проводит встречу по обмену опытом.

Слушатели заинтересованно разглядывали новые машины, лелея где-то глубоко в душе надежду через много лет стать участником аналогичного мероприятия. Тихие переговоры поднимающихся по мраморной лестнице слушателей сливались в единый гул, разбавляемый топтанием и шарканьем толстых подошв недавно выданных казенных неуклюжих ботинок. Периодически из приоткрываемых где-то в стороне актового зала дверей звучала музыка, неразборчивые команды и женский хохот.

Строй сужался, проходя в зал экспонатов, откуда вдруг стали доноситься оживленные возгласы, а потом смех. Неожиданно парень, шедший перед Павлом, вскрикнул, чертыхнувшись:

— Ну, прямо настоящая. Словно в краеведческий музей попал!

Павел увидел посреди зала, под прозрачным куполом, чучело овчарки. Собака застыла, принюхиваясь, словно пыталась распознать среди вошедших милиционеров скрывающегося преступника. Казалось, что она сканировала взглядом каждого вошедшего, определяя в нем способности к службе на страже закона.

— Не пугайтесь, товарищи слушатели! — успокаивал помощник директора музея в форме подполковника милиции, — Это знаменитая собака Мухтар. Все вы смотрели фильм про нее с Юрием Никулиным в главной роли.

Слушатели по-мальчишечьи наперебой стали вспоминать давние сюжеты, спорить по пустякам.

— А, правда, что реального пса звали Султаном? — спросил худощавый сержант в очках, — Но с таким именем сценарий не утвердили, и пришлось главного героя переименовать?

— Вы, молодой человек, диссидентов цитируете! — неожиданно вспылил экскурсовод, — В каком подразделении собираетесь работать?

— В экспертно-криминалистическом, — недоуменно ответил тот, поправляя пальцем очки на переносице, — Так об этом сам Израиль Меттер рассказывал на творческой встрече!

В усилившемся ропоте экскурсовод плохо разобрал ответ сержанта.

— В Израиле всегда готовили провокации для нашего государства, — ответил он, но после некоторой паузы с сомнением продолжил: — Хотя что-то такое припоминаю, и хозяин собаки Петр Бушмин об этом рассказывал. Но раз решили Мухтар, значит, будет Мухтаром. Мало ли собак служили в наших органах и сегодня служат, живут в питомнике во Всеволожском районе.

— Я иду в питомник работать! — с гордостью заявил Павел, подходя ближе и останавливаясь прямо напротив чучела собаки.

— Вот это молодец! — похвалил его подполковник. — Будешь продолжателем наших традиций!

Каких традиций, Павел не понял, но, взглянув на собаку вблизи, почувствовал, как портится настроение. Мгновенно исчезло зародившееся было чувство гордости. Худой пес скорее походил на помесь серого волка с дворнягой. Его остекленевшие глаза показались Павлу испуганными, а навостренные уши и поднятая морда всем своим видом, казалось, спрашивали у входящих:

«Никто не знает, как я сюда попал и что я здесь делаю столько лет, под чужим именем, без рода и племени?»

Павел, загрустив, отошел от стеклянной витрины и стал рассматривать оружейные экспонаты, выставленные у стен. Теперь ему казалось, что и ножи с пистолетами, и документальные подтверждения выглядят грубыми подделками, выдернутыми из неизвестного ему времени, собранными здесь, чтобы дурачить людей чьим-то героическим прошлым.

Павел вспомнил, что про собачий питомник ему говорил майор, оформлявший его на службу, и на душе стало совсем тоскливо.

— Наверное, хочешь отомстить? — ехидно спрашивал он Павла, стоящего посреди кабинета. Сам при этом сидел, развалившись за столом напротив.

Это был начальник отдела кадров районного управления внутренних дел. Он уже давно служил в этой должности, и ему казалось, что он в совершенстве знал, зачем идут в милицию. Большинство людей без образования после армии были бедняги, искавшие справедливости. Они шли в милицию в надежде когда-либо призвать к ответу негодяя, покусившегося на их собственность. Или отбившего девушку, в которую те были влюблены со школьной скамьи, или унизившего их зуботычиной на глазах знакомых.

Из разговора с майором Павел узнал, что милицию в стране не любят, но боятся, и эту боязнь пресса всегда старалась выдать за уважение. Что еще не растворились в людской памяти черные козелки и сто первый километр. Абсолютное незнание своих гражданских прав народом создает вокруг милиции некий ореол несокрушимости.

— Кому мстить? — думал Павел. — За что?

…После ареста на пятнадцать суток пришлось поменять завод. Помог бывший однокашник Сергей Панкевич, который к тому времени уже работал мастером на Металлическом заводе и поручился в отделе кадров за Павла своей головой. Взял его сборщиком в экспериментальный цех и поселил у себя, предоставив койку в перенаселенной квартире. Руки у Павла работу знали, и он быстро завоевал уважение коллег, но с жильем оказалась беда.

Сергей занимал трехкомнатную брежневку. Проживал с женой, тещей, двумя дочками и собаками — парой русских борзых и курцхааром. Павел чувствовал себя отвратительно. Другу и так жилось не сладко, а тут еще он на раскладушке в детской комнате. Но иного выхода не было. Он старался на заводе изо всех сил. Брал дополнительные ночные смены, лишь бы реже приходить ночевать. По возможности спал днем, когда все были на работе или в школе.

Собаки ему не мешали. Среди них он чувствовал себя даже спокойней. Быть может, животные тоже испытывали к нему не меньшую симпатию, поскольку частенько приносили и клали к нему на постель недоеденные ими сушки и сухарики, полученные в угощение от хозяев.

Однажды теща Сергея ушла в магазин и, поскольку Павел находился дома, попросила покараулить бульон с варившейся курицей. Конечно, он согласился, несмотря на смертельную усталость. Как только хозяйка ушла, Павел закрыл глаза и повалился на свою раскладушку. Спал он чутко, видимо, чувствуя где-то внутри ответственность за поручное дело. Проснулся внезапно от обрушившегося на него мясного аромата. Подумав, что пора обедать, открыл глаза и увидел прямо перед своим носом, на подушке, половинку куриной тушки нежного белого цвета с одной ножкой и торчащими из нее опаленными волосками. Сев на постели, он увидел русских борзых, которые, глядя то на него, то на останки курицы, облизывались и нетерпеливо сучили передними лапами, словно говорили: «Давай быстрее, если ты не будешь, то мы это дело прикончим!»

Павел вскочил как ошпаренный. Он сразу вспомнил про охрану, которую ему поручили, и, схватив принесенную куру, побежал на кухню и бросил ее в кипящий бульон. Только после этого он почувствовал, что обжег себе пальцы, стал дуть на них, недоумевая, каким образом собаки смогли вынуть мясо из кипятка.

В этот момент он услышал, как в замке повернулся ключ и вошла теща Сергея. Она сразу прошла на кухню и, увидев открытую кастрюлю, спросила:

— Пенку снимал?

— Да, — без энтузиазма произнес Павел.

Хозяйка заглянула в кипящую воду и, увидев там целую сторону колеблющейся тушки, улыбнулась:

— За этими собаками нужен глаз да глаз! Им даже кипяток не страшен! Своей длинной челюстью цепляют крышку и снимают ее. А затем хватают мясо прямо из бурлящей воды!

— Неужели?! — вслух удивился Павел, подумав про себя, что надо срочно на заводе попросить комнату в общежитии.

Не дожидаясь общего ужина, Павел ушел на работу. Там представлял, как обнаружится пропажа в бульоне и его помянут недобрым словом. После смены, прямо с утра, он решительно направился к начальству с прошением.

Комнату от производства ему так и не дали, пришлось работать дальше. Чтобы как-то компенсировать причиняемое неудобство, Павел подрядился гулять с борзыми. В первый раз, когда одна из них во время прогулки схватила гуляющего без привязи пекинеса и подбросила вверх, Павел не поверил своим глазам. Мохнатый комочек перелетел прямо под ноги второй борзой и мгновенно очутился у нее в длинной крокодильей пасти. Еще бы чуть-чуть и этот баскетбол закончился трагически. Но пекинес был вырван из ее зубов и возвращен окаменевшей хозяйке.

На следующих прогулках Павел борзых от себя не отпускал и давал им порезвиться только когда поблизости никого не было. Эти, на первый взгляд, тощие и горбатые собаки носились, словно фурии. Были всегда готовы схватить и разорвать любого пса, как только он потеряет бдительность.

Неожиданно на завод пришла разнарядка. Предлагалось лучших комсомольцев отправить на службу в органы внутренних дел. Желающих было мало. Зарплата в милиции была в два раза меньше, но зато предоставляли общежитие. Павел получил рекомендацию и сходил на прием к замполиту управления внутренних дел. Тот пообещал устроить Павла кинологом. Это окончательно решило все. И вот он сидел перед начальником управления кадров и не мог вспомнить, кому же он хотел отомстить.

— Собак люблю! — просто сказал ему Павел в ответ.

— Легавых, что ли? — переспросил тот, став серьезным, — Ты у меня эти замашки брось! Негоже нашу родную милицию поносить почем зря….

— Да нет, — прервал его Павел, — я настоящих собак люблю. Мне замполит обещал работу в служебном собаководстве. Сказал, что у вас питомник есть.

— Ну, есть, — постепенно успокаиваясь, продолжал майор, — сейчас на реконструкции. Денег мало выделяют, вот и ремонтируется долго. Пока послужишь в патрульно-постовой службе.

— Хорошо, товарищ майор, — отозвался Павел, думая, что вопрос решится в течение нескольких месяцев.

— Ну, тогда вот тебе направление на курсы, а как закончишь, приходи — направлю тебя в действующее подразделение.

Через несколько месяцев Павел в звании ефрейтора снова был у того майора.

— Инструктаж пройдешь у комбата и приступишь к службе. Ты, случаем, институт не закончил? — спросил он подозрительно.

— Нет, товарищ майор, прилежания не хватило! — отозвался Павел.

— У нас оно тебе и не понадобится, — усмехнулся майор, — дело военное: слушай и выполняй! Понял?

— Так точно, товарищ майор, — отозвался Павел и пошел к выходу.

Комбат Чернов был старше Павла лет на пять. Зато выше ростом на целую голову и шире в плечах раза в два. Он с усмешкой осмотрел хилую фигуру Павла.

— В армии-то служил? — спросил он с пренебрежением.

— Так точно! — подобострастно отозвался Павел, как учили на курсах.

— Ну, хорошо хоть отвечаешь по уставу, — одобрительно отозвался комбат и назидательно продолжил: — чему учили на курсах — о правах задержанных, кодексы всякие, конституция — ты все это забудь. Нам здесь рассусоливать некогда. Нужно работать и порядок поддерживать… Ну, там поймешь! Сейчас вызову тебе старшего наряда, поработаешь с ним, всему научишься. А затем самостоятельно будешь службу нести. Извини, народу не хватает — напарника у тебя не будет. С этой перестройкой от батальона взвод остался. Солдат сокращают — генералов прибавляется. Скоро и мою должность сократят. Поеду тогда контрактником в горячую точку…

Он еще что-то хотел сказать, но махнул рукой, и Павел понял это как знак того, что пора уходить — встал и вышел в коридор. Уже там он расслышал голос комбата:

— Посиди на стуле, сейчас за тобой подойдут.

Старшим оказался Мамедов Али — полный невысокий азербайджанец лет тридцати пяти с улыбчивым лицом. На его погонах красовались старшинские полоски. Он представился Павлу, протянув пухлую небольшую ладонь.

— Будем дружить! — сказал он искренне. — Мы теперь напарники! Куда один, туда и второй. Все общее. Я тебя учу, а ты меня слушаешь и смотришь, что я делаю. Все запоминаешь. Потом будешь один, никто не подскажет! Тогда станешь сам себе командир. А пока я у тебя начальник. Ну, пошли.

Говорил он практически без акцента, словно всю жизнь прожил в средней полосе России.

— Сегодня наш объект это рынок у метро, — обратился он к Павлу, выходя из отделения милиции.

Ладожская постепенно благоустраивалась. Сносились деревянные торговые лотки под жиденьким навесом из черепицы. Ставились стационарные павильоны. Они выстраивались рядами прямо от выхода из метро, чтобы идущие с работы граждане непременно в них заглянули и что-нибудь купили.

Лето уже заканчивалось. Хотя казалось, что оно и не начиналось в этом году вовсе. Весь сезон люди проходили в плащах и резиновой обуви. Солнце выглядывало изредка, словно хотело засвидетельствовать свое вынужденное заточение пасмурным небом. Но никто не собирался приходить ему на помощь, и с утра снова моросил дождь.

В силу уже вошел недавний приказ, запрещающий сотрудникам милиции общественной безопасности поверх формы надевать гражданскую одежду, и в безликих скоплениях народа, шедшего по тротуару, стали немного чаще блестеть золотистые просветы погон и звездочки сотрудников.

Али с Павлом, одетые в милицейские бушлаты, неторопливо продвигались к метро. Али рассказывал случаи из милицейской практики, а Павел из своей гражданской жизни. Так они знакомились на протяжении всего пути.

Как только они вышли на площадь, к Али подбежал невысокого роста парнишка лет десяти южной национальности.

— Те из подземки снова приходили, — доложил он, — но мы их к вам послали и ничего не дали. Они нам угрожали. Говорили, неприятности будут.

Али нахмурился. Неторопливо достал из-за пазухи полиэтиленовый пакет и передал пацану. Недовольно сказал: «Сейчас разберемся!»

Направился к входу в метро. Павел последовал за ним.

Войдя на станцию, они повернули направо в закуток. Подойдя к двери с надписью «милиция», Али толкнул ее ладонью. Дверь не подалась, тогда он громко постучал в нее кулаком.

— Чего стучать, обед у нас, — раздался изнутри недовольный голос.

Но через несколько секунд дверь распахнулась, и на пороге возник невысокого роста худощавый мужчина в милицейской форме с погонами сержанта. На вид ему было лет сорок. Рукавом от гимнастерки он провел по усам, словно стирая с них остатки еды, и заразительно улыбнулся.

— Али! — обрадовался он. — Рад тебя видеть! Проходи, отобедаешь с нами.

Он отошел от двери, приглашая войти внутрь.

Справа от входа, на лавке, отгороженной от общего помещения решеткой, сидела толстая бабка, держа на коленях грязную, когда-то белую длинноворсную муфту или сумочку. Разобрать было невозможно. Возле нее на полу стояли две корзины, наполненные овощами. Слева — стол, за которым сидел толстый ефрейтор в расстегнутом на животе кителе и торчащей из-под него зеленой майкой. Его красное лицо ходило ходуном, в то время когда рот усиленно перемалывал толстый пучок лука, придерживаемый левой рукой. На краю стола приютились два пустых стакана. Увидев Али, он улыбнулся, приостановив рабочий процесс, и произнес:

— Ну, давайте, коллеги, проходите, выпьем за общее дело!

— Проходить мы не будем, — строго ответил Али, — но, если кто-то из вас попытается вымогать у моих ларечников, я организую вам встречу с особой инспекцией. Вам все понятно?

— Да ладно тебе, Али! — примирительно продолжил толстый, — у тебя вон какое больше хозяйство, не обеднеет. А в наши двенадцать метров от входа только новички попадаются.

При этом он улыбнулся, кивнув на бабку, отрешенно сидящую за решеткой. Протянул руку и сквозь металлические прутья достал из ее корзины огурец.

В этот миг неожиданно из муфты раздалось слабое рычание, и Павел понял, что это дворовая маленькая болонка, свернувшаяся клубочком, давно нечесаная, с едва видимыми под спутанной шерстью угольками глаз и сопящим носиком.

Не обращая на нее внимания, толстяк откусил половину огурца и стал хрумкать его полуоткрытым ртом.

— Мое дело вас предупредить, чтобы потом не обижались. Вон ловите своих алкашей у турникетов и обирайте их, а моих не трогать.

— Больше не будем, — согласился усатый.

Он бережно взял Али под руку и осторожно стал тянуть внутрь. Видя, что тот не сопротивляется, подвел его к стулу и усадил рядом с толстым. Затем взял под локоть Павла и, подставив к столу облезлую табуретку, усадил на нее.

Толстый достал из-под стола початую бутылку водки, а из навесного шкафчика еще два стакана. Придвинул к ним уже стоящие на столе и стал разливать, слегка увеличив дозу гостям. Усатый протянул руку через решетку и, достав из корзины бабки пару красных помидоров, положил их на стол. Где-то внутри мохнатого комочка снова возник едва слышный рокот.

— За содружество войск! — произнес толстый.

Чокнувшись со всеми, он одним махом вылил содержимое стакана себе в рот.

Остальные последовали его примеру.

Павел сидел лицом к бабке и с удивлением заметил, что за все время, пока они находятся здесь, она не произнесла ни слова и не сделала ни одного движения. Восседала на скамейке, словно баба на заварнике, расправив полукругом многочисленные цветастые юбки. Поджав и без того узкие губы. Из-под накативших складок век, смотрела маленькими бусинками глаз перед собой, словно вспоминала, как она выращивала поедаемый милиционерами урожай. Морщила лицо, нервно подергивая правой щекой, как только в очередной раз чья-то пятерня тянулась к ее корзине. В ее бледном неподвижном лице и сложенных на коленях руках сквозила обреченность, словно это не овощи из корзины берут, а частями отрезают кусочки ее тела. И только маленькая дворняжка на коленях не могла смириться и продолжала рычать на каждое посягательство блюстителей порядка.

Овощи были вкусные, но в рот Павлу не лезли.

— Пойду покурю на улице, — сказал он, поднимаясь из-за стола.

— Да кури здесь, — отозвался толстый, пытаясь усадить его на место.

— Там дышится легче, — сказал Павел и вышел.

Курить он не стал, потому что никогда не чувствовал от этого зависимости. В армии только баловался за компанию с друзьями. А когда узнал, что у отца по причине курения случился инфаркт — совсем бросил.

На улице он вспомнил, что очень давно не навещал своих родителей. Представил, как мать, точно так же, как эта незнакомая женщина, сидит возле корзинки с овощами и думает о нем. Наверное, отцу надо помочь отремонтировать парник. Да и вообще, в загородном доме всегда что-то нужно делать. Подправил крыльцо — заскрипели двери. Смазал петли — потрескалась краска на потолке. И так постоянно. Об этом рассказывал отец после болезни, когда они встречались пару лет назад. С родителей мысли перескочили к дочурке. Чем больше проходило времени, тем чаще он вспоминал о ней. Словно взрослея, Кристина становилась ему все ближе и тянула душу к себе, словно кусочек родины, покинутый им однажды.

Али появился через пару минут.

— Держи их в строгости! — напутствовал он Павла, — а то глядишь, будут наши ларьки окучивать.

Недалеко от выхода организовалось скопление людей, и Али смело направился в ту сторону, увлекая Павла за собой. Но как только они подошли, народ растворился, оставив в одиночестве светловолосую девушку и худощавого парня цыганского вида, укладывающих в большие брезентовые сумки пустые коробки из-под маленького телевизора, магнитофона и другой мелкой бытовой техники. Их загорелые лица сильно выделялись среди бледности горожан. Рядом стоял седовласый мужчина лет семидесяти в длинной затертой кожаной куртке с надорванными оттянутыми карманами и что-то недовольно бубнил по поводу денег. Увидев подходивших сотрудников милиции, он ухватил девушку за локоть.

— Товарищи милиционеры, меня обокрали, — произнес он громко, отберите у них мои деньги!

Парень, помогающий девушке складывать аппаратуру, мгновенно исчез.

— Вон он, вон он, — закричал старик, показывая в сторону, куда тот скрылся.

Павел рванулся было преследовать, но Али придержал его за плечо, тихо сказав:

— Не торопись, сейчас разберемся.

И, повернувшись к мужчине, спросил, что случилось.

Мужчина стал, запинаясь, торопливо рассказывать, как девушка предложила ему лотерейный билет, в котором надо было стереть квадратик. Появившийся номер совпал с выигрышем телевизора. А потом появился скрывшийся парень с аналогичным выигрышем и решили, что победит тот, у кого с собой больше денег. Дед как раз получил пенсию за несколько месяцев и собирался снова вернуться в деревню. А тут такая оказия — телевизор почти даром. Сумма на руках была большая, и кто же мог подумать, что у этого щуплого цыганенка денег окажется больше. Пришлось выложить всю свою инвалидную пенсию, но это не помогло….

— Уважаемый, — обратился к нему Али, — Вы не слышали, что азартные игры запрещены?

— Слышал, родной, слышал! Но как здесь не сыграть, если они телик за бесценок отдают.

— За бесценок отдают? Тогда бери! — парировал его Али.

— Ну, обещали же? — уже тише произнес старик, осознавая, что надежда, возникшая в нем с появлением сотрудников в форме, постепенно угасает.

— Сколько раз нужно говорить по телевизору и по радио, чтобы не играли? — стал укорять его Али. — Ну, сколько можно повторять одно и то же?

Старик совсем расстроился, его голова склонилась на грудь.

— Бабка меня из дома выгонит, — пролепетал он, — хотел ей подарок сделать, а вон, как оно вышло.

Он шмыгнул носом и, достав из кармана мятый скомканный платок, поднес его к лицу. Выкатившиеся из глаз скупые слезы были незаметно вытерты.

— Ну ладно, подожди, дед! — заметив это, произнес Али.

— Где твой старший? — обратился он к девушке.

— Не знаю я никаких старших, — затараторила та с украинским акцентом, — в гости приехала. Все вопросы к участковому Приходько. Он нам разрешил здесь работать. Кто не хочет играть, с нами не играет. Я деду в руки лотерейку не совала. Сам взял. Ха-ха, на старости лет решил бабку порадовать телевизором за копейку. Столько лет прожил, а ума не нажил…

— Хватит тараторить, — прервал ее Али, — паспорт давай, и билет, по которому приехала. Пойдем в отдел регистрацию проверим.

— Ничего у меня нет с собой, все участковый Приходько забрал.

— Ну, тогда в приемник-распределитель поедешь на тридцать суток, там тебе новый паспорт выпишут!

— Может, к Приходько обратиться? — тихо спросил Павел, удивляясь жесткости своего старшего наряда.

— Вот-вот, — уцепилась за это предложение девушка, — идите к участковому и разбирайтесь. Он вам все объяснит. Он здесь старший.

— Старший здесь закон! — парировал Али и грозно посмотрел на Павла, дав понять, чтобы тот не совался. Продолжил, обращаясь к девушке:

— Забирай свои причиндалы и в отдел. Сегодня план на тебе сделаю по нарушению регистрации и азартным играм. Вызовем ОБЭП, дед напишет заявление и тю-тю свобода. За мошенничество поедешь в колонию на пять лет.

Девушка стала тревожно оглядываться по сторонам и, увидев то, что искала, махнула рукой.

Через несколько секунд рядом возник парень лет тридцати с таким же загорелым лицом. Внимательно посмотрел на милиционеров и обратился к Али:

— Можно Вас на минуточку?

— Ну, вот и старший нарисовался, — произнес довольный старшина, отходя в сторону.

Парень стал что-то объяснять Али, размахивая руками, показывая в сторону отдела, затем на девушку и снова на отдел.

Али был невозмутим. Он изредка кивал головой, говоря коротко, но уверенно, словно отдавал распоряжения. Через некоторое время он обратился к седовласому мужчине:

— Отец, сколько ты денег проиграл?

Тот стоял, погрузившись в свои мысли, и, когда услышал обращение, от неожиданности сделал несколько шагов к говорящим:

— Все тридцать рубликов товарищ милиционер!

— Ну, иди, иди — там постой! — остановил его Али и отошел с загорелым незнакомцем подальше.

Через минуту, закончив разговор, Али вернулся один. Взяв мужчину под локоть, отвел в сторону. Павел тоже подошел к ним.

— На тебе твои деньги, дед, — произнес Али назидательным тоном, — но, если еще хоть раз будешь играть, лучше милицию не зови. Я всех предупрежу и еще бабке твоей расскажу.

С этими словами он передал старику небольшую пачку денег, которые тот сразу стал пересчитывать.

— Господи, неужели вернулись? Неужели все? — досчитать до конца он не успел. Слезы хлынули у него из глаз и он, переложив деньги в одну руку, полез другой в боковой карман куртки. Но платка там не оказалось, и он стал снова перекладывать деньги дрожащими руками. Несколько купюр выпали. Али поднял их и, забрав остальные, сложил пополам, засунув деду за пазуху в потайной карман. Похлопал его по плечу:

— Не суетись, дед, дома посчитаешь! Милиция у нас не обманывает. Но чтоб больше не играл!

Мужчина, утирая кулаком глаза, направился к остановке трамвая.

Али достал из кармана три рубля и передал их Павлу.

— За что? — спросил тот, недоумевая.

— Штраф на них выписал. Надо работать так, чтобы никто не жаловался. Если жалуются, значит, плохо свое дело делают и нам работы прибавляют. Раз мы сегодня вдвоем — это твоя половина. Уразумел?

Павел не возражал. Деньги ему были нужны. В общежитии мебель совсем поизносилась. Выданные тумбочки без задних ножек стояли прислоненными к стенке, чтобы не упасть. Одеяло такое тонкое, что сквозь него даже комары кусались.

Положив деньги в карман, он понял, что не так уж все плохо на свете и от каждой работы есть свой толк. Подумал, что служба эта тоже может приносить доход, сопоставимый с заводской зарплатой: деду помогли, обманщиков наказали и сами в долгу не остались.

Дождик временно прекратился, дав солнечным лучам напомнить о своем существовании. Патрулирование продолжалось. Непрерывно работала радиостанция на груди Али, и он, врезаясь своим голосом в частотную сумятицу радиоволн, периодически докладывал о несении службы.

Несколько раз пришлось вызвать машину вытрезвителя для совсем не стоящих на ногах мужчин. Приструнить подростков за углом здания, пытающихся распивать пиво, прогнать табор цыганок, пристающих к гражданам, выходящим из метро.

Ближе к трамвайной остановке было снова замечено скопление народа. На этот раз дойти до него Али с Павлом не успели. Метров за десять путь им преградил здоровенный лысый детина лет двадцати пяти в расстегнутой кожанке, из-под которой выглядывала черная матовая футболка. На шее парня красовалась толстая золотая цепь.

— Извини, командир, — обратился он, наклонившись к уху Али, — нас сегодня ваши коллеги попросили поработать. Карманника какого-то отлавливают, который вчера у генерала сумочку подрезал здесь недалеко. Спугнешь клиента!

Али с недоверием посмотрел на него, затем на людей, столпившихся вокруг столика, где в умелых натренированных пальцах мелькали колпачки.

— Если обманул, все равно отловлю, — обратился он к парню, — никуда не денешься!

— Зуб даю, шеф, — отозвался парень, чиркнув ногтем большого пальца по верхним резцам, и направился обратно к играющим.

— Пошли отсюда, — сказал Али, здесь у оперов свои мульки. Пусть сами разбираются. Но проверить надо. Как придем, заглянем в уголовный розыск, спросим, почему не предупредили. Заодно и познакомишься с нашими бессребрениками.

Павел чувствовал, что у него начинает сводить живот.

— Может, перекусим где, или на обед домой? — неуверенно поинтересовался он у Али.

— Какой домой? В общагу, что ли, свою пойдешь. Кто тебя там ждет? Пошли по-человечески, шашлычка с пивом.

Павел стал нашаривать в кармане мелочь, вспоминая, сколько у него осталось со вчера денег, но, почувствовав пальцами полученные три рубля, расслабился.

Шашлычники стояли недалеко от остановки автобуса. Павел видел их здесь частенько, проезжая на общественном транспорте мимо. Пара маленьких складных столиков, на которых лежали пластиковые тарелки с приборами, порезанный хлеб, в мешочке кетчуп и свежие овощи. Немного в стороне мангал. Вот и все хозяйство.

— Али Ахмедович, проходи, дорогой, отведай шашлыка! — обратился к нему мужчина южной наружности в фартуке, крутящий шашлык на шампурах.

Мясо уже подрумянилось, и вокруг распространялся вкусный запах. Павел зашел в это ароматное марево и почувствовал, как рот наполнился слюной.

Али поздоровался с мужчиной, протянув ему обе руки, и тот их пожал своими двумя.

— Когда начальником будешь? Никак не дождемся тебя поздравить. Хороший человек расти должен, чтоб большим руководителем стать.

— Вот школу милиции окончу, получу офицерское звание и приду к вам участковым, — самодовольно произнес Али, — что у тебя сегодня?

— Есть из телятины, есть из свинины. Какой тебе положить?

— Из телятины давай, и лучку побольше, — отозвался Али.

Мужчина повернулся к Павлу и тот, не раздумывая, вставил:

— Мне то же самое.

— Хороший у тебя напарник сегодня, — улыбнулся шашлычник, — все как ты делает! Значит, правильно делает, хочет быть хорошим милиционером. А то Приходько с утра пришел. Я его угостить, а он «давай денег». Ну что за человек? Каждый раз такое. Деньги это что? Взятка! Зачем взятку давать? Я плохого не делаю. Угостить всегда могу. Взятку давать не хочу!

Али сморщился, снова услышав знакомую фамилию участкового.

Заметив это, шашлычник сменил тему:

— Али Ахмедович, не обижай, выпей пивка! Что может быть слаще пива с хорошим мясом.

— Не откажусь, — жуя шашлык, отозвался старшина.

Шашлычник убрал с единственного стула кастрюлю с мясом и, вытерев его тряпкой, придвинул к Али.

— Присаживайся, дорогой, день большой. Сколько еще тебе километров придется ходить.

Али сел на стул, Павел встал рядом. Он тоже не отказался от пива и теперь с удовольствием поглощал запеченное мясо со свежими овощами, подумывая, во сколько им обойдется это удовольствие.

Пока они ели, прибежал мальчуган с полиэтиленовым пакетом, наполненным овощами и фруктами. Передал его Али. Тот поблагодарил:

— Передай отцу спасибо, пусть обращается, если что не так!

Покончив с едой, Али поблагодарил хозяина. Тот сунул Павлу в руку небольшой мешочек.

— Угостите ребят на службе, скажите, Ильхам передал.

Павел посмотрел на старшего наряда. Тот кивнул.

— Спасибо большое! — поблагодарил Павел и протянул мужчине обе руки, как это делал Али.

В дежурной части их встретили на ура и тут же принялись обедать. Мясо с овощами быстро перекочевало в желудки дежурной смены.

Со второго этажа спустился офицер в форме капитана.

— Эх, Али, опять рынок ограбил и с дежуркой делишься, — насмешливо произнес он, — скоро тобой руководство заинтересуется! Все потом в свидетели пойдут твоей незаконной деятельности.

— По тебе, Приходько, так точно комитетчики скучают! Но скоро перестанут, если ты не прекратишь мошенников прикрывать у метро и деньги с торгашей снимать, — парировал Али.

Теперь Павел мог увидеть самого Приходько. Вполне респектабельный. На вид около тридцати, в аккуратно подогнанной одежде, с небольшой лысиной на макушке, губастым ртом и низким подбородком, на кончике которого красовалась глубокая ямка. Просто образец милиционера, — подумал Павел, — если надеть фуражку, так можно сразу на плакат.

— Не твое дело, заволновался капитан, — кому надо, тот разберется и слово за меня скажет. А ты уже десять лет землю топчешь, а толку что? Так из патрульно-постовой службы и на пенсию пойдешь, если раньше не сократят. Смотри, стану начальником — тебя первого под сокращение, чтобы язык не распускал.

Павла подмывало что-то сказать, но он не знал, что. Боясь, что и старший не одобрит то, что он произнесет, молчал. Поэтому стоял насупившись.

Дежурная часть в перепалку не вступала. Сотрудники с удовольствием поглощали мясо и овощи.

— Может чайку, Али? — предложил старший смены.

— Нет, спасибо, пойдем с Павлом зайдем в уголовный розыск, а то скоро рабочий день заканчивается. Отметьте в журнале, кого мы к вам присылали на машине, от метро, а рапорта мы позже напишем, — и чуть помолчав, добавил, — заглянем к операм на третий этаж, вопросик имеется.

Они поднялись в уголовный розыск и нажали на кнопку вызова начальника. Через минуту дверь открылась. На пороге стоял невысокий худощавый мужчина в штатском и с прищуром улыбался:

— Что, Али, хочешь ценную информацию рассказать?

— Разговор есть! — ответил Али серьезным тоном.

— Тогда заходи, — пригласил начальник уголовного розыска, — а это кто с тобой?

— Сегодня прикрепили, только с учебы парень. Будет у нас постовым.

— Это хорошо, что к тебе прикрепили, — обрадовался начальник и кивнул Павлу, чтобы тоже заходил.

В кабинете Али рассказал о встрече с наперсточниками.

— Странно, — задумался начальник угрозыска, — мои сотрудники сегодня там не работают. Наверное, район что-то замутил. Скорее всего, Березин. Он там мошенников разрабатывает. Поинтересуюсь у руководства. Ну а тебе огромное спасибо за внимательность. И парня научи всему, что знаешь. Сам понимаешь, у нас очень легко ни за что по голове от начальства схлопотать. И объясни, куда соваться не стоит. Пока!

Он обнял за плечи Али и Пашу, выводя их в коридор этажа.