Полнолуние

Георгий Юров, 2020

Повесть, представленная вашему вниманию, одна из трёх написанных на сегодняшний день книг из жизни Серединного мира. Вымышленной вселенной, но возможно реально существующей в необъятных просторах галактики или в параллельном нам мире и события, о которых я рассказываю, происходят там сейчас или произойдут когда-то. Она задумывалась лет десять назад как короткая повесть, как проба сил в жанре фэнтези, но сейчас я понимаю, что только лишь на середине и, честно говоря, не имею понятия, о чём писать дальше и чем там всё закончится. О чём эта книга? Пожалуй, о желании человека выделиться из общей массы, подняться к вершине социального Олимпа, а не прозябать в нищете и безвестности. Человек заслуживает большего, чем просто две даты на обелиске. Пожалуй, это такая себе биография Путина, с привязкой к средневековью. Мечты сильных личностей имеют свойство материализоваться и сбываться, мечты неудачников – лишь песочные замки.

Блоха

Её мать, словно крольчиха, рожала через год по ребёнку, от мужчин, которые не только не приходились ей мужьями, но о которых она не знала зачастую ничего кроме имени. Чем бы это закончилось, трудно даже было представить, ведь денег у них не было ни на еду, ни на лечение вечно болевших братьев и сестёр, но во время очередных родов женщина умерла, напоследок явив миру сморщенное окровавленное существо.

Кто назвал её Сандрой, осталось тайной, разгадывать которую у неё не было желания. Наверное, просто среди девочек уже были и Мэри, и Анны. Одна из старших сестёр, Милена, попала в услужение к престарелой леди Саманте Пфайфер, богатой одинокой женщине. Матрона имела скверный характер и прислуга подолгу не задерживалась в её доме, но к девочке относилась хорошо, разрешив брать с собой и младшую сестру. Иногда она сажала Сандру к себе на колени, рассказывая о балах и рыцарских турнирах, о далёких странах в которых побывала или просто знала из книг. В этих рассказах быль смешалась с небылью, юные леди были ослепительно прекрасны и добры, а рыцари отважны и преданы своему государю.

Пожалуй, неожиданно даже для самой себя леди Пфайфер прониклась почти материнской любовью к «бедной крошке» и хотя особо не баловала, возможно, от скуки решила заняться её воспитанием. Нормы этикета, хорошие манеры, правильность осанки и речи буквально вдалбливались в юную головку. Миледи, сидя у камина с бокалом вина слушала, как Сандра читает стихи, и если чтение ей нравилось, она одаривала девочку сладостями, а если нет, тогда отрицательно качала седой головою, пренебрежительно цокая языком.

Время, проведённое в доме мадам, оказалось полезным для малышки, была лишь одна досадная малость: после зубрёжки стихов и последующей их декламации перед своим единственным слушателем, от поэзии её отвернуло навсегда. Как бы в дальнейшем сложилась судьба девочки, знают разве что Боги, но со временем роль заботливой матери наскучила пожилой женщине и она взяла себе новую служанку, вычеркнув малышку из своей жизни. Одарив на прощанье несколькими платьями, кое-какой бижутерией и парой ещё вполне приличных туфель. Но той нелегко было расстаться с бередящими душу фантазиями о королевских дворах, рыцарях и принцессах. Она поклялась себе, что когда-нибудь тоже будет жить во дворце.

Сандра бросила дом, сумев добраться до Роузвиля, небольшого городка на пересечении торговых путей, казавшегося ей огромным, поселившись у материной сестры. Тётка не особо обрадовалась её появлению — от порченой яблони стоило ждать гнилых плодов, но крыши над головой не лишила, да девочка старалась не досаждать родственникам. С утра она уходила из дома, и, надев лучшее платье, из которого уже безнадёжно выросла, слонялась по городу, прося милостыню в людных местах, рассказывая прохожим слезливые истории о своём знатном происхождении. В доказательство родовитости она читала стихи, то наизусть — потому что просто не могла их забыть — то из украденной у леди Пфайфер книги. Попрошайничество приносило определённый доход, пусть небольшой, но позволявший не клянчить денег у родственников.

Всё шло неплохо, до одного дня, когда кузены, в компании дворовых мальчишек дразня самозванкой, закидали её куриными яйцами. Им не было до неё дела, и они посмеялись над ней забавы ради, но тот случай, поставивший крест на заработках, волею судьбы повернул русло её жизни в другом направлении. Остановившаяся на отдых в придорожном трактире богатая дама стала невольным свидетелем произошедшего. Покидая город, она заметила заплаканную девочку, сидевшую под сенью старой акации и, выйдя из кареты, присела рядом, на поваленное дерево.

— Ты знаешь, есть два способа выпрашивать милостыню: стоя на паперти и сидя на троне, — просто сказала она, протягивая Сандре половину разрезанного позолоченным ножичком яблока.

— А разве королевы тоже просят деньги? — удивлённо спросила та.

— Ещё как! Но когда-нибудь ты сама узнаешь об этом, — усмехнулась новая знакомая; ей определённо нравился этот ребёнок, и женщина решила принять участие в её судьбе.

***

Сандра росла. Новая знакомая, леди Ансара Кларк принимала участие в её воспитании, готовя только лишь к ей ведомой миссии. Пока же девочка жила на полном пансионе, обучаясь хорошим манерам, этикету и утончённости поведения. Наставница учила девочку не только этому, но и азам алхимии, а также навыкам обращению с ядами.

Искусство отравления преподавал седой старик, левая половина лица которого была обезображена парами кислоты. Один глаз его пострадал, потеряв способность видеть, но Прокл Глосс не закрывал его чёрной перевязью и оттого выглядел устрашающе.

Он рассказывал о ядах и яда варении, только девочка слушала его в пол уха, не понимая, как ей это пригодиться в будущем. Сандре нравились уроки танцев и светских манер, где одетая в роскошное платье она ощущала себя настоящей принцессой…

— Какое ядовитое растение называют голубым лютиком? — вдруг спросил наставник. Хотя этот раздел они проходили не так давно, девочка не смогла вспомнить вылетевшего из головы названия.

— Назови мне самые распространённые растительные яды?

— Как ещё называют цикуту? — вопрошал Прокл, сурово глядя на неё своим единственным глазом, но Сандра только уныло смотрела на него, не имея ответа. — Ну что же, знания можно приобретать двумя способами: прилежностью и через страх. Жаль, что ты выбрала второе.

Лектор вдруг схватил её неожиданно сильными руками, совсем не вязавшимися с тщедушной комплекцией и, зажав шею между ног, принялся охаживать по спине и заднице поясным ремнём, задрав платье. Сандра кричала от обиды и боли, но никто не пришёл на помощь. Когда он закончил экзекуцию, то сказал, не повышая тона, но от этого стало ещё страшней:

— На сегодня достаточно. Тема завтрашней лекции король ядов. — Половина уродливого лица раскраснелась, живой глаз смотрел на неё грозно, в то время как мёртвая половина оставалась абсолютно безжизненной. Здесь в этом маленьком мирке импровизированной классной комнаты огромного дома (по меркам убогого жилища тётки), Мастер Глосс имел над нею абсолютную власть. И если бы даже содрав кожу, заспиртовал её в банке, ему, пожалуй, ничего бы не сделали. Едва старик вышел из комнаты, Сандра бросилась к леди Кларк, ощущая, как немилосердно горит от ударов ремня тело.

Отнюдь не старая ещё женщина сидела за столом в своём кабинете, разбирая бумаги; девочка с полными глаз слезами собралась пожаловаться на Прокла, но та, окатив ледяным взглядом строго спросила:

— Разве я позволяла тебе войти?

— Нет, миледи, — ответила Сандра; готовые политься из уст слова застыли в горле, она молчала, не зная теперь что сказать.

— Раз ты уже здесь, говори, зачем пришла?

— Я не буду больше ходить на лекции старика. Он безумен; сегодня он отхлестал меня ремнём, — вдруг потекли слёзы, но, не решаясь их стереть под строгим взглядом миледи, она стояла, ощущая, как влажные холодящие кожу струйки бегут по щекам.

— Мир жесток. Ник-то не даст тебе того, чего ты хочешь, если ты не прикладываешь к этому стараний. Обучение у Мастера Глосса обязательно, и поверь, это ещё не самое сложное из того, чему я планировала тебя научить. Если отказываешься, твоё пребывание здесь больше не имеет смысла. Плату за пансион я тебе прощаю, но ты сейчас же покинешь этот дом.

— Куда же я пойду?! — воскликнула девочка, слёзы вновь хлынули из глаз и женщина ответила, не испытывая намёка на сострадание:

— Этого я не знаю. Знаю лишь, что здесь ты точно не останешься. Люди, в которых я не уверенна, мне не нужны.

Из прежнего платья она безнадёжно выросла и миледи разрешила ей оставить то, что Сандра носила в усадьбе, взять несколько медных монет, да немного еды. Кованые ворота усадьбы закрылись за ней, и девочка осталась один на один с холодным враждебным миром. Эту ночь она провела под мостом над лениво текущей не слишком широкой речкой. Избитое тело болело, от воды тянуло холодом; Сандра едва сомкнула глаза, а под утро сильно продрогла, зубы её стучали, и это при том, что шло лето, а что будет с ней надвигающейся осенью, она даже боялась представить.

Вечером кусок не шёл в горло, после всех переживаний, но утром голод дал о себе знать, и наскоро перекусив тем, что выделила ей миледи, девочка отправилась к ней проситься назад. Теперь она была готова прилежно учиться мрачному искусству Мастера Глосса, лишь бы вновь не оказаться выброшенной на улицу как наскучившая игрушка.

Ворота были закрыты снаружи огромным замком, а окна видневшегося в дали двухэтажного дома мертвы, лишь грифоны на каменных тумбах холодно глядели на неё, так же как совсем недавно смотрела на девчонку госпожа. Сандра постучала в них, вначале робко, потом настойчивей, но привратник не спешил открывать калитку, наконец, идущая мимо женщина сказала:

— Зря стучишь, баронесса уехала ночью. Мой муж помогал ей грузить вещи.

— А когда вернётся, не знаешь? — с упавшим сердцем спросила девочка, ощущая, как внутри неё разверзается бездонная пропасть. Ещё одну ночь под мостом она просто не переживёт.

— Она не вернётся. Скоро в этот дом заселится новый жилец.

Ничего не ответив, Сандра пошла прочь, чувствуя обиду и давящую пустоту. Такое уже было однажды, когда охладевшая к ней матрона выставила её за дверь. Та грустная история вновь повторилась и единственное что девочка знала точно, это то, что к тётке она уже не вернётся.

***

Идти было некуда, но и здесь девочка оставаться не могла. Усадьба миледи стояла на окраине Роузвиля, довольно приличного по размерам поселения, всегда оживлённого, благодаря идущим через него торговым караванам. Сандра однажды была там со своей покровительницей. Пристроившись к идущей многодетной семье, она благополучно оказалась в городской черте, пройдя мимо стоящей у въездных ворот стражи. Город казался ей просто огромным, толпы людей сновали по улицам, занимаясь своими делами и до неё никому не было дела.

Толпа влекла её за собой и вскоре она оказалась на рынке. Воспользовавшись невнимательностью продавцов, стащила с прилавка пару яблок и половину лукового пирога. Что делать дальше девчонка не знала, но, по крайней мере, здесь она точно не умрёт с голоду. Пока день не кончился, Сандра становилась то у входа на рынок, то у дома городских собраний читая грустные стихи и идущие мимо люди нет–нет, да и бросали ей под ноги мелкую монету. Эту ночь она провела под лестницей одного из домов в центре, слыша, как стучат по ступеням толстые подошвы кожаных башмаков. Утром же заняла место на паперти Храма Солнца, к обеду вновь оказавшись на рынке. Подавали ей немного, но этого хватило на тарелку мясной похлёбки.

Когда вечером она пришла к дому, где ночевала, ведущие во двор ворота оказались заперты. Но день выдался жарким, а ночь тёплой и Сандра устроилась на ветвях раскидистого дерева, то ли в заброшенном саду, толи в неухоженном парке где-то в центре. За эти несколько дней она успела примелькаться среди других попрошаек и тучная матрона, с которой она рядом стояла на паперти у Храма поинтересовалась вполголоса, подойдя к ней:

— Тебя Паук сюда поставил?

— Кто? Моя мать баронесса, я потерялась в дороге, отстав от кареты, но она обязательно найдёт меня, — ответила девочка и та проворчала, разглядывая её:

— Значит, нет. Ну что же, у тебя остался день.

— Мы все здесь голубой крови — всё сплошь графы да герцогини и все платим Пауку, — усмехнулся одноногий старик, проходя мимо на костылях из доходивших ему до подмышек рогатин.

— Но зачем?

— Он не даёт нас в обиду, договариваясь со стражниками, прогоняет пришлых и решает возникающие споры. А за это берёт треть того, что мы заработали. И это ещё вполне по-божески.

— Так что, меня тоже прогонят?

— Не сразу, — ответила женщина, возвращаясь на место. — Три дня можешь здесь стоять, а потом, да, выгонят, если только Паук не возьмёт тебя к себе.

Заработанного с трудом хватало на еду и минимальные личные нужды. Если она будет отдавать из этого треть, то просто умрёт с голоду и Сандра решила, будь что будет. Три означенных дня прошло. Она снова становилась то на рынке, то у крытой медными листами базилики Храма, вживаясь в роль дочери знатных родителей, но вот появившиеся стражники, не обращая внимания на других нищих, направились к ней и, схватив за руки, повели за собой.

— Моя мать баронесса! Куда вы меня тащите! — протестующе кричала Сандра, заливаясь слезами, но не крики, ни слёзы не возымели действия на солдат.

— Ты — бродяга, — с неожиданной злостью ответил один. — А ведут тебя в грязный клоповник, именуемый приютом, где за тарелку супа ты будешь драить полы, и стирать чужое бельё.

— Самое место для тебя, — вставил второй. — И если ты там сдохнешь, то большой беды не будет, ведь всё равно из тебя ничего хорошего не получится.

Сандру посадили в крытую повозку, где кроме неё было с полдюжины бродяг. Их путь лежал в городскую тюрьму, а потом, после разбирательств девочку ждал немногим лучший приют, если конечно, уплатив штраф, родственники не заберут её. Об этом Сандра узнала от собратьев по несчастью и когда тюремная карета готова уже была уехать, она закричала, привлекая внимание стражников: — Передайте Пауку, я согласна на него работать!

Её истошные вопли не возымели действия, казалось, солдаты вообще не услышали их и, простояв ещё немного на площади, повозка тронулась в путь. Тюрьма в Роузвиле была двухэтажным зданием из красного кирпича с круглыми башнями по углам. Всех вновь прибывших бросили в одну большую зарешеченную по фасаду комнату, где кроме них находилось уже добрых три десятка людей. Здесь были люди в вполне добротной одежде, а были и оборванцы с окрестных помоек. В подвале тюремного замка, несмотря на установившуюся жару, было сыро и на удивление холодно.

Прошло довольно много времени, прежде чем появился надзиратель в компании долговязого субъекта, что оглядев бедолаг, заметил Сандру, указав на неё длинным заскорузлым от грязи пальцем.

— Ты! Иди сюда, — крикнул стражник, маня её рукой. Когда пленница вышла, он, зевнув, сказал ей буднично: — Родня заплатила за тебя штраф, и мы отдаём тебя родственникам.

— Баронесса?! — обрадовалась девочка, не в силах скрыть радостных слёз.

— Меня называли по-разному, но баронессой, пожалуй, впервые, — усмехнулся долговязый.

— Но я не знаю этого человека! — испуганно воскликнула Сандра и тот ответил:

— Меня зовут Колстрейд. Я доверенное лицо твоего дедушки, — схватив девчонку за руку, мужчина потащил её вверх по ступеням, в то время как стражник закрывал замок на двери, покрикивая на арестантов, просивших освободить и их.

— Но как такое возможно, Мастер, — произнесла Сандра, идя следом за долговязым. — Оба моих деда мертвы.

— Считай, случилось чудо, и один из них воскрес. Теперь Паук будет тебе и дедушкой и папой с мамой, — довольный своей шуткой здоровяк заулыбался, обнажая большие тронутые желтизной зубы. Идя следом за провожатым, девочка приуныла. Она надеялась, что баронесса простила её, а вместо этого попала в рабство к хозяину попрошаек.

Дорога заняла довольно много времени, но наконец, выйдя к северной окраине, они оказались у заброшенного дома, почти такого же большого как усадьба миледи. Сквозь дыру в выложенном из камня заборе они попали внутрь; в отличие от прежнего жилища здесь участок земли был не велик, а ограда стояла в каких–то ста футах от особняка.

Солнце клонилось к закату, и бедолаги возвращались в приютивший их похожий на склеп своим мрачным видом особняк, левое крыло которого почти полностью разрушилось. Нищие ютились на первом этаже, в то время как Паук и его приближённые обосновались на втором. От апартаментов хозяев мало что осталось, всё, что имело хоть какую–то ценность, растащили, а дерево пошло на дрова.

Резиденция Паука, оказалась обставлена с претензией на роскошь из чудом сохранившейся мебели. Здесь был камин, стояла большая кровать с балдахином, а закрытые деревянными ставнями окна завесили серыми гардинами. Вот только Паук не мог оценить убранства жилища, так как был слеп. Но слепота не помешала ему стать влиятельным в городе человеком.

Это был невысокий, худощавый мужчина лет пятидесяти с крупной родинкой на левой стороне подбородка. Чёрные с проседью волосы он стриг коротко и выбривался до синевы, что вероятно было в его положении непросто. Слепота не шла с ним от рожденья, глаза его когда-то давно были выжжены, о чём говорили зарубцевавшиеся раны в глазницах. Не имея возможности видеть, местный властитель носил с собой тонкую трость, которой определял препятствия. Сейчас, похоже, было подведение итогов прошедшего дня. Попрошайки сами не приносили ему монеты, сдавая положенную дань старшим, которых здесь звали Майнерами. Видимо сегодня был не самый удачный день, на столе лежал тощий мешочек с выручкой, а сам Паук что-то строго выговаривал стоящим перед ним людям. Но когда Сандра со своим провожатым зашли в комнату он смолк, определяя по шагам вошедших, а потом коротким взмахом руки отпустил приближённых.

— И так, кто ты, девочка? — явно пребывая не в духе, спросил он, обращая взгляд своих устрашающих мёртвых глаз на гостью.

— Моя мать — баронесса, — произнесла она, собираясь рассказать привычную историю, но Паук перебил её:

— Твоя мать? Не о той ли ты женщине, с которой видели тебя здесь недавно? Сегодня эта особа называет себя баронессой, а завтра будет представляться вдовствующей герцогиней или дочерью павшего в битве Маршала, но всё это лож.

— Вы знакомы с миледи Ансарой?

— Ан-са-ра, — по слогам повторил за ней мужчина, словно пробуя это слово на вкус. — У неё много титулов и ни счесть имён, но это видимо любимое. Да мы знакомы с ней, и я не смогу забыть её пока жив. Просыпаясь, принимая пищу, справляя нужду, я каждый день вспоминаю её, ведь именно она лишила меня глаз.

— Она собиралась Вас убить? — удивлённо воскликнула девочка. Она думала, что мир огромен, но оказалось — ничтожно мал. Он так тесен что, однажды выйдя из дома, ты можешь запросто столкнуться со своим прошлым.

— Убить? О, нет, она не так милосердна. Лучше бы она действительно убила меня! Она до сих пор носит мою фамилию?

— Вашу фамилию? — недоумённо спросила девочка. — Она что, вышла за вас замуж?

— Не за меня — лишь за мой титул. Сиятельная леди Кларк. И вот ты видишь, что осталось от нашего брака и моего дворца. Ансара всё ещё увлекается ядами?

— Этого мне не ведомо, милорд, — девочка замялась, не зная как к нему обращаться.

— Называй меня Паук, зачем ворошить прошлое.

— А меня зовут Сандра.

— О нет, твой выкуп обошёлся мне в круглую сумму — а я не люблю тратить деньги. И пока ты их не вернёшь, у тебя не будет имени. Я купил тебя из прихоти, как ненужную вещь и в твоих интересах доказать мне свою полезность. Как же мне тебя звать? Я Паук, это Заяц, — задумался её новый покровитель, безошибочно указывая пальцем на стоящего чуть в стороне долговязого, и тот поймавший в складках одежды укусившую его вшу проворчал, разглядывая на свет паразита:

— Блоха.

— Блоха? — не видя, что происходит, отозвался Паук. — Ну что же вполне подходящее прозвище. Будешь теперь Блохой.

***

В отличие от остальных Сандра милостыню не просила. Она с чувством декламировала на память грустные стихи и героические саги, из сохранившихся у Паука книг, которые по вечерам читала при свете свечи ему, а часто и всем остальным, хотя бы просто для того, чтобы не забыть руны. Попрошайки, в большинстве своём беглые крестьяне, что получат вольную если по тогдашним правилам проживут в свободном городе один год и один день видели в этом проявление колдовства и от того настороженно относились к ней, завидуя и побаиваясь, ведь из всех лишь она владела таинством знаков. Умение читать приближало её к Пауку, но отдаляло от остальных.

Как-то уже пробыв у слепца довольно долго, она при свете нескольких сальных плошек читала ему что-то из старых туго скрученных свитков, несколько десятков, которых лежали на стеллажах. Лето почти закончилось, но, несмотря на это установилась необычайно жаркая погода. Солнце жгло, словно решив уничтожить всё живое, лишь только ночь ненадолго давала прохладу. Одетый в льняной хитон Паук, слушая её, стоял на выходящем во внутренний двор балконе, облокотившись на чудом сохранившиеся перила. Измученный за день зноем он наслаждался прохладой глядя в небо, словно и впрямь мог что-то видеть.

— Ты смотришь на звёзды? Но ведь у тебя нет глаз, — бестактно спросила девочка, когда повествование закончилось, глядя на Паука.

— Да разве нужны они мне чтобы видеть? — ответил тот, всё так же разглядывая необычайно яркие небесные огоньки, под аккомпанемент стрекочущих цикад.

— И что же ты видишь?

— Я вижу над собой глубокое чёрное море. На дне его лежат жемчужные россыпи, в пучине плывут гигантские киты-облака и мелкие пёрышки-рыбёшки. По тёмной глади скользит флотилия из крыш перевёрнутых домов, а на самом верху стою я в низ головой, вертя ею в разные стороны — ибо я флюгер. — Удивлённая девочка вышла к нему и, задрав голову, по-новому взглянула на небо, пытаясь разглядеть то, что описал Паук.

— Ты видела мои картины? — спросил вдруг мужчина, и гостья отрицательно покачала головой, забывчиво добавив: — Нет.

— Пойдём, я покажу тебе.

Вернувшись в комнату хозяин, нащупав, потянул за шнур в углу, и закрывающая боковую стену портьера поехала в сторону, открывая десяток висевших в тяжёлых рамах портретов. Сановные родственники Паука были мало похожи на него, выродившись под влиянием чужой крови, лишь родоначальник династии почти синекожий Сигизмунд Кларк (чей не очень удачный портрет висел в середине галереи), был удивительно похож на своего потомка. Пробежав взглядом картины, Сандра вдруг вернулась назад к портрету женщины, удивительно напоминавшей Ансару, только гораздо моложе и нет, не красивей, но с совершенно другим взглядом. Сейчас выражение лица миледи можно было назвать настороженным, если и не жестоким, то уж во всяком случае, жёстким, а холод глаз было сложно скрыть улыбкой. Явно не привыкшая к позированию молодая особа на картине своей простодушной застенчивостью выглядела совершенно другой — слегка наивной, ещё не растратившей запас душевной теплоты и доброты сердца. Сандра удивлённо смотрела на неё, растерявшись от неожиданности — невеста Паука и миледи Ансара казались совершенно разными людьми.

— Этот портрет написал мой придворный художник ко дню нашей помолвки. Я оставил его на память о своём самом большом разочаровании, — произнёс хозяин, безошибочно определив её душевное смятение.

— Разве она не любила Вас?

— Не знаю даже, любит ли она вообще кого-то. Сердце этой женщины подобно льду и кажется, нет силы, способной его растопить. Она вскружила мне голову настолько, что я готов был пожертвовать ради неё многим, но она хотела всё, — милорд замолчал, явно не желая развивать тему, и тогда девочка спросила:

— Почему здесь нет ни одного вашего портрета?

— Зачем ворошить прошлое? Не хочу, чтобы меня видели в блеске регалий и славы предков, которую я не смог не то что преумножить, а даже сберечь. Сейчас я тот, кто есть — паук, что плетёт паутину, оставаясь в тени. Во мне сегодняшнем нет ничего, что стоило бы сохранить в веках. Для всех я умер, а ты ещё не родилась, Блоха. Пока ты здесь, то будешь учиться всему, что поможет тебе выжить, а как распорядишься этим, тебе решать.

Кроме попрошаек в подчинении разорившегося лорда были базарные воры, заправлял которыми Заяц. Шныряя по рынку, они срезали мешочки с серебром с поясов ротозеев и исчезали в толпе. Теперь девочка не только читала стихи, но и училась искусству воровства, а в том, что это было действительно искусство, она вскоре убедилась. Несмотря на массивную комплекцию, Заяц был умелым вором, умудрявшимся красть серебро, оставляя мешочек на поясе. Как Сандра не старалась повторить подобное, ей это не удавалось.

— Я не могу влезть в чужой карман — кажется, что люди смотрят на меня и потом миледи никогда не одобрила бы такого, — говорила она, когда очередная попытка вытащить безделушку у стоящего к ней спиной Паука не увенчалась успехом.

— Начнём с того, что Ансара выгнала тебя и теперь я занимаюсь твоим воспитанием. Не забывай, кто выкупил тебя из тюрьмы; ты моя собственность и будешь делать всё, что я скажу. Так что не будем больше об этом. Подойди ко мне.

Когда Сандра приблизилась, Паук, положив руки ей на плечи, взглянул своими мёртвыми глазами, от которых невозможно было отвести взгляд. Чем дольше она смотрела в них, тем слабее становилась воля. Её клонило в сон, но сильные руки не давали упасть — казалось, чужие пальцы проникают сквозь кожу в её тело и она срастается с ними, становясь одним целым. Теперь он мог видеть её глазами, мог заставить сделать всё что захочет, подобно кукловоду, крепко держащему невидимые нити…

Когда Сандра очнулась, оказалось, у неё больше нет глаз. На их месте были свежие раны, подобные ранам Паука, которые кто-то из милосердия перевязал льняной тряпкой.

— Что ты сделал со мной! — в ужасе крикнула девочка, вскочив с постели и тут же споткнулась о стоящий рядом стул.

— Глаза мешали тебе, и я лишил тебя зрения, — отозвался Паук в её мозгу. Девочка попятилась, снова оказавшись на постели и затрясла головой, пытаясь изгнать из неё ненавистный голос. — Теперь никто не видит тебя, ник-то не обращает на тебя внимания — ты же видишь всех.

— Да как?! Как я могу что-то видеть, если ты вырвал мои глаза?!

— Я буду направлять тебя, но наша связь не будет вечной и спустя время тебе придётся надеяться лишь на себя, а значит нужно быть прилежной ученицей.

— Как я могу чему-то научиться, раз ничего не вижу?! — воскликнула девочка, и голос в её голове ответил:

— У тебя есть слух, есть обоняние — теперь ты будешь жить так, как живу я. Я позабочусь о тебе, если ты будешь мне полезна.

— Что, что я должна делать? — чувствуя себя совершенно пустой, после свалившихся на неё потрясений спросила Сандра.

— Перед тобой стоит чучело, с десятком маленьких колокольчиков. Вытащи монету из кармана, так чтобы не один не зазвонил.

Девочка снова встала, совершенно не представляя где находится, стараясь прислушаться к своим ощущениям. Чувства её обострились. Она ощущала какофонию слабых звуков и запахов, на которые раньше не обращала внимания, а сейчас они стали единственным, что связывало её с миром. Сквозняк из под двери приносил запах жира горящей плошки, что едва перебивал дух лукового супа, которым владелец забрызгал тунику во время трапезы. В её кармане лежала монета, ставшая первым заданием для Блохи.

Казалось чучело, чувствовало её приближение: едва девочка прикасалась к нему, тут же раздавалось тревожное дребезжание, и тогда в её голове вновь раздался голос Паука:

— Представь что руки твои это змеи — бесшумные и невидимые во мраке. Они незримо подкрадываются к добыче и потом исчезают, словно тени.

«Руки — как змеи», — сказала себе Сандра, чувствуя, что пальцы её касаются материи. Они скользили по набитому соломой чучелу, но едва достигли кармана, как кто-то ударил по ним розгой.

— Ай! — закричала девочка, отдёргивая руку, и голос в её голове произнёс: — Помни — ты хитра как змея и быстра словно молния. Она услышала рассекающее воздух движение; прежде чем хлыст коснулся пальцев, девочка убрала руку, а потом быстро выхватила монету, и удар пришёлся по пустому уже карману.

— Ты быстро учишься, — удовлетворённо сказал Паук и в этот раз голос его прозвучал как обычно. Теперь потеряв способность видеть, девочка продолжала обучение в заброшенной усадьбе, привыкая к своему новому состоянию. Следуя за Пауком, она училась тростью определять препятствия на пути, стараясь полагаться на оставшиеся у неё чувства. Блоха скучала по миру зрячих людей, по всему, что можно было увидеть глазами, стараясь выжить среди кромешной тьмы.

Следом за настза наставником она поднималась по ступеням, для ориентира водя палкой по стенам, бродила по полуразрушенным коридорам, учась определять препятствия по движению воздуха. Оказавшись на крыше, следовала за уверенно шедшим Пауком по каменной балюстраде на самом краю, ощущая пугающую пропасть рядом с собой. Ей казалось, милорд привёл сюда её специально, давая выбор между жизнью и смертью. Но молодая особа не собиралась так быстро сдаваться, принимая обстоятельства ещё одним испытанием.

Остановившись на середине, она подняла голову к небу, пытаясь увидеть море над своей головой. На дне лежали золотые россыпи, внутри водной глади плыли огромные рыбины, а она вертела головой во все стороны на мачте бегущего по волнам корабля. Ибо была она флюгер.

Когда девочка освоилась настолько, что перестала спотыкаться на каждом шагу, Заяц вывел её в город. Сняв повязку, она стояла на площади, читая стихи и героические саги, а спешившие по своим делам люди сновали мимо неё, на миг, останавливаясь рядом и сочувствуя её уродству, из жалости кидали под ноги медный грош. Злясь на себя и тогда, когда бросали милостыню и тогда когда не делали этого.

— Сегодня твой выход Блоха, — сказал ей Заяц, когда утром они вновь оказались на площади у Касагранды.

— Выход?

— Можешь считать это экзаменом. Сдашь его, быть может, со временем Паук сделает тебя Майнером, а нет, так и останешься слепой попрошайкой. Жизнь жестокая штука. Паук не вечен, рано или поздно кому-то придётся занять его место. Похоже, старик выбрал тебя, — добавил он, склоняясь перед девочкой и развязывая закрывавшую раны повязку.

— И что я должна сделать? — без особого энтузиазма спросила Сандра. Стать королевой попрошаек этого Небом забытого места, было не тем, о чём она мечтала, но всё–таки лучше, чем остаться на самом дне касты отверженных.

— Ничего особенного, — пожал плечами Майнер — теперь Сандра уже могла определять это на слух. — Бургомистр зазнался. Он считает в этом городе главным себя и не желает делиться властью — нужно дать ему урок.

***

Наследный принц Салозар следовал в столицу из южных провинций. Он был первым в очереди на престол, и потому встречали его с королевскими почестями. В последнее время между ним и его отцом, Иеремией Счастливым отношения были не самые добрые. Мальчишку отправили в форт Канингема, но сейчас монарх вновь воспылал к нему отеческой любовью, вероятно вследствие перенесённого недавно недуга, напомнившего о неминуемой смерти, и велел возвращаться в Добробран.

Приезд особы королевских кровей произвёл в неизбалованном событиями Роузвиле сильный эффект. Хотя визит Его Высочества старались держать в тайне, люди каким-то образом узнав об этом, с утра потянулись к площади у дома городских собраний. Наконец ближе к полудню кортеж принца показался на горизонте, и изнывавшая от ожидания толпа пришла в радостное оживление. Всю дорогу от форта наследник провёл в крытой повозке, но, не желая показаться неженкой перед городом сел в седло.

Он был невысок, тонок в кости и до худобы строен, как и положено юноше двадцати лет, а кожа его, обычно нежно голубая, теперь, от охватившего волнения сделалась почти синей. Из-за давившей с обеих сторон дороги толпы вороной принца шёл шагом, и стражникам с трудом удавалось сдерживать людскую массу, напиравшую на него. Понимая, что другого случая в жизни больше не предвидится, каждый хотел увидеть наследника и если получится прикоснуться к нему, перенимая на себя частичку его удачи.

Сопровождаемая Колстрейдом Блоха стояла в первых рядах, и когда конь Салозара поравнялся с ними, внезапно кто-то вытолкнул её на дорогу. Девочка едва не попала под копыта, стража бросилась к ней:

— Куда прёшь, уродина! — и, схватив за ноги, потащила в сторону, но принц смущённый происходящим крикнул ещё не успевшим огрубеть голосом:

— Стойте! Народ любит меня и не вина этой несчастной, что жизнь так жестоко обошлась с нею, — вдруг он спрыгнул с коня и, наклонившись над лежащей Блохой, помог ей подняться:

— Кто ты дитя? — спросил он, с болью разглядывая ужасные шрамы на месте глаз.

— Меня зовут Сандра, — ответила та, держась за руку юноши. — Запомните это имя, сиятельный принц, ведь однажды я обязательно стану Вашей женой.

Удивлённый наследник смолк, не зная злится ли ему на дерзость девчонки. Стоящие рядом люди, встретили одобрительным гулом её заявление, тогда как другие, не понимая сути происходящего стали напирать на них и страже всё труднее удавалось сдерживать толпу.

— Мой лорд, прошу Вас больше никаких остановок до самого дворца, — почти молил его командир королевской стражи, Мастер Эйлер Кейн. Салозар, сев в седло, наконец, продолжил путь, а девчонка исчезла в толпе.

— Ну, разве обязательно было болтать, — выговаривал ей Заяц по пути к заброшенной усадьбе. — Как такое вообще пришло тебе в голову? Похоже, милорд лишил тебя не только зрения, но и разума.

— Медальон принесла? — первым делом спросил её Паук, когда они оказались в его покоях и девочка, достав из складок одежды, протянула ему золотой символ королевской власти, изображавший стоящего на задних лапах льва. С другой стороны шли имена предков Салозара, и когда наследник вступит на престол, туда же допишут и его собственное. Именные медальоны делались при рождении мальчикам королевского рода, хотя отнюдь не каждый из них мог впоследствии стать монархом и замене не подлежали. Потеряв медальон, наследный принц терял вместе с ним шанцы на престол.

— Да милорд. Когда Салозар склонился надо мною, я отстегнула медальон от цепочки.

— Салозар — растяпа, — проворчал Колстрейд, а девочка возразила:

— У него доброе сердце.

— Доброе сердце — непозволительная роскошь для монарших особ, — прерывая их спор, заметил Паук, держа в руке медальон. Он не мог его видеть, но величие, исходившее от символа королевской власти, отразилось в лице милорда.

— И что будет дальше? — спросила девочка.

— Мы выждем немного, и я верну его, и тогда бургомистру придётся смирить гордыню. В любом случае мальчишка будет обязан мне. Вам обоим лучше какое-то время побыть здесь — стража сейчас шерстит город в поисках пропажи.

— Нет, Паук, медальон принцу верну я, — заявил верзила и, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, быстрым движением пронзил грудь слепца выхваченным из-за пояса ножом. Сандра этого не видела, но по появившемуся в воздухе напряжению и изменившемуся голосу громилы, было понятно, что случилось что-то ужасное.

— Что ты наделал! — девочка с криком бросилась к упавшему на пол лорду Кларку. Нащупав рану, она зажала ладонью бегущую кровь. Паук был ещё жив:

— Меня не спасти, — прошептал он, вкладывая в её ладонь медальон. — Отдай его принцу…

— Что вы там шепчетесь, — прорычал Заяц, отворачиваясь от окна. По двору к дому шли стражники, вероятно разыскивая их с Блохой. Схватив девчонку за ворот туники, он с лёгкостью отшвырнул её в другой угол залы и, склонившись над умершим стал обшаривать его одежду в поисках медальона.

— Я не собираюсь до конца дней подбирать упавшие крохи с чужого стола. Я должен был занять его место, только я. Но поверив россказням бывшей жёнушки старый дурак похоже решил оставить всё тебе, объявив своей дочерью, — не найдя медальон убийца повернулся к девчонке: — Отдай. Из-за своего упрямства ты погубишь всех: за эту висюльку нас вздёрнут на дыбе, и будут придавать таким пыткам, о которых ты даже не слышала.

— Если я и отдам медальон, то не такому выродку как ты, — отрезала девочка, слыша приближающиеся шаги. Громила бросился к ней но, Сандра, юркнув в камин, стала быстро взбираться по вбитым лестницей в каменную трубу штырям, по которым обычно поднимался трубочист. Дымоход был слишком узок для плечистого Колстрейда, и он решил схватить девчонку на крыше, но путь ему преградили появившиеся солдаты.

— Где чёртов медальон, — взглянув на мертвеца, обнажив меч, прорычал Мастер Кейн, утром сопровождавший Салозара по дороге во дворец, и Заяц выпалил, не став отпираться: — Он у девчонки, милорд, а девчонка улизнула на крышу, когда убив Паука, я собрался передать его вам.

Слова Колстрейда не произвели на рыцаря впечатления, он был слишком взбешён и вымотан этим безумным днём и поскольку опальный лорд был уже мёртв, решил выместить зло на его приближённом, вероятно не желая марать рук о такое ничтожество: — Сбросьте его со стены.

— Милорд, вы не сделаете этого, а если и сделаете, потом пожалеете, — заявил громила приближающимся стражникам и рыцарь спросил раздражённо:

— И что же мне помешает?

— Хаос. Вам помешает хаос, милорд, что непременно наступит, когда над сбродом не будет больше единоначалия. Подобно зловонной опухоли отверженные миром люди начнут расползаться по городу, лезть в глаза своим видом и ноздри отвратительным запахом. Потеряв доход, подобно зверю они начнут рвать друг друга за кусок хлеба и медный грош. Чтобы прекратить это вместе со мной придётся отправить, на тот свет несколько сотен человек разного пола и возраста, которыми раньше управлял Паук. Он играл в свои игры, желал править городом по старой памяти — у меня же таких амбиций нет. Зачем самому влезать в это болото, если уже есть человек, который будет делать за Вас грязную работу? И потом, это же я через своего человека сказал вам, где искать безделушку.

— Ерунда, вас видели сотни глаз, рано или поздно мы пришли бы сюда. Ты просишь о помиловании. В обмен на что? — сурово спросил рыцарь, раздумывая над его словами.

— Вы забываете историю с медальоном и убийством Паука.

Море, глубокое синее море над головой, несло к югу свои волны, гонимые северным ветром. Под толщей вод проплывали огромные рыбины, поднимаясь к самому верху и оттого почти упираясь в днище бегущего по водной глади корабля, где на мачте улавливал ветер металлический флюгер.

Слепая девочка стояла на середине балюстрады глядя на небо мёртвыми глазами, прислушиваясь к осторожным шагам крадущихся с разных сторон мужчин. В одном из них она узнала Зайца. Громила пытался удержаться на узкой вымостке, по чуть-чуть приближаясь к ней. Деваться девочке было некуда, Эйлер понимал это, крикнув с земли.

— Не усложняй своё положение. Нам нужен медальон, а не ты. Мне проще сбить тебя стрелой, чем бегать по крыше! — невидимый Сандрой лучник не спеша натянул тетиву, прицеливаясь в её сердце, не желая напрасных мучений, и тогда девчонка крикнула:

— Медальона со мной нет — я спрятала его в доме и вам потребуется немало времени, чтобы найти его. На это уйдут дни, а может недели. Я скажу, где спрятала золото, но вначале хочу поговорить с принцем. Не пытайтесь меня обмануть, я запомнила его голос и легко определю подмену. Если же Заяц или кто-то другой попытается схватить меня, клянусь, я спрыгну вниз!

— Принц давно уехал и потом, твои слова лишь бравада. Ты не сделаешь этого.

— Отчего же? А что мне терять? За кражу реликвии меня вряд ли погладят по головке. Если принц, уехал, пусть вернётся — я не могу здесь стоять вечно!

— Хорошо, — ответил ей командир королевской стражи, глядя как воин раскручивает над головой сложенную в аркан верёвку. Услышав это, Сандра приставила убивший Паука нож, что держала в руке к своему горлу.

— Вы играете не по правилам, милорд. У меня нет глаз, но отличный слух — если я услышу что-то подозрительное, то покончу с собой, прежде чем вы доберётесь до меня…

— Остановитесь! — услышала она, взволнованный голос принца, подъехавшего к самому дому на взмыленном жеребце, которого видимо, гнал во весь опор.

— Чего она хочет? — со злостью глядя на девочку спросил он прибывшего чуть раньше бургомистра и Готварт ответил.

— Заключить договор. С вами.

— Со мной? — удивился наследник, крикнув Блохе: — Чего ты ещё хочешь от меня?!

— Того же что и все женщины королевства — стать Вашей женой!

— Но я уже помолвлен и если не в этом, то следующем году мы обвенчаемся с синекожей принцессой Моршеной из Градираля, — недоуменно возразил принц, ожидая чего угодно, только не этого. Он был настолько удивлён её требованием, что даже перестал сердиться на девчонку.

— Бездомная нищенка нечета королю, — брезгливо глядя на неё сказал Бургомистр и все остальные презрительно засмеялись.

— А кто сказал, что я из простых людей? Мои родители — лорд и леди Кларки, пусть и не славятся богатством, но родословная отца уходит к первым властителям Добробрана…

— Это ложь! — крикнул Колстрейд, удивлённый не меньше других решительностью девчонки, неохотно добавив: — Да она путалась с бывшей женой Паука, но это совсем не значит, что они её родители…

— Отец сказал мне об этом перед смертью, когда я склонилась над ним — ты ещё спрашивал, о чём мы шепчемся. И это был не предсмертный бред!

— Кем бы ни были твои родители, это ничего не изменит: у меня уже есть невеста! — прервал её принц.

— Была, — отрезала Сандра, — когда медальон висел на твоей шее, и ты был наследным принцем. Насколько я знаю, ты не единственный сын отца и вместе с медальоном теряешь не только престол, но и невесту. Никто не станет связываться с неудачником.

— Я не неудачник! — раздосадовано воскликнул Салозар. У его родителя действительно были другие дети — бастарды — прижитые от придворных дам не только в Добробране, но и в землях за Пределом и теперь они вполне могли претендовать на престол, ведь у каждого из них по праву родства был свой медальон.

— Твоя удача — это я. Я верну тебе право на трон! — кричала Сандра, по общему настроению ощущая, что чаша весов его величество случая медленно склоняется на её сторону. Она точно не знала о наличии братьев Салозара, лишь слышала об этом от баронессы, но пущенная наугад стрела попала в цель. Если бы Ансара видела её в этот момент, то могла бы гордиться своей ученицей.

— Слово, пусть даже и монаршей особы мало что значит, когда замешаны интересы Престола — мой отец никогда не одобрит этот брак. Он хочет, чтобы Кровь Королей текла в венах продолжателей рода, а для этого нужны оба синекровых родителя.

— Время синекровок прошло, — заявила Блоха, озвучив то, что было и так всем ясно. С десяток королевских Домов Серединного мира смешивались между собой так часто, что давно уже стали одной большой семьёй. Но новой крови взяться было просто не откуда, и вместо божественного провидения голубая кровь оказалась опасной болезнью, предметом вырождения и проклятьем. — Так и быть, я подожду, пока ваш брак не расстроится, но ты должен перед всем этим городом сказать, что клянёшься взять меня в жёны, когда вновь станешь свободен. И ещё. Мне нужно что-то кроме обещаний, какая–то вещь Салозара, по которой, он узнает меня, даже через полжизни. Например, половина медальона. Без этого договора не будет.

— Не к чему устраивать балаган и позорить принца, — вмешался бургомистр. — Клятвы данной в этом кругу будет достаточно, чтобы его услышало Небо. Здесь полно народу. Я и мои люди будем представлять жениха, а жители развалин станут с вашей стороны. Человек, которого ты назвала своим отцом, мёртв, но громила сможет заменить его во время ритуала.

— А будет и ритуал? — удивился принц, сбитый с толку его деловитостью. Похоже, лорд Готварт относился к происходящему вполне серьёзно.

— Мой личный священник скрепит ваши клятвы своею молитвой, чтобы Триолан услышал их, — ответил Бургомистр, добавив тихо: — Не пугайтесь Ваше Высочество. Когда девчонка вернёт медальон, мы покончим и с нею, и с этими обещаниями.

— А как же Небо?

— Жрецы что-то придумают. Фимиам будет куриться три дня и тучные жертвы лягут на алтарь в таком количестве, что Боги закроют на это глаза, — лицо набожного юноши залил румянец, вероятно, он ещё не слышал ничего более святотатственного. — Не забивайте этим голову сейчас, главное вернуть реликвию.

— Рубить медальон мы не будем — нужно оставить в тайне всё, что здесь произошло, иначе это может навредить принцу…

— А как же все эти люди? Весь город из-за этого гудит как улей, — перебила его девочка.

— Погудит, да и стихнет. Это только слова — далёкое эхо событий, которые никто не будет проверять. Вы получите мой личный перстень, — бургомистр снял с безымянного пальца золотое кольцо с крупным алым камнем, мрачно сверкнувшем в солнечных лучах, хотя девочка и не могла этого видеть, но наследник перебил его:

— Не нужно, Вы и так сделали для меня слишком много, милорд. Ты получишь мою именную печатку с фамильным гербом и моим именем. Второй такой не существует, и я узнаю её даже в глубокой старости.

— Может, теперь, когда все формальности улажены, Вы всё-таки слезете оттуда, юная леди? Путь от Храма не близок и жрец прибудет сюда лишь к вечеру, — обратился Готварт к девчонке, свесив ноги сидевшей на парапете.

— Поверить всему, что Вы тут мне наобещали, значит дать заманить себя в ловушку. Я хочу чтобы клятва прозвучала на заполненной площади — если она будет нарушена, люди не забудут Вам этого.

— Площади не будет. Можешь хоть сейчас размозжить себе голову, это ничего не изменит. Рано или поздно я отыщу, чёртов медальон, пусть даже придётся разобрать здесь всё до основания, — отрезал Готварт, мальчишка нервно взглянул на него, но бургомистр не обратил внимания на это. Все вновь смотрели на Сандру, девчонка не знала, как поступить и после раздумья согласно кивнула головой: — Дождёмся жреца.

— Милорд, сейчас удобное время поймать её арканом или сетью, — поглядывая на Блоху, прошептал на ухо бургомистру Мастер Кейн, но Готвард просто ответил:

— В этом больше нет нужды. Я не нарушу слово, данное принцу и его самозваной невесте. Ты знаешь, девчонка мне даже нравиться, жаль, что она сама выбрала свою судьбу.

Когда жрец приехал к заброшенной усадьбе, сидя в запряжённой мулом повозке уже почти стемнело. Это был невысокий полностью лысый толстяк с невозмутимым лицом. Казалось, он совсем не удивился ни месту, где должен был заключить брачный союз, ни тем, кто встал под венец — вернее их разному положению в обществе. Как только молодая особа слезла с парапета, Готвард, особо не надеясь, приказал её обыскать, но, как и думал, медальона при ней не оказалось.

— Так вы соблюдаете договор! — возмутилась девчонка, но бургомистр, не повёл даже бровью:

— Не забывай, что ты украла его по приказу своего «папаши», возжелавшего шантажировать меня. Это не просто кража, а посягательство на установленный Небом порядок вещей, по сути, государственная измена. Так что заткнись и радуйся тому, что до сих пор жива. Преподобный, начинайте — пора заканчивать этот балаган.

Жрец, встав лицом к заходящему солнцу на верхней ступени чудом сохранившейся мраморной лестницы, неторопливо зажёг семь свечей в серебряном канделябре, и, перебирая узлы на поясе белой священной рубахи, стал читать молитву. Солдаты бургомистра стояли со стороны принца, попрошайки, представлявшие из себя пёстро одетую разношёрстную компанию сгрудились возле Блохи. То с любопытством поглядывая на читавшего молитву клирика и стоящих перед ним принца с девчонкой, то со страхом на поблёскивающих доспехами в отблесках света факелов стражников. Не ожидая для себя ничего хорошего по окончанию церемонии. Паук держал их в строгости, но никогда не перегибал палку, давая возможность заработка, кров и защиту. Что будет теперь, никто из них даже не представлял. Дочитав молитву до конца, жрец потушил одну за другой свечи и, сложив канделябр, в дорожную сумму побрёл к повозке, по-утиному переваливаясь из стороны в сторону.

— И всё? — удивлённо спросила девочка, слыша его удаляющиеся шаги.

— Всё. А чего ты ждала? Это только помолвка, — Салозар сняв печатку, попробовал одеть её на палец девицы, но она оказалась слишком велика, тогда наследник привязал кольцо к кожаному шнурку, отрезав от упряжи лошади и надел ей на шею. — Я свою часть уговора выполнил.

— Эти люди не должны пострадать, — заявила Сандра перед тем как вернуть медальон, указав на смотревших на них попрошаек. Принц взглянул на Готварда и тот сказал пренебрежительно:

— Я не могу гарантировать того что кто-то из бродяг не умрёт от болезни, перепоя, увечий, просто от старости или будет казнён за преступление. За себя лишь скажу, что не стану их преследовать только за то, что они видели эту помолвку; остальное зависит от них.

— Надеюсь на слово, данное не мне, а будущему королю Добробрана. Проводите меня к Пауку, я хочу проститься с ним.

— Да ты издеваешься! Мы потеряли из-за тебя весь день, и никто не хочет торчать в этих руинах ещё и всю ночь! — Багровея от гнева, прорычал бургомистр, хватаясь за рукоять меча, но принц, желая как можно быстрее покончить со всем этим, а не слушать бесконечные препирательства вдруг встал на сторону девочки: — Дадим ей такую возможность милорд, уверен, это не займёт много времени.

Тело покойного лорда Кларка лежало там, где застала его смерть. Пусть Паук не был Сандре отцом, он заботился о ней, как мог, давая суровые уроки выживания в этом мире. Но сам этот мир оказался жесток и не терпел слабости. Глядя на склонившуюся над покойником девочку, принц проникся сочувствием к её утрате:

— Оставим их, — сказал он, закрывая двери. В комнате было темно, но что значит свет для того кто живёт во мраке?

— Ты учил меня быть сильной, — начала Блоха, надеясь, что душа покойника слышит её. — Хотя сам, пожалуй, был слаб, позволив лишить себя золота, земель, будущего, даже глаз и жил в тени своего великого прошлого, сам став лишь тенью самого себя. Как паук сидел ты, в мрачных развалинах плетя липкую сеть, в которую попадались в основном навозные мухи, и когда забился в ней молодой лев, это стоило тебе жизни. Ты воспитывал меня как свою дочь и я, принимая отныне твою фамилию, клянусь продолжить твой род и наказать тех кто, так или иначе, причастен к твоей смерти.

Ей бы заплакать сейчас, изливая в привычном женском рёве из сердца тоску и боль страданий, но глаза её были мертвы, как песок Нимейской пустыни и, склонившись над мертвецом, она коснулась губами остывшего лба. Нащупав пальцами рану на его груди, она вытащила спрятанный в теле покойника медальон, из-за которого так много было сломано сегодня копий и, надеясь, что всё делает правильно вышла из залы.

Стараясь не думать о будущем девочка вручила ожидавшему её Салозару заляпанный кровью медальон. Брезгливо вытерев о портьеру на окне, принц, не решившись повесить на прежнее место, сунул его в висевший на поясе мешочек с серебром, и, не взглянув, вышел на улицу. Сандра слыша, как торопливо отъезжают от развалин лошади королевской свиты села на ступени, только, пожалуй, сейчас поняв как устала.

— Что прикажете делать с ней, милорд, — глядя в сторону усадьбы тихо спросил бургомистра командир городской стражи и тот ответил:

— Бросьте девчонку в крепость. Пусть там ждёт своего шанса.

***

Готвард держал слово. Как для тюрьмы условия содержания в крепости были нормальными. Девочка не голодала, раз в неделю её мыли в бочке с тёплой водой, а приходящая женщина, по–видимому, немая от природы каждое утро расчёсывала ей гребнем волосы. Она не знала, сколько прошло времени с момента заточения, ведь даже не могла определить день сейчас или ночь.

Та же матрона — это она определила по исходящему от кожи кислому запаху старости — убирала в комнате под присмотром надзирателя и спустя время Сандра уже могла вполне свободно ориентироваться в ней. Её держали отдельно от всех где-то под крышей, и когда шёл дождь, она отчётливо слышала стук барабанящих по черепице капель. Надзиратели не хотели с ней общаться, а матрона не могла и Сандра боялась, что со временем разучится говорить и тогда взяла привычку разговаривать сама с собой.

Просыпаясь, она желала себе доброго утра, а засыпая спокойной ночи, благодарила неизвестных поваров за добротную стряпню, пусть и не слишком вкусную, но не дававшую ей умереть с голоду, а Непорочную Деву, (которой отдавала предпочтение в пантеоне богов) за проявленное к ней снисхождение и, конечно же, боясь забыть, читала наизусть стихи. Толи к ней просто привыкли, толи кто-то проявил к девчонке участие, но теперь её кормили гораздо лучше, всё так же дважды в день, зато пища стала вкуснее и даже изысканней. Наверное, это было плодом её воображения, но ей казалось, она узнаёт руку повара баронессы, всегда добавлявшего в свои блюда пряности, что привозили из-за Азгора, откуда и был родом Мастер Грант.

Мылась она теперь, когда хотела, достаточно было сказать об этом матроне, а одевала не грубую холстину с чужого плеча, а шерстяные туники и льняные платья, которые складывала в отведённый ей для этого шкаф. Она старалась не падать духом, но понимала, что обречена, провести в каменных стенах всю оставшуюся жизнь, как самая опасная преступница этих земель. Пожалуй, местный властитель мог расправиться с ней, но не делал этого, желая продлить её мучения.

Пройдёт детство, потом юность, придёт пора зрелости, не единожды поменяется бургомистр и стражники, давно забыв о причине заточения, будут насиловать её, приучая к сладкой пытке и со временем, по прошествии лет она станет зависимой от этого, как от единственного своего удовольствия. А спустя полвека, когда она превратится в седую полоумную старуху, у неё не будет даже его и единственное о чём она станет мечтать, засыпая это о скорой смерти.

Печатка принца по-прежнему висела на её шее; возможно, какое–то время он ещё будет помнить о ней, но со временем воспоминания потеряют остроту под ворохом событий и дел, а история с украденным медальоном будет восприниматься как отчего-то не забытый дурной сон. И уже тем более Салозар вряд ли вспомнит о данном когда-то ей обещании. Она блефовала, не понятно на что, надеясь, но вот игра проиграна и всё что ей осталось, это общество немой старухи…

Задумавшись, она не сразу услышала лёгкие шаги матроны и когда та дотронулась до неё своими почему-то всегда холодными пальцами, то вздрогнула от неожиданности. Немая мычала, силясь что-то сказать, вероятно, воспользовавшись отсутствием стражи у дверей, но вот по коридору послышались грузные шаги женщина, сунув ей в ладонь, завёрнутую шелестящей обёрткой конфету, отошла в сторону.

Развернув, девочка вдохнула медовый аромат, сердце её часто забилось, и узница старалась не подавать виду, что взволнована. Она узнала этот запах — такие конфеты, делавшиеся по личному рецепту Мастера Гранта, любила Ансара и в том, что она, наконец, объявила о своём участии в её судьбе, не могло быть сомнений. Это была не просто медовая сладость в красивой обёртке — то был её путь на свободу. Боясь передумать, девочка быстро положила конфету в рот и едва разжевав, проглотила, запив водой из стоящего на столе кувшина.

На следующее утро она почувствовала себя нездоровой, причём настолько, что едва смогла встать с постели. Её рвало весь день горькой слизью пустого желудка и напуганные стражники, не заходя внутрь, ставили у порога свежую воду и пищу, но девочка не притронулась ни к чему и посуда осталась стоять у порога пока старуха, наконец, не унесла их прочь. Сандра теперь совсем не вставала с постели, и матроне с трудом удавалось насильно кормить её жидкой рисовой кашей. И без того не быв полной она исхудала ещё больше и напоминала скорее скелет, нежели обычного человека. Казалось, смерть стоит у изголовья ожидая последнего вздоха и пришедший лекарь, не найдя причины недуга посоветовал ей лишь покой, констатировав собственное бессилие.

То, что она не была заразна, пожалуй, являлось единственной хорошей новость. Промучившись неделю, девочка умерла, к всеобщему облегчению — пожалуй, она не заслуживала такой судьбы, и Триолан, смилостивившись над нею, прекратил её мучения. Лекарь констатировал смерть, положив в покрывало, стражники вынесли труп на тюремное кладбище, где обычно хоронили тех, за кем не пришли родичи упокоить в Башне Молчания среди усопшей родни. Жрец прочёл надлежащую в таких случаях молитву, и перед тем как стражники засыпали накрытое саваном тело, присутствовавший здесь лорд Готвард вертя в руке королевскую печатку, склонившись над покойницей, одел шнурок на тонкую шею. У принца ещё будет не счесть колец и перстней, а девчонка расплатилась за неё жизнью.

Накрапывал мелкий дождь, угрожая превратиться в ливень и быстро забросав могилу землёй, стражники поспешили в крепость, воткнув в свежий холм кол с прибитой к нему табличкой, написанной по такому случаю храмовым служкой: Блоха — девочка двенадцати лет. Родители — Анзор и Ансара Кларк.

Габриель

Очнувшись, Сандра рефлекторно открыла глаза, как делала до этого каждое утро всю свою недолгую жизнь. Она лежала, прислушиваясь к щебетанию птиц за окном, обрывкам разговоров идущих людей, стуку копыт и грохоту проезжающих по мостовой телег. Яркий дневной свет проникал сквозь повязку на её глазах, и вместе с ним пришло воспоминание обо всех недавних событиях и о том, что у неё больше нет глаз. Вспомнив об этом, девочка зажмурилась, и потянулась руками к повязке, вдруг услышав взволнованный голос сиделки:

— Она очнулась! Она очнулась! — вскочив со стула, женщина выбежала из комнаты, но услышав её крик, навстречу уже спешили с полдюжины человек. Вероятно все, кто был в этот момент в доме.

Плотно намотанная ткань была завязана на узел, который никак не поддавался девочке. Её пальцы, как и всё тело, плохо слушались от истощения, она поднялась с постели, но голова закружилась, и пришлось сесть на кровать. — Не так быстро, милая, — услышала она взволнованный голос Ансары. За время знакомства это был, пожалуй, первый случай, когда что-то смогло вывести миледи из себя. Понимая, что всё самое страшное позади, Сандра не зная, что сказать баронессе вдруг заплакала. Скопившиеся за долгое время слёзы текли ручьями, девочка содрогалась в рыданиях и леди Кларк, понимая её состояние, лишь молча прижала её к себе.

— Что с моими глазами? — всё ещё не в силах успокоится, с трудом выговорила девочка. — Я смогу видеть?

— Да, конечно. Несколько дней придётся походить в повязке, а потом мы её снимем.

— Но как такое возможно? Ведь Паук уничтожил их, я чувствовала боль и свежие ужасные шрамы в глазницах.

— Если бы это было так, я бы ничем не помогла. Он просто внушил тебе это, добавив немного магии, которой пытался овладеть.

— Он был чернокнижником? — спросила девочка и Ансара ответила, подбирая слова:

— Пожалуй, самое страшное в этом мире, когда люди преподносят свои заблуждения как истину, называя магией то, чего не могут понять. Например, знание о соединении материй, о действии настоек трав и движении небесных тел — всё это они по невежеству называют колдовством.

— За это Вы лишили Паука глаз?

— Я? — удивилась миледи. — Это он так тебе сказал? Хотя, пожалуй, в этом есть часть моей вины. В юности я увлекалась науками. Мой отец был последним управителем библиотеки Добробрана — тем, что осталось от её былого великолепия после череды войн. Он не просто раскладывал свитки — он был математиком, философом, астрономом, учил мудрости древних знаний и его школу посещали знатные люди, съезжаясь со всего Серединного мира. Он почти не брал с них денег — в этом был его замысел: сделать мир лучше.

Отец мечтал о сыне, который продолжит его дело — ведь только мужчина мог заниматься наукой, удел женщин лишь домашний очаг. Но родилась я, унаследовав от отца, в отличие от других дочерей и племянников тягу к знаниям. А потом, уже после его смерти я вышла замуж за Анзора, продолжая занятия со своими учениками, преподавая философию и точные науки. Он был префектом провинции, не последним человеком в королевстве и многим не нравилось моё влияние на него, а ещё то, чему учила, будучи Ментором. Клирикам казалось, я отнимаю прихожан у истинной веры. Больше слова жрецов не были для моих учеников истиной, они подвергали их сомнению хотя бы в том, что земля плоская и именно Бог создал нас всех, по сути, из своей прихоти.

Это отражалось и на отношении мужа к храмам и величине пожертвований на их нужды. В этом клирики обвиняли меня, жалуясь Первосвященнику. Анзор, был предан королю, ссорится с которым жрецы, не хотели, ведь вмешиваясь в дела государства, они посягали на власть Иеремии в провинции. Пусть он во многом и уступал Первосвященнику, но здесь неожиданно проявил твёрдость, отказавшись отзывать префекта, и тогда святоши решили проблему по-другому.

Ворвавшись в библиотеку, фанатики из живущих в киновиях монахов схватили меня, привели в свой Храм, раздели догола и там убили. Не сразу, — добавила женщина, услышав удивлённый возглас слушательницы. — Они живьём сдирали с меня кожу до костей глиняными черепками, выколов глаза, а когда я умерла, выбросили искалеченное тело на помойку, предоставив птицам, позаботится обо мне. Меня оживила колдунья, но даже это не было магией — меня воскресил Эйтр, мифическое вещество которым Боги сотворили мир из первородного хаоса. Живых он убивал, а мёртвых возвращал к жизни.

Мой муж тайно приказал слугам отвезти к ней моё тело, сам же, уйдя со службы, отдался алхимии, сумев истратить за короткий срок на своё увлечение целое состояние. Знавшие его люди решили, он сошёл от горя с ума, и возможно были не далеки от истины. Надеясь создать средство способное возвращать с того света он едва не распрощался с жизнью лишившись глаз. Мы встретились ещё один раз. Он стал почти безумцем; чуть не убивший его взрыв ядовитого газа уничтожил половину усадьбы. Гонясь за химерой своей мечты, Азнор влез в долги, с которыми не смог расплатится и кредиторы отняли у него всё, что ещё можно было продать.

Недавний вершитель судеб целой провинции смотрел на меня мёртвыми глазами, вероятно воспринимая мой голос за плод своего воображения. Все считали меня мёртвой и, имея столь сильных врагов, я решила не воскресать, тем более что меня всё равно сожгли бы на костре как колдунью. Ведь они, они убили меня однажды. — Вы отомстили своим убийцам, миледи? — спросила девочка, оробев от услышанных откровений и Ансара ответила, качая головой:

— Нет, но за меня это сделаешь ты.

— Я?! — воскликнула Сандра. — Но как? Я всего лишь человек! Чтобы победить Первосвященника нужно отнять у него Бога.

— Не стоит недооценивать себя. Мне кажется иногда, что ты моя дочь, наша с Анзором. Я узнаю в тебе себя, но даже я в твои годы не была способна на такое.

— Вы говорите о медальоне? — девочка ощутила, как щёки её заливает румянец. Ей казалось, она не заслуживает похвалы, ведь из-за медальона Паук был убит, а ей пришлось умереть, как когда-то миледи. — Вы тоже воскресили меня Эйтром?

— Нет, обычным противоядием. Но хватит грустных воспоминаний — мы обе живы. Разве это не повод устроить маленький праздник? — Ансара хлопнула в ладоши, и спустя недолгое время Мастер Грант собственноручно внёс на подносе ароматно пахнущее блюдо в глиняном горшке, сделанное по личному рецепту, ставя его на маленький столик перед ними.

— Спасибо, Эйгор, — повар снял крышку и запах приготовленных в оливковом масле устриц, редких здесь, но привычных на родине Гранта разошёлся по комнате. Перед тем как приступить к трапезе девочка сказала:

— Я не могла видеть, но сразу узнала по запаху Ваши сладости и надо признать, та конфетка, была отменной на вкус…

— Ах, не напоминай мне об этом, — смутившись, перебил её Эйгор, с делавшимся заметным во время волнения акцентом жителей азгорского побережья. — В тот момент, когда миледи опрыскала её ядом, я сам чуть не умер от горя.

***

Когда повязку, наконец, сняли, первое что увидела девочка, после долгой слепоты это каменные грифоны, сидящие на столбах ворот. Где бы ни жила Ансара, грифоны тут же водружались над входом в её новый дом. Вероятно противоречивость этих существ, соединивших в себе небо и землю, как нельзя лучше подходили характеру миледи, в которой изначальное добро шло об руку с притаившимся в ней злом. Их устрашающий вид не предвещал ничего хорошего, но девочка была рада увидеть их, как старых знакомых, радуясь тому, что всё страшное уже позади и леди Кларк вернула её в семью. Пусть даже и с того света.

В этот раз дом был не таким большим, как прошлое поместье, но зато стоял почти в центре Полония, второго по величине города королевства. Возможно, не желая повторить прежнюю ошибку, Ансара больше не таскала девочку за собой, позволяя одной выходить в город. Делая круг, Сандра гуляла по улицам и площадям, доходя до берега протекавшей через город речки. Просить милостыню больше не было нужды, как и срезать кошельки с поясов, но, не желая растерять полученные навыки, как память о Пауке, (которого отныне называла отцом), она практиковалась на слугах миледи, к неудовольствию последних.

Однажды, возвращаясь с прогулки, девочка увидела сидящего под забором их дома лохматого щенка, жалобно глядевшего на прохожих. Остановившись рядом, Сандра разглядывала маленького пса; виляя хвостом, тот подошёл к ней, доверчиво уткнувшись мокрым носом в лодыжку. Сердце девочки заныло от жалости — так же как она щенок был одинок в этом мире и никому не нужен. Чем дольше Сандра смотрела на него, тем труднее ей становилось уйти. Наконец, девочка пошла к дому и щенок, побежал за ней. Сандра остановилась, пёс сел на задние лапы и, наклонив голову в сторону, смотрел на неё, высунув язык.

— Миледи не разрешит мне оставить тебя. Это не мой дом, а леди Ансары. Она любит меня как свою дочь, но временами бывает очень строга, — с сожалением сказала девочка, пёс звонко тявкнул, словно не соглашаясь и развернувшись, Сандра быстро пошла к воротам особняка, щенок же бежал следом за ней. Остановившись у калитки, глядя на вновь, усевшегося на землю молодого пса заметила: — Хотя. Даже если тебя выгонят, то перед этим обязательно накормят.

Девочка постучала, привратник открыл дверь и, схватив заскулившего щенка в охапку, она вошла внутрь. Читая книгу миледи, сидела у раскрытого окна, в своём кабинете наслаждаясь прощальным, осенним теплом и при виде их лишь покачала головой, хотя во взгляде не было особой строгости.

— Мадам, — обратилась к ней девочка. — Это маленькое существо не переживёт грядущую зиму. Если Вы позволите ему остаться обязуюсь заботиться о нём, кормить и убирать за ним дерьмо.

Вероятно, миледи была в благостном расположении духа, а возможно не желала расстраивать девочку, которой и так изрядно досталось. Скрыв истинные чувства, женщина ответила:

— Хорошо, но чтобы в доме духа его не было, ты же знаешь, я не переношу животных. И скажи

Эйгору, пусть покормит пса, а то и впрямь сдохнет от голода.

Привязав щенка к дереву у забора, обрадованная девочка отправилась на кухню и Мастер Грант, с некоторых пор относившийся к ней как собственной дочери насыпал в выделенную её питомцу миску ароматной похлёбки.

Сандра рада была вернуться к обучению, и даже мрачный лик Мастера Глосса, больше не пугал её, тем более что теперь она прилежно училась его мрачному ремеслу.

Прокл начал с повторения прошлого курса:

— Какое растение называют голубым лютиком?

— Аконит, — ответила девочка, прочитав нужный раздел в книге о ядах из библиотеки миледи.

— Назови мне самые распространённые растительные яды?

— Болиголов, аконит, цикута.

— Как ещё называют цикуту?

— Кошачья петрушка, вяха, омежник. И ещё водяной болиголов. Но разве это сможет мне пригодиться?

— Моё дело дать тебе эти знания, а как ты ими воспользуешься мне всё равно, — ответил старик, не показывая видом, что доволен её усердием.

День летел за днём, а месяц за месяцем. Прошло несколько лет, за это время девочка выросла и благодаря Мастеру Глоссу теперь хорошо разбиралась в ядовитых растениях и даже сама делала из мышьяка отраву для крыс. Миледи колесила по стране со своей немногочисленной свитой, меняя имена и титулы. Обладая чувственной красотой, которую казалось не могло испортить даже время она легко сходилась с мужчинами, иногда выходя замуж за престарелых бездетных не слишком богатых лордов, которые спустя короткое время умирая, оставляли вдове не только титул с фамилией, но и всё своё состояние.

Об Ансаре пошла дурная слава, причём настолько, что в некоторых провинциях её объявили в розыск, а портреты миледи висели чуть ли не на каждом столбе. Это сильно досаждало, ведь для успешного ведения дел ей нужно было вести светский образ жизни, посещать балы и салоны знати, где обычно собирался весь цвет местного общества, а значит и потенциальные женихи.

У одного из её безвременно упокоившегося мужей, было имение в Градирале, и леди Кларк решила переждать время опалы в Ахероне. Девочке нравилось здесь. В этом обласканном южным солнцем приморском городе люди, казалось, были добрее и приветливей чем в северных пределах её страны, вероятно по причине того, что мягкий климат способствовал хорошим урожаям и ленивой вальяжности местных жителей. Миледи прожила в Градирале зиму, а весной, получив письмо с вестью о том, что все обвинения с неё сняты, засобиралась на родину.

Сандра никогда не видела моря и теперь часто ходила по берегу, под крики кружащих над головой чаек. Щенок, которого она назвала Шмелём, по-прежнему был с ней. Он был предан ей, и девочка доверяла ему свои маленькие тайны, рассказывая всё, что её волновало. Язык ахеронцев не был похож на речь своих северных соседей и баронесса, которую теперь называли герцогиней, вынуждена была вести уединённый образ жизни, что сильно досаждало её привыкшей быть на виду натуре.

До форта Канингемм от Градираля было чуть больше двухсот морских миль, так что путь не занял много времени. Родина встретила их пронизывающим до костей ветром — не смотря на то, что прошла середина весны, было прохладно, и легко одетая девочка сильно продрогла по пути до снятого миледи дома.

Город при форте лежал на крутом утёсе, и выйти к нему можно было либо по ведущей в обход дороге, либо по круто поднимающейся вверх лестнице, насчитывавшей восемьсот ступеней, вырубленных в белом известковом камне. Вероятно, Ансара была готова к любому развитию событий, по крайней мере, она не отпускала зафрактованное маленькое судно до тех пор, пока поверенный в делах, переговорив с бургомистром, не заверил её о прекращении преследования. Четыре дня они добирались по суше к Полонии и лишь оказавшись дома, леди Кларк, наконец, поверила, что её мытарствам пришёл конец.

Мастер Глосс путешествовал с ними, не потому что Ансара так нуждалась в его обществе, а вероятно из-за того, что алхимик и травник слишком многое знал о ней. Ещё в день прибытия миледи сказала Сандре загадочно:

— Пришла пора заняться делом. Завтра зайди к Проктору, у него есть для тебя задание.

Мастер Глосс встретил её в отведённом ему помещении, в котором преподавал своё мрачное искусство. Неизвестно были ли у алхимика другие ученики, во всяком случае, девочка больше никого не видела. Наставник задал ей несколько вопросов по темам прошлых своих уроков, а потом, вероятно оставшись доволен, сказал главное:

— А теперь, юная леди свари мне смертельный яд из тех трав, которые видишь перед собой, — требование ментора застало Сандру врасплох, раньше она никогда не варила яды самостоятельно, лишь прислуживая во время их приготовления, но, не выказав смущения, приступила к делу.

Проктор внимательно следил за приготовлением смертоносного зелья, его пристальный взгляд досаждал девочке, и лишь когда основные компоненты были добавлены в нужной пропорции, он вышел из комнаты.

Когда зелье остыло, соблюдая меры предосторожности, Сандра перелила его в стеклянную бутыль, и, навесив ярлык с указанием времени приготовления и состава трав, как делал всегда старик, поставила на полку, в душе гордясь собой. Спустя недолгое время Проктор вернулся и, оценивающе взглянув на только что сваренный яд сказал:

— Ансара ждёт тебя, — несмотря на то, что прошло немало времени, с момента изгнания и девочка стала теперь прилежной ученицей, ей казалось, алхимик так и не простил её. Миледи встретила её стоя в излюбленной позе с книгой у окна и откладывая кодекс сказала:

— Ты уже взрослая девушка и время детских забав прошло. Пора браться за дело, но перед этим ты должна пройти последнее испытание.

— Я думала яд и есть испытание, — удивилась девочка.

— То было испытание знанием, а теперь будет испытание смертью.

— Я кого-то должна убить?

— Почему сразу убить? Хотя, ты права — тебе придётся убить маленькую девочку внутри себя. Того испуганного, затравленного зверька, которого я увидела когда-то в крохотном городке.

— Он казался мне тогда огромным, — некстати вставила Сандра, воспользовавшись паузой.

— Не важно, кем ты была тогда, гораздо важнее кем станешь. Помнишь, когда-то я обещала тебе, что ты будешь королевой?

— Не все обещания воплощаются в жизнь. Миледи…

— Я тоже так думала, тогда, — перебила её леди Кларк. — Но теперь, теперь всё изменилось и воплотится ли безумная мечта в жизнь, целиком зависит только от тебя — всё остальное сделали Боги.

— Вы говорите загадками, госпожа. Как такое возможно? Да, Салозар обещал жениться на мне, но это было до того, как Вы убили меня. И потом, кто помнит о старых обетах?

— Убила, чтобы спасти, — удивлённо вскинула бровь женщина. — Закрой глаза, а потом открой: изменился ли мир за окном, и всё, что есть в этом доме? Это не сон дорогая, а реальность, такая же, как и тюрьма, в которой ты была обречена на долгое бессмысленное существование.

— Что от меня требуется?

— Ты должна доказать, что больше не ребёнок, что готова жертвовать привычным укладом ради избранной цели. Тем, кто по-настоящему дорог тебе.

— О чём Вы? — сердце девочки сжало нехорошее предчувствие надвигающейся непоправимой беды, и миледи ответила:

— Ты должна испробовать яд на Шмеле.

— Но…Но почему?!

— А что же это будет за жертва, если тебе не придётся ничем жертвовать? Ты можешь отказаться. Сегодня навсегда покинуть мой дом, похоронив мечту, которая больше уже никогда не исполнится. Уверена, ты не пропадёшь — выйдешь замуж за крестьянина или ремесленника, а если повезёт, то и обнищавшего дворянина, унаследовав его титул. Нарожаешь кучу детей и закончишь жизненный путь в нищете…

— Но я не могу убить его! Он часть меня, он верит мне и любит меня! — воскликнула Сандра.

— Ты убиваешь не его, а испуганное жалкое существо внутри себя. Но я не заставляю, а даю выбор — добиться того о чём мечтаешь, стать великой или так и остаться никем. Расскажу тебе историю из моего детства — ведь я не всегда была графиней. Мой дед по матери из козопасов; его стадо было большим, а животные тучными и вдруг на них напал мор, угрожая всей отаре. Старик отделил больных овец от здоровых, но оказалось, заразу переносили мухи. Что бы сделала ты?

— Я? — вопрос был неожиданным и девочка смутилась. — Но я никогда не пасла овец. Наверное, загнала больных в кошару, хорошо бы кормила и со временем они поправились…

— Со временем они умерли бы все, одна за другой, — отрезала женщина. — Отец забил слабое поголовье и сжёг туши. Смрадный дым стоял три дня над фермой, трупов было много, и плоть не хотела гореть, но болезнетворные мухи не могли жить в таком смраде, они улетели и стадо выжило.

— Зачем Вы рассказали мне это, миледи?

— Доброта не спасёт этот мир — она лишь делает его слабее.

Пёс радостно завилял хвостом, при виде идущей с крынкой молока Сандры. За это время щенок вырос в молодого лохматого пса серого окраса, и данная ею кличка подходила к нему как нельзя лучше. Молоко с кусками размокшего в нём хлеба было его излюбленным лакомством и, не сдерживая слёз, девочка плеснула туда отравы, проклиная себя за слабость. Она жертвовала единственным другом из-за боязни снова быть изгнанной в никуда, миледи давала ей иллюзорную надежду рано или поздно выбиться в люди и она шла за ней, как ослик за висящей перед ним морковкой, понимая, что без Ансары она всю жизнь простоит на паперти.

Виляя хвостом, пёс лакал отравленное молоко, а она ревела, не сдерживая слёз и солёные капли стекали по её щекам. Вылакав всю миску, Шмель облизал её и вдруг упал на передние лапы, не понимая, что с ним творится. Он громко отрыгнул собравшиеся в желудке газы и вдруг жалобно заскулил, тоскливо заглядывая ей в глаза. Прижавшись к стене, Сандра стояла не в силах пошевелиться. Ей казалась, эта пытка продлится вечность, но Шмель повалился на бок и, забившись в конвульсиях, затих, глядя на неё мёртвыми глазами, в которых, она могла поклясться в этом, стояли слёзы.

Не в силах сделать хоть шаг девочка стояла на месте, даже после того, как слуга, схватив мёртвого пса за задние лапы, потащил на задний двор. Мысль, что труп Шмеля сейчас выбросят на помойку, привела её в чувство. Взяв у сарая лопату, она побежала за слугой, и тот вырыл неглубокую яму под забором, в которой упокоился отравленный пёс. Сандра хотела сказать что-то ему напоследок, попросить прощения, как-то объяснить свой поступок, но вертевшиеся на языке слова так и не слетели с него. Понимая, что сейчас снова заплачет, девочка медленно пошла к дому, проклиная себя, миледи и выбранный ими путь.

***

После смерти Паука Колстрейд, по уговору с Готвардом занял его место, отдавая последнему треть всего, что приносили нищие. Это сильно досаждало Зайцу, он ожидал от долгожданного возвышения большего, гораздо большего — ему казалось, Паук купается в роскоши, выделяя ему крохи. Новое положение сделало его подозрительным и оттого нервным, срывавшимся по пустякам на тех, кто оказывался под рукой. Он думал, попрошайки прячут от него монеты, каждый Майнер метит на его место, а бургомистр решил заменить его кем-то другим, убив или заточив в крепости. Вечера Колстрейд скрашивал дешёвым пойлом, а по утрам, страдая от выпитого в безмерном количестве дурного вина слонялся по городу, со стороны наблюдая за подопечными и если замечал что те прячут от Майнера подаяние, жестоко избивал провинившегося человека, в назидание, заставляя остальных смотреть. Но жадность была сильнее страха — это Колстрейд знал по себе и оттого давно уже не доверял никому.

Как обычно, в последнее время, он шёл, возвышаясь благодаря высокому росту над остальными сквозь полную людей площадь у рынка к Храму Солнца, где в основном и стояли его подопечные. Базарные воры были особой кастой, и Заяц собирал с них дань лично. Паук был мозгом, он мыслил наперёд, просчитывая ходы, что возможно и стоило ему жизни, когда он выбрал жертву сильнее себя. Благодаря старым связям у него было несколько борделей с девицами и пару лавок со всякой всячиной, но всё это Готвард забрал себе, оставив Зайцу только попрошаек.

Вдруг он почувствовал, болезненный укол и, осмотрев руку, увидел выступившую каплю крови, он хотел было жестоко наказать обидчика, невысокого худосочного человека в накинутом на голову капюшоне, но тот уже скрылся в толпе и Заяц лишь крикнул ему в след:

— Смотри куда прёшь, раззява!

Рана была не существенной, и он забыл о ней, но к вечеру рука распухла и стала болеть. Тело горело огнём, будто внутри растопили печь и Колстрейд пытался потушить бушующий внутри него пожар дешёвым вином. Все его чувства обострились, каждый нерв был обнажён и раздавшиеся в коридоре лёгкие шаги звенели в его голове усиливающимся колокольным набатом, угрожая разорвать её к чёртовой матери. Он узнал их, и когда незваный гость вошёл в бывшие апартаменты милорда, спросил, не выказывая удивления, вероятно принимая визит за бред охватившей его лихорадки:

— Пришла за мной с того света? Всё никак не можешь простить мне смерти Паука? Но я гораздо сильней, чем ты думаешь. Моё время ещё не пришло, так что можешь убираться назад в преисподнюю.

— Я пришла не за тем, что бы насладится твоими страданиями, — возразила Сандра, разворачивая свиток, что держала в руке и раскладывая его перед сидящим за столом мужчиной. — Я могу избавить тебя от страданий в обмен на подпись.

— Не знаю, что ты задумала Блоха, но я не обучен грамоте. Да и зачем мне это?

— Она тебе не понадобится. Всё что от тебя нужно, это приложить большой палец к свитку. Если я не дам тебе противоядия, ты умрёшь до рассвета, — отрезала девушка, став зачитывать описанные ею события двух летней давности, произошедшие в этих стенах.

— Восстав из мёртвых, ты решила заарканить принца, наложив лапу на всё королевство. Это стоило вам с Пауком жизни, кажется, пора успокоится, но нет, ты продолжаешь лезть на рожон. Но я остановлю тебя, отдав бургомистру, и у него не останется сомнений в моей преданности, — поднимаясь из-за стола, прорычал Колстрейд. Он попытался схватить её здоровой рукой, но девочка увернулась, отбежав к двери, успев взять лежащий на столе свиток.

— Если я сейчас уйду, ты точно умрёшь и никто, никто не сможет помочь тебе. Этот яд придумала я, и у него нет противоядия. Вернее оно есть, но у меня, — Сандра вытащила из мешочка на поясе пузырёк с зеленоватым эликсиром. — Посмотри на него и подумай, стоит ли умирать из-за собственной глупости.

— Эй, люди! — закричал Заяц. — Схватите эту девчонку!

— Никто не поможет тебе. Большинство я отправила по твоему приказу на другой конец города, а те, что остались, будут спать до рассвета. Если кто и есть в доме, он вряд ли придёт на твой зов, ведь здесь все ненавидят тебя.

— Что мне помешает отказаться от вынужденной подписи в будущем? — раздумывая над ситуацией, спросил мужчина, больше не пытаясь её схватить.

— Ты не откажешься, — девочка протянула ему свиток и банку с чернилами. Заяц задумчиво смотрел на неё какое-то время, но, всё же открыв крышку, смочил палец и приложил его к подчёркнутому линией своему имени в конце. Сандра протянула руку, но Колстрейд прорычал: — Сначала зелье.

Девушка прокатила по столешнице баночку с эликсиром и Заяц, по-прежнему держа свиток, откупорил его зубами, выпив содержимое. Он стоял, возвышаясь над девчонкой, недобро глядя на неё, а потом изрёк злорадно, потрясая свитком над головой:

— Ничего ты не получишь. Утром я лично отведу тебя к Готварду вместе с этим. Даже Пауку я не позволял так вести себя со мной. Будь уверена, бургомистр уничтожит тебя, сотрёт в порошок. Восстав из мёртвых, ты сыграла с собой злую шутку — для всех ты мертва и больше нет надобности, держать тебя в подземелье.

— Нет, не уничтожит, — последние слова давались гиганту с трудом. Казалось, свиток стал необычайно тяжёл, и рука его безвольно упала на стол. — Каждое из снадобий — что было на игле днём и то, что ты только что выпил — не смертельны по отдельности, но смешавшись в твоём чреве, превратились в смертельный яд. Ты умираешь, Заяц и поверь, никто не будет печалиться по этому поводу, хотя и радости я тоже не испытываю, отомстив смертью за смерть Паука.

Оцепенев Колстрейд стоял, вцепившись руками в край стола. Изо рта его пошла пена, зрачки расширились, как бывает от чудовищной боли, а потом покрылись пеленой смерти. Сандра подняла с пола свиток; отпечаток большого пальца был виден отчётливо, хотя и оказался смазан в нижней своей части. Обернувшись, девочка увидела хмуро глядевших на неё и с ужасом на Колстрейда Майнеров и простых попрошаек, облегчение в их глаз боролось с ужасом неопределённости, ожидавшей их теперь. Некоторых она узнала, как и они её, но большинство оказалось ей не знакомо.

— Вы свободны, — сказала им девочка. — Я освободила вас от власти этого мерзкого человека. Отныне вы можете жить, как хотите; ник-то не будет заставлять вас делать то, чего вы не желаете.

Сандра сделала шаг им навстречу, и собравшаяся толпа расступилась, пропуская её сквозь себя, словно опасаясь, участи своего предводителя. Она читала в их взглядах враждебность и не понимала причины, словно это она, а не Колстрейд угнетала их, жестоко наказывая за малейшую провинность.

— Я не знаю, как ты это сделала, восстав из мёртвых — до сих пор это не удавалось никому, — сказал ей Вентор, Майнер примерно одного с Пауком возраста, бывший Майнером при лорде Кларке, оставшийся им и при Колстрейде. — И теперь никто не знает, не придёшь ли ты в следующий раз за ним. Заяц не был ангелом, но был обычным человеком из плоти крови, ты же умерев, явилась в этот мир снова. Не стоит удивляться, что люди боятся тебя.

— А тебе не стоит говорить за всех, — начиная злиться, заявила девушка. — Помимо своей обычности, он был тираном, и я освободила вас от его ига. Вы свободны, вы теперь свободны!

— Свобода это наличие выбора, а какой теперь выбор у нас? — заметила одна из попрошаек, дородная матрона, знакомая ей, когда она была Блохой. — Куда нам теперь идти? Мир, созданный Пауком и унаследованный Зайцем, был жесток, но это был наш мир, где у каждого было своё место. А теперь ты разрушила его. И что нас всех ждёт? У Зайца был договор с бургомистром, заключённый на крови милорда, и даже если кто-то теперь встанет на его место, вряд ли новые условия будут менее кабальными.

— Но ведь вы свободны! — растерянно повторила Сандра, так и не вспомнив её имени. — Вы можете идти теперь куда захотите.

— Ты меня не услышала, — качая седой головой скорбно ответила ей женщина и, развернувшись пошла прочь. Остальные последовали за ней, недобро оглядываясь на Блоху.

— Ребекка права, — произнёс Вентор, пытаясь оторвать от стола скованные смертью руки Колстрейда. Кто-то должен занять его место, но до этого здоровяка нужно похоронить. — Прежде чем разрушать этот мир, следовало что-то дать людям взамен, кроме возможности сдохнуть от голода по собственному желанию.

***

Резиденция Элайи Готварда представляла собой почти квадратную башню, на нижнем этаже которой бургомистр вёл дела, а на верхнем жил с семейством. Под зданием имелся обширный подвал, в котором слуги держали запасы провизии на случай долгой осады или голода, здесь хранилась городская казна, и оттого дом Готварда был едва ли не самым охраняемым местом в Роузвиле.

Следующим ходом разыгрываемой леди Кларк партии было посещение бургомистра и, узнав его обычный распорядок дня, Ансара наведалась к нему ближе к обеду, остановившись на одну ночь в постоялом дворе. Лорд Готвард принял её с плохо скрытым удивлением — у них не было общих знакомых, и он понятия не имел, по какому делу его навестила женщина с весьма сомнительной репутацией.

— Рад Вас приветствовать в своём доме, миледи, хотя и теряюсь в догадках по поводу визита. Вы насчёт усадьбы своего мужа? — начал Илайя после несколько затянувшейся паузы, положив на стол руки со сцепленными в замок пальцами.

— Бывшего мужа. Я не претендую на эти развалины, это дела давно минувших дней и у меня нет ни права, ни желания заниматься этим. Я к Вам по другому поводу. Не знаю в курсе ли Вы, но у нас с Анзором была дочь. С десяти лет она жила со мной, потом вернулась к отцу, здесь попала в дурную историю, оказалась в вашей тюрьме и там умерла.

— У меня нет своей тюрьмы миледи, — откинувшись на спинку стула, заметил бургомистр, словно стараясь держать дистанцию между собой и женщиной, цели визита которой всё ещё не понимал. — Я лишь поддерживаю здесь установленный королём закон, и нет разницы, кто его нарушает, молодой человек, старик или ребёнок. Она украла медальон с груди принца, а потом пыталась его шантажировать. Только за это её следовало казнить, но в виду юных лет, казнь заменили заточением в крепости и заметьте, относились к ней гораздо мягче, чем к другим преступникам. Её убил не я, а болезнь, занесённая кем-то, что съела её за неделю. Она умерла, я лично присутствовал на погребении тела, и поверьте, слухи о том, что девочка может быть жива, не более чем слухи. Хотя это и прискорбно мне говорить; поверьте, я не желал ей смерти.

— Да конечно, как можно винить молнию в пожаре или зиму в лютой стуже, — ответила Ансара, утирая шёлковым платком выступившие в уголках глаз слезы. — Я не виню Вас, но насколько знаю, у дочери был договор с принцем и в память о ней хочу, чтобы Вы подтвердили его, поставив подпись по этим.

Женщина протянула бургомистру пергаменный свиток и тот, развернув, удивлённо прочёл описанные в мельчайших деталях события:

— Однако, — произнёс он, пытливо глядя на собеседницу. — Не знаю, что Вы задумали, но я не буду в этом участвовать.

— Отчего же? Я не прошу Вас лгать или упаси Боже, плести заговор против короны, мне нужна лишь подпись под тем, что случилось на Ваших глазах и чему Вы были непосредственный участник и свидетель. Чего Вы хотите за свою помощь? Серебра, земель, титулов, положения в обществе? Всё это будет вашим, когда моя дочь станет королевой Добробрана…

— Нет миледи, — поднимаясь со стула, гневно перебил бургомистр, показывая, что время аудиенции вышло. — Ваша так называемая дочь мертва. Опустим то, каким способом она вынудила принца на клятву — повторюсь, уже за одно это она достойна смерти! А это значит, Вы хотите с моей помощью выдать за неё другую. Не думая о несчастных девицах, Вы преследуете собственные низкие интересы — я наслышан о Вас и ничего, ничего общего с Вами иметь, не хочу и не буду. Что бы вы мне за это не сулили и поверьте, нет такой цены! Прошу покинуть мой дом, в противном случае Вас вышвырнут отсюда силой!

— Низко говорить так о незнакомом человеке основываясь лишь на слухах, особенно женщине. Но поверьте теперь мне, всему есть цена, — холодно ответила Ансара наконец вставая и одевая на холёные руки тонкие кожаные перчатки. В этот момент дверь распахнулась, в кабинет вбежала одетая в шерстяную тунику похожая на Готварда девочка лет двенадцати, что смутилась, увидев незнакомку. Она хотела было выйти, но дошедшая до двери вечная вдова схватила её за руку: — Останьтесь, юная леди, я уже ухожу, — добавив, повернувшись в дверях к бургомистру, успевшему к этому моменту взять себя в руки: — Я остановилась в «Морском окуне», если передумаете, найдёте меня там — я буду в городе до завтра.

Около полудня следующего дня сопровождавший леди Кларк слуга подняв небольшой багаж готов, был идти на выход, освобождая комнату в постоялом дворе, когда внутрь буквально влетел с багровым от охватившего его гнева лицом лорд Говард.

— Что сделала мразь, с моей дочерью! — проревел он, стараясь схватить Ансару за шею, но та встала так, что между ними оказался большой круглый стол с прибитыми к полу ножками.

— Держите себя в руках! — воскликнула она. — Чтобы не случилось, я не имею к этому отношения, мы едва знакомы и у меня нет повода вредить ей!

— Ты схватила её вчера за руку, а сейчас она умирает. У тебя нет чести, если ты так решила свести со мной счёты! Не вмешивай моих детей в свои дела!

— Скажите об этом моей мёртвой дочери, милорд, которую Вы сгноили в сырых казематах. Повторяю, я не имею к этому отношения.

— Лживая тварь, я не верю ни единому твоему слову! — бургомистр выхватил меч и неминуемо убил бы миледи, если бы вбежавшая стража не оттащила его от стола, за которым продолжала прятаться женщина, теперь почувствовавшая себя в безопасности. — Если вы возьмёте себя в руки и наконец, расскажете, в чём дело, может быть я смогу Вам помочь.

— Я уже всё сказал, — прорычал удерживаемый стражниками от самосуда Илайя. — Моя дочь умирает и молите Бога, чтобы она была ещё жива, ибо в ином случае я уничтожу Вас, где бы Вы, не прятались.

— Мне нужно увидеть её — Ваши слова ничего не объясняют, — заявила женщина, приходя в себя. Нервное потрясение пережитых мгновений, когда жизнь висела на волоске, заставили пальцы её мелко дрожать, а кожу лица сделали мертвенно бледной. — Да, я взяла её вчера за руку, без какого-то дурного умысла, но болезнь уже была в ней.

В доме Готварда не дожидаясь смерти несчастной, готовились к предстоящим похоронам. Клирики Храма кружили вокруг тела лежащей в беспамятстве девочки, словно тучные белые мухи, плакальщицы, руководимые дородной матроной, ожидали своего часа, а к дому сходились юродивые в надежде на подаяние и бесплатную еду. Дочь бургомистра то приходила в себя, то вновь впадала в забытьё. Сидящая у изголовья служанка, не сдерживая слёз, прикладывала к её голове смоченную раствором уксуса ткань, вытирая капли горячечного пота с чела девицы. Стоящие здесь же спешно призванные лекари не могли не только исцелить болезнь, но даже понять причину недуга.

Не обращая внимания на злобные взгляды родни и приближённых, миледи склонилась над несчастной, приложив пальцы к едва слышному пульсу на запястье. В этот момент девочка пришла в себя и, увидев лицо Ансары, прошептала со страхом: — Вы…

Больная вновь потеряла сознание, и отец, схватив леди, Кларк за руку оттащил её от дочери: — Ни к чему ломать комедию, играя в лекаря. Вы прекрасно знаете, что стряслось с ней, ибо сами же её и отравили. Немедленно исцелите её или клянусь, я уничтожу Вас и никто, никто Вам не поможет.

— Ваша маниакальная уверенность в моей вине переходит все границы, — холодно парировала женщина. — Не вижу смысла уверять Вас в своей невиновности, ибо Вы не слышите меня, вбив в голову мысль о противном. Возможно, я смогу помочь, но бесплатно не сделаю этого, что бы Вы обо мне не думали.

— Чего Вы хотите, серебра, золота?

— Достаточно будет Вашей подписи…

— Ну конечно! Я должен был догадаться сразу, что Вы не остановитесь ни перед чем, втянув мою дочь в свои грязные делишки! — воскликнул Исайя. — Интересно как бы ты выпуталась, не зайди Элиза в кабинет?

— Я уже устала повторять Вам о своей невиновности. Вы согласны? Не стоит терять времени, — открыв саквояж Ансара, достала свиток и протянула милорду. Тот, развернув, макнул поданное слугой гусиное перо в чернильницу и, не читая поставил подпись. Не ожидая этого, миледи приступила к изготовлению эликсира, оказавшись в тесном круге домочадцев Готварда, столпившихся возле неё. Достав из багажа несколько стеклянных баночек с порошками разного цвета, высыпала по чуть-чуть каждого в кружку парного козьего молока. Молоко трижды меняло цвет, став, в конце концов, пепельно-серым; она тщательно перемешала получившийся эликсир и влила немного в рот больной.

Состояние Элизы вначале не изменилось, но вот прерывистое дыхание сделалось ровней, жар стал спадать, кожа приняла почти обычный цвет и девочка погрузилась в глубокий исцеляющий сон. Когда это произошло, вечер сменил день, а его в свою очередь ночь. Плакальщицы, с трудом скрывая разочарование, потянулись к выходу, а за ними и лекари, лишь клирики завели восхваляющую Триолана песнь, перебирая узлы на белых шерстяных поясах, дивясь произошедшему на их глазах чуду.

— Отправляясь в дальний путь, я всегда беру с собой универсальное средство, которое может мне пригодиться в дороге — никто не знает, что меня ждёт, — ответила женщина на мрачный взгляд бургомистра

— Вы играете с чужими жизнями миледи, двигая их как фигуры на игровой доске, любыми средствами добиваясь своего. Но однажды Небо накажет Вас, и поверьте, порошки Вам тогда уже не помогут.

— Вы уверили себя в моей виновности, и моём грехопадении, но, по сути, между нами нет разницы, ведь оба мы стоим на страже чужих интересов. Только Вы печётесь о семье и кучке приближённых, я же борюсь за всё королевство, — бросила на прощанье женщина, направляясь к услужливо открытой слугой двери.

***

Вернувшись в имение, миледи положила свиток в закрытый замком ларец, вместе с тем, что раньше принесла Сандра и кольцом Салозара. Это были камни в фундамент их будущего, впрочем, настолько отдалённого, что Ансара боялась банально не дожить до него. Она внимательно следила за новостями из королевской резиденции, терпеливо ожидая своего часа, и когда он наступит, (а он обязательно наступит, верила женщина), следует действовать без промедлений.

Пока же нужно было на что-то жить и жить безбедно. Слухи о неимоверном богатстве лорда Тарвера Уинсли ходили по провинции, будоража умы. Милорд вёл уединённую жизнь в имении на границе Окаянных земель, и ходили слухи, благодаря помощи нечистой силы нажил свой капитал.

— Он продал душу дьяволу, — шептали одни, робко глядя вслед проезжающей чёрной карете милорда.

— Нет, — уверенно говорили другие, — он отрыл сокровище за Грядой, найдя в ней проход, но богатства те прокляты, ибо принадлежали сожжённой на костре ведьме.

— Никто из вас не прав, — утверждали третьи, — ибо он и есть дьявол.

Слухи эти не могли не доходить до милорда, и, пожалуй, он подыгрывал им, сделав чёрный главным цветом своего дома. Как бы там ни было, но практически все плодородные земли этой части провинции принадлежали ему; из-за удалённости от столицы, власть короля здесь была куда меньше, нежели влияние поместных лордов, присягнувших на верность Добробрану. Таких, как Тарвер Уинсли.

Горы возвышались над пологой равниной, уходя так высоко в небо, что казалось, подпирали его. Скалистая Гряда не была похожа на обычные горы — не было ни холмов, ни предгорий. Сразу и как-то вдруг на тысячи миль в стороны расходилась каменная почти вертикальная стена, становясь естественной преградой и пищей для сплетен. Ник-то не знал, что было по ту сторону, как не ведал, было ли там вообще хоть что-нибудь. Возможно, это был конец плоского Серединного Мира, крайняя точка, от которой отталкивались и шли в обратную сторону. Незнание рождает легенды и оттого люди считали, что стену возвели Боги, для защиты от вырвавшегося из Ада зла. Многие же верили, что там, за каменной стеной и был Ад.

Как бы там ни было, климат в этих краях был умеренно сухим и тёплым, хотя не слишком жарким. Из-за разницы высот в горах часто шли дожди и тогда озёра у их подножия наполнялись водой из горных речек. Суровой зимы здесь не было, а температура редко опускалась сильно ниже нуля. Здесь практически отсутствовали леса, деревья росли лишь по берегам озёр и рек, а на просторах бескрайней степи хорошо родились злаки и овощи, успевая набрать влаги за время долгих зимних дождей.

От Полонии, столицы западной провинции до Бриджтауна, резиденции лорда Уинсли было десять дней пути. В коллекции лорда неведомо как оказался дивный рубин, размером с сердце быка. Много чего хранилось в подвалах замка Тарвера, показывал он далеко не всё, но что показывал, было действительно ценным.

О рубине леди Кларк узнала ещё в Градирале, один из местных магнатов выказал желание приобрести его за справедливую цену, снабдив всем, что понадобится для кражи, включая отряд воинов. Что нельзя было купить, оставалось добыть другим способом, вероятно, это была не первая попытка, и Уинсли был готов к нападению, превратив резиденцию в настоящую крепость, но вряд ли ожидал подобного от своих врагов.

Ансара долго думала об этом, это больше подходило для Анзора с его дружками, но Паук погиб, и рассчитывать женщина могла лишь на себя. Наконец миледи решилась. Ничего никому, не говоря, наняв повозку, она отправилась в путь лишь с Сандрой, опасаясь, что наёмники просто отнимут у неё рубин, а их убьют. Да и потом сопровождающие её воины могли насторожить Тарвера.

Через пять дней пути от дремучих чащ Полонии не осталось следа. Чахлый лес из привычных к засухе сосен просматривался на добрую милю, а окрестный пейзаж всё более напоминал безжизненную выжженную солнцем пустыню. Эти места были хлебной житницей провинции и огромным пастбищем для скота, а потому цивилизация не совсем покинула их. Время от времени попадались постоялые дворы и хозяйства фермеров, где можно было пополнить провиант и дать отдых своим лошадям.

Нанявший её магнат дал довольно подробное описание сокровищницы, проникнуть в которую сквозь прутья решётки мог разве что ребёнок. Доступ к хранилищу имел только Уинсли, и Ансара надеялась на свою ученицу, понимая, что стать вдовствующей хозяйкой Бриджтауна у неё вряд ли получится. Магнат уверял, что камень достался милорду обманом, и он не станет афишировать его пропажу, но здесь было важным не только украсть драгоценность, но и выбраться из посёлка на самом краю земли. В случае удачного завершения авантюры им предстояло снова уехать за море, но тогда они будут уже богаты и золота, которое обещал им магнат, хватит на всю оставшуюся жизнь.

Пыльная буря редкая для середины весны настигла их через неделю пути; дни уныло шли друг за другом, и Сандра с трудом отличала один от другого. Северный ветер дул, с неистовой силой угрожая опрокинуть повозку, и лошадям с трудом удавалось продолжать путь.

— Я много чего повидал миледи, но такой бури в это время года точно не припомню! — прячась за повозкой, крикнул Ансаре нанятый ими проводник, Мастер Горвин. — Лучше переждать бурю!

— Что?! — не расслышав прокричала та и вдруг увидела, казалось медленно приближающийся к ним огромный смерч. Упиравшаяся верхушкой в плотно затянутое тучами небо воздушная воронка была красноватого цвета от поднятой глинистой почвы. Она шла прямо на них и стоявший спиной к несущемуся вихрю проводник, повернувшись лишь потрясённо произнёс:

— Матерь Божья… Прячьте лошадей и сами прячьтесь! — кричал он, перекрикивая ветер, с трудом удерживая за края фетровую шляпу. — Выбирайтесь из повозки, вряд ли ей что-то грозит — она слишком тяжёлая. Нас же ураган превратит в коровью лепёшку.

Утомлённая долгой дорогой девочка задремала и не сразу поняла, что происходит. Миледи вытащила её из повозки, Сандра, застыв, удивлённо смотрела на приближающийся смерч, в то время как другие — миледи, проводник, возница — бросились прочь, ища укрытие и спасая беснующихся лошадей.

И вдруг ноги девочки оторвались от земли, её закрутило, втягивая внутрь полного пыли и мусора смерча, что подхватив как соломинку, продолжил движение. Сандру больно ударило об угол повозки, поднимая к самому небу, и последнее что она увидела, перед тем как потерять сознание, была навалившаяся со всех сторон темнота.

Она не знала, как долго провела без сознания и где находится. Огромная юла крутила её вокруг своей оси. Круги то увеличивались, то уменьшались и выблевавшая всё, что ела в этот день девочка, всякий раз зажмуривала от страха глаза, ожидая, что сейчас её ударит о землю. Словно в кошмарном сне она видела, как под нею стелется бескрайняя степь и перелески, перерезаемые вздувшимися венами оврагов и небольших рек. Ночь ещё не пришла, но из-за оккупировавших небо туч было почти темно.

И вдруг Сандра представила себя птицей, парящей над землёй. Подобно крыльям она развела руки в стороны; увлекаемая воздушным потоком летела, со страхом ожидая момента, когда смерч оставит её. Ветер сменился. Теперь он дул с востока, направляя ураган к скалистой гряде. Совсем стемнело, больше Сандра не видела ничего, тьма была над её головою и под ногами, её переворачивало с ног на голову, и она не представляла, где верх, а где низ.

Даже в плотной тунике девочка дрожала от холода; это значило, её вновь подняло к облакам, как бывало за время полёта уже множество раз. Внезапно что-то схватило её, теряя силу, ураган понёсся дальше, она же осталась в прочной сети, растянутой в ущелье между двух вертикальных столбов, словно огромный паук сплёл её, в надежде на знатную добычу. И девочка молила Непорочную Деву, чтобы это не было правдой.

***

Солнце поднималось над горизонтом, словно нехотя отрываясь от земли. Свет дал ей возможность оценить величие пейзажа и бедственность собственного положения. Похожие на указывающие в небо пальцы скалы стояли в двухстах футах друг от друга перед проделанной ветром и водой почти такого же размера круглой дырой в скале. Сеть была тонкой, но удивительно прочной и чем больше Сандра прикладывала усилий, чтобы выбраться из неё, тем сильнее запутывалась.

Солнце вставало за её спиной, открывая вид на ущелье и скалы, безжизненные и равнодушно холодные. Сеть могла простоять здесь Бог знает сколько, миледи далеко и никто не придёт ей на помощь. Лишь хищные птицы будут рвать её плоть, лишь солнце и ветер станут свидетелями её бесславного конца…

Вдруг она услышала шорох гигантских крыльев. Что бы это ни было, оно было гигантских размеров, и оно приближалось к поставленной ею ловушке. Девочка пыталась обернуться, чтобы увидеть своего врага — вряд ли здесь могло быть иначе — но свет бил ей в глаза и она видела лишь размытый силуэт, да взмахи огромных крыльев. Шум становился всё ближе, Сандра ощутила как кто-то, схватив её одной лапой, другою разрезает сеть. Прижав к себе, существо взмыло в небо, поднимаясь всё выше; от всех последних потрясений девочка не выдержала и потеряла сознание.

Она очнулась от голосов разговаривающих прямо над нею людей. Говорили молодой мужчина, почти юноша и женщина. Их говор напоминал речь Добробрана с сильным местным акцентом, в который вкрапливались малопонятные девочке слова:

— Они снова охотились на меня, но дитя попала в сеть, вместе с ветками и мусором и я освободил её. Пусть она поживёт у тебя, ты же знаешь, её не ждёт ничего хорошего. Когда она окрепнет, я отнесу её вниз.

— Девчонку принёс смерч. Плохой идеей было вести её сюда, Щитоносцы найдут дыру в сети…

— Они подумают на меня, что я летел ночью в деревню и попался.

— Габриель, старый Йенс не так глуп, как ты думаешь, — с тяжёлым вздохом тихо возразила женщина; она явно была немолода. — Резанные не успокоятся пока всех вас не переловят. По крайней мере, тебя.

— Но я не враг им! Я просто не хочу иметь с ними дела! Я хочу оставаться таким, каким создали меня Боги! Пусть оставят меня в покое.

— Этому не бывать, ты же знаешь. Они боятся за себя, потому что они не люди — они Выродки, и даже среди них ты умудрился стать изгоем. Они боятся, их сожгут на костре…

— Но за что?! — воскликнул мужчина, а старуха сказала:

— Да тише ты, кажется, девчонка пришла в себя. Лучше тебе уйти, я сама поговорю с ней.

Понимая, что её раскрыли, Сандра открыла глаза успев заметить уходящего, прочь высокого горбуна в чёрном плаще и накинутом на голову капюшоне. Не обращая внимания на гостью, старуха продолжала что-то со злостью толочь в маленькой каменной ступе.

— Кто вы? — спросила Сандра, садясь на жёстком деревянном ложе. Оказалось, она раздета догола, и, прикрывая наготу, натянула до подбородка шерстяную накидку, которой была укрыта. Пока неожиданная гостья была без сознания, хозяйка натёрла её ароматной согревающей мазью.

— Со мной то, как раз всё ясно, Выродки зовут меня Берегиней, — раздражённо ответила та, воинственно упирая руки в бока. — Куда важнее сейчас кто ты. То, что было на тебе изрядно пришло в негодность, возьмёшь мою одежду, я немного ушила её и должно подойти. В горах всегда холодно.

Она не была старухой, (как не была и уроженкой здешних мест, судя по говору), хотя её молодость уже прошла. Тело не было полным, как и худым, лицо имело круглую форму, а русые волосы уложены плотным обручем на голове. В ней было не меньше пяти футов роста, и выглядела женщина не слишком дружелюбно, что впрочем, даже не пыталась скрыть.

— Мы с матерью ехали в Бриджтаун в поисках лучшей доли, когда буря настигла нас. Меня подхватило ветром и принесло сюда. Вначале я чуть не умерла от страха, а потом стала представлять себя птицей, парящей над миром, — почти искренне сказала девочка, одевая, шерстяные штаны и кофту хозяйки. Одежда висела на ней мешком, но была чистой и тёплой.

— Лучше бы ты умерла, — печально заметила женщина, наконец, закончив. Она высыпала растёртые в порошок коренья в наполненный до половины кувшин и протянула девочке: — Ты должна это выпить, имбирь даст тебе силы.

— Вы говорили, Резаные придут за мной, что они угрожают мне. Но за что? Ведь я ничего им не сделала!

— Ещё сделаешь. Не они тебе угрожают, а ты им. Ты помнишь, как здесь оказалась?

— Меня принесла сюда огромная птица с человеческими руками или человек с крыльями, когда я застряла в сети. Она спасла меня, ураган неминуемо убил бы меня о скалы.

— Это всё горная болезнь, — со вздохом ответила хозяйка, снимая с полки накрытую крышкой большую кружку, в которой хранила засахаренные апельсиновые дольки. — Тебе, кажется то, чего не было на самом деле. На вот, съешь ещё это, это поможет.

— Нет, мне не привиделось! Но откуда Вы знаете, что за мной обязательно придут?

— Потому что я послала в деревню птицу с известием о тебе. Не позднее завтрашнего утра кто-то да явится за тобой. Мне не нужны неприятности, я стараюсь ладить со всеми.

— Но Вы же можете сбежать отсюда! Вернуться к людям!

— Зачем? — удивилась Берегиня. — Внизу нет никого, кто помнит ещё обо мне, всё, что у меня есть сегодня, оно здесь. Мне незачем бежать, вернее некуда.

— А что будет со мной?

— Если продолжишь настаивать на своих фантазиях об летающих людях, могут и убить, сочтя душевно больной. В любом случае назад тебя уже не отпустят.

— Но почему?! — воскликнула девушка. Мысль остаться здесь навсегда пугала её так же, как и возможность насильственной смерти и она не знала даже что было из этого хуже.

— Потому что видела их, вернее увидишь. Когда-то я жила в киновии. Я и мои сёстры несли в эти дикие земли свет истинной веры — весть о непорочном зачатии общей Девы-Матери нашей. Скажу лишь, сбив с пути, сюда меня привела любовь. Любовь погубила меня и от того нет мне больше места в обители ибо я согрешила, познав мужчину.

— Тот горбун, которого я видела с Вами, он Вам кто?

— Это мой сын. Пожалуй, хватит об этом, — решительно заявила женщина, утирая в уголке глаз выступившую слезу.

Она не была многословной, но всё же Сандре удалось узнать, что чужачку оставили здесь, (впрочем, не позволяя жить в деревне), из-за её способностей к врачеванию, которому обучилась в киновии. Она целила раны, вывихи и переломы, принимала роды. Травами лечила хвори и помогала избавиться от нежелательной беременности, хотя это и не было богоугодным делом. Она больше не проповедовала, а просто старалась выжить. Берегиню здесь ценили, но своею она так и не стала. Жизнь в этих краях была суровой, но те, кто жил тут, цеплялись, как могли за свою родину, ибо другой у них не было.

Видимо деревня отшельников была недалеко, потому что когда солнце едва перевалило за полдень, послышался далёкий звон колокольчиков. Сортировавшая высушенные травы хозяйка застыла, проверяя, не послышалось ли ей, а потом, вытерев руки о фартук, вышла из сложенной из камня хижины. Вернее даже, это была маленькая усадьба из нескольких функциональных зон на небольшой горной равнине, закрытой со всех сторон скалами.

Дождевые воды наполняли каменную запруду высотой в несколько футов и когда воды, было, вдоволь стекали маленьким водопадом. Кроме хозяйки здесь жили куры, козы, выводок небольших лохматых собак и похожая окрасом на рысь крупная остроухая кошка. Матрона собирала травы, делала козий сыр, обменивая на продукты и вещи. Оплетая накрытую жердями беседку, рос виноград, а рядом сад из десятка фруктовых деревьев, дававших какое-то разнообразие скудной пище.

Принесённая ветром земля тонким слоем устилала долину, и когда шли дожди, она покрывалась зелёной травой, становящуюся лакомством для коз. Хозяйка сеяла в долине пшеницу и рожь, но земли было мало, и урожай редко оказывался обильным. Всё это требовало огромного труда, и женщина вряд ли смогла бы сделать это без посторонней помощи.

Приложив ладонь к глазам, она смотрела, как опираясь на посох с привязанным к нему колокольчиком, поднимается по склону процессия одетых в светлые шерстяные плащи людей. Они не носили щитов, но на одежде с левой стороны груди был вышит чёрным треугольный щит.

— Рад видеть тебя Эмилия в добром здравии, — казалось, искренне приветствовал её невысокий дородный мужчина лет пятидесяти, не глядя на стоящую рядом Сандру.

— Рада и я Вам, Мастер Йенс. Не думала, что сам Эсквайр почтит меня своим визитом из-за ничтожности произошедшего.

— Всё что случается, здесь не проходит мимо моего внимания и позволь мне самому решать что ничтожно.

— Разумеется, Эсквайр, — смиренно ответила хозяйка, не показывая вида, что задета.

— Кто ты, дитя? — наконец, поворачиваясь к Сандре, спросил Эсквайр, высшее должностное лицо поселения, замыкавшего на себе административные функции. Девочка повторила ему, то, что говорила хозяйке, умолчав лишь о крылатом чудовище и горбуне.

— Хорошо, — ответил старик с непроницаемым лицом, и было трудно судить, поверил он ей или нет. — Мы заберём тебя в поселение, а что будет с тобой дальше, решит Совет Трёх.

— Я что, теперь ваша пленница? — спросила Сандра, бросив тревожный взгляд на целительницу, но та отвела глаза.

— Мы все пленники в том или ином смысле. Особенно здесь, — ответил Эсквайр, и важным кивком головы простившись с Эмилией, отправился в обратную сторону, уводя за собой Сандру. Она надеялась, старик останется здесь до утра, но желая вернуться затемно, он сделал лишь короткую передышку.

Путь их вёл всё время вниз, по петляющей между скалами дороге. Эти горы казались девочке странными, словно разрубленными напополам огромным мечом. С южной стороны шла почти отвесная каменная стена, такая высокая, что с трудом можно было разглядеть заснеженные вершины, в то время как северная, более пологая, заросла редким хвойным и лиственным лесом.

Дорога до поселения заняла меньше времени, чем она рассчитывала. Эсквайр сделал в пути несколько остановок и ещё до того, как окончательно стемнело, они вышли к равнине. Назвать поселение отшельников деревней было бы не совсем правильно, скорее маленьким городком, обнесённым сложенной из каменных блоков стеной. На ночь ворота закрывали, днём же люди имели свободный доступ за её пределы.

Долина была обширной и плодородной, благодаря протекавшей по её краю быстрой, хотя и не слишком полноводной речке. Река водопадом струилась по скалам, стекая в большую запруду, со стоящей возле неё водяной мельницей. Когда было нужно, воду перегораживали деревянными щитами, и она через жёлоб мощным потоком лилась на лопасти, а потом стекала в каменистое русло, исчезая под горой на другой стороне долины в размытом за века гроте. Это место казалось настоящим оазисом в унылой каменной пустыне и именно так Выродки назвали своё пристанище.

Важные решения в жизни посёлка Эсквайр принимал коллегиально с другими членами Совета Трёх, Шерифом и Хранителем Веры. Первому подчинялись стражники из поселкового ополчения, а второму доморощенные клирики Храма. Солнцепоклонничество Выродков напоминало веру в Триолана, но солнце здесь было только солнцем и не отождествлялось с человекоподобным божеством и его пророками.

Сандре ещё предстояло узнать всё это, и она входила в залитый закатным светом город, жители которого вышли поглазеть на неё как на диковинного зверя. Они радостно приветствовали Йенса и его спутников, будто ушли они ни этим утром, а много дней назад, девчонку же откровенно разглядывали, пытаясь найти в ней отличие от себя и к радости последней не было в их взглядах вражды, а лишь только непосредственное любопытство.

Многочисленность их смутила девушку. Совсем рядом, за Скалистой грядой лежал Добробран, но в королевстве ничего не знали о Выродках — они никак не давали о себе знать, прерывая любые контакты с соседями. Была здесь тайна, о которой нельзя было знать чужакам, тайна, которую эти внешне добродушные люди желали сохранить любой ценой.

В городке, застроенном близко стоящими друг к другу домами, из камня и дерева было совсем темно, тогда сопровождавшая её к местной тюрьме процессия зажгла факелы, освещая путь. Девочка шла в середине негромко переговаривавшихся между собой людей, но ей казалось, огненная река несёт её в пропасть из которой уже не выбраться. От охватившей тоски слёзы навернулись на глаза, но, не желая показать, как напугана, Сандра взяла себя в руки. Мысль, что миледи не бросит её вселила надежду. Она вырвала её из хищных лап бургомистра, отыщет и здесь, и, конечно же, найдёт способ вызволить отсюда. Потому что, потому что они семья.

Толпа остановилась у мрачного каменного здания. Если это и была тюрьма, то довольно странная, уж в чём-чём, а в этом молодая особа теперь разбиралась. Здесь не было стражи, как и запоров. Вдруг дверь распахнулась изнутри, и взорам предстал густо заросший шерстью гигант, с удивительно маленькой для своей комплекции головой. Его близко посаженные глазки злобно сверлили толпу, пока не остановились на робко глядевшей, на него девочке. Какое-то время они смотрели друг на друга, а потом существо развернулось и пошло прочь. Оставляя после себя сладковатый мускусный запах.

Стражники втолкнули девочку внутрь, закрыли ворота, но почему-то не стали запирать их. Сандра стояла в кромешном мраке, прислушиваясь к тихому разговору в глубине здания. Как ей казалось, один голос принадлежал молодому полному сил существу, скорее всего тому, что встретило их у входа, а второй пожилому, к тому же явно нездоровому.

Возможно, это и была казнь, о которой намекала знахарка — её, привели на растерзание монстрам. Толпа с зажжёнными факелами стоит, снаружи ожидая развязки, чтобы протащить по посёлку к ближайшей скале обезображенный труп.

Сандра решительно открыла ворота, собираясь, разразится гневной тирадой. Вроде того, что если хотите покончить со мной, то имейте мужества сделать это сами, а не поручайте людоедам, но когда вышла на улицу, оказалось, там никого нет. Посёлок опустел, ночь заливала его светом низко висевшей, словно готовой сорваться луны и звёзды, подмигивали ей, толи, смеясь, толи, призывая к мужеству. Если днём было тепло, то сейчас сильно похолодало. Изо рта шёл пар, здесь в горах температура опускалась очень быстро, и окончательно продрогнув, девочка неохотно вошла внутрь.

Голоса смолкли, но мускусный запах усиливался по мере продвижения вглубь этой странной темницы. Пройдя на ощупь по коридору, она оказалась в просторной высокой комнате, в центре которой прямо на полу, повернувшись, друг к другу спинами спали два чудовища. Лунный свет сквозь маленькое окно минимально освещал помещение, и сбитая с толку всем происходящим Сандра удивлённо смотрела на них, дрожа от холода и нервного истощения.

Оглядевшись, она заметила, стоящий у стены стол со стульями, слишком высокими для неё и низкими для гигантов. На столе лежал устрашающего вида, оказавшийся тупым нож, плохо годившийся для нарезания пищи. В этой странной тюрьме не нашлось ничего, чем можно было укрыться и, не придумав другого, прижав к груди нож, которым собиралась в случае необходимости дать отпор, Сандра улеглась между мирно посапывающих монстров, казалось, совсем не желавших ей смерти. По крайней мере, до утра.

Странно, но запах, досаждавший ей всё время, исчезла при погружении в его источник. Удивительное спокойствие овладело девочкой. Она уснула отчего-то уверенной, что ничего дурного с ней не случится, что самые смелые мечты леди Кларк однажды претворятся в жизнь и в эту ночь не видела сновидений.

***

Она проснулась от запаха жарящегося совсем рядом мяса. Оба чудовища уже были на ногах. Горел огонь в камине, который она в темноте не заметила и остывшая за ночь комната наполнилась теплом. Вряд ли холод волновал этих странных существ, но огонь им был нужен для приготовления пищи. На столе лежали два больших жаренных гуся, и толи маленькая утка, толи голубь для девочки. На столе стоял кувшин с водой, но похоже это была и вся трапеза, ни хлеба, ни овощей или каких-нибудь каш.

Нож по-прежнему, был у неё, но его отсутствие не смущало гигантов. Схватив гусей за ноги, они просто разорвали их на части с удивительной лёгкостью и принялись, чавкая, за трапезу, не обращая на неё никакого внимания. Солнце давно встало над горизонтом, похоже, было уже позднее утро и пленница, сев на полу удивлённо смотрела на завтрак чудовищ, не понимая, как могла проспать так долго. Вдруг одно из существ недовольно что-то проворчало на своём языке, это явно относилось к девочке, но понять его она не могла.

— Он хочет, что бы ты, не пялилась на него. — С набитом ртом проворчал младший из монстров, вполне сносно говоря на языке Добробрана.

— Ну, знаете ли, что, — с вызовом ответила Сандра, не поднимаясь с места. — Скажите об этом тем, кто притащил меня сюда и бросил в этом клоповнике…

— О, ты ещё не видела клоповников, — утолив первый голод, перебил её гигант, а второй что-то сказал ему и тот перевёл: — Ты спала так крепко потому что, в нашей шерсти есть специальное вещество, способствующее крепкому сну, наподобие успокаивающей травы. Когда мы засыпаем, оно выделяется, а когда просыпаемся, прекращает действовать.

— Откуда он знает, о чём я думала? — подозрительно глядя на чудовище спросила девочка и тот, завозившись на своём месте, повернулся к ней спиной. — Он всегда такой нервный?

— Нет, только в дни полнолуния. Оно разрывает его голову обрывками чужих мыслей. Когда людей много голова превращается в осиный рой.

— Он что, может читать мои мысли? — глядя в спину отвернувшегося от неё гиганта, справлявшегося с трапезой медленнее товарища, задала Сандра новый вопрос.

— Лишь во время полнолуния.

— Вы все можете это? Ну, такие как вы?

— Нет, дар передаётся из поколения в поколение и никто не знает, кому он достанется. В этот раз, его получил он. Мы считаем это не даром, а проклятием. По крайней мере, я не хотел бы его себе, — пожилой дикарь что-то сказал и говоривший продолжил, сорвав с её уст новый вопрос: — У нас нет имён, мы называем друг друга словами, родственные вашим «мужчина», «женщина», «ребёнок», «старик».

— Но что плохого в собственном имени? — существо, покончив с трапезой, вытерло о себя жирные руки и ответило, пожав широченными плечами, добавив в конце: — Если честно, я об этом не думал — так заведено издавна. Наверное, мы не хотим быть похожи на Нижних. Выродков и людей.

Запах жареной дичи пробудил аппетит, но ей очень хотелось в туалет, к тому же нужно было умыться, и она завертела головой в поисках хоть каких-то удобств:

— В углу стоит отхожее ведро, можешь справить нужду туда, а умыться в реке. Кстати, я готовил пищу, так что ты выносишь ведро, заодно сполосни его.

— Но я ещё ни разу не пользовалась им…, — возмущённо начала девочка, стоя возле, почти полного нечистот большого глиняного таза; видимо гиганты не страдали от вони испражнений и от того не утруждали себя выносить его каждый день. Хотя возможно это была их дневная норма.

— Ещё сходишь. Сегодня нас обменяют, а сколько пробудишь здесь ты, не ведомо даже старику, — не очень искренне произнёс здоровяк, отведя взгляд — они явно знали об уготовленной ей судьбе. — За домом найдёшь яму, в которую мы скидывали своё дерьмо, пока ты не появилась. Нижние пытаются выжать по максимуму из этого куска скалы и используют его для удобрений.

Ничего не ответив, Сандра вышла на улицу. Жизнь в этом суровом крае не предполагала праздности, поднимаясь с рассветом люди, до вечера занимались делами, которые им поручал Эсквайр. За возвышавшейся над посёлком тюрьмой девочка увидела сбитую из досок компостную яму, в которую узники сбрасывали отходы своей жизнедеятельности. Когда они перегниют, компост добавят в землю.

От арки с воротами, над которыми возвышалась сторожевая башня, город разрезала на двое дорога упиравшаяся в большое деревянное здание, бывшее вероятно по мере надобности и Храмом Солнца и домом Совета Трёх. Кем бы они ни были, Выродки ценили природу и, хотя жили среди каменной пустоши, старались превратить это место в настоящий оазис. Возле каждого дома был маленький палисад, в котором люди сажали фасоль, горох, редиску с репой. Хотя были и чудаки, засаживавшие его цветами — алые маки, тюльпаны и розы всех цветов добавляли пестроты в унылый пейзаж.

Вода в горной речке была холодной, и девушка сильно продрогла, пока хоть как-то привела себя в порядок. Вернувшись, она вновь отправилась к стекающей сверху реке за водой с кожаными вёдрами. Жизнь в посёлке кипела, люди работали на лежащих внизу полях, поправляли стену после последнего землетрясения, распускали брёвна на доски, при помощи водяной мельницы. Пилорама, являвшаяся сложным механизмом, благодаря связующей системе тяг преобразовывала вращение водяного колеса в поступательное движение пил. Причём распиливали здесь не только дерево, но и камень-известняк. Путь вверх преграждала отвесная стена, а вниз — дежурившая у ворот стража. Постояв ещё немного на свежем воздухе, девочка вошла внутрь. Старший из дикарей лежал на полу, младший сидел рядом, негромко переговариваясь со своим товарищем.

— Женщина, что была с тобой, думает, ты умерла. Она не будет тебя искать, — произнёс он, с ноткой сочувствия в голосе.

— Он что, смог влезть и в её голову? — с замиранием сердца спросила девочка.

— Ему так кажется. Ему кажется, он уловил направление твоих мыслей, их конечный источник и думает, женщина решила, что ты мертва. Скоро нас обменяют; старик ощущает усиливающуюся вибрацию мыслей наших соплеменников. К вечеру они будут здесь.

— Он знает, что решили сделать со мной? — Нервно сглотнув, задала девочка вопрос, который волновал её теперь больше всего на свете, раз стало ясно, что надеяться ей не на кого.

— Старик знает, чего они точно не сделают — они не смогут причинить тебе вреда.

— Ему известно моё будущее?

— Ему известно, что твой приход станет концом этого места, для тебя же это будет началом. Скоро здесь не останется ничего.

— Но как я смогу уничтожить его?

— Этого старик не знает, с каждым часом видения становятся всё слабее. Всё что он может сказать точно, это то, что город Выродков уничтожит женщина.

— Зачем вы напали на них? — растерянно спросило Сандра. Каким-то неведомым образом её появление здесь приведёт к непоправимым процессам, изменить которые она не сможет.

— Зачем? — переспросил собеседник, явно не зная, что ответить. — Потому что это место дорога в Нижний мир. Мы не знаем где, но она есть. Выродки охраняют путь туда от таких как мы и других, а за это лорды низин снабжают их всем, что им нужно.

— Они общаются между собой? Выродки и лорды Добрабрана?

— Старик говорит что да. А если он так говорит, то так и есть. Выродки живут долгие годы среди, людей, потом возвращаются сюда, докладывая обо всём что видели Совету Трёх. Но не только Выродки отправляются за Гряду — люди тоже приходят сюда. Так было однажды и привело к войне.

— Ты говоришь о Эмилии, женщине, что живёт уединённо.

— Я говорю о колдунье.

— Ты не знаешь о чём говоришь! — вступилась за Эмилию девочка. Хотя она и рассказала о ней Выродкам, Сандра отчего-то не держала не неё зла. — Она врачевательница, повитуха и знахарка, но никак не колдунья.

— Я, то может быть, и не знаю, но он знает всё, — важно заметил собеседник, указывая заросшим густым волосом пальцем на лежащего в полубессознательном трансе старика. — Здесь, в логове Выродков что-то утаить от него нельзя. Люди считают, за Грядой Ад, в котором ангелы мучают грешников, но даже мы — те, кто живёт здесь, не знаем, что там на самом деле. Гряда умеет хранить свои тайны, но одно мне известно — это странное место. Зло изначально живущее в человеке становится тут в сто крат сильнее. Я говорю о людях, на них это действует сильнее, чем на Выродков. За Грядой старик, скорее всего, потеряет свою способность, а здесь она сделала его провидцем.

Много лет назад три женщины из вашего мира прибыли сюда, дабы обратить местных в свою веру. И то, что они увидели, повергло их в ужас. Тогда ещё Выродки умели летать, у них были крылья и как птицы они парили над долинами, придерживаясь условий заключённого договора. Но слово опасней меча — со временем Выродки разделились на тех, кто решил стать как люди и на тех, кто хотел жить старой жизнью. Между ними началась война, Эсквайр и его сторонники, полученным от Нижних оружием одолели врагов и те ушли, поклявшись отомстить людям. Но перед этим блюстители прежних порядков убили двух женщин, а третью пощадили, ибо носила она ребёнка одного из них.

— Это Габриель, сын Эмилии! — воскликнула девушка. — Так значит, всё же он умеет летать.

— Не так как его отец, ведь он лишь на половину Выродок. Люди не годятся для полёта — их кости слишком тяжелы и то, что у мальчишки выросли крылья, не сделало его курицей, а не птицей.

— Как же другие Выродки решили отомстить людям? — вместо ответа гигант взял её руку, приложив к казавшейся холодной ладони старика и видение, подсмотренное в чужих воспоминаниях предстало теперь и перед её глазами.

Три огромных человекоподобных птицы в чёрных меховых плащах летели в ущельях между скалами, не поднимаясь слишком высоко, туда, где нет воздуха и не прижимаясь к земле, дабы не разбить огромные яйца величиной в человеческий рост, что держали в прочной сети.

— Мы не знаем что за Грядой, но там точно нет ничего хорошего, — донёсся до неё голос монстра. — Выродки побывавшие там, украли яйца у самки дракона и отдали их чернокнижникам, встретивших их в оговорённом месте, в надежде что однажды драконы отомстят за них людям. Ник-то не знает, как они смогли это сделать, но ты видела всё своими глазами. Говорят, самка дракона была в не себе от ярости, она гналась за Выродками до самой Гряды и сожгла вырывающимся из пасти пламенем большинство из них, но троим, удалось уцелеть.

— Почему же Гряда остановила дракона, но пропустила летунов и украденные яйца?

— Никто не знает этого. Вероятно, дело в магии чернокнижников и самка до сих пор ищет вход в наш мир, чтобы вернуть детей. Ты спрашивала, почему мы воюем с Выродками? Потому что они изо всех сил желают сделаться людьми, а люди это зло.

— Значит, Эсквайр может отправить меня домой, — задумчиво произнесла девочка, старик, не принимавший до этого участия в разговоре, что-то сказал товарищу и сел на полу.

— Нет, они решили тебя убить, — со скорбью глядя на неё ответил собеседник. — Ещё не решили, но решат обязательно. Что-то вскоре должно произойти. За нами пришли, сегодня мы уйдём, и ты останешься здесь одна.

— Но старик сказал, они не смогут этого сделать? — ощущая, как тревожно бьётся в груди сердце, спросила девочка.

— Он так сказал, — в этот момент дверь открылась, и стражники вошли внутрь, а за ними во дворе были видны густо заросшие шерстью великаны, пришедшие за своими товарищами.

Во дворе перед тюрьмой собралась вся властная верхушка Оазиса. Три человека, одетых в тёмные мантии с вышитыми на груди щитами стояли перед тремя гигантами, а за их спинами бросив дела, собралось едва ли не всё поселение.

— Наше время дорого и поэтому начнём обмен. Ваши люди снова напали на нас, погибли наши товарищи. Некоторых мы убили, а этих взяли в плен, — начал Даниэль, шериф Оазиса, кивнув непокрытой, схваченной серебряным обручем головой с длинными тёмными волосами в сторону пленников. Ему было не больше тридцати, он был высок, худ, с лицом аскета и казался самым обычным человеком, ничем не напоминая крылатое существо.

— Вы изгои даже среди Выродков. Продались Нижним, ушли от жизни предков, ваш бог копия человеческого, и слишком стараетесь походить на людей, чтобы убийство, таких как вы, считалось сколько-нибудь серьёзным преступлением. Скорее очищением. Вы как собаки, тявкаете у дома хозяина, когда волки кружат у его загона со скотом, но рано или поздно мы сметём вас с пути.

— И этого безумца дикари выбрали царём? — поворачиваясь к своим людям, недоумённо спросил Даниэль; разговор шёл на выбранном сторонами диалекте, лишь отдалённо напоминавшем язык Добробрана. — Жизнь не стоит на месте и движение вперёд не остановить, как бы вы не старались. За словами о старых традициях ты прячешь главное — мы не похожи на людей и своей непохожестью кажемся им опасными. Да мы изгои, мы загнаны в скалы, где нет ничего кроме камня. Не такой жизни мы хотим и потому решили спуститься вниз, но не Выродками, а людьми, с золотом, знаниями и навыками человека, чтобы никто не смел, помыкать нами и насмехаться над нашей непохожестью. Когда люди узнают о нас, даже горы нас не спасут. На нас будут охотиться как на зверей и тех, кого не убьют сразу, будут показывать в цирках на потеху толпе, называть проклятыми за грехи и этим оправдывать свою жестокость. Золото, что вы принесли за провидца, станет камнем в фундаменте нашего будущего. Другого выхода для нас нет. Я не лезу в вашу жизнь, но предупреждаю — не пытайтесь мешать нам, война между нами никому не принесёт пользы. Начинайте обмен.

Серапион, царь дикарей с золотой тиарой едва заметной в густой шерсти на его голове ничего не ответил. У каждого из них была своя правда, и принять сторону врага было для них равносильно поражению. Он подал знак, его товарищ протянул Даниэлю казавшийся лёгким мешок, тот не повёл даже бровью и воин, вышедший из-за его спины, взял выкуп, оказавшийся не таким уж и лёгким, высыпав на стоящий между ними стол. Стоявшая рядом с обмениваемыми дикарями Сандра увидела золотой самородок, размером с человеческую голову.

— Это за вас обоих? — удивилась она; такое количество золота, пусть даже и в самородке девушка видела впервые.

— Нет, только за старика. Его меняют уже не первый раз, для всех это выгодно — старик узнаёт, что замышляют Выродки, а они получают золотую руду, из которой потом плавят фальшивые монеты, — тихо ответил младший из пленников. Между ними установились дружеские отношения, чудовища заботились о ней, но ник-то не знал, как было бы при других обстоятельствах. Возможно, проголодавшись, этот дружелюбный дикарь, схватив за ноги, как недавно гусиную тушку разорвал бы её надвое и съел живьём.

— Но ведь есть погибшие с обеих сторон. И потом, они же могут убить провидца.

— И потерять столько золота? Нет, эта сделка выгодна для всех, а гибнут воины; для них это великая честь. На самом деле между нашими племенами нет войны. Выродки добывают серебро и руду в шахтах на наших землях, а потом выплавляют из неё железо, часть которого отдают нам. В этом суровом месте сложно выжить в одиночку. Вот выкуп за меня.

Второй дикарь или тот же самый, положил на стол серебряный самородок размером с кулак взрослого мужчины. Каждый из Совета Трёх согласно кивнул головой, это значило, выкуп был уплачен и пленники обретали свободу. Когда дикари ушли, гордо пройдя сквозь толпу свистевших и улюлюкавших Выродков, Совет Трёх проследовал в здание тюрьмы. Теперь нужно было решить, что делать с Сандрой. Они сели на стулья за столом, девочка же стояла перед ними, оробев от их мрачных взглядов.

— Кто ты, дитя и что привело тебя в Оазис, — мягко начал Рафаил, верховный Ментор Храма Солнца. Девушка открыла рот, собираясь повторить то, что говорила им раньше, но Даниэль сурово перебил её, глядя холодным немигающим взглядом: — Можешь даже не начинать ту чушь, которую ты рассказывала здесь. Кто тебя послал сюда и зачем?

— Но это правда! — чуть не плача воскликнула Сандра.

— Что, правда? Что Нижние прислали тебя шпионить за нами? Теперь они делают ставку на Серапиона, и вы собрались здесь, будто бы случайно, обсудить заговор против нас, наплевав на прежние договоры и клятвы?

— Правда то, что смерч подхватил меня как тростинку и принёс сюда, — с трудом пытаясь сохранить присутствие духа, и не расплакаться ответила девочка.

— Она же только ребёнок, Даниэль. И если даже она говорит неправду, не хочешь же ты пытать её? — заметил не вступавший пока в разговор Эсквайр, занявший роль стороннего наблюдателя.

— Ради блага поселения я готов содрать с неё кожу и посыпать раны солью, до тех пор, пока она не признается, — проворчал Шериф, сверля её убийственным взглядом.

— Мне нечего добавить, милорды, — пролепетала девушка, стоя на своём. — Смерч оторвал меня от земли и, кружа в своём чреве, принёс сюда, оставив в сети, сам же понёсся дальше.

— Хорошо дитя, твои слова легко проверить. Принесите сюда Чашу Правды, — всё тем же елейным голосом распорядился Рафаил, и слуги внесли в комнату раскрашенный чёрными и красными ломаными линиями глиняный кувшин.

— Что вы собираетесь делать? — подозрительно глядя на сосуд спросила девочка. Внутри раздавалось мрачное шипение, чёрная голова крупной кобры показалась над краем. Не пытаясь выбраться она, какое-то время смотрела на окружающих, раздувая капюшон под своей головой, а потом спряталась внутрь.

— Мы хотим проверить твои слова, — ответил ей Ментор с отеческой улыбкой на полном круглом лице. Это был невысокий улыбчивый толстяк средних лет, но девочка понимала, что он просто играет роль доброго палача. — Если ты говоришь правду, аспид не причинит тебе зла, но если соврёшь, укусит. Его яд смертелен, но мы не будем тебя спасать, раз ты что-то упорно скрываешь от нас, что-то, что возможно может навредить Оазису.

— Но я говорю правду! — воскликнула девочка, решив стоять на своём, ведь в принципе всё так и было, как она рассказывала, за исключением Габриеля. Ментор кивнул, и слуги схватили её, собираясь опустить руку в кувшин, но прежде чем это произошло, Сандра закричала: — Меня спасло крылатое чудовище! Толи человек с крыльями, толи птица с человеческими руками. Оно разрезало ножом сеть и отнесло меня к старухе!

— Что ещё ты видела? — спросил Рафаил, не меняя благостного выражения лица, словно речь не шла о жизни и смерти.

— Я видела горбуна, он выходил от знахарки, — Ментор вновь кивнул слугам, и те отпустили девчонку.

***

Её судьбу решал Совет Трёх и Сандра ждала приговора в опустевшей тюрьме. День тянулся за днём, тягостное ожидание выматывало пленницу. Помня слова провидца, она догадывалась, какое решение примет властный триумвират и это, пожалуй, было единственным, в чём была хоть какая-то ясность.

Коротая день, она забиралась к подножию горы, нависавшей над тюрьмой и сидя на камне, смотрела вниз, как копошатся в долине казавшиеся крохотными люди, как в посёлке идёт своей чередою жизнь. Стража у ворот дважды в день передавала ей корзину с едой и дрова для камина. Ночи стояли холодные, не смотря на наступившее лето, и девочка не представляла, как эти люди здесь выживают зимой.

Предсказания старика не шли у неё из головы — скоро случится что-то, что-то связанное с ней, что уничтожит Оазис. Скоро это место исчезнет и, хотя Выродки обошлись с ней жестоко, бросив в тюрьму как опасную преступницу почему-то она не желала им гибели. Наконец, наступил день суда. Сандру привели к дому Совет Трёх и вышедшая из здания троица призвала собравшихся на площади поселенцев к тишине.

— Принятое нами решение нельзя назвать мягким, но, к сожалению, оно единственное возможное, — начал Эсквайр, с согласия молчащих товарищей. — Эту девочку принёс нам ветер и оставил в ущелье. Мы не можем её отпустить, ибо видела она Оазис, видела Габиэля-отступника, и, вернувшись к Нижним, расскажет об этом. Мы не можем отпустить её и не можем оставить в посёлке, ибо единственное чего она хочет, это сбежать. Она не станет одной из нас, как не стала Эмилия и другие, а чем это кончилось, вы помните. Пусть не вводят вас в заблуждения юные лета её, ибо не просто так оказалась она здесь и неспроста так легко сошлась с дикарями. Не имея возможности отпустить её и оставить в посёлке мы, Совет Трёх, заботясь прежде всего о благе Оазиса принимаем трудное решение, мы приговариваем эту молодую особу к смерти! Казнь произойдёт через три дня.

Горожане приняли приговор с недоумением — девочка не казалась большинству смертельно опасной, это был обычный ребёнок, и столь суровое наказание вызвало ропот в толпе. Но никто не высказал возмущения открыто и, постояв ещё немного, люди стали расходиться. Большинство уходило, стараясь не смотреть ей в глаза, но были и те, кто не отводил взгляда, словно пытаясь понять, каково это, оказаться на её месте. Сейчас они вернутся в свои дома, к личным проблемам и вскоре забудут о ней, словно её никогда и не было.

Хотя в душе Сандра была готова к этому, решение совета ввело в ступор и страже пришлось тащить её к тюрьме. Теперь время стремительно летело. Отношение к ней не поменялось; почти не притрагиваясь к пище, всё так же день она проводила на своём наблюдательном пункте у скалы, а с наступлением сумерек возвращалась в здание. Решение по ней приняли, и пусть девочка была жива, здорова, её уже воспринимали как покойницу.

Наступил день казни. Палача в Оазисе не было из-за ничтожности таких приговоров. Своих Выродки не казнили даже за тяжкие преступления, а чужих здесь не было. В Добробране казни были особенным, пусть и кровавым зрелищем, на которое собирался весь город, посмотреть на поведение приговорённого, на мастерство ката, да и просто увидеть тех, кого давно не видел. Здесь не было ни плахи, ни виселицы — местом казни и палачом были горы, жертву просто сталкивали со скалы над долиной, и она разбивалась о землю, со временем становясь в ней удобрением. Человек совершив ужасный проступок, искупал, таким образом, вину, принося благо своей смертью. Люди вкушали земные дары, благодаря и его за эту жертву.

Нависавшая над долиной скала имела футов сто в высоту. Идти к её вершине от тюрьмы было недалеко, и собравшийся у её подножия народ видел, что бывает с теми, кто нарушает установленные Советом законы. Всё что раньше предсказывал старик-дикарь сбывалось, но теперь не было ничего, что могло помешать Выродкам привести свой замысел в исполнение. Чем ближе было до страшной вершины, тем больше Сандра склонялась к тому, что провидец ошибся или не так истолковал видение. Ноги её вдруг ослабели; за эти дни она так часто прощалась с жизнью, что теперь готова была рассказать Совету всё, что его интересует, и про замыслы леди Кларк, и про их поездку в Бриджтаун. Но решение было принято, и никто у неё ничего больше не спрашивал.

Бросив дела, поселенцы ожидали кровавой развязки; на скале, преграждая ей, путь назад стояли стражники и члены Совета, неся ношу принятой на себя ответственности. Понимая, что ник-то не придёт ей на помощь и эти безумцы сейчас расправятся с ней, не зная, как заставить их отменить приговор девочка выпалила: — Я знаю будущее: посёлок обречён, скоро от него не останется ничего, но я знаю, как этого избежать. Подумайте, прежде чем лишать меня жизни! Предлагаю обмен — моя жизнь на жизнь Оазиса!

Стражники взглянули на Эсквайра, руководившего казнью; ни один мускул не дрогнул на его лице, казалось, он вообще не слышал её слов. Больше не медля люди Шерифа, схватили её и поволокли к пропасти, а потом толкнули вниз. Земля ушла из под ног, девочка падала с истошным криком, наклоняясь головой вниз и вдруг, когда до земли было не больше десяти футов и она уже отчётливо видела каждый камень и каждую травинку, которые сейчас окрасит своей кровью чьи-то сильные руки подхватили её, послышался шум огромных крыльев и человекоподобная птица, планируя в потоке воздушных масс, подхватила её на краю казалось неизбежной гибели.

Люди на вершине пришли в движение, они что-то кричали прячущимся за камнями лучникам, указывая на парящего Габриэля. Одна стрела с привязанной к оперению верёвкой просвистела совсем рядом, но вторая пронзила крыло. Прочная тонкая нить не давала юноше лететь, пытаясь разрезать её ножом, он не удержал, Сандру и та упала в запруду, едва не потеряв сознание от удара и холода ледяной воды.

Люди Шерифа подтягивали его к себе; судорожно махая одним крылом, Габриэль полетел вниз в спешно растянутую под ним сеть. Стражники навалились на него и, хотя он был сильнее каждого из них, быстро связали по рукам и ногам. Не веря, что до сих пор жива, мокрая дрожащая от холода девушка содрогаясь в рыданиях, смотрела на связанного спасителя, слишком потрясённая, чтобы сказать хоть что-то. Её использовали, дабы выманить Габриэля, но что бы было, если б он не узнал о казни или решил не вмешиваться? Сандра до сих пор ощущала ужас свободного падения, когда камнем летела вниз, и казалось, уже ничто не сможет её спасти.

Совет Трёх с сияющими лицами прошёл мимо, не взглянув на неё; что будет с Габриэлем дальше, девчонка не знала, как и не ведала об уготованной ей участи. Во всяком случае, она надеялась, второй раз её сбрасывать вниз не будут, да она и вряд ли переживёт это вновь. Не зная, что делать дальше, девочка вернулась в тюрьму. Руки её дрожали и Сандра, с трудом выбив искру, разожгла камин, а потом долго не могла согреться, просидев в мокрой одежде всю ночь.

Когда утром Йенс вошёл внутрь, она всё ещё сидела у потухшего камина, испуганно взглянув на него красными от слёз и бессонницы глазами.

— Вы за мной!? — воскликнула она, поднимаясь, с безумным огнём в глазах и схватив со стола нож, протянула Эсквайру. — Не зачем ломать эту глупую комедию: если Вы пришли убить меня, так перережьте мне горло!

— Зачем? — раздосадовано спросил мужчина, брезгливо глядя на нож. — Приговор приведён в исполнение и по нашим законам, выживший искупает вину.

— Выживший? Меня спас Габриель, только не говорите, что не подстроили это всё специально!

— Каждый из нас делает то, что должен. Но ты думаешь лишь о себе, а я обо всём Оазисе.

— Что будет со мной?

— Пока останешься здесь, — неопределённо пожав плечами, ответил визави. — Соберём людей, весь посёлок. Если ник-то не захочет усыновить тебя, взять в семью, будешь жить тут.

— А с Габриелем?

— Ему дадут выбор, — не вдаваясь в подробности, бросил Эсквайр и, не сказав больше ничего вышел.

***

Сандра думала, что пленника отправят в тюрьму, однако Шериф распорядился приковать его на цепь к скале, где он и спал под открытым небом. Сандре разрешили кормить его, под присмотром стражей и лечить рану в крыле и ушибы при падении. Только сейчас девочка смогла по-настоящему разглядеть его. Он был высок, но не так тонок в кости, как остальные поселенцы. Кожа аборигенов была бледной, не смотря на тёмные в большинстве своём волосы, а всё их тело казалось слегка растянутым вверх. Оттого лица их были узки, а глаза близко посажены.

Если б не крылья, Габриель казался бы самым обычным молодым человеком, которого можно встретить за Грядой, с весьма приятными чертами лица, не такого вытянутого как у остальных. Но сложенные за его спиной крылья превращали его в чудовище или в ангела, спустившегося на землю. В одном Эсквайр был прав: управляемое клириками большинство в Добробране не было готово признать Выродков такими же, как они и эти люди — а Сандра считала их людьми — были обречены либо на уничтожение, либо на жизнь в резервации.

Рвавшуюся к сыну Эмилию сюда не пускали, и Сандра встречалась с нею у ворот. Целительница каждое утро приносило ей свежую мазь из трав и кореньев, и девочка наносила её ровным слоем на покрывшуюся коркой рану. Теперь Сандра свободно перемещалась по посёлку, не выходя, однако за периметр крепостных стен. Возможно, ей бы ник-то ничего не сказал, но она не хотела нарываться на грубость, да и идти то было некуда. Без посторонней помощи ей никогда не выбраться отсюда, она будет бродить по каменной пустоши, пока не умрёт от голода и истощения, либо её не растерзают волки, или кто-то ещё пострашней. К тому же люди Шерифа быстро отыщут её и если не убьют на месте, то снова запрут в тюрьме.

Собственные деньги в поселении не ходили, и жители выменивали друг у друга то что было нужно, приходя утром на Менное место у дома Совета Трёх. На средних размеров площади в два этажа стояли торговые ряды, где каждый мог продать то, в чём чувствовал излишек. И хотя условия здесь были суровыми, Сандра увидела на местном рынке подобие изобилия. Тут можно было купить вина и шелка южан, и то, что обычно торговалось на рынках Добробрана. Не смотря на отсутствие своей монеты, торговцы принимали к оплате всё, что имело цену. Включая неведомо как оказывавшиеся здесь монеты из-за Гряды, шкуры, рога оленей, огромные бивни неизвестных девочке животных, из которых мастера вытачивали удивительной красоты фигурки, драгоценные и поделочные камни и, конечно же, серебро с золотым песком, что порой вымывала из горных недр река.

Теперь за продуктами ходила она сама; Эсквайр через стражу выдавал ей специальный жетон, которым она расплачивалась за корзину с едой у указанного ей торговца. Пища была местной и оттого однообразной: бобы, прошлогодние овощи и солонина. Иногда девочка варила себе и пленнику луковую похлёбку, но чаще просто делилась с ним тем, что выделял ей посёлок, ведь кормили Габриеля ещё хуже, чем её.

Теперь, когда она получила относительную свободу, Йенс стал забирать её на работу — эти места не терпели праздности, и каждый приносил поселению ту пользу, какую мог. Когда не было дождя, она работал на полях — продёргивала от сорной травы посевы свёклы и репы, вместе с другим высаживала капусту, собирала раннюю ягоду, подрезала и удобряла перегноем виноград. В отсутствие работы на земле, полоскала бельё, неся тяжёлые ивовые корзины к мосткам у запруды вместе с другими подростками.

Неизвестно, бывал ли Совет Трёх за Грядой, но Оазис казался явной копией любого города на той стороне — Эсквайр подготавливал людей к переходу и хотел заранее сделать условия новой жизни если и не привычными, то во всяком случае, понятными. Возвели в поселении и баню, где один день в неделю мылись женщины, а на следующий мужчины. Получив свободу, Сандра отправилась туда, помня о великолепии термий Ахерона. Где люди не только мылись, но и проводили досуг, занимаясь физическими упражнениями, слушая декламацию стихов известных поэтов под мелодичное звучание арфы, и просто общаясь друг с другом.

Конец ознакомительного фрагмента.