Как нам обустроить историю: глобальный кризис и системность в истории общества

Георгий Цветков

Вся жизнь человека как история – это выстраивание его отношений с собственным прошлым, с прошлым своей страны и с мировой историей, если она его интересует. Так уж вышло, что, кроме прошлого, у нас сегодня остались только иллюзии, которые питаются этим самым прошлым. И общее прошлое у всех у нас совершенно разное: сытый не разумеет голодного, жертва – палача, а раб или холоп – хозяина. Либеральный мыслитель задаётся вопросом: «Что же нам делать с этим прошлым?». И возникает, скажем, естественное желание это прошлое отменить, т. е., разоблачить и произвести ревизию, а также убрать всё, что о нём напоминает —

1. О СИСТЕМНОСТИ В ИСТОРИИ И НАУКЕ

Предисловие «системному» читателю

Можно счесть уже принятым с Нового времени средневековья, что научное знание всегда «системно», и сегодняшний вопрос заключается не в том, является ли научное знание системным образованием, а в том, как понималась эта системность на разных этапах развития научного знания, «каковы исторически обусловленные формы интерпретации системности знания».

Это, во-1-х, характерная, прежде всего, для античных представлений о системности некоторая модель объекта научного исследования — онтологический аспект системности. Во-2-х, системность научного знания может анализироваться под углом зрения системности самих понятий, развитых в той или иной теории, а это уже — гносеологический аспект. Для представлений античной мысли онтология и гносеология неразрывно связаны между собой, где системность бытия обусловливает «нерасчленённую» системность знания. Для философии Нового времени характерно уже разделение онтологического и гносеологического анализа, где наряду с анализом объектов природы как системного образования — «системной онтологией», философии свойственна «системная гносеология», в которой фиксируется упорядоченность научных понятий («вещи», «свойства», «отношения», «субстанция» и др.). И, в-3-х, системные представления могут получать методологическую форму, где в общем случае речь идёт об определённых нормах построения систем теоретического знания или в специальных случаях о методологии решения проблемных экспериментально — исследовательских или инновационных проектно — конструкторских задач. Такой способ анализа системности знания, при котором упор делается на методы «проектирования и конструирования» систем со сдвигом в представлениях науки к фиксации точности и отношений между предметами возникает с начала ХХ века. Естествоиспытатели начинают различать объект и предмет знания, понимать огромную роль моделей в познании и активный «моделирующий» характер человеческого знания. Такое, скажем, «конструктивное» понимание предмета знания предполагает специфическую концептуальную систему, решающими компонентами которой оказываются категории «символ», «отношение», «элемент» и «др.».

Задача истории, как и любой науки — пишет Лев Гумилёв — состоит в том, чтобы обозреть изучаемый объект или предмет целиком. Следовательно, нужно найти или выбрать удобную позицию или точку отсчёта для обозрения, и тут возникает необходимость концепции, предваряющей научную практику, т. е., по Гумилёву или Тойнби, выбор «аспекта» или «модели». Так, например, Маркс и Энгельс впервые обратили столь серьёзное внимание на аспект и роль экономики в социальной жизни, дав толчок для развития, так называемой, «экономической истории» людей. В свою очередь, в нашем исследовании мы считаем «аспекты» или «модели» системными, концептуально — логически или исторически, связываемые с тем или иным системным представлением объекта или предмета. Самим объектом могут быть существующие в пространстве и времени физические вещи или реальность, объективно реальные ситуации (в т. ч., тело субъекта, состояние его сознания, другие люди и т. д.), а также предметы культуры, включая тексты, и присущие им объективные смыслы.

Аспект изучения или некоторая модель не вытекают из того или иного философски — методологического построения, а диктуются исключительно практическими соображениями решаемой задачи и наличным «техническим инструментарием». A основные сомнения, например, у английского историка Арнольда Тойнби — идеально ли подходит выбранная модель для поставленной задачи исследования истории, и нельзя ли будущему учёному посоветовать лучшую? О прошлом можно судить на основе изучения его «следов» в настоящем, т. е., тех предметов, которые возникли давно, но не исчезли вместе с прошлым, а дошли до нашего времени. Это могут быть разного рода сооружения (египетские пирамиды, Парфенон в Афинах, Кремль в Москве, и многое другое), ископаемые предметы, использовавшиеся в различных видах деятельности (остатки посуды, ножей, наконечники стрел, воинские доспехи и др.), предметы религиозного поклонения и произведения искусства (захоронения, иконы, скульптуры, портреты, украшения и т. д.). Деловые документы (донесения, записи хозяйственной деятельности) и, наконец, специальные описания исторических событий (хроники, летописи, письмена) и воспоминания современников. Историк должен выбирать и описывать исторически значимые факты или всё многообразие примеров, нуждаясь в критериях выбора и языке их описания. Эти критерии в общем случае зависимы от предшествующей концепции, где, например, единицей истории — духовной действительности принимается «общественно-экономическая формация» у Маркса, в одном случае, или так называемая «прогрессивная цивилизация» у Тойнби, в другом. В теории исторической мысли издавна сложились концепции, бытующие и сегодня.

Первая культурно-историческая концепция была впервые декларирована Геродотом, который противопоставил Европу Азии. Здесь под Европой он понимал систему эллинских полисов, а под Азией — персидскую монархию (впоследствии пришлось добавлять и другие культурно-исторические области).

А другая всемирно-историческая концепция или концепция «империй» трактовала историю народов как единый процесс прогрессивного развития, более или менее захвативший все области, населённые людьми. Впервые она была сформулирована в Средние века как концепция «четырёх империй» прошлого: ассирийской, персидской, македонской, римской, и пятой — «Священной Римской империи германской нации», возглавившей вместе с папским престолом католическое единство, возникшее на рубеже VIII–IX веков.

Когда же в XIV–XVI веках Реформация разрушила идеологическое единство Западной Европы и подорвала гегемонию Габсбургской династии (как бы тоже полномочных представителей Бога на Земле), всемирно-историческая концепция устояла и была просто переформулирована как концепция «цивилизаций», под которой понималась культура опять-таки Западной романо-германской Европы, причём православные «схизматики» и бывшие «язычники» были просто переименованы в «дикие» и «отсталые» народы. Эта система «европоцентризма» до Маркса воспринималась как сама собою разумеющаяся и не требующая доказательств^[4]. Согласно А. Дж. Тойнби и его концепции возникновения, роста и распада «цивилизаций», единицами всеобщей истории стали считаться «общества», делящиеся на «примитивные» неразвивающиеся и развивающиеся или «цивилизации» (которых им вначале было насчитано 21).

Для лучшего понимания всемирной истории и генезиса мировой цивилизации в литературе были выделены переходные эпохи, выводящие из одной формации и подводящие к другой. Это «древность или эллинизм» как время перехода от Древности к Средневековью (1); «возрождение или ренессанс» — переход от Средневековья к Новому времени (2); и с середины ХIХ века — «переход от Нового времени к Новейшему» (3). Каждая из трёх эпох открывается придающим «зримость» индикатором эпохи — литературным шедевром, возвестившим о её наступлении. О первой эпохе возвестил трактат «О граде Божием» Блаженного Августина, о второй — «Божественная комедия» Данте Агильери, и о третьей эпохе, незаконченной с полётами человека в космос и на Луну, — «Коммунистический манифест» Маркса с «больным» вопросом Гумилёва: а «…не является ли наше время, эра технической цивилизации — особой исторической эпохой, к которой неприложимы закономерности, открытые при изучении истории, а не современности?» (Н. И. Конрад, Л. Н. Гумилёв).

1.1. О методологии марксизма и системности в истории общества

Уважаемый читатель! Начну с того, что я как специалист философских вопросов естествознания — логики и методологии современной науки, являюсь убеждённым сторонником, прежде всего, самой методологии марксизма и считаю марксизм наукой, подверженной тем или иным коллизиям, но не догмой и не религией. В научном мире считается естественным подвергать критике своих предшественников без лишних эмоций, сознавая, что новое поколение учёных может пересмотреть выводы или даже сами принципы, считающиеся в данный момент бесспорными [1–3].

Основоположники марксизма, создавая своё учение, как раз и подвергли беспощадной научной критике многочисленные теории предшественников. Остриё их критики было направлено против догматических представлений о вечности частной собственности на средства производства, вечности и, так сказать, естественности социального неравенства, классового строя общества, существования малоимущего и неимущего населения. Мы не стремимся догматически предвосхитить будущее — утверждал Карл Маркс — а желаем только посредством критики старого мира найти новый мир. По Марксу, люди сами творят свою историю, являясь одновременно и актёрами (объектами) и авторами (субъектами) всемирно-исторической драмы, творя историю в «революционной практической деятельности» на основе существующих объективных условий в системе общественных производственных отношений. Развитие человеческой культуры К. Маркс представлял, как процесс «опредмечивания» и «распредмечивания» человеческих сил и способностей. Когда человек создаёт новую форму или предмет культуры, он «опредмечивает» себя в ней, напротив, когда усваивает, открывает для себя нечто из «копилки» человеческого опыта, то «распредмечивает» чьи-то способности и результаты чьей-то деятельности.

Предметы культуры и воплощенные в них смыслы (включая орудия, инструменты, произведения архитектуры, художественные, научные, философские и иные, даже религиозные, тексты) существуют объективно, но в то же время предполагают субъектов с их субъективным миром. Во-1-х, ведь именно субъекты создают предметы культуры и их смыслы. Во-2-х, объективные смыслы, в т. ч., и те смыслы, которые пока никем не осознаются, могут существовать лишь постольку, поскольку имеются субъекты, способные их выявить, сделать собственным достоянием. И, в-3-х, если таких субъектов по каким-то причинам не имеется (умерли, погибли, забыли язык, на котором написаны тексты, и т. д.), объективность предметов культуры превращается в объективность физических вещей, а объективные смыслы утрачиваются [1–3].

Вместе с тем в развитии человека в условиях капитализма Марксом была вскрыта проблема и сформулирована концепция, так называемого, социального отчуждения, когда «собственное деяние человека становится для него чуждой противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того, чтобы он господствовал над нею». В соответствии с учением Маркса человек является высшей целью развития общества и должен быть освобожден от всяких форм отчуждения, а для преодоления «отчуждения» должен «присвоить» себе весь мир, превратиться в деятельного «целостного», «универсального» индивида. Однако практика «реального социализма» ХХ века (несмотря на успехи культурной революции и индустриализации), как и практика капитализма уже ХХI века подтвердили наряду с традиционными и ряд принципиально новых форм отчуждения, в т. ч., авторитарного «цифрового капитализма». Дело в том, что жёсткая методика производства (или эксперимента) сохраняет (или устанавливает) не только пространственно-временную координацию в мире объектов, но и механическую структуру (алгоритм) телесных движений производственника или экспериментатора. В одной из ипостасей он предстаёт как рациональная «часть» измерительного прибора, то есть, современный «одномерный» «отчуждённый» рабочий, занятый чисто механическим трудом, или в другой ипостаси, тоже далеко не «универсальный» искусственный интеллект^[5] компьютерной системы, например, военных дронов и/или авиационных диспетчеров.

С другой стороны, если исторически статус реальных описаний сохраняется преимущественно за физическими пространственно-временными описаниями, то часто проблематично говорить о реальности событий, объективно регистрируемых в социологии, психологии, биологии, где сплошь и рядом физические «линейки» и «часы» не фигурируют в эмпирических описаниях. Cколь бы ни была сложна и многопланова проблема, условием её строгого эмпирического исследования является «транспонирование» того, о чём идёт речь, в практический мир экспериментальной или производственной ситуации, то есть, в мир, размерность которого определяется избранным исследователем и выполняемым набором, в широком смысле, измерительных объективно регистрируемых процедур. Посредством специальных знаков он описывает их и отделяет от материала объекта, наделяя «естественными» законами жизни, независимыми от характеристик материала. Рассматриваемые далее в качестве идеальной действительности, они либо переходят в сферу собственно научной теории с её логикой и методологией, либо могут возвращаться в сферу эмпирического исследования — практического использования и употребляться в качестве рабочих моделей материальных объектов, например, в системах искусственного интеллекта. При этом экспериментальная или производственная ситуация преобразует не только то, что мыслится, в «чистый» объект, но и «очищает» сознание учёного или производственника-профессионала, обеспечивая ему возможность дать полный и исчерпывающий отчёт (протокол) о том, что, когда и зачем он делал, осуществляя опыт или эксперимент [2]. Нельзя отвлечься и от того существенного факта, что в современных науке и производстве действуют не отдельный учёный или производственник, а научный или производственный коллектив (колледж), где превращается в «прозрачную» среду «созерцания» не только индивидуальная, но и социальная телесность. В этой связи колоссальную значимость приобретают «политология» и «политэкономия созерцания» относительно возможности трансцендирования в объективно научную точку зрения общности коллектива средствами естественного языка. Причём, если формой представления бытия как природы выступает пространственно-временной мир, то формой представления бытия как общности, по Марксу, выступает язык — «наличное» и «самоговорящее» бытие человеческой общности, его «практическое» и «действительное» сознание [2]. Минувший ХХ век, помимо новых технологий, принёс миру как новые формы социального освобождения и раскрепощения человека, так и новые, даже извращённые формы социального отчуждения в «сфере обработки людей людьми» [3–4]. Чтобы противостоять беспрецедентным технологическим и политическим угрозам XXI века, нужно понимать, что происходит в современном мире, помнить уроки прошлых веков, создавая и внедряя новые технологии и социально-экономические модели [4–5].

В XIX–XX веках в Германии, России, Англии и США были инициированы три грандиозные концепции, призванные объяснить прошлое и предсказать, или даже обеспечить, будущее всего мира. Это либеральная, коммунистическая и национал-социалистическая (фашистская) концепции [3–5]. Причём, по мнению известной антифашистки и писательницы «прибалтийки» Марион Дёнхофф, последние две были существенно извращены: Адольф Гитлер довёл до абсурда консервативные ценности правых, а Иосиф Сталин — коммунистическую идеологию «левых» с его советской «брутализацией» социализма [6]. В свою очередь, нацизм и близкий к нему фашизм виделись Гитлеру как некое начало, возрождающее романо — германский истинно европейский боевой дух, уже почти утерянный под воздействием финансового капитализма [7]. Они, как форма общественного устройства и идеология, казалось, давали надежду на преодоление классовых противоречий и объединение Европы на основе традиционных консервативных ценностей, осмысленных в каждой стране как исконно национальные. Они объясняли мировую историю в терминах борьбы между государствами, предполагая, что миром будет править одна расово исключительная (арийская) этническая группа людей, силой подчинившая себе остальных. По словам Адольфа Гитлера, в «Майн Кампф», «марксистская социал-демократия натравливает социально деклассированные слои общества на собственных сограждан, что… ослабляет нацию…», а сам марксизм, претендовавший на мировое господство, по мнению Адольфа Гитлера, не «пангерманский», а «еврейский проект» [3,4,7].

Сейчас уже нередко забывается, что сам Запад не считал нацизм (или точнее, радикальный национал — социализм) преступной идеологией вплоть до конца 2-й Мировой войны и осуждения нацизма Трибуналом. Наоборот, в ней — идеологии, видели яркое отражение западных ценностей и надеялись, как на спасение от коммунизма. И действительно, коммунизм смотрел на мировую историю как на непримиримую борьбу классов, представляя будущий мир в виде единой социальной системы с исключительным классом неимущих (или малоимущих) людей, в рамках которой всем гарантированы равенство и справедливость. Коренное различие между нацизмом и коммунизмом было как раз в расизме и ксенофобии — нацизм держался на крайней форме этнической гордыни и нетерпимости, коммунизм же провозглашал равенство и справедливость всем народам, правда, ценой свободы. Если Маркс в рамках своего гуманистического проекта говорил о возможности и необходимости снятия «социального отчуждения» человека на пути социалистического преобразования, то путь к этому освобождению якобы лежит только через насилие, через подавление целых классов, через диктатуру [3–4]. В свою очередь, либерализм тоже видел в мировой истории борьбу, но только между «свободой» и «тиранией», рисуя будущее как сотрудничество членов социума при минимальном контроле со стороны центральной власти, достигаемое ценой, так сказать, некоторого неравенства. Согласно принципам либеральной концепции, человечество тысячелетиями жило под властью деспотических режимов, которые лишали граждан политических прав, экономических возможностей и личных свобод [5].

Конфликт этих трёх идеологий достиг пика в годы 2-й Мировой войны, в результате которой нацистский фашистский проект Гитлера потерпел крах и был осуждён Трибуналом. Победители в Нюрнберге и, прежде всего СССР, диктовали условия будущего мира и заставили мировое сообщество осудить нацизм и отказаться от того, что ещё недавно казалось выражением (по крайней мере, континентальных — ред.) европейских ценностей. Ведь немецкие подводные лодки, гроза английского флота, во времена 2-й Мировой войны ремонтировались на французских верфях гораздо быстрее, чем на немецких, а чешские танки дошли до Сталинграда. И нет ничего удивительного в том, что для многих национал-социализм так долго не воспринимался как что-то недопустимое, не исключая даже его будущие рецидивы.

С конца 1940-х годов с появлением ядерного оружия и до конца 1980-х годов мир представлял собой поле битвы — «холодной войны» со «сдержками и противовесами» оставшихся проектов: коммунистического и либерального. Несколько десятилетий после Нюрнберга западные народы пытались обрести новый политический образ на основе части своей культуры, актуализированной европейской либеральной и социалистической мыслью. И они смогли это сделать, смогли «обновить» западную идеологию и вновь почувствовать себя вершиной человеческого прогресса. Либерализм стал восприниматься как альтернатива тоталитаризму, как выстраданный ответ человечества на исторические вызовы, брошенные «нацизмом», с одной стороны, или «реальным коммунизмом», с другой. Недопущение тоталитарной власти, претендующей на абсолютный контроль не только за действиями, но и за взглядами и мыслями человека. Культ защиты меньшинств от жестокого и беззаконного произвола агрессивного большинства, от любых практических и правовых ограничений по национальному, социальному, имущественному, половому или иным признакам. Индивидуальные свободы и, прежде всего, свобода слова и самовыражения, недопустимость контроля над личностью, культ права вообще и презумпции невиновности в частности — таковы сегодня (или даже, скорее, вчера) прокламируемые общие принципы либеральной демократии [5].

Восточноевропейские народы, включая Латвию, после «Нюрнберга», в отличие от западных народов, прошли исторически другой путь. При жёсткой авторитарной советской системе, эмигрировавшей на Запад нацистской коллаборационистской части и, тем более, прошедшей лагеря и ссылки оставшейся части, по сути, не коснулась денацификация и чувство «исторической вины» после Нюрнберга, и они после развала СССР ощутили «наркотический вкус» национального возрождения и политического реванша [4, 10]. Конец «холодной» войны, «перестройка» с её реабилитациями и разоблачениями, распад СССР, «война исторической памяти» на постсоветском пространстве между национальными государствами — всё это породило масштабное переписывание истории, «срывание масок», «закрытие белых пятен» и т. д. Всё это породило и серьёзный кризис в поиске новой идентичности в постсоветских восточноевропейских странах, когда люди затрудняются с ответами на вопрос «кто мы, зачем мы, и каково наше место в мире?», хватаясь в поиске идентичности за вроде очевидные, но чаще ложные ответы, непременно отвергая аналогичные, тоже не лучшие изыскания соседей. «Мы не стали ярко выраженными демократами, и против мыслящих иначе мы часто думаем даже хуже, чем в Советском Союзе. Это не та демократия, когда мы признаём права других, уважаем думающих иначе и так далее…» — признаёт латвийский политолог Кристиан Розенвалдс [9].

После краха советско-коммунистического проекта путеводителем по прошлому человечества и «инструкцией» к будущему устройству мира стал либеральный сценарий. Согласно принципам либерального проекта, люди борются за свободу, и постепенно шаг за шагом, свобода отвоёвывает себе место под солнцем, а «распространение свободы по всей планете даёт людям самую большую надежду на мир» (из инаугурационной речи 2005-го года «поборника мира» Джорджа Буша-младшего, к слову, родившегося со мной в один день). Диктаторские режимы сменяются либеральными демократиями. «На смену стенам, рвам и ограждениям из колючей проволоки пришли широкие дороги, прочные мосты и оживлённые аэропорты» [5]. Однако после мирового финансового кризиса 2008 года жители разных стран испытали разочарование и в либеральной идеологии. В моду снова вошли «стены и барьеры». Растёт сопротивление иммиграции и торговым соглашениям ВТО. Правительства, которые считались демократическими, подрывают судебную систему, ограничивают свободу прессы и называют любую оппозицию популистами или предателями. Либерализм поражён, можно сказать, «раковой опухолью» политкорректности [13]. Многие авторитарные лидеры экспериментируют с новыми типами нелиберальных демократий или даже откровенных диктатур. Китай и Россия выстраивают «сложносочинённые» конструкции взаимодействия со своими обществами, куда более консолидированными в поддержке властей, пытаясь найти баланс между стимулированием и принуждением. Лишь немногие сегодня могут заявить, что Коммунистическая партия Китая прозябает на обочине истории. В 2016 году, отмеченном голосованием по «Брекзиту» и избранием президентом США «антиглобалиста» Дональда Трампа, волна разочарования достигла «столпов» либерализма — стран Северной Америки и Западной Европы.

Если несколькими годами ранее американцы и европейцы ещё пытались, мягко говоря, под «прицелом оружия» внедрить либеральные принципы в Ираке и Ливии, то сегодня многие жители Кентукки и Йоркшира считают либеральные идеи вредными и неосуществимыми [5]. Некоторые из них вдруг вспомнили, что им по душе старый консервативный мир, и они не желают отказываться от своих расовых, национальных или гендерных привилегий. А некоторые их них вдруг вспомнили о марксизме и вполне серьёзно заявили, что «транснациональные компании в рамках глобального проекта успешно осуществили деиндустриализацию США». Правда, современные «левые» движения Запада мало заняты социально-экономическими вопросами. Куда важнее для них права глобального характера самых разных меньшинств, вплоть до сексуальных — разрушение традиционных семейных отношений и образа жизни белого большинства.

По мнению президента России В. Путина, высказанному в интервью британской прессе, доминирующая сегодня либеральная идеология устарела. Президент считает, что либерализм как идеология скомпрометирован, правящие элиты оторвались от почвы и утратили «корневую» связь с народом, что и вызвало рост антиистеблишментных настроений в мире. В 1938 году человечество могло выбирать из трёх глобальных проектов, в 1968-м — из двух, в 1998-м, казалось, восторжествовал один либерально-демократический, а вот к 2018-му году мы остались ни с чем. Подобно советской элите — номенклатуре конца 1980-х годов, либералы не понимают, почему история отклонилась от предначертанного курса, и у них нет альтернативной теории для объяснения меняющейся реальности. Изменения, происходящие в современном мире, трудно понять и потому, что либерализм никогда не был единым целым, не считая общего примата материальных ценностей. Либерализм ратует за свободу, но понимание свободы существенно зависит от «контекста». Так, для одного человека либерализм — это свободные выборы и демократия. Другой убеждён, что либерализм — это торговые соглашения и глобализация. Третий связывает либерализм с признанием однополых браков и с разрушением традиционного образа жизни и института семьи. Либерализм теоретически должен как бы предлагать разные модели поведения — как на уровне отдельных государств, так и в международных отношениях.

Технические возможности нашей цивилизации, в принципе, позволяют осуществить грандиозные глобальные проекты, в т. ч., по сохранению климата Земли и здоровья людей, но этому мешает множество противоречий между государствами. В условиях социальных и природных кризисов, нам необходимо пытаться обеспечить в современном многополярном обществе «системный баланс» либеральной «свободы», социалистической «справедливости» и консервативной «эффективности» в условиях общего кризиса идеологии либерализма. Причём идеологию будущего нельзя рассматривать в отрыве от техноэкономических и биотехнических факторов, их эффективности и безопасности как своеобразного «космопланетарного экологического консерватизма» с естественным приматом духовных ценностей ноосферы.

Освоение космического пространства поставило перед человечеством уже в практической плоскости новую серьёзную задачу — приспособиться к жизни в среде, не имеющей аналогов на планете Земля. Крайне низкая или крайне высокая интенсивность гравитационного поля, например, негативно отражается на опорно-двигательной системе, создаёт проблемы для работы кровеносной, костно-скелетной и других систем. Важно также — исследовать, как влияет пребывание в космосе на организм в длительной перспективе, проанализировать воздействие всех факторов, а не только радиации или гравитации. Освоение космоса требует углублённого изучения взаимосвязи человека со средой, его биологической сущности и возможностей [31].

Может ли вымереть в принципе «Homo sapiens»? Ведь вымерли, оставив следы в нашем геноме, такие предки, как неандертальцы, денисовцы, человек прямоходящий, и остался лишь наш вид, хотя, по мнению специалистов эволюционной биологии, у него масса слабых мест (большие объёмы питания, сложности с изменениями условий среды в т. ч., с гравитацией и др.). И всё же есть причины полагать, что род человеческий — это надолго. Мы живём на всех континентах в таких разных биогеоценозах, как пустыни, горы, тундры, тропики и др. В наше меню входят тысячи видов животных и растений, человек бывает и вегетарианцем, и хищником, и всеядным. Но самое важное — человек в своём поведении меньше зависит от генов — мы, в отличие от животных, передаём свои навыки и жизненный опыт следующим поколениям через культуру как особый тип поведения этноса (Л. Гумилёв) [18]. Используя свой разум, знания, орудия и технические средства — техносферу, человек в случае необходимости может изменить своё поведение за несколько лет или даже минут, как в авиации или космонавтике, приспосабливаясь к новым проблемам. Наша культурная эволюция может идти даже быстрее эволюции вирусов, что мы видим на примере появления защитных вакцин. Нельзя не заметить, что эта высокая эволюционность иногда превращает нас в своих собственных врагов — изменяя мир, мы не всегда можем предвидеть последствия и новые опасности для самих себя (ядерное и бактериологическое оружие, патогенные вирусы и пандемии, загрязнение и изменения среды, техногенное влияние на климат и др.).

Это позволяет также вспомнить о гипотезе распространения жизни (панспермии), возникшей на одной из планет, на другие тела или даже в другие звёздные системы. Если примитивные микробы или даже отдельные молекулы нуклеиновых кислот окажутся под защитой толстых слоёв породы или льда, то теоретически они могут выдержать трудное длительное космическое путешествие, пока не столкнутся с другой подходящей планетой (московские астробиологи даже оценили вероятность такого столкновения для Земли, несущего наряду с новыми возможностями и возможные новые угрозы).

По сообщениям мировых СМИ американский марсоход «Персеверанс» успешно совершил в этом году мягкую посадку на Красной планете. Планируется в течение 2-х лет преодоление им 15-ти километров и множество исследований, в т. ч., с помощью роботизированного дрона-разведчика. После окончания работы на Марс отправится грузовой аппарат, который заберёт собранный материал и доставит его на Землю. В истории Земли у мировой науки впервые появятся материалы и данные для исследований, которые откроют хотя бы часть марсианских тайн (ледники, пирамиды, марсианские иероглифы и др. — ежен. «Тайны ХХ века». СПб, 2021, 19, 34, c. 4–5).

Крайне амбициозная задача реализуется сегодня в мире — создание опытной термоядерной энергоустановки типа «Токомак» и ядерной энергодвигательной установки — буксира для ракет. Если эта задача будет реализована, то откроются практически неограниченные энерговозможности и дорога в дальний космос при полётах к Луне и Марсу, к другим планетам и спутникам в Солнечной системе. Хотя отец космонавтики Циолковский Э. К. полагал, что космонавтика с использованием двигателей на реактивной тяге — это только первый этап в освоении космоса, а в будущем человечество откажется от громоздких, малоэффективных и смертельно опасных ракет [17]. Он был убеждён в неизбежности расселения человечества в космическом пространстве и не связывал это только с ракетной техникой. Всегда бесконечно далёкий космос неожиданно оказался во всех смыслах рядом с нами и своими воздействиями непрерывно напоминает о себе.

1.2. «Самоликвидация Германии» в книге Тило Саррацина и эхо Нюрнберга

Как писала «Литературная газета» России в 2014-м году — «наш самозабвенный рывок в рыночную экономику вдруг обернулся набирающей ход азиатчиной» [22]. Она проникает в наш быт, систему политических и общественных институтов, влияет на нравственный климат. Миграционное наступление на российские регионы выходцев из ближней и дальней Азии не слабеет. Напряжение между приезжими и коренными жителями всё острее. И ещё. Миграция и её тенденции определяются не только принимающими дешёвую рабочую силу странами Западной Европы и России. В силу демографического взрыва, который произошёл в мире, над всеми развитыми странами ширится растущий «навес» миграционного давления из стран, условно говоря, юга планеты. Миграционное давление мы испытываем всё в более нарастающем темпе. Не получается ли, что нравы и обычаи восточных диаспор, скорее, сами превратятся в норму жизни, чем приспособятся к нашим традициям, к русской или европейской культуре? Не сталкивает ли армия неквалифицированных «гастарбайтеров» нашу экономику на обочину технического прогресса, тормозя модернизацию и приводя к потере конкурентоспособности? [22].

Мультикультурность, по сути, изначально означала сплавление всех культур в единое целое («плавильный котёл»), что не предусматривало единого языка при абсолютной общности моделей поведения и примерно одинаковых общерыночных элитарных ценностях. За основу брались «гуманистические» либеральные ценности, ценности мнимой свободы и мнимой конкуренции. Позже из этого «котла» еврочиновники создали новый квазиинтернационализм («мультинационализм») как некую «салатницу», в которой нации не сплавлялись, а выражали свой подчёркнуто национальный колорит. Никакой новой идеологии это нам не предложило. Взаимопомощь, свойственная интернационалистам разных стран, перешла в стадию вражды и междоусобицы, а общность являет себя только в объединении «нацистов» разных стран по принципу «похожести мысли». Мультикультурализм пришел к своему логическому концу.

В таких условиях разница в экономическом развитии, разность языка и территории уже не являются залогом отсутствия клановых, более низких по сравнению даже с национальными, интересов. С другой стороны, навязанное дробление на мелкие государства в постсоветском пространстве вынуждает, следуя основному принципу капитализма, «развиваться», чтобы получать больше прибыли. Трагично, когда местное «чинушество», развращённое отсутствием ответственности, непомерно поднимает цены на услуги населению, народ же не имеет возможности получить «на местах» ни образование, ни пропитание, ни обеспечить себя кровом и постоянной работой. В азиатских странах такое бесправие проявило себя в наибольшей красе, поэтому приток трудовой миграции низкой квалификации — проблема системная.

Другая проблема проявляет себя по приезду новых иммигрантов в крупные города. Среда воспринимает их как конкурентов, как чужеродное образование, «нацизм» и междоусобицы опять-таки подталкивают их, чтобы сплачиваться в национальные кланы. И это как раз очень выгодно капиталисту, уже местечковому, клановому. Они-то как раз и собирают «барыши», обещая охрану и поддержку, а на самом деле пользуются бесправием людей, оставляя им роль собирать «шишки» от нацистов, что пример Черкизовского рынка в Москве это наглядно показал.

При отсутствии миграционной политики и особых мер, стимулирующих приток квалифицированных кадров, среди иммигрантов доминируют те, кто способен только на неквалифицированный труд, тем не менее, востребованный в ЖКХ, сфере услуг, строительстве, аграрном секторе. «Русские», например, просто не нужны для этих сфер современному капитализму. «Верхи» русского народа образованны, европеизированы и либеральны, «низы» — «социалистичны». Русский народ чересчур европеец для буржуазного авторитаризма, русским свобод и демократии подавай, а выходцам, например, из Средней Азии всё это не столь важно [22].

В свою очередь, Тило Саррацин, политик и бывший сенатор Берлина, основываясь на обширной статистике и собственных расчетах и прогнозах, пытается доказать, что иммиграционное мусульманское сообщество в Германии и не стремится к интеграции в немецкую жизнь («плавильный котёл» не работает). Уровень образования и участие в трудовой деятельности иммигрантов остаются гораздо ниже уровня коренного населения, что при традиционно высокой рождаемости у мусульман представляет реальную угрозу для национальной идентичности страны. Слишком долго оставалось незамеченным, что старение и сокращение немецкого (и не только немецкого), населения происходят с качественными изменениями в его составе, что проблематика притока и интеграции мигрантов, которая не улаживается со временем сама собой, существует сегодня в Германии и в других странах, преимущественно с мигрантами из стран, которые более, чем на 95 % исповедуют ислам [21].

Социальное бремя неуправляемой миграции всегда было табуировано, и запрещалось говорить о том, что есть люди более и менее способные, более ленивые и более трудолюбивые, морально более или менее устойчивые, — и что этого не изменишь ни равенством образования, ни равенством шансов. Потенциал, заложенный в генах, и влияние окружающей среды сложно взаимодействуют между собой. Мы не можем изменить гены, но, пожалуй, присоединяюсь к Тило Саррацину, и в рамках буржуазного общества «общественную среду мы обязаны сформировать политически как можно лучше». Автор книги высказывается за более жёсткую миграционную политику и показывает, конечно, не социалистические пути выхода из кризиса. Тем не менее, книга Саррацина, по сути, является первым «восстанием» известного европейского интеллектуала и политика против политкорректности и мультикультурализма, которые пронизали, как «саркома», все поры «свободного» западного общества и превратили его в худшую из тюрем — тюрьму разума [21].

В сущности, что такое эта пресловутая политкорректность? Это не невинное стремление не обидеть неловким жестом или резким словом того, кто заведомо слабее. Нет. Сейчас политкорректность доведена до абсурда и превратилась в диктат слабого над сильным, приобрела такие уродливые формы, что быть умным, сильным, энергичным стало невыгодно или даже опасно. Политкорректность требует от человека перестать верить своим органам чувств, своему жизненному опыту, историческим фактам, мудрости предков и выбросить весь этот эмпирический багаж на помойку. Она противопоставляет этому опыту поколений, за который заплачена огромная цена, голую, ничем не подтверждённую доктрину об абстрактном равенстве всех во всём и по любому поводу. Хоть бы даже эта доктрина и вела к совершенно очевидной победе лени и тупости над трудом и талантом, хоть бы и очевидными были её последствия в виде утраты национальной или даже сексуальной идентичности [21]. Нормальная, здоровая человеческая особь испытывает чувство гордости за свои достижения. Человек справедливо рассчитывает на их позитивную оценку обществом и на вполне материальные «дивиденды», но политкорректность культивирует в успешном человеке чувство вины и стыда, предлагая ему замысловатые софизмы типа во времени бесконечной исторической вины одних народов перед другими. И не важно, что рабовладение в Америке было в ХIХ веке, а нацизм в Германии — в ХХ веке.

Интеллектуальный и гражданский подвиг Тило Саррацина, по мнению Альфреда Коха, как раз в том и состоит, что Caррацин, прекрасно понимая, каким «лакомым блюдом» он предстанет для «демократов» — глашатаев политкорректности после издания своей книги, тем не менее, нашёл в себе мужество заявить об очевидных и простых вещах. О том, что нация умирает. Что никому, похоже, нет дела до того, что некогда один из самых культурных и энергичных народов превращается «в горстку вялых и апатичных старичков». Что бессмысленное растранжиривание «народных» денег ведёт к тому, что бесплатные раздачи привлекают любителей «халявы» со всего мира. И что закат немецкого этноса — это грустная и недалёкая перспектива.

Интеллектуальное восстание против диктатуры общественного остракизма — явление крайне редкое для Европы. Для этого нужно иметь убеждённость Джордано Бруно или Галилея. Как вы думаете, сколько голосов набрало бы утверждение, что «Земля — это шар», будь оно в их время поставлено на всеобщее голосование? Однако всегда находились смельчаки, которые не боялись общественного порицания и говорили людям правду. «Ради чего?» — спросите вы. И вот тут я замнусь, пишет А. Кох… Не хочется выглядеть глупо, он говорит — ради любви к истине. Булгаковский Иешуа утверждал, что «правду говорить легко и приятно». Вот, собственно, ради этого удовольствия люди и идут на эшафот, как в прямом, так и в переносном смысле. Но не является ли это наилучшим доказательством принципиального неравенства людей?

Рискуя навлечь на себя гнев общественности (и даже навлекая — ред.), Тило Саррацин утверждает — люди не равны. Они разные. И эта разность может лишь отчасти быть компенсирована упорством и воспитанием. Напрасно думать, что игнорирование генетического неравенства есть проявление гуманизма в отношении слабых. Что это некая невинная и простительная форма социального милосердия. Россия, более, чем какая-либо иная страна, уже наступала на эти «грабли». И её опыт может быть предупреждением всем тем, кто считает, что генетически обусловленного неравенства не существует.

Начнём с того, что поборники генетического равенства вообще отрицают генетику как науку о наследовании различий. И в этом смысле они становятся в одну шеренгу с тов. Сталиным, который как раз и вроде логично с «простых» марксистско-ленинских позиций объявил генетику буржуазной лженаукой. Ведь Сталин, которого можно назвать каким угодно злодеем, пишет А. Кох, безусловно, не был идиотом. И генетику он отрицал отнюдь не в приступе бессмысленного самодурства. Сталин был человеком последовательным и понимал, что генетика мешает уничтожать старую интеллектуальную элиту нации.

Поэтому и был выдвинут тезис о том, что новую элиту, не хуже, а даже лучше старой, можно попросту воспитать. А вся чепуха про наследование интеллектуальных способностей тормозит победу прогрессивного пролетариата над паразитирующей буржуазией и выродившейся аристократией. Отрицание или игнорирование простых и понятных истин — это родовой признак политкорректности, по мнению А. Коха, представляющей собой современную форму «неосталинизма» («неотроцкизма» — ред.). Её отличие от классического сталинизма состоит лишь в том, что за инакомыслие сейчас не расстреливают. А вот в тюрьму загреметь можно, например, по обвинению в шовинизме. Так же, как и раньше, под одобрительные возгласы толпы и «свободолюбивой» прессы. По утверждению автора, западная демократия, лишается своего главного козыря в глобальной конкуренции — интеллектуальной свободы. Серые, недалекие, прекраснодушные «горлопаны», пишет автор предисловия, как иезуиты времён инквизиции, формируют ментальные каноны, в которых должен существовать свободный разум. И всякое отступление от этого канона подвергается истерическим нападкам именем гуманизма и сострадания. Ладно бы это заканчивалось лишь общественным порицанием. Но новоявленные Игнатии Лойолы перекраивают уголовные кодексы своих стран, чтобы заткнуть рот всем, кто не согласен содержать дармоедов и тратить циклопические суммы на дорогие бессмысленные прожекты, разрушающие половую идентичность, традиционную семью, духовное самосознание и достоинство своего народа.

И вот тут мы подходим к главному не только для Германии, но и для Латвии с Россией: как сохранить и приумножить национальную идентичность в условиях сокращения и старения этноса? Ответ у Саррацина один — нужно во что бы то ни стало переломить этот «тренд» и начать рожать. Применительно к немцам это означает то, что немецкая женщина и немецкий мужчина должны хотеть родить немца. Немца, а не эскимоса или зулуса. А для этого они должны гордиться своим народом, как гордятся своим народом американцы, индусы или турки. Послевоенная же традиция национального самоуничижения, укоренившаяся в немецком сознании, действует деструктивно. Улыбку вызывают, например, бесконечные реверансы Тило Саррацина в сторону евреев.

Мы понимаем — комплекс вины, чудовищная трагедия Холокоста и реальные успехи евреев в науке и бизнесе — это всё так. Но «поза покорности», в которую норовит встать любой немецкий автор, затрагивающий тему национальных отношений, напоминает канон, существовавший в Советском Союзе, в отношении научных диссертаций: чему бы ни была посвящена диссертация, будь любезен вставить ссылку на материалы последнего съезда КПСС. Иначе есть риск провала на защите или официальные «замечания» у меня в 1981 году на защите диссертации по философии естествознания в Ленинградском госуниверситете за якобы «некритичное цитирование» моих старших товарищей — «системщиков» Авенира Ивановича Уёмова (Одесса), Георгия Петровича Щедровицкого (Москва), Николая Григорьевича Загоруйко (Новосибирск), Дмитрия Александровича Поспелова (Москва) и других участников нашего непростого Рижского академического семинара «Прикладные вопросы гносеологии»^[6].

Книга, конечно, не лишена недостатков или даже курьезов. Так, например, Саррацин считает ислам изначально неспособной к развитию ортодоксией, лишающей его приверженцев способности к социальному и интеллектуальному прогрессу, поскольку, видимо, проблематика притока и интеграции мигрантов существует сегодня в Германии исключительно с мигрантами из Турции, из стран Африки, Ближнего и Среднего Востока, которые более чем на 95 % исповедуют ислам [21]. Нуждается в серьёзном анализе и утверждение автора, что западная цивилизация из-за мусульманской иммиграции и растущего влияния исламистских направлений веры сталкивается с авторитарными, несовременными, а то и антидемократическими тенденциями, которые не только навязывают нам своё разумение, но и представляют прямую угрозу нашему жизненному стилю. Хотя частично и можно согласиться, что речь идёт об очень обособленных религии и культуре, приверженцы которых вряд ли особенно интересуются окружающей их западной цивилизацией, разве что в качестве источника материальных пособий и благ.

Остаётся у автора также открытым вопрос: возможно ли вообще и насколько возможно реформировать структурные изменения экономики, общества и их постоянно меняющиеся типовые условия, хотя действительно «необходимо считаться с тем, что рабочая сила стала товаром, и её перемещение в капиталистическом обществе будет происходить всегда». Надо серьёзно работать над созданием в ЕС таких условий для жизни и труда, чтобы любой человек чувствовал себя защищённым и его права были гарантированы. Постараюсь также вкратце ответить потенциальным, не переболевшим «детской болезнью» левизны и потому наиболее непримиримым критикам книги Саррацина с «леворадикальной» Восточной стороны.

В научном мире критика не есть нечто исключительное. Считается естественным и закономерным подвергать критике предшественников, без лишних эмоций сознавая, что новое поколение учёных может пересмотреть выводы, считающиеся в данный момент бесспорными. Основоположники марксизма, создавая своё учение, ещё раз повторюсь, как раз и подвергли беспощадной научной критике многочисленные теории своих основных предшественников. Остриё их критики было направлено против существующих догматических представлений о вечности частной собственности на средства производства, вечности и, так сказать, естественности социального неравенства, классового строя общества, существования малоимущего и даже неимущего населения. Мы не стремимся догматически предвосхитить будущее — утверждал Маркс — а желаем только посредством критики старого мира найти новый мир… «Наша теория — это теория развития, a не догма, которую надо выучить наизусть и механически повторять», неустанно подчёркивал Энгельс.

Советские руководители после Иосифа Сталина не имели интереса к теории марксизма и к общественным наукам. Сталин, по воспоминаниям, часто повторял: «Без теории нам смерть». Например, Сталин был категорическим противником марксистско-ленинского положения об отмирании наций при коммунизме. В работе «Марксизм и вопросы языкознания», изданной в 1950 году, он утверждал, что нация и национальный язык являются элементами высшего значения и не могут быть включены в систему классового анализа, созданную марксизмом (курсив — ред.). «Именно нация сохраняет общество, раздираемое классовой борьбой, и лишь благодаря нации классовый бой, каким бы острым он ни был, не приводит к распаду общества…» Вся история 30-х годов есть история скрытой жестокой борьбы между государственниками-сталинистами и ортодоксами-ленинцами — адептами мировой революции, по моему мнению, взявшими реванш на ХХ съезде КПСС в 1956-м году^[7]. Как в воду глядел «отец народов». Если взять сегодня политику как «отношения между классами, нациями и государствами», то, во-1-х, постиндустриальное информационное общество как бы «могильщик» пролетариата и эффективности самого классового анализа. Во-2-х, национальный подход Ленина и Троцкого при создании СССР в 1922 году, без учёта особого мнения Сталина по «союзу социалистических республик Европы и Азии», облегчил распад Советского Союза в 1991 году (с усилением раздоров, конфликтов, массовых гражданских столкновений на национальной почве и др.). И, в-3-х, отношения между государствами в однополярном мире сводились к диктату и внешнему управлению «суверена» без каких-либо «сдержек и противовесов» в 2000 году, а в сегодняшнем уже практически многополярном — к «сдержкам и противовесам» «полюсов», что в условиях глобализации сдвигает или трансформирует политику в силовые геополитические отношения с «гибридной», «холодной» или даже возможной «горячей» войной.

Современный мир находится в процессе переустройства. Наряду с глобализацией ощутимы тенденции к сближению стран, образованию новых экономических, политических и военных организаций (ЕВРАЗЭС, ШОС, БРИКС и др.). Вместе с тем, вполне очевидно обострение противоречий и возрастание конфликтности миропорядка. В частности, в Греции впервые показала свои негативные последствия либеральная модель глобализации. Согласно этой модели снятие всех ограничений, объединение всех со всеми, всеобщая открытость и образование единого рынка — род религиозного верования. Сомневаться можно в Пресвятой Троице, но не в либеральных ценностях открытости, всеобщего рынка и даже ЛГБТ. Когда-то философия была служанкой богословия, а сегодня наука экономика обслуживает новую религию, объявляя от имени науки снятие всех барьеров и глобализацию как путь к всеобщему процветанию. В это приказано верить. Однако суть дела не в борьбе с пресловутым либерализмом и «клятыми либералами», а в практической смене той парадигмы, которая была избрана, например, руководством России в 1991 году, когда на смену господству одной идеологии — закостеневшего «квазимарксизма» — пришло некритичное господство другой идеологии — либерально — рыночной. Вся эта «теория» в российском постсоветском исполнении свелась к постулатам госневмешательства в экономику, всесилия глобального рынка, минимизации денежной массы, почти сакральной веры в западные инвестиции и др. Если в сфере внешней политики и обороны сегодня происходит «перестройка», то в экономике она явно запаздывает.

Либеральный монетаризм достиг потолка развития. Системе, основанной на экономике ссудного процента и глобальной зависимости, больше некуда осуществлять экспансию. «Центр» не может удерживать «периферию», и чтобы затормозить растущий кризис, применяются всё более грубые методы «стабилизации», связанные с ужесточением социальной политики, военной силой, искусственным разжиганием этнических и конфессиональных конфликтов — массовыми убийствами, как на Ближнем Востоке. Но репрессивно — силовые подходы всё сильнее входят в противоречие с догматами поздне-либеральной идеологии. Правозащита, национальное самоопределение, монополия государства на насилие — применение этих презумпций становится всё более избирательным, несоразмерным реальной ситуации и идеологически немотивированным. Так возникает глобальный кризис легитимности доктрины либерализма и соответствующей ей социальной модели.

Сегодня развитие общества идёт не по марксовой спирали и не по либеральной прямой, а по принципу маятника. Движение направлено не вперёд, а как бы назад по исторической шкале. Этот новый феномен исторического реверса ждёт исследователей. Результатом регресса становится архаизация либеральной модели. Её признаки — штабная экономика, методы информационного контроля над обществом, утрата массовым сознанием научно — критических ориентиров, легализация и рост того или иного «радикализма». Иными словами, постлиберализм сегодня, как коммунизм в ХХ веке, из политического учения превращается в жёсткую систему политических догматов, правил и принудительных поведенческих сценариев, словом — в навязываемую жёсткую идеологию. Уже становится очевидным, что нынешний мировой кризис не может быть разрешён в рамках прежней социально — модели.

Европейская история знает три политико-идеологических направления — либеральное, консервативное и социалистическое. Причём первое в последние десятилетия практически поглотило два последних. Имели место разные комбинации направлений, а попытка изобрести «новую идеологию» на деле, как показывает опыт, сводится к одной из таких комбинаций. Ныне при смене идеологической парадигмы либерализма для России, по мнению А. Щипкова, возможна лишь левоконсервативная комбинация. В частности, потому, что остальные комбинации уже «отыграны» в истории. Но это не единственная причина. Идеологию будущего нельзя рассматривать как абстракцию, в отрыве от сопутствующих экономических и геополитических факторов. В отсутствие утрачиваемой глобальной долговой экономики, построенной по принципу пирамиды (периферии и центра) новым институтам придётся решать принципиально иные задачи, а государствам — рассчитывать на собственные силы, а не на ввоз капитала и ресурсов с периферии. Встаёт вопрос усиления контроля государства над бизнесом и справедливом распределении благ.

Для такой социальной модели требуется эгалитаристская идеология, тяготеющая к социализму и социал-демократии при наличии сильной вертикали власти. Но для обоснования этого «нового этатизма» требуется новая система ценностей взамен старой, связанной с советской упрощённой марксистско-ленинской моделью социализма. И эта система должна строиться на началах традиции и противостоять набирающему силу ультралевому тренду постлиберализма. В этой ситуации остаётся вариантом привлечение консервативных ценностей раннего христианства, которыми обосновано социальное государство и справедливое общество нового типа. Вопрос в том, куда «качнётся» общество от «провалившегося» либерализма. Сегодня мы на исторической развилке. Идёт борьба между старым либеральным миром, который стремительно архаизируется, стремясь сохранить себя и возродиться в форме даже леволиберального тоталитаризма, и миром консервативно-христианским, способным создать справедливое эгалитарное общество. Дальнейшая экспансия западной демократии без проекции силы уже маловероятна, a попытки легализации силового компонента в отношении России или Китая только ускоренно развенчают иллюзию о военной мощи НАТО и США.

Тило Саррацин написал свою книгу как приглашение к дискуссии, не давая готовых ответов на поставленные вопросы. Ценность этой дискуссии выходит за рамки Германии. И в Латвии с Россией сейчас те же проблемы — сокращение коренного населения, низкая рождаемость, приток иммигрантов. Только в Азии к середине нашего века будут жить 5 миллиардов человек, из них 3 миллиарда — это Индия и Китай. В решении данных проблем требуется много усилий по разумному регулированию иммиграции и по интеграции иммигрантов в условия нашей жизни, но такого рода постановки задач заставляют думать^[8]. Думать о самом, может быть, главном в нашей жизни — кто мы, для чего мы, и что будет с нами завтра. Для нового молодого поколения немцев 2-я Мировая война уже, пожалуй, ничего не значит, и оно ищет что-то новое для Германии и Европы — «зелёная» экономика, права человека, вплоть до ЛГБТ как апогея «свободы» тела, и «высшая» постлиберальная мораль. Для этих людей Ангела Меркель и Владимир Путин начинают олицетворять «отстой», от которого они хотят уйти.

1.3. О моделировании процесса обучения с учётом особенностей обучаемых

В современном мире образование и сфера услуг населению гражданского общества занимают значительное место и обострены проблемами интеграции иммигрантов в условия нашей жизни. Педагогика постепенно становится педагогикой демократического конструктивизма [23], где приоритет отдаётся поиску и использованию средств — форм, методов и способов, позволяющих человеку активно конструировать себя и своё будущее, встраиваться в окружающую среду и изменять её в процессе своей деятельности. В частности, применение психолигвистических методов при обучении иностранным языкам весьма актуально, поскольку всё более важной задачей образования становится формирование межкультурной коммуникативной компетенции и способности к коммуникации на русском и иностранных языках [24–26].

Сегодня выделяют несколько групп задач, отражающих базовую компетентность современного педагога. Одной из наиболее важных для педагогов можно назвать группу задач, направленных на умение видеть ученика (ребёнка или взрослого) в образовательном процессе. Эта группа задач предполагает, что педагог должен уметь осуществлять психолого-педагогическое тестирование и педагогическую диагностику развития ребёнка или взрослого как ученика и личности, оценивать индивидуальный опыт, диагностировать творческие и социальные потенции, самостоятельность и др.

Исследования различных видов человеческой деятельности уже давно показали, что любая организованная деятельность в целом или любые её процессуальные подсистемы не могут быть сведены к отдельной компоненте, будь то законы и закономерности, с одной стороны, или принципы и конкретные методики, с другой [27]. Всё дело в том, что классические «естественные» науки начинали анализ с чётко отграниченных и материально выделенных объектов созерцания, существование и законы жизни которы не зависели от деятельности человека (физика, химия, биология и др.). Считалось, что они были именно такими, какими мы их находили и видели.

Однако уже для деятельности человека в рамках сложных человеко-машинных систем, состав и структура объекта и даже часто сам объект однозначно не определимы. Их выявление не может быть произведено простыми средствами на основе традиционных подходов. Задачи консультирования населения, как и обучения, например, иностранным языкам, требуют применения современного научно-технического «инструментария». Таковым здесь применяются функционально-структурный подход к моделированию процессов деятельности [29], эпигенетическая теория развития человека Эрика Эриксона [35], интерактивные методы при обучении иностранному языку. Их специальный «инструментарий» предполагает [27–29]:

• рассмотрение любой структурированной деятельности в качестве специфической системы с вычленением процессов, задающих специфику рассматриваемой деятельности (см. рис. 1);

• структурирование этих процессов и их представление множеством элементов (задач и операций) с заданным на нём множеством специфических функциональных или прагматических отношений;

• установление информационно — лингвистической базы, необходимой для осуществления этих процессов, а также выявление состава и структуры объекта и объектных процессов, соответствующих ранее установленной информационно-лингвистической базе.

Модель сложного процессуального объекта деятельности по оказанию интегрированных услуг населению в общем виде включает следующие уровни (см. рис. 1):

Рис. 1. Примерная модель работы интегрированного центра услуг

«Уровень У 1» — Анализ обращений, классификация «конфликтных» ситуаций по субъекту и предмету обращения и предварительная относимость «конфликтной ситуации», к классу ситуаций — решений.

«Уровень У2» — Психолого-педагогическое тестирование ситуации и классификация конфликтных ситуаций. Здесь предполагается уточнение отнесённой ситуации субъекта обращения к классу ситуаций — решений, т. е., группам — заказам обучения, «технических» услуг и др.

«Уровень У3» — Работа по разрешению или ослаблению конфликта по адаптированной по результатам тестирования методике. Здесь предполагается интерактивные методы обучения, а также творческая самостоятельная работа обучаемых и др.

«Уровень У4» — Оценивание результатов проделанной работы и применённой адаптированной методики обучения. Рефлексия процесса и результатов, а также трансцендентная «инфляция» конфликта.

Нами при психологическом консультировании клиентов предполагается использование эпигенетической теории развития Эрика Эриксона с точки зрения внутренних и внешних конфликтов, которые несёт с собой здоровая (витальная) личность, выходя из каждого кризиса с усилившимся ощущением внутреннего единства, с развивающимися способностями к здравым суждениям, к «хорошим действиям» в соответствии со своими собственными стандартами и стандартами значимых для него людей [33–35].

Слово «кризис» здесь употребляется в контексте представлений о развитии человека для того, чтобы выделить не угрозу катастрофы, а момент изменения, критический период повышенной уязвимости и возросших потенций и, вследствие этого, онтогенетический источник возможного формирования хорошей или плохой психической и социальной приспособляемости. Именно поэтому при демонстрации стадий развития личности мы используем эпигенетический принцип предопределённости (предрасположенности) развития и диаграмму эпигенеза Эриксона для анализа стадий психического и социального развития человека (напр., первые развивающиеся в жизни ребёнка компоненты ментальной витальности — это чувства базисного доверия, автономности, инициативности, ролевого экспериментирования и т. д.) [35].

Именно в конце периода развитого воображения ребёнок проявляет и наибольшие способности к обучению, соблюдает дисциплину и выполняет определённые требования взрослых. Его переполняет желание конструировать и планировать. В этот период дети привязываются к учителям и родителям своих друзей, они хотят наблюдать и имитировать занятия людей, которые они могут постичь. Опасность этой стадии — в развитии отчуждения от самого себя и от своих задач — хорошо известное чувство неполноценности, часто не замечаемое педагогами. Оно может быть обусловлено каким-либо текущим конфликтом дома, в школе или на улице, или даже неудовлетворительным разрешением предшествующего конфликта. Именно в этот период широкое социальное окружение становится значимым для ребёнка, допуская его к ролям прежде, чем он встретится с актуальностью технологии и экономики. С прогрессом технологии связывается сегодняшнее расширение временных рамок подросткового возраста — периода между младшим школьным возрастом и окончательным получением специальности.

Каждая следующая стадия и каждый следующий кризис имеют определённую связь с одним из базисных институциональных стремлений человека по той простой причине, что жизненный цикл человека и социальные институты развивались одновременно. Каждое поколение привносит в эти институты пережитки инфантильных потребностей и юношеского пыла и берёт от них специфическое подкрепление детской витальности.

Если мы, например, называем религию в качестве института, который на протяжении всей человеческой истории боролся за утверждение базисного доверия, то мы тем самым вовсе не считаем религию чем-то детским, хотя очевидно, что в широком смысле инфантилизация не чужда практике и целям религии. Детское доверие во взрослой жизни превращается в способность «верить» — витальную потребность, для которой человек должен найти определённое институциональное подтверждение. По-видимому, именно религия является самым древним социальным институтом, который служит постоянному ритуальному возрождению чувства доверия в форме «веры», одновременно предлагая ясную формулу «греха», с которым надо бороться и от которого надо защищаться. Существование в этом социальном институте потенции детской инфантилизации предполагается на том основании, что вся религиозная практика включает в себя периодическую детскую капитуляцию перед «властью», которая творит всё, распределяя земную судьбу и духовное благополучие. Только осмысленно устроенный мир может дать веру, которую мать передаёт ребёнку через витальную силу «надежды», являющуюся в свою очередь бесконечной готовностью человека верить в достижимость главных своих желаний, несмотря на возникающие время от времени кризисы и зависимости [33–35].

Модель консультационно-координационной части работы

такого интегрированного «Центра» представлена в первых уровнях схемы 1 как:

«Уровень У1» — анализ обращений и классификация «конфликтных» ситуаций по субъекту и предмету обращения, первичная относимость к группам — решениям и др.

«Уровень У2/1» — идентификация возможных решений и принятие предварительного решения как относимость первичной «конфликтной» ситуации к классу ситуаций — решений — по консультированию, обучению и другим «техническим», в т. ч., юридическим услугам, а также возможным исполнителям услуг.

Модель производственно-исполнительной части работы

такого интегрированного «Центра» на примере ЦСИ «Пардаугава», может быть представлена в следующих специфицированных уровнях схемы 1 как:

«Уровень У2/2» — Проверка первичных консультационных рекомендаций, повторная идентификация возможных решений и относимость предметной конфликтной ситуации к классу ситуаций — решений, т. е., группам — заказам по вопросам консультирования, обучения, «технической» услуги и др.

«Уровень У3» — Оценивание возможных решений и установление практических предпочтений в условиях, как правило, весьма ограниченных ресурсов. Здесь предполагается повторная работа по схематизации «услуги» по существующим в базе исполнителя прототипам решений — образцам.

«Уровень У4» — Уровень принятия решения и выполнения принятых решений. Здесь проводится и документируется работа по заказам «обучения», консультационных и других услуг.

Ведущими «техническими» принципами для обучения в целом будут:

• использование системных понятий родного языка и изучаемых иностранных языков, признание в обучении приоритета родного языка;

• опора на сознание, мышление и речь в формировании навыков системного мышления, использование для обучения до предела сжатой информации (модели, системные схемы, алгоритмические таблицы, формулы и т. д.);

• внедрение телекоммуникационной системы обучения, а также интенсивные практика, контакты и международный обмен.

Вырабатываемые методические решения подразделяются на стандартные решения и нестандартные, для которых не существует прототипа-образца. Стандартные решения принимаются многократно в сходных ситуациях. Нестандартные решения в дальнейшем, как правило, превращаются в модель стандартного решения или прототип — образец. Организационно билингвальные психологические, юридические или иные услуги жителям, а также координация в работе и обучение английскому языку могут соответствовать структуре Центра, включающей профильные подразделения. Работа с «техническими» специалистами, психологами и экспертами предполагагает, кроме того, существенную часть поиска и выявления возможных решений, а также выбора в условиях, как правило, весьма ограниченных трудовых, финансовых и временных ресурсов. В связи с расширением практики консультирования, обучения и сферы разнообразных частных, в том числе, медицинских услуг целесообразно иметь в виду следующий общенаучный комментарий.

Комментарий философа-естественника. Исследования психоневрозов и практика психоанализа на Западе вполне убедительно показали, что «психический фактор» или «душа» являются существенной причиной этих заболеваний наряду с уже такими признанными причинами как «наследственность», «физконституция», «геофизические процессы», «бактериальная инфекция» и т. д. Больной, и не только он, ищет то, что способно захватить его и придать осмысленный вид хаотичному беспорядку, установившемуся в его невротической душе. Известно также много неудач терапевтического воздействия на организм и что эффективными часто оказываются как раз «психические средства», выполняющие роль «экстрактов желез». Например, приемлемое объяснение или слова утешения могут оказывать оздоровительное воздействие, в т. ч., и на деятельность самих желез. Хотя слова, произносимые врачом или священником, являются не более чем сотрясением воздуха, однако, в силу определённого «авторитетного» положения врача, священника или учёного по отношению к психике пациента, они приобретают для него особую важность.

Слова оказываются действенными настолько, насколько они сообщают некоторый высший «духовный» смысл или значение. В этом и заключается их воздействие, что, конечно, противоречит медицинской «присяге» принципам каузальности и материализма. Любой, кто пытается в психологии мыслить честно, признавая при этом конфликт религии и науки, вынужден также признавать недостоверность и недоказуемость всех метафизических позиций, равно как и всех вероисповеданий.

Философские утверждения в психологии есть продукты определённой личности, живущей или жившей в определённое время в определённом месте, а не результат чисто логического безличного процесса, и в этом смысле они субъективны. Обладают ли они объективной общезначимостью, зависит от того, много или мало людей мыслят сходным образом. Западная психология понимает под «умом» умственную функцию психики и присущую индивиду «разумность», хотя в области философии Запада ещё можно встретиться с безличным Всеобщим или Высшим Разумом, являющимся, по мнению Карла Юнга, реликтом изначальной человеческой души [34].

Нашему взору открывается нечто подобное, когда мы сопоставляем наш склад ума с восточным образом мысли. На Востоке ум — это космический принцип, сущность бытия вообще, тогда как на Западе ум образует непременное условие познания, а потому и мира как представления. На Востоке не существует конфликта между религией и наукой, ибо наука там не зиждется на пристрастии к фактам, а религия — на одной только вере. Сегодня можно считать знамением времени осознание ограниченности европейского разума и обращение к опыту восточной мудрости. Воссоздание телесных и мыслительных практик далёкого прошлого исходит из глубин современной восточной культуры и составляет её отличительную черту. Христианский мир считает человека полностью зависимым от милости божьей или, по крайней мере, от церкви как единственного санкционированного Богом земного средства спасения.

Когда религия теряет свою актуальную власть, тогда возраст и люди должны находить другие формы общего благоговения перед жизнью, которые бы извлекали витальность из расчленённой картины мира. Восток, напротив, упорно настаивает на том, что человек сам есть единственная причина своего совершенствования и спасения, ибо Восток верит в самосовершенствование и самоспасение. Критическая или позитивная философия, мать современной психологии, по выражению Карла Юнга, осталась и, пожалуй, ещё остаётся для Востока столь же чуждой, как и для средневековой Европы [34].

1.4. Платформа для формализации системных моделей сложных объектов

Задачи создания и применения инновационных технологий искусственного интеллекта в различных видах профессиональной деятельности требуют адекватного «инструментария» в научно-исследовательской и проектно-конструкторской работе. В качестве такого «инструментария» может использоваться функционально — структурный подход к моделированию сложных объектов, прежде всего, профессионально-организационной деятельности (ФСП) и соответствующие ему формализмы, исторически развивавшиеся для ситуационного управления большими системами.

Как все философские направления «проявляются» по их отношению к основному вопросу философии, так все подходы к созданию тех или иных систем «проявляются» по их отношению к проблеме установления объекта. В ситуационном управлении, например, эта проблема сводилась к построению семиотической модели объекта [36]. Ряд авторов при этом подчёркивал парадоксальный факт отсутствия общих приёмов и методов построения подобных моделей, в отличие, например, от задач управления процессами, осуществляемых на технологических объектах со сложившейся математически хорошо описываемой структурой [37–38].

Всё дело в том, что классические «естественные» науки начинали свой анализ с чётко отграниченных и материально выделенных объектов созерцания, существование и законы жизни которых не зависели от деятельности человека. Считалось, что они были именно такими, какими мы их находили и видели. Затем на этих объектах развёртывалась сложная система познавательных, в том числе, измерительных процедур, с помощью которых субъект расчленял, вычленял, сочленял и анализировал процессы и механизмы, а также сами организованности материала, присущие этим объектам [27–29]. Посредством специальных знаков он описывал их и отделял от материала объекта, наделяя «естественными» законами жизни, независимыми от характеристик материала. Рассматриваемые далее в качестве идеальной действительности, они либо переходили в сферу собственно научной теории с её логикой и методологией, либо могли возвращаться в сферу эмпирического исследования — практического использования и употребляться в качестве рабочих моделей материальных объектов как, например, сегодня в системах искусственного интеллекта.

Однако уже достаточно давно в кибернетике появился класс задач, и прежде всего, задач управления в сложных организационных человеко-машинных системах, для которых состав и структура управляемого объекта однозначно не определимы. Их выявление и описание не может быть произведено достаточно простыми средствами на основе непосредственного обследования и анализа, осуществляемых с использованием традиционных подходов. В таких задачах необходимо применение специального инструмента, позволяющего реализовать построение модели объекта, с учётом специфических особенностей моделируемой или проектируемой деятельности. В качестве такого «инструмента» в своё время в Риге в Центральном НИИ систем гражданской авиации (ЦНИИАСУГА) был разработан аппарат функционально-структурного подхода (ФСП) к моделированию сложных объектов управления, рекомендованный к применению Научным советом «Кибернетика» АН СССР^[9] [27–29].

Функционально — структурный подход в управлении предполагал:

• рассмотрение какой-либо деятельности (преимущественно управления) в качестве специфической системы с вычленением процессов, задающих специфику рассматриваемой деятельности;

• структурирование этих процессов, то есть, их представление множеством, например, управленческо-интеллектуальных операций с заданным на нём множеством специфических прагматических (общесистемных) отношений;

• установление информационной базы, необходимой для осуществления этих процессов деятельности, а также выявление состава и структуры объектных процессов, соответствующих ранее установленной информационной базе.

Рассмотрение изложенного, по-существу, проектного подхода в виде теоретических положений, соответствующих процедурам выявления и описания состава и структуры сложного объекта управления, дало возможность обобщённо сформулировать следующие выводы [37–38]:

1. Любая существующая система деятельности со сложившейся профессионально — организационной структурой в аспекте компьютеризации представима «миром» её моделируемой деятельности» (в дальнейшем, «миром»).

2. «Мир» моделируемой деятельности содержит операциональную и объектную составляющие деятельности.

3. Операциональная составляющая «мира» моделируемой деятельности состоит из базисной и логической частей.

4. Базисная часть операциональной составляющей «мира» представима упорядоченным множеством операций, приводящих в результате своего осуществления к выработке решений.

5. Логическая часть операциональной составляющей «мира» представима множеством правил осуществления операций.

6. Объектная составляющая «мира» моделируемой деятельности содержит информационную и структурно-функциональную части.

7. Информационная часть объектной составляющей «мира» представима множеством информационных признаков или характеристик, необходимых для осуществления множества операций (образующих, например, для деятельности авиадиспетчеров базис-граф оперативного ситуационного управления [43]).

8. Структурно-функциональная часть объектной составляющей «мира» образуется связанным предметно-функциональными отношениями множеством объектных элементов, информация о фактических и нормативных (желаемых) состояниях которых необходима для осуществления операций.

В соответствии с данными инженерной психологии человек в процессе осуществления своей профессиональной деятельности формирует в памяти семиотическую модель её «мира» [36–37]. Модель «мира», например, деятельности по управлению представляет собой систему, состоящую из модели среды, в которой эта деятельность осуществляется (эту модель мы называем моделью объектной составляющей «мира») и модели процессов, непосредственно её осуществляющих (эту модель будем называть моделью операциональной составляющей «мира») [36–38].

Такое понимание термина «семиотическая модель» в ситуационном управлении дало возможность уточнить содержание понятия «мир моделируемой деятельности», в частности, в аспекте компьютеризации. Оно суть совокупность связанных множеств управленческо-интеллектуальных операций, приводящих в результате своего осуществления к выработке решений, правил осуществления операций и определяемого семантикой этих правил множества информативных признаков (или характеристик) с соответствующим ему множеством связанных предметно-функциональными отношениями элементов управляемого объекта, информация о фактических и нормативных (желаемых) состояниях которых необходима для осуществлнения операций. Была представлена система основных понятий и их формальных обозначений, служившая основой дальнейших разработок специального формального аппарата [37–38].

Y = {y_i} — множество управленческо-интеллектуальных операций (УИО);

i=1,2,3,…,n

R_пр = {r_k} — множество прагматических (общесистемных) отношений, которыми будем называть отношения в операциональной структуре деятельности, порождаемые целенаправленностью деятельности и существуюшие в процессе её осуществления;

k=1,2,3,…,l

[R_пр (Y)] — упорядоченное множество управленческо — интеллектуальных операций или операциональная структура, которой будем называть совокупность операций, связанных прагматическими (общесистемными) отношениями;

Р ={p_i} — множество правил осуществления операций деятельности;

i=1,2,3,…,n

C (Y) — множество информационных признаков или характеристик, необходимых для осуществления операций, и, в частности, речь может идти о множестве признаков или характеристик, соответствующих отдельной операции;

X ={x_j} — множество элементов объекта, информация о фактических и нормативных (желаемых) состояниях которых необходима для осуществления операций;

j=1,2,3…, m

R_тф = {r_t} — множество топологических и функциональных отношений(в общем случае, предметно — функциональных отношений);

t=1,2,3…, f

[R_тф (X)] — структура объекта деятельности и его элементов;

С (Х) — множество признаков или характеристик элементов объекта, в частности, речь может идти о множестве признаков или характеристик отдельного элемента или объекта в целом.

М = (М_оп, М_об) — «мир» моделируемой деятельности;

Моп = (S_оп, P) — операциональная составляющая этого «мира»;

M_об = [S_об, C(X)] — объектная составляющая этого «мира»;

Так как по определению М = (М_оп, М_об) и, кроме того,

М_оп = (S_оп, P) = [R_пр (Y), Р] и

М_об = (S_об, P) = [R_тф (Х), С (Х)], то

М = {(S_оп, P), [S_об, C(X)]}, и наконец,

М = {[R_пр (Y), P), [R_тф (X), C (X)]}

Полученное выражение означает, что описание «мира» моделируемой и/или компьютеризируемой деятельности может быть получено на базе описаний множества прагматических (общесистемных) отношений, заданных на множестве операций деятельности, правил их осуществления, а также на базе описаний множества признаков элементов и множества предметно-функциональных отношений, заданных на множестве этих элементов объекта.

Из определений операциональной и объектной составляющих «мира» моделируемой деятельности следует, что для целей компьютеризации конкретной деятельности необходимо иметь описания на естественном языке «деловой прозы» указанных составляющих деятельности с последующей формализацией этих описаний.

В дальнейшем множество операций с заданным на нём, например, отношением R₁ — «следовать за…» называем базисной частью операциональной составляющей М_оп и обозначаем как М^б_оп. Соответственно, описание базисной части операциональной составляюшей деятельности на естественном языке будет лингвистической моделью «базисной части» операциональной составляющей и обозначится как: ММбоп = М [R₁ (Y)]

Получаемое в результате осуществления этого этапа моделирования описание упорядоченного множества операций позволяет ответить на вопрос, «что» и «в какой последовательности» делает лицо, принимающее решение (ЛПР), для выработки управленческого решения. При этом, однако, остаются открытыми вопросы «как это осуществить?» и «что необходимо знать (иметь)» для осуществления операций? Другими словами — остаются неопределёнными правила P осуществления множества операций Y и множество информационных признаков С (Y), необходимых для осуществления операций. Моделирование операциональной составляющей некоторых видов, преимущественно дискретно-операционной, деятельности целесообразно осуществлять представлением множества операций в виде базис-графа управления G, представляющего собой ветвящуюся многоуровневую структуру подграфов, вершины каждого из которых отождествляются с операциями Y, а дуги соответствуют бинарным отношениям R₁ — «следовать за…». В дальнейшем функционально-структурный подход был применён в разработке и систематизации формально-логических языков описания современных систем. Компоненты языка описания фиксировались в форме вариантов для различных типов систем, а само рассмотрение представлялось относительно независимыми языками описания для различных типов систем [38–40].

Под «языком описания» в системах моделирования и воспроизводства профессионально-организационной деятельности обобщённо понимаем упорядоченную совокупность языков и языковых средств, на базе которых осуществляется описание конкретного типа системы и технологии машинного воспроизведения её жизнедеятельности. Он характеризуется системой базовых концептов и определений и входит составной частью в логико-лингвистическое обеспечение современных систем.

Формально язык описания систем представим в виде: N = N_т (N_по) = N_т (X, R, P), где предметно — оринентированной (лингвистической) компонентой языка описания являются множества понятий Х, отношений R и правил образования и преобразования выражений P. Технологическая компонента языка описания N_т отображает машинную технологию воспроизведения деятельности, в том числе, алгоритмы переработки текстов и машинных кодов с помощью ЭВМ. Предметом нашего основного интереса является предметно-ориентированная (лингвистическая) компонента языка описания систем, обозначаемая впредь без индексации.

В соответствии с принципами функционально-структурного подхода [38] предметно-ориентированная компонента языка описания деятельности представима в виде: Nno = (N_оп, N_об), где N_оп и Nоб — операциональная и объектная составляющие языка описания в указанном выше смысле. В соответствии с теми же принципами подхода операциональная составляющая языка описания представима: N_оп = (N_б, N_л) = [R_пр (Y), Р], где Р — правила осуществления множества операций, Rпр — упорядочивающие их прагматические отношения, а Y — само множество операций. В свою очередь, объектная составляющая языка описания представляется: Nоб = (N^сф, N^и) =[R_пф (Х), Р], где Р — правила выделения и фиксации множества элементов Х, Rпф — упорядoчивающие их предметно-функциональные отношения, а Х — само множество элементов. Состав и структура составляющих языка описания (ЯО) определяются далее спецификой указанных конкретных типов систем.

«Системы плановых расчётов» — N^пр = [R_пр (Y), Р_р]. Здесь Рр — правила, соответствующие алгоритмам расчёта: Рр= [R_оп (Х_п)], Rоп — отношения, соответствующие расчётным операциям алгоритма расчёта, а Хп — само множество исходных и расчётных показатедей. К специфике данных языковых средств следует отнести принципиально расчётный характер правил Р_р и агрегативность показателей Х_п, характеризующих объект управления.

В качестве примеров можно приводить многоуровневые АСУ «Транспорт», АСУ «Расписание», АСУ «Авиаремонт» и ряд других разработок института, в которых использовались сложные математические модели, развитые человеко-машинные процедуры, дистанционная обработка данных и др. Формально-математические методы описания данных систем можно охарактеризовать как оптимизационные методы. В них основное внимание уделяется проблемам нахождения оптимума системы при условии, что задача оптимизации формализована. Объект управления и управляющая система с такой традиционной для кибернетики точки зрения описываются в виде моделей классической теории управления (системы алгебраических или дифференциальных уравнений, статистические описания, системы массового обслуживания и т. д.). Данные языковые средства использовались главным образом на функционально — расчётных уровнях управления и не позволяли перейти к автоматизации задач, непосредственно связанных с процессом принятия решений линейных уровней управления [38–39]. При переходе к сложным или даже к сверхсложным (большим) системам управления подобные аналитические методы оказались из-за большой размерности и сложности моделей недостаточными, что повлекло за собой интенсивное развитие неклассических методов и средств, больше соответствующих особенностям сложных управляющих систем [38–41].

«Системы оперативного информирования». — функционирование систем оперативного информирования существенно связаны с эффективностью функционирования обслуживаемых ими систем управления. Здесь мы имели в виду как автоматизированные, так и не автоматизированные системы, причём не автоматизированные даже в большей мере [43–44]. В самом общем случае состав и структура ЯО систем СОИ могут представляться в виде:

N^сои = {[R_к (Х_к), Р_к], [R_пф (Х_эл), Р_об]}.

Здесь Хэл — множество элементов объекта управления, Rпф — множество отношений соответствующей предметной области, а Роб — отображают законы функционирования (жизнедеятельности) управляемого объекта. В свою очередь, традиционные концепты Х_к, R_к, Р_к отображают состав и структуру коммуникативных процессов систем оперативного информирования, где определяющими злементами являются запросы «пользователя» к системе в некоторой конфликтной ситуации на естественном языке [42–43].

В связи с расщирением круга лиц, являющихся потребителями компьютерной информации, но незнакомых в достаточной мере с языками программирования, была реализована опытная система СОИ, и выделен класс систем для избранной предметной области, с использованием языка «деловой прозы» — профессионального естественного языка [42–43].

Техническое оснащение и формирование сети информационно-вычислительных центров гражданской авиации (ГВЦ, 6 КИВЦ и более 30 ИВЦ) позволили разработанным в ЦНИИАСУГА системам органично войти в повседневную практическую деятельность самого Министерства, территориальных управлений (УГА) и авиационных заводов (АРЗ) гражданской авиации. Впервые в 1971 году составление расписания движения самолётов стало осуществляться на ЭВМ. В 1972 году осуществлено внедрение Центра и АС «Сирена-1» в Москве, а с середины 1970-х годов — в крупных городах страны — АС «Сирена-2/2М» на базе ЦАВС и КИВЦ.

«Системы оперативного управления» — как уже отмечалось, язык описания (ЯО) систем оперативного управления существенно влияет на структуру и состав ЯО систем оперативного информирования, а составляющие языка описания являются составной частью языка описания систем оперативного управления и в общем виде представляется как:

N^соу ={[R_к (Х_к), Р_к], [R_пр (Х_ол), Р_оп], [R_пф (Х_об), Р_об]}.

Здесь, аналогично предыдущему, Хоб — множество элементов объекта управления, Rпф — множество отношений соответствующей предметной области, а Роб — отображают законы функционирования (жизнедеятельности) управляемого объекта. В свою очередь, Роп — правила, соответствующие операциям, где Р_оп = [R_оп (Х_оп)], а Rоп — отношения, соответствующие операциям и Хоп — само множество операций.

Важнейшим этапом построения семиотической модели оперативного управления является формирование семантических правил Р_оп, производимое, как правило, индуктивно в процессе обучения. Формальная постановка задачи и описание алгоритмов решения задачи индуктивного формирования правил классификации и конкретизации приведены в [43].

Ситуационная семиотическая модель принятия решений была реализована в оперативном управлении отходом эксплуатируемых самолётов гражданской авиации (ГА) в ремонт на заводы ГА [43]. Разработанные алгоритмы и программы были реализованы на языке LISP (версия LISP — ES-1.6) и предполагали диалоговое взаимодействие, как на этапе построения семиотической модели, так и в эксплуатационном процессе принятия решений ЛПР [43]. Здесь запросы «пользователя» к системе могут иметь весьма разветвлённую логическую структуру, связанную с конкретизацией типовых решений. Хотя и в этом случае фиксируемый в запросе «пользователя» к системе в конфликтной ситуации объект может выступать как собственно объект, как свойство или отношение в различных неопределённостях [39–40].

«Экспликация языка описания систем». Типология таких ситуаций и соответствующих им запросов может быть построена в терминах языка описания Х, R, Р на базе понятий «объект», «элемент», «отношение», «свойство», и учитывающих их взаимопереходы и взамовырождения. В таком случае возможны следующие типы запросов:

— выявляется некоторый объект X или его элемент x_i, обладающий фиксированным в запросе свойством Р;

— выявляются некоторые свойства Р у фиксированного в запросе объекта Х или его элемента х_i;

— выявляется некоторый объект Х или некоторые его элементы x_i, находящиеся в фиксированном в запросе отношении R;

— выявляется некоторое отношение R между фиксированными объектами X или его элементами xij, имена которых указаны в запросе.

В более сложных случаях поиск может соответствовать, например, фиксации исходного свойства Р, нахождению затем некоторого отношения R, и, наконец, нахождению любого объекта Х, имеющего в себе найденное уже отношение R. Двойственным указанному будет информационный поиск любого объекта Х, в свойстве которого Р существует заранее фиксированное отношение R. Нетрудно заметить, что указанные более сложные типы поиска представимы набором предыдущих, выступающих в качестве элементарных.

В дальнейшем экспликация языка описания систем была продолжена, базируясь на категориях «вещи, свойства, отношения» и обозначениях [40,44]:

х — переменная, имеющая два следующих значения: t — определённая фиксированная вещь (элемент, объект), а — какая-то неопределённая вещь (элемент, объект).

Далее фиксирована способность каждой вещи (элемента, объекта) выступать в различных значениях:

Х (х) — вещь, выступающая как объект или как множество его элементов; R(х) — вещь, выступающая как отношение; Р(х) — вещь, выступающая как свойство;

у — переменная, имеющая три значения: 0 — задано, 1 — находится в соответствии с тем, что задано, 2 — находится в соответствии с тем, что находится в соответствии с заданным (эта переменная заменяет скобки).

Зададим некоторую стандартную последовательность. Пусть такой последовательностью или «словом» в нашем языке будут: Х(х), R(х), Р(х), т. е., «объект», «отношение» и «свойство». Задавая различные порядки перехода от фиксации значения одной переменной к фиксации у другой, получаем схемы, выражающие различные направления логических движений в работе систем. Наиболее простой вариант информационного поиска, характерный для систем, заключается в движении от фиксации в запросе пользователя некоторого объекта к определению свойств его элементов и множества отношений между ними. Такой вариант может быть выражен следующим набором символов:

Х (х), R (х), Р (х)

0 1 1

Повторение символа 1 означает, что порядок, в котором выявляются свойства или отношения, не существенен. Важно, что как свойства, так и отношения определены в соответствии с Х (х), то есть, с заданным в запросе объектом. Каких-либо специальных представлений объекта здесь не требуется, этот вариант соответствует традиционному уровню информационного поиска.

Следующий более высокий уровень информационного поиска предполагает выявление отношений не непосредственно мжду элементами или объектами, а между их свойствами. Этот тип выразим с помощью схемы:

Х (х), R (х), Р (х)

0 2 1

Этот уровень информационного поиска соответствует выявлению законов жизнедеятельности управляемого объекта. Имеет смысл взаимозамена 1 и 2:

Х (х), R (х), Р (х)

0 1 2

Последние два варианта также соответствуют указанному уровню информационного поиска систем. Является очевидным для всех трёх вариантов необходимость различаемости состава и структуры моделируемого объекта, что сразу выводит рассмотренные варианты за рамки функционально-структурного подхода. Поэтому рассмотрим более интересные запросы пользователя с фиксированными отношениями. Варианты логических движений см. в [40,44].

Х (х), R (х), Р (х)

1 0 1

1 0 2

2 0 1

В первой строке предполагается, что отношения интерпретируются, с одной стороны, на объекте и его элементах, а с другой — на их свойствах. Обычно в таких случаях элементы отождествляются со своими свойствами (с указанной ситуацией мы, например, встречаемся при использовании математических моделей к описанию объектных процессов).

Вторая строчка соответствует тому случаю, когда отношение находит интерпретацию на некотором множестве элементов объекта, а затем уже выявляются свойства этих элементов. Такая ситуация имеет место, когда структурное представление «мира автоматизируемой деятельности» интерпретируется на конкретном объекте, а уже потом следуют свойства операций или элементов. И, наконец, последняя строчка представляет двойственную, по отношению к заданной, процедуру задания системного поиска. Здесь задание запроса предполагает в качестве исходного пункта фиксацию отношения, а затем ищутся свойства, удовлетворяющие этому отношению и элементы, объекты, на которых реализуются данные свойства.

В период 1982–1989 годов в Институте ЦНИИАСУГА произошло синергетически критическое накопление необходимых условий роста квалификаций и опыта решения системных задач. Была проведена рациональная унификация проектных решений, созданы условия для продвижения новых идей, например, «сквозной» — от разработки до эксплуатации — метрологии АСУТП заводов ГА [45], творческого роста, обмена информацией и публикации результатов на конференциях и симпозиумах Совета «Кибернетика» АН СССР. Продолжение научно-проектных работ, в т. ч., в направлении создания формально — логического аппарата, адекватного дальнейшим разработкам перспективных систем, в том числе, для Латвийской республики, были остановлены «национальной» ликвидацией Института и «миграционным» трудоустройством ведущих разработчиков в России и в США. Можно только сожалеть, что этот период прервался процессом развала Советского Союза и ликвидацией Министерства гражданской авиации СССР.

Нынешним летом мы отметили 50-летие Института систем управления ЦНИИАСУГА и 45-летие Института системных исследований ВНИИСИ, тесно вовлечённого в процесс выработки решений в области долгосрочных программ развития СССР (с такими «прорабами» перестройки как Авен П. О., Березовский Б. А., Гайдар Е. Т., Зурабов М. Ю. и др.) — первых советских НИИ с нетипичными для того времени схемами организации научной и научно-проектной работы.

1.5. Использованная и рекомендуемая литература

1. Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. Изд. «Эдиториал УРСС», Москва, 2001: ISBN 5-8360-0225-8

2. Тищенко П. Д. Что значит знать? Онтология познавательного акта. Москва, изд. Росс. откр. ун-та, 1991. 64 с.

3. Цветков Г. С. Марксизм и системные аспекты истории современного общества // Наука, образование и культура. Москва, 2019. № 2 (36), с. 29–39. Режим доступа: https://www.scieceproblems.ru

4. Цветков Г. С. «Самоликвидация Германии» в книге Тило Саррацина и эхо Нюрнберга // Наука, образование и культура. Москва, 2017. № 8 (23), с. 76–84. Режим доступа: https://www.scieceproblems.ru

5. Харари Ю. Н. 21 урок для ХХI века. Пер с англ. Гольдберга. Москва, изд. «Синдбад», 2019. 416 с. Режим доступа: www.sindbadbooks.ru

6. Дёнхофф Марион (Doenhoff Marion Grafin). [Электронный ресурс].Режим доступа: https://www.marion-doenhoff.de/

7. Ценпфенниг Барбара (Zehnpfennig Barbara). Spurensuche in Hitlers Buch «Mein Kampf»: Anleitung zur Welteroberung. Passau: [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.amazon.de/Hitlers-Mein-Kampf-Eine-Interpretat/

8. Чеснокова Татьяна. Что оставит нам Путин: 4 сценария для России. Москва, Алгоритм, 2017. 224с.: home page: www.tverpk.ru, e-mail: [e-mail]

9. Розенвалд Кристиан (Rozenvalds Kristiаns). [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://imhoclub.lv/user_abgut/1165/

10. Аболиньш В. К., Цветков Г. С. Россия Латвией шагнула в Европу? Признания социалистов // Наука, образование и культура. Москва, 2018. № 3 (27), с.70 — 80. Режим доступа: https://www.scieceproblems.ru

11. Диденко П. И. Ресентимент либеральной интеллигенции // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер.7, филос. 2012, № 3(18). С. 79–85. ISSN 1998–9946/

12. Шелер Макс. Ресентимент в структуре моралей. СПб, Наука, 1999. 231 с.: ISBN 5-02-026812-7/

13. Юрьев Дмитрий. Либерализм не имеет никакого отношения к свободе. Режим доступа: https://vz.ru/opinions/2019/7/4/985334

14. Цветков Г. С. О научной идеологии или на пути к новому русскому консерватизму // Наука, образование и культура. Москва, 2020. № 7 (51), с.16 — 28. Режим доступа: https://www.scieceproblems.ru

15. Вернадский В. И. Биосфера и ноосфера. Предисл. Баландина. Изд. «Айрис-пресс»», Москва, 2013. 576 с.

16. Чижевский А. Л. Земное эхо солнечных бурь/ «Мысль», М.,1973. 335 с.

17. Циолковский К. Э. Исследование мировых пространств реактивными приборами // Собр. соч. Москва, 1954. т. 2. с. 69–150.

18. Гумилёв Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Соч., т.3, Минск, 1997. 640 с.

19. Тойнби А. Дж. Исследование истории. Москва, изд. «АСТ», 2009. 670 с. Режим доступа: www.library.khpg.org/files/docs/1446489707

20. Конрад Н. И. Запад и Восток. О смысле истории // Альманах «Восток», № 6(18), 2004. Режим доступа: www.situation.ru/apl/j_artp_450.htm

21. Саррацин Тило. Германия: самоликвидация. Москва, изд. «Рид Групп», 2012, 400 с.

22. Литературная газета. 2014, № 14 (6457). [Электр. ресурс]. Режим доступа: www.lgz.ru

23. Шаталова Н. П. Методологические предпосылки и практика реализации конструктивного подхода в образовании // журнал «Человек и образование». № 4 (45), 2015. с. 24–28: http//iovrao.ru

24. Трушникова Т. Г. Системный подход в педагогике как инновационная основа формирования образовательного пространства // журнал «Человек и образование». № 7, 2006. с. 71–73: >http//iovrao.ru

25. Заикина М. Н., Романова Е. П. Интерактивные методы при проведении лексических тестов на занятиях иностранного языка // журнал «Наука, образование и культура». № 3 (27), 2018. С. 47–49: https://scientificarticle.ru

26. Навазова Т. Г. Методология непрерывного профессионального образовании // журнал «Человек и образование». № 3, 2005. С. 17–22: http//iovrao.ru

27. Щедровицкий Г. П. О двух способах структурно-системного представления объекта // Машинные методы обнаружения закономерностей. Межв. сборник, «Зинатне», Рига, 1981. С. 52–61.

28. Оптнер С. Системный анализ для решения деловых и промышленных проблем. Пер. с англ. Москва, «Сов. радио», 1969. 216 с.

29. Цветков Г. С. Принципы функционально-структурного подхода к моделированию сложных объектов управления // Психология управления. Препр. докл. на 5-м семинаре МВД. Рига,1980. с. 85–92.

30. Черненко Г. Р. Совершенствование проблемных ситуаций на уроках избирательного права // Наука, образование и культура. Москва, № 3 (27), 2018. C.19–22: http://scientificarticle.ru

31. Картунова Л. С. Психическое здоровье людей и геофизические процессы Земли // Достижения науки и образования. Москва, № 11 (52), 2019. C.79–90: http://scientificpublications.ru

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Ещё философ истории А. Дж. Тойнби говорил, что «…хоть под святым распятьем, хоть под серпом и молотом, Россия — всё ещё святая Русь, а Москва — всё ещё Третий Рим». Правда, говорил он это с осуждением её особого пути: мол, русские — не Европа, а если и Европа, то другая.

5

Зампред Совета безопасности России Дмитрий Медведев предложил определить позицию по этическим вопросам разработок и применения ИИ и даже запретить некоторые формы ИИ. А в конце апреля с. г. Еврокомиссия вынесла на обсуждение риск-ориентированный подход, имеющий четыре градации: неприемлемый, высокий, ограниченный и минимальный, который должен лечь в основу законодательного регулирования ИИ: Глеб Простаков — «Как ограничить могущество искусственного интеллекта» /газ-та «Взгляд»: https://vz.ru/opinions/2021/6/10/1103424.html

6

Неофициально руководством философии естественных факультетов Ленинградского госуниверситета было иронично сказано: «Что вы там в Риге творите? Какая ещё может быть при марксизме-ленинизме «прикладная гносеология»? Да у нас в Ленинграде за такие вещи ещё из партии исключают, приведя пример, по-моему, с «социальной семиотикой».

7

Руководитель Компартии Китая Мао Цзедун, как противник антисталинской «компании» Никиты Хрущёва, давал такую общую оценку Сталину: «В целом, по нашему мнению, Сталин имеет примерно 70 % заслуг и 30 % ошибок», но больше всего Кремль возмутил главный тезис мемуаров сбежавшей из-под надзора КГБ дочери «вождя народов» Светланы Аллилуевой: не один Сталин виноват, а вся партия… — «Диктатор в маске клоуна» и «Побег дочери Сталина» / газ. «Тайны СССР», 2021, № 19 (94), с. 18–20, 22–23. рег. № ФС 77-64482 от 31.12.15..

8

Полезно взглянуть на иммиграцию глазами Юваля Харари, как на сделку с тремя базовыми условиями, вызывающими разные дискуссии в Евроcоюзе относительно смысла каждого из них [5, c. 179 — 187]. Условие 1. Принимающая сторона впускает иммигрантов. Условие 2. В ответ иммигранты принимают как минимум основные нормы и ценности принимающей страны, даже отказываясь от некоторых собственных норм и ценностей. Условие 3. Если иммигранты ассимилируются, то со временем они становятся полноправными гражданами принимающей страны, т. е., «они» превращаются в «нас», а 4 дискуссия касается уже реальности или проблемности выполнения этих трёх условий — моральный долг в глобальном мире перед другими людьми (1), принятие либеральных ценностей толерантности и свободы (2), разница между личной индивидуальной и общественно-групповой временной шкалой (3), и выполняются ли обязательства сторон и сделка вообще (4)

9

Научные усилия нашего института систем гражданской авиации (ЦНИИАСУГА) при создании философско-методологического семинара ведущих специалистов системно-кибернетического профиля Латвии с правом печати и приглашения «нетрадиционных» системных специалистов (Уёмова А. И., Щедровицкого Г. П., Поспелова Д. А. и др.), согласно полученному мной как аспирантом Уральского научного центра (УНЦ) АН СССР вроде как закрытого Постановления ЦК КПСС о партийной учёбе высшего звена руководителей-специалистов, нашли поддержку в АН Латвии и в ЦК КПЛ.