Человек, из Подольска!

Георгий Панкратов, 2022

Автор – писатель, участник длинного списка премии «Большая книга», финалист и лауреат разных премий в номинациях «Публицистика», «Эссе» («Мыслящий тростник», «Русский Гофман» и др.). В данной книге собраны отдельные публицистические, историко-краеведческие, общественно-политические и культурные публикации автора за 10 лет. В фокусе его внимания вопросы современной повестки; известные личности – Тарковский, Рязанов, Летов, Михалков, Лимонов, Данилов, Деген; воспоминания о некоторых основаны на опыте его личного общения; писатели Казинцев и Черкашин, журналист Молчанов, режиссер Рогожкин. Материалы о Севастополе и украинских событиях 2014 года, приведенные в книге, многократно перепечатываются и до сих пор вызывают отклики. Публикации о знаменитых битвах ВОВ основаны на уникальных свидетельствах, раскрывающих человеческие характеры. В авторской редакции приведена расширенная глава из книги «Мечта о прекрасном, несбыточном» о ВДНХ в последний год существования СССР. Содержит нецензурную брань.

Оглавление

Контуры и лица

Небольшая реакция на небольшое кино

Сюжет достаточно прост: в полутемной и полупустой комнате молодой человек, терзаемый, очевидно, душевными переживаниями, наливает себе алкоголь, неспешно отхлебывает из стакана, вздыхает, закусывает. Дверь открывается, входят двое, в титрах обозначенные как судебные приставы и произносят небольшую речь, которая и объясняет волнения персонажа: за совершение «антисоциальных деяний» тот приговаривается к «высшей мере наказания», затем немедленно приступают к исполнению приговора: при помощи не особо понятного аппарата клеймят приговоренного странным узором на пол-лица и, не особо прислушиваясь к дальнейшим причитаниям, исчезают.

Смысл клейма, как и самого наказания, герой постигает быстро: выйдя на улицу, он замечает, что окружающим отныне до него нет никакого дела: его обходят стороной, в глаза не смотрят, в контакты не вступают. Надпись по центру экрана оповещает внимательного зрителя о том, что страдать герою подобным образом остается 12 месяцев. Телефон внезапно исчезает из зоны действия всех сетей, в забегаловке его кормят кашей с кетчупом, но это единственный социальный процесс, к участию в котором он допущен. Встреченный случайно лучший друг торопится уйти, попытки смыть клеймо водой и кровью безрезультатны в равной степени. Гуляя по городу и набредая на гопников, глумящихся над прекрасной девушкой, тот разбирается со шпаной и предлагает спасенной себя. Но, увидев лицо спасителя, красавица скрывается так быстро, что даже забывает сумочку. Слепой бродяга в забегаловке — и тот, узнав от повара о том, что собеседник клеймен, плюет с досады и уходит прочь.

Проходит время, и приставы с помощью той же машинки быстренько — чик, и готово — снимают печать позора с лица героя, и вот он, счастливый, прикупает бутыль вискаря, но по пути к внезапно объявившимся друзьям встречает ту красавицу, что спас от хулиганов, клейменную и пристающую к прохожим: «Я же есть. Взгляните на меня». Выбор героя непрост, все ж таки друзей не видел целый год, но, согласно логике развития сюжета, очевиден: в финале мы видим его обнимающим бедную девушку среди равнодушной толпы.

«По контуру лица» — кино явно не для кинотеатров. И даже не для DVD, на которых, тем не менее, издан. Да и по сути своей это не кино вовсе — а ролик, из тех, что смотрят в маленьких окошках в обеденный перерыв в офисе. Человеку раз в день необходимо поржать, и раз в день — погрустить о чем–то высоком. Беда только, что длинный, но на то есть и кнопка пауза, и функция сворачивания окна.

Фильм работает по следующей схеме: то, что в реальной жизни невозможно, в нем происходит без лишних объяснений, но в сочетании с соответствующим звуковым сопровождением, которое, кстати, как цветок к небу, изо всех сил тянется к Клинту Манселлу (культовый Requiem For A Dream), немедленно проецируется в собственный, личный мир зрителя, и дальнейшее развитие сюжета происходит уже там — внутри вас, поэтому не имеют никакого значения ни бюджет ролика, ни декорации, ни хреновая игра актеров. И вот теперь это не абстрактный Дима, а именно вы, Дмитрий такой–то, супервайзер мерчандайзеров или, скажем, торговый агент, никогда не задумывавшийся об истинной ценности общения, наказаны одиночеством на целый год. Вы не замечаете людей вокруг себя, вы не цените, что ради вас делают, да-да, вы, сотрудница reception фирмы по продаже потолков. Так посмотрите, как ваша жизнь изменится, если сделать вам одну премилую татушечку. И Дима встает и выходит курить, нервная безымянная сотрудница reception наливает зеленого чаю с жасмином, и мысль кипит: «Да, вот мы какие… А вот оно как… Мы то, мы это… А вот если…, то что тогда?» И, конечно, оба умиляются прекрасной истории любви, красивому happy end.

Но вот Диме звонят заказчики, первая линия, вторая, третья, в бухгалтерии уже тоннами валятся факсы, и к вечеру ролик забыт. Может, в метро сидящий напротив чем–то напомнит экранного Диму, или ту девушку, но мысли–то, мысли уже о другом. А ежели пятница, то и не напомнит. К утру же следующего дня экспериментальный фильм режиссера Павла Смирнова, снятый по мотивам рассказа Рэя Брэдбери, раскрывающий тему сохранения человечности и сострадания отдельного человека в роботизированном мире, будет забыт навсегда.

Но вот бывает же так, когда видишь по телеку какую–нибудь чушь и уже палец на кнопке, готовый решительно переключить канал, и в последнюю долю секунды — вдруг заинтересуешься. Или, захлопывая книгу, которую уже похоронил мысленно, вдруг натыкаешься на интересное предложение. И то, что казалось таким поверхностным, открывается с самых неожиданных сторон.

Сидящие перед мониторами абстрактные сотрудница reception и супервайзер определенно принадлежат к той категории населения, что принято называть losers, неудачники. Однако мыслят они в категориях успеха, стремятся к успеху и все явления в жизни, а также людей привычно оценивают в плоскости успешности-неуспешности. Экранный же Дима, судя по интерьеру помещения, в котором мы застаем его в начале фильма и некоторым скупым сведениям, получаемым из разговора с другом Саней (общий бизнес), определенного успеха в жизни достиг. И вот, посредством некоего мистического действия общество переводит его в категорию неудачников. Названные в фильме приставами — скорее каратели: они исполняют приговор общества, то есть они и есть общество, которое записывает в неудачники несчастного Диму.

Расплывчатая формулировка «антисоциальные деяния» в этой ситуации и не нуждается в конкретике, она значима сама по себе: антисоциальные — значит идущие вразрез с общественными представлениями о том, каким надо быть и как себя вести. Вероятность того, что Дима бил, к примеру, стекла в электричках или выкрикивал националистические лозунги, невелика: скорее всего, в чем–то его поведение или взгляды разошлись с принятыми в том community, где он в силу своего статуса вращался, а именно этого общество не прощает никогда. А может быть просто партнеры по бизнесу его «кинули», сфабриковав вдобавок левое обвинение.

Так или иначе, в начале фильма мы видим магический обряд присвоения отдельно взятому человеку статуса loser. Важная деталь — личности исполнителей, эта линия в фильме, несмотря на кажущуюся второстепенность, определяющая: безразличные к судьбе приговоренного, приставы обсуждают сексуальную жизнь, которая у одного из них, по собственному признанию, зашла в тупик: жена выражает крайнюю степень недовольства. Выслушавшего с большим вниманием собеседника в финале картины (через год, стало быть) мы видим в компании этой самой жены. «Я уже месяц не изменяла», — теперь уже жалуется она, на что получает ответ: «А зря». Так зрителя подводят к мысли о морали общества, которое оценивает и клеймит отдельно взятых личностей (подразумевается, что в этом обществе измены осуждается, хотя в отдельных семьях это уже давно не так, поэтому, возможно, стоило бы подобрать более точную иллюстрацию).

Все, что мы видим дальше — это странствия неудачника по миру тотального позитива. Общество может простить человеку многое; непримиримое к изъянам оно, тем не менее, даже слепого ставит в иерархии на ступень выше неудачника. Неудачник — это дно, это прокаженный, его избегают, боясь заразиться его неудачей — а вдруг и твое лицо после встречи с ним преобразится, и жри тогда кашу с кетчупом, да пиши на бумаге стишки дурацкие, посвященные той, которую никогда не встретишь — потому что ты неудачник, детка, why don’t I kill You?

Неудачник может быть симпатичным, он может быть добрым, может быть смелым и сильным — все это не важно, важно только одно — он неудачник. Каким–то отдельным действием он способен удивить, впечатлить, обрадовать. Спасенная девушка удостоит героя вниманием — выслушает и поблагодарит. Но она его не полюбит, потому что — печать. Печать неудачника. Девушка тоже, кстати, выдалась символичная — фотограф, представитель самой позитивной, наверное, профессии, заглянувшая в спальный район — поглазеть, видимо, как «быдло жрет свое повидло». Она ловит мгновения в объектив, она любит жизнь и не знает печалей; в ее картине мира и неожиданные нападавшие, и неожиданный спаситель — одно и то же, между ними нет разницы.

Нет разницы и в том, как именно, благодаря чему — своим ли силам, стечению обстоятельств или загадочному прибору по нанесению-снятию татуировок человек становится неудачником и перестает им быть. Обществу не важен процесс, для него есть только момент — как для того фотографа — миг, в котором ты сейчас. Перестав быть неудачником, герой снова нужен друзьям — без объясненья причин, где они были весь год, просто так: «Приезжай, будет весело». Теперь Димка снова с нами, давай, набирай Димку. А вот у девушки-фотографа не покатило что–то: так еще бы, фотограф нынче каждый второй. К ней, записанной в неудачницы, теперь даже и шантрапа из спального района не притронется.

И если бы Дима, допустим, нажрался-таки в день «освобожденья» вискарем, и встретил девушку уже на следующее утро, он вряд ли подошел бы к ней. Но он еще помнит, как это. И он подходит. Вот только никакая это не история любви, в этой финальной сцене нет любви вообще ни капли, любовь — это другая галактика для мира, в котором слово «Привет», сказанное человеку, сопровождается истериками и слезами благодарности в грязном снегу, на коленях. Любовь — это запредельная, недостижимая величина, которая настолько далеко, что о ней никто и не помнит.

Поэтому фильм не о любви совсем, как, может быть, многим хотелось бы думать. Фильм об одиночестве, в первую очередь — об одиночестве общества, где корпоративная этика выше морали, поэтому в нем нет лиц, а есть только контуры.

Опубликовано в интернет-журнале «Контекст»

(2011)

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я