Лунный кот 2020

Георгий Панкратов, 2020

«Лунный кот» – новая городская легенда Нижнего Новгорода. Мистика, ужасы и детектив, вплетенные в каноны русской психологической прозы и замешанные на современной повестке дня. Новая редакция романа Георгия Панкратова, автора журналов «Знамя», «Новый мир», «Урал», «Юность». Роман получил премию журнала «Урал» за лучшую публикацию года в прозе и отмечен присутствием в длинных списках премий «Ясная поляна» и «Русский детектив».

День первый

Упаковав письмо, или как он называл — весточку, в конверт, Иван Матвеевич запечатал его, прижал к сердцу и закрыл глаза. Затем положил конверт на письменный стол и подошел к окну — большому и широкому, с массивным подоконником. Учитель посмотрел на него, затем провел рукой — вроде чистый — уселся и стал рассматривать, что происходит на улице. Бородатый мужик с пакетом, набитым каким-то тряпьем, подгонял усталую собаку, две девочки в одинаковых розовых куртках и белых шапках, смеясь, перебегали дорогу — хотя необходимости торопиться не было, автомобили здесь проезжали редко. Крепкий парень в кожаной куртке, на вид совсем молодой, орал непотребности в трубку мобильного телефона. «Вот кого ты будешь учить», — подумал учитель, он встал, прошелся несколько раз по комнате и снова вернулся к конверту. Взял ручку и написал в углу конверта, там, где адрес, только немного ниже, цифры. Достал телефон и набрал их же в SMS. Подумав, отправил. Прошел на кухню, открыл дверцу холодильника и достал бутылку водки.

— Местная, нижегородская, — пробормотал учитель, осматривая бутылку. — Вот и попробую.

Он плеснул водку в стакан и выпил не закусывая. Из окна кухни открывался вид на забор — по соседству с домом намечалась стройка, но она еще не началась, а забором обнести успели.

— Уныло, — морщась от водки, произнес Иван Матвеевич. — Но ничего, мне же не на кухне жить.

Водка подняла настроение, добавила активности, желания что-то делать — собственно, ради этого он и пил. Через пару минут учитель уже выходил из подъезда и, сжимая конверт, бодро перепрыгивал лужи и грязь: асфальтированного тротуара перед домом не было, и, чтобы выйти на дорогу, нужно было постараться.

— Что же тут будет, когда дождь пойдет, — беззлобно ворчал учитель.

Преодолев грязь, он посмотрел в небо, чтобы узнать, не собирается ли взаправду пойти дождь, и тотчас обомлел. О небе пришлось забыть: из углового окна соседнего дома на него смотрел недобрым взглядом бритый парень — а может быть, и мужик. Он был раздет по пояс или вовсе раздет — этого нельзя было увидеть, глядя снизу на третий этаж. Но даже с такого расстояния учитель мог убедиться, что парень здоров как медведь, весит вдвое больше него и при случае сможет убить одним ударом: его руки огромны, а рот искривлен то ли усмешкой, то ли злобной гримасой. Парень смотрел на него в упор не отрываясь, и, дождавшись, когда учитель, смущенный, отведет взгляд и сделает вид как ни в чем не бывало, крикнул на всю их тихую улицу:

— Эй! — повинуясь голосу, Иван Матвеевич посмотрел вверх, но тут же отвел взгляд. — Ты зачем сюда приехал?

«Нельзя реагировать, нельзя», — бурчал учитель под нос, внезапно протрезвев и ускорив шаг. Для пущей, как ему казалось, убедительности он посмотрел на свои наручные часы. Но тут же осознал, каким нелепым вышло действие: парень захохотал, да так, что не мог остановиться. Смех был угрожающим: он раскатывался как гром на внезапно потемневшем над учителем небе. И в этом смехе Иван Матвеевич слышал отчетливо: встречу на улице — просто убью, даже спрашивать не стану. Все, что нужно, уже спросил. А ответ? Да зачем он, и так все ясно. Бродячий пес приехал не к тому хозяину, не знал, кто всем здесь заправляет.

Учитель шел по середине улицы, самой типичной для этого города — по таким, должно быть, бродил молодой Горький — окруженный маленькими покосившимися домами, он уже исчез из зоны видимости парня, а смех все еще громыхал над ним. Ему казалось, что этот смех схватил его за горло и больше никогда не отпустит. Учителю стало страшно, и он захотел бежать. Но вот забили в колокола служители церкви, приглашая всех жаждущих спасения на вечернюю службу, и громогласный бой заглушил казавшийся дьявольским смех.

— Бог со мной, — прошептал Иван Матвеевич. — Бог не даст мне пропасть.

Но, надеясь на Бога, он решил поискать и другие способы защиты. Первым и самым простым был звонок хозяйке квартиры. Узнав причину и услышав обреченность в голосе нового квартиранта, женщина рассмеялась:

— Так это же Витька. Он дурной. Башку ему года три назад проломили. Я скажу, чтобы тебя не трогали. Но здесь, конечно, он авторитет — а сложно ли, одни деды да бабки вокруг! Нормальные люди отсюда едут. Ну, ты извини, конечно. Это я не о тебе, — учитель не помнил, когда они перешли на ты, но ситуация заставила смолчать. — Скажу, не боись. Будешь родственник мой. Только не откуда ты приехал, упаси Господь. Из Ленинграда, например. Ну, или придумай сам, ты городов, наверное, много знаешь.

Последние слова не обнадеживали — из них было ясно, что учителю не избежать общения с Витькой, поэтому он решил разжиться оружием. Эта идея, конечно, не могла прийти ему в голову сама по себе, но в поисках еды и возможности отправить письмо он забрел в большой торговый центр в самом центре Нижнего, где, как ему представлялось, все это должно быть. Да и водочки не помешало хлопнуть после стресса. Или хотя бы пивка. Однако вместо опьянения Иван Матвеевич был второй раз за сегодняшний день отрезвлен. Копаясь в своих мыслях и бормоча что-то неразборчивое, он обнаружил себя между высоких стеклянных рядов с пистолетами и сам ахнул от неожиданности. Навстречу ему шел улыбчивый консультант, начиная традиционный для таких ситуаций разговор:

— Вам что-то подсказать? Заинтересовались?

— Ой, нет, что вы, — смутился учитель, косо поглядывая на пистолеты. — Хотя…

Он вспомнил обнаженный торс Витьки, его смех, несущийся по улице и слова хозяйки, что придется что-то объяснить.

— Мне нужно будет человеку объяснить, — пробормотал учитель.

— Простите, что?

— Нет, нет, это я так. Но вообще интересно, у вас тут интересно.

— Для объяснений, — улыбнулся продавец, начиная соображать, с кем имеет дело, — Наши пистолеты не подойдут. Они для игр, спортивных соревнований. Ну, вы, должно быть, знаете.

— Да, да, конечно, — поспешил согласиться учитель, снял свои толстые очки и начал протирать платком. — То есть стрелять ими бесполезно?

— Абсолютно, — подтвердил продавец. — Никакого эффекта это не произведет. Разве что недоумение.

— Хорошо, — проговорил Иван Матвеевич. — Мне нужно для самозащиты, знаете.

— Для самозащиты вежливая, интеллигентная улыбка.

— Что вы сказали?

— Шучу, конечно. Пройдемте со мной, — продавец ухватил его за локоть. — Травматическими пистолетами, как вы, наверное, уже догадались, мы не торгуем. Но обратите внимание на эти ножи. Очень много вариантов складных ножей, на любой вкус — от очень известных марок до авторских работ — сделаны с настоящей любовью, в единственном экземпляре.

— Ножи? С любовью? — переспросил учитель.

— Да, — ответил консультант. — Только я вам их, скорее всего, не продам. Вы вызываете у меня подозрение. В этих толстых, вопиюще старомодных очках, с каким-то нелепым портфелем, в куртке болотного цвета, — он оглядел Ивана Матвеевича с ног до головы. — Похожи на какого-то маньяка, ей-богу. Вы чем занимаетесь по жизни?

— Я? — учителю стало неуютно. — Я преподаватель литературы. Да, простой преподаватель литературы.

— Тогда тем более, — покачал головой продавец. — Что может быть опаснее вооруженного преподавателя литературы?

— Да много что, если честно, — оживился Иван Матвеевич. Он хотел было рассказать ему о своем страхе, но спохватился и выпалил: — Знаете, что. Продайте мне его, пожалуйста, а я уж как-нибудь разберусь.

— Ну и какой же нож вам приглянулся, преподаватель литературы? — спросил продавец.

— Этот, — он ткнул пальцем в первый попавшийся нож.

— Неплохой выбор, — произнес продавец, доставая нож. — Клинок листовидной формы, 80 миллиметров, толщиной три с половиной. Полуторная заточка, цельнометаллическая рукоятка симметричной формы. Верхний выступ, как вы видите, служит удобным упором для руки, а также им удобно открывать бутылки, — тут он подмигнул учителю. — А вам это наверняка пригодится.

— Тяжелый? — спросил учитель.

— Несмотря на цельнометаллическую конструкцию и повышенную прочность клинка и замка, нож весит всего 150 граммов, что вполне приемлемо для повседневного ношения, согласитесь?

— Соглашусь, — вздохнул учитель, доставая кошелек. Хотя он мало что понял из короткой речи продавца.

— Ну, так признавайтесь, преподаватель литературы, — спросил продавец, пробивая чек. — Что вы собрались им делать?

— Цветы срезать, — почему-то ответил Иван Матвеевич и сам удивился собственным словам. Ему вдруг вспомнилось, как во времена школьной молодости он прогуливался по парку со свой первой возлюбленной — девица была старше него на несколько лет и уже обучалась в университете — с маленьким складным ножиком в кармане, который ему подарил кто-то из родственников. Его переполняли чувства, и, проходя мимо клумбы, он вдруг решил сделать своей спутнице подарок. С радостным криком он забрался в самый центр клумбы и начал срезать цветы, пока не набрал приличный букет. Прохожие с удивлением смотрели на молодого человека, а девица ругалась и призывала прекратить.

— Дурак ты, — сказала она в сердцах, — не можешь купить букет — так хотя бы не кривляйся.

Отдала ему букет и ушла, и больше будущий учитель ее никогда не видел. Тогда он с горя выбросил ножик, который посчитал причиной всех несчастий — в ту же урну, что и срезанные цветы, символически расставаясь с прошлым.

— Спасибо, — коротко сказал Иван Матвеевич и положил нож в карман.

— Удачи, — ответил продавец.

Покинув магазин, учитель начал было погружаться в собственные мысли, как он привык это делать, но увидел автомат для приема платежей.

— Хм, интересно, может здесь? — пробормотал он, нагнулся над экраном автомата и начал рассматривать значки и логотипы. — Не то, не то. МТС, «Мегафон». Так, а это что? Вот! Вест, вест… Тьфу ты. Вест — это же запад. Не могли даже это, исконно русское слово не испоганить. Черти, — тем не менее, он обрадовался и начал судорожно копаться в кошельке, извлек оттуда несколько мятых купюр и дрожащий рукой вставил в отверстие для приема денег. И по внешним признакам, и по внутренним ощущениям ему было пора выпить. — Тлетворное влияние запада, — проворчал он и сам же посмеялся над собственными словами.

— Вот теперь все хорошо, — сказал сам себе, отходя от автомата и повертел головой в поисках алкогольного маркета или хотя бы магазина «Продукты». Но в разные стороны от него уходили казавшиеся бесконечными ряды брендовой одежды и дорогой косметики, и даже на карте торгового центра, которую он долго изучал, ни одного магазина, где хотя бы гипотетически мог продаваться алкоголь, не обнаружилось. Закончив изучать карту, учитель вдруг обратил внимание, что его правая рука лежит в кармане, крепко схватив нож. Это осознание словно ударило током, учитель разжал руку, выпустив нож, и резко выдернул.

Уже на выходе из торгового центра он обнаружил синий почтовый ящик и с удовлетворением опустил письмо. Первый день в новом городе был прожит не зря. Сделаны все дела, и еще оставалось время, чтобы попить водки и подумать о смысле, а то и бесполезности — все зависело от количества выпитого — своего существования. Иван Матвеевич присел на лавочку неподалеку от церкви, как будто утонувшую в ветвях массивных деревьев и щедро осыпанную сухими листьями, чтобы встретить здесь вечер, но вспомнил о Витьке и тревожно оглянулся. Нет, лавочка не была видна из того дома, но учитель рассудил, что рисковать не стоит, хлебнул из горла водки и отправился домой.