Дорога до Солнца

Георгий Какава, 2020

Дивный мир, процветавший на островах в холодных водах океана 3-4 века назад сегодня видится сквозь розовую дымку и сладкий аромат цветущей сакуры, однако это не было так романтично. Когда все вокруг рушится, когда жить как раньше уже невозможно, есть только один выход: начать с чистого листа. Не каждому даруется шанс сойти с намеченного пути, не каждый может выбрать другой сценарий своей истории. Получится ли это у одинокого война в средневековой Японии? Жизнь—это дорога, дорога до Солнца. Кто-то старается пробежать ее как можно скорее; кто-то шагает осторожно. Кто-то сбивается с пути и падает, а кто-то доходит до самого конца.

Глава 2. Незваный гость

Ее избалованный вид,

Поблекший в сей тени раздора,

Щедр на свои скалы и хребты,

Красив на свои прекраснейшие горы.

Безнадежность — не помеха ей,

Продолжит быть она сплоченной.

Жемчуг родины моей,

Процветай, живи, ни беды не знай, ни горя!

Запах сырости и плесени ударил в нос. Да, бывали пробуждения и поприятнее. Открыв глаза, Тэкеши понял, что ничего не изменилось: он лежал на полу в комнате, где окон не было, а во всем остальном доме окна были настолько грязными, что едва пропускали солнечный свет; темнота осталась темнотой.

Не то что бы прошлой ночью у него было много времени на осмотр. Увидев пустой, полузаброшенный дом, воин понял, что очень устал, и, если он хотя бы попробует найти другое место для ночлега, ноги его предадут и откажутся служить. И раны, о которых он напрочь забыл, пока пребывал в том раю, резко дали о себе знать, точно, как маленькие дети, будто бы нарочно просыпаются и заливаются неистовым криком именно в тот момент, когда изнеможенная мать смыкает глаза, мечтая о мимолетном мгновении тишины. Да и погода не оставляла страннику выбора: от приятного тепла и лучей ласкового солнца, в которых наш герой только что нежился, не осталось и воспоминания. Дул холодный ветер, порывы которого кричали в уши, предупреждая, что с каждым часом ночи, с каждой новой звездой на небе природа будет все беспощадней; если случайный гость не укроется под крышей, кровь в его жилах замерзнет и, возможно, никогда больше не запульсирует фонтаном жизни.

Прошло несколько минут; глаза Тэкеши начали постепенно привыкать, они как голодный крестьянин на пиру в императорском дворце выхватывали из когтей темноты все больше предметов, и придвигали к себе, словно блюда с аппетитной едой, которой до этого были лишены. Все это было настолько необычно, что в воине даже проснулся азарт, вот уже различимы очертания низенького стола, который находится в двух метрах от… Что же это? Горшок! Определенно, это большой горшок, и Тэкеши был готов поклясться своим мечом, что он смог разглядеть листья, пожелтевшие и до конца высохшие. Когда-то давно тут росло крепкое и сочное растение. А вот из черноты показался угол шкафа, нужно лишь немного подождать, пока громила осмелится выйти целиком. Так необычная пустая комната, напоминавшая темное ущелье, в которое заглядываешь и не видишь абсолютно ничего, постепенно наполнилась обычной мебелью. Чернота ушла, ее работа тут сделана, оставив за собой тусклый свет, непонятно откуда исходящий, которого хватало исключительно на то, чтобы распознать очертания, но цвета, рельеф и текстура были по-прежнему недоступны путнику. Пустота в голове тоже постепенно начала заполняться: Тэкеши вспомнил все, что с ним случилось до этого. Гробовая тишина нарушилась. В доме все осталось как прежде, и на улице мало что изменилось.

В голове Тэкеши проснулись все мысли, которые дремали, пока он спасал мебель из лап темноты. Но и они все затерялись в красном пламени, заполнившим все его сознание — Тэкеши попытался встать, опрометчиво решив, что раны в его плече ему это позволят. Да, стоило, наверное, обработать их перед тем, как он ложился на грязный пол в незнакомом доме. Что же, делать нечего. Зажмурившись, стиснув зубы, самурай сделал резкое движение. Боль пронзила тело вновь, закрытые глаза не спасли от вспышки огненного цвета, словно выжженной на внутренней стороне век. Ничего, нужно просто перетерпеть, но как же неумолимо долго тянется время! Лишь когда направляемый острыми иглами, словно окружавшими его, заставляющими содрогаться от каждого движения, раненый добрался до стены и оперся на нее, алое пламя стало розовым, позволив вновь увидеть комнату, которую герой с таким трудом восстановил из темноты. Шаг. Снова пламя. Другой. Все повторилось. Так герой добрался до дверного проема. Постепенно, организм привык и научился не замечать боли. Отлично, теперь пора заняться раной всерьез.

Подойдя к зеркалу, мутному и грязному, сняв слой пыли, что позволило хоть отдаленно увидеть свое отражение, Тэкеши стал аккуратно расшнуровывать свои доспехи. Взглянув в круглое окошко, которое оставили его руки на зеркале, протирая его, он увидел себя, стоявшего в некогда белой с легким чайным оттенком рубахе. Да, сейчас белым, пожалуй, был только правый край, остальное же представляло собой все возможные оттенки красного, от самого темного, в месте соприкосновения с плотью, похожего уже на черный, до светлого, едва уловимого.

Раненый воин сделал глубокий вдох и тесно сжал зубы, когда ткань, которая за сутки покрылась коркой крови, запекшейся под темным металлом брони за прошедший солнечный день, отходила от ран. Теперь из металлической рамы зеркала на Тэкеши смотрел изнуренный мужчина; мышцы, некогда украшавшие его тело, теперь не просматривались за густой краснотой. Над лопаткой зияла отвратительная дыра, края которой разверзлись так, что у плоти не было возможности даже схватиться, не то что срастись. Да, тот верзила был силен, раз пробил его доспех.

Трава была холодной, но приятно ласкала голые стопы. В доме не оказалось воды; неудивительно, похоже в него никто не заходил годами. Тэкеши смутно помнит, но, кажется, вчера ночью, проходя по дороге, он слышал всплески.

Вода в озере была не такой синей, как во вчерашней речке, тут она была зеленоватой: холмы, возвышавшиеся стеной, не дающие чужому взгляду обнаружить это место, отражались в ровной глади воды, на которой изредка появлялась рябь от утреннего ветерка, доносившего приятный запах цветов с того берега. Оставив всю одежду на берегу, воин сделал неуверенный шаг. Остывшая за ночь вода, как только коснулась большого пальца ноги, словно в одно мгновение добралась до сердца и своей цепкой рукой сдавила его, не давая возможности биться. Все мускулы в теле Тэкеши напряглись, вызывая судорогу от макушки до того самого злосчастного большого пальца, который предал своего хозяина и первым коснулся воды. Только когда самурай погрузился с головой в воду, он почувствовал спокойствие. Розовое пятно обняло его и ширилось вокруг, высвобождая его светлую кожу. Парой мгновений спустя пятно скрылось на глубине, оставив белую точку посреди озера.

Тэкеши поддался могучей силе воды, которая старалась вытолкнуть незваного гостя на поверхность. Распластав руки и ноги, сделав глубокий вдох, мужчина закрыл глаза и погрузил голову в воду так, что над кромкой воды виднелось лишь лицо. Грудь, полная воздуха, как льдина плавала по изумрудному озеру. Раньше этот бесстрашный воин всегда оборачивался, проверяя, не украл ли кто оставленные на берегу вещи, но только не здесь. Быть может, дело в том, что сейчас там остались лишь штаны, выданные ему во дворце господина, а может, ему и вовсе больше вещи не нужны, когда вокруг так хорошо. Одна лишь мысль о материальном несомненно и однозначно в один момент камнем на его шее потянет ко дну: это озеро не простит ему таких мыслей.

Со стороны леса донесся треск веток и шелест сухих листьев. Похоже на крупную птицу или мелкую лисицу. Мир вокруг неожиданно наполнился звуками, как будто кто-то поднял купол, накрывавший это озеро, и шум со всей округи собрался в пчелиный рой и витает вокруг, не давая вновь услышать сказочную тишину, которая громче любых мыслей. Еще пару часов и солнце окажется в зените, а дел еще много. Тэкеши знал, что стоит ему выйти из воды, как раны и боль снова вернутся, на этот раз стоит оказать им внимание.

Солнечный свет струился через проем; без труда уже можно было видеть абсолютно все предметы, находящиеся в комнате. Пройдя немного дальше, самурай обнаружил большую кровать, стоявшую у стены. По правую сторону от изголовья были огромные окна, позволяющие хоть небольшому количеству света просочиться внутрь дома, темного и мрачного со стороны улицы, будто хранящего траур. Пыль витала в воздухе, можно было различить отдельные мелкие частички, бесцельно кружащиеся в пространстве, гонимые еле заметными потоками ветра; в этом месте свет буквально можно было увидеть, словно некий художник набрал его на кисть и смело махнул ею прямо по воздуху, вырисовывая лучи.

У изголовья кровати был платяной шкаф, большой, внушительный, наверняка хозяйка гордилась им и не упускала возможность похвалиться таким красавцем перед гостями. Внутри аккуратной рукой было сложено множество тряпочек разных цветов: женщина, жившая тут раньше, определенно любила хорошо выглядеть и переодевалась при любом подходящем случае. Красный лоскут ткани отлетел в другой край комнаты — платье с золотыми цветами, которое явно носили в самые торжественные минуты. Синяя тряпочка отправилась в угол — похоже, в этом она ходила каждый день. Вот и объект поисков — белый хлопковый дзюбан⁶. Треск рвущихся нитей раздался по всему дому. Еще. И еще. Тэкеши держал в руках полоски чистой ткани, которые раньше висели на теле хозяйки, храня его в ответственные моменты, теперь они послужат и ему. Ей они точно уже не пригодятся, что бы здесь ни случилось, эта женщина вряд ли теперь выйдет в свет в одном из своих прекрасных нарядов. Полностью замотав торс, стянутый как корсетом, раненый воин почувствовал, что на первое время, пока его кожа и плоть изрезаны и подвержены опасности, это сможет его защитить. Теперь движения не вызывали такую боль, и, в конце концов, это не первое его ранение, и уж точно не последнее.

Похоже, самое время осмотреться. Голова самурая стала совсем ясной, и он смог увидеть вокруг себя просторный, красивый дом. Все было покрыто слоем пыли, свидетельствующем об отсутствии хозяев, однако грязным назвать его было трудно: все было на своих местах, все было очень аккуратно, нет ни единой вещи, которая лежала бы как-то криво. Доски скрипели под ногами, создавалось впечатление, что этот дом стонет, и каждый шаг, который делал путник, для старой постройки был тяжелым испытанием. Бывали участки на полу, которые заставляли жилище петь очень прерывисто и тихо, а были и такие, которые подобно клавише на фортепиано, заставляющей инструмент залиться мелодичными звуками, вызывали громкий скрежет, и чем сильнее проседал пол под ногой, тем дольше и увереннее страдал дом. И вот, наконец-то тишина, Тэкеши стоит и думает:

А было ли вообще что-то? Может мне показалось? Я все выдумал?

Но только нога поднимается хоть самую малость, переносит хотя бы грамм от веса всего тела, как доски снова начинают выть, наполняя этим теплым звуком, в котором хранится история, все вокруг.

Светлое дерево преобладало в интерьере, стены, пол, оконные рамы, и лишь в некоторых местах появлялись темно-бордовые акценты, демонстрируя изысканный вкус архитекторов. Тэкеши не сразу обратил внимание на то, что в этом доме насторожило бы любого крестьянина: обычно, такие здания представляли собой одну большую комнату под крышей, может быть с парой перегородок. Здесь же хозяева решили все разгородить на несколько комнат, сделав этот простой и невзрачный снаружи дом, внутри похожим на жилище богатого вельможи. Все помещения были просторными: минимум мебели и яркость ясного дня. Как бы грязь на окне не пыталась задержать свет, все же, через такие огромные окна, высившиеся от пола до потолка, достаточно солнечных солдат проходило на защиту этого дома от всепоглощающей черноты.

Похоже, за этой дверью находится кабинет главы семейства. Как часто он сидел тут за работой? Может он просто прятался тут от жены в поисках одиночества, чтобы побыть наедине со своими мыслями, которые предательски разбегаются при виде кого-то постороннего, как толпа юных девушек утром на реке во время купания, заметив рыбака, направляющегося в их сторону. А может в этом доме жил важный человек, который несмотря на изолированность места от центральной Японии, занимался особо приоритетными делами государства, прячась от невежественных соседей, которых волнует только фермы да местные склоки, тут, в его последней цитадели спокойствия государственного чиновника. Хотя не исключено, что он был обычным работягой, который просто иногда закрывался в своем кабинете, чтобы спокойно поработать.

Тэкеши перешагнул порог и сразу почувствовал, с каким трепетом хозяин относился к этому месту. Никогда мы не узнаем, что конкретно происходило в данной комнате, но мы невольно сами заражаемся благоговением перед тихой колыбелью, в которую мужчина переносил всю свою жизнь, подобно птице весной, собирающей все, что плохо лежит, чтобы обустроить свое гнездо. Гость вдруг неожиданно для себя понял, что маленький порожек стал самым большим препятствием, выше гор, растущих вокруг этого дома, шире моря, которое он пересек, чтобы очутиться здесь. Кажется, будто он уснул и проснулся в чьем-то сне, даже не в своем. Пускай человека, который был господином этого места уже скорее всего нет на этом свете, воин осознал вдруг, что определенно находится у него в гостях. Еще две минуты назад он швырял и рвал одежду женщины, которая также жила в этом доме, он ночевал как у себя, не потому что был уверен, что тут никого нет, а потому что ему было все равно, он был слишком усталым, чтобы думать об этом. Но сейчас он остро чувствовал, что не может сделать и шага дальше, пока хозяин не скажет ему тихим голосом: «Проходи, путник, но ничего тут не трогай». Тэкеши знает, что это уже не тот дом, в котором он проснулся сегодня утром во мраке; дом стоит вокруг этой комнаты, но сама комната — это уже совсем другие владения.

Перед окном стоял стол, с пыльной подушечкой перед ним. Аккуратно сложенные бумаги лежали ровно на уголке. Подув на листы, гость высвободил из-под сугробов пыли аккуратные иероглифы, оставленные человеком, который, судя по уверенному почерку, писал всю свою осознанную жизнь.

Хадзи. Жизнь в Кайо

Рука Тэкеши потянулась, чтобы сорвать веревку с названием, перевязывающую стопку, но он замер. Не смог. Пальцы ловко развязали узелок и сняли оковы с этого источника неведанного знания. А вдруг листы пустые и это злая шутка? Нет, вот уже чернила от маленьких символов, написанных на оборотной стороне, проступают. Тэкеши сел на подушечку перед столом и начал читать.

…сегодня на рынке Иоши опять продала мне рыбу с гнилым хвостом! Какой же я пройдоха. Как всегда, уболтала. До чего все-таки приятная женщина. Мы с ней видимся, исключительно когда прихожу за рыбой несколько раз в неделю, и на ежемесячных собраниях, но она действительно интересуется, как моя жизнь и хорошо ли я позавтракал. Мои ответы почти всегда одинаковые, какой бы вопрос она не задала, поэтому и с ее стороны разнообразия я не встречаю, но черт возьми, как же приятно порой выйти из четырех стен и пройтись по этим уютным улочкам. Кайо очень маленький, сколько здесь живу, так и не понял, то ли это городок меньше обычного, то ли деревня крупнее других. Вроде как и был тут вассал когда-то, но никто так толком мне и не смог этого объяснить. Такое ощущение, что в Эдо об этом месте не знают, или не хотят знать. Что с них поиметь? Клочок земли под холмом…

Тэкеши показалось, что он даже увидел, как фигура невысокого мужчины в сером халате и синем поясе, в льняных широких штанах, аккуратно подвязанных у щиколоток, села перед столом и, придерживая правый рукав, склонилась над кипой бумаг. В глазах Тэкеши заплясали и закружились иероглифы, которые спрыгивали с кисти и пускались в пляс. Потом, когда их набралось достаточное количество, они все собрались в ровную колонну и ровным строем пошли к концу страницы. Вокруг висела тишина, окружившая творца, не пуская посторонние отвлекающие звуки в его владения. Сам не зная почему, Тэкеши искренне поверил, что даже за звук собственного сердца он удостоится сурового взгляда, который вместо тысячи слов говорит о необходимости соблюдать правила, которые написаны этим автором невидимыми чернилами прямо в воздухе; он почему-то в миг почувствовал себя мальчишкой, который докучает своему отцу, пока тот занят. Поэтому самурай сел покорно и в полной тишине стал наблюдать через плечо, что же пишет этот загадочный мужчина.

…нет, ну это просто невозможно! Сегодня опять пытался писать на природе. Просто невыносимо сидеть в такие жаркие дни тут, в этой коробке, но ох уж эти дети. Хокари и Кадзицу сначала носились и кричали, а потом и вовсе начали расспрашивать меня о самураях. И зачем я только ляпнул, что знал одного… Такие славные ребята, хотел бы я и сейчас иметь такую же тягу к знаниям. Опять не написал ни единой страницы. Чертята буквально допрос устроили! Их даже не смущали мои скупые ответы. Каким же огнем горели их глаза. Пожалуй, это все же дороже моей писанины…

Тут господин Хадзи встал из-за стола и направился к комоду в противоположном конце комнаты. Он прошел мимо гостя, который в напряжении замер, словно подглядывая за жизнью хозяина кабинета. На деревянной поверхности стояла ваза с прекрасными цветами, Тэкеши никогда таких не видел, аромат от них должен погружать весь дом в сладостное расслабление и дурманить разум. Если бы такой букет стоял у его кровати, скорее всего, он не проснулся бы никогда в жизни.

…Нана-сан⁷ удивительная женщина. Осума всего лишь упомянула, что любит камелию, и на следующий же день эта добрейшая госпожа к нашему обычному заказу добавила этот огромный букет. Где только она его раздобыла, я почему-то не видел ни одного подобного цветка в этих краях. Осума будет счастлива; я подарю ей его, когда она вернется от Иоши. Поразительно, я не думал, что они так подружатся. Зато теперь, с тех пор как они так тесно сдружились, у нас ни разу не было несвежей рыбы. Одна эта мысль заставляет меня смеяться. Жена у рыбака такая рассеянная, но для подруги всегда очень тщательно выбирает товар…

У самурая засосало под ложечкой. Перед ним на столе появилось большое блюдо, с которого на него пустыми глазами уставилась запеченная рыба. Отменная рыба! Действительно, сомнений не возникает, что Иоши выбирала для подруги лучший товар. Похоже, что сегодня придется все же выйти из своего нового убежища и пройтись до рынка.

…мы приехали в Кайо девять лет назад, и я на самом деле уже влюблен в это место, несмотря ни на что. Жизнь в Киото не сравнится с этим. Я никогда не любил все эти встречи и почетные приемы. Порой хочется, чтобы тебя никто не видел, никто не пытался заговорить. Просто сидеть и вслушиваться в тишину. Но ладно, хватит мне уже быть таким снобом, не буду лукавить, жители Кайо порой для меня были куда ценней, нежели природа. Эти удивительные люди помогли мне понять, в чем истинная красота жизни. Каждый житель этого города — уголек, от которого разгорается огонь в моей душе. Как жаль, что я не могу…

Следующей страницы нет. Тэкеши еще раз осмотрел стопку. Да, точно, этот лист последний. Может завалился куда? Посмотрим под шкафом. Удача, белый уголок, как плохо обученный солдат, который сдал весь отряд, торчал из-под деревянной двери платяного гиганта. Любопытный гость, поставивший себе задачу познать всю мудрость, оставленную хозяином этого удивительного места, наклонился за последней страницей рассказа об удивительном месте.

Дорогой друг, извини, что узнаешь об этом вот так.

Стоп, это определенно не продолжение. Это… письмо?

Соблазн был слишком велик, сердце героя ускорилось, ладони немного вспотели. Он чувствовал, будто ему сейчас четырнадцать, и он заглянет в комнату к наложницам и увидит нечто, чего видеть не должен; чувство детского стыда охватило его, но он не смог себя пересилить и заглянул в чужую переписку. Он нарушил приватность гостеприимного хозяина, но в душе знал: этот мужчина, господин самого крайнего дома, неподалеку от леса, совершенно не против того, чтобы его глаза пробежались по строкам, которые когда-то старательно выводила его твердая рука. Тэкеши чувствовал, что он и есть тот самый «Дорогой друг», ведь только что он узнал о всех радостях, которые наполняли жизнь Хадзи-сана.

Дорогой друг,

Извини, что узнаешь об этом вот так. До последнего я надеялся, что смогу справиться с этим сам, похоже я себя переоценил. Это письмо — не прощание. Это благодарность. Я хочу, чтобы ты знал: ближе тебя для нас с Осумой в этом чудесном месте не было никого! Спасибо за твою помощь в постройке этого прекрасного дома. Это шедевр. Сердце разрывается от необходимости покидать вас, но выбора нет. Ты главное верь в нашу скорую встречу. Ничего не могу обещать, но как может быть иначе? Осума всегда говорит: «Жизнь еще порадует тебя, главное верить!» И я никогда не унываю из-за этого, и тебе не разрешаю! Ведь что бы то ни было, ты не один, вы все вместе, береги это. Я знаю, что мог показаться невежливым сначала, такой уж я человек. Я знаю, что ты не обижаешься, просто не мог этого не сказать, хоть и прошло уже девять лет, я просто сложно нахожу общий язык с людьми, моя стихия — это природа. С людьми могу общаться только пером по бумаге.

Я помню свое обещание, однажды, я напишу о тебе книгу, мир должен узнать о тебе!

Если ты читаешь это письмо, значит я уже покинул свой дом, не могу пока рассказать тебе свой план, но при встрече ты узнаешь.

Однажды ты все узнаешь!

До встречи, Твой «просто Хадзи»

Ну что же, тайна раскрыта! Тэкеши даже разочаровался. Он почувствовал себя охотником, который выслеживал лисицу всю ночь, потому что та оказалась на удивление умной, вечно ускользала, будто и не животное вовсе, а в конечном итоге добыча оказалась выдумкой. Он так включился в истории этого загадочного жителя, который описывает рай на Земле, а потом просто уезжает из-за каких-то своих проблем. Самурай был уверен, что он бы ни за что не оставил это место, даже если бы вся его жизнь превратилась бы в бездонное ущелье, в котором ему необходимо добраться от одного края до другого. Что же, эти рассказы действительно оказались шуткой… Затянувшейся шуткой, потому что прошло уже около трех часов, желудок одинокого воина не просто требовал еды, он заявлял в полной уверенности, что если тот не добудет пищи в ближайшее время и не насытит его подобно тому, как люди древности приносили в жертву богам домашний скот, он объявит ему войну, а сегодня утром Тэкеши уже выяснил, что с собственным организмом воевать весьма трудно.

Солнце уже миновало свой пик и сейчас было на полпути к горизонту, поэтому стоило поторопиться. Заглянув в шкаф к этому писателю, он обнаружил там подходящие широкие штаны, накинул сверху халат темно-зеленого цвета, подпоясался и заткнул мешочек с мелочью. На первое время ему должно хватить этих сбережений, но дальше надо будет придумать, как освоиться на новом месте. Какая подходящая шляпа. Подобная амигаса была у крестьян при дворе его господина, а теперь вот он сам выглядит как они. Сказал бы кто-нибудь ему об этом года два назад, ответил за такие дерзкие шутки, а сейчас… Можно сказать, что ронин даже чувствует облегчение, надев вместо шлема широкополую соломенную шляпу.

Свежий воздух ударил Тэкеши прямо в ноздри, это был невероятно приятный и успокаивающий запах свежести с прохладным ветром, струящимся ему по лицу и умывающим тело в широких хлопковых одеяниях. При свете дня путник увидел город, который еще вчера показался ему парой огоньков. Действительно, может для города это место маловато, но и для деревни слишком велико.

Шагая по заросшей травой дороге, странник резко остановился.

Если ты читаешь это письмо, значит я уже покинул свой дом…

Но письмо ведь не отправлено…

Примечания

6

Дзюбан — нижняя одежда в средневековой Японии, которую надевали на тело, прежде чем облачиться в основной наряд.

7

Сан — именной суффикс в японском языке, указывающий на социальный статус или отношение к собеседнику.