В дебрях Африки
Генрик Сенкевич (1846–1916) – известный польский писатель. Начинал работать в газете, с 1876 по 1878 год был специальным корреспондентом в США. К литературному творчеству обратился в 80-х гг. XIX в. Место Сенкевича в мировой литературе определили романы «Огнем и мечом», «Потоп», «Пан Володыевский» и «Крестоносцы», посвященные поворотным событиям в истории его родины. В 1896 г. Сенкевича избрали членом-корреспондентом петербургской Академии наук, а в 1914 он стал почетным академиком. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1905 год. В этом томе публикуется роман «В дебрях Африки», написанный Сенкевичем под впечатлением от собственного путешествия по Африке. Главные герои романа, Стась и Нель, живут в Порт-Саиде вместе со своими отцами, которые руководят строительством Суэцкого канала. Но, решив устроить детям небольшое путешествие с экскурсиями по историческим местам Египта, заботливые родители даже не подозревали, какими опасностями обернутся эти каникулы.
Оглавление
VIII
Ночь редела. Люди собирались уже садиться на верблюдов, как вдруг увидели жителя пустыни, дикого шакала, который, поджав хвост, пробежал ущелье, в ста шагах от каравана, и, взобравшись на противоположный косогор, продолжал бежать. Было ясно видно, что он чего-то боится, как будто спасается от какого-то невидимого врага. В египетских пустынях нет таких диких зверей, которых боялись бы шакалы, и потому вид его очень обеспокоил суданских арабов. Что бы это могло быть? Неужели это уже приближается погоня? Один из бедуинов быстро вскарабкался на скалу, но, едва взглянув с высоты, быстро спустился с нее.
— Аллах! — воскликнул он в смятении и ужасе. — Кажется, лев бежит к нам… Он уж тут, близко, в нескольких шагах!
В это самое время из-за скал донеслось хриплое «гав!», заслышав которое Стась и Нель крикнули в один голос:
— Саба! Саба!
Так как по-арабски это значит лев, то бедуины испугались еще больше, но Хамис расхохотался и сказал:
— Я знаю этого льва.
Сказав это, он протяжно свистнул, — и в ту же минуту огромный пес подбежал к верблюдам. Увидев детей, он бросился к ним, опрокинул от радости Нель, которая протянула к нему ручки, положил лапы на плечи Стася и затем с радостным визгом и лаем несколько раз обежал вокруг них; потом он опять опрокинул Нель, еще раз обнял лапами Стася и, наконец, улегшись у их ног, стал тяжело дышать, высунув язык.
Бока у бедного животного глубоко впали, с высунутого языка стекала хлопьями пена, но оно не переставало махать хвостом и, поднимая полные любви глаза на Нель, как будто хотело сказать ей: «Твой отец приказал мне оберегать тебя, и вот я здесь!»
Дети уселись рядом с собакой, по обеим сторонам, и стали ласкать ее; оба бедуина, которые никогда не видели подобного животного, смотрели на него с изумлением, повторяя: «Оналлах! О, келб кебир!»[20] Саба полежал некоторое время спокойно, потом поднял голову, втянул воздух своим черным, похожим на огромный трюфель носом, понюхал и подбежал к потухшему костру, где валялись еще остатки трапезы. В одно мгновенье козьи и бараньи кости стали хрустеть и ломаться, как соломинки, в его сильных зубах. После обеда, оставшегося от восьми человек, считая старую Дину и Нель, было еще достаточно пищи даже для такого «келба кебира».
Суданцы, однако, были очень озабочены его появлением. Оба верблюдовожатых, отозвав в сторону Хамиса, стали разговаривать с ним взволнованно и возмущенно.
— Иблис[21] принес сюда этого пса! — кричал Гебр. — И как это он нашел дорогу, чтоб бежать сюда за детьми, когда до Гарака они ехали по железной дороге?
— Наверное, по следам верблюдов, — ответил Хамис.
— Теперь плохо дело. Каждый, кто увидит его с нами, запомнит наш караван и укажет, где видел нас. Надо непременно от него избавиться.
— Но как? — спросил Хамис.
— Есть ружье: возьми и выстрели ему в голову.
— Ружье-то есть, да я не умею стрелять из него. Может быть, вы умеете?
Хамис кое-как, может быть, и сумел бы, так как Стась несколько раз открывал и закрывал при нем свой штуцер; но ему жаль было собаки, к которой он успел привязаться, ухаживая за ней до приезда детей в Мединет. К тому же он превосходно знал, что оба суданца не имели ни малейшего понятия о том, как обходиться с оружием новейшей системы, и не смогли бы с ним справиться.
— Если вы не умеете, — сказал он, хитро улыбаясь, — тогда собаку может убить только этот маленький «нузрани»[22], но это ружье может выстрелить несколько раз сряду, и я не советую вам давать его ему в руки.
— Упаси Аллах! — ответил Идрис. — Он бы перестрелял нас, как коз.
— У нас есть ножи, — заметил Гебр.
— Попробуй. Только помни, что у тебя есть еще и горло, которое собака растерзает прежде, чем ты ее заколешь.
— Так что же делать?
Хамис пожал плечами.
— Зачем вам непременно убивать эту собаку? Если даже вы засыплете ее потом песком, все равно гиены вытащат ее, погоня найдет ее кости и будет знать, что мы не переправились через Нил, а бежали по эту сторону реки. Пусть она следует за нами. Всякий раз, когда бедуины пойдут за водой, а мы спрячемся в какое-нибудь ущелье, вы можете быть уверены, что собака останется при детях. Аллах! Лучше, что она прибежала теперь, а то она повела бы погоню по нашим следам до самой Берберии. Кормить ее вам не придется, потому что если ей не хватит остатков от нашей еды, то справиться с гиеной или шакалом ей будет нетрудно. Говорю вам, оставьте ее в покое, и не стоит терять время на разговоры.
— Пожалуй, ты и прав, — согласился Идрис.
— Если я прав, то я дам ей воды, чтоб она сама не бегала к Нилу и не показывалась в деревнях.
Таким образом решилась судьба Саба, который, отдохнув немного и поев, в одно мгновенье выхлебал миску воды и с новыми силами побежал за верблюдами. Караван выехал на высокое плоскогорье, на котором ветер уложил волнистыми грядами песок и с которого видна был, по обе стороны огромная равнина пустыни. Небо стало как бы перламутровым. Легкие тучки, сбившись в кучу на востоке, отливали опаловым блеском, а потом сразу вспыхнули, точно обрызганные золотом. Блеснул один луч, потом другой, и солнце, как всегда в южных странах, где почти нет ни сумерек, ни рассвета, не взошло, а вспыхнуло из-за облаков, как столб огня, и залило ярким светом горизонт. Повеселело небо, повеселела земля, и неизмеримое песчаное пространство открылось взорам людей.
— Надо мчаться что есть мочи, — сказал Идрис. — Здесь нас могут заметить издалека.
Отдохнув и вдоволь напившись, верблюды неслись с быстротой газелей. Саба отставал от них, но опасаться, чтобы он заблудился и не догнал их на первом привале, не приходилось. Дромадер, на котором ехали Идрис со Стасем, бежал рядом с верблюдом Нель, так что дети могли свободно переговариваться. Сиденье, которое устроили суданцы, оказалось превосходным, и девочка выглядела в нем действительно как птичка в гнездышке. Она не могла выпасть, даже когда спала, и езда мучила ее гораздо меньше, чем ночью. Яркий свет дня придал обоим детям бодрость. В душе у Стася зародилась надежда, что если Саба их догнал, то погоне это тоже удастся. Этой надеждой он поспешил поделиться с Нель, которая улыбнулась ему в первый раз после их похищения.
— А когда нас догонят? — спросила она по-французски, чтоб Идрис не мог их понять.
— Не знаю… Может быть, еще сегодня, может быть — завтра, а может быть — через два или три дня.
— Но назад мы не будем ехать на верблюдах?
— Нет. Мы доедем только до Нила, а потом по реке до Эль-Васта.
— Это хорошо. Ах, как хорошо!
Бедной Нель, которая прежде так любила ездить на верблюдах, видно, эта езда уже порядком надоела.
— По Нилу… до Эль-Васта, и к папочке! — повторила она сонным голосом.
И так как на последнем привале она не выспалась как следует, то опять заснула глубоким сном, каким засыпают под утро, после большой усталости. Бедуины между тем погоняли все время верблюдов, и Стась заметил, что они направляются в глубь пустыни. Желая поколебать в Идрисе уверенность, что они смогут избежать погони, и вместе с тем показать ему, что он сам не сомневается, что их догонят, он обратился к нему:
— Вы отъезжаете от Нила и от Баар-Юссефа, но это вам нисколько не поможет. Ведь вас не станут искать по берегу, где деревни лежат одна около другой, а будут искать в глубине.
Идрис спросил:
— Почему ты знаешь, что мы отъезжаем от Нила? Берегов его ты ведь не можешь отсюда видеть.
— Потому что солнце, которое теперь на востоке, греет нас в спину; это значит, что мы повернули на запад.
— Умный ты мальчишка! — проговорил Идрис не без уважения. Но тотчас добавил: — Но все-таки ни погоня нас не догонит, ни ты не убежишь.
— Нет, — ответил Стась, — я не убегу, разве что с нею.
Он указал на спящую Нель.
До полудня они мчались почти без передышки; но когда солнце высоко поднялось на небе и стало сильно печь, верблюды, которые от природы мало потеют, обливались, однако, потом, и бег их стал значительно медленней. Караван опять окружили скалы и песчаные холмы. Ущелья, которые в дождливое время года превращаются в русла ручьев или так называемые «кхоры», попадались все чаще. Бедуины остановились наконец в одном из них, совершенно закрытом со всех сторон скалами. Но не успели они сойти с верблюдов, как подняли крик и бросились вперед, поминутно нагибаясь к земле и бросая вперед камни. Стасю, который еще не слез с седла, представилось странное зрелище. Из чащи сухих кустов, которыми поросло дно кхора, выползла большая змея и, извиваясь с быстротой молнии между обломками скал, спешила спастись куда-то, в ей одной знакомое убежище. Бедуины с ожесточением преследовали ее, а на помощь им подбежал и Гебр с ножом в руке. Но так как поверхность земли была кругом неровная, то было одинаково трудно и попасть в змею камнем, и пригвоздить ее к земле ножом. Вскоре все трое вернулись с видимым испугом на лице.
В воздухе раздались обычные у арабов возгласы:
— Аллах!
— Бисмиллах!
— Машаллах!
Потом оба суданца стали всматриваться с каким-то странным, не то вопросительным, не то испытующим взглядом в Стася, который не мог понять, в чем дело.
Между тем Нель тоже слезла с верблюда, и хотя она была измучена меньше, чем ночью, но Стась растянул для нее войлок в тени, на ровном месте, и велел ей прилечь, чтоб она могла, как он говорил, выпрямить ножки. Арабы принялись за обед, который состоял, однако, из одних сухарей и фиников и из глотка воды. Верблюдов не поили, так как они пили ночью. Лица Идриса, Гебра и бедуинов оставались озабоченными, и все время привала прошло в молчании. Наконец Идрис отозвал Стася в сторону и стал спрашивать его с таинственным и встревоженным выражением в лице:
— Ты видел змею?
— Видел.
— Это не ты заклял ее, чтоб она нам попалась?
— Нет.
— Нас ждет какое-нибудь несчастье, потому что эти дураки не сумели убить змею!
— Вас ждет жестокое наказание.
— Молчи! Твой отец не волшебник?
— Да, волшебник, — ответил без колебания Стась, поняв сразу, что эти дикие и суеверные люди считают появление змеи дурной приметой и предзнаменованием, что побег им не удастся.
— Так это твой отец послал нам ее? — сказал Идрис. — Но он ведь должен понимать, что за его чары мы можем выместить наш гнев на тебе.
— Вы мне ничего не сделаете, потому что за вред, причиненный мне, поплатились бы жизнью сыновья Фатьмы.
— Ага, ты и это уже понял? Но помни, что если бы не я, так ты бы истек кровью под корбачом Гебра, — и ты, и маленькая бинт тоже.
— Я и заступлюсь только за тебя, а Гебру не избежать петли.
Идрис посмотрел на него с удивлением и проговорил:
— Наша жизнь еще не в твоих руках, а ты уже говоришь с нами, как будто ты наш господин…
А немного погодя прибавил:
— Странный ты улед[23]: никогда я не видал такого. Я был до сих пор добр к вам; но ты думай, что говоришь, и не угрожай нам.
— Хитрость и предательство не останутся безнаказанными, — ответил Стась.
Было, однако, очевидно, что уверенность, с какой говорил мальчик, в связи с дурным предзнаменованием в образе змеи, которую не удалось поймать, сильно встревожила Идриса. Уже усевшись на верблюда, он несколько раз повторял:
— Да, я был к вам добр! — как будто желая на всякий случай утвердить это в памяти Стася. Потом он стал перебирать в руке четки, сделанные из скорлупы ореха дум, и молиться.
Часу во втором жара, несмотря на зимнее время, стала невыносимой. На небе не было ни одной тучки, но края горизонта немного потемнели. Над караваном носилось несколько ястребов, широко распростертые крылья которых бросали волнующиеся черные тени на серые пески. В раскаленном воздухе чувствовался как бы угар. Верблюды, не переставая мчаться, начали как-то странно всхрапывать. Один из бедуинов подошел к Идрису.
— В воздухе чуется что-то недоброе, — проговорил он.
— А что именно ты думаешь? — спросил суданец.
— Злые духи разбудили ветер, что спит на западном конце пустыни; он встал из-за песков и несется к нам.
Идрис привстал на седле, посмотрел вдаль и ответил:
— Да, он идет с запада и с юга, но он не бывает так ужасен, как хамсин[24].
— Три года тому назад он засыпал, однако, близ Абу-Гамеда целый караван, который нашли из-под песков лишь прошлой зимой. Йалла! У него может быть довольно силы, чтоб заткнуть ноздри верблюдам и засушить воду в мешках.
— Нужно мчаться изо всех сил, чтоб он задел нас только одним крылом.
— Мы несемся ему прямо навстречу и миновать его не сможем. Чем скорее он придет, тем скорее он пронесется.
Сказав это, Идрис ударил верблюда корбачом, и его примеру последовали остальные. Некоторое время слышались лишь тупые удары толстых бичей, похожие на хлопанье в ладоши, и окрики «Йалла!». На юго-западе белый перед тем горизонт потемнел. Зной еще не спал, и солнце жгло головы всадников. Ястребы парили, по-видимому, очень высоко, так как тени их крыльев становились все меньше и, наконец, совсем исчезли.
Стало душно.
Арабы кричали на верблюдов, пока у них не пересохло в горле. Тогда они замолчали, и наступила гробовая тишина, нарушаемая тяжелым, хриплым дыханием животных. Две маленькие песчаные лисицы[25] с огромными ушами пробежали мимо каравана.
Тот же бедуин, который перед тем разговаривал с Идрисом, опять заговорил каким-то странным, как будто не своим голосом:
— Это не будет обыкновенный ветер. Нас преследуют злые чары. Всему виной змея…
— Знаю, — ответил Идрис. — Смотри, воздух дрожит: этого не бывает зимой.
Действительно, раскаленный воздух стал дрожать, и, вследствие обмана зрения, всадникам стало казаться, будто дрожат и пески. Бедуин снял с головы потную ермолку и проговорил:
— Сердце пустыни трепещет в страхе.
В это же время другой бедуин, ехавший впереди, как проводник каравана, обернулся и стал кричать:
— Идет уже! Идет!
И действительно, ветер приближался; вдали появилась как бы темная туча, которая становилась заметно все больше и больше и приближалась к каравану. Кругом, совсем близко, зашевелились волны воздуха, и внезапные порывы ветра стали кружить песок. Там и сям образовывались воронки, словно кто-то палкой крутил и вздымал поверхность пустыни. Местами подымались кружащиеся столбы, напоминавшие воронки, тонкие снизу и развевавшиеся султаном вверху. Но все это длилось одно мгновение. Туча, которую первым увидел проводник верблюдов, налетела с невообразимой быстротой. По людям и животным ударило как бы крыло исполинской птицы. В одно мгновенье глаза и рты всадников наполнились пылью. Клубы ее покрыли небо, заслонили солнце, и кругом стало темно, как ночью. Люди стали терять друг друга из глаз, и даже самые близкие верблюды маячили как в тумане. Гул ветра заглушал окрики проводника и рев животных. В воздухе чувствовался запах угара. Верблюды остановились и, отвернувшись от ветра, вытянули вниз длинные шеи, так что ноздри их почти касались песков.
Но суданцы не хотели останавливаться, так как ураган часто засыпает остановившиеся караваны. Лучше всего бывает тогда мчаться вместе с ветром, но Идрис и Гебр не могли делать и этого, так как таким образом они возвращались бы к Файюму, откуда ожидали погони. Как только пронесся первый страшный порыв, они опять погнали верблюдов.
Настала короткая тишина, но ржаво-багровый сумрак рассеивался очень медленно, так как лучи солнца не могли пробиться через висевшие в воздухе клубы пыли. Более крупные и тяжелые песчинки начинали, однако, понемногу оседать. Они наполняли все щели и изгибы в седлах и застревали в складках платья. Люди и животные при каждом вдохе вдыхали пыль, которая раздражала их легкие и скрипела на зубах.
К тому же ветер мог опять подняться и совсем заслонить свет. У Стася мелькнула мысль, что, если бы в такую темноту он очутился на одном верблюде с Нель, он мог бы повернуть его и бежать с ветром на север. Кто знает, может быть, их совсем не заметили бы в этой тьме и неистовстве стихий; а если бы им удалось добраться до первой какой-нибудь деревушки на берегу Баар-Юссефа, близ Нила, они были бы спасены: Идрис и Гебр не решились бы даже гнаться за ними, так как они тотчас же попали бы в руки местных заптиев.
Сообразив все это, он тронул Идриса за руку и сказал ему:
— Дай мне мех с водой.
Идрис не отказал, так как, хотя они утром значительно свернули в глубь пустыни и были довольно далеко от реки, воды у них все же было достаточно, а верблюды вдоволь напились во время ночного привала. Кроме того, будучи хорошо знаком с пустыней, он знал, что после урагана обыкновенно бывает дождь и превращает на время пересохшие кхоры в ручьи.
Стасю действительно хотелось пить, и он с жадностью потянул воду из меха, а потом, не возвращая его Идрису, опять толкнул последнего рукой.
— Останови караван.
— Почему? — спросил суданец.
— Потому что я хочу пересесть на верблюда маленькой бинт и дать ей воды.
— У Дины мех больше моего.
— Но она жадная и, наверно, все выпила. К тому же в седло, которое ты устроил, как корзинку, вероятно, попало много песку. Дина сама не сможет справиться.
— Ветер сейчас поднимется снова и опять все засыплет.
— Тем скорее маленькой бинт нужна будет помощь.
Идрис ударил кнутом верблюда, и с минуту они ехали молча.
— Почему ты не отвечаешь? — спросил Стась.
— Потому что я думаю, не лучше ли привязать тебя к седлу или связать тебе сзади руки.
— Ты с ума сошел!
— Нет. Я только угадал, что ты хотел сделать.
— Погоня все равно нас настигнет, так что мне незачем это делать.
— Пустыня в руках Аллаха.
Они опять замолчали.
Крупные песчинки совсем уже осели; в воздухе осталась лишь тонкая красноватая пыль, через которую солнце просвечивало точно через медную жесть. Но впереди видно было уже дальше, чем прежде. Перед караваном тянулась теперь плоская равнина, на краю которой зоркие глаза арабов опять заметили тучу. Она была выше прежней, а кроме того, от нее отходили как бы столбы, как бы огромные, расширенные кверху фабричные трубы. Когда арабы и бедуины увидели это, сердца их затрепетали: они узнали огромный песчаный смерч. Идрис поднял руки кверху и, касаясь ладонями ушей, стал бить поклоны несущемуся вихрю. Его вера в единого Аллаха не мешала ему, по-видимому, чтить и бояться других богов, так как Стась ясно услышал, как он говорил:
— Владыка! Мы ведь дети твои, и ты не пожрешь нас!
«Владыка» между тем налетел как раз в это время и метнул верблюдов с такой страшной силой, что они чуть не попадали на землю. Животные сбились в тесную кучу, повернув головы в середину, друг к дружке. Целые массы песку зашевелились. Весь караван окутал мрак, еще более густой, чем прежде, и в этом мраке проносились мимо всадников еще более темные, неясные предметы, точно огромные птицы или мчащиеся вместе с вихрем верблюды. Страх охватил арабов: им казалось, будто это несутся духи погибших под песком людей и животных. Среди шума и завывания урагана слышались страшные голоса, напоминавшие не то рыдание, не то смех, не то крики о помощи. Но это был обман слуха. Каравану грозила гораздо более страшная, действительная опасность. Суданцы хорошо знали, что если один из огромных смерчей, которые все время образовывались там и сям, схватит их в свой круговорот, то собьет всадников и рассеет верблюдов, а если разорвется и обрушится на них, то в одно мгновение засыплет их огромным песчаным курганом, под которым они будут лежать, пока следующий ураган не обнажит их побелевших скелетов.
У Стася кружилась голова, дыхание спирало в груди, песок слепил ему глаза. Но ему все казалось, будто он слышит плач и крик Нель, и он думал только о ней. Пользуясь тем, что верблюды стояли сбившись в кучу и что Идрис не мог наблюдать за ним, он решил перелезть потихоньку на верблюда Нель, уже не затем, чтоб бежать, а просто чтоб быть ей в помощь и придать бодрости. Но едва он поджал под себя ноги и протянул руки, чтоб схватиться за край седла, на котором сидела Нель, как его с силой дернула огромная рука Идриса. Суданец схватил его, как перышко, положил перед собой и стал связывать пальмовой веревкой; связав ему руки, он перевесил его через седло. Стась стиснул зубы и сопротивлялся, как мог, но напрасно.
В горле у него пересохло, рот был полон песку, и он не мог и не пытался уверять Идриса, что хотел только оказать помощь девочке, а не бежать.
Минуту спустя, однако, чувствуя, что задыхается, он стал кричать сдавленным голосом:
— Спасайте маленькую бинт!.. Спасайте маленькую бинт!
Но арабы предпочитали думать о собственной жизни. Вихрь поднялся такой страшный, что они не могли усидеть на верблюдах, а верблюды не в силах были устоять на ногах. Оба бедуина, Хамис и Гебр, спрыгнули на землю, чтобы держать животных за повода, привязанные к удилам, под их нижней челюстью. Идрис, столкнув Стася на задний край седла, сделал то же самое. Животные расставили ноги как можно шире, чтоб устоять против бешеного вихря, но сил у них не хватало, и весь караван, обсыпаемый песком, который хлестал их, точно сотни бичей сразу, и колол, точно острыми иглами, стал то медленно, то быстрее кружиться и отступать под напором урагана. Иногда вихрь вырывал из-под их ног целые тучи песку, оставляя глубокие ямы, иногда песок, налетев на верблюдов и хлестнув их по бокам, осыпался тут же, образуя в одно мгновение высокие кучи, доходившие им до колен и выше. Так протекал час за часом. Опасность становилась с каждой минутой все страшнее. Идрис понял наконец, что единственным спасением будет сесть опять на верблюдов и нестись с ветром. Но ведь это означало бы возвращаться в сторону Файюма, где их ждал египетский суд и виселица.
«Ничего не поделаешь, — подумал Идрис. — Ураган должен был задержать и погоню. А когда он прекратится, мы опять помчимся на юг».
И он стал кричать, чтоб все садились на верблюдов.
Но тут случилось нечто такое, что совсем изменило положение.
Сквозь темные, почти черные тучи песку вдруг блеснул какой-то синеватый свет. Темнота после этого еще больше сгустилась, и в то же время проснулся спавший на высотах и разбуженный вихрем гром и стал перекатываться между Аравийской и Ливанской пустынями, — могучий, грозный, словно исполненный гнева. Казалось, будто с неба валятся горы и скалы. Оглушительный рокот усиливался, рос, потрясал всем миром, облетал горизонт от края до края; местами он ударял с такой страшной силой, точно небесный свод, разлетевшись вдребезги, рушился на землю; порой он катился с глухим непрестанным рокотом, опять разражался, опять обрывался, ослеплял молнией, поражал грохотом, спускался, подымался, гудел и стоял в воздухе[26].
Ветер притих, точно в испуге, а когда спустя много времени где-то, очень далеко, захлопнулись двери небес и раздался последний, страшный удар грома, кругом наступила мертвая тишина.
Но минуту спустя ее прервал голос проводника:
— Аллах царит над вихрем и бурей! Мы спасены!
Они тронулись. Но их окружала такая непроглядная тьма, что хотя верблюды бежали близко, однако люди не могли видеть друг друга и должны были поминутно громко перекликаться, чтоб не растеряться. Время от времени яркие молнии — то синие, то красные — озаряли на мгновенье песчаное пространство, но после них наступила такая густая тьма, что, казалось, ее можно было осязать. Несмотря на надежду, которую вселил в души суданцев голос проводника, беспокойство не покинуло их еще, главным образом, потому, что они двигались наугад, не зная наверное, в какую сторону направляются, — не кружатся ли вокруг одного места или не возвращаются ли на север. Животные поминутно спотыкались и не могли бежать быстро; притом они дышали так странно и так громко, что всадникам казалось, будто это вся пустыня так дышит в испуге. Наконец упали первые крупные капли дождя, который почти всегда наступает после урагана, и в то же время в темноте раздался голос проводника:
— Кхор!..
Они были на краю ущелья. Верблюды остановились перед обрывом и стали осторожно спускаться вниз.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги В дебрях Африки предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
