Четыре серых цыпленка Мистера А

Генри Ким, 2021

Мистер А – глава центра психологической поддержки «Терапия души» – самый загадочный человек в городе. Его личность скрыта за псевдонимом, а методы лечения пациентов сомнительны. Без препаратов, без уколов, без палат наставляет он наперекор спонсорам, требующим прибыли. Но и у бизнесменов кончается терпение. Деловому человеку ничего не стоит поступиться принципами, семьёй, друзьями – особенно чужими. Под удар попадает главная тайна Мистера А – его старый друг Рим, некогда по той же причине ставший инкогнито. По какой же? Четыре ужасающие и ломающие разум истории связывают бывших друзей и влияют на жизни новых. Предательство, шантаж, пытки, беспредельная нежность, любовь семьи, детский юмор, галстуки, свитера и жёлтые зубы – что ещё творится за стенами "Души"?

Глава вторая

Мистер А

— Да здравствует новый день! — послышался властный голос, а за ним почти шёпот раскрывающихся дверец шкафа.

Воздух моментально заполнился запахом полироли для мебели и крема для обуви. Идеально чистые стенки с семью полочками с одной стороны, шесть из которых занимали туфли, седьмую — выходную — топтали кроссовки, что казалось необычным. Люди не привыкли к тому, что самый загадочный человек в городе снимает костюм и выходит на пробежку: если уж ты скрытен — скрывай от всех свои пристрастия.

В огромной корзине стопочками лежали выходные вещи и носки. Всё перпендикулярно, параллельно и под прямым углом. Идеальный порядок без единого преступного пятнышка.

— Да здравствует новый день! — Мистер А всегда произносил эти слова перед вскрытием своей гардеробной — отдавал дань традиции.

Так говорили и его отец, и дед, эквилибрист и художник соответственно, как только открывали глаза. Ни у того, ни у другого большого шкафа не имелось: только каморка с вещами и заплечный мешок. И если деду столетие назад хватало веры в себя и стойкости произносить эти слова каждое утро, внуку, которому жизнь предоставляла куда больше шансов, пренебрегать ритуалом не следовало.

В семь утра створки стеклянного шкафа Мистера А открываются, и начинается его день. День, наполненный смыслом, радостью и долгом. В соседней комнате играют джазовые музыканты с нестареющих пластинок, под бодрые звуки которых Мистер А, в такт покачиваясь, надевает костюм соответственно дню недели, опрыскивается одеколоном соответственно времени года и отправляется в гараж прогревать машину. Ещё с начала осени в сибирских краях выпадает снег. Сперва быстро тающий, он въедается в почву ледяным клином, мороз забирается под куртку, а руки в карманах носят только в перчатках, но, несмотря на «сковывающие» условия погоды, несмотря на то, как Мистер А следил за опрятностью своей одежды, обуви, рабочего стола, кабинета, утреннее время он всегда уделял семье.

— Как настроение, девчата? По лицам видно, что снилось что-то приятное, да? — спросил он у жены с дочкой, ещё толком не проснувшихся.

Девочка четырёх лет, София, что-то пробормотала и покачала головой, будто в трансе. Более бодрая Анна, расчёсывающая дочку, подставила лоб под поцелуй мужа и погладила его плечо.

— Привет, — отозвалась она. — У нас хорошо, но у Марии ночью поднялась температура, и сегодня её не будет.

— Главное, чтобы кто-то вышел вместо неё, остальное неважно, — предостерёг муж и запустил пальцы в волосы дочери, поднимая ладонь вверх — волосы струились и падали на плечи, как макароны.

Софи вскинула руки и вскрикнула, обнимая голову:

— Моя красивенькая причёска!

— Всё в порядке, — показала Анна зеркало, — ты и так красивенькая.

— К четвергу она уже может встать на ноги, — продолжал Мистер А. А если даже и не встанет, то пара банок твоего абрикосового варенья к ужину приведут её в норму. Сегодня нужно попросить выйти Бориса. Ты ему не звонила?

— Он уже согласился, — закончила делать причёску Анна, бросая на плечи дочки хвост, — они ещё ночью договорились. Я узнавала.

— Хорошо, ему нужно больше практики. А ты умница, — он наклонился, поцеловав её в лоб ещё раз, точно попав в свои очертания губ, и Анна почувствовала, как в холодное осеннее утро тепло пробегает по её спине.

Почтение в семье Мистера А воспринималось как должное, но не умаляло значимости царившего в стенах благополучия. Случайному человеку, попавшему в обиталище Мистера А, проведённое отопление показалось бы камином. Внутренности дома в тёплых тонах обивались подушками, как стены карцера, тонули в мягких диванах, как в трясине, однако эффект имели другой. Любой гость, посетитель, клиент, приходя сюда, просились на повторное посещение, потому Анна решила прекратить приём на дому. И хоть за десятки «домашних» приёмов из вещей ничего не пропало, каждый вошедший пытался поглубже просунуть свой нос в щели закрытых дверей, что Анну всегда настораживало.

— Быть замужем за самым загадочным человеком в городе, — считала она, — небезопасно, равно как и самому быть таким человеком.

Мистер А соглашался с осторожностью жены, но мнение имел своё. С юности он привык отдавать, не требуя взамен. Не требовать, чтобы не захотеть получить это назад.

— Моя семья, — считал Мистер А, — должна быть лучшей, иначе зачем она мне нужна?

— Моя семья, — считал Мистер А, — лучшая, поскольку я уверен в каждой её составляющей.

Работа, учёба, внутрисемейные отношения, забота родственников, дружеская поддержка, веяния прогресса, искажение восприятия — он хотел контролировать всё, до чего доставали его руки, и руки его всегда оставались чистыми.

— Каждый в моей семье, включая меня самого, — считал Мистер А, — прекрасен.

С любовью Мистер А относился и к вещам.

— Чистота, — поучал он, — есть осмысленность и катализатор действия, потворствующие мобильности и успеху.

И Мистера А называли успешным человеком.

В семь тридцать ворота его гаража открываются, и автомобиль с четырьмя колечками на капоте с плавным шершавым звуком выкатывается через подъездной дворик, оставляя слева от себя беседку с небольшим фонтаном, справа — цветочный садик и несколько яблонь, ныне закопанные в снегу, за ворота, на проезжую часть, направляясь в место, где Мистер А занимается очисткой души и гигиеной характера — в центр психологической помощи «Терапия души». Именно это место составляет костяк, главную ценность в его жизни. Здание «Души» — храм веры, облегчение покаявшегося человека. Праведное благородное дело, ждущие очередной встречи люди, комфортная успокаивающая обстановка — такие весомые факторы помогают честным людям оставаться в тонусе.

В семь пятьдесят автомобиль Мистера А паркуется у здания второго корпуса клиники, сотрудничающей с центром, совладелец выбирается наружу, в руке дипломат, и устраивает прогулку по прилежащей территории.

Осенью уже падает снег, обмёрзшие деревья похожи на крючковатые пальцы монстров, но Мистер А всё равно считает день очень хорошим. Верхние пуговицы его лёгкого пальто расстёгнуты, но он не чувствует холода. Мистер А чувствует удовольствие от всего, что происходит вокруг. Ему нравится, как задорно бьёт ветер в лицо, нравится, как снег тает на лице и стекает счастливыми каплями вместо слёз, нравится, как он хрустит под ногами, нравится, как выглядят корпуса клиники, в строительство которой он внёс немалый вклад. Эти утренние прогулки расслабляют и насыщают энергией, они дают время подумать над тем, как пройдёт сегодняшний день. Выйдет ли Катя из отпуска? Принесёт ли Сид новые цветы в глиняных горшках? Посоветуется ли Кристина с ним насчёт интерьера своего нового кабинета? Что ждёт его сегодня?

Смерть.

Мужчина с полуоторванной головой на асфальте.

Страдания.

На фоне трупа из горящего дома пытается выбраться облепленный пеплом человек.

Безумие.

Хаотичные движения руками полусгоревшего трупа, пока он не упал окончательно.

Крики ужаса.

Обступившие происшествие люди вздрагивают и пятятся, отчего вопли стоящей на коленях матери с дымящейся простынёй на руках становятся громче.

Хлопья снега падают на трупы, моментально испаряясь. Никто не подойдёт и не проверит пульс у упавшего. Ему уже не помочь. Атмосфера угнетения и ужаса распространяется по воздуху с пеплом от горящего дома, и зеваки отходят всё дальше от огромного костра. Из-за угла выезжает пожарная машина, за ней — скорая, сотрудники выскакивают из машин и спешат на помощь. Мистер А останавливается, широко раскрыв глаза, и на секунду словно цепенеет.

— Господи, что люди сейчас смотрят! — восклицает Мистер А и, бубня под нос, уходит. Он может опоздать, если задержится надолго.

— Зубная паста «Уоллмарт» — выбирают девять из десяти специалистов, — первое, что слышит Мистер А при открытии дверей лифта.

Из кабинета бухгалтера вынесена вся мебель, и на месте столов, стоящих в коридоре, красуется стоматологическое кресло. Человек с камерой машет левой рукой девушке, и та отводит уголок губ немного вправо. В коридоре две человека из съёмочной группы что-то обсуждают и пьют кофе. Мистер А хмурится, но проходит мимо пожелтевших от кофе лиц.

Катастрофа, равно как и съёмки внизу, на территории центра происходили не впервые. Около года назад между главами центра психологической поддержки и местным рекламным агентством было заключено соглашение, согласно которому Мистер А и остальные держатели акций позволяли бесплатно производить съёмки на территории центра. Взамен компания «Эфес» так же бесплатно рекламирует работу центра. На время постройки четвёртого отделения центра психологической поддержки, съёмки не доставляли хлопот: по большей части в готовом крыле снимали медицинский ситком, а в подвале — социальное кино про подростков. Но с началом покрасочных работ задыхающаяся молодёжь вернулась в реальность. Однако рекламщики хорошо выполняли свою работу. О центре психологической поддержки «Терапия души» твердили из каждого утюга, а многие зеваки приходили посмотреть на оборотную сторону кино, часто заглядывая на открытые лекции. Внимания центру уделялось предостаточно, рост продаж услуг успокаивал Мистера А, однако возмущение излишней подвижностью капля за каплей наполняли кашу его терпения. На утреннем собрании он собирался обсудить вопрос прекращения сотрудничества с рекламным агентством. Реклама, так ненавистная лучшей половине его души, приносила необходимую прибыль и популярность. Он не мог не соблюдать условия контракта, и это его коробило, отчего он хмурился и быстро шагал.

После прогулки Мистер А обычно выпивает кофе в компании членов персонала — своих друзей и доверенных лиц. Практически всех он вызволил из различных уголков планеты, из разрушающихся отношений, семей и карьер, собрал, обучил и оставил у себя. К примеру, Грега он вытащил из Техаса, где тот учился на психолога и еле справлялся с расходами на университет в Остине. Мистеру А понравилась гибкость подходов Грега, и при условии, что Грег подучит русский, Мистер А обещал оплатить ему перелёт.

— В нашем деле чаще нужно смотреть не только с двух сторон, но и ещё и чужими глазами, глазами иностранца, который не знает деталей, но понимает суть и правдивость действий. Часто те, кто к нам обращаются, не рассказывают всей правды просто из-за страха, что на них не так посмотрят. Иностранцы, улавливающие правду в складках кожи, будут очень полезны нашей организации, — увещевал друга Мистер А.

Кристину и Сергея он знал с курсов поддержки наркозависимых. Дойдя до шестого шага, Кристина сорвалась, и Мистер А с Сергеем разыскивали её по всему городу, что впоследствии их сблизило. Когда Мистер А пригласил молодожёнов на обучение, они сперва долго отказывались, пока не узнали о психиатрической поддержке для работников.

С Сивиллой Мистер А познакомился у неё дома, куда попал после рок-концерта в Хельсинки, несколько дней жил у неё. Меняя на разбитой её бывшим голове Мистера А повязку, Сивилла влюбилась в него, переехав за ним в Сибирь. Без претензий на отношения Мистер А устроил её на работу. В Сивилле быстро пропал интерес к Мистеру А, но с профессией она угадала. Все, кого Мистер А приглашал к себе на работу, были чем-то обязаны ему и в споре или в конфликте принимали его сторону. В идеальном обществе такие отношения называются командными. В России — кумовством.

Пластиковый стаканчик оставляет след на стойке администратора, и его вытирает жёлтой махровой тряпочкой привлекательная сотрудница, улыбаясь и выгибая, словно кошка, спину.

— Новенькая, — объясняет Грег ахнувшей Сивилле, глядя в спину Мистеру А. — Не знает ещё, что у него только одна любовница — работа.

— Или Анна любовница, — дополняет Сивилла, на что Грег, допив кофе, резко качает головой.

Мистер А поднимается на лифте, входит в конференц-зал, где ему предстоит встретиться с инвесторами и агентами по недвижимости, планирующими строительство четвёртого корпуса клиники. Вопрос этот долгий и затянувшийся: увеличение свободного пространства для новых больных слабо коррелирует с сохранением порядка на территории клиники. Здесь он и решил затронуть тему, которая казалась ему более важной.

— Открытие нового корпуса бессмысленно в отношении оказания помощи обратившимся, — настойчиво поясняет Мистер А. — Для каждого нового больного придётся заимствовать время у старого.

— Мы увеличим количество специалистов, — сухо утверждал слишком молодой паренёк в клетчатом свитере и очках.

— Кем? Ленинским и Сухим? И ими подобными? Я уже говорил, что сам отбираю людей. У других психологов другие подходы к лечению большинства расстройств.

— Искать новые подходы — составляющая нашей работы, — заявил деловой мужчина с розовым галстуком, окидывая взглядом коллег.

— Так вот и ищите другие способы увеличить прибыль, без постройки корпуса, — Мистер А размахивал руками, напоминая разбушевавшегося ребёнка, а не бизнесмена. — Вы хотите простую схему: больше больных — больше прибыли. Но даже если я наберу новых людей и мы расширимся, придётся ужесточать правила порядка. Больше охраны, больше медперсонала. Парк будет кишеть нуждающимися в отдыхе и превратится в “Национальный”. Клиника и центр перестанут быть теми местами, которые посещают, чтобы хорошо провести время, выговориться, получить дельные советы от знающих специалистов. Вы хотите поставить спокойствие на поток. А спокойствие и есть поток, в нём не бывает очередей. Посмотрите, что творится на территории сейчас! Да, мы привлекаем новых клиентов, но со старыми даже из здания теперь нельзя выйти, одни факторы стресса.

— Люди уже занимают очереди, — продолжает очередной деловой мужчина, уже с голубым галстуком, — все хотят здесь лечиться. Давайте ковать железо, пока горячо. Все заинтересованы в увеличении прибыли.

— Когда увеличение прибыли мешает качеству лечения, я выбираю второе, — стучит на последнем слове фразы Мистер А кулаком по столу, и никто отчётливо не слышит, что он выбрал. Несколько секунд в тишине вселяли надежду в одежду.

— Нет ничего плохого в прибыли, — словно детям объяснял Мистер А. — Да, люди в очередях, ну и что? Поток обращающихся нам и так обеспечен. Одни рассказывают вторым, вторые — третьим. Клиентура не иссякает. Доход стабилен. Я вообще хотел сегодня поговорить о том, что пора отказаться о рекламщиков.

«Это абсолютно непродуманное решение», «У нас же контракт», «Я правильно Вас услышал?», «Вы в своём уме?!» — посыпались со всех сторон мнения на Мистера А, как банки с полок в погребе во время землетрясения. Он сразу же замахал руками, заулыбался.

— Ладно-ладно, это спорный вопрос, — уселся Мистер А поудобней. — Давайте обсудим что-нибудь ещё. А когда мы можем расторгнуть договор?

— Почему вы против стационарного отделения в новом корпусе? — вмешался юнец в свитере.

Парнишка лет двадцати — двадцати двух в сером клетчатом свитере очках и прыщах имел жирные прилизанные волосы и ободранные, покусанные, наверняка, кошкой, руки. Синие брюки и кроссовки.

В конференц-зале ненадолго возникла тишина. Галстуки скрипели ладонями по столу, чуть приподняв от недовольства головы. Их подбородки, и так непомерно задранные, поднялись ещё выше, и случайный человек мог бы разглядеть только галстуки, крепко обвязанные на мягких шеях.

— Слушайте, зачем вы его привели? Я же уже тысячу раз рассказывал.

Рука голубого галстука легла свитеру на плечо. Свитер замялся.

— Господи, он сейчас заплачет! — запричитал Мистер А, вставая и подходя к свитеру. Тот отодвинулся на кресле. Мистер А присел на стол рядом с ним. — Объясню для тебя, так уж и быть. Стационар сделает нас похожими на все остальные больницы. А так мы одни с таким способами помощи на рынке услуг. Другие клиники на такие изменения в программе пойти не смогут, даже если захотят. Хотя бы потому что это звучит как бред: люди, страдающие психологическими недугами, приходят в удобное для них время для бесед во время прогулок по парку, ужина или пробежки. Групповая терапия во время игры в настолки, где психолог — твой друг, который даёт медицинские советы. Помощь без лекарств и добавок. Никто не верил в это. Никто и сейчас не верит в это! Но мы существуем! Значит, это не бред, а мечта.

Мистер А поднял руки над головой и встал со стола с явным намерением покинуть конференц-зал.

— Позвольте, Мистер… — вмешался красный галстук, весь разговор не проронивший ни слова.

— Довольно! — Мистер А развернулся и ещё сильнее, чем раньше, и ударил кулаком по столу — стеклянный стол посмотрел на него суровым выражением его лица. — Вы не предлагаете ничего нового, а только давите и давите, ожидая, что я прогнусь. Я уже прогнулся и дал согласие на съёмки. Какой это фильм? Третий, четвёртый? Знаете, грохот электромоторов и рёв бензопил никак не способствует выздоровлению. Я пошёл на уступки, но вы всегда хотите большего! А я хочу просто заниматься своим любимым делом!

Уходя, не поворачиваясь, он добавил:

— И плевать, сколько я буду за это получать.

Запершись в своём кабинете, Мистер А задёрнул жалюзи и достал с полки книгу, которую некогда написал сам. Полуавтобиографичная, она рассказывала о его пути наверх, о его правилах и принципах. «Встань и ползи» рассказывала, пожалуй, только о том, как это вышло у него самого.

Перевернув книгу, Мистер А сел за стол и стал пролистывать страницы. В книге имелось много картинок, на обороте которых Мистер А расписывал красной ручкой новые для себя истины. Помятая, затисканная, книга являлась личной библией для Мистера А, которую он не уставал переписывать. Найдя свободный от записей листок, красивым мелким почерком он отметил:

«Я люблю жизнь. Временами она полнится множеством плохих моментов: драками, ложью, смертью близких, но когда придёт пора с ней расставаться, я, наверное, буду плакать сильнее всех. И уж точно никому не позволю отнять у меня её силой».

Гордый собой, Мистер А поставил книгу назад на полку. Ему очень нравилось двусмысленно выражаться.