Любаша и каша

Генри Ким, 2022

Как же приятно укутаться в плед, когда на улице мороз! – расслабленно говорит бабушка, качаясь в кресле.Но шестилетняя девочка Любаша с этим не согласна. Она не хочет писать прописи и готовиться к школе – она жаждет приключений! Умная не по годам девочка мечтает о динозаврах и инопланетянах. Ведь это действительно интересно! Обманом она убегает из дома, чтобы построить с ребятами горку, но..Сталкивается с суровым внешним миром. Но она слишком поздно понимает, что попала в беду. Понимает только тогда, когда чья-то рука хватает её за капюшон…

― Как же приятно, укутаться в тёплый плед, когда на улице мороз! ― сказала бабушка и вдохнула пары клея.

В хорошо протопленной комнате, среди старинной советской мебели, в тяжёлом мягком кресле сидела бабушка Глаша в свитере, очках и пледе, и склеивала разбитый чайник на несколько кусочков чайник. После выдавливания «Момента» пары моментально поднимались в воздух и растекались по комнате. Довольная бабушка жмурилась от ласкового солнышка, падающего из окна, и натоптывала шерстяными носками какую-то мелодию.

В метре от бабушки стоял стол-книжка, ждущий предстоящей новогодней разборки, а на нём, помимо скатерти, лежала девочка лет шести, вычерчивая зигзаги в прописной тетради. Выглядела девочка уставшей, и даже усы из русой косы не веселили её. Казалось, что она провела в этой полусидячей позе всю ночь.

Почти семилетняя Любава периодически оглядывалась на безмятежно вздыхающую бабушку, и с шумом выдыхала воздух. Её взгляд притягивал зимний день: мороз и солнце, как писал Пушкин. Но родители строго-настрого запретили ей гулять, пока она не закончит пять ежедневных страниц прописей.

— Кому нужны эти прописи! ―ворчала под нос Любава. ― Лучше бы рассказали что-нибудь про динозавров или инопланетян.

Она задумалась на секунду.

— Баба!

— Что, дитятко?

— А что нужно делать, если инопланетяне прилетят?

Бабушка распахнула глаза.

— А что у нас гости будут? Твоя мама ничего не говорила.

— Да нет, баба, инопланетяне — это такие су-щест-ва, которые на Меркурии живут.

— Какие куры?

— Да, баба! ― взбесилась Любава и пробурчала себе под нос: ― Эти взрослые ничего не понимают.

Спустя несколько минут вычерчивания прописей Любава осилила вторую страницу и с сожалением посмотрела на свою работу.

— Могла бы и лучше, ― оценила она и посмотрела на бабушку. Та, опустив подбородок на грудь, сопела носом.

И тут ей в голову пришла плохая и одновременно хорошая идея.

Любава перелистала три страницы назад и стерла карандашные отметки с номерами на полях. Подписала новые страницы, схватила дневник и потрясла бабушку за колено.

— Бабуля, вставай!

Баба Глаша только успела открыть глаза и сразу же почти получила дневником по носу.

— Баба, я сделала! Смотри, мама мне в дневнике написала, нужно сделать с семнадцатой по двадцать вторую страницы, вот я сделала, смотри, можно гулять?

Бабушка Глаша перепугалась со сна, и без упавших на грудь очков ничего не могла разглядеть. Чайник из её рук почти выпал, и она схватила его двумя руками.

— Чего, доча? Да, если мама сказала.. ничего не понимаю..

— Можно идти гулять?

— Подожди, где вообще.. что такое?

— Можно идти гулять, баб?

— Да, можно.

Через минуту до Любавы уже нельзя было докричаться. Накинув на себя куртку, валенки и шарф, с шапкой в рукаве она помчалась вниз по лестнице, а затем по двору. Навстречу приключениям.

Улица встретила её бьющим в глаза светом.

— Опять это отражение от плоскости, ― проворчала Любава и побежала в соседний двор, на ходу застёгивая куртку.

Миша и Дима сражались на лопатах, как гладиаторы на мечах, на вершине сплющенного сугроба. Два часа назад они начали вырезать горку, но не особо продвинулись в этом. Однако, завидев Любаву, Миша сделал серьёзное лицо, и спрятался от глаз девочки, изображая бурную деятельность. Дима ничего не понял, и продолжал лупить друга лопатой по спине.

— Ребяяята! ― позвала Любава. ― А вы горку строите?

Миша молчал. Дима непонимающе смотрел на девочку, стоящую у подножия будущей горки, пока что-то не потянуло его вниз. Дима спрятался тоже.

Любаша не видела, чем занимаются ребята, и оттого это ещё больше её интересовало.

— Димааа! ― заорала она так, что кто-то из соседнего дома закрыл с проветривания окно. ― А вы чего там делаете?

Молчание.

— А я сейчас к вам залезу!

— К нам нельзя! ― запретил Миша.

— Почему?

— Мы тут заняты!

— Чем заняты? ― настойчиво спрашивала Любаша.

— Горку строим, ― откликнулся Дима, за что сразу же получил толчок в бок.

— Тогда я залезу и помогу!

— Нет, нельзя! ― настаивал Миша, и, помолчав, добавил для убедительности папиных слов. ― Не женское это дело.

Любашу это страшно возмутило, и она сжала кулаки.

— Что? ― переспросила она.

— Ты не умеешь строить! Где ты видела женщин-строителей? А мы с Димой все стройки облазили, и всех строителей посмотрели, там все мужчины.

— Вообще-то у нас рав-но-прав-ное общество!

— И что? ― не понял Миша.

— Это значит, что девочки и мальчики равны.

— И что?

— Я маме пожалуюсь, если вы меня не возьмёте поиграть.

Такому аргументу сложно было противостоять. Однако Мише пришла в голову идея, и он улыбнулся, как Гринч.

— Хорошо, тогда давай в прятки сыграем. Ты прячься, а мы тебя найдём.

Любаша подумала и сказала:

— Вы просто хотите, чтобы я отстала.

— Нет, что ты.

— Да.

— Нет.

— Тогда вы первые прячьтесь.

Делать было нечего, и Миша с Димой спустились, чтобы спрятаться. На гладкой снежной поверхности сделать это было непросто. Через минуту счёта и ещё трёх поисков, Любава обнаружила ребят за низким заборчиком. Нашла, потому что те переговаривались и тихо смеялись. Девочка решила, что они специально плохо спрятались.

Но Любаша не собиралась поддаваться. Она привыкла совершенствовать свои навыки, потому отнеслась со всей серьёзностью к детской игре. Спрятаться она решила за широким деревом, закопаться в снег под его корни. Следы валенок на сугробе она закидала снегом, а сверху кинула ветку, чтобы ещё тщательнее скрыть неровности. Натянув сильнее варежки и шапку, она зарыла себя в снег почти полностью — торчал только капюшон.

В это время по дороге, выходящей из двора, шла старушка, укутанная в старую коричневую дублёнку и шаль. С собой она тащила на колёсиках рыночную клетчатую сумку. Она прихрамывала на одну ногу, потому опиралась на клюку. Грубые морщинистые руки тряслись на холоде, а из полускрытого шалью рта выходил пар. Старушка видела, как играют дети, пока неспешно ковыляла по двору. Когда она подходила к дереву, за которым спряталась девочка, ближе, она осмотрелась по сторонам, посмотрела на бесящихся в снегу мальчишек, и резко сделала два шага в сугроб. Перекинула клюку в другую руку, зацепила торчащий капюшон Любавы и потащила на себя. Девочка радостно закричала, думая, что её отыскали мальчишки, но не смогла посмотреть, кто её обнаружил — куртка наползла на лицо. Старушка быстро притянула девочку к себе, раскрыла одной рукой сумку, и, не без кряхтения, засунула туда Любаву. Быстро вышла из сугроба, застегнула сумку на замок и заковыляла к выходу со двора.

Конец ознакомительного фрагмента.