Скелет в семейном альбоме

Геннадий Сорокин, 2020

В одном из городов Сибири убита хранительница воровского общака по кличке Шахиня. Исчезла крупная сумма денег. Свидетели утверждают, что за рулем автомобиля, замеченного на месте преступления, находился известный адвокат Машковцов. Следователь Андрей Лаптев, ведущий дело, пытается разыскать Машковцова, но тот исчез. Вскоре оперативники обнаруживают трупы налетчиков, убивших Шахиню. И снова у следствия есть предположение, что к убийству причастен Машковцов. Лаптев беседует с дочерью неуловимого адвоката, и та неожиданно открывает следователю шокирующие подробности личной жизни их семьи…

Глава 2. Место преступления

Мы — я, Айдар и Сергиец — гуськом вошли в подъезд, где жила Вероника Гавриловна Желомкина. Дверь в одну из квартир на первом этаже была открыта, в прихожей виднелись следы крови. Из глубины квартиры раздавались мужские голоса. Я решил зайти внутрь, посмотреть, кто из следователей прокуратуры приехал на осмотр места происшествия.

В зале у распростертого на полу трупа пожилой женщины на табуретках сидели двое мужчин: следователь прокуратуры Хомутов и незнакомый судебно-медицинский эксперт. Покуривая сигарету с фильтром, эксперт диктовал: «Подвижность конечностей сохранена. Кожные покровы чистые, на ощупь теплые».

— Привет! — Я за руку поздоровался со следователем и экспертом. — Решили начать с первого этажа? Трупы на втором еще не осматривали?

— Мельком глянул, — ответил эксперт. — Тебя кто из них интересует? Женщина? У нее пять проникающих ножевых ранений: два в живот, два в грудь и одно, полосовидное, в шею. Навскидку дело было так: женщина открыла дверь и получила два удара ножом в живот, но осталась на ногах и попыталась закрыть дверь. Преступники оттолкнули ее и ворвались в квартиру. Следующие два ранения она получила в грудь. Убийца метил в сердце, но оба раза взял ниже, и клинок ножа до сердца не достал, жировая ткань правой груди сработала как буфер. Последний удар пришелся в шею. Женщина умерла на кухне от обильной кровопотери. Из всех ранений смертельное только одно, в области сонной артерии.

— Сколько она прожила после ранений?

— Минут пять-шесть, не больше.

— Ого! Забавная ситуация: Шахиня истекает кровью на кухне, а в это время налетчики шарят по квартире. Интересно, она могла им пару слов сказать?

— Исключено, — заверил эксперт. — Рана на шее у потерпевшей глубокая, кровь из нее шла ровным стабильным потоком. Обычно такое состояние сопровождается рефлекторными действиями травмированного лица — он пытается ладонью зажать рану и остановить кровь. Но все усилия напрасны. Кровь идет, потерпевший впадает в неконтролируемую панику, хрипит, слабеет и теряет сознание. На этом активная фаза, когда человек способен членораздельно говорить, закончена. На все про все — не больше двух минут.

— Так-с. — Я наклонился к телу пожилой женщины, осмотрел рану на лбу.

— Мелкашка, — тоном знатока прокомментировал ранение следователь. — Убойная сила была невелика — пуля осталась в голове.

Оставив следователя и судмедэксперта трудиться над составлением протокола осмотра трупа, мы поднялись на второй этаж. Двухкомнатная квартира Вероники Гавриловны была с левой стороны лестничной площадки. На стене, ведущей от дверей Желомкиной вверх, кто-то выцарапал на известке крупными печатными буквами «Батон козел». В ответном послании, написанном фломастером ниже, Батон написал всего три слова, два из которых были нецензурными.

— Велик и могуч русский язык, — сказал Далайханов, показывая на стену. — Вся экспозиция в одном предложении. Тут тебе и пожелание заняться извращенным сексом, и краткая характеристика личности обидчика, и даже запятая поставлена в нужном месте!

Сергиец взглянул на переписку:

— Эти надписи — верный признак того, что в подъезде живет как минимум один подросток, к которому в гости ходят его ровесники.

— Коллеги, обобщая ваши исследования наскальной живописи, хочу высказать свое мнение: в этом подъезде давно не было ремонта, а жильцам его наплевать, как выглядят места общего пользования.

— Логично, — согласились со мной Далайханов и Сергиец.

Пустопорожние разговоры перед началом работы на месте убийства — это своеобразный ритуал, которым оперативники отсекают мир живых людей от безмолвного царства мертвых. Сколько бы убитых ни видел опер на своем веку, как бы с годами ни зачерствело его сердце, но каждая новая смерть — это стресс, а болтовня на отвлекающие темы — защита от чужой всепроникающей боли.

В узкой прихожей квартиры Желомкиной все было забрызгано кровью, одежная вешалка сдернута со стены, обувная стойка перевернута.

— Да тут целый бой шел! — воскликнул Айдар. — Крепко Шахиня за свою жизнь цеплялась.

Из комнаты, которая по замыслу проектировщиков была залом, к нам вышел участковый инспектор милиции, лейтенант лет двадцати восьми.

— Ты знал, кто здесь жил? — спросил я.

— Нет, — ответил он тоном человека, не чувствующего за собой никакой вины. — Я совсем недавно на этом участке. Жильца с пятого этажа знаю. Выезжал к нему на семейный скандал. На эту квартиру жалоб в опорный пункт не поступало.

— Андрей, почему здесь пол деревянный? — встрял в разговор Далайханов. — В обычных пятиэтажках деревянный пол должен быть только на первом и пятом этажах, на остальных стелют линолеум.

— Этот дом построили в микрорайоне самым первым, — пояснил Сергиец. — Старая серия, здесь даже встроенная кладовка нестандартная.

— Давно тут Желомкина жила? — спросил я.

Участковый глянул в свои записи:

— Почти шесть лет.

— Как раз после второй отсидки заехала, — проявил знакомство с биографией потерпевшей Сергиец.

— Она была судима? — как-то неохотно уточнил участковый.

— Два раза, — ответил я. — И оба раза за нож. Имела покойница обычай своих сожителей насмерть резать. Лейтенант, у тебя не написано, чья это квартира была изначально? Не Желомкиной же? Ей, дай бог памяти, сорок девять лет, два раза по восемь отсидела — на отдельную квартиру ей зарабатывать некогда было.

— Будем выяснять, — открестился от назойливых вопросов участковый.

Мы прошли на кухню. Шахиня лежала на спине, руки вдоль туловища. При первичном осмотре судмедэксперт расстегнул халат у нее на груди и оставил его едва запахнутым, так что мы могли видеть фрагмент обвисшей женской груди, покрытый жировыми складками живот и темного цвета плавки, порванные у резинки. Халат, плавки и тело потерпевшей были обильно залиты кровью.

На вид Веронике Гавриловне было лет шестьдесят, не меньше. Годы, проведенные в зоне, преждевременно состарили ее, но в то же время закалили характер Шахини. Властные складки вокруг тонких старческих губ свидетельствовали, что эта женщина умела постоять за себя и была скора на расправу. Убийцам пришлось немало помахать ножом, пока Шахиня, обессилев, не свалилась на пол.

— Зловредная была тетя, — сказал Айдар, показывая на кривую ухмылку, исказившую лицо потерпевшей в момент смерти.

Я закурил, пробежался взглядом по интерьеру кухни.

Под раковиной стояло наполовину полное мусорное ведро, не прикрытое крышкой. Сверху в нем лежали картофельные очистки, смятая газета, вскрытая консервная банка. Водопроводные краны раковины были объединены воедино самодельным смесителем, на днище раковины — следы ржавчины. Между кухонным столом, покрытым порезанной во многих местах клеенкой, и наружной стеной разместилась целая батарея пустых винных бутылок. В посудном шкафу дверцы просели, одна из ручек была сломана. Холодильник «Бирюса» стоял в углу кухни. В нашем присутствии он перестал рычать, задергался в смертельной агонии и стих, словно умер вслед за своей хозяйкой.

— Убого здесь, как в бичевнике, — вполголоса сказал Айдар. — Я думал, хранительница общака должна жить покруче.

Я усмехнулся:

— Она была хранительницей общака, а не его распорядителем. Сейф, в котором хранятся драгоценности, не обязан сверкать свежим лаком. Он должен быть прочным и надежным, а вот с этим у ребят возникли проблемы. Кто-то их сейф ломанул.

— Странное дело, — продолжил Айдар, — у нее наколок нет. Шестнадцать лет в зоне, и ни одной отметинки.

— На правое плечо посмотри, — предложил Сергиец.

Далайханов стянул отворот халата вниз. На правой руке Желомкиной красовался крестообразный шрам, расплывшийся от времени.

— Круто? — насмешливо спросил начальник Машиностроительного ОУР. — Это она во время первой отсидки раскаленным прутом выжгла. Как гласит легенда, после добровольного крещения раскаленным добела железом весь барак стал ее панически бояться. Представь, ей всего двадцать четыре года, в зону заехала за убийство и сразу же всем показала, что жизнь человеческую, ни свою, ни чужую, ни в грош не ставит. Шахиня! Повелительница слабых душ и тел!

— Слава, — прервал я коллегу, — тот, кто ее резал, должен быть весь в крови.

— Ну и что с того? У них машина у подъезда стояла. Приедет домой, переоденется. Или ты на ГАИ намекаешь, могли по дороге тормознуть, а там окровавленный пассажир сидит?

— Я не о том. Смотри сам: два удара в живот — у нападавшего гарантированно брюки в крови. Еще три удара, и он весь в крови, с головы до ног. Все в брызгах: руки, лицо, куртка. После такого кровопролития он так салон в поджидавшем автомобиле перепачкает, что никаким стиральным порошком не отмоешь. Отсюда мораль — машина у них была левая, одноразовая, скорее всего, угнанная.

— Андрей, да после убийства Шахини им все равно в городе не жить. Если нападение на нее организовал адвокат, то ему по-любому пришлось бы подаваться в бега, а на машине далеко не уедешь: не менты, так бандиты вычислят.

— Ты опять не уловил мою мысль. Адвокат — человек опытный, он знает, сколько крови будет на человеке с ножом, а значит, он изначально жертвует автомобилем. Своим или чужим, без разницы. Заляпанный кровью автомобиль — это голимое палево, передвигаться на нем по городу нельзя. После нападения прошло больше часа. Даю гарантию, они уже скинули «Жигули», и если хорошо поискать, то можно найти эту «жигу» где-нибудь в городе.

— Машину могли поставить в съемный гараж, и теперь ты ее долго искать будешь.

— Переодеваться убийца тоже в гараже будет?

— Ведро воды, свежая одежда, и привет! Бери билет на поезд до Сочи и жди встречи с теплым ласковым морем.

— Они могли в салоне клеенку на сиденья постелить, — предположил Айдар.

— Не пойдет, — возразил я. — Преступники садились в автомобиль впопыхах, тут никакой целлофан не поможет, где-то да мазнешь кровью. Я считаю, что сейчас надо искать автомобиль, а уж от него выстраивать цепочку к убийцам.

— Андрей, чего ты привязался к этим «Жигулям»? — возмутился Сергиец. — Скинут они тачку, и что с того?

— Тогда вернемся к началу разговора, — продолжал упорствовать я. — На кой хрен адвокату свою «пятерку» палить, если на один раз машину просто угнать можно?

Со стороны могло показаться, что я и Сергиец играем в «глухой телефон» — он говорит одно, я — другое, и вместе мы не слушаем друг друга. Но Айдар, не вмешивавшийся в наш спор, быстро вычленил из него здравое зерно. Тезис-антитезис-синтез. Далайханов синтезировал мысль, витавшую в воздухе, в здравое предположение:

— Я вам вот что скажу, мужики. Давайте предположим, что был у нас адвокат, который решил круто поменять свою жизнь. Он нашел двух отморозков и организовал налет на Желомкину. После убийства отвез их в гараж и убил обоих. Переоделся, изменил, как мог, внешность и — на вокзал! А можно на автобусе доехать до Новосибирска и пуститься в путешествие по Транссибу. Хочешь, на юг мотай, а хочешь — на Дальний Восток. Весь мир у тебя в кармане! Денег с собой — полная сумка, в любой точке Союза можно осесть и новую жизнь начать.

— И что с того, что он грохнул подельников? — не уловив нового поворота событий, спросил Сергиец. — Ты кого предлагаешь в первую очередь искать: людей или машину?

— Кончай диспут, пошли в зал! — приказал я.

Я и Сергиец вышли из кухни первыми, а участковый на выходе остановил Далайханова и тихо спросил:

— Так кого убили-то?

— Хранительницу воровского общака.

— А кто она такая?

— Идиот, — обругал его Айдар. — Газеты перед сном читай, может, немного умнее станешь. Сейчас даже первоклашки про общак знают, а ты — ни в зуб ногой. Иди в медвытрезвитель работать, там служба попроще — шмонай пьяных да выходи на службу сутки через трое.

Гостиная квартиры Желомкиной была обставлена как спальня, а смежная с ней, тупиковая, комната была залом. В гостиной-спальне вместо дивана стояла двуспальная кровать, в углу, у выхода на балкон, на тумбочке с растрескавшейся полировкой, красовался новенький японский телевизор. Судя по расположению подушек и вышарканной побелке, Шахиня любила просматривать телепередачи лежа на кровати. Вторая кровать, узкая односпальная, была аккуратно заправлена. Рядом с ней стоял стул, на спинке которого висели хлопчатобумажные колготки с вытянутыми коленками, поверх них — атласный пионерский галстук. Остальную одежду вернувшаяся из школы девочка убрала в шкаф.

На стене, над кроватью девчонки, был приклеен липкой лентой плакат фальшивой группы «Мираж» — две длинноногие девушки в коротких юбках, волосатый клавишник и два гитариста. Девицы с плаката весело улыбались, мол, ловко мы обули вас, граждане?

Во второй комнате, рядом с входом, лежал труп парня неопределенного возраста. Как у всех пьющих людей, лицо его было отечным, испещренным рано появившимися морщинами. Племянник хранительницы общака был убит выстрелом с близкого расстояния. Кучный заряд картечи оставил в его грудной клетке входное отверстие размером с детский кулак. Смерть племянника была мгновенной и безболезненной.

Само орудие убийства, обрез одноствольного охотничьего ружья, валялось в правом углу комнаты.

Я сделал шаг вперед, прикинул, как было дело.

Услышав шум в прихожей, племянник бросился в зал. Убийца опередил его, вскинул обрез и выстрелил. Второй раз, по девчонке, он стрелять не стал, а отбросил обрез в сторону. Почему он так странно действовал? Пока неясно. Возможно, у него был всего один патрон, а может быть, он просто не хотел упускать время на перезарядку оружия. Что дальше? Судя по словам девчонки, этот же преступник стреляет в нее из какого-то другого оружия, скорее всего, из того мелкокалиберного пистолета, из которого они при отступлении убили старушку на первом этаже. Но все это только предположения. Пока понятно только одно — после единственного выстрела из обреза преступник выбрасывает его. Обрез, как и автомобиль, был в налете вещью одноразовой.

Я обошел труп, остановился на середине комнаты. Стоявший за моей спиной Сергиец, независимо от меня, предположил:

— В момент нападения племянник лежал здесь, на диване. Услышав вопли Желомкиной, он вскочил, бросился на помощь, но наткнулся на бандита с обрезом. Где, интересно, в этот момент была девчонка?

Его вопрос остался без ответа. Лично я даже предположения не стал строить, где стояла или сидела девочка в момент нападения. Комната, где убили племянника Шахини, была просторной и вытянутой в длину. Здесь не одна девчонка, здесь пять школьниц встанут на расстоянии метра друг от друга, и еще на пару человек места хватит.

Диван, на котором лежал племянник, имел выпуклое днище. Обычно в этой нише хозяева хранят постельное белье для того, кто спит на диване.

Я приподнял сиденье дивана. Ниша была пуста. Айдар распахнул дверцы платяного шкафа, к ногам его вывалилась подушка в засаленной наволочке.

— Похоже, — я вернул диван в исходное положение, — племянничек спал на общаке. Здесь, в этой диванной нише, воры и хранили сумку с деньгами.

— Смотри, Андрей, остатки былой роскоши. — Сергиец показал на книжный стеллаж, одну из полок которого занимали фарфоровые фигурки.

— Что читал покойный?

Я пробежался по книжным полкам. Приключения, фантастика, два исторических романа, продававшихся исключительно в обмен на макулатуру. Томик стихов Есенина, книга Шолохова «Поднятая целина», материалы XXV съезда КПСС, школьные учебники за пятый класс. На стене, рядом со стеллажом, изолентой синего цвета был прикреплен большой плакат — Арнольд Шварценеггер в образе Конана-варвара. Между стеллажом и наружной стеной стоял черно-белый телевизор на длинных ножках. Сверху телевизор был накрыт льняным полотенцем.

«Девчонка мечтала стать популярной певицей, а племянник Шахини мнил себя героем фантастических боевиков. Каждому свое, у каждого свой кумир для подражания. Но если у девчонки все еще было впереди, то племянничек явно упустил шанс накачать могучие мышцы. Дешевое вино — это не анаболики, портвейном мышечную массу не нарастишь».

— Андрей, подойди сюда, — попросил Айдар.

Он стоял у письменного стола, на котором были разложены учебники и тетрадки.

— Смотри. — Далайханов показал на раскрытую тетрадь в клеточку. — Девчонка в момент налета делала уроки по математике. Она начала решать задание и бросила на полдороге.

— Аккуратная девочка, — заметил я. — Она резко вскочила, но стул не перевернула.

Я закрыл тетрадку, прочитал на обложке: Кислицына Лена.

— Слава, у племянника Шахини как фамилия была?

— Желомкин. Он сын ее брата.

— Черт возьми, а девчонка-то тогда кто такая?

И участковый, и Сергиец пожали плечами — понятия не имеем.

Я открыл ящик письменного стола, порылся в нем и нашел то, что искал, — песенник. Толстая общая тетрадь, украшенная цветочной аппликацией и нарисованными от руки котятами. На внутренней стороне обложки тетради красивым девичьим почерком было выведено: «Песенник Лены К. Только для друзей».

— Чего нашел? — заглянул ко мне через плечо Сергиец. — У моей дочки такой же есть.

— У всех девочек в этом возрасте есть песенник — душа и сердце любой школьницы, хранилище сокровенных тайн и любовных мечтаний.

Я вышел на середину комнаты.

— Итак, господа, что мы имеем? Ваши версии, догадки, предположения?

Сергиец вышел в зал, вытянув вперед руку, вернулся.

— Бах! — Он изобразил выстрел. — Племянник Шахини падает. Девчонка вскочила из-за стола и бросилась в угол к стеллажу. От стола бежать ей больше некуда. Преступник отбрасывает обрез, достает пистолет и стреляет в девчонку. Осечка! Он решает не добивать ее, а идет к дивану, в котором хранится сумка с деньгами.

— Позволю предположить, — сказал Айдар, — что девчонка упала в обморок, вот он и не стал больше с ней возиться. Следов ее падения нет, но она могла плавно опуститься на колени, а потом уже распластаться на полу.

— Отлично! — согласился я с коллегами. — Вся обстановка в комнате говорит о том, что в ней ничего не искали: все вещи на месте, не разбросаны, дверцы в кладовку и одежный шкаф закрыты. Отсюда мораль: преступники совершенно точно знали, где у Шахини хранится общак. Они действовали в одно касание — пришел, увидел, победил.

— А еще они точно знали, — дополнил Сергиец, — сколько человек находится в квартире и кто они такие.

— Шахиня сама открыла дверь, — продолжил я. — Первый из нападавших был ей знаком, она не боя-лась его.

— Она его не боялась, а он пришел ее убивать, — подвел итог нашей реконструкции событий Айдар.

В прихожей громко хлопнула входная дверь, раздался шум, послышались властные голоса. Судя по шагам, большая часть приехавших пошла на кухню — посмотреть на убитую Шахиню, а один человек, не останавливаясь, сразу прошел к нам. Это был начальник уголовного розыска городского УВД Малышев.

— Ничего не нашли? — спросил он. — Я так и думал. Не для того налетчики на убийство Желомкиной пошли, чтобы общак на месте оставить.

Я отвернулся к окну, незаметно для всех сунул песенник за пояс. Пригодится!

— Андрей Николаевич, ты чего там увидел? — спросил раздраженно Малышев. — Хватит в окно глазеть! Поезжай в управление, бери Ключникова и садись за аналитическую справку. Примерная картина преступления тебе ясна? Чтобы к вечеру справка была у меня на столе!

— Николай Алексеевич, а вечер у нас во сколько наступает?

— Часам к восьми сделай. До восьми я смогу держать оборону, а там придется на вопросы отвечать… Слава, Сергиец, сгребай всех своих людей — и давай на поквартирный обход. Если кого не застанете дома, выведите отдельную справку, завтра участковых пошлем. Айдар, останешься со мной. Да, еще, Андрей Николаевич! Вернется Клементьев, пусть собирает всех свободных оперов — и на отработку территории. Всех сюда, всех! Нынче здесь работы привалило — непочатый край. До утра не разгребем.

На выходе из подъезда я столкнулся с прокурором города Воловским. Мы сухо поздоровались и разошлись, каждый своим путем.