Глубина резкости. Роман

Геннадий Николаевич Дорогов

Одарённый фотограф занимается любимым делом. Но его скромные доходы позволяют молодой семье едва сводить концы с концами. Однажды он получает заманчивое предложение. Уровень жизни резко возрастает. Однако жизнь главного героя меняется отнюдь не в лучшую сторону.

Глава 2. Раздвинутые горизонты

1. Острые ощущения

Отныне единственной темой работ Артёма в студии стала обнажёнка. Кандидатки в фотомодели время от времени приходили сюда и предлагали свои услуги. Девушки старательно демонстрировали свои прелести в различных позах и ракурсах. Меллер и Окунев придирчиво оценивали внешние достоинства претенденток. Часто их взгляды на красоту и привлекательность значительно расходились. Паша внимательно выслушивал мнение своего коллеги, но окончательное решение оставлял за собой. Это обстоятельство серьёзно досаждало и портило настроение. Но работа продолжалась. Из немалого числа желающих позировать отбирались несколько красоток. С ними у Артёма начинались рабочие будни, переходящие время от времени в более тесные отношения.

Вскоре обилие голых женских тел набило оскомину. Хотелось как-то разнообразить свою трудовую деятельность, вернуться хотя бы частично к прежним традиционным портретам, городским и природным пейзажам. Но поскольку Паша ничего не хотел слышать об этом, Артём стал заниматься своим увлечением в свободное время. Вечерами он бродил по городу с личным фотоаппаратом в поисках интересных видов и сюжетов. Объектами его внимания становились фрагменты городских пейзажей, скверы, забавные ситуации и, конечно же, лица людей, на которых в определённые моменты проявлялись глубокие чувства или яркие эмоции. Такие ситуации возникали неожиданно и длились считанные мгновения. Их нужно было как-то уловить, прочувствовать, предугадать. И это необъяснимое, неведомое чувство просыпалось в нём всякий раз, как только Артём брал в руки своё сокровище. К тому же объектив с широким фокусным диапазоном позволял делать снимки издалека, оставаясь практически незаметным для тех, кто попадал в поле зрения фотографа.

Вернувшись в квартиру, Артём садился за компьютер и просматривал результаты своей фотоохоты. Всё, что не соответствовало его личным требованиям и не вызывало резонанса в душе, безжалостно отбраковывалось. Из десятков снимков отбирались единицы, но это были настоящие жемчужины. Особенно впечатляли лица взрослых и детей, случайно попавших в прицел фотоаппарата. Люди не знали, что их снимают, поэтому вели себя вполне свободно и естественно. Радости, восторги, печали, слёзы, смех — всё было настоящим, искренним, без позирования и наигранности.

Впрочем, и с позированием дело обстояло неплохо. Иногда прямо на улице Артём заговаривал с людьми, которые привлекали его внимание своей яркой, интересной или необычной внешностью. Как правило, это были девушки, женщины или молодые и не очень молодые пары. Он объяснял незнакомцам причины своего интереса и предлагал им послужить фотомоделями, обещая сделать высокопрофессиональные портреты и не требуя за это платы. Люди реагировали по-разному. Одни удивлённо переглядывались, пожимали плечами и всё же уходили. Другие просили дать время на раздумье. Третьи давали положительный ответ практически сразу. Охотнее других соглашались пары — мужчина и женщина. При полном отсутствии мужского сопровождения женщины вели себя решительнее, если их было не менее трёх.

В арендуемой квартире, в комнате, представляющей собой мини-студию, Артём закреплял «Никон» на штативе — и начиналось священнодействие, заставляющее его забыть обо всём на свете. По окончании работы он демонстрировал своим случайным фотомоделям результаты съёмок, пролистывая снимки на компьютере. Как правило, на гостей просмотр производил яркое впечатление. Не в силах сдержать эмоции, люди говорили, что не ожидали ничего подобного, что сами даже не подозревали в себе такой привлекательности. Они горячо и от души благодарили фотографа. Для Артёма это были минуты истинного счастья. Он обещал всем запечатлённым разослать их портреты на электронные адреса, которые они ему сообщали, и с удовольствием выполнял своё обещание.

Он не ставил Пашу в известность о своих несанкционированных фотосессиях. Да и при чём тут был Паша? Артём занимался своим любимым делом, занимался для души. И не был обязан перед кем-то отчитываться. Однако у Меллера на этот счёт оказалось другое мнение. Однажды он сказал с недовольством:

— До меня дошла информация, что ты водишь домой случайных людей. Мне это не нравится.

— Эти люди ничуть не хуже тех тёлок, которых я периодически снимаю голыми в студии, а затем «снимаю» в другом смысле этого слова и тащу в кровать, расположенную в спальне твоей квартиры, — возразил Артём. — Но ты почему-то против этих распутных девок ничего не имеешь.

— Тёма, я не обязан тебе что-то объяснять, — медленно, почти по слогам произнёс Меллер, буравя собеседника холодным взглядом. — Однако запомни: с некоторых пор всеми твоими работами распоряжаюсь я. Кто платит, тот и заказывает музыку. Поэтому ни на побочные заработки, ни на щедрые подарки ты не имеешь права, не согласовав эти вопросы со мной.

— Кто тебе сказал про то, что я кого-то вожу домой?

— Не будь ребёнком.

— Ладно, понял: бережёшь агентуру. Но есть ещё вопрос: откуда ты узнал, что я там провожу фотосессии?

Паша отвёл взгляд в сторону.

— От верблюда, — проворчал он.

— Это не ответ, — тут же вцепился в него Артём. — Я могу понять, что кто-то наблюдал за мной и докладывал тебе. Но как он мог узнать про то, что происходит в квартире?

— Чёрт возьми, да очень просто! — вдруг взорвался Меллер. — Каждый раз при тебе был фотоаппарат. Короче, всё: точки расставили, тему закрыли.

Можно было ещё поспорить с шефом. Ведь свою любительскую деятельность Окунев развернул лишь потому, что в студии Паша прикрыл все работы с классическими портретами, переключив всё внимание на эротические снимки. Но сейчас Артёма волновало не это. Посеянные Анжеликой сомнения вновь зашевелились в его душе.

После той нервозной встречи и не слишком удачной ночи они ни разу не виделись и не созванивались, хотя прошло уже почти два месяца. Тогда Артёму никак не удавалось расслабиться, пока он не напился. Накачавшись коньяком, он немного успокоился, но настроение не улучшилось. Глухое раздражение продолжало будоражить душу. Лика, обрушив на кавалера свои женские чары и ласку, пыталась вернуть его в состояние душевного равновесия, и в некоторой степени ей это удалось. Благодаря её стараниям Артём не потерпел в ту ночь полное фиаско.

Утром она отвезла его до дома, не заезжая во двор. Высадила у кромки тротуара. Перед расставанием сказала:

— Когда возникнут проблемы, непременно позвони мне. Буду ждать твоего звонка.

Она так и сказала: «когда возникнут», а не «если возникнут». Эта фраза вновь поселила в душе Артёма смутную тревогу.

Однако его растревоженная душа быстро успокоилась, когда Паша Меллер вдвое увеличил оплату каждого снимка. Фотокартины обнажённых женщин, помеченные в правом нижнем углу замысловатой рыбкой, пользовались спросом и, судя по всему, высоко ценились. Банковский счёт Артёма стал увеличиваться значительно быстрее, хотя он продолжал жить, ни в чём себе не отказывая. Окунев пришёл к выводу, что Паша с ним достаточно честен, а все мутные разговоры на его счёт являются либо мышиной вознёй, либо глупым розыгрышем. Даже если Меллер где-то в чём-то хитрит и финтит, то какое ему, Артёму, дело до всего этого? Он получает хороший заработок, а остальное его не касается. Меньше знаешь — крепче спишь.

Но вот сегодня опять появился повод для сомнения. Вернувшись домой, Артём тщательно осмотрел всю квартиру, но ни жучков, ни камер не обнаружил. Однако душа на этом не успокоилась. Он решил, что при таком тёмном и непонятном раскладе нужно сделать единственно правильный шаг — срочно сменить жильё. Сбережения позволяли обзавестись пусть не слишком большой, но собственной квартирой. Правда, пришлось бы немного повременить со сменой автомобиля.

Меллер, узнав о его решении, сказал:

— Не глупи, Тёма. Сейчас ты приличную хату в Новосибе не возьмёшь. Потерпи чуток. Скоро к нам такие бабки потекут, какие тебе и не снились. Ещё малость подкопишь и сможешь выбрать себе приличные апартаменты. А если ты взбрыкнул из-за разногласий по поводу съёмок в моей квартире, то я готов пойти на уступки. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Хочешь заниматься классикой — занимайся. Хоть дома, хоть в студии. Я не стану возражать, если твоё хобби будет не в ущерб работе.

В его словах, несомненно, был резон. Как бы не хотелось Артёму поскорее сменить жилище, всё же он решил повременить. Вечером на всякий случай ещё раз провёл обыск в квартире — и вновь безрезультатно. Он уже не знал, что думать и кому верить. Окунев сел на кровать, с грустью и тревогой размышляя от том, что у него начинает развиваться паранойя.

* * *

В середине августа неожиданно произошло неприятное событие. Артём готовил съёмочную аппаратуру и освещение, а модель только что пришла и даже не успела раздеться, как в помещение вторглись четверо незнакомцев. Невысокий мужчина средних лет и его молодая спутница по-хозяйски вошли в студию в сопровождении двух верзил с бандитскими лицами. Бросив небрежный взгляд в сторону застывшей в растерянности фотомодели, невысокий главарь этой живописной компании небрежно цыкнул:

— Кыш отсюда!

Он вальяжно уселся на стул, ритмично похлопывая пальцами по колену. Девушка ещё больше стушевалась, вопросительно глядя на фотографа.

— Тебе повторить? — грозно рявкнул один из верзил, и она пробкой выскочила из помещения.

— В чём дело? — спросил Артём.

Тут же второй амбал сгрёб ворот его рубашки мощной пятернёй.

— Не вякай, пока тебя не спросили.

— Отцепись! — со злостью сказал Артём, безуспешно пытаясь освободить воротник. — Да отцепись ты!

Хозяин жестом приказал своему псу отпустить жертву, и тот послушно выполнил команду.

— Слушай внимательно, — сказал невысокий. — Это моя девушка, — он кивком указал на спутницу. — Сейчас ты сделаешь её портреты. Мне сказали, что ты непревзойдённый мастер. Поэтому смотри, не разочаруй меня.

— Я не полномочен решать такие вопросы, — хмуро отозвался Артём. — У меня есть свой начальник. С ним договаривайтесь.

— Ты чё, не понял? — верзила вновь хотел схватить Артёма, но он увернулся и отскочил на безопасное расстояние.

— Ты, парень, и в самом деле чего-то не понимаешь, — изрёк босс с ленивым презрением. — Я таких ершистых враз успокаиваю. Запомни: ты — никто. Тебе сказали делать — делай!

В груди у Артёма кипело от негодования. Ситуация была серьёзной, и он не знал, как из неё выйти, не нарвавшись на большие неприятности. Фотографировать смазливую куклу при таком хамском обращении было противно до тошноты, но отказ мог привести к непредсказуемым последствиям.

— Я могу хотя бы позвонить? — спросил он.

Верзила тут же метнулся к нему.

— Я тебе щас позвоню!

В этот момент в студию стремительно вошёл Меллер.

— Стоп-стоп, друзья! — воскликнул он и, обращаясь к главному, спросил: — Боря, что тут происходит?

— Ты, Пауль, распустил своего пацана, — ответил Боря развязным тоном. — Не умеет себя вести с уважаемым человеком.

— Ты не прав, ей-богу не прав, — торопливо затараторил Паша. — Ну, сам подумай: откуда ему было знать, кто ты? Сейчас мы устраним все недоразумения, — он обратил взор на Окунева. — Тёма, готовь всё необходимое для съёмки.

— Шустрей давай, мозгляк! — распорядился командирским голосом незваный гость.

Павел сокрушённо покачал головой.

— Ай-ай-ай! Ну что ты, Боря, делаешь? Артём — фотограф от Бога. Тонкая творческая натура. От его настроения напрямую зависит качество работы. А ты ему в душу плюёшь. И какого результата ты ждёшь после этого?

Бандит Боря слегка задумался.

— Ладно, забыли, — он поднялся, вынул из кармана пятитысячную купюру и бросил её на стул. — Это тебе за моральный ущерб, художник. В общем, оставляю Лёлю на твоё попечение. Сделай всё по уму. Но не вздумай лапы распускать. Тронешь хотя бы пальцем — я тебе кое-что отрежу. Понял?

Он повернулся и в сопровождении верзил вышел из студии.

— Понял, — пробормотал Артём ему вслед. — Наверное, палец.

Меллер подошёл к нему и заговорил извиняющимся голосом:

— Ты, Тёма, успокойся. Понимаю, как тебе обидно и досадно. Постарайся совладать с настроением. Что делать, с такими людьми приходится считаться. А сейчас забудь про Борю. Ты не его будешь снимать, а девушку. Посмотри, какая она хорошенькая! И ни в чём не виновата перед тобой.

Девчонка, которую бандит назвал Лёлей, ни то улыбнулась, ни то ухмыльнулась.

— Всё, друзья мои, не буду вам мешать, — сказал Паша и торопливо ушёл.

Когда они остались наедине, девчонка спросила всё с той же полу-ухмылкой:

— Куда мне пройти?

Артём молча махнул рукой, указывая на место для фотомодели. Она неторопливо прошла, повернулась к нему лицом.

— Какую позу принять?

— Какую хочешь, — хмуро отозвался он.

Лёля перестала улыбаться.

— Я не поняла: ты собираешься делать настоящий портрет или пытаешься просто отмазаться?

Он оглядел её с ног до головы.

— А ты хочешь, чтобы я сделал настоящий портрет?

— Разумеется.

— Тогда какого чёрта пришла в драных джинсах и клетчатой рубахе?

Артём ожидал от неё ответную грубость, но девушка заговорила неожиданно мягко и доброжелательно:

— Ладно, чего там. Я ведь всё понимаю: наплевал тебе Борька в душу. Ну и чёрт с ним! Сейчас его здесь нет. А мне ты нравишься. И я не хочу с тобой ссориться.

Манёвр сработал. Настроение у Артёма не слишком улучшилось, но и неприязни к незваной посетительнице заметно поубавилось. Он принялся за работу, привычно с головой погружаясь в процесс. Девушка оказалась толковой и буквально схватывала на лету всё, что ей говорил фотограф. Перед камерой она держалась свободно. Артём делал снимки с разных положений, менял освещение, советовал модели принять ту или иную позу. Творческий азарт полностью захватил его. Он уже не сомневался, что фотографии получатся в самом лучшем виде.

Спустя сорок минут Артём объявил, что сеанс окончен. Слегка устав от интенсивной работы, он присел на стул, предварительно смахнув на пол пятитысячную подачку. Лёля вдруг начала раздеваться.

— Эй, ты чего делаешь? — воскликнул он удивлённо.

— Пофотай меня нагишом, — попросила она, продолжая сбрасывать с себя одежду.

— Нет-нет! — запротестовал Артём. — Быстро одевайся, иначе мне твой Борька глаза выколет.

Но она уже закончила обнажаться. Кошачьей походкой подошла к Окуневу, положила руки на плечи.

— Хорошо, не будем снимать эротику. Можем заняться чем-нибудь другим. Я тебе уже говорила, что ты мне нравишься. А как я тебе?

Выглядела она соблазнительно. Артём вдруг почувствовал сильное волнение. Но к привычному возбуждению примешивалось менее приятное чувство. При нынешнем положении вещей любовный роман мог быстро превратиться в триллер или хоррор. Окунев уже хотел дать решительный отказ, но девчонка вдруг прижала палец к его губам.

— Ничего не говори, — прошептала она. — Лучше послушай, что я скажу. Борька тебя сегодня обидел. Разве ты не хочешь поквитаться с ним? У тебя есть такая возможность. Я охотно помогу тебе отомстить. Он об этом ничего не узнает. Зато мы с тобой будем знать и злорадствовать.

Артём смотрел на неё, потрясённый таким предложением.

— А ты не провокатор? — спросил он.

Она засмеялась.

— Ага, испугался! Нет, я не провокатор, а любительница красивых и интеллигентных мужчин.

— Да, судя по твоему приятелю, — сказал Артём с сарказмом. — Извини, дорогая, но я не ищу приключений на одно место и рисковать не хочу. Для меня твоя затея может плохо закончиться.

— Это может плохо закончиться и для меня. Я тоже рискую.

— И ради чего?

Лёля наклонилась к нему, прикасаясь голым телом, и прошептала на ухо:

— Ради удовольствия. Обожаю острые ощущения. Давай сделаем это прямо здесь, на стуле.

Она начала расстёгивать его брюки. Рассудок говорил Артёму, что при нынешних обстоятельствах не следует поддаваться соблазну. Но он уже знал, что не устоит, уступит настойчивым притязаниям девчонки, потому что в данной ситуации к похоти и страсти примешалось жгучее желание отомстить за унижение.

Бурно начавшийся интим закончился довольно странно и сумбурно. Изображавшая страсть девица вдруг потеряла всякий интерес к партнёру. Она быстро оделась и, ни слова не говоря, покинула студию. Валявшуюся на полу красную банкноту девушка мимоходом подняла и сунула в карман своих джинсов. Артём озадаченно смотрел ей вслед. Вместо морального удовлетворения в душе остался неприятный осадок.

На этом странности не закончились. Артём позвонил Меллеру и спросил, когда он приедет за результатами. Паша попросил сбросить снимки на e-mail.

— Фотографии не коммерческие, — объяснил он своё решение. — Нет необходимости шифроваться.

Артём извлёк из аппарата карту памяти и пошёл к компьютеру. Но передумал и положил карту в карман, решив отправить снимки из дома со своего личного ноутбука.

2. Слякоть

За окном медленно кружились редкие снежинки. Едва коснувшись земли, они таяли, оставляя на поверхности мокрые пятнышки. Этих пятнышек становилось всё больше. Они росли, сливались воедино, постепенно превращая поверхность земли в блестящую сырость.

Хмурая, унылая погода отзывалась в душе Артёма таким же хмурым и унылым настроением. Казалось, и там кружат снежинки, оседая на дно души не пушистым белым ковром, а серой слякотью. В работе возник перерыв, поскольку, как объяснил Паша, скопился некоторый задел фотоснимков, а новых заказов пока не поступало. Участвовать в тусовках и подобных междусобойчиках у Артёма не было ни малейшего желания. Тамошняя публика вызывала если не отвращение, то уж точно стойкую неприязнь. Иными словами, делать ничего не хотелось, видеть никого не хотелось, а безделье и одиночество давили на душу тяжко и мучительно.

Послонявшись по квартире, Артём вновь стал пролистывать справочник телефона. В числе самых первых контактов по списку значилась Анжелика. Окунев с полминуты смотрел на имя женщины, раздумывая, стоит ли ей звонить, но так и не решился. На то имелось достаточно причин. Во-первых: о чём он будет с ней говорить? Они не общались с того самого июньского утра, когда Лика отвезла его домой после не слишком удачной ночи. Тогда она просила его позвонить, как только возникнут проблемы. Какие проблемы у Артёма сейчас возникли? Умирает от скуки и безделья? Прекрасный повод для звонка! Во-вторых: стоило подумать об Анжелике, как тут же появились сомнения в том, что в квартире нет никаких средств слежения. Нет, звонить ей не следовало. Да и кто она ему? Такая же тёмная лошадка, как и Карина. После той единственной ночи, проведённой сразу после первой эротической фотосессии, с Кариной у Артёма больше не было близких отношений, хотя она пару раз предлагала ему освежить впечатления. Но он находил отговорки, и она отстала. А пару месяцев назад и вовсе исчезла с горизонта. Примерно в это время куда-то запропала Пашина секретарша Нина.

Артём пролистал список до строчки «Рита». В груди остро кольнуло. И сразу все другие женщины отошли на задний план, стали безликим фоном. Рита — вот с кем сейчас он хотел бы поговорить больше всего на свете. Только теперь Артём в полной мере осознал, что расставание с женой явилось той чертой, за которой кончилась настоящая жизнь. Всё последующее время он обманывал себя, гордясь своей востребованностью и растущими доходами, глушил тоску пустыми и никчёмными приключениями.

Ему нестерпимо захотелось пообщаться с Ритой. С трепетным волнением в груди Артём сделал вызов. Длинные гудки, казалось, звучали целую вечность. Наконец в трубке послышался знакомый голос:

— Алло!

Она не знала, кто ей звонит — Артём сменил телефонный номер вскоре после её ухода. И сейчас, услышав голос бывшей жены, он вдруг растерялся, не зная, что сказать.

— Алло! — повторила Рита.

Он продолжал молчать, сам не понимая причины своей робости. Связь оборвалась. Артём положил телефон на стол и задумался. Что с ним происходит? Почему разговор с женщиной, которую он продолжал любить, оказался для него таким трудным делом?

Он понял, чего подспудно боялся: а что, если Рита вышла замуж? Почему он сразу не учёл такую вероятность? Ведь последний раз Окунев слышал о Рите от Максима ещё в июне. С тех пор прошло четыре месяца. От этих мыслей на душе стало ещё тоскливее. Артём решил немедленно позвонить Залесову и вытянуть из него всё, что он знает о его бывшей жене.

Максим обрадовался звонку. Однако по поводу Риты не мог ничего сообщить.

— Лично мне ничего не известно об этом, — сказал он. — Но я могу спросить у Кати. Они общаются по телефону.

— Почему по телефону, — удивился Артём.

— Потому что мы уехали из Иркутска. Ещё в июле.

— Уехали?! Куда?

Максим засмеялся.

— В Захолустное. Помнишь такое?

Артём судорожно вздохнул. Помнит ли он такое? Да разве можно забыть! Тогда, в тёплый летний день, они вчетвером поехали на автобусе из Иркутска на берег Байкала в селение с гордым названием Большое Голоустное. Для мизерного населённого пункта, в котором проживало всего-то шестьсот человек, слово «большое» в названии звучало весьма забавно. И Катя быстро переименовала его в Большое Захолустное. Многие местные жители по-доброму отнеслись к четвёрке приезжих весельчаков. С некоторыми даже сложились приятельские отношения. А смешливый и приветливый бурят Жамба, вполне оправдывающий своё имя, которое в переводе на русский означает «доброта», полдня за незначительную плату катал гостей на своей моторной лодке вдоль побережья озера. В тот день Максим и Артём нащёлкали множество снимков.

Когда вернулись в посёлок, Жамба выпрыгнул из лодки и помог девушкам сойти на берег. Артём выходил из лодки последним. Бурят поймал его за руку и негромко сказал, кивнув в сторону Риты:

— Хорошая девушка. Очень хорошая. Потеряешь — дурак будешь.

Окунев засмеялся.

— Не потеряю. Даже не надейся.

Он догнал Риту, обнял её одной рукой, и они побрели дальше.

— Чем ты там занимаешься? — спросил он, с трудом подавив приступ ностальгии.

— Летом катал туристов и фотографировал их в живописных местах, — сказал Максим. — У меня теперь есть небольшой катер. Старенький, но ещё довольно крепкий. Мы с Катюшей продали свою квартиру в Иркутске. Здесь, в Голоустном, нам этих денег хватило и на дом, и на катер. Да ещё в запасе кое-что осталось. Так что будем живы — не помрём. Сейчас ищу себе работу на зиму. Что-нибудь придумаю.

— Со скуки помереть не боишься? Народу-то там — раз-два и обчёлся.

— Народу мало, да, почитай, все свои. А много ли у тебя своих в твоём мегаполисе? Мне даже Иркутск стал казаться муравейником, где все куда-то бегут, снуют, суетятся. А что говорить про Новосибирск? Ладно, чего это я… Лучше расскажи, как там твои дела?

«Как мои дела? — подумал Артём. — Хреновы мои дела. Ведь и в самом деле: народу вокруг полно, да все чужие».

— Нормально, — сказал он. — Тужить мне не о чем.

— Мне кое-что непонятно, Артёмка, — осторожно заговорил Залесов. — Ты вот меня про Риту спрашивал. Но ведь мог же узнать о ней от своих родителей. Неужели до сих пор не общаешься с ними?

Артём словно физически ощутил в груди тяжёлый камень.

— Верно, — сказал он. — До сих пор не общаюсь.

— Слушай, так нельзя! — сердито воскликнул Максим. — Что за детство?! Мозги ему вынесли! Виноват — вот и вынесли. Долго ты собираешься обидки держать на родных людей?

— Дело не в обидках, Макс. Не знаю, как тебе объяснить. Что-то происходит со мной. А что именно происходит — понять не могу. Вроде бы всё есть, ни в чём нужды не знаю — живи и радуйся. А внутри пусто.

— Это у тебя называется «тужить не о чем»? Я объясню, отчего тебе пусто: оттого, что нити в прошлое оборвал. С самыми близкими людьми не общаешься, а это, извини, полный идиотизм. Короче, так: прямо сейчас мы с тобой заканчиваем разговор, и ты сразу звонишь матери или отцу — как тебе больше нравится. Налаживай отношения. Глядишь, и жизнь смыслом наполнится. Ну всё, друг, пока!

— Пока!

Связь прервалась. Но Артём ещё долго вышагивал по квартире, прежде чем решился набрать номер матери. Наконец, насмелился и сделал вызов. Услышав её голос, сказал:

— Мама, это я.

— Тёма! Тёмочка! — в трубке послышался плач. — Сынок, с тобой всё в порядке? Мы тут совсем извелись. Дозвониться не можем. И от тебя никак не дождёмся звонка. Уже не знали, что и думать.

— Со мной всё в порядке, мама, — ответил он, чувствуя, как горло сдавливает спазм.

— Я понимаю, сынок, обидели мы тебя. Ты уж прости нас, не совладали с чувствами. Очень уж Риточка нам полюбилась. Вот и не сдержались.

— Мама, вы с отцом ни в чём передо мной не провинились. Это я должен просить у вас прощения, потому что сам во всём виноват — и перед вами, и перед Ритой. Всё, что вы мне сказали, абсолютно правильно.

Они проговорили ещё не менее часа. Мать понемногу успокоилась. Она говорила, что очень соскучилась, и спрашивала, когда сын сможет приехать. Артём обещал сделать это, как только появится такая возможность. Рита, как выяснилось, замуж не вышла. Три или четыре раза она заглядывала к ним в гости. Внешне выглядела бодрой и весёлой. А вот встречалась ли она с кем-то, того мать не знала. И ещё она сообщила радостную весть: они с отцом успели оформить пенсии до того, как власти подняли пенсионный возраст. Отец продолжает работать, а вот её недавно сократили.

Под впечатлением разговоров — сначала со старым другом, а затем с матерью — Артём сел за компьютер и стал пролистывать фотографии, сделанные в той не слишком далёкой, но, казалось, совсем другой жизни. Вот его ещё детские фотоснимки, снятые плёночным фотоаппаратом и позже оцифрованные. На них запечатлены друзья, одноклассники, соседи и, конечно же, родители — совсем ещё молодые. А вот уже более поздние фотографии. Пожалуй, самый яркий и насыщенный событиями период — работа в редакции журнала. Командировки, встречи, бесшабашное веселье. Это были настоящие, добрые, человеческие отношения. Настоящая дружба. И самое главное — любовь. Не было денег, но зато и разговоров о них практически тоже не было. Сейчас-то у него есть деньги, много денег. Но, увы, больше нет тех простых человеческих радостей, не имеющих денежного эквивалента. Артём с грустью и тоской разглядывал фотографии, с которых на него смотрели добрые, светлые лица друзей. И ещё фотографии Риты, сделанные с особым старанием и душевным трепетом.

Закончив просмотр, Артём позвонил Меллеру.

— Паша, поклянись, что ты не знаешь о том, кто сообщил Рите о моих изменах.

— Ты чего всполошился? — удивился тот. — Столько времени прошло. Прошлое осталось в прошлом.

— Не для меня. Отвечай: знаешь или нет?

— Знаю, Тёма. Теперь знаю, — со вздохом проговорил Павел. — А раньше мне, ей-богу, ничего не было известно.

— Ну и?..

— Нинка пару месяцев назад проболталась случайно, что это её работа. Я её, заразу, тут же уволил. Мне нужна спокойная обстановка, а не интриги.

— Нинка? — удивлённо спросил Артём. — Разве она общалась с моей женой? Мне казалось, что они вовсе не знакомы.

— А вот этот вопрос не ко мне, — парировал Паша. — Я не любитель разбираться в бабских кознях.

Закончив разговор, Артём задумался. Нина — надо же! Кто бы мог подумать?! Бред какой-то… Он машинально бродил по квартире, пытаясь уложить в голове полученную информацию. Но другой на данный момент не имелось, а проверить достоверность этой не было возможности.

Чтобы чем-то себя занять и отвлечься от нежелательных дум, он вновь уселся за компьютер, открыл интернет и стал просматривать образцы фототехники, выпущенные в последнее время. С удивлением обнаружил, что в продажу поступили аппараты нового поколения, оборудованные электронными видоискателями. Судя по предоставленной информации, новинки имели ряд неоспоримых преимуществ перед традиционными зеркальными камерами.

Артём решил, что настало время сделать себе любимому подарок в виде нового фотоаппарата профессионального уровня, благо такая возможность теперь у него была. Сев за руль своего «Лансера», он объехал несколько магазинов электроники и, наконец, нашёл то, что устроило его по всем техническим параметрам и внешнему виду. Цена в сто пятьдесят тысяч рублей теперь не казалась Артёму большой. Домой он привёз новенький «Olympus OM-D» с мощным объективом.

* * *

Ближе к вечеру Меллер позвонил сам и сказал, чтобы Окунев к девятнадцати ноль-ноль подъехал к ресторану «Северное сияние» в «приличном прикиде». Намечалась какая-то важная встреча, на которой ему следовало присутствовать. Это вызвало у Артёма удивление, поскольку прежде Паша ни на какие деловые встречи его не приглашал. Он тщательно побрился, надел дорогой костюм, накинул куртку и к назначенному времени на такси прибыл к ресторану. Паша ждал его у входа.

— Что стряслось? — спросил Артём, когда они поднимались по лестнице.

— Не спеши, — сказал Меллер. — У нас в запасе есть полчаса. Сейчас всё объясню.

Он провёл Артёма к столику, указал рукой на стул. Сам расположился напротив.

— Дело вот в чём. Настало время раздвинуть горизонты нашей деятельности. Есть люди, как бы это сказать, с определёнными наклонностями. И у этих людей есть деньги. Большие деньги. Наша задача — вызвать у них желание поделиться с нами частью своих финансов. Точнее, они уже готовы поделиться. От нас требуется всего лишь не отбить это желание. Разумеешь?

— Догадываюсь, — мрачно отозвался Артём. — Кажется, речь идёт о порнухе. Каким-то извращенцам захотелось иметь у себя скабрезные фотографии, украшенные модным логотипом.

— Некоторые эпитеты я бы заменил, но в целом ты всё понял правильно, — сказал Павел. — Меня, честно говоря, мало интересует мотивация этих людей, и я не знаю, что их больше привлекает: качество твоих работ или престижная рыбка в правом нижнем углу. Меня интересуют деньги, которые они готовы платить. А платить они готовы такие суммы, что о брезгливости и щепетильности надо забыть напрочь.

— Ладно, суть дела мне понятна, хотя и крайне неприятна. Мне уже обнажёнка набила оскомину, а ты подбрасываешь тему ещё похлеще. Но я не понимаю, зачем ты меня сюда притащил. Хочешь познакомить с заказчиками? Для чего?

Меллер засмеялся.

— Нет, Тёма, я хочу тебя познакомить с другими людьми. Ты же понимаешь, что наша новая деятельность будет иметь специфический характер. Следовательно, для неё потребуется специфический материал. Его надо где-то брать. Объявление в интернете для таких целей совершенно не подходит. Я вышел на контакт со специалистами в этой области, готовыми предоставить то, что нам нужно. Скоро парни будут здесь. Посидим, обговорим кое-какие мелочи. А потом ты вместе с ними посетишь их студию и выберешь подходящих для съёмки актёров.

— Почему я?! — сердито воскликнул Артём. — До сих пор организационными делами занимался исключительно ты. Меня даже близко не подпускал. Что изменилось на этот раз?

— Изменилось то, что данная тематика имеет свои особенности, — спокойно ответил Павел, не обращая внимания на эмоции собеседника. — Ты там пообщаешься со спецами, выяснишь все необходимые нюансы. Кроме того, понаблюдаешь за рабочим процессом и будешь иметь наглядное представление.

Новое направление в работе абсолютно не нравилось Артёму, а после телефонных разговоров с Максимом и матерью и вовсе вызывало отвращение. Но, как сказал Паша, здесь пахло большими деньгами. А это означало, что спорить и сопротивляться не имело смысла. Без серьёзного конфликта вряд ли можно было обойтись. Поразмыслив над этим, Артём пришёл к выводу, что придётся хотя бы временно уступить. Если оплата работ существенно увеличится, значит раньше появится возможность обзавестись приличной квартирой. А потом уже можно будет ставить свои условия.

Но ехать с порно-дельцами в их студию набираться опыта Артём категорически не хотел. И дело было не только в том, что от одной мысли об этом становилось противно. Что-то странное, тёмное и тревожное ощущалось в Пашином задании. Артём и сам не смог бы объяснить, что его настораживало. Он чувствовал смутную опасность на уровне подсознания, интуитивно. Как раз эту его способность подчёркивала Анжелика.

— Я не вижу необходимости ехать в порностудию, — заявил Артём категорично. — У кого и чему я должен учиться? У меня свой взгляд и свой стиль. И своё чутьё на работу, которое меня ещё ни разу не подводило. А что касаемо подбора моделей, так в этом вопросе ты всегда полагался исключительно на собственный вкус. Моё мнение тебя мало интересовало.

Меллер наклонился к нему через стол и сказал сердито:

— Артём, не дури! Это не просьба, а задание, которое ты обязан выполнить.

Окунев также наклонился ему навстречу.

— У меня есть лишь одно обязательство перед тобой — делать хорошие фотографии. Для этого мне не надо куда-то ехать.

С полминуты Павел пристально смотрел на него, словно что-то прикидывая в уме.

— Ладно, пусть будет по-твоему, — сказал он наконец. — В таком случае, я не вижу необходимости в твоём присутствии. Можешь сваливать.

Окунев поднялся и пошёл к выходу. На лестнице ему навстречу попались двое молодых мужчин, лица которых показались Артёму крайне неприятными.

* * *

Поначалу для порно-сессии Меллер планировал установить кровать, но Артём убедил его, что можно обойтись кушеткой и что на качестве снимков это никак не отразится. Незадолго до начала работ двое незнакомых парней внесли кушетку в студию и поставили её на место, на которое указал им фотограф. Он продолжал крутиться возле съёмочной аппаратуры, хотя в этом уже отпала необходимость — всё было готово для работы.

— Ты закончил? — спросил Паша.

— Да, — коротко ответил Артём.

— Это хорошо. Секс-бомбы, наверное, уже истомились в машине. Сейчас я их пришлю сюда.

— Присылай.

Меллер внимательно пригляделся к своему подопечному.

— Что-то мне не нравится твоё настроение, — сказал он с ноткой недовольства. — Давай-ка, Тёма, отбрасывай свой гонор в сторонку. Берись за работу всерьёз. И смотри: без фокусов!

— Без фокусов не получится, — возразил Артём. — Резкости не будет.

— Чего? — Павел непонимающе смотрел на него, потом сообразил, о чём речь. — Ясно: каламбуришь, фокусник. Ну что ж, если способен шутить, значит, не безнадёжен. Ладно, хватит балагурить. Настраивайся на работу. Да, чуть не забыл. Есть кое-какие пожелания от заказчика. Надо снять крупным планом непосредственно причиндалы в процессе их соития. Сделай несколько разных вариантов — добросовестно и с душой. Чтобы и здесь, как в твоих прежних картинах, просвечивали профессионализм и божий дар фотографа. Вечером загляну к тебе за результатом. Ферштейн?

— Я-я. Будет тебе чертовщина с божьим даром.

Меллер ушёл. Вскоре в студии появились трое: крепкий парень лет двадцати пяти и две девицы примерно того же возраста. Держались они подчёркнуто независимо и даже вальяжно. Девицы с интересом разглядывали Артёма. Парень, взглянув на мрачную физиономию фотографа, снисходительно изрёк:

— Не тушуйся, братан! Расслабься. Мы в своём деле асы. Слушай нас, и всё будет в ажуре.

— Значит, так, — прервал его Артём. — Никакой самодеятельности. Делать будете то, что я скажу, и так, как я скажу. Если кто считает иначе, может быть свободен.

«Секс-бомбы», как назвал их Паша, с ухмылками переглянулись и стали снимать одежду, обнажая тела, богато разрисованные татуировками.

Вечером, закончив обработку фотографий, Артём позвонил Меллеру. Паша примчался довольно быстро. Он просто сгорал от нетерпения и даже не пытался это скрывать. Пролистав выбранные и обработанные экземпляры, он некоторое время сидел молча и неподвижно. Артём даже начал думать, что его шеф разочарован. Но Паша вдруг повернулся с радостным лицом и сказал:

— Тёма, ты просто молодчина! У меня слов нет! Сделано как всегда — на высшем уровне. Ты гениальный фотограф!

— Теперь будет правильнее сказать: генитальный, — хмуро отозвался Артём. — В общем-то, мне шибко упираться не пришлось. Ребята оказались асами в своём деле. Всё шло как по маслу. Девочки раздвигали горизонты, а парень в романтических порывах стремился то к одному горизонту, то к другому.

Паша посмотрел на него с прищуром.

— Не понимаю я тебя. Ей-богу, не понимаю. Чем ты недоволен, дурачок? Это же золотое дно! По сравнению с твоим нищим прошлым ты, можно сказать, купаешься в деньгах. Да ещё регулярно к твоим услугам свежие девочки.

— Ну, скажем, девочки сегодня были далеко не первой свежести, — Артём вздохнул. — Знаешь, Паша, я впервые за всё время смотрел на голых женщин и не испытывал ни малейшего желания. Скорее, наоборот. Причём настолько «наоборот», что меня едва не стошнило.

— Значит, тебе придётся во время работы отключать свои чувства, — сказал Меллер, убрав с лица напускное добродушие. — Я эту золотую жилу обрывать не собираюсь. Она, кстати, и для тебя золотая. Новая тема поднимет твой доход на новый уровень. Ты, Тёма, постарайся уяснить одну простую вещь. Я готов идти на уступки, но при условии, что твои капризы не бьют по моим интересам. То бишь в исключительных случаях. Поэтому очень советую ценить моё доброе отношение и не злоупотреблять им.

Монолог прозвучал как предупреждение. Вступать в пререкания не имело смысла. Меллер тем временем перенёс на флэшку папку со снимками, предназначенными для продажи.

— Всё, что осталось на компе, удалишь сам, — сказал он, вставая.

— С превеликой радостью, — ответил Артём.

Паша ещё раз окинул его пристальным взглядом.

— Не нравится мне твоё настроение. Ой, не нравится!

С этими словами он повернулся и ушёл. Заперев за ним дверь, Артём вернулся в комнату и стёр с жёсткого диска все снимки, сделанные сегодня в студии. Потом он долго сидел, размышляя о том, как ему поступить в дальнейшем. В конце концов, пришёл к выводу, что в любой момент может отказаться от неприятной работы. Просто не следует дёргаться раньше времени. Одну порно-сессию он уже провёл. И, если верить Пашиным словам, за эти снимки причитались приличные деньги. Глупо от них отказываться. Стало быть, следует немного подождать. Пусть Паша продаст что-нибудь и заплатит Артёму его долю. Вот тогда можно будет делать резкие движения.

* * *

Пару дней было полное затишье. Артём болтался по городу или сидел дома за компьютером, блуждая по интернету. Уже не хотелось, как было летом, ловить в объектив лица незнакомых людей или колдовать над их портретами в домашней обстановке. Два персональных фотоаппарата без дела лежали в шкафу. Душа ни к чему не лежала. Но об этом даже думать не хотелось. И без того промозглая погода поздней осени нагоняла тоску. Но и не думать было нельзя. Артём понимал, что в его душе происходят какие-то необратимые процессы. И он всё больше склонялся к тому, что пора делать в жизни крутой поворот.

На третий день позвонил Меллер и бодрым голосом доложил:

— Артём, я продал две твои работы. Твоя доля — сто двадцать пять штук… — Паша сделал выразительную паузу, после чего торжественно закончил фразу, — за каждую из них. Ты только представь: двести пятьдесят тысяч рябчиков за две фотки! Ну что, друг, поднял я тебе настроение?

Сумма и в самом деле была ошеломительной. Казалось почти невероятным, что Паше удаётся находить людей, готовых платить астрономические суммы за фотоснимки. Ведь если доля Артёма исчислялась сотнями тысяч, то сколько тогда оседало в Пашином кармане? А ведь ещё какая-то сумма причиталась моделям и компьютерщику. По логике вещей, надо было быть полным идиотом, чтобы отказываться от таких заработков. Да, противно — что с того? Это как на войне бывает после первых удачных выстрелов: стошнит два-три раза, а потом человек привыкает.

«Ну вот, дружок, ты опять засомневался, — с горечью подумал Артём. — Разве не ясно, к чему всё идёт? Паша будет неуклонно „раздвигать горизонты“. Его интересуют только деньги. Ты хочешь стать таким же, как он? Нет, надо забирать причитающуюся сумму и сваливать отсюда».

— Когда я могу забрать свои деньги? — спросил он.

— Хороший вопрос, — похвалил Меллер. — Очень хороший! Видишь ли, Тёма, твой минорный настрой вызвал в моей душе некоторые опасения. Говоря конкретнее, степень доверия к тебе существенно упала. Поэтому отныне свою долю ты будешь получать с задержкой. После каждой последней сессии я буду платить тебе за предпоследнюю. Как говорил персонаж одной популярной сказки: «Ты улавливаешь суть?».

Суть-то была предельно ясна. Любая попытка прекратить сотрудничество с Пашей неизбежно обернулась бы для Артёма большими издержками. Над этим обстоятельством следовало хорошо подумать.

— Ты уже наметил очередную сессию? — поинтересовался он.

— Да. На этой неделе.

— А точнее?

— Я сообщу. Ты пока настраивайся.

— На что настраиваться? — проворчал Артём. — Какой сюрприз ты мне подкинешь на этот раз? Надеюсь, не гомиков?

Паша засмеялся.

— Не волнуйся. Мой сюрприз тебя вполне устроит.

— А конкретнее?

— Будет одинокая женщина.

— То есть надо будет сделать обычный эротический портрет? — с надеждой спросил Артём.

Но шеф его тут же разочаровал.

— Не совсем так, — сказал он. — Девочка прихватит с собой несколько специфических игрушек. Согласись, что это не худший вариант.

Артём опять задумался. Вариант и в самом деле был не худший. Смущало другое: в очередной раз его позиция пошатнулась. Ладно, ещё на одну фотосессию он может себя настроить. Но потом надо будет определяться окончательно и бесповоротно. А для этого потребуются время и смена обстановки.

— Мне нужен перерыв, — сказал Артём. — Я устал и хочу отдохнуть.

— Да ладно?! — в голосе Меллера явно слышалась насмешка. — Упахался, значит? Устал грести деньги лопатой?

— Я морально устал. Хочу сменить обстановку.

— Вот поработаешь с девочкой, а потом отдохнёшь, — пообещал Паша. — Сделаешь дело, и можешь сваливать на пару недель.

— Мне нужен месяц.

— Я уже сказал: сначала поработаешь с девочкой. Потом будем решать все другие вопросы.

В голосе Паши Меллера слышалось недовольство. Теперь у Артёма не оставалось сомнений в том, что отношение босса к нему изменилось явно не в лучшую сторону. Это значило, что ни о каких доверительных, а тем более дружеских отношениях отныне не может быть и речи. Прежде была хотя бы видимость.

3. Трещины

Закончив съёмки «женщины с игрушками» и сделав последующую компьютерную обработку фотографий, Артём традиционно предоставил материалы своему боссу. Паша, как всегда, остался доволен результатами и дал согласие на отпуск. Сторговались на трёх неделях. Вместе с похвалой за последнюю фотосессию Окунев получил от шефа деньги за предыдущую. Меллер был настроен благодушно. Он крепко пожал отпускнику руку и пожелал приятного отдыха. Однако видимое улучшение в отношениях с боссом не могло обмануть его подопечного: между начальником и его работником пробежала трещина. Возможно, эта трещина имелась изначально. При всей видимости дружеских отношений они никогда не были на равных. Просто возникшие разногласия всё обострили, обнажили — и трещина стала заметной.

Паша умел пускать пыль в глаза. Проработав с ним вместе более двух с половиной лет, Артём практически ничего не знал о личной жизни своего начальника. Не знал даже Пашиного адреса. И хотя Меллер однажды ввёл Артёма в своё так называемое общество, реальный круг его делового общения оставался неизвестным.

Получив деньги и благословение на отдых, Артём вылетел в Иркутск. Чуть более полутора часов, проведённых в полёте, были посвящены размышлениям о дальнейших планах. И чем дольше он размышлял, тем больше склонялся к мысли, что с недавних пор его ничто не держит в Новосибирске. Купить приличную квартиру в Иркутске было бы значительно дешевле. При этом останутся средства и на новую машину, и на безбедное проживание. А там, глядишь, подвернётся какая-нибудь работа.

Затем он вспомнил о своём друге Максиме Залесове, который предпочёл тихую и спокойную глухомань городскому комфорту. А ведь тоже — чем не вариант: купить себе домишко на берегу Байкала? А ещё лучше построить новый добротный дом и жить в своё удовольствие, наслаждаясь красотой природы. Лазить по горам с фотоаппаратом или раскатывать на лодке по зеркальной поверхности озера — вот она, настоящая жизнь. Пусть не будет больших доходов, как нынче, зато действительность вновь представится в привлекательных видах, а не в тех неприглядных ракурсах, которые Артёма вынуждают видеть в настоящее время. Заработанные за последнюю фотосессию деньги он, конечно, потеряет, если решится на побег. Так ведь и чёрт с ними! По-другому ему никогда не удастся вырваться из этого порочного круга.

В Иркутске уже лежал снег. Артём из аэропорта позвонил матери. Мать сразу заволновалась, засуетилась: что же сын не предупредил заранее? Она бы приготовила ему его любимые блюда. Пришлось долго её успокаивать. Затем Артём поймал такси и поехал к дому, в котором его сейчас с нетерпением ждали. Остановил машину за квартал от дома, чтобы пройтись по знакомым дворам. По пути заглянул в супермаркет — не хотел наведаться к родителям с пустыми руками. Там он закупил полный пакет изысканной снеди и бутылку дорогого французского коньяка.

Валентина Сергеевна, мать Артёма, дома находилась одна. Она обнялась с сыном и, всплакнув от радости, сказала:

— Отец сейчас на работе. Я ему сообщила о твоём приезде. Сказал, что отпросится и скоро будет дома. Ты, наверное, голоден? Сейчас покормлю тебя.

— Не волнуйся, я перекусил в аэропорту, — ответил Артём. — Лучше подождём отца и сядем за стол все вместе.

Александр Михайлович прибыл через сорок минут. Он вежливо поздоровался с сыном, пожал ему руку, но от объятий воздержался. По тому напряжению, с каким мать наблюдала за встречей сына и отца, Артём понял, что между родителями по телефону состоялся непростой разговор.

К моменту приезда главы семьи стол в гостиной был уже накрыт. Мать усадила мужчин, сама заняла место напротив гостя.

— Видишь, Артёмка: любит тебя матушка, — сказал отец, разглядывая большую фигурную бутылку и разнообразие дорогих закусок. — Вон как расщедрилась. Меня она так никогда не баловала.

— Это сынок нас угощает, — с гордостью сообщила Валентина Сергеевна. — Он все эти деликатесы принёс.

Александр Михайлович выразительно дёрнул головой.

— Однако! Ну что же, сын, наливай, коли угощаешь.

Артём наполнил рюмки. В первую очередь выпили за встречу. Потом начались расспросы. Но если мать расспрашивала с искренним и глубоким интересом, то вопросы отца больше походили на дежурную вежливость.

После второго тоста он сказал:

— Добрый коньяк, приятный. Вижу, ты стал разбираться в таких вещах. В деньгах, стало быть, не стеснён?

— Не стеснён, — ответил Артём. — Хотел бы вам помочь финансами, да боюсь: вдруг не примете мою помощь?

— Правильно боишься. Нам твои подачки не нужны.

— Саша! — одёрнула мужа Валентина Сергеевна. — Ты же обещал!..

— А что, Валя, разве мы нищие? — с усмешкой спросил Александр Михайлович. — Живём скромно, зато по совести. Не шикуем и на соблазны не падки.

Он уже не скрывал своего истинного отношения к сыну. От напускного добродушия не осталось и следа. Артём с грустью подумал, что между ним и отцом тоже пробежала трещина, заделать которую будет непросто.

Валентина Сергеевна махнула на мужа рукой.

— Да ну тебя! — сердито сказала она, затем обратилась к сыну: — Ты уж не обижайся на отца, сынок. Он не на тебя сердит, а на твои опрометчивые поступки. Всё забудется, всё уладится.

Александр Михайлович угрюмо засопел. Потом наполнил свою рюмку и молча выпил. Видимо, коньяк ему и в самом деле понравился.

— Ты, главное, не забывай нас, — попросила мать. — Навещай почаще.

— Я как-то подумал… — Артём на секунду замешкался. — В общем, я пока твёрдо не решил, но есть у меня задумка вернуться в Иркутск.

— Куда вернуться? — резко встрепенулся отец. — Квартира теперь Ритина. Даже не помышляй претендовать на неё! Ты напакостил, тебе и расхлёбывать.

— Ну что ты опять взбеленился! — урезонила его мать. — С чего ты взял, что Артём на что-то претендует? Он может поселиться у нас. Раньше ведь жили втроём, и всем хватало места.

— Послушайте меня! — Артём поднял руки, жестом прося внимания. — Я никого не собираюсь теснить. Просто куплю квартиру.

— «Просто куплю квартиру», — озадаченно повторил за ним отец. — Ты слышала, мать? Оказывается, квартиру можно просто купить, — он вновь обратил взор на сына. — Чем ты там занимаешься?

— Фотографирую, Батя. Понимаешь: фотографирую! — жёстко ответил Артём.

Перед поездкой в родной город он настраивал себя не обижаться на родителей и терпеливо выслушивать их нравоучения. Но вот такие наезды с неприкрытой неприязнью со стороны отца очень сильно портили настроение.

— И где можно увидеть твои фотографии? — не унимался Александр Михайлович. — В каких журналах? На каких сайтах?

Выстрел был снайперским, в самую «десятку». Вопреки заверениям Меллера в том, что со временем имя Артёма Окунева займёт своё место среди самых известных фотографов мира, известным он оставался лишь группе неких толстосумов, имеющих специфические наклонности. Но и о них он ничего не знал. Паша крепко держал рычаги в собственных руках. Сначала привлёк к Артёму внимание выставкой работ, а после всё замкнул на себе.

— Я работаю на заказ, — буркнул сын. — Ещё есть вопросы?

— Есть, да уже боюсь спрашивать.

— Вот и не спрашивай! — осадила мужа Валентина Сергеевна. — Прилип к сыну как репейник. Хочешь, чтобы он ещё два года не приезжал?

— Ладно, чего там… — пробурчал отец.

Он взял бутылку и налил себе ещё. Коньяк действительно был хороший.

* * *

Артём поднялся.

— Пойду прогуляюсь.

Из дорожной сумки он извлёк свой «Олимпус» и вышел в прихожую. Мать вышла вслед за ним.

— Потерпи немного, Артёмушка, — попросила она негромко. — Отец тебя любит. Он пока ещё сердится. Но ведь его можно понять. Вспомни, как мы с ним радовались, когда ты познакомил нас со своей будущей невестой. А потом, когда свадьбу сыграли, счастью нашему не было границ. Отец твой с тех пор к Риточке, кажется, и по имени ни разу не обратился. Всё время: «дочка», «дочка». Да что говорить — чудесная девочка! Светлая! Чистая! — мать тихонько всплакнула. — Сынок, может быть, ещё не поздно всё исправить?

На душе Артёма заскребли кошки.

— Не знаю, мама, — сказал он неуверенно. — Сам много раз думал об этом.

— Но ведь попробовать можно?

— Я думаю, что попробовать нужно.

— Вот и славно, — Валентина Сергеевна смахнула с глаз слёзы. — Ну, ступай, ступай. Только не гуляй слишком долго. Зима на дворе.

Совсем как в детстве. Словно он так и не повзрослел. А может быть, и в самом деле не повзрослел? Артём улыбнулся.

— Хорошо, мама.

Он оделся, взял фотоаппарат и, прежде чем выйти, чмокнул мать в щёку.

На дворе немного потеплело. В воздухе кружились редкие крупные снежинки. Похоже, зима пришла, как говорил вождь мирового пролетариата, «всерьёз и надолго». Прогуливаясь по знакомым улицам, любуясь родным городом и вдыхая прохладный воздух начавшейся зимы, Артём укрепился в своём решении вернуться сюда. А коли решил — значит, вернётся. Он приободрился, словно с этой минуты у него началась новая жизнь. Пока жив, всё можно исправить, восстановить, изменить в лучшую сторону. Артём поверил, что ему всё по силам. Да, он непременно всё исправит. Он восстановит всё: прежние связи, отношения с отцом и, если повезёт, семью.

Проснувшийся в душе оптимизм пробудил прежние интересы и увлечения. Артёму вновь захотелось начать «охоту на лица». Он стал внимательно приглядываться к прохожим издали — сквозь прицел мощного объектива фотоаппарата — и быстро вошёл в азарт, забыв о времени. Артём скользил взором по лицам незнакомых людей, в нужный момент выхватывая в толпе прохожих очаровательную улыбку, задумчивый взгляд, выражение бурной радости или светлой грусти. Душа понемногу возвращалась на место, вбирая в себя покой и умиротворение. Артём уже ни на кого не злился и никого ни в чём не винил. Ни Пашу Меллера, втянувшего его в свой доходный, но грязный бизнес. Ни бывшую Пашину секретаршу Нину, поставившую Риту в известность о похождениях мужа. Он сам во всём виноват. А значит, и обижаться не на кого. И уж тем более нельзя было обижаться на отца, полюбившего невестку как родную дочь.

Тем временем дневной свет стал понемногу тускнеть. Артём взглянул на часы: рабочий день подходил к концу. Он поймал такси и поехал к месту своей прежней работы — к зданию, в котором размещалась редакция глянцевого журнала «Чародей». Отпустив машину, занял укромное место между стволом большого старого дерева и фруктовым ларьком. Отсюда он стал вести наблюдение за парадным входом в здание.

Наконец подошло время. Из дверей поодиночке и группами стали выходить люди. Вскоре Артём увидел бывших коллег. Они вышли дружной толпой, смеясь и оживлённо беседуя. И Рита была среди них. Возле неё крутился долговязый тип, что-то эмоционально рассказывая и явно стараясь всецело завладеть вниманием молодой женщины. Рита его рассеянно слушала, сдержанно улыбаясь, но, судя по всему, думала о чём-то своём.

Кроме долговязого в группе присутствовали ещё два человека, которых Артём не знал — мужчина и женщина. Видимо, эти трое пришли в редакцию журнала на смену Окуневу и чете Залесовых. Подойдя к дороге, группа разделилась на две половины, так как ехать предстояло в разных направлениях. Спутник Риты наклонился и что-то сказал ей. Она отрицательно мотнула головой. Затем, дождавшись зелёного света на пешеходном светофоре, направилась на противоположную сторону дороги. Незадачливый ухажёр немного постоял, глядя ей вслед, потом повернулся и пошёл к своей остановке.

По полосатой дорожке, именуемой в народе «зеброй», Рита приближалась к кромке тротуара. Артём спохватился, что упускает важный момент. Он поднёс «Олимпус» к лицу и торопливо сделал несколько снимков. Рита ступила на тротуар и вдруг замерла на месте, взволнованно поводя взглядом из стороны в сторону. Словно почувствовала что-то. Артём спешно спрятался за ларьком. Он понял, что ещё не готов к разговору с бывшей женой.

* * *

Два последующих дня, проведённые в родных стенах, показались бесконечно долгими. Мать всеми силами старалась создать атмосферу тепла и доброжелательности. В какой-то мере ей это удалось, так как придирок и наездов со стороны отца больше не случалось. Однако и близкие доверительные отношения с ним также не складывались. Установилась вежливая дипломатическая дистанция.

Чтобы чем-то занять время, Артём обзвонил некоторых своих старых друзей, чтобы договориться о встрече. Все они оказались людьми занятыми, обременёнными заботами. Звонку старого товарища, с которым давно не общались, они, конечно же, были рады и изъявили желание встретиться с ним, как только для этого найдётся время. С двумя из них Артём всё же встретился. Посидели в баре, выпили виски — Артём угощал. Поговорили, повспоминали. Каждый что-то рассказал о себе — коротко, лаконично, в общих чертах. И хотя у всех были свои проблемы и неурядицы, но изливать душу никто не хотел или не решался. И Артём также умолчал о своих планах, тревогах и сомнениях, хотя ему очень хотелось услышать мнение близкого человека, почувствовать его поддержку и участие.

Но оставался ещё один друг, самый близкий и надёжный. Тот, с которым можно было спокойно и без оглядки поговорить обо всём, что волновало. Артём позвонил Максиму Залесову и сообщил, что в настоящее время находится в Иркутске. Максим обрадовался звонку.

— Значит, всё же решился навестить предков? Молодец! Ну, а к старому другу наведаться не желаешь?

— Так ведь затем и звоню, — сказал Артём. — Планирую выехать завтра утром, если, конечно, вы с Катей по субботам принимаете гостей.

— Мы, Артёмка, всегда рады гостям, — ответил Максим торжественным голосом. — А ты у нас будешь почётным гостем.

— Ну уж и скажешь — почётным! — усомнился Артём. — Катя, поди, и разговаривать со мной не захочет. Заклеймит как предателя.

Он это сказал полушутя, но Залесов не принял шутки и ответил вполне серьёзно:

— Зря ты так о ней думаешь. Катя любит вас обоих — и тебя, и Риту. Скучает по вам и очень переживает из-за вашего разрыва. Ладно, не будем об этом по телефону трещать. Приедешь, тогда и поговорим обо всём. Позвони, когда билет купишь. Мы тебя встретим.

Артём сказал, что встречать его не нужно. В Большом Голоустном не заблудишься. Да и жители там друг друга знают. Но Максим был непреклонен: они его непременно встретят всем семейством. Иначе какой же он почётный гость?

Утром за завтраком Артём сообщил родителям, что уезжает к другу на пару дней.

— Что же ты опять из дома бежишь? — недовольно спросил отец. — Два года носа не казал, а тут и трёх дней усидеть не можешь.

Артём ответил не сразу. В груди внезапно вспыхнуло раздражение, и его следовало унять.

— Мне нужно кое-что обсудить с другом, — сказал он, немного успокоившись. — Моё положение сейчас непростое, неоднозначное. Хочется поговорить с человеком, готовым понять, поддержать, посоветовать что-то, — Артём посмотрел отцу в глаза. — Я ведь, батя, рассчитывал с тобой по душам побеседовать, совета твоего спросить. Да только вижу: не советчик ты мне.

Александр Михайлович опустил глаза, ничего не ответив. Молча закончил завтрак, поднялся и сказал:

— Спасибо, Валентина! Очень вкусный борщ.

И ушёл в другую комнату. Валентина Сергеевна укоризненно покачала головой.

— Неправ ты, сынок. Ох, неправ! Отец тебя любит и очень волнуется за тебя.

— Что-то я не почувствовал его любви. Ни слова доброго, ни взгляда.

— Просто виду казать не хочет. А сам мучается, переживает. Он, между прочим, до сих пор хранит твои фотоаппараты.

— Какие фотоаппараты? — не сразу сообразил Артём.

— Ну, эти — старые, плёночные, — пояснила мать. — Иногда вытаскивает их из шкафа, разглядывает, поглаживает. А на лице улыбка — грустная такая. И фотографии, которые ты сделал тогда, частенько пролистывает. Смотрит и головой удивлённо покачивает.

То, что Артём сейчас услышал, было для него полной неожиданностью. Выходит, что подвела его на этот раз хвалёная интуиция. Он видел недовольное и сердитое лицо отца, слышал насмешку в его голосе, а того, что за этим кроется, не заметил. А ведь ещё каких-то два дня назад обещал себе, что восстановит отношения с отцом.

— Ладно, мам, — сказал он смущённо. — Я постараюсь всё исправить. Но только не сейчас. Мне самому надо войти в равновесие.

— Пусть не сейчас, — согласилась Валентина Сергеевна. — Но непременно исправь. Мы ведь близкие люди. Не будь резким с отцом. Твоя резкость может запасть ему глубоко в душу.

«Ну вот, и тут глубина резкости. Куда от неё деваться? — с грустью подумал Артём. — Одно слово: фотограф».

— Ты что-то отцу про своё непростое положение говорил, — напомнила мать. — Что случилось-то?

— Ничего страшного, — ответил он. — Просто с шефом разошлись во взглядах в одном серьёзном вопросе. Вот я и хотел услышать мнение, кто из нас прав.

— И поэтому решил вернуться в Иркутск?

— Нет. Просто устал от мегаполиса. На родину потянуло.

Валентина Сергеевна недоверчиво посмотрела на сына. Он ободряюще улыбнулся ей и пошёл собираться.

4. Захолустье

Залесовы, как и обещали, встречали гостя всем семейством. Пятилетняя Маша и годовалая Оля с любопытством разглядывали незнакомого дядю. После взаимных приветствий и дружеских объятий хозяева повели Артёма в свои владения. Во дворе дома от самого забора протянулся длинный гараж. В противоположной стороне двора стояла баня, за которой под навесом была выложена в два ряда большая поленница дров.

— Зачем тебе такой ангар? — спросил Артём, указав на гараж. — Никак «Линкольном» обзавёлся?

— Здесь у меня старенькая «Нива» и катерок на прицепе, — пояснил Максим. — От прежнего хозяина достались. Эх, Тёма, поздновато ты приехал. Убрал я катер до весны. А то покатал бы тебя по озеру.

В доме было тепло. В кирпичной печи потрескивали дрова. В зале хозяйка усадила гостя в кресло и занялась сервировкой стола. Артём принялся извлекать из своей сумки гостинцы, но тут обнаружилось, что в мировоззрении хозяев дома произошли некоторые перемены, о которых он не знал. Чета Залесовых, как выяснилось, три месяца назад решила полностью отказаться от спиртного. Марочный коньяк, привезённый Артёмом, оказался ненужным. Да и в отношении сладостей для детей тоже были установлены серьёзные ограничения. Многие продукты здесь считались вредными и даже опасными. Катя посетовала на мужа, что не предупредил гостя об этом заранее. Однако часть гостинцев была принята к употреблению.

На стене прямо над диваном висели два портрета, сделанные Артёмом во времена работы в журнале. На одном была изображена Катя, а на другом — Рита. Глядя на них, Артём почувствовал, как кольнуло в груди.

— Видишь, Тёма, как тебя здесь ценят? — сказал Максим. — У Кати в распоряжении имеется собственный фотограф. Сколько её фоток наснимал, не сосчитать. А она им всем предпочла портрет, который ты когда-то сделал в редакции.

Катя закончила накрывать и пригласила мужчин за стол. За обедом завязалась оживлённая беседа: поделились новостями, вспомнили прежнее время, когда работали вместе.

— А ты, Артём, так и продолжаешь снимать женские портреты? — спросила Катя.

— Да, продолжаю, — неуверенно сказал он. — Но хочу бросить это занятие.

— Почему? У тебя же классно получается.

— Слишком узкая тематика, — уклончиво ответил Артём. — Хотелось бы её существенно расширить, но не нашёл понимания со стороны шефа.

— Чем планируешь заниматься потом?

— Пока твёрдо не решил. Возможно, вернусь в Иркутск.

— Неплохая мысль, — одобрил Максим. — Кстати, как тебя встретили дома? Наладил отношения с родичами?

— С мамой всё замечательно. А вот с отцом пока ещё сложно. Уже, вроде бы, не кипит, но до конца никак остыть не может.

— Не грусти. Всё образуется. У меня на сегодня намечена культурная программа. Походим с тобой на лыжах. Снегу, правда, ещё маловато, но для обычной прогулки будет достаточно. А потом напаримся в баньке. Забудешь все свои печали.

После застолья Артём предложил хозяевам сделать семейный портрет. Он извлёк из сумки «Олимпус». Фотоаппарат произвёл на Максима огромное впечатление.

— Классная машина! — произнёс он восхищённо. — Судя по всему, очень дорогая. Пожалуй, стоит не меньше сотни.

— Полторы, — сказал Артём. — Это принципиально новая техника. У него электронный видоискатель.

— Можно взглянуть?

Окунев протянул ему фотоаппарат. Бережно, словно сокровище, Максим взял его в руки и стал разглядывать.

— Да, классная машина, — повторил он. — Один вид чего стоит!

Артём не удержался от улыбки.

— Ты не поверишь: главным образом, из-за внешнего вида и купил. Правда же, красавчик?

— Ещё какой!

Максим вернул аппарат хозяину. Катя тем временем привела ребятишек. Артём рассадил хозяев на диване. Сделал несколько групповых и персональных снимков. Потом мужчины стали собираться на лыжную прогулку. В доме имелись две пары охотничьих лыж. Катины были чуть поменьше размером, но петли для ног можно было регулировать под размер обуви. Для Артёма нашлась пара валенок, которые ему почти подошли по размеру. Уходя, друзья прихватили с собой фотоаппараты. Когда вышли за калитку, Максим спросил:

— Позволишь щёлкнуть пару раз твоим сокровищем?

— Сколько душе угодно, — охотно откликнулся Артём. — Я могу с твоим побродить.

Они поменялись фотоаппаратами, затем продолжили путь. Спустились к Байкалу и прошлись вдоль берега до подножья горы, где начиналась лесистая местность. Часто останавливались, чтобы запечатлеть окружающие красоты и друг друга на фоне природы. Дул небольшой ветерок, и холодные волны ещё не застывшего озера лениво набегали на берег, размывая узкую полоску неглубокого снега. Артём с удовольствием оглядывал местность, чувствуя, как душу заполняют покой и умиротворение. Ему тоже захотелось перебраться сюда. Кто знает, может быть, именно в этом месте он сможет найти себя, своё предназначение, душевную гармонию. Но для этого сначала требовалось наладить личную жизнь. А одинокому здесь делать нечего — затоскуешь, волком завоешь.

После трёхчасовой прогулки вернулись в дом. Баня уже была затоплена. В ожидании, когда она нагреется, сели за компьютер, чтобы посмотреть результаты сегодняшних фотосъёмок. Дружно расположились перед монитором. Максим вынул из «Олимпуса» карту памяти и вставил в системный блок. Выждав необходимое время, стал пролистывать снимки в обратном порядке, начиная с последнего. Сначала по экрану прошли чередой фрагменты байкальской природы и портреты Артёма на фоне местных красот.

— Шикарный аппарат! — восторженно говорил Максим. — Гляньте, какое качество! Однако все эти фотки сделаны мною. А теперь — внимание! — переходим к шедеврам нашего гениального гостя.

Ничего гениального от своих снимков Артём не ждал, так как сделаны они были почти наспех, без серьёзной предварительной подготовки. Ему позировали, а он щёлкал кнопкой, стараясь уловить удачный момент. Однако его сомнения оказались напрасными. Персональные и совместные портреты членов семьи Залесовых вызвали у них бурный восторг. Артём и сам видел, что фотографии получились удачно. Каким-то непостижимым образом ему удавалось выхватить из потока времени те мгновения, когда одновременно несколько человек в кадре выглядели наиболее живо и привлекательно. Поскольку такое случалось практически постоянно, объяснить его случайностью было бы нелепо. Артём подумал о том, что некие высшие силы не просто помогают ему во время съёмки улавливать самые удачные моменты, но и сами эти моменты создают.

Но вот результаты семейной фотосессии закончились, и плоскость монитора заполнил портрет Риты, переходящей дорогу рядом с тем местом, где им всем троим когда-то довелось работать. Появление этого изображения оказалось настолько неожиданным, что и хозяева, и гость замерли на пару секунд.

— Ты встречался с Ритой? — спросила Катя.

— Нет, — ответил Артём. — Сфотал исподтишка.

— Чего так?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Струсил, наверное. Решил, что не готов ещё.

— Я бы на твоём месте слишком долго не готовился, — сказал Максим. — Неровен час, уведут Ритулю.

Окунев согласно покачал головою.

— Могут, Макс. Запросто могут. Какой-то хлюст уже крутился возле неё. Но я пока не могу решиться. Вы уверены, что она захочет со мной разговаривать?

— Этого я не знаю, — сказала Катя. — Но я знаю другое: Рита никогда никого так не любила, как тебя.

Артём не ответил, и Максим поспешил переменить тему.

— Давайте глянем дальше.

Далее они увидели ещё две фотографии Риты. На этом содержание карты памяти закончилось.

— А где другие снимки? — спросил Залесов.

— Других нет. Это всё, что я успел снять. Аппарат почти месяц пролежал без дела.

— Почему?

— Так получилось. Настроения не было.

— Да, настроение — штука капризная. Надо с ним считаться, — прокомментировал Максим со скрытой издёвкой. — Надеюсь, теперь оно изменилось, и больше этому чуду без дела лежать не придётся. Нельзя, чтобы такая техника пролёживала.

Окунев хорошо понимал чувства своего друга-фотографа. Нет, Максим вовсе не завидовал. Это гадкое качество было ему совершенно не свойственно. Скорее даже наоборот: он радовался за друга, имевшего возможность обзавестись такой отличной техникой. И, наверное, был огорчён тем, что сам не имел такой возможности.

Артём принял решение.

— А это уже зависит не от меня, — сказал он. — Теперь это «чудо» — твоё.

Хозяева от неожиданности замерли, затем озадаченно переглянулись.

— Ты шутишь? — с трудом выдавил из себя Максим.

— Какие могут быть шутки? Всё очень просто, Макс, — Артём старался говорить как можно мягче. — Ты очень хороший человек. Мне всегда хотелось сделать для тебя что-то необычное, доброе, радостное. Не от показного великодушия, а от чистого сердца. Сейчас мне представилась такая возможность, и я не хочу её упускать. Поэтому прошу: прими мой подарок, если не хочешь обидеть старого друга.

— Как же так, Артём? — робко возразила Катя. — Ведь это твой рабочий инструмент. Ты отдаёшь такую дорогую вещь, а что потом будешь делать сам?

— Рабочий инструмент мне предоставил хозяин студии, — успокоил её Артём. — Там установлен аппарат почти в три раза дороже этого и в десять раз безобразней. Мой шеф зарабатывает на красоте, но мало в ней смыслит. А для личных целей я куплю себе другой, — Окунев хитро улыбнулся. — Помните, как меня когда-то назвала Оля Павлова?

— Как же! — откликнулся Максим. — Конечно, помню: Патриарх Никон.

— Вот именно! Я решил больше не изменять своему клану. Ну что, друзья мои, будем считать, что консенсус достигнут. Осталось провести церемонию вручения.

Мужчины поднялись. Артём взял в руки фотоаппарат, футляр к нему, вынул из сумки зарядное устройство и всё это торжественно вручил своему товарищу.

— Ну что сказать? — расчувствовался Максим. — Благодарю тебя, брат! От всей души благодарю! Я ведь всегда мечтал о профессиональной технике. С Катюшей не один раз говорили об этом, обсуждали наши возможности, да всё никак у нас концы с концами не сходились. А ты приехал и осуществил мою мечту. Дай-ка обниму тебя!

Они заключили друг друга в крепкие объятия. А женщины, включая маленькую Олю, смотрели на них и улыбались.

* * *

Банька на дровах была жаркой, но лёгкой. Два товарища поочерёдно хлестали друг друга берёзовыми вениками, а потом переводили дух в предбаннике, попивая кислый домашний квас. Во время очередного перерыва Максим поделился своими планами.

— Есть у меня задумка, — сказал он. — Хочу здесь, в Голоустном, организовать кружок фотолюбителей. Ребятишек привлечь. Думаю, что найдутся желающие. Как смотришь на эту затею?

— Положительно, — ответил Артём. — Фотография — наука серьёзная. Сейчас многим кажется, что нет ничего проще: нажал кнопку — и готово. Видеть и понимать красоту не каждый способен. Одним это дано от рождения. Другие стремятся к этому, учатся и со временем приобретают такую возможность. Третьих сколько ни учи, они так и останутся неспособными отличить прекрасное от безобразного. Человека надо приобщать не только к тонкостям ремесла, но и к культуре искусства. Чтобы к вопросу «что снимать?» он всегда добавлял ещё два: «как снимать?» и «зачем снимать?».

— Верно! Очень правильно сказано. Я всё же надеюсь, что в достаточной мере умею понимать красоту, чтобы учить этому других. Про тебя и говорить нечего — такому тонкому чутью можно только позавидовать.

Артём медленно помотал головой, грустно улыбаясь.

— Если бы ты знал, Макс, с каким дерьмом мне теперь приходится иметь дело. Я всегда знал, что на свете полно психопатов и извращенцев. Но, как выяснилось, немалое число представителей этой человеческой мерзости обладает сказочным богатством. Они готовы платить большие деньги — нет, не за красоту, а за то, что уродливо и безобразно. Главное для них, чтобы это безобразие было оригинальным и помечено престижным символом.

Максим внимательно смотрел на него, вслушиваясь в каждое слово.

— Кажется, я догадываюсь, о чём речь. Ты имеешь в виду порнографию?

— Да.

— И поэтому решил вернуться?

— Это главная причина. Но я не уверен на сто процентов, что у меня получится.

— Что мешает?

— В принципе, ничто не мешает. Просто порой на душе неспокойно. В настоящее время моя работа приносит мне большие деньги. По нашим с тобой меркам — огромные. Если предположить, что мой шеф имеет на этом несравнимо больше — захочет он меня отпускать?

— Да, Тёмка… — задумчиво проговорил Максим. — Я тебя понимаю. Мне бы тоже не хотелось этим заниматься. Но, судя по всему, твои опасения имеют под собой основание. Такая деятельность наверняка связана с криминалом. Постарайся прощупать почву, а потом уже принимай решение. Потерпи немного.

— Потерпеть, конечно, можно, — Артём тяжело вздохнул. — Видишь ли, Макс: Паша Меллер, говоря его же языком, постепенно «раздвигает горизонты». Мы с ним начали с обычных женских портретов. Затем перешли на эротику. Теперь приступили к порно. Что последует за этим, нетрудно представить.

— Да уж, — пробормотал Максим. — Коли так, то дело дрянь. Но ты не отчаивайся. Если сильно прижмёт, приезжай сюда. Здесь он тебя вряд ли найдёт. Первое время поживёшь у нас, а там, глядишь, что-нибудь сообразим. Лады?

— Будем надеяться, что всё обойдётся, — уклончиво ответил Артём. — А тебе спасибо за готовность помочь! Я всегда был уверен, что могу на тебя рассчитывать.

Предложение Максима его глубоко тронуло. Но он понимал, что никогда им не воспользуется. Подвергать риску семью с маленькими детьми — это уже слишком. Артём попросил друга держать их разговор в секрете, и больше они этой темы не касались. Сделав ещё несколько заходов в парную, вернулись в дом красные, словно варёные раки.

Вечером все вместе сидели за столом, пили чай и разговаривали. Маленькая Оля расположилась на коленях у матери, прижавшись головой к её груди, и поглядывала на взрослых карими глазёнками. Маша, сидя рядом с отцом, слушала разговоры старших, но даже не пыталась вставить слово или как-то иначе привлечь к себе внимание. Было видно, что воспитанию дочерей родители уделяли должное внимание.

Артём чувствовал себя легко и уютно в этой тёплой домашней обстановке. И в то же время его душа наполнялась грустью. Греясь у чужого очага, он понимал, что сам лишил себя такого простого человеческого счастья. Катя тем временем как-то странно поглядывала на него и, казалось, была немного смущена. Артём подумал, что она всё ещё смущается из-за дорогого подарка. Но Максим заподозрил что-то иное.

— Что случилось, моя хорошая? — спросил он строгим голосом. — Ну-ка, выкладывай начистоту.

— Вы, наверное, станете меня ругать, — сказала она, потупив взор, и, собравшись с духом, призналась: — В общем, пока вы парились, я позвонила Рите и сказала ей про Артёма, — Катя подняла глаза на гостя. — Она согласна с тобой встретиться.

Повисла долгая пауза, которую нарушил Максим:

— Вот что я скажу, друзья мои. Меня всегда возмущает, когда без спроса суют нос в чужие дела. Однако на этот раз я полностью одобряю Катин поступок.

Катя вопросительно смотрела на Артёма.

— Ты правильно поступила, — ответил он на её немой вопрос. — Сам бы я мог так и не решиться.

После чаепития хозяйка увела ребятишек, чтобы уложить их в постель. А два друга-фотографа ещё долго сидели за столом, обсуждая свои личные и профессиональные дела. Спать легли далеко за полночь.

Утром семья Залесовых в полном составе проводила гостя до автобусной остановки.

5. Сюрпризы

В кафе «Маргаритка» они любили бывать прежде, когда вместе жили в Иркутске. Артёму оно приглянулось, главным образом, из-за названия, а Рите просто понравилось своим уютом. И сейчас, как в прежние времена, Артём сидел за столиком напротив Риты и неотрывно смотрел на неё. Почти два года назад они расстались и с тех пор больше не общались. А увидеть её Артёму довелось лишь недавно и совсем коротко — даже меньше минуты.

— Ну, чего разглядываешь? — спросила она. — Сильно изменилась?

Больших изменений в ней Артём не увидел. Разве что две складки, которых прежде не было, едва заметно проглядывали на лице. Но они её ничуть не портили, как не портил её и скромный наряд. На ней был простой коричневый свитерок, на который сверху мягко ложились густые волосы пепельного цвета. И хотя Рита не принадлежала к числу писаных красавиц, вроде Карины или Анжелики, Окунев не мог наглядеться на неё. Она была красива той необъяснимой красотой, которую не понимали, не понимают, и вряд ли когда-нибудь поймут люди типа Паши Меллера.

— Изменилась, — ответил Артём на её вопрос. — Но исключительно в лучшую сторону.

— И где эта лучшая сторона?

— Ты же знаешь: я не умею объяснять словами. Мне проще показать.

Рита улыбнулась — грустно и светло. Примерно после такой же фразы между ними когда-то протянулась первая ниточка. И вот теперь знакомые слова коснулись души.

— Как же ты будешь показывать? — спросила она своим необыкновенным мягким голосом, от которого у Артёма всегда захватывало дух. — Здесь нет настольных ламп.

— У меня и фотоаппарата нет, — сказал он. — Даже и не знаю, как быть теперь.

— Артём! — Рита внимательно посмотрела ему в глаза. — Мне кажется, недавно я тебя видела. Разглядеть не удалось — увидела мельком, а на дворе уже смеркалось. Но у меня вдруг кольнуло сердце. Скажи: ведь это был ты?

— Да.

— Значит, ты видел меня?

— Да. Я специально приехал, чтобы тебя увидеть и сфотографировать своим новым «Олимпусом».

— Почему же не подошёл?

— Не хватило смелости, — признался он. — А ещё немного раньше я звонил тебе, но заговорить также не насмелился.

— Ты стал таким робким?

Артём развёл руками.

— Как видишь.

Они немного помолчали.

— Где же теперь твой новый «Олимпус»? — задала очередной вопрос Рита.

— Я подарил его Максиму Залесову, — ответил Артём. — Буквально вчера.

Рита смотрела на бывшего мужа с мягкой, доброй улыбкой.

— Я не сомневаюсь: ты подарил ему хороший дорогой фотоаппарат.

— Просто шикарный!

— И, конечно же, очень-очень красивый.

— Это непременно.

Они негромко засмеялись.

— Почему не кушаешь? — спросил Артём. — Ты же всегда любила это пирожное.

— Я совсем про него забыла, — призналась она. — Сейчас исправлюсь.

Когда с десертом было покончено, Окунев сказал:

— Рита, если помнишь, я отдал отцу свой первый «Никон». Надеюсь, что аппарат всё ещё в исправном состоянии. Предлагаю поехать к моим родителям и там провести сеанс фотосъёмок.

Рита пристально посмотрела на него.

— Ну да, конечно. Я совсем забыла, с кем имею дело. Ты же в первую очередь фотограф, а уж потом всё остальное.

Артём смутился.

— Это всего лишь повод. Просто я не придумал ничего умнее. Хочу побыть с тобой подольше. Да и родителям будет приятно увидеть нас вместе.

— Я знаю, — ответила она, и улыбка осветила её лицо. — Твои мама и папа меня очень любят.

— Они тебя обожают.

Рита немного подумала и решилась.

— Я согласна. Едем!

* * *

Артём трижды нажал на кнопку дверного звонка. За дверью послышались шаги, затем скрипнул механизм замка. Валентина Сергеевна распахнула дверь и на пару секунд лишилась дара речи.

— Саша! Саша! — закричала она, придя в себя. — Иди сюда! К нам гости.

Александр Михайлович выглянул в прихожую — и произошло чудо. Тучи на его лице мгновенно рассеялись, и оно засияло, словно весеннее солнце.

— Ах, вы мои золотые! — воскликнул он. — Ах, вы мои хорошие! Добро пожаловать к нам! Давай-ка, дочка, повешу твою курточку. Вот так! А теперь проходите, проходите, будьте как дома.

Валентина Сергеевна стала торопливо накрывать на стол, приговаривая:

— Давно ты, Риточка, к нам не заглядывала. Мы уже успели соскучиться. И очень, очень рады видеть вас вместе — тебя и Тёмочку.

Рита вымыла руки и стала помогать хозяйке. Вдвоём они быстро справились. Потом дружно расположились за столом, ведя оживлённые беседы. И если поведение матери изменилось не слишком заметно, то отца Артём с трудом узнавал. Александр Михайлович стал предельно вежлив и предупредителен не только с гостьей, но и с сыном.

После застолья Артём предложил сфотографироваться всем вместе и спросил про старый «Никон». Отец без лишних слов принёс фотоаппарат и штатив. И вновь фотограф-профессионал погрузился в свою стихию. Он снимал близких людей поодиночке и вместе, применяя известные лишь ему одному ухищрения, подсказанные знаниями, опытом и, главным образом, интуицией. А напоследок сделал несколько снимков в полном составе в режиме автоспуска.

Как-то незаметно наступил вечер. Рита сказала, что ей пора домой, и Артём вызвался проводить её. Они шли по заснеженному городу и разговаривали как в те не слишком далёкие времена. Казалось, что все неприятности остались позади, жизнь налаживалась, обещая вернуть влюблённым счастье, утраченное по глупости одного из них. Но Артёму надо было кое-что прояснить для себя, и он не знал, как начать этот разговор. Для начала осторожно сказал:

— Рита, мне необходимо задать тебе один вопрос.

— Спрашивай, — отозвалась она.

— Он тебе может не понравиться.

Конец ознакомительного фрагмента.