На Туманном Альбионе

Геннадий Марченко, 2017

Приключения Егора Мальцева продолжаются… на Туманном Альбионе. Теперь он – игрок лондонского «Челси», с которым выигрывает новые трофеи. Ну а в плане музыки для нашего героя наступает настоящее раздолье! Своя рок-группа, знакомство с Джоном Ленноном, Миком Джаггером и прочими исполнителями, вписавшими своё имя в славную историю мировой рок-музыки… И не только знакомство, но и плотное сотрудничество, о чём Алексей Лозовой в своё время мог только мечтать.

Глава 4

Я лежал в тёплой постели и следил за вальяжно парившими за оконным стеклом хлопьями снега. Это был всего лишь третий или четвёртый раз, когда за всю лондонскую зиму я увидел снег. А ведь уже конец февраля!

Настенные часы в виде футбольного мяча с эмблемой «Челси» — подарок ещё с моей презентации — показывали половину девятого утра. Как хорошо, что сегодня нет утренней тренировки.

А на вечер у меня были замечательные планы! Как-никак встретил здесь, в Лондоне, уроженца небольшого алтайского городка Камень-на-Оби. Звали его Фёдором Максимовичем Чуйко. Это был крепкий дед лет шестидесяти пяти, с русым чубом набок, густыми усами, аккуратно подстриженной седоватой бородкой и хитрым прищуром глаз. Ему только тулупа да двустволки за плечом не хватало для полноты образа.

Он сам на днях подошёл ко мне, причём мы пересеклись на выходе из кинотеатра Notting Hill Coronet с фильма «Мистер Питкин в тылу врага». Я как раз на русском себе под нос возмущался тем, что в зале можно курить, чем многие зрители и пользовались без зазрения совести.

— Сынок, ты никак русский?

Я обернулся и увидел перед собой в толпе выходивших из кинотеатра этого самого дедка, который и представился мне Фёдором Максимовичем. Слово за слово разговорились…

Оказалось, что обо мне он даже краем уха не слышал, поскольку ни музыкой, ни футболом не интересовался. А в Англию попал окольными путями во время Второй мировой.

— Я ж, Егорка, у нас в хозяйстве в заготконторе работал, мех добывал, с ружьишком по тайге хаживал, — говорил Максимыч, часом позже сидя со мной в пабе Руперта Адамса-младшего. — А потом война, в июле сорок первого на фронт, снайпером, мосинку модифицированную выдали, с прицелом. Кинули в самое пекло. Недели не прошло — попали в окружение. В тот день на рассвете немцы попёрли так, что сразу понял — хана нам. Но лапки поднимать никто и не думал, хотя суматохи хватало. Вокруг выстрелы, взрывы, крики… Один я, наверное, с холодной головой фрицев отстреливал из своей мосинки. Потом рядом рвануло миномётным снарядом, контузило меня, сознание потерял. Очнулся — вокруг немчура, по-своему лопочут, на меня пальцами показывают. Я, хоть и голова шумит, встать хочу, а они меня прикладами обратно на землю — лежи, мол, не рыпайся. Это мне ещё повезло, что винтовку взрывной волной отбросило, нашли бы с ней в руках — сразу пристрелили бы. Тут появляется их офицер, команду даёт, и меня с другими пленными гонят по дороге. Много нас было, голов двести, кабы не боле. К вечеру до какой-то станции добрели, там нас в эшелон — и в концлагерь «Нойенгамме», что на северо-западе Германии. — Максимыч посмотрел куда-то мимо меня, тяжко вздохнул и продолжил повествование: — Вспоминать те четыре года в плену нет желания, ты уж извини, Егорка. Хотя мне ещё повезло, ведь это был не лагерь смерти, трудовым считался. Короче, весной сорок пятого союзники нас освободили. Я на ногах едва стоял, язвы на ногах не проходили. А у англичан этих медсестричка была, Мэри, я её Машей звал. Симпатичная, на своём языке говорит что-то, будто иволга щебечет. Ухаживала за мной целый месяц, повязки меняла, да как-то у нас и слюбилось. В общем, предложила она мне с ней в Лондон ехать, она с родителями в пригороде жила, в Фулхэме. А я подумал: ну что я теряю? Дома у меня ни детей, ни плетей, жениться так и не успел, по лесам ходючи. А здесь видная девка, даром что англичанка. Тут как раз наши появились, искали среди освобождённых советских граждан. Так Маша дело провернула таким макаром, что мне быстро документы новые выправили, в лагерях-то все под номерами проходили. И по ним-то, новым документам, я теперь звался английским подданным Фредди Марлоу. Ну, Фредди, понятно, от Фёдора пошло, а Марлоу — фамилия её какого-то знаменитого прадеда по материнской линии. В общем, за меня всё Маша решала, и вот так ей и удалось вывезти меня через пролив в Англию. А по приезде представила родителям, правду рассказала.

— Вы что же, так до сих пор и живёте под вымышленным именем и фамилией?

— Нет, Егор, где-то через месяц мы с Машей пошли в одно учреждение, опять же она разговор вела с начальником в погонах, а я только кивал. Мужик оказался с понятием, мол, ежели тебе, Фёдор, в СССР таперича тюрьма грозит, то рассмотрим вопрос о твоём британском подданстве. И займётся этим ещё больший начальник, который надо мной сидит. Но и тот, похоже, нормальным оказался, вошёл в положение, хотя без проверок всяких не обошлось. А ну вдруг шпион я какой? Долго ли, коротко ли, выдали мне паспорт гражданина Великобритании на моё настоящее имя, только без отчества, принято у них так.

— И как ваша новая семья?

— Да как… Домик мы свой купили, хоть и небольшой, а всё же отдельно от её родителей. Я на завод устроился, сначала учеником вальцовщика, потом сам стал на станке работать. Дочку родили — Катрин назвали, Катей то есть. А пять лет назад не стало моей Машеньки… Грузовиком сбило. — Максимыч влил в себя остатки пива и стукнул пустой кружкой по столешнице. — Мы с ней любили в этот кинотеатр ходить, где с тобой повстречались. Вот и после её смерти в память, что ли, раз в неделю, по воскресеньям, так и ходили мы сначала с Катей, а последний год я уж один похаживаю. Катька-то, ровесница твоя, о том годе замуж выскочила за бухгалтера какого-то, сейчас уж на сносях. Живут отдельно. А я вот один кукую… Письма, правда, иногда из Камня-на-Оби приходят, чуть ли не раз в год. У меня ж там сестра осталась, вот я как-то не выдержал, написал ей. Думал, не дойдёт письмо. Ан нет, дошло! Через полгода ответ от сестры получаю, мол, считали тебя пропавшим без вести, похоронили уже. А тут письмо, да ещё с фотографией, где я Машкой и Катькой маленькой на руках. Сам-то я, понятно, в Союз не рискну съездить, к себе в гости сестру зову, у неё уж внук растёт, пишу, мол, и внука бери, может, и выпустят. Но пока не получается у них.

— Понятно…

— Слушай, а давай ты ко мне в гости приедешь, а?

— В гости? Хм, как-то неожиданно…

— Да я стол накрою, баньку истоплю… Представляешь, я ведь рядом с домом баньку поставил, прямо как у нас была, на Алтае. И поговорим по душам, я ведь уже давно сам с собой на родном языке говорю, а тут хоть земляк какой-никакой.

В общем, договорились, что как только появится свободное время, махну в Фулхэм, на баньку с квасом, который Максимыч сам изготовлял.

Вот сегодня к вечеру он меня и ждал, обещал к моему приезду баньку истопить.

Потянувшись, ещё какое-то время я нежился под одеялом, пока в животе не заурчало. А что, позавтракать — идея неплохая. Английский завтрак в виде яичницы с кусочком завалявшегося в холодильнике бекона и кружка ароматного чая с намазанным на тост маслом — это я вполне мог себе позволить, несмотря на более чем скромные финансовые возможности.

Наконец, последний раз потянувшись, выковырял себя из-под одеяла. Сделал несколько разогревающих упражнений. Вроде и батареи греют, а всё равно как-то прохладно. Пока махал руками, взгляд упал на лежавший на столе лист бумаги, вырванный из тетрадки в клеточку и исписанный аккуратным ученическим почерком. Не моим, с почерком у меня всегда была беда.

Не удержавшись, взял в руки полученное накануне письмо от Лисёнка и ещё раз его перечитал.

«Привет, Ёжик! Как же я ужасно по тебе соскучилась! Вчера ты мне вообще приснился, а сон был такой… нехороший. Будто между нами пропасть, а ты стоишь на другом её краю и грустно так мне улыбаешься. И такая печаль в твоих глазах… Просыпаюсь — а лицо мокрое от слёз. Твою фотографию, этот маленький прямоугольничек храню у сердца. Помнишь, где ты улыбаешься? Я знаю, что это ты мне улыбаешься, и оттого на душе становится светлее.

С учёбой и дома всё хорошо, а с гимнастикой я решила закончить. Очень трудно совмещать спорт и учёбу, не представляю, как ты умудряешься играть в футбол на таком высоком уровне и сочинять песни. Решила сосредоточиться на получении высшего образования. Для гимнастики я всё равно уже старая… Да-да, не смейся, это в футбол можно играть до тридцати, а в художественной гимнастике двадцать лет — критический возраст. А мне уже почти двадцать. Тренером себя я не вижу, поэтому приоритет отдала учёбе.

Кстати, а как у тебя с учёбой обстоят дела? Ты же вроде в музучилище на заочном? Будешь потом сдавать все экзамены экстерном?

С твоими я не пересекаюсь, иногда перезваниваемся с Алевтиной Васильевной и Катей. У них тоже всё нормально, ну, они, наверное, и сами тебе пишут.

А я недавно подобрала на улице котёнка. Мама с папой были не против, чтобы я его оставила, наверное, и у меня, и у него был очень жалостливый вид. Он такой маленький, такой забавный, весь какой-то всклокоченный, и я решила его назвать… Ёжиком. Надеюсь, ты не против, если в моей квартире появится твой тёзка? Обещаю хранить тебе верность! Скучаю, целую, твой Лисёнок!»

Я всунул листок в конверт, выдвинул ящик стола и положил послание к остальным письмам, коих набралось пока четыре штуки. По одному от мамы и сестры, и вот уже второе за два месяца от Ленуськи. Невольно кинул взгляд на облечённые в рамки фотографии. На одной — мама с Андрейкой на руках, Ильич и сестра, на второй — задумчиво-романтичная Ленка с косичками. В горле как-то разом пересохло. С Лисёнком-то понятно, она моя девушка, но семья-то — Егора Мальцева, а не Алексея Лозового. И всё же они для меня уже стали родными, вот что хочешь делай, а не могу думать о них, как о чужих людях.

Письмо я получил вчера в консульстве, куда как раз относил свои — родным и Лисёнку. Федулова увидеть не удалось, да я особо и не стремился, корреспонденцию получил-передал рядовой сотрудник консульства. Вскрыть письмо решил дома, оттянув приятное событие, а по пути зашёл в парикмахерскую «У Дженни», которую мне посоветовали парни из клуба. Оказалось, что там стрижётся полкоманды, причём недорого и вполне стильно. С меня, узнав, что я тоже из «Челси», взяли за стрижку всего полтора фунта. Честно говоря, не знаю, какие в Лондоне расценки на подобного рода услуги, может, полтора фунта считается и дорого, но, думаю, парикмахерша не стала меня обманывать. Как бы там ни было, в моём кошельке осталось двенадцать фунтов и пятьдесят пенсов. На это я должен жить ещё две недели. Теперь придётся экономить на всём, включая пропитание. Благо что хотя бы на выездах нас кормят, но в основном приходится рассчитывать на себя. Так, и где у нас тут магазины для бедных? Или будем рассчитывать на «Старый чеширский сыр»?

А ведь я ещё мечтал купить здесь приличную гитару… Наивный! Знал бы, захватил бы из дому, а то поленился тащить, и вот теперь даже побренчать не на чем.

Кстати, не пора ли напрячь Эндрю с организацией моего выступления? Как-никак даже десятка фунтов, при виде которой я ухмылялся про себя в гримёрке после концерта Роллингов в клубе Crawdaddy, сейчас стала бы для меня хорошим подспорьем. А концертную программу я уже в принципе составил. Даже две, невзирая на то что у меня не было инструмента, чтобы просто порепетировать. Всё, как говорится, из головы.

Одна программа — небольшая, под акустическую гитару. Составляя её, я предполагал, что вряд ли мне дадут сцену хотя бы на час. Скорее всего, невзирая на мои композиторские заслуги в Союзе, кинут на разогрев перед теми же Роллингами. А вторая программа была рассчитана на час-полтора, причём с полноценным аккомпанементом, ритм-секцией, соло-гитарой, которую я героически взял бы на себя… А где искать аккомпаниаторов? На ум приходят только всё те же Роллинги, кого ещё Олдхэм мог бы мне подсунуть в качестве аккомпанирующего состава?

В будущем, конечно, можно было бы попытаться сколотить свою группу. Музыкантов в Англии сейчас пруд пруди, каждый день группы рождаются и умирают, на плаву остаются единицы. Так что зацепить пару-тройку приличного уровня музыкантов, думаю, особого труда не составило бы. Но, во-первых, в Англии я трудоустроен прежде всего как футболист, а не как музыкант. И во-вторых, у этого футболиста через несколько месяцев истекает контракт, и он вполне может вернуться в Союз, невзирая на качественную, даже по моим ощущениям, игру.

Невольно вспомнилось, как по молодости в той жизни мы все видели себя рок-н-ролльщиками. Но жизнь нас быстро обломала, поставив перед выбором: либо рок и вечное недоедание с милицейскими облавами, либо более-менее сытая жизнь в качестве ВИА при какой-нибудь филармонии. Я тогда как раз первый раз женился, и вопрос с финансированием стоял весьма остро. Потому и сдался, предпочтя попсовую халтуру при филармонии голодной рокерской свободе. А затем так и не смог выбраться из этой колеи. А тут, получается, судьба подбросила мне шанс попробовать всё сначала, пусть и не на родине. И смогу ли я им воспользоваться, тот ещё вопрос.

Между тем в местном музыкальном журнале появилась небольшая заметка о новом, третьем по счёту альбоме группы «Апогей». Однако… Видно, ребята поняли, что теперь от меня долго не дождутся новых песен, и решили взяться за дело собственными силами. Ну-ка, и что пишет пресса?

«Советская группа The Apogee выпустила свой третий альбом под названием Background. По сравнению с предыдущими двумя сборниками, автором которых является ныне футболист „Челси” Egor Maltseff, новый получился не столь удачным. В то же время пара вещей в альбоме вполне приличного уровня, возможно, потенциальные хиты, да и остальные песни выдерживают определённый стиль. Для обычного альбома групп уровня Herman’s Her mits или Manfred Mann такое положение было бы в порядке вещей. Но первые два альбома группы The Apogee настолько подняли планку, что поневоле ждёшь от музыкантов работы высокого уровня. Впрочем, не исключено, что какие-то песни — прежде всего надежда на Smooth и From the Inside — попадут в чарты UK и Соединённых Штатов. И возможно, что займут в них высокие места. Запасёмся терпением».

Вот так вот, помнят, демоны, кто хиты сочиняет! А ребятам я мог бы помочь, но не раньше, чем вернусь в СССР. Что я им, песни по переписке буду отправлять? Нет уж, я должен присутствовать на репетиции и одобрить каждую вещь, ещё не хватало, чтобы они слажали где-то, а меня, как автора, в этом обвинили. Так что пусть ждут моего возвращения, чем-нибудь я их, возможно, и порадую. Хотя не могу не отметить, молодцы, не стали сидеть сложа руки, интересно было бы послушать, что они там сочинили. Может, впрямь что-то стоящее?

Очередной матч чемпионата мы играли против «Ноттингем Форест», который в моей реальности в конце 1970-х дважды подряд выигрывал Кубок европейских чемпионов. Сейчас, правда, это была весьма посредственная команда, однако способная, как и любой клуб Лиги, преподнести сюрприз.

Перед матчем «лесники» лишились своего основного голкипера, на последний рубеж им пришлось ставить молодого сменщика, поэтому Дохерти посоветовал бить как можно чаще. Ха, мог бы и не советовать, в Англии и так лупят по воротам при первой возможности. Ну разве что я пытаюсь привнести зачатки комбинационного стиля, и Томми меня за это не то что хвалит, но и не ругает. А раз не ругает, можно продолжать в том же духе. Что я и проделывал в игре против «Ноттингема» раз за разом. К счастью, мои партнёры уже начали кое-что перенимать из моего арсенала, те же «стеночки», после одной из которых в начале второго тайма мне удалось выйти один на один с вратарём «лесников». Однако тот самый восемнадцатилетний сменщик успел сократить угол обстрела и парировать удар. Вообще парень здорово смотрелся, что, однако, не уберегло его команду от пары пропущенных мячей, которые принесли «Челси» победу с сухим счётом. Правда, я немного расстроился, что не я стал их автором.

После игры я отправился ужинать к Адамсу-младшему, тот в очередной раз угостил меня своей фирменной картошкой с рыбой, сырной нарезкой и кружкой пива — от больших доз я решительно отказывался в угоду режиму.

А дома, не успел я переступить порог, затрезвонил телефон.

— Хай, привет, Егор! Это Эндрю, узнал?

— О, привет, теперь узнал.

— Я тебе полдня пытаюсь дозвониться…

— Так у нас игра была с «лесниками», а после я ужинал в пабе, только домой зашёл.

— Чёрт, сегодня же тур, я и забыл… Как сыграли?

— Выиграли 2:0. У меня был момент, но я его запорол.

— Ерунда, ты и так забиваешь чуть ли не в каждой игре… Я вообще-то звоню, чтобы узнать, готов ли ты выступить на следующей неделе в клубе Flamingo, на разогреве у малоизвестной, но перспективной блюзовой певицы из Штатов Дженис Джоплин? Это на Уордор-стрит. Помнишь знаменитое «Дело Профьюмо»?.. Хотя откуда, ты же только приехал, а это было в шестьдесят втором…

Охренеть, ещё и Джоплин подъехала! Рок-паноптикум растёт и ширится. Моррисон с Хендриксом, часом, не планируют отыграть в каком-нибудь лондонском клубе? Ну а что, тоже уже, наверное, считаются молодыми, но перспективными. А меня, глядишь, к ним на разогрев.

— В общем, если у тебя готова программа, то двадцать восьмого февраля можешь представить её на публике, — продолжал Олдхэм. — Надеюсь, «Челси» в этот воскресный день не играет?

— Даже если бы играл, я уж нашёл бы в себе силы исполнить несколько сетов. Другое дело, что накануне матчей нам рекомендовано ложиться спать пораньше. Но последний день зимы как раз выпадает на окно между играми со «Сток Сити» и «Питерборо», так что в принципе… почему бы и нет? Кстати, у меня две программы — акустическая сольная и в составе пока ещё несуществующей группы.

— Думаю, с группой было бы лучше, но это и больше гонораров платить… — задумчиво протянул Эндрю. — Тем более дебют, можно попробовать отыграть акустику, если народу понравится — тогда резон перейти на следующий уровень.

— Ну, акустику так акустику, это хоть завтра. Единственное — найдёшь мне приличную гитару напрокат?

— Не вопрос, какая модель тебя устроит?

— Помнишь, в гримёрке я играл на Martin-D45? Она вполне подойдёт. И лучше получить инструмент накануне, я хоть дома порепетировал бы.

— Договорились! Кстати, играть будешь минут тридцать, не больше, наберёшь материала?

— Сольная программа где-то на полчаса и рассчитана, так что не переживай. А сколько гонорар, если не секрет?

— Э-э-э… Ну, если бы с группой — тогда по семь фунтов на каждого вышло бы, а так получишь двенадцать. Пойми, я ведь тоже рискую, ещё неизвестно, как тебя примет публика.

— Будем надеяться, что не освистают.

Эх, тут я с тоской вспомнил наше московское трио. С Ивановым-Крамским и Каширским выступление получилось бы вполне удобоваримым, а так придётся отбиваться в одиночку. Ладно, я как-никак по той-то жизни профессиональный музыкант, инструментом владею прилично, выкарабкаемся. Ещё и не в такие передряги попадал. Особенно если вспомнить, как на одной подмосковной даче работал на корпоративе перед ворами в законе… Хотя лучше не вспоминать.

Итак, выступает Джоплин, то есть народ соберётся потусить под ритм-энд-блюз в угаре марихуаны. Или LSD, как-то ещё не интересовался, что сейчас молодёжь вкуривает или всасывает. По идее, и я должен исполнять что-то блюзовое. Хрен знает, прокатит или нет, придумывать что-то новое не было ни малейшего желания, но моя программа состояла почти полностью из баллад. Будем надеяться, что меня не закидают пустыми пивными бутылками. Или даже полными, что, наверное, более чревато при прямом попадании в голову.

О мероприятии я решил Федулову не докладывать, ни к чему лишние вопросы. Надеюсь, он и не узнает об этом междусобойчике в одном из ночных клубов Лондона. А двенадцать фунтов будут точно нелишними, учитывая, что до зарплаты у меня оставалось денег всего ничего. Хорошо ещё, что до района Фулхэм, где находились «Стэмфорд Бридж» и штаб-квартира «Челси», от моего дома было не так далеко, поэтому я мог позволить себе пешую прогулку, а не тратиться на метро, автобус и тем более такси.

Учитывая относительно близкое расположение нашей базы от домика Максимыча, я беззастенчиво этим пользовался. В том смысле, что иногда позволял себе заглядывать в гости к старику, который был только рад попарить земляка и угостить его своим фирменным квасом. Как-то, нежась после парилки с кружкой холодного ядрёного кваса, вышибавшего лёгкую слезу, я посоветовал Максимычу организовать массовое производство прохладительного русского напитка.

— Оформишь лицензию, договоришься для начала с хозяевами небольших магазинчиков, посмотришь, как дело пойдёт. И кстати, на аглицкий манер назови его «MaximЫch». Давай я тебе даже на бумажке напишу — с большой русской буквой «Ы», как мне кажется, будет выглядеть более стильно.

— А что, идея неплохая, — почесал лоб Чуйко. — Надо её обмозговать, что и как. Давай-ка я тебе ещё кваску плесну, нечего с пустой кружкой куковать.

В субботу, 27 февраля, я получил в своё распоряжение обещанную гитару вместе со вполне приличным кофром и весь вечер гонял программу, прикидывая, как это будет выглядеть завтра в прокуренном зале ночного клуба. Поневоле вспомнились «квартирники» молодого Алексея Лозового, как сидели на кухнях до утра, перебирая струны и гоняя чай из опилок. Может, и здесь, в Лондоне, устроить нечто подобное? Собирать молодых рокеров, из которых кое-кто уже вкусил славы, и петь друг другу песни под настоящий ароматный чай? Вот только режим может полететь к чертям. В общем, с этой мыслью надо будет как-нибудь переспать.

А на следующий день я появился на Уордор-стрит, 33 за час до своего выхода на сцену. Олдхэм меня уже поджидал, показал мне место моего будущего выступления. Пока клуб напоминал вполне цивильное заведение, люди выпивали и закусывали, а на небольшой сцене темнокожие музыканты негромко наигрывали джаз, под который некоторые посетители медленно двигались на танцполе. Как-то и не верилось, что через час-другой здесь будет настоящий ад. Или я всё же немного преувеличиваю?

За полчаса до начала моего выступления к чёрному ходу подъехала Джоплин вместе со своей группой из трёх музыкантов — явно не Big Brother & The Holding Company, с которыми она скорешится только летом этого года. Н-да, недаром в университете, где она училась, в одной из студенческих газет её назвали «самым страшным из парней». Было в ней что-то… мужиковатое. Да ещё торчавшая изо рта сигарета…

Но в то же время от Дженис исходили какие-то располагающие флюиды, мне редко в жизни — в той и этой — встречались люди, обладающие таким магнетизмом. Плюс на это накладывалось понимание, что я лицезрею очередную легенду рок-музыки, которая выбрала лучший мир в возрасте всего двадцати семи лет. Хендрикс, Джоплин, Моррисон… Они ушли один за другим, меньше чем за год, все практически ровесники. И всех сгубили алкоголь или наркотики, а скорее и то и другое. Предупредить их? А смысл? Всё равно как кололись, пили, курили, так и продолжат это делать, отыскивая в угаре вдохновение. Деструктивные личности, и при этом некоторые из них, как та же Джоплин, притягивали к себе людей.

— Дженис, а это русский футболист, он сегодня играет у тебя на разогреве, — представил меня ухмыляющийся Олдхэм.

— Футболист? Из Союза? — удивилась прокуренным голосом певица, переводя взгляд с меня на Эндрю и обратно.

— Да, он играет за «Челси» и при этом сочиняет классные песни! У себя в Союзе он считается неплохим композитором. Недавно один потенциальный хит написал, кстати, для моей группы «Роллинг Стоунз». А сегодня выступит под акустическую гитару.

— Что будешь петь? Блюз, ритм-энд-блюз, рок-н-ролл? — спросила меня Джоплин.

— Ну, на блюз это не очень похоже. Даже затрудняюсь определить жанр, что-то роковое, но не рок-н-ролл… Надеюсь, публике понравится.

— Да уж, постарайся не облажаться, парень, не испогань мне выступление.

Хе, девушка весьма прямолинейна, что, впрочем, я помнил из прочитанных в будущем на эту тему газетных и журнальных статей.

Дженис и её парни скрылись в гримёрке, мне же в качестве гримуборной был отведён совсем маленький закуток. Делать там было нечего, переодеваться и гримироваться я не собирался, поэтому просто ждал, когда можно будет проверить звук.

Между тем на Уордор-стрит у дверей заведения выстроилась очередь из довольно шумных молодых людей. Это я увидел, высунувшись из оконца второго этажа, в какой-то момент даже появилось глупое желание плюнуть кому-нибудь на голову. Но всё же сдержался. Это ж моя аудитория, потенциальные поклонники.

Ух, что-то сердечко колотится, как в былые времена. Нет, ребята, скажу я вам, что выход на поле переполненного стадиона и выход на сцену перед залом пусть даже на полторы сотни человек — две большие разницы. Не знаю, как это объяснить, но сердце бьётся в другом регистре. Вот и в этот раз, ожидая в боковом коридорчике, когда меня объявит Олдхэм, я крепко зажмурился и попытался привести себя в равновесие, пожалев, что отказался от предложенного Эндрю стаканчика виски.

— Леди и джентльмены! Все вы, конечно, с нетерпением ждёте появления на этой сцене талантливой певицы из Соединенных Штатов Дженис Джоплин. И вы её увидите и услышите, это я вам гарантирую! Но чуть позже. А пока позвольте представить вам русского футболиста из «Челси» Егора Мэлтсэфф…

— Он что, в футбол тут будет играть? — выкрик из толпы.

— Уверен, что он мог бы и пофутболить, но сейчас он будет играть музыку, свою музыку, и исполнять собственные песни. А после этого вы можете выразить о нём своё мнение. Прошу!

Ну что ж, пора!

При моём появлении народ встрепенулся, кто-то свистнул, кто-то закашлялся…

— Эй, коммунист! Спой нам гимн Советского Союза! По залу прокатился хохот. Ладно, настанет время, ещё услышите советский гимн, и не раз. А пока будем брать вас за жабры вокально-инструментальным творчеством. Ёлки-палки, а это ещё что?! На заднике сцены был растянут… красный серпасто-молоткастый флаг! Ну Эндрю, ну паразит, когда только успел! Ладно, этот факт мы после обсудим.

— Всем привет! — заняв место на высоком стуле и откашлявшись, говорю я в микрофон. — Меня зовут Егор, по-английски, наверное, Джордж, я не против, называйте, как вам удобнее. Когда-то я был простым московским подростком, не самым благополучным, по-вашему, хулиганом. Но как-то меня ударило током, и я потерял сознание. А когда очнулся, то мир вокруг меня изменился. Вернее, мир остался прежним, а изменился я. И понял, что жизнь нужно кардинально менять. Открыл в себе талант к футболу и музыке. Как я играю на поле, многие из вас, я уверен, могли убедиться…

— Да, я видел, как он играет! — выкрикнул долговязый парень в короткой куртке. — Этот Джордж реально крут.

— Спасибо, но теперь вам предстоит убедиться, какой из меня музыкант. Надеюсь, я вас не разочарую.

Начал я с песни из репертуара Скорпов — Holiday, при этом присматриваясь к публике. Пока народ в непонятках. Шли в общем-то оторваться на Джоплин, а тут перед ней какой-то русский футболист на одинокой гитаре тренькает. Хотя тренькает что-то вполне мелодичное и душевное.

А как вам Knockin’ on Heaven’s Door? Чёрт, как же теперь без неё Боб Дилан… Эх, ну теперь уже, как говорится у нас, славян, снявши голову, по волосам не плачут.

Кстати, если кто не знает, Losing My Religion из-за отсутствия мандолины и под гитару неплохо играется. Зрители это одобрили, и ещё как!

Soldier of Fortune я разучивал лет сорок с лишним назад, вчера только решил повторить после столь долгого перерыва. К счастью, текст не забыл, а уж ноты тем более.

Добавил депрессивного гранжа в виде Come As You Are и Heart — Shaped Box от Курта Кобейна. А народ-то завёлся, и ведь не орут, черти, а реально СЛУШАЮТ. Некоторые ещё и покачиваются, взявшись за поднятые вверх руки. Несколько человек зажигалки свои включили, огоньки медленно плавают в сумраке зала. Красиво, однако!

А это кто там из боковой двери выглядывает? Ха, сама Дженис, и, похоже, её всерьёз пробрало. Недаром и о сигарете забыла, бычок тлел уже почти между пальцев, эдак и обжечься недолго. И не понять, какие чувства испытывает, то ли вне себя от злости, то ли не ожидала, что русский футболист такое на сцене умеет вытворять.

А на десерт я приготовил пару замечательных баллад от Metallica — The Unforgiven и Nothing Else Matters. Гитарная партия в обоих случаях не такая уж и сложная, как могло бы показаться непосвящённому на первый взгляд, многие со страхом брались за ту же Nothing Else Matters, но в итоге оказывалось, что не так страшен Джеймс Хетфилд, как его малюют. Во всяком случае, я когда-то освоил эту гитарную партию меньше чем за час. Какой же я молодец, что моя любовь к качественной музыке не утонула в океане попсы…

— Ещё! Русский, давай ещё!

Глядя на беснующуюся толпу, я чувствовал, как меня распирает гордость. Совесть, впрочем, малость трепыхнулась, намекая, что я тут, собственно, жирую за счёт других авторов, так что мне пришлось пинками загонять её под лавку. Эти авторы ещё что-нибудь сочинят, может, я, наоборот, делаю добро, заставляя того же Дилана придумывать новые хиты.

— Ладно, — как бы нехотя соглашаюсь, — но только одну песню, потому что близится время Дженис, а я не хотел бы отнимать её у вас. Песня называется Try, а о чём она… О мужчине и женщине, о нас с вами, о любви.

Ну да, та самая вещица в исполнении Pink, которую я полгода напевал после того, как впервые услышал. Вновь вооружившись медиатором, без которого тут должного звучания не добьёшься, начинаю петь, только в последний момент догадавшись в первой строчке заменить he’s doing на she’s doing. Нет, можно было оставить как бы от лица женщины, в СССР в это время без вопросов, а тут небось гомосятина уже процветает, ещё не так поймут. А оно мне надо? Как бы там ни было, сцену я покидал под вопли полутора сотен новообретённых фанатов. По пути столкнулся с Джоплин, следом за которой тенями двигались её музыканты. Только что она хмурилась, а сейчас, проходя мимо меня, улыбнулась и подмигнула. От сердца отлегло, надеюсь, блюзвумен меня не сильно заревновала к слушателям.

— Это было круто! — высказалась Дженис в микрофон, отодвинув малость опешившего Эндрю в сторону. — Выступать после этого парня даже как-то стрёмно. Но ничего, мы постараемся вас взбодрить. Только потерпите ещё несколько минут, нам тоже нужно настроить звук.

Не успел я оказаться в гримёрке, как следом влетел Олдхэм:

— Егор, это было нечто! Честно, я сам не ожидал, что ты так здорово выступишь. Что это за стиль? Фолк? Кантри?.. Нет, тут какая-то смесь стилей… Но как ни крути, а было потрясающе!

— Согласен, народу понравилось, — натянув на лицо маску хладнокровного убийцы, ответил я. — Эндрю, откуда на сцене взялся советский флаг?

— Я здесь ни при чём! Это команда Дженис притащила его с собой, сами и повесили. Может, они все коммунисты, хочешь, сам у них выясняй.

— Хм… Понятно… А где мои деньги?

— Ох, да разве я могу тебя обмануть?! Держи, вот твои двенадцать фунтов… Слушай, Егор, я хочу организовать ещё одно твоё выступление. Только не на разогреве, а сольное. Уверен, после сегодняшнего концерта слух о тебе разнесётся по всему Лондону. В смысле, тебя и так уже знают, но теперь узнают и как музыканта. Ну так что, готов ещё раз выступить? Если хочешь, можем набрать тебе сессионных музыкантов.

Я с тоской подумал о Федулове. Узнай он, что я левачу с концертами, такого можно ожидать! Блин, и хочется, и колется…

— Я подумаю, Эндрю, над твоим предложением. Продюсер исчез, а я всё часовое выступление Джоплин просидел в гримёрке, откинувшись в потёртом кресле с закрытыми глазами, а сквозь опущенные веки краснотой просвечивал свет лампы без абажура. А ведь я изначально собирался из бокового прохода послушать выступление легендарной в будущем певицы. Но что-то не было сил, наверное, всё оставил на сцене. Да и нужно было как-то переварить впечатления от своего концерта.

Наконец шоу завершилось, слышно было, как публика кричит и свистит, а Дженис благодарит зрителей за внимание. Потом шаги нескольких человек по коридору, хлопнувшая дверь соседней гримёрки. Ладно, чего сидеть-то, домой двигать надо. Блин, только гитару не мешало бы вернуть Олдхэму, не моя всё-таки.

И где его носит? Ха, понятно, его всё такой же возбуждённый голос доносился из-за двери комнаты, занятой Джоплин и её музыкантами. Я вежливо постучал, потом толкнул дверь:

— Эндрю, я хотел тебе вернуть инструмент…

— Заходи, — махнула мне Дженис. — Присаживайся.

Возле неё на столике стояла откупоренная бутылка джина, а во рту дымилась опять… нет, не сигарета, а что-то самопальное с характерным запахом.

— Будешь? — протянула она мне обмусоленный косячок.

Твою ж мать, я уже и забыл, когда последний раз втягивал в себя насыщенный каннабиноидами дым. Надеюсь, от пары затяжек меня не вырвет и в пляс не пущусь…

А ничего так, качественная травка. Затянулся даже три раза, после чего Дженис отняла у меня самокрутку и косяк пошёл по кругу.

— Слушай, а правда, ты коммунист? — неожиданно спросила она меня.

— Пока нет, — честно признался я.

— А я вот думаю, может, мне в компартию вступить… Даже достала какой-то труд Ленина, но мало что поняла из его рассуждений. А вот мой сосед по дому, Линдон, он как-то доходчиво всё объясняет. Он в компартии уже три года, правда, ему голову недавно проломили какие-то уроды, Линдон теперь левым ухом слышать перестал, но я почему-то после этого ещё больше захотела вступить в компартию.

Затем разговор как-то незаметно свернул на музыку, и я вновь удостоился похвалы от Дженис, которая поинтересовалась, где можно достать мой альбом именно с этими песнями. Сказал, что ещё нигде, но, вероятно, это дело ближайшего будущего. Во всяком случае, так всех заверил Эндрю, после чего принялся рассчитываться с Джоплин и её музыкантами. Чтобы их не смущать, я на секунду отвлёк Олдхэма, показав ему, что у стены стоит гитара в кофре, и вежливо откланялся.

Да, думал я, сейчас ни Роллинги, ни Битлы, ни та же Джоплин особых эмоций у любителей музыки не вызывают. Нет, фанаты есть, как не быть. Вон, к примеру, ливерпульская четвёрка уже вызывает у некоторых особо впечатлительных дам истерику. Но всё это ничто по сравнению с тем, какого триумфа добьются исполнители спустя десятилетия, и многие, причём, посмертно. И только я с высоты своих лет понимаю, с кем удостаиваюсь чести общаться накоротке. И даже сочинять песни для тех же Роллингов, хотя и придуманные не мной. Но это уже, как говорится, совсем другая история…

А через пару дней на предпоследней полосе таблоида The Sun, где регулярно описывалась жизнь звёзд, появился очерк о концерте Джоплин, в котором была упомянута и моя персона. Мало того, рядом с фотографией будущей королевы ритм-энд-блюза красовался снимок, где я был запечатлён в весьма удачном ракурсе. Странно, я должен был бы заметить фотовспышку… А в целом моё выступление удостоилось самых лестных слов, было названо психоделической музыкой, и выражалась надежда, что вскоре о молодом русском все заговорят не только как о футболисте.

Звонок от Федулова раздался буквально через час после того, как я прочитал газету.

— Егор Дмитриевич, что же вы делаете?!

— Что такое, Леонид Ильич?

— Что такое? Это вы меня спрашиваете, что такое?! Егор, вы, наверное, забыли, зачем приехали в Лондон? Почему я открываю свежий номер The Sun и вижу фотографию Егора Мальцева в каком-то ночном клубе, выступающим перед обкуренной и накачанной алкоголем толпой?

— Ну это вы утрируете, Леонид Ильич, люди выглядели вполне адекватными. Тем более отзыв в газете положительный! Да и песни, можно сказать, звучали правильные. Некоторые о любви, некоторые с философским подтекстом, а некоторые о несправедливости устройства капиталистического мира.

— Да? Интересно… И где же вы, Егор, так быстро английским овладели?

В голосе сотрудника советского консульства послышался металл, от которого у меня по спине побежали мурашки.

— Так ведь с педагогом занимаюсь, бывшего эмигранта подсунули, дедульку лет семидесяти, у него не забалуешь. Чуть что — учебником по лбу. И бьёт ведь больно, как пенсионер! Но я сам далеко не уверен, что грамотно составил тексты для песен, хотя от зрителей нареканий вроде не было.

— Хм, это мы в курсе, насчёт педагога, — вроде как смягчился Федулов. — Поймите, Егор, что Советский Союз делегировал вас в капиталистическую державу в качестве футболиста, а не музыканта. Чтобы вы прославляли честь советского футбола на английских полях, а не распевали перед… Ну, не буду повторяться. Да ещё и флаг СССР растянули, вон на фото его кусок виден.

— А вот это к команде Дженис Джоплин, которая выступала после меня. Они вешали. А Джоплин вообще хочет в компартию вступить. Спрашивала моего совета.

— А вы что?

— А что я? Вступай, говорю, читай Маркса, Ленина, всё в этом духе.

— Да? Хм… Но всё равно насчёт этого концерта мне придётся доложить куда надо. И я не уверен, что ТАМ одобрят ваши действия.

— Я понял свою ошибку, Леонид Ильич.

— Рад за вас… Ладно, отдыхайте, у вас завтра игра с «Питерборо», если я не ошибаюсь?

— Да, с ними.

— Желаю успеха, Егор! И забейте там гол-другой, не забывайте, что вы несете в Англии знамя советского спорта.