Мне снова 15…

Геннадий Марченко, 2017

Алексей Лозовой, 63 лет от роду, музыкант на излёте карьеры, оказывается в теле 15-летнего парня в 1961 году. Причём парня с не самой лучшей биографией. Но героя это не пугает, и он принимается лепить из обычной шпаны звезду не только музыки, но и футбола…

Глава 2

Насчёт очереди в туалет я оказался прав. Пришлось отстоять минут пятнадцать, прежде чем я оказался допущен к унитазу, а заодно и к крану в ванной. Моя зубная щётка была порядком изжёвана, вместо пасты пришлось пользоваться мятным зубным порошком. Обмылок хозяйственного мыла оказался общественным, и я без зазрения совести им попользовался. Жаль только, горячей воды нет. Но ситуация небезвыходная, на помощь людям в этом случае приходила газовая плита. Например, брившийся на кухне перед установленным над умывальником небольшим зеркальцем сосед подливал себе в пиалу с мыльным раствором воду из чайника. Скоро и мне, чего доброго, бриться придётся начинать, вон уже на подбородке какой-то пушок пробивается.

Вероятно, в сезон отключения горячей воды для помывки народ ходит в общественные бани. А там я представляю, что творится… Хотя, насколько я помню, Сандуны всегда славились великолепием, роскошью и качеством обслуживания. Сам там несколько раз бывал в хорошей компании. Как-то Макаревич с Маргулисом почтили нас своим вниманием и, кстати, компанейскими ребятами оказались, пили всё, что им подливали.

Настал черёд завтрака и облачения в отутюженную форму. Блин, похоже, это школьная. Хорошо хоть, не военного образца, не с ремнём и фуражкой, как было принято, наверное, ещё совсем недавно.

— Вымахал-то как, — сложила ладошки мама, — вон, брюки уже коротковаты стали.

— Ничего, в училище им новую форму выдадут, с молоточками, — подмигнула мне сестрёнка.

Катька всё ещё шастала по комнате в ночнушке, с распущенными волосами, и на фоне падающего из окна солнечного потока её фигура заманчиво просвечивала сквозь тонкую ткань. Я почувствовал, как у меня внизу совсем не по-братски непроизвольно начал твердеть жизненно важный орган, и усилием воли заставил себя отвернуться и прислушаться к тому, что говорила мама. А она мне всовывала в портфель, как объяснила, аттестат об окончании школы, свидетельство о рождении и ещё какие-то нужные бумажки.

— Ну всё, у меня дежурство через сорок минут, побежала на метро, хорошо хоть, до Боткинской всего две станции ехать.

Мама чмокнула меня в щёку и испарилась, оставив за собой ароматный шлейф духов «Настоящая персидская сирень». Уж на чём, на чём, а на парфюме уважающая себя советская женщина не экономила. Тем более что мама далеко ещё не старуха. Катька вон и то свои духи имела, правда, что за этикетка на маленьком пузырьке, который она убрала обратно в тумбочку, я не разглядел. И зачем она вообще душилась, когда ещё даже не одета? Ладно, не моё это дело, мне вон Муха уже снизу свистит, стоит под окном в такой же форме и с портфелем, только не чёрным, как у меня, а коричневым.

— Иду! — крикнул я и припустил было из комнаты.

— Деньги на троллейбус взял? — донеслось в спину.

— На троллейбус? А сколько надо?

— Вот, пятьдесят копеек возьми на всякий случай. А так проезд четыре копейки стоит, забывчивый ты наш.

А у меня под матрасом ещё и выигранный вчера у Бугра рубль был припрятан. Целое богатство по нынешним временам, на пяток эскимо вполне хватит. А возьму-ка я его с собой, пока Катька перед зеркалом крутится, глядишь, пригодится.

До железнодорожного училища номер 62, расположенного по адресу Напольный проезд, 7 мы с Мухой добирались на троллейбусе почти час. Всё это время, не обращая внимания на болтовню друга, я пялился в окно, рассматривая Москву 1961 года. Лепота, как говаривал киношный Иван Грозный. Ну а что, чисто, просторно, никаких тебе пробок, люди как-то веселее, что ли, смотрят. Проехали газетный ларёк, к которому выстроилась небольшая очередь. Люди покупали и тут же раскрывали свежие номера «Правды», «Труда» или «Известий».

Прикид не отличался разнообразием. Попадались товарищи в костюмах или просто в тёмного цвета шароварах с одним карманом с клапаном сзади, с резинками снизу штанин. Помню, у самого такие когда-то были по малолетке, во дворе в таких мячик пинал. Периодически встречались прохожие в тюбетейках, но этот головной убор больше предпочитали подростки. А мелочь пузатая бегала в шортах с перекрещенными на спине лямками и в панамках.

А вон автомат с газировкой. Обычный гранёный стакан споласкивается под маленьким фонтанчиком. Сколько сейчас стоит газвода с сиропом? Из окна не разглядеть. Если память не подводит, с сиропом 3 копейки, а без сиропа копейку. Рядом над входом в бакалейный магазин рабочие растягивают транспарант с лозунгом: «Встретим XXII съезд КПСС новыми трудовыми свершениями!» Не на этом ли съезде приняли решение вынести Сталина из Мавзолея?

Несколько раз попадались портреты Хрущёва. В силе ещё Никитка-кукурузник, не знает, что недолго ему осталось. Хотя как недолго — ещё три года улыбаться будет и морочить голову людям идиотскими прожектами. А затем его сменит «дорогой» Леонид Ильич со своими более поздними старческими «сиськи-масиськи». Бог с ними, я ещё по существу ребёнок, меня эти дела волновать не должны.

Рядом с училищем мы окунулись в толпу таких же будущих железнодорожников. Перед тем как переступить порог приёмной комиссии, я заглянул в аттестат, почему-то раньше до этого не додумался, видно, всё ещё пребывая в шоке от своего нынешнего положения. В принципе, как я и ожидал: большинство троек, но при этом попались и три четвёрки — по литературе, русскому и, как ни странно, географии.

Сдали документы в приёмную комиссию и стали решать: ехать домой или пошляться по Москве.

— Чё, может, на футбол рванём? — предложил Муха. — Седня «Локомотив» и «Торпедо» играют. Мы же теперь с тобой железнодорожники, значит, будем болеть за своих.

Нормально, так-то я всю жизнь за «Динамо» болел, даже входил в общественный совет клуба. Ещё батя, помню, меня мелкого на стадион в Петровском парке таскал. Даже пару лет позанимался в динамовской футбольной школе. Слыл за весьма перспективного, и если бы не мениск, полетевший так не вовремя… Уже в 1990-е стал поигрывать за команду «Старко», причём колено меня совсем не беспокоило, и я даже думал, что зря завязал с футболом так рано. Хотя музыкантом тоже быть неплохо.

Кстати, считал за счастье, что мне довелось видеть, как играет Лев Яшин. И годы спустя судьба как-то сводила с великим голкипером, правда, тогда он уже передвигался на протезах. А теперь, выходит, придётся прикидываться фанатом «Локомотива»? С другой стороны, это, пожалуй, ещё не самое страшное, что могло бы со мной случиться в этом времени. А вообще можно и сейчас заявить, что я болельщик бело-голубых, которые, кстати, свой последний чемпионат страны выиграют весной 1976 года, и после этого начнётся своеобразное безвременье.

— А почём билеты? — спросил я напарника.

— Какие билеты, Штырь? Там можно через изгородь перелезть, мы же в этом году уже так на стадион пробирались. Видно, память ещё у тебя того, не до конца восстановилась.

Ага, с чего бы ей восстановиться, если у меня совсем другая память, которая помнит жизнь Алексея Лозового?! В общем, договорились смотаться на футбол. По ходу дела выяснилось, что у железнодорожников пока ещё нет своего стадиона, и домашние игры они проводят на «Динамо» и Центральном стадионе имени Ленина. Хм, так или иначе судьба сводит с любимым клубом. Правда, именно сегодняшний матч игрался как раз в «Лужниках».

Но до матча оставалось ещё почти шесть часов, и мы решили прогуляться по центру Москвы. На этот раз поехали на метро и спустя примерно полчаса выходили в город на станции «Проспект Маркса».

— Может, в кафе зайдём? — предложил я, глядя на призывно манящую вывеску.

— А у тебя много с собой денег? А то мне мать тридцать копеек на всё про всё дала.

— Ну рубль-то есть, который я вчера у Бугра выиграл.

— На кафе не хватит, — грустно констатировал Муха после короткого мысленного подсчёта. — Только зря деньги потратим. Лучше давай просто мороженого в ларьке купим. А потом можно газировкой запить.

Эскимо в шоколадной глазури показалось мне на вкус просто божественным. А кстати, когда я в последний раз ел мороженое? Уже и не вспомнить. Куда чаще я травил свой организм спиртными напитками.

Неторопясь добрели до Красной площади. Ну точно, отец народов тоже ещё в Мавзолее лежит, чему свидетельствовали сразу две надписи. Сверху было написано «Ленин», а ниже — «Сталин».

— А что, Мавзолей сегодня работает? — толкнул я другана локтем в бок.

— Туда пускают только по вторникам, средам, четвергам, субботам и воскресеньям. А сегодня понедельник. Так что можешь завтра сходить с 10 до 13 часов, если есть желание. Да только ничего нового ты там не увидишь, мы же с классом были там зимой. Лежит дедушка Ленин себе тихо в стекляшке под лампочками, глазки закрыл, ручки сложил на животе… Да и Иосиф Виссарионович такой же.

Вот паразит! Сталин, правда, помер, когда Мухе было всего ничего, но по рассказам старших должен бы знать, что за такие слова могут и срок впаять, невзирая на возраст. Значит, уверен, что я его не сдам.

Ладно, хрен с ними, с вождями. По большому счёту сегодня я наслаждался своим новым телом. Как же это здорово, когда у тебя ничего не болит: поясницу перед дождём не ломит, кашель по утрам не сотрясает твоё тело, когда ты отхаркиваешь из себя какую-то хрень, камни в почках не застревают в самый неподходящий момент… Хотя когда он бывает подходящим? Правда, кто-то из умных сказал: «Если утром вы проснулись и у вас ничего не болит — значит, вы умерли». Однако сейчас я готов был с этим умником поспорить. Ну да он, наверное, имел в виду свой возраст.

В «Лужники» мы прибыли за час до игры. В кассы уже стояли очереди, но не такие уж и большие. О клубной принадлежности болельщиков можно было только догадываться. Никакой атрибутики, лишь программки в руках. Ну и ещё из разговоров, когда превозносились Гусаров, Метревели, Шустиков, Воронин… Вполголоса обсуждали, что из-за какой-то бабы Эдик Стрельцов мотает срок. Ну да, об этом деле с якобы изнасилованием на пикнике я и читал, и смотрел даже какой-то документальный фильм. Вроде как Хрущ постарался, по его команде легендарному футболисту впаяли срок. Версий нам тут, в круговороте поклонников футбола, пришлось услышать множество. Чаще всего болельщики упоминали о конфликте Стрельцова с Фурцевой, вроде футболист отказался жениться на её дочке. А изнасилование — всего лишь ловко продуманная провокация.

Болельщики «Локомотива» всё больше обсуждали, что Бубукин изменил железнодорожникам с ЦСКА, хотя кто-то по старой привычке называл армейский клуб ЦДКА. Муха мне подсказал, что название коллектива изменилось в прошлом году, я сам, честно говоря, таких подробностей не помнил.

Рядом с кассами крепко сбитая тётка в порядком застиранном фартуке прямо с лотка продавала пирожки.

— С ливером, — прокомментировал Муха, глядя, с каким аппетитом уминает продолговатое жареное изделие солидного вида товарищ в шляпе с портфелем под мышкой.

— Что-то я проголодался, может, возьмём по парочке?

— Давай, у меня деньги ещё есть. И заодно вон у той бабульки семечек купим.

Сам стадион выглядел точно таким же, каким я его помнил с детства и в более зрелые годы, до того как сначала в 1997-м установили крышу с вентиляцией посередине, а в 2013-м окончательно не закрыли на реконструкцию к мундиале. Эх, не судьба мне, видно, посмотреть чемпионат мира в России. Хотя, может быть, и доживу в этом теле, если не сопьюсь или ещё что-нибудь не случится. Например, возврат в собственный, изношенный годами и вредными привычками организм. И кстати, даже в том теле я уж пару лет как-нибудь протянул бы. Главное, не очнуться в состоянии овоща.

— Ладно, пойдём, попробуем пролезть, — потянул меня Муха.

Оказалось, не мы одни были такими хитросделанными. Милиционеры, конечно, пытались как-то отловить безбилетников, но нас было так много, что большинство всё же просачивалось на стадион. А там уже садись куда хочешь, никаких тебе пластиковых бездушных кресел, все сидели, тесно прижимаясь друг к другу, на деревянных скамьях, рядами опоясывавших периметр вокруг зелёного поля и беговых дорожек.

Уже вовсю играл духовой оркестр — ещё одно воспоминание детства. Муха сел слева от меня, тут же принявшись лузгать семечки. Причём шелуху сплевывал прямо себе под ноги. Видя, что многие из соседей поступают так же, не утруждая себя морально-этическими терзаниями, я вздохнул и решил влиться в дружные ряды семечкоедов.

Матч закончился победой «Торпедо» с минимальным счётом. По пути домой забился с Мухой на три рубля, что чемпионом страны в этом сезоне станет киевское «Динамо». Он же ставил на «Торпедо», несмотря на то что болеть решил за «Локомотив».

Мама сегодня осталась на дополнительное ночное дежурство, поэтому хозяйством занималась Катька. Она отварила кастрюлю макарон с сосисками и со словами «Ешь, у тебя растущий организм» навалила мне большую тарелку, посыпав макароны сверху мелконарезанным зелёным луком. Причём, как и мама вчера, срезала зелень с луковиц, прораставших в небольших стеклянных баночках из-под майонеза и сметаны, наполненных водой. Сразу вспомнилась моя бабушка, она тоже выращивала лук на подоконнике, только высаживала луковицы в заполненной землей пластиковой коробке.

А ведь бабуля сейчас ещё вполне хорошо себя чувствует, да и родичи мои тоже живы-здоровы, правда, обитают они все в Рыбинске. Смотаться к ним в гости, что ли… И с какой мордой я туда заявлюсь? Здравствуйте, а я Лёша, которого вы недавно родили… Да-да, вот этот карапуз я и есть, только я из будущего, а это тело досталось мне во временное пользование. Ну или насовсем, тут уж как повезёт… Интересно, сразу спецбригаду из психушки вызовут или ещё какое-то время успеем поболтать? Лучше, пожалуй, пока не дёргаться, осмотреться, что к чему, а Рыбинск от меня никуда не убежит.

На следующее утро меня никто не будил. Я проснулся, судя по будильнику, без десяти девять утра, подумал, не сделать ли зарядку, решил, что ну её, ещё успеется, и выглянул в большую комнату. Мама, похоже, только недавно вернулась с ночного дежурства, спала, натянув на себя одеяло. Катюха уже проснулась, лежала на кровати в трусах и майке снова с книгой в руках. Да уж, нижнее белье в это время потрясает своей кондовостью, будь моя воля, открыл бы подпольный цех по пошиву приличного белья, пусть наши советские женщины будут самыми красивыми, элегантными и сексапильными! Эх, мечты, мечты…

Я всмотрелся в название книги: «Всадник без головы». Прочитал даже имя автора мелкими буквами, хотя и так его помнил — Майн Рид. Хм, а ведь у меня и зрение отличное, так-то было минус два, только очками и тем более линзами я принципиально не пользовался. Есть всё-таки плюсы в молодом организме.

— За молоком я сходила, пока ты дрых, — негромко отчиталась сестра не без упрёка. — Бидон вон на столе, можешь пить на завтрак с бутербродом. Или кашу тебе сварить?

— Не, не надо кашу, я так, с бутербродом. И лучше чай, наверное, а то молоко для желудка с утра слишком тяжело будет.

— Тогда шуруй на кухню, кипяти чайник, — отрезала Катька, снова уткнувшись в книгу.

Ага, чайник вот, с вечера стоит на столе. Это хорошо, а то пришлось бы искать на кухне, какой из чайников наш, народ спрашивать, объясняй им, что меня типа током шандарахнуло и память после этого отшибло. У матери наверняка истерика случится. Оно мне надо?

На кухне находился только немолодой тощий мужик в грязной майке. Он держал татуированными пальцами самокрутку, которую смолил в раскрытую форточку, периодически срываясь в захлебывающийся кашель.

— Здорово, Егор, — хрипло приветствовал он меня, обернувшись на звук набирающейся из крана в чайник воды.

— Здрасте.

Не мешало бы добавить его имя-отчество, но как зовут этого мужика, я, хоть убей, не знал, хотя он-то наверняка был уверен, что Егор Мальцев его прекрасно знает.

— Чё-то ты стрёмный сёдня с утра, как не свой прямо, — выпустив струйку сизого дыма в форточку, констатировал сосед.

— Да… Голова что-то разболелась.

— Чифирни, и всё пройдёт.

Кривая ухмылка, от которой мне стало малость не по себе, разрезала нижнюю часть его аккуратно выбритого лица. Надо бы у Мухи поинтересоваться, что это за тип с такой уголовной рожей, что от одного взгляда обосраться хочется. Даже мне, повидавшему в жизни немало физиономий подобного типа — судьба музыканта куда только не забрасывала, доводилось и в зонах выступать.

Кстати, мы же договорились с Мухой в десять утра идти на пустырь играть в футбол против якиманских. То есть ребят с района Якиманки. За нас помимо меня и Мухи должны были выйти Бугор, Сява, Дюша и какой-то Пеле из соседнего дома, который, по словам Мухи, занимался в футбольной школе. Ну да, тот-то Пеле после чемпионата мира в Швеции в 1958-м уже стал звездой. А у нас получается пятеро в поле и один на воротах. Выяснилось, что в раме обычно стоит Бугор, как самый длинный, а я играю не только в передней линии, но и сзади успеваю, поскольку ношусь как угорелый.

— Хотя, — с ехидной ухмылкой добавил друг, — толку от твоей беготни немного, разве что ужас на соперника наводишь.

«Ну-ну, посмотрим», — подумал я, предвкушая поединок.

Пока позавтракал — уже половина десятого. Так, треники и кеды у меня вообще есть? Не в штанах же и ботинках играть! Поинтересовался насчёт этого у выбравшейся из постели Катьки вполголоса, чтобы не разбудить мать.

— Что у тебя с памятью, братишка? Майка в шкафу, там трико тоже, а дырявые кеды вон под стулом.

И правда дырявые. Вернее, у правого подметка начала отваливаться, левый-то ещё ничего. Надеюсь, не фатально, может, одну игру продержатся.

Что же всё-таки делать с деньгами? Может, вспомнить пару хитов из будущего, отнести в ВААП, или как в это время агентство называется, пусть авторские капают. Если дело пойдёт, можно развернуться. В 1961-м у Битлов ещё ничего не вышло, никто их не знает, они-то собрались под названием The Beatles только в прошлом году. Через два года, если память не изменяет — а в таких вещах я могу на неё положиться с чистой совестью, — у них должен выйти сингл Please Please Me / Ask Me Why. Так что, пока есть время, можно все их ближайшие альбомы перепеть. Воровство? Что-то моя совесть молчит при этих словах. Нет, в самом деле, прикольно — учащийся железнодорожного училища на обложке журнала Rolling Stone… Или он ещё не основан? Ну не важно, что-то у них там должно выходить, посвящённое музыке. Да и в советском журнале тоже неплохо оказаться бы на обложке…

Блин, а у нас-то что здесь такого выходит? «Кругозор», «Ровесник», «Крестьянка», «Юный натуралист»? Хрен его знает, нужно в газетный киоск заглянуть, уточнить этот вопрос у киоскёра или просто изучить витрину. И вообще далеко не факт, что разрешат исполнять вещи на чуждом нашему уху языке. Да и на чём? В это время нормальную гитару днём с огнём не найдёшь, все на самопалах играют.

Нет, я понимаю, что самопал самопалу рознь. Вон, гитарист Квинов Брайан Мэй ещё подростком с отцом в сарае гитару собрал, так всю жизнь на ней и играет. Кстати, соберут через два года, в 63-м. Да ещё вместо медиатора использует вышедшую из обращения шестипенсовую монету. Только у меня отца такого нет, да и вообще нет его. Сгинул он в лагерях с подачи неизвестного парторга какого-то завода. Кстати, не мешало бы узнать имена, пароли, явки. Интересно, эта гнида всё ещё ходит по земле, дышит с нами одним воздухом? Понятно, что это был отец как бы и не мой, а настоящего хозяина тела, но всё же врождённое чувство справедливости не даст мне спокойно жить, зная, что этот… Вообще-то нужно бежать, время десять.

Муха уже ждал во дворе, лениво пиная о стену мяч со шнуровкой. В такой только сапогами играть, прогресс в футболе движется не так быстро, как хотелось бы. Мы пожали друг другу руки и отправились в сторону какого-то пустыря.

— Слышь, Мух, — спросил я его по пути, — а на каком заводе мой батя работал?

— На Лианозовском электро-механическом. Почтовый ящик тридцать один.

— А этого парторга, который его сдал, не знаешь, случайно, как звали?

— Ты чё, отомстить, что ли, хочешь? — улыбнулся Муха. — Не, не знаю, у матери своей спроси… Хотя она же не в курсе, что у тебя память отшибло. У сеструхи твоей спросить, что ли… Боюсь, сдаст она тебя матери, тем более что может и не знать, как того пня звали. Ладно, тогда я спрошу у Алевтины Васильевны, только надо момент выбрать, чтобы она не насторожилась. А то вдруг просечёт, что мы задумали отомстить этому хмырю…

— Погоди, Муха, почему это «мы»?

— Ты что, думал, я в стороне останусь?! Я, который с первого класса с тобой за одной партой сидел!..

— Да с чего ты вообще взял, что я мстить кому-то собрался? Может, просто так спросил, из любопытства.

— Ага, так я тебе и поверил. А то я не знаю тебя!

— Действительно, может, и не знаешь. Вдруг после отключки в меня кто-то другой вселился, который ничего не знает о том, что происходит вокруг. Например, какой-нибудь старый хрыч из… будущего.

— О, здорово было бы, рассказал бы, как оно там, в будущем, — заржал Муха. — В каком году коммунизм окончательно победил? Мы ещё успеем оторваться при коммунизме? И когда наши на Луне высадятся, в шестьдесят втором или шестьдесят третьем?

Эх, знал бы ты, верный друг Муха, что коммунизм победит разве что в Северной Корее, но такого извращённого коммунизма нам и даром не надо. А то, что пришло на смену развалившемуся Союзу, вообще хрен знает как можно назвать. Да и с Луной непонятки. Нога советского космонавта на неё так и не ступила, а вот американского… Тут тоже не всё ясно: то ли высадились, то ли тщательно спланированная инсценировка.

Все эти мысли я оставил при себе, искренне завидуя Мухе, да и всему подрастающему поколению, которые уверены, что впереди их ждёт светлое будущее.

А вот и пустырь — поляна с порядком истоптанной травой, которая не могла скрыть проглядывающие местами кочки. М-да, не «Лужники» и даже не «Динамо». Бугор уже в раме, представлявшей собой две вертикальные и одну поперечную жерди. Перчатки где-то стырил, правда, не футбольные, отбивает и ловит ещё более разлохмаченный мяч, чем наш, который ему бьют по очереди Дюша, Сява и ещё какой-то парнишка. Наверное, это и есть Пеле. Понятно, что прозвище, но придётся пока его так звать.

Подошли, пожали руки.

— А где соперники? — спросил я.

— Да вон идут, — кивнул Дюша.

Точно, двигает в нашу сторону целая орава, похоже, вместе с болельщиками. Такая же шпана, и только один в кедах, все остальные в ботинках разной степени сношенности. В нашей команде помимо меня в спортивной обуви ещё Пеле, причём в настоящих футбольных бутсах. Понятно, не Аdidas и не Lotto из полиуретана, а из натуральной кожи, но тем не менее. Да и гетры имеются, и шорты, и майка с армейским логотипом.

Сразу же решили выяснить вопрос, на что играем. Сошлись на том, что играем «на сало» — проигравшие встают в ворота спиной к победителям, и те расстреливают мячом задницы неудачников.

— В общем, как обычно, я впереди, Муха и Штырь в полузащите, Дюша с Сявой держат оборону, а Бугор стоит в рамке, как Яшин, — распределил всех Пеле. — Стараемся лишить соперника мяча, отрабатываем высокий отбор, — (слово «прессинг» в это время, видно, было ещё не в ходу). — Мячом завладели — ищем меня, сразу пасуем.

Похоже, на футбольном поле этот подросток с прищуром тёмно-карих глаз держит масть, и пофиг ему даже притихший Бугор. Кого-то он мне напоминал, хотя и весьма отдалённо. Ладно, потом разберёмся, вон соперники уже тоже на позициях, а командует у них явно парнишка с родимым пятном на щеке. Как раз в кедах и трико типа моего. Роль судьи с настоящим, поблёскивающим металлом свистком взял на себя вихрастый парень, пришедший с ними и занявший место рядом со зрителями. Надеюсь, не будет подсуживать нашим оппонентам.

— Играем два тайма по пятнадцать минут, — объявил вихрастый и что было сил выдул из свистка задорную трель.

Под крики немногочисленной публики мы, выполняя установку Пеле, сразу же принялись прессинговать соперника. Такая тактика уже через минуту принесла результат — защитник якиманских сфолил недалеко от ворот, и был назначен штрафной. К мячу, как я и предполагал, подошёл Пеле и так закрутил футбольный снаряд, что тот влетел в самую девятку ворот. Отчаянный прыжок голкипера не спас команду от пропущенного гола.

— Один — ноль, ведут савёловские, — объявил судья.

— Пацаны, собрались, — командует в стане соперников их капитан с родимым пятном.

Нет, как ни крути, а соперник играл неплохо. Стоптанные ботинки не мешали им тоже носиться как угорелым и даже стелиться в подкатах. А родимый, как я его окрестил про себя, обладал неплохим ударом. Первый раз, правда, зарядил прямо по центру ворот. Бугор если и хотел увернуться, то не получилось. А вот со следующей попытки родимому удалось поразить левый нижний угол нашей рамки. 1:1, и уже не так радостно, как мгновениями раньше.

До конца второго тайма мы всё же сумели забить второй гол. Пеле, обыграв двух защитников, выкатил мяч на уже пустые ворота, и Муха просто не мог промахнуться.

Однако в начале второго тайма соперник вновь восстановил статус-кво. И вновь отличился родимый. Я со своей стороны старался как мог, лёгкие у Егора, хотя тот вроде бы и покуривал, работали как кузнечные мехи, мои ноги носили меня по всему полю, а не только по моему правому флангу. В какой-то момент я подумал, что, может, не стоит сразу избавляться от мяча, отдавая его Пеле, могу же я сам что-то показать. А что? Ну, например, финт Зидана, который я освоил году эдак в 2000-м, уже играя за «Старко». И, кстати, несколько раз он у меня проходил, заставляя как наших, так и зарубежных соперников удивлённо раскрывать рот. Так что, овладев мячом в очередной раз и видя, что Пеле прикрыт сразу двумя соперниками, а мне противостоит только один, я и применил эту «марсельскую вертушку». Сработало! Через пару секунд я оказался один на один с вратарём, ошеломлённо пучившим глаза от увиденного, и мягко покатил ему мяч прямо в «калитку», то есть между ног.

Зрители — преимущественно мелюзга — зашлись в восторге. Пеле пожал мне руку, следом за ним Муха, Сява и Дюша. Бугор выражал своё ликование в рамке, по-обезьяньи повиснув на перекладине и дрыгая ногами. Якиманские удручённо качали головой, всё ещё не веря, что я мог такое продемонстрировать, а их предводитель в чувствах сплюнул в сторону.

Матч так и завершился нашей победой с минимальным счётом. После игры соперникам пришлось выполнять уговор, встав, как говорится, к лесу задом… То есть к нам. Впрочем, мы старались особенно сильно не лупить, жалея поверженного врага.

— Нужно будет как-нибудь попробовать на тренировке проделать такой трюк, — задумчиво произнёс Пеле, когда мы покидали импровизированный стадион. — Слушай, Штырь, а как называется этот приём?

Я чуть было не ляпнул: «Финт Зидана», но вовремя спохватился. В это время Зинедина, наверное, ещё и на свете-то нет. Точно нет, пик его карьеры пришёлся на 1998-й, на домашний чемпионат мира, так что до рождения кудесника мяча из Франции ещё лет десять как минимум подождать осталось.

— Название пока не придумал, — ответил я, скромно пожав плечами.

— Назовём его финтом Штыря, — встрял Сява и тут же получил подзатыльник от Бугра. — Не, а чё?! Раз Штырь его придумал, пусть в его честь приём и называется.

— Тогда уж финт Мальцева, — поправил Муха.

На том и сошлись, к моему великому стыду. Вот, первую вещь из будущего я уже украл. Правда, пока не песню, а всего лишь футбольный финт, но это же вещь заразительная! А в будущем, мать его за ногу, будет немало удивительных и интересных вещей.