Сотник Морозов. Притча

Геннадий Леонидович Копытов

Более прочего не понимаю и не приемлю я логику тех нелюдей, которые десятилетиями декларировали приверженность этим идеалам, взращивали их любовно в своей магической трансцендентальной купели, как алхимическое яйцо, в итоге оказавшееся левым яйцом заштатного динозавра, заставили и нас уверовать в реальность их театральной святости…

© Геннадий Леонидович Копытов, 2021

ISBN 978-5-0053-5490-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сотник Морозов

Притча

«Конёк ты мой голодный,

Клинок ты мой холодный,

Не плачь моя маманя,

Что писем нет давно,

Не будет он напрасным

Наш подвиг благородный,

И время золотое наступит

Всё равно…»

Б. Окуджава

«А в прозрачной грязи

Беззащитно смеется в канаве

Колёсами в небо

Проданной веры второй эшелон…»

Е. Летов

***

Более прочего не понимаю и не приемлю я логику тех нелюдей, которые десятилетиями декларировали приверженность этим идеалам, взращивали их любовно в своей магической трансцендентальной купели, как алхимическое яйцо, в итоге оказавшееся левым яйцом заштатного динозавра, заставили и нас уверовать в реальность их театральной святости, а в какой-то хитрожопый провокационный момент (понятный только им одним) взвизгнули истеричным наперебоем, призывая разнузданных юродцев из пекла (именуя последних божьими посланцами) с требованием: «Распни, распни, их!»…

Защитникам Страны, оставшимся верными Родине и присяге — посвящаю.

1.

— Строоой фронт! — резкая команда сиплым фальцетом, но она едва различима за шумом движения сотен всадников…

На высокий, отечный волнистыми травами, берег Кубани-реки, из двух глубоких затаенных айвовыми кустами яров, вытекали бесконечными струйками верховые бойцы. Они выстраивались в почти ровную, на две сотни шагов, двух-шеренговую линию на лоснящемся от утренней росы, изгибе берегового бугра.

Всадники продолжали течь на пригорок, словно жижка из безмерного двугорлого бурдюка.

— Сомкнись влево! — тот же хриплый фальцет…

Шеренга расширилась, все уже не помещались и отодвигались от берега влево. Но, тут же, это место занял расчет пулемета «Максим», на тачанке, основательно заправляющий тряпичную ленту с патронами в стальную требуху пулемета.

Первая линия, выправляя фронт, уместила сотню конных бойцов. На половине кавалеристов были суконные шлемы «богатырки»(позже их стали называть «буденовками») с крупными, нашитыми синими тряпичными звездами, с алыми металлическими значками-звездочками по центру, серые однобортные длиннополые шинели, царского ещё образца. Красные кавалеристы легким движением кованных рычажных ножниц преобразовывали полевые шинели пехотных подразделений в кавалерийские, разрезая шинель на пядь ниже хлястика, напроход на две полы.

Кони беспокойно топтали копытами россный ковыль, отмахивались хвостами от злых надсадных оводов, всхрапывая, мотали головами, пытаясь укусить соседних коней и коленки всадников.

Позади, по косому стоку борта балки, топтались ещё пять конных шеренг.

Кони под всадниками беспокойно переступали, сами же седоки выглядели даже безучастными, с тяжким наигранным безразличием всматривались они в серую тряскую дымку горизонта безбрежной степи. Отсюда с высокого берега степь казалась беспечной мутно-зеленой замятой скатертью.

С трудом обскакав эту конную массу по левой балке бывший в «замке», назначенный «вчора» заместо раненого командира кавполка, комэск, по старорежимному — сотник, Виталий Морозов, в кубанской короткой папахе, с косой красной нашивкой, наконец-то выпер поперёд строя.

По привычке хотел гаркнуть:

«Стааа-на-аавися! Отставить разговоры!», но что-то в горле скребыхнулося и сорвалась команда.

Он молча осмотрел своих бойцов. Почти все пришли добровольцами в Красную Армию, из кубанских казаков, как и он сам. Молодежь, старше 25 с десяток наберётся, а старше 30 никого не было.

Виталий спешил, знал: сейчас накатит ужас, сожмет горло, и только бешенный, звериный рык и острый блеск шашек…

И лучше бы бойцам не видеть его лица в этот момента. А потом он унесётся поперёд всей лавины.

Но руки уже нудно тряслись и он отчаянно сильно затянул поводья, вытащив своего Арапа в свечу на задних ногах.

Успокоил коня, огладил по голове, скинул папаху, тряхнул головой с русявым чубом.

— Товарищи-красные кавалеристы!

и умолк на секунду, лишь жаворонком звенела степная тишина и степовая ширь рвалась ярым ветром…

— Братцы! — выдохнул он. В двух верстах отсель окопалась белоказачья сволочь! Это лютый враг всякого пролетариата и простых казаков. Царские держиморды, нагаечники и палачи всего трудового народа. Свою сущность они показали 9 января в девятьсот пятом году, в Петрограде, порубав мирную демонстрацию рабочих, шедших к любимому государю почеломкатися и милости исспросити…

Так вот с того времени утекло багато! Ни милостев, ни податев нам таперича от него не треба, и сами разберемся…

Не первый раз идем мы в бой на псов-защитников капитализма и помещиков — кровососов! Сейчас самый той момент переломный, когда либо они нас, либо мы их!..

— Ну, братцы, с богом!… — накинул на макушку папаху, и по обвычке Морозов едва не перехрестился перед строем, но отдернул руку ото лба, делая рукой движение, будто сдвигает папаху со лба на затылок.

Конец ознакомительного фрагмента.