Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих

Геннадий Левицкий, 2017

Противостояние Рима и Карфагена – не просто один из эпизодов древности, а судьбоносная веха в истории нашей цивилизации. Эта книга о грандиозных событиях античности, о трех кровопролитнейших войнах, которые кардинально изменили политическую карту древности. Победитель получил весь известный мир, побежденный народ был уничтожен – до последнего человека; место, где стоял великий город, посыпали солью, дабы земля утратила жизненную силу. В повествовании много места уделяется поступкам исторических личностей, их характерам, необычным фактам – все это придает живость и естественность событиям, происходившим в глубокой древности, а книга, целиком основанная на исторических источниках, читается не труднее, чем исторический роман.

1. Карфаген

«Благодаря такому могуществу они не только сделали свой город соперником Рима, но и вели против римлян 3 великие войны. Это их могущество, пожалуй, яснее всего проявилось в последнюю войну, когда они были побеждены Сципионом Эмилианом и город их был совершенно разрушен. Ибо когда они начали эту войну, они владели в Ливии тремястами городов, а население их города составляло 700 000 человек».

(Страбон. География)

Предками карфагенян были финикийцы ― древний удивительный народ. Их главный город ― Тир ― возник в 4-м тысячелетии до н. э. Уже в следующем тысячелетии он стал крупнейшим ремесленным и торговым центром. Город славился весьма редкими для тех времен производствами: выработкой пурпурных шерстяных тканей, изделий из слоновой кости и стекла. В числе знаменитейших изобретений финикийцев был алфавит ― он существовал со 2-го тысячелетия до н. э. и лег в основу почти всех известных алфавитов.

Огромный город с многочисленным населением практически не имел пригодной для обработки земли, но древний народ не унывал, и не испытывал голода. Предприимчивые финикийцы занялись торговлей, постройкой кораблей и вскоре превратились в лучших в мире мореходов, а Тир стал центром мировой торговли.

Всем славны были финикийцы, ― вот только воинственностью они не отличались. Финикийцы не участвовали в разделах, переделах мира, не выражали никаких претензий на мировое господство, хотя по уровню развития превосходили большинство соседних народов. Они довольствовались тем, что имели все богатства мира. По словам Теодора Моммзена, «через их руки проходят золото и жемчуг с Востока, тирский пурпур, невольники, слоновая кость, львиные и леопардовые шкуры из внутренней Африки, арабский ладан, льняные изделия Египта, глиняная посуда и тонкие вина Греции, медь с острова Кипр, испанское серебро, английское олово, железо с острова Эльба. Финикийские моряки доставляют каждому народу то, что ему нужно или что он в состоянии купить, и проникают всюду, с тем, однако, чтобы каждый раз возвратиться в тесное, но дорогое их сердцу отечество».

Пассивность в ратном деле стала национальной чертой финикийцев. Они всегда предпочитали выплачивать дань могущественным соседям, чем воевать. Как замечает Моммзен, происходило это не из-за трусливости, ибо плавание по Средиземному и прочим морям было всегда сопряжено с опасностью: это и бури, периодически уничтожавшие целые флоты вместе с командами и процветающее пиратство. Просто финикийцы умели считать и понимали, «что закрытие караванных путей, ведущих на Восток, или египетских гаваней обойдется им гораздо дороже самой тяжелой дани; поэтому они предпочитали аккуратно уплачивать подати то Ниневии, то Мемфису и даже в случае необходимости участвовали со своими кораблями в битвах их царей. Финикийцы не только у себя дома терпеливо выносили иго своих повелителей, но и вне своего отечества вовсе не стремились к замене мирной торговой политики политикой завоевательной».

Эту удивительную покорность судьбе, стремление мирными путями решить конфликт с ущербом для себя можно объяснить лишь фатальным предчувствием: весь народ погибнет, если попытается изменить роль, предназначенную ему кем-то свыше. (Карфаген изменил тысячелетней политике предков ― случилось то, чего боялись финикийцы). А ведь финикийцы сражались весьма неплохо, когда враг не довольствовался выкупом и приходил завладеть их собственным домом. Более полугода осаждал Тир молниеносный Александр Македонской, прежде чем взял его штурмом.

Когда враги сильно начали доставать финикийцев, многие граждане начали организованно переселяться на периферию известного мира. В конце 2-го ― начале 1-го тыс. до н. э. выходцами из Тира были основаны колонии на Сицилии и Кипре, в Испании и Северной Африке. Среди них, конечно же, выделяется Карфаген.

Самое известное из африканских поселений финикийцев было основано в 825 г. до н. э. Карфаген вынес из своей метрополии принцип мирного сосуществования, первое время он исправно платил дань местным племенам. Однако царьку по имени Ярба денег показалось мало, и он потребовал руку основательницы Карфагена ― царицы Дидоны (Элиссы). Гордой женщине брак показался малопривлекательным, и она предпочла самоубийство.

То было ужасное время для финикийских переселенцев:

«Нумиды мчатся, спеша полонить беззащитное царство,

Ярба, неистовый мавр, овладевает дворцом.

И говорит, не забыв, сколько раз был он презрен Элиссой:

«Вот я, отвергнутый ей, в брачном покое ее!»

Все врассыпную бегут тирийцы, точно пчелы,

Сами не зная, куда им без царицы лететь»

(Овидий).

Хотя, по свидетельству Овидия, нумидийцы и захватили Карфаген, но очень скоро по какой-то причине покинули его. Скорее всего, разграбив все что можно, кочевники вернулись к привычному образу жизни. А карфагеняне выстроили такие стены, что лишились страха перед окружающими их племенами дикарей. В 7-м веке до н. э. на их далекой родине, в финикийских городах, свирепствовали ассирийцы, ― что и обеспечивало постоянный приток населения, бежавшего с родины в удаленную колонию. А спустя 160 лет после основания города карфагеняне создали собственную колонию на Балеарских островах.

Будущие карфагеняне выбрали чрезвычайно удобное место для своей новой родины. Удаленность города от самых мощных античных хищников позволило ему динамично развиваться на протяжении многих веков. Пока ассирийцы, персы, македоняне где-то далеко на востоке сражались за власть над всем миром, карфагеняне занимались привычным делом предков: торговали и богатели. Этому не мешала удаленность от основных коммерческих центров: прекрасные мореплаватели, карфагеняне, превратили море в удобную дорогу; а по скорости передвижения на водной глади им не было равных.

Не только Средиземное море привычно бороздили суда карфагенян; плавали они и за Геракловы Столбы (Гибралтарский пролив). Открытый ими остров во время плавания по Атлантическому океану весьма загадочен, его трудно отождествить с какими-либо землями… Не его ли обнаружил Колумб спустя две тысячи лет после карфагенян, и событие это стало величайшим открытием человечества?…

Однако послушаем Диодора Сицилийского: «Итак, в открытом Океане, со стороны Ливии лежит остров значительной величины, находящийся на расстоянии многих дней пути к западу от Ливии. Остров отличается плодородием, значительная часть его горная, но есть там и немалая равнина необычайной красоты. Орошают эту равнину текущие по ней судоходные реки, много там густых заповедных рощ со всевозможными деревьями, и множество садов, в которых текут ручьи сладкой воды. Есть там загородные дворцы роскошной постройки, а в садах ― пиршественные залы, заполненные цветами, в которых обитатели острова проводят время в летнюю пору, земля же эта щедро предоставляет все необходимое для наслаждения и удовольствия. Горная же часть острова покрыта густыми лесами, в которых растут всевозможные плодовые деревья, а для времяпровождения в горах есть множество долин и источников. Вообще же на этом острове текут в изобилии ручьи родниковой и сладкой воды, которые не только доставляют обитателям его приятное наслаждение, но и способствуют здоровью и телесной крепости. Для охотников есть здесь множество всякого зверья и дичи, которую подают на пиршественный стол, и благоденствующие жители острова не испытывают нужды ни в чем из роскоши и наслаждений. В море близ острова водится множество рыбы, поскольку уже по своей природе Океан изобилует всевозможной рыбой. И вообще климат острова настолько мягкий, что большую часть года здесь созревают обильные урожаи древесных плодов и прочих растений, и из-за столь необычайного благоденствия считают даже, будто это обиталище не людей, а неких богов.

В древние времена остров этот был неизвестен по причине значительной его удаленности от всего прочего обитаемого мира, но затем был открыт вот при каких обстоятельствах…

Итак, финикийцы, которые исследовали… берега за Столбами и плыли вдоль Ливии, были заброшены бурными ветрами далеко в Океан. Гонимые бурями в течение многих дней, они оказались занесены к берегам вышеупомянутого острова и увидели воочию здешнюю благостную природу, после чего слухи об острове разнеслись повсюду. Поэтому и тиррены, господствовавшие на морях, задумали основать на этом острове поселение, но карфагеняне воспрепятствовали им, поскольку, с одной стороны, опасались, как бы, узнав о достоинствах острова, многие из жителей Карфагена не переселились туда, а с другой, рассматривали его как убежище на случай превратностей судьбы, если бы Карфагену грозило полное уничтожение. Ведь господствуя на море, они могли все, со всеми своими семьями переправиться на остров, неизвестный более сильным врагам».

Надо заметить, что сведения о благодатном огромном острове в океане часто присутствуют в описаниях древних авторов, начиная с Платона с его загадочной Атлантидой. Некоторые историки пытались отождествить остров Диодора Сицилийского с Мадерой, однако на последнем не имеется «судоходных рек». Гораздо с большей вероятностью можно предположить, что неутомимые мореплаватели ― карфагеняне все же достигли Америки; а столь часто упоминаемые «ручьи сладкой воды» ни что иное, как добываемый индейцами сок сахарного тросника.

Псевдо-Аристотель также подтверждает сведения Диадора о неведомом острове: «Передают, что в море за Геракловыми Столбами карфагеняне обнаружили необитаемый остров, полный всевозможной растительности, полноводных судоходных рек, изобилующий удивительными плодами; остров этот находился на расстоянии многих дней плавания».

«Удивительные плоды»… это, видимо, те, что не произрастали в Северной Африке. Карфаген удивлял мир своими фруктами, а их величина и красота вызвали зависть Катона, — того самого, что любую речь в сенате начинал со слов: «Карфаген должен быть разрушен!». Только специфически американские виды растительности могли вызвать изумление вездесущих мореплавателей.

Почему же карфагеняне не воспользовались своим великим открытием? Почему в Америке не обнаружены следы их пребывания?

Дело в том, что высшие власти Карфагена позаботились, чтобы случайная находка мореплавателей осталась тайной. Далее Псевдо-Аристотель рассказывает, как карфагеняне разобрались со своими первооткрывателями: «Поскольку между карфагенянами часто возникали столкновения из-за обладания столь счастливым местом, ― пока там никто не поселился, карфагенские власти распорядились, чтобы всякий намеревающийся туда отправиться был приговорен к смерти, а также умерщвлены все там уже побывавшие, чтобы предотвратить массовое переселение на остров, дабы не было соперников карфагенскому владычеству и могуществу».

Со временем цивилизация во всей своей красе докатилась и до Западного Средиземноморья. Греки колонизировали Сицилию, появились в непосредственной близости от поселений финикийцев в Африке, основали свои фактории в Испании. Поневоле карфагенянам пришлось не только торговать, но и воевать. Впрочем, это занятие им пришлось по вкусу, ибо до поры до времени войны были довольно удачными и велись они чужими руками.

Карфагеняне значительно расширили территорию в Ливии; и не только за счет земель коренного населения ― их же собратья, финикийские города, вынуждены были признать власть Карфагена, причем, далеко не номинально. Тяжелой данью были обложены все финикийские поселения (один только Малый Лептис ежегодно выплачивал 465 талантов), их обязали поставлять вспомогательные войска, а во избежание бунтов было приказано срыть все городские стены. Лишь старинный могучий город Утика избежал позорной участи, получив титул союзника.

Более жестоко карфагеняне обращались с подвластным ливийским населением. По словам Полибия, у деревенских жителей они забирали в качестве налога половину урожая, горожанам также увеличили выплаты вдвое. «При этом не было никакой пощады неимущим и никакого снисхождения; правителей отличали и ценили не тех, которые обращались с народом мягко и человеколюбиво, но тех, которые доставляли им наибольшие сборы и запасы, а с туземцами обращались крайне жестоко».

Вскоре ливийские приобретения стали лишь одной из частей карфагенских владений. В Испании они подчинили старинную тирскую колонию Гадес, а также богатейшие серебряные рудники. Еще раньше пунийцы (так называли карфагенян римляне) прибрали к рукам Балеарские острова. Карфагеняне не только остановили движение греческой колонизации на запад, но и отобрали у греков западную часть Сицилии. Корсика и Сардиния и даже Мальта также были благополучно присоединены к государству, позабывшему из-за удач о принципе мирного сосуществования, которого придерживались предки.

Пунийцы ревностно оберегали свои владения. «Современник Пунических войн, отец географии Эратосфен, свидетельствует, что карфагеняне бросали в море всякого попавшего в их руки мореплавателя, который осмеливался направляться к берегам Сардинии или к Гадесу» (Моммзен).

Еще более усилило могущество Карфагена, как ни парадоксально, бедствия метрополии, давшей когда-то ему жизнь. В 332 г. до н. э. Александр Македонский после длительной осады взял город Тир. Многолюднейший город мира достался великому завоевателю почти пустым. По свидетельству Диодора Александр велел повесить всех юношей, защищавших стены ― их «было не меньше 2 тысяч»; остальных пленных обратил в рабство ― таких «оказалось больше 13 тысяч». Цифры ничтожные для города, державшего в своих руках значительную часть мировой торговли.

Оказывается, что во время осады Тира «большая часть населения была увезена в Карфаген». Благодаря притоку соотечественников Карфаген превратился в могущественнейшее государство Средиземноморья. По свидетельству Страбона, накануне 3-й Пунической войны карфагеняне «владели в Ливии тремястами городов, а население их города составляло 700 000 человек».

Поражают воображение и сам город, застроенный шестиэтажными домами, и стены, сделавшие его неприступным. «Карфаген был расположен в самой внутренней части очень большого залива и был очень похож в некотором роде на полуостров, ― читаем описание Аппиана Александрийского. ― От материка его отделял перешеек, шириной в двадцать пять стадиев… Часть города, обращенная к морю, была окружена простой стеной, так как была построена на отвесных скалах, та же часть, которая была обращена к югу в сторону материка, была окружена тройной стеной. Из этих стен каждая была высотой до тридцати локтей (15 м), не считая зубцов и башен, которые отстояли друг от друга на расстоянии двух плетров (400 м), каждая в четыре яруса; ширина стены была тридцать футов (8.5 м); каждая стена делилась по высоте на два яруса, и в ней, бывшей полой и разделенной на камеры, внизу обычно стояли триста слонов и находились склады пищи для них. Над ними же были лошадиные стойла для четырех тысяч коней и хранилища сена и овса, а также казармы для людей, примерно для двадцати тысяч пеших воинов и четырех тысяч всадников. Столь значительные приготовления на случай войны были у них раньше сделаны для размещения в одних только стенах.

Гавани Карфагена были взаимно связаны, так что можно было проплывать из одной в другую: вход же в них из открытого моря был шириной в семьдесят футов (22 м), и запирался он железными цепями. Первая гавань была предоставлена торговым судам, и в ней было много различных причалов; во внутренней же гавани посредине был остров, и как этот остров, так и гавань были охвачены огромными набережными. Эти набережные были богаты верфями и доками, рассчитанными на двести двадцать кораблей, и помимо верфей, складами, где держалось все нужное для оснащения триер».

Таким образом, владения пунийцев приблизились к городу, определенному судьбой стать могильщиком заносчивого Карфагена. Видимо потомки финикийских переселенцев особым чутьем определили, откуда исходит опасность, ибо с Римом, не имевшим большого веса в тогдашнем миропорядке, было заключено несколько мирных договоров в разное время. Общий смысл последнего соглашения был таков: для римлян закрыта Сицилия, а для карфагенян Италия. Впрочем, эти предосторожности карфагенянам не помогли: желание властвовать над миром оказалось сильнее любых клятв и дружеских договоров.