Сунгай

Геннадий Лапин, 2023

В книге посредством крупных событий описана судьба одного сибирского рода, запечатлена неразрывная связь жизни этих людей с историей малой и большой Родины, глазами мальчика показана жизнь далёкого алтайского села в середине двадцатого столетия.

Часть первая

Образы детства

Пробуждение

Зачем мы в этот Мир приходим?

И для чего нам жизнь дана?

Ответ не скоро тот находим,

Не сразу истина видна…

Владимир Жуков

С какого возраста человек начинает запоминать всё, что с ним происходило в детстве? Говорят, что с трёх лет. Но Егор Палин уверен, что значительно раньше. Во всяком случае, себя он помнит с грудного возраста. Конечно, не всё, а лишь отдельные эпизоды или фрагменты из жизни, но помнит…

Егорка открыл глаза. Он лежал в люльке, и его взор был устремлён в потолок. Потолок был неровно оштукатуренный и побелённый известью. Кое-где побелка начала шелушиться. По центру потолка от стены до стены проходила матка^[1]. В неё был закреплён крюк. На крюке висела большая стальная пружина, от которой лучами отходили четыре ремня. На этих ремнях и висела Егоркина люлька — самодельная детская кроватка. Это простое и одновременно гениальное изобретение предков, взрастившее миллионы людей.

Егорка пошевелился, гукнул и прислушался. В доме было тихо. Никого не было, лишь за стеной слышались голоса. Был ранний вечер. Солнце опускалось к горизонту, и его лучи стали бить прямо в окно. Окно было небольшим, несмотря на это, вся комната оказалась залита светом. Это был не яркий дневной свет, а уже вечерний, подкрашенный заревом заката. Он играл на стенах и потолке разными узорами. Егорка зачарованно смотрел на эту игру солнечных лучей и вертел головой.

Но тут раздался звук, который он ненавидел с рождения. Это было жужжание мухи. Большая муха с перламутровыми крыльями билась о стекло, пытаясь вылететь наружу. Изредка муха резко отлетала от окна по направлению к люльке, но тут же возвращалась назад, снова пытаясь выбраться наружу. Так продолжалось несколько минут. Егорке стало одиноко и немного страшно от тишины в доме, блуждающих по потолку и стенам разноцветных узоров, а особенно от этого нудного и противного жужжания. Он заплакал, но никто не появился на его плач, как обычно бывало. Тогда Егорка схватился руками за ремни люльки, подтянулся на руках и сел, продолжая плакать всё громче и громче, одновременно дёргая за ремни. Люлька начала хаотично раскачиваться вверх — вниз, направо — налево. Егорка продолжал реветь уже во всю мощь своих лёгких, однако никто так и не появлялся. Напротив, на крыльце послышался чей-то громкий смех.

Противная муха отчаялась биться о стекло и стала метаться по комнате, делая резкие и непредсказуемые круги вокруг Егорки. От этого ему стало ещё страшнее. Он перехватился руками повыше по ремням люльки, насколько это удалось, и, отчаянно рванувшись, встал на ноги. Никогда раньше он не вставал самостоятельно. Он стоял, переступая ногами, и ревел уже благим матом. Наконец в сенях послышался быстрый топот старшей сестры. В это время болтающаяся из стороны в сторону люлька вывернулась, и Егорка с рёвом грохнулся на пол. Одновременно с этим распахнулась дверь, и в комнату вбежала сестрёнка, которая была старше на восемь лет и частенько нянчила его.

— Мама, мама! Егорка выпал из люльки, — закричала сестра.

В комнату вбежала мать, быстро подняла его с пола, прижала к груди и стала успокаивать…

Фунино

Поставьте памятник деревне

На Красной площади в Москве…

Николай Мельников

Село, в котором родился Егорка, расположилось на возвышенности, разделявшей две небольшие речки. Более полноводная имела доставшееся ей с давних времён название — Сунгай^[2]. Другая, почти пересыхавшая в засушливые годы, имела чисто русское название — Чудотвориха. В месте впадения Чудотворихи в Сунгай и раскинулось село. В двенадцати километрах от него начинались отроги Салаирского кряжа, где брали своё начало упомянутые речки. Основателем села был Фунин, работавший пасечником у богача Барышникова, жившего в Старо-Кытманово — центре Верх-Чумышской волости. В конце XVIII века Фунин облюбовал это место, богатое медоносными травами, расположил здесь пасеку и построил дом.

Первые поселенцы, основавшие деревню в районе пасеки Фунина, появились лишь через полсотни лет. Их было десять человек, в том числе Асфат Палин со взрослыми сыновьями Иваном и Петром. Все поселенцы являлись обрусевшими сибирскими татарами — телеутами^[3]. Деревня стала называться Фунино.

Места были богаты ценной строительной древесиной. Лес на строительство дома заготовляли исключительно зимой, когда прекращалось сокодвижение. Далее он складировался, высыхал и только после этого строили дома, которые стояли более ста лет. Асфат с сыновьями построил добротный дом, сыновья обзавелись семьями. В конце XIX века у Ивана родился сын Михаил. В 1898 году в Старо-Кытманово построили кирпичный церковный храм, а деревянный перевезли и поставили в Фунино. Деревня обрела статус села.

Сплошной полосы пахотных земель в Сибири ещё не было. Многие земледельческие районы находились в таёжной зоне, где климат мало благоприятствовал развитию сельского хозяйства. Более плодородные земли Южной Сибири — это лесостепи Алтая. В то время они были слабо заселены, поэтому сюда стремились попасть переселенцы из Вятской, Пермской, Курской, Тульской, Самарской и других губерний. Труд на земле исстари был очень тяжёлым, однако это обычное состояние, форма бытия крестьян того времени. Чтобы начать пашенное дело, надо было отыскать елань^[4], расширить её, вырубить ближайший лес, выкорчевать пни и кустарники, подготовить пашню. Землю приходилось двоить или троить^[5].

В 1882 году из Новониколаевска в Фунино пришёл Яков Рыков — переселенец из Тульской губернии. С ним было три взрослых сына: Семён, Захар и Яков-младший. Они построили избы, позже сыновья нашли себе жён, образовались новые семьи.

С началом русско-японской войны 1904–1905 гг. Иван Палин и Захар Рыков были мобилизованы в армию. Иван погиб в августе 1904 года в сражении под городом Ляоян, а Захар вернулся в село с двумя георгиевскими крестами на груди. Мужиком он был сильным и ловким. Первый крест получил за то, что в рукопашном бою в сражении на реке Шахэ уничтожил несколько японских солдат, а второй — за участие в разведывательной операции в том же районе, когда война перешла в позиционную стадию.

У Захара Рыкова и его жены Агафьи родилось восемнадцать детей, была даже тройня, но большинство из них умерло в детском возрасте. Естественный отбор — выжили только абсолютно здоровые дети. Зрелого возраста достигли пятеро: Николай, Марфа, Василий, Наталья и Никифор. Рыковы жили многочисленной и дружной семьёй. Агафья и девочки с ранних лет поочерёдно готовили пищу, выполняли другую женскую работу. Захар с сыновьями пахали, сеяли, заготавливали дрова, сено, строили избы и другие хозяйственные постройки. Благодаря трудолюбию хозяйство имели большое и крепкое. Кроме всего прочего завели пимокатную^[6] и пасеку, разводили пчёл. В Медовый Спас Захар приглашал на пасеку деревенскую детвору, угощал мёдом и приговаривал:

— Угощайтесь, детки! Пчёлки ноне знатно поработали. Медоносов вокруг полно. И пчёлкам на зиму, и нам с вами хватит.

Особенно любил Захар общаться с парнями на осенних проводах в армию. Угощая их медовухой по этому поводу, изрядно выпивший, он напутствовал:

— Главное не дрейфить, парни. Русский мужик тяжёлым трудом воспитан, всё может. Верно служите царю и Отечеству. Не опозорьте нашу сибирскую землю. Вот во время русско-японской подняли нас в атаку, побежали мы навстречу японским пулям. Кто сдрейфил, замешкался — считай, покойник. Я заскочил в ихний окоп… — в который раз разглагольствовал он, рассказывая про свой подвиг.

Пьяное бахвальство Захара вызывало неподдельный гнев жены Агафьи — женщины властной и строгой:

— Хватит сто раз одно и то же рассказывать! Всё село это уже наизусть знает. И не наливай ребятам больше. Им завтра в волость ехать, — говорила она, убирая бутыль с медовухой со стола.

Численность населения в Фунино росла быстрыми темпами. За шестьдесят лет оно превратилось в крупное село, в котором проживала почти тысяча жителей. Местность в районе села была холмистой, склоны покрыты березовыми рощами, изредка осиной. Долины рек и ручьёв, впадающих в реку Сунгай, заросли мелким густым кустарником: ивой, акацией, калиной, рябиной, черёмухой, шиповником и малиной. Рядом с селом в пойме реки Сунгай был реликтовый лес, состоящий из кедра, сосны, пихты, лиственницы. Этот сохранившийся островок первозданной природы, носивший название «Кедровая согра», строго оберегался. Луга славились богатым травостоем, достигавшим высоты одного метра, что давало возможность в любой год заготавливать достаточное количество сена для домашних животных. В близлежащих лесах росли грибы и ягоды. Люди, жившие в Фунино, сеяли хлеб, пасли скот, растили лен, косили сено, выращивали овощи, собирали грибы, ягоды, кедровые орехи, хмель. Тайга начиналась в двенадцати километрах от села в предгорьях Салаирского кряжа. За грибами и ягодами ездили в тайгу на телегах, на которые ставили кадушки^[7], чтобы привезти собранное.

Климат был резко континентальным. Самое продолжительное время года — зима, длящаяся пять месяцев. В январе нередко морозы доходили до минус сорока градусов. Метели и вьюги могли гулять по полмесяца, особенно в феврале. По этой причине зимнюю одежду шили из овчины и в дальнюю дорогу брали шубы и тулупы. Тулупы были просторные и длинные, до пят. Надевались они поверх зимней одежды. Севший в сани ездок укутывал ноги полами этого тулупа. Зимой носили пимы, пимокаты были востребованными и уважаемыми в этих краях людьми.

Вместе с тем земля успевала давать урожай. Лето было коротким, но жарким.

В 1930 году Фунино было переименовано в село Сунгай…

В 1908 году по аграрной реформе Петра Столыпина из Архангельской губернии в деревне Закатилово появились Афанасий и Аграфена Копровы. До переселения они жили неподалеку от Холмогор. Афанасий услышал хорошие отзывы от переселившихся ранее в эти края крестьян и соблазнился.

Закатилово «закатилось» под начинавшиеся горы Салаирского кряжа. Ближайшей была гора Вострушка, а далее «синела» более высокая — Синюха. Начинавшуюся с этих гор тайгу, чёрной, зловещей полосой видневшуюся на горизонте, в народе называли Чернь. Закатилово разместилось в двенадцати километрах от Фунино вверх по течению реки Сунгай, у впадения в неё небольшой пересыхающей летом речушки Канадаихи. В народе чаще всего называли эту деревню не Закатилово, а Канадаиха по названию речушки.

Копровы достаточно быстро встали на ноги. Афанасий был очень предприимчив и трудолюбив. Ему удалось построить мельницу на берегу реки Сунгай, перегородив её невысокой плотиной и заставив воду вращать жернова. Со всех окрестных деревень и сёл на мельницу съезжались крестьяне молоть зерно. Особенно многолюдно было осенью, после уборки урожая. Все стремились заготовить муку на зиму. Это был источник хорошего дохода. Аграфена была замечательной портнихой, способной сшить любую одежду, даже изящное зимнее пальто на вате. Её труд также был очень востребован. Они построили первый в Закатилово двухэтажный дом, в одной из больших комнат которого на первом этаже разместилась швейная мастерская Аграфены. Позже по заказу Афанасия местные умельцы изготовили красивый и богато украшенный конный экипаж, можно сказать карету, которую они давали желающим напрокат по особо торжественным случаям. Сначала у них родился сын Василий, а в 1917 году дочь — Пелагея.

В 1913 году в Закатилово переселилась младшая сестра Афанасия — Мария с мужем Фёдором Берсенёвым. Они были впечатлены успешной жизнью родственника и тоже, благодаря молодости и трудолюбию, укоренились на новом месте.

Рогов

Этих лет не смолкнет слава,

Не померкнет никогда!

Партизанские отряды

Занимали города.

Марш времён Гражданской войны

История человечества — это история войн и военных конфликтов, больших и малых. Вследствие них образовывались и исчезали государства, распадались империи. Войны развязывают сильные мира сего, желающие приобрести больше территорий, богатств, власти. За десятки тысяч лет существования на Земле человека разумного наберётся, пожалуй, всего несколько столетий, когда на нашей планете не было войны.

Нужна ли война простому человеку-труженику? Нет, не нужна. Ему нужно, чтобы была семья, дети, чтобы они были живы и здоровы, имели пищу и кров над головой. Ради этого он живёт и трудится.

Разве может быть что-то страшнее войны, когда десятки, сотни и даже тысячи абсолютно здоровых и дееспособных людей мгновенно лишаются жизни, когда взорвавшаяся бомба или снаряд в клочья разрывают только что говорившего и улыбавшегося человека, когда ежедневно видишь кровь, раны и смерть своих товарищей и невольно, психологически готовишься к ней сам. Но, пожалуй, самой ужасной, самой бесчеловечной из всех войн является война гражданская, когда идут отец на сына, брат на брата, когда единокровные люди убивают друг друга. К ужасам войны добавляется богопротивный акт убийства родного человека, гражданина своей страны…

* * *

Гражданская война в России 1917–1922 годов унесла свыше десяти миллионов жизней российских граждан, причём большинство из них были молодые, трудоспособные люди, а свыше двух миллионов не согласных с новой властью граждан эмигрировали.

Мирная жизнь сибирского крестьянства, ненадолго наступившая после двух революций 1917 года, была прервана Гражданской войной. В конце мая 1918 года вооружённые силы белочешского корпуса и внутренняя контрреволюция выступили против новой власти в Поволжье, на Урале, в Сибири. Начался возврат прежних порядков, был установлен колчаковский режим. Второго сентября 1918 года в ответ на мобилизацию в белогвардейскую армию взбунтовались крестьяне Славгорода и села Чёрный Дол в Алтайской губернии. Восстание было жестоко подавлено, но борьба за советскую власть не прекратилась, а наоборот, усилилась. Село Рубцовка и железнодорожная станция, насчитывавшие свыше семи тысяч жителей, оказались одним из центров, где группировались белогвардейцы. Отсюда карательные отряды белых выступали на подавление крестьянских волнений. На железнодорожной станции постоянно находились один-два бронепоезда. Из Рубцовки колчаковцы совершали налёты на окрестные деревни, отнимали у крестьян лошадей, фураж, продукты, насильно мобилизовывали крестьянских парней в Белую армию. Уклонявшихся от мобилизации и выполнения приказов драли плетьми и шомполами, активистов и сочувствующих большевикам расстреливали без суда и следствия. В Причумышье карательные отряды колчаковцев дислоцировались в крупных сёлах Тогул и Сорокине.

В ответ на репрессии крестьяне и немногочисленные рабочие Алтая развернули массовое партизанское движение против колчаковской диктатуры. За лето 1919 года в различных районах Алтайской губернии образовались партизанские отряды. В Славгородском уезде развернул боевые действия отряд Ефима Мамонтова, в Каменском уезде — Игната Громова, в предгорьях Горного Алтая — Ивана Третьяка, в При-чумышье — Григория Рогова.

* * *

Гришка Рогов родился в селе Жуланиха, Мариинской волости, граничившей с Верх-Чумышской, Барнаульского уезда. Его родители — крестьяне-бедняки переселились в Жуланиху из Томской губернии. До призыва в царскую армию в 1900 году Григорий работал в своём хозяйстве и самостоятельно постигал азы знаний. Юношей он был любознательным.

Долгие семь лет Григорий служил в царской армии. Пришлось повоевать в русско-японскую войну 1904–1905 годов, на которой за храбрость и отвагу его наградили тремя георгиевскими крестами. В 1907 году Григорий демобилизовался со службы в звании фельдфебеля и стал работать продавцом в казённой винной лавке, женившись, жил здесь же, много читал. В 1914 году лавку закрыли, и Рогов с женой Александрой, двумя дочерьми и тремя сыновьями остался без работы и крыши над головой. Родственники помогли построить дом. Роговы обзавелись скотом, стали заниматься сельским хозяйством, но Первая мировая война нарушила эти планы. Григория вновь мобилизовали в царскую армию.

Далее были три года очередной для Рогова войны с её смертями, насилием и нечеловеческими условиями жизни. Достаточно быстро ему присвоили звание зауряд-прапорщика. На фронте пытливый Григорий, будучи человеком с активной жизненной позицией, попал под влияние пропаганды революционно настроенных эсеров и большевиков. После Февральской революции 1917 года он примкнул к эсерам, а после Октябрьской — стал поддерживать большевиков. Самоучка Григорий не обладал достаточным объёмом знаний, чтобы глубоко разобраться в происходящих событиях. Да и кто мог тогда в этом разобраться!

Вернувшись в 1917 году с фронта, Григорий Рогов развернул в своём селе активную пропаганду новой жизни без попов и белоручек. В начале 1918 года он избирается членом губернского земельного комитета Алтайской губернии от Мариинской волости, а несколько позже делегируется на первый Кузнецкий съезд Советов. На съезде он разрывает с большевиками и заявляет о поддержке анархизма. Григорий, самоуверенный и властолюбивый по характеру, не желает подчиняться чьей-то воле, диктатуре пролетариата и большевистским принципам.

В июле 1918 года Рогов организует в Жуланихе группу по борьбе сначала против Временного Сибирского правительства^[8], а затем — против Колчака. С этой целью он создаёт партизанский отряд. Колчаковцам было трудно справляться с партизанами. Они воевали в хорошо известных им местах, имели обширную разведывательную сеть из числа местных жителей. При малейшей опасности отряд Рогова уходил в Чернь, где найти их было не только трудно, но и опасно.

Со второй половины 1919 года Григорий Рогов уже командует объединённым партизанским отрядом в Причумышье численностью до пяти тысяч человек. Его отряд освобождает от колчаковцев восемнадцать волостей на правобережье Оби, проведя при этом двадцать сражений. В бою под Сорокине он разбил отряд поручика Романовского в полторы тысячи штыков, под Зыряновкой — отряд голубых улан атамана Анненкова численностью 700 бойцов, в селе Тогул разгромил сильный гарнизон колчаковцев численностью свыше тысячи солдат и офицеров.

Однако эти победы ничего хорошего местному населению не несли. Руководствовавшийся анархическими идеями, наслаждающийся властью и вседозволенностью, зачерствевший душой после десяти лет службы в царской армии и двух войн, привыкший убивать и казнить без суда и следствия — Григорий Рогов не пресекал многочисленных грабежей, зверских убийств зажиточных селян, бесчеловечных расправ над священниками и надругательств над церковными святынями. Свой лозунг о новой жизни без попов и белоручек он реализовывал в буквальном смысле. Население Причумышья было запугано действиями его партизан. Они были не менее жестоки, чем колчаковцы.

В июне 1919 года Барнаульский комитет РКП(б) принимает решение о большевизации отряда Рогова и внедряет в него двенадцать большевиков во главе с Матвеем Ворожцовым, принявшим партийную кличку — Анатолий.

В сентябре 1919 года с отрядом Григория Рогова соединяется отряд анархиста Ивана Новосёлова. Командиром отряда становится Рогов, его заместителем — Новосёлов, а роль комиссара выполняет Анатолий. Анатолий пытался переманить Григория на сторону большевиков, но Рогова, попавшего под влияние Новосёлова, переубедить не удалось.

За спиной у анархистов Анатолий с большевиками создавали сельские Советы, подчиняя их краевому съезду Советов. Узнав об этом накануне III съезда Советов Причернского края в начале декабря 1919 года, Григорий Рогов выгоняет из отряда всех большевиков. Отряд разделяется на две части, около тысячи партизан остаются с Анатолием, а около двух тысяч под командованием Григория Рогова и Ивана Новосёлова уходят на Кузнецк^[9]. Позже Анатолий создаёт Первую Чумышскую Советскую партизанскую дивизию.

Двенадцатого декабря 1919 года двухтысячный объединённый отряд Григория Рогова и Ивана Новосёлова вошёл в Кузнецк. Партизаны оцепили город и разоружили формирования ревкома. Знаменитая «роговская чистка» длилась трое суток. Смертные приговоры были вынесены колчаковским офицерам, служившим в органах власти в 1918–1919 годах, местным жителям по жалобам за буржуазную пропаганду, милиционерам, торговцам, местному духовенству. Одновременно отряд проводил реквизицию и экспроприацию. Партизаны паковали трофеи. Роговцы подожгли тюрьму, Спасо-Преображенский собор, Одигитриевскую церковь. По разным данным из четырёх тысяч жителей Кузнецка за три дня были убиты от трёхсот до семисот человек. На четвёртый день отряд Григория Рогова разделился. Часть партизан повезла реквизированное имущество в Барнаульский и Бийский уезды, а основные силы двинулись на север, на Щегловск^[10]. После ухода роговцев из Кузнецка в него вошли колчаковцы. Они разграбили то, что ещё можно было ограбить: лавки, склады, аптеки, жителей города и окрестных деревень. Подозрительных, по их мнению, людей они убивали без суда и следствия.

Двадцать первого декабря 1919 года роговцы штурмом выбили из Щегловска пехотный полк колчаковцев, но через день у станции Топки в бою с отступавшими частями белогвардейцев понесли большие потери. Около ста партизан было убито, многие ранены.

Двадцать пятого декабря по приказу Реввоенсовета 5-й армии отряд Рогова должен был войти в подчинение командования 35-й дивизии Неймана. Рогов отказался выполнить приказ, и двадцать девятого декабря был арестован. Пятого января 1920 года, уже будучи арестантом, он возвращается в частично сожжённую партизанами тюрьму разграбленного Кузнецка для расследования его прегрешений перед советской властью и трудовым народом. Вскоре его этапировали в Новониколаевск^[11]. В тюрьме его сильно избивают, однако в феврале реабилитируют и даже выдают десять тысяч рублей из партийной кассы Новониколаевска за заслуги перед революцией. На предложение вступить в партию большевиков и перейти на работу в советские органы власти Григорий Рогов ответил отказом и уехал в Жуланиху.

По приезде в Жуланиху Григорий некоторое время болел, дало знать пребывание в тюрьме, но от своей мечты — создать в своём селе истинную трудовую коммуну без белоручек, кулаков и попов — он не отказался. Вокруг него снова образуется группа единомышленников и бывших партизан отряда.

Четвёртого мая 1920 года Рогов с небольшим отрядом предпринимает дерзкое нападение на село Тогул, громит все советские органы и учреждения, забирает их деньги и имущество. На борьбу с ним направляется отряд ЧОН^[12]. На сей раз отряд Григория Рогова был слишком мал, чтобы оказать серьёзное сопротивление новой власти, они пускаются в бега. Два месяца Рогов, преследуемый чоновцами, прячется по окрестным деревням, в основном у бывших партизан своего отряда. Третьего июля они вместе со своим командиром эскадрона Возилкиным заночевали на сеновале в деревне Евдокимово Дмитро-Титовской волости Барнаульского уезда у хорошо знакомого им крестьянина Евгения Тагильцева. Опасаясь за свою жизнь, Тагильцев сообщил об этом председателю партячейки Дмитро-Титово Полетаеву, который застрелил Рогова при задержании. Получалось противозаконно, поэтому, по официальной версии, Григорий Рогов вырвался из окружения милиционеров и побежал к реке Чумыш. Его ранили в ногу. Поняв, что он не сможет дойти до реки и, не желая быть схваченным, Рогов застрелился.

Так оборвалась жизнь, безусловно, знакового, влиятельного, авторитетного персонажа Гражданской войны на Алтае — Григория Рогова.

* * *

В Гражданскую войну на Алтае создалась и успешно действовала против «белых» не Красная, а своя — повстанческая армия. Известно о ней куда меньше, чем о повстанцах батьки Махно. В советское время тему крестьянского повстанчества в Гражданской войне не жаловали. Повстанцев называли «зелеными» и фактически приравнивали к бандитам, иногда смешивая ещё и с «белыми», хотя, если говорить об Алтае, именно повстанцы освободили регион от «белых», подготовив почву для установления здесь советской власти.

Схожей с судьбой Рогова была участь и других командиров повстанческих отрядов. Когда на Алтае была восстановлена советская власть, Ефим Мамонтов получил назначение помощником инспектора пехоты 5-й армии, затем — начальником отдела снабжения запасных частей 5-й армии. В отличие от Рогова, Мамонтов был более сговорчив с красными, но это ему не помогло. Несмотря на то, что с июня по сентябрь 1920 года Мамонтов был командиром Первой отдельной красной добровольческой Западно-Сибирской стрелковой бригады, сражался против врангелевцев, затем командовал бригадой в составе 27-й стрелковой дивизии войск внутренней службы, 25 декабря 1920 года его арестовали органы ВЧК в Барнауле. Позже Мамонтова освободили, но в конце февраля 1922 года он был убит в деревне Власиха под Барнаулом. Точные обстоятельства убийства бывшего повстанческого командира неизвестны. Есть версия, что он стал жертвой агентов ВЧК, расправлявшихся с неподконтрольными и ненадежными бывшими партизанскими командирами.

Алтайская губчека намеревалась ликвидировать и Ивана Третьяка. Однако этого не произошло, поскольку чекисты Власов и Петухов отказались выполнять такое распоряжение. Они заявили, что если человек виноват, то его надо судить, а не убивать из-за угла. Позже, 20 августа 1937 года Ивана Яковлевича Третьяка всё-таки расстреляли как японского шпиона.

Советская власть боялась подобных людей — «буйных» фронтовиков, полевых командиров, пользовавшихся большим авторитетом среди крестьянства и имевших личные заслуги в борьбе с «белыми». Ведь многие из таких командиров никогда не скрывали своего несогласия с большевистской политикой, считая её наступлением на интересы трудового крестьянства, тогда ещё составлявшего основное большинство населения России.

Никеша

Юноша жил молодой и красивый,

Полный энергии, жизненных сил,

Шёл он к своей любимой и милой…

Вдруг его взгляд удивленно застыл.

Екатерина Максимова

Происходившие в России в начале XX века события не могли не затронуть жителей села Фунино.

Оба сына Асфата Палина погибли, старший Иван — в русско-японскую войну, а Пётр — в Первую мировую. Жена Ивана спустя несколько лет тоже умерла. Их сын — Михаил рос в семье деда Асфата, занимался крестьянским трудом. В 1911 г. он женился на Рыковой Наталье.

Беда не обошла стороной и семейство Захара Рыкова. Весной 1913 года в половодье в Сунгае утонул старший сын — Николай. Шла большая вода из Черни, и мелкая в летнюю межень река стала полноводной и глубокой. Течение было быстрым, лёд уже почти весь прошёл, лишь редкие льдины проносились в мутном потоке воды. Николай ловил рыбу намёткой^[13], поскользнулся на крутом глинистом берегу и упал в воду. Быстрое течение подхватило его, вынесло на середину реки и ударило о проплывавшую льдину головой. Николай потерял сознание и способность держаться на плаву. Поток подхватил его, завертел в водоворотах на изгибах реки и унёс в небытие. На третий день тело всплыло у берега в зарослях тальника…

Старшая дочь Захара — Марфа, вышла замуж за Данилу Иконникова и уехала к мужу в Закатилово. Средний сын — Василий, обзавёлся семьёй, крепким хозяйством и жил отдельно. Младшая дочь — Наталья, после замужества стала жить у Палиных. Лишь Никифор — любимец семьи, которого все ласково называли Никеша, жил с родителями.

Роста Никеша был среднего, но сбит крепко. Характер имел бедовый, был заводилой среди сельской молодёжи. Задевать его в селе побаивались, себя в обиду он не давал. Драк не боялся, но и без причины в драку не лез. Была у него одна особенность, на другой день после драки он приходил под окна бывшего противника и кричал:

— Выходи, мириться будем. Врежем друг другу по разу и мир!

После удара осмелившегося мириться таким образом, Никеша стоял, а от его удара, как правило, падали.

Основная масса крестьян не понимала происходящего. Где-то далеко в Питере, в Москве происходили революции, одно правительство сменяло другое, но их жизненный уклад не менялся. Чтобы выжить, необходимо было, как и при царе, пахать, сеять, убирать урожай, выращивать скот, жить своим натуральным хозяйством. Большинство крестьян не поддерживало в Гражданской войне ни «белых», ни «красных» — никого. Все они действовали одинаково: отбирали лошадей, зерно, скот, продукты питания, имущество, насиловали женщин, мобилизовывали молодых мужчин в свои ряды, а неугодных или сопротивляющихся убивали без суда и следствия.

Чтобы как-то обезопасить себя в деревнях и сёлах из парней и молодых мужиков создавались дружины или отряды самообороны. Они дежурили у въездов в село и при приближении вооруженных людей мчались по улицам, предупреждая об опасности. Никифор командовал группой парней из отряда самообороны.

В Фунино вело три дороги. С севера, со стороны Черни чаще всего появлялись партизаны Рогова, с востока, со стороны деревни Красилово — колчаковцы, дислоцированные в Тогуле, с запада наведывались колчаковцы, стоявшие в Сорокине.

Был солнечный июльский день 1919 года. Никеша с двумя парнями из своей группы дежурил у поскотины^[14] на восточном въезде. Вдалеке, на гребне холма, показались три всадника, чуть поодаль — подвода, а несколько позже — большой отряд.

— Гады! Опять грабить едут, — вполголоса проговорил Никифор.

Он скомандовал, парни вскочили на коней, привязанных к изгороди, и помчались каждый по своей, заранее намеченной улице, крича:

— Солдаты едут! Прячьтесь!

Никифор выбрал для оповещения улицу, на которой стояла изба Машутки. Девушка, семнадцати лет от роду, жила с бабушкой — матерью убитого на русско-японской войне отца. Мать Маши после получения похоронки на мужа, погоревав несколько лет, повторно вышла замуж и уехала в соседнюю деревню. Русоволосая, голубоглазая скромная девушка нравилась Никеше. Они начали встречаться.

Придержав коня у дома Машутки и увидев её бабушку, он прокричал:

— Баба Нюра, прячьтесь с Машуткой, колчаковцы! — и поскакал дальше.

Сообщив жителям улицы об опасности, Никифор бросил коня во дворе своего дома и побежал назад к дому Маши. Как-то тревожно было у него на душе. Чтобы не быть замеченным, он помчался не по улице, а позади огородов, спускавшихся в сторону Сунгая. По узенькому переулку, крадучись, Никеша вышел к улице рядом с домом возлюбленной и осторожно выглянул из-за угла плетня. Напротив дома бабы Нюры стояла подвода. Колчаковцев на улице не было видно, лишь на привязи у некоторых заборов стояли лошади, а с соседних дворов слышались крики, женский плач и ругательства. Солдаты мародёрствовали.

Никеша, согнувшись, чтобы его не было видно за телегой, быстро добежал до калитки Машуткиного дома и стал смотреть в щель плетня. В хлеву слышался визг поросёнка, потом раздался выстрел и появился солдат, который тащил за ноги трёхмесячного поросёнка. Из дома выскочила баба Нюра и закричала:

— Ирод проклятый! Что ж ты наделал? Последнего порося забил! Что мы зимой есть будем?

С этими словами она вцепилась в колчаковца сзади, не давая ему нести поросёнка к телеге. Колчаковец с силой оттолкнул её, и та упала. В это время со стороны огорода послышался испуганный крик Машутки.

— Митяй, глянь какую я овощ в огороде нашёл, в подсолнухах пряталась, — послышался голос второго солдата.

Никеша, не раздумывая, вбежал во двор и кулаком в голову ударил колчаковца, тащившего поросёнка. Тот упал как подрубленный. Никеша сорвал с его плеча винтовку и передёрнул затвор. В открытой калитке огорода появился второй колчаковец, за обе руки тащивший упирающуюся и пытающуюся вырваться Машутку. Увидев Никешу, колчаковец опешил, отпустил руки Машутки и судорожно стал сдёргивать с плеча винтовку. Машутка кинулась бежать. Никифор выстрелил, и колчаковец упал. Оглянувшись, Никеша увидел очухавшегося и пытающегося встать первого колчаковца. Почти не целясь, он выстрелил в него тоже, подбежал к бабе Нюре, поднял её на ноги и крикнул:

— Бегите с Машуткой в лес через речку, я попытаюсь их задержать, — а сам выскочил на улицу.

Из соседних дворов на звук выстрелов выбегали колчаковцы. Никеша, прячась за телегой, дважды выстрелил в ближайших солдат. Преследователи залегли, а у Никеши патронов больше не было. Он бросил винтовку и побежал по улице, а не окольным путём, как раньше, чтобы колчаковцы не увидели убегающих Машутку и бабу Нюру. К счастью, через пятьдесят метров улица делала поворот и скрыла его от прямой видимости преследователей.

Впереди ехала телега. Никеша догнал её, запрыгнул в телегу, вырвал вожжи и бич из рук девятилетнего мальчика. От неожиданного и сильного удара бичом лошадь рванула и понеслась к северному выезду из села. Оглянувшись назад, Никеша увидел, как из-за поворота показались два всадника, пустившихся за ним в погоню. Лошадь неслась во весь опор под частыми ударами бича и мигом достигла поскотины, за которой начиналось поле высокой ржи. Её ворота, к счастью, были открыты. Выехав за околицу, Никеша бросил вожжи мальчику и прокричал:

— Гони в сторону Черни! — а сам спрыгнул с телеги и помчался по ржаному полю в сторону Первой Барабишки^[15].

Пробежав метров десять, он лёг на землю и затаился. Вслед за телегой проскакали два всадника. Никеша вскочил и рванул к логу. Преследовавшие колчаковцы через полверсты догнали телегу. Увидев пацана, они остановили лошадь и грозно спросили:

— Где мужик, который ехал с тобой?

— Спрыгнул возле поскотины, — испуганно ответил мальчик.

Колчаковцы выругались, развернули коней и поскакали обратно.

Никеша пробежал версты три, было жарко, очень хотелось пить. В Колосовском доме^[16] напился холодного кваса и помчался дальше к укрытию, в котором прятались дружинники. Время было обеденное, все кушали и пригласили Никешу. Он плотно поел.

Отряд, присланный в Фунино, был карательным. Колчаковцев раздражало сопротивление местных жителей. Произошедшая стычка с Никешей стала поводом, они рассвирепели. Первым заполыхал дом бабы Нюры, потом подожгли другие, хозяева которых оказывали какое-либо сопротивление. В сухую жаркую погоду дома занялись как свечки. Огонь перекидывался на соседние постройки, хозяева бегали около пожара, женщины причитали, мужики ругались, но ничего не могли сделать. Половина домов в Фунино сгорела. В основном пострадала южная часть села. К вечеру каратели уехали, оставив тлеть головешки. Полсела враз стали погорельцами.

В час ночи Никеша проснулся от сильной боли в животе и начал кричать. Испуганные друзья решили увезти его к родителям. Дом Захара каратели не сожгли. Он надел георгиевские кресты, умоляя пощадить и не поджигать его постройки. Офицер, командовавший отрядом, смилостивился. Благо колчаковцы не знали, что Никеша — его сын, но коня, домашнюю живность и другие припасы они забрали.

Днём для Никеши истопили баню, вроде полегчало, он стал меньше кричать и биться. Ночью попросил:

— Мам, дай попить.

Агафья усадила его к спинке кровати, подала туесок с водой. Никеша взял его в руки. Мать отошла в свою спальню, легла и стала ждать, когда он напьётся. Не дождавшись, Агафья подошла и по позе Никеши, по тому, как неестественно он откинул голову и вытянулся, поняла, что сын умер. Агафья истошно закричала, вскочил с постели Захар, зажгли лампу. Опрокинувшийся туесок лежал на коленях Никеши. Его широко раскрытые глаза смотрели на мир, который он покинул в двадцать неполных лет…

После смерти любимого сына Агафья сильно сдала, как-то враз постарела, сгорбилась, виски окрасились сединой. Куда-то девалась её строгость, властный голос. Никеша был её надеждой и опорой, которому она планировала доверить свою старость, но судьба распорядилась иначе.

Дед Палин

ВСунгае всех престарелых мужчин звали дед, добавляя при этом фамилию: дед Селиванов, дед Речнев, дед Волосухин, дед Комиссаров. Деда Егорки — Михаила Ивановича Палина, тоже все звали дед Палин. Его внешность говорила, что предки были татарами: чёрные волосы, монголоидный разрез слегка прищуренных глаз, смуглая кожа. Он был среднего роста, с кривоватыми ногами кавалериста, возможно, от того, что с лошадями имел дело сызмальства.

Дед Палин был женат трижды. Первой женой была кареглазая, черноволосая красавица Наташа Рыкова. В 1911 году они поженились, а в 1919 г. на Юрьев день родился отец Егорки — Юрий.

С началом Гражданской войны на Алтае Михаил, не раздумывая, вступил в партизанский отряд Рогова. В русско-японскую войну Григорий Рогов служил в одной роте с Иваном Палиным, а после войны приезжал к Асфату, передал медальон погибшего Ивана и рассказал, как это произошло. Собственно, дед Асфат и подтолкнул Михаила к такому решению. Михаил был партизанским разведчиком, непосредственно в боевых действиях участия не принимал. Мотаясь по близлежащим деревням и сёлам по выдуманной надобности, он выяснял где стоят «белые», сколько их, куда двигаются. Информацию через связных передавал в отряд.

Михаил был человеком любвеобильным, он не гнушался тайных встреч с молодыми женщинами, а Наталья, будучи «в положении», сильно ревновала мужа. Однажды Михаил заехал домой с другом — Усковым Иваном, проживавшим в Закатилово. В отсутствие Натальи муж вытащил из её сундука два кашемировых полушалка, и друзья отправились на свидание. Наталья была в огороде, не стала обнаруживать себя и решила выследить мужа. Михаил с Иваном пошли в другой конец Фунино в дом любовницы Михаила — Филипповой Катерины, куда пришла и подруга Ивана. Наталья прокралась в сени и была в ярости от ревности! Под руку подвернулось короткое шило, лежавшее на полочке вместе с дратвой и другими шорными принадлежностями. Когда веселье подошло к концу и Катерина вышла в сени со стопкой грязной посуды, Наталья ткнула её шилом в зад. На громкий крик Катерины и грохот упавшей посуды Иван с Михаилом выскочили в сени. Наталья смерила их злобным взглядом и, повернувшись, гордо вышла. Придя домой, оскорблённая, она собрала вещи и вернулась в отцовский дом.

После ухода из дома Натальи Михаил не соединил свою судьбу с Катериной. Он частенько наведывался в Красилово, так как это направление было наиболее опасным для партизан. В Красилово ему приглянулась стройная белокурая голубоглазая девушка — Василиса. Михаил стал оказывать ей знаки внимания, девушка ответила взаимностью, завязался роман, а после развода с Натальей он на ней женился.

Василиса оказалась женщиной доброй, заботливой, работящей. Жили они в доме деда Асфата. Через несколько лет Асфат умер, дом со всем хозяйством достался Михаилу. После окончания Гражданской войны Михаил Палин получил статус партизана, но он ему ничего не дал. Фамилия Рогова попала под запрет, а деяния его отряда в народе добром не вспоминались. Как и всем, Михаилу и Василисе приходилось много трудиться, чтобы прокормить себя и рождавшихся детей. Их было четверо: Сергей, Вера, Валентина и Александр.

В 1928 году И. В. Сталиным был объявлен курс на переход к массовой коллективизации, а в 1929 году в Фунино создали колхоз имени Карла Маркса. Без энтузиазма, подчиняясь требованиям большевиков, Михаил вступил в колхоз, работал не покладая рук, но семья жила впроголодь. Голод, разразившийся в СССР в 1932–1933 годах и унёсший столько же жизней в СССР, сколько погибло в Гражданскую войну, затронул и Сибирь, хоть и не так жестоко, как Поволжье и всю Европейскую часть страны. Сельчане выжили благодаря личным приусадебным участкам, натуральному хозяйству и изнурительному труду.

Начавшаяся Великая Отечественная война стала новым тяжелейшим испытанием для всей страны. В тылу трудились от зари до зари, оставляя себе на пропитание крохи, чтобы не умереть с голоду. Опять в этом помогало наличие личного натурального хозяйства.

В 1943 году Михаила Палина, как не достигшего пятидесятилетнего возраста, мобилизовали на фронт и направили в артиллерию ездовым. Судьба смилостивилась, он не погиб и даже не был ранен или контужен. По окончанию Великой Отечественной войны демобилизовался в первых рядах и вернулся в Сунгай. Но несчастье не обошло стороной его семью: в 1944 году Василиса тяжело заболела и умерла. Мужики в послевоенные годы были в дефиците, и жена нашлась быстро. Звали её Таисья, она была на пятнадцать лет моложе Михаила.

Захаровна

Меж высоких хлебов затерялося

Небогатое наше село.

Горе горькое по свету шлялося

И на нас невзначай набрело.

Н. Мельников

Наталья Захаровна Рыкова — Егоркина бабушка. На селе все звали её по отчеству — Захаровна.

Участие мужа — Михаила Палина, в гражданской войне на стороне партизан едва не стоило ей жизни. В один из карательных рейдов двое колчаковцев по чьей-то наводке схватили Наталью, как жену партизана, завели её в сарай, где уже находились три мужика, и стали допрашивать. Наталья сопротивлялась аресту, отбивалась руками и ногами, отвечала дерзко, без боязни.

— Где твой муж?

— Не знаю, третьего дня уехал куда-то. Он мне не докладывается.

— А куда и к кому он обычно ездит?

— Разные дела бывают, в разные деревни и ездит.

— А конкретно? Куда в последний раз ездил?

— В Закатилово ездил, шерсть на шерстобитку возил. И за что вы меня схватили? Почему я за него отвечать должна? Он мужик, сам решает, как ему быть.

Со стороны Кедровой согры послышались одиночные винтовочные выстрелы. Колчаковцы прислушались, стрельба не прекратилась, наоборот, усилилась.

— Надо бы проверить, Лёшка, не партизаны ли? — озабоченно произнёс один из карателей, старший по званию.

— А с этими чё делать? — спросил Лёшка.

— Запрём сарай, пусть посидят пока. Выясним, что за стрельба, приедем, заберём в Тогул, пусть контрразведка с ними гутарит.

— Девка-то сильно бедовая. Связать бы, да верёвки нет.

Старший колчаковец деловито оглядел сарай. Не обнаружив верёвки, он уставился на Наталью.

— Глянь, Лёха, какие у неё косы! За них к этому столбу и привяжем.

Косы были гордостью Натальи, толстые, длинные, ниже пояса. Колчаковец схватил её за косы и подтащил к центральному столбу, подпиравшему матку потолка. Прислонив спиной, они туго привязали голову косами к столбу.

Стрельба в районе Кедровой согры не смолкала.

— А с этими что делать? — спросил Лёха.

Надо было торопиться, старший ответил:

— Пусть так посидят, они тихие, не ерепенятся, — и добавил, обращаясь к схваченным мужикам. — Сидите, и чтоб без фокусов. Ежели бежать вздумаете, поймаем, сразу расстреляем.

Каратели заперли сарай снаружи, вскочили на коней и поскакали в сторону Кедровой согры. Когда стих топот копыт, Наталья стала просить:

— Мужики, развяжите косы.

Мужики молчали, уперев глаза в пол. Они были не фунинские, схвачены в соседних деревнях, через которые уже прошёл отряд карателей.

— Что вы трусливые такие, чего боитесь? Больно мне, сильно косы стянули. Я только развязать прошу.

Самый молодой из мужиков молча подошёл к столбу и развязал косы. Наталья внимательно обследовала сарай. Стены были рубленые из брёвен, а одна половица у стены ходила под ногами. Между ней и бревном была небольшая щель, достаточная, чтобы просунуть ладонь. С одного конца доски гвоздь наполовину вылез. Наталья просунула ладони в щель, схватила половицу и сильно дёрнула. Доска стала отрываться.

— Мужики, помогите, — попросила Наталья.

Те опять промолчали. Наталья стала снова дёргать половицу. Через минуту подошёл молодой мужик, отвязавший её косы, и сильным рывком оторвал доску. Худенькая женщина залезла под пол и огляделась. Сарай стоял на деревянных сваях, между землёй и нижним венцом имелось пространство, через которое можно было вылезти. Наталья сообщила:

— Мужики, бежим отсюда! Здесь можно вылезти!

На сей раз заговорил пожилой мужик:

— Мы никуда не побежим. Слышала ведь что сказали, убежим — убьют, если найдут. А мы ни при чём, нас понапрасну схватили. В Тогуле разберутся и отпустят.

— Ну как знаете, — Наталья юркнула под пол, пролезла на животе под срубом со стороны огорода и убежала.

Вскоре прискакали озлобленные колчаковцы. Отстреливавшимся парням из отряда самообороны удалось скрыться в Кедровой согре. Открыв дверь сарая, они вообще озверели.

— Где девка? Кто её отвязал?! — заорал старший.

— Убежала вон в ту щель, — пожилой мужик показал в сторону стены.

— Никто её не отвязывал. Она головой мотала, мотала, как-то повернулась и развязала, — встрял в разговор молодой мужик.

— Врёшь, сволочь! Я сам её туго-претуго к столбу привязал! Не могла она развязать сама! Это вы ей помогли!

Колчаковец в бешенстве сдёрнул с плеча винтовку и в упор выстрелил в молодого мужика. Вторым выстрелом он убил пожилого, попытавшегося встать на ноги. Третий мужик упал на колени, моля о пощаде, но пощады не последовало. Пуля колчаковца вошла ему в затылок…

После развода с Палиным Наталья некоторое время жила с сыном Юрием у родителей. Молодая, кареглазая, красивая женщина нравилась многим мужчинам. Через год она вышла замуж за Миронова Михаила, переехала к нему жить и взяла его фамилию. Михаил был работящим, добрым и по характеру очень спокойным парнем, ранее не женатым. Он очень любил Наталью, она отвечала взаимностью. Сначала у них родилась дочка, которую назвали Леночкой, но через месяц она умерла. Через два года родился сын Толенька — очаровательный мальчик! В Троицу Наталья нарядила годовалого сыночка в сшитую накануне рубашку, надела на головку красивый чепчик и пошла в церковный храм. Глядя на него все умилялись, наперебой нахваливая Толеньку. Когда Наталья с сыном на руках пришла домой, он стал плакать не переставая. Наталья пыталась его успокоить, ничего не помогало. Мальчик проплакал всю ночь, а под утро затих и умер.

— Сурочили^[17] Толеньку! — сокрушалась Наталья, часто вспоминая об этом горе.

В 1924 году у Мироновых родилась дочь Тамара, четвёртым был сын Иван.

Михаил работал кучером, на лошадях перевозил разные грузы. В зиму 1930 года он возил колхозное зерно на железнодорожную станцию Голуха и сильно простудился. Поначалу беспокойства не было, надеялись что простуда пройдёт, но болезнь быстро прогрессировала. Когда Михаил слёг окончательно с высокой температурой, Наталья забеспокоилась. В Сунгае никакой медицинской помощи не оказывалось, кроме знахарок никого не было, а домашние средства не помогали.

Председателем колхоза был Речнев Валентин — молодой мужчина маленького роста из бедной семьи. Именно из-за его бедности выбор властей при назначении председателя колхоза пал на Валентина, но большая должность не изменила прозвища, в селе его, как и раньше, звали Валя-котик за малый рост и тихий голос.

Наталья прибежала к нему:

— Валентин, Мише плохо, помирает! Дай подводу, надо срочно везти его в Старо-Кытманово в больницу!

— Нет у меня свободной подводы. Все заняты.

— Ну освободится же какая-нибудь скоро. Дай, Христом-Богом прошу!

— Не освободится. Колхоз не выполняет план по хлебосдаче, на Голуху надо зерно возить, а подвод мало, — упёрся Речнев и, промолчав, добавил:

— Выздоровеет твой Михаил, первый раз что ли.

Наталья в слезах прибежала домой. Михаилу было совсем плохо. Он тяжело дышал, бредил. Наталья не спала всю ночь, пытаясь как-то помочь ему, но тщетно. Под утро он помер от воспаления лёгких. На руках у Натальи, теперь уже Мироновой, осталось трое детей: двенадцатилетний Юрий, шестилетняя Тамара и трёхлетний Иван.

Коллективизация сельского хозяйства поначалу проходила медленно. Крестьяне неохотно, с большим трудом шли в колхозы. С этим надо было что-то делать. В феврале 1930 года Сибирский крайком ВКП(б) выпустил Постановление об экспроприации кулацких хозяйств и передаче их имущества в колхозы. Началось массовое раскулачивание, под которое попали многие середняки, имевшие крепкие хозяйства.

Попал под раскулачивание и сын Захара Рыкова — Василий. У него жил и работал двадцатилетний племянник Филипп, сын утонувшего в 1913 году брата Николая. В доносе советским властям Филиппа причислили к батракам, а прижимистого Василия Рыкова назвали кулаком и приговорили к ссылке вместе с семьёй в «ад на земле» — в Нарым. Опять начались большие неприятности в роду Рыковых. Захар стал обивать пороги властных кабинетов в районе, призывал свидетелей, доказывал, что Филипп не батрак, а родной племянник Василия. В конце концов раскулачивать Василия не стали, но потребовали вступления в колхоз с обобществлением его хозяйства.

Агафья, уже потерявшая двух сыновей, утонувшего Николая и любимого Никешу, не могла смириться с мыслью, что может потерять последнего сына — Василия, которому грозит раскулачивание и высылка. На этой почве у неё случился обширный инфаркт, и она умерла.

После смерти мужа и матери Наталья, теперь уже Миронова, с тремя детьми снова вернулась в отцовский дом.

Спасаясь от голода, в 1932 году в Сунгае появился Фёдор Ушев. Родом он был из Удмуртии, тридцати пяти лет от роду, с прекрасным знанием плотницкого дела. В недавно создавшемся колхозе надо было много чего построить: склады, амбары, коровники, конюшни, общественные здания и другое, поэтому Фёдора с радостью приняли в колхоз. Через год, летом 1933 года, прослышав о месте пребывания сына, к нему пешком пришла мать. Она была измождённой, в грязной оборванной одежде, с котомкой за плечами и парой новых лаптей на посохе за спиной. Фёдор обрадовался, договорился с хозяевами, у которых квартировал, чтобы мать тоже пожила с ним, но радость его была недолгой. На другой день пришёл милиционер и потребовал:

— А ну покажи, бабка, справку из сельсовета или из колхоза о согласии на отход.

— Какую такую справку, мил человек! Нету у меня никакой справки. Сын Федя здесь у вас работает, вот к нему я и пришла.

— Без справки не положено. Уходи из села, — приказал милиционер.

— Куда ж я пойду! Нету у меня нигде никого, — заплакала мать.

— Откуда пришла, бабка, туда и уходи, — стоял на своём милиционер, потом повернулся и ушёл.

Вечером с работы пришёл Фёдор. Узнав о случившемся, он наутро пошёл сначала к председателю колхоза, потом в сельсовет, после этого к милиционеру, но безрезультатно.

У всех ответ был один и тот же: «Есть закон, без справки нельзя», — а милиционер ещё и пригрозил:

— Даю вам три дня. Если она не уйдёт, арестую вас обоих. Вернувшись, Фёдор с матерью начали думать, что делать.

— Ладно, сынок, нельзя так нельзя! Куда деваться! Пойду я назад, а то и тебя заарестуют. Вроде всё у тебя ладом. Вот увидела тебя и на душе полегчало, что жив ты и здоров. Теперь и помирать мне поспокойнее. А я как-нибудь.

Весь следующий день прошёл в сборах. Фёдор отпросился на день на работе. Испекли в дорогу несколько буханок хлеба, добыли кое-что из одежды. Утром Фёдор проводил мать за село до вершины холма, обнял её, поцеловал на прощание во впалую морщинистую щёку, смахнул навернувшиеся на глаза слезы и пошёл назад. Обернувшись через какое-то время, он увидел как мать, сгорбившись и опираясь на посох, медленно скрывается за холмом. Больше он о ней ничего не слышал…

Наталья Миронова и Фёдор Ушев не могли не встретиться в небольшом селе, где все друг друга знали. Поначалу они приглядывались, потом начали общаться. О Фёдоре на селе говорили только хорошее. Он был трудолюбив, скромен, хорошо сложен, практически не употреблял алкоголь и не курил. Наталья Фёдору тоже нравилась, а наличие троих детей его не смущало. В конце 1933 года они поженились, и Фёдор стал жить у Рыковых. Через год Захар умер, и отчий дом Натальи стал принадлежать им.

В колхозе образовалась бригада плотников, руководить которой назначили Фёдора. Многие здания и деревянные сооружения в Сунгае были построены этой бригадой. Наиболее значимыми для села были, пожалуй, клуб, мост через р. Сунгай и школа. Под сельский клуб был переоборудован деревянный церковный храм, прекративший свою деятельность по решению советских властей. Мост через Сунгай был построен высоководным, на деревянных сваях, с деревянными прогонами. Но самым красивым зданием в селе была, безусловно, построенная бригадой Ушева школа.

В 1929 году в селе появился Лесов Степан Иванович с женой — Зоей Степановной. Это были направленные властью поднимать образование учителя, истинные интеллигенты и замечательные педагоги. В 1930 году открылась начальная школа, в 1932 году она стала неполной средней, в чём была огромная заслуга Лесова. Он был неутомим и фанатично предан своему делу. Его не устраивал масштаб школы, он хотел давать полное среднее образование. С трудом Лесов добился решения по строительству нового здания школы и выделения целого гектара земли под пришкольный участок, на котором был заложен школьный сад, палисадник и оборудован спортивный городок.

Новое здание школы было большим, с просторным коридором и примыкающими к нему классами. В стены, разделяющие классы, были встроены печи, топка которых выходила в коридор. Эти печи отапливали по два класса одновременно. Окна тоже были большими, что делало классы светлыми и уютными. Крыльцо на входе в новый храм знаний было большим по площади, высоким, с фигурными балясинами, поддерживающими тщательно выстроганные и отшлифованные перила. Крыша над крыльцом поддерживалась фигурными столбами. Парты в классах, вешалки в просторной раздевалке — всё было сделано столярами и плотниками бригады Ушева. В непосредственной близости от школы был построен дом для проживания семьи директора школы.

Новое здание построили в 1937 году, и школа стала восьмилетней. В 1939 году в ней открыли девятый, а в 1940 году десятый классы, и она получила статус средней школы.

Отношения с приёмными детьми у Фёдора сложились отличные. Он был заботлив, внимателен, добр в общении с ними, и дети полюбили его как своего отца. Особенно близкими были отношения у Фёдора со старшим сыном Натальи — Юрием. Тот уже вырос и превратился в стройного кареглазого юношу, стал ходить на вечеринки, где собиралась сельская молодёжь. Фёдор делился с ним всем, чем мог, а однажды отдал свой новый пиджак. На возражение Натальи Фёдор ответил:

— Зачем он мне? Юрию нужнее. Он парень молодой.

В 1937 году у Натальи и Фёдора родился сын — Александр, а через два года Юрий Палин привёл в дом свою жену — Пелагею, в девичестве Копрову.

* * *

Феномен взаимоотношений между свекровью и снохой, тёщей и зятем требует глубокого изучения. Если мужчина — свёкор или тесть, как правило, благосклонно принимает в число родственников избранников или избранниц своих детей, то его жена часто недовольна выбором. Казалось бы, сын или дочь нашли свою половинку на жизненном пути, они любят друг друга, надо способствовать укреплению их семьи, ан нет. Очень часто взаимоотношения свекрови со снохой или тёщи с зятем становятся отнюдь не добрыми и накаляются до предела, что приводит к разводам. Свекровь или тёща считают, что их сын или дочь выбрали не того человека, что они достойны лучшего. В чём причина и почему они так считают, принося боль и страдание родным людям? Возможно, в генах женщин природой заложена большая, чем у мужчин, ответственность за продолжение рода, за будущих потомков. А может, это необъяснимая ревность, женский взбалмошный характер…

* * *

Наталья сразу невзлюбила сноху, которая была на два года старше Юрия, а до этого непродолжительный период была замужем. Она считала, что Пелагея недостойна её сына-красавца. Юрий, наоборот, безумно любил свою жену и категорически пресекал негативные высказывания и действия матери по отношению к ней. В 1940 году в день проводов Юрия в армию у них родилась дочь — Валентина…

Фёдор Ушев ушёл на фронт в 1943 году, а в сорок четвёртом Наталья, которую уже звали в селе Захаровна, получила на него похоронку.

В начале 1945 года на фронт ушёл и восемнадцатилетний Иван Миронов. Злодейка-война не пощадила юношу, он погиб в первом же бою. Наталья Захаровна получила вторую за год похоронку. Её горе было безмерно, но надо было жить дальше, ибо на её руках оставался восьмилетний сын Александр и пятилетняя внучка Валентина.

Дочь Захаровны — Тамара в 1944 году вышла замуж за Василия Васютенко. Она окончила Сунгайскую среднюю школу и на курсах учителей начальных классов познакомилась с Василием. Родом он был из соседней деревни, комиссован из армии по причине ранения. При выдвижении к линии фронта их часть была обстреляна с воздуха. Пуля попала упавшему на землю Василию в колено и повредила сустав. Не побывав в бою, парень стал инвалидом.

После ухода на фронт Михаила Палина и смерти в 1944 году его жены — Василисы их дети остались одни. Старший — Сергей, был на фронте, а Вера взяла на себя заботу о младших — Валентине и Александре. Захаровна помогала им чем могла. После гибели Фёдора она всерьез начала думать о том, чтобы сойтись с первым мужем — Михаилом, но более молодая и нахрапистая Таисья не позволила ей этого. Михаил выбрал Таисью.

Отец

Тёмная ночь, только пули свистят по степи,

Только ветер гудит в проводах, тускло звёзды мерцают…

В тёмную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,

И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.

…

Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи, Вот и теперь надо мною она кружится…

Ты меня ждёшь и у детской кроватки не спишь.

И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!

В.Агатов

Отец Егорки — Палин Юрий Михайлович.

Каждый нормальный человек любит своих родителей, какими бы они ни были. Это закон природы, ведь они дали этому человеку жизнь!

Егорка тоже очень сильно любил своих родителей и не только по причине родства, а потому, что они были поистине замечательными для своего времени и тех обстоятельств людьми, многое сделавшими за их короткую жизнь. Образ отца для Егорки — это образ настоящего мужчины, мужественного, отважного и в то же время разумного воина, добросовестного и скромного труженика.

Юрка Палин родился в Юрьев день, поэтому его и назвали Юрием. Перед рождением Юрия его родители — Наталья Рыкова и Михаил Палин разошлись по причине измены Михаила. Наталья повторно вышла замуж за Миронова, взяла его фамилию, и Юрий тоже стал Мироновым.

После открытия в Сунгае школы одиннадцатилетний Юрий пошёл в первый класс. Однажды, когда он учился в четвёртом классе, по пути из школы домой ему повстречалась женщина, жившая на другом конце села. Она пристально смотрела на худенького отрока и, не узнав, спросила:

— Чтой-то не узнаю. Чей ты будешь, парень?

— Миронов, — ответил Юрий.

— А мать как звать?

— Наталья Захаровна.

— А-а-а, Наташка! Старший что ли? Так ты не Миронов, а Палин.

— Как Палин?

— Отец-то твой не Миронов, а Палин Михаил. Они разошлись с твоей матерью, когда ты ещё не родился, — просветила она Юрия.

Эта новость ошеломила Юрия. Он знал Михаила Палина, который всегда здоровался в ответ на приветствие Юрия и интересовался его делами. Придя домой, он спросил:

— Мама, а это правда, что мой отец Палин Михаил? Только не ври мне!

Наталья всегда говорила, что отец Юрия — Миронов. На сей раз она призналась:

— Родной отец — Палин, но ты ещё не родился, когда он ушёл от нас. Воспитал тебя Миронов, поэтому я и говорила, что он твой отец. Не тот отец, который родил, а тот, который воспитал, — назидательно закончила она.

В этот день, делая домашнюю работу, Юрий взял новую тетрадь и написал на обложке «тетрадь Палина Юрия».

Учительница — Зоя Степановна Лесова, раздавая проверенные тетради, недоумевающе посмотрела на сидящих учеников и спросила:

— А кто у нас Палин?

— Я, — ответил Юрий.

Разгорелся скандал, которым пришлось заниматься директору школы. Лесовы жили неподалеку от дома Натальи, и она часто помогала им по хозяйству. Более того, для поддержки учеников в голодное время Лесов организовал бесплатные обеды в школе и добился от колхоза выделения на это продуктов, а Наталья работала поваром. В разговоре участвовали Степан Иванович, Наталья и Юрий. Директор школы и мать пытались убедить Юрия не менять фамилию, но он стоял на своём. Отпустив Юрия, Степан Иванович сказал Наталье:

— Я думаю, что в сложившейся ситуации и при настойчивом желании Юрия сменить фамилию, лучше согласиться, чтобы погасить скандал…

Проучившись немного в шестом классе, Юрий решил бросить школу. Причиной стала алгебра. Юрий никак не мог понять почему А плюс Б равняется С. Многие в классе были моложе его на несколько лет, и он не хотел быть у них посмешищем. Наталья опять ничего не смогла с ним сделать. Бросив школу, Юрий устроился работать на молоканку^[18].

В 1939 году он женился на Копровой Пелагее. Это была любовь с первого взгляда. В Сунгае размещалась районная МТС^[19], при которой организовали курсы обучения шофёров. Пелагея приехала поступать на эти курсы.

Двадцатилетний Юрий был весьма привлекателен: немного выше среднего роста, хорошо сложен, строен, с карими глазами и чёрными кудрявыми волосами. По характеру молчалив, сдержан. Пелагея была его противоположностью: белокурой, голубоглазой, весёлой, общительной девушкой невысокого роста.

Егорка сам слышал их шутливый диалог о первой встрече. Отец вспоминал:

— Гляжу в окно: идёт по улице какая-то девчонка, на меня смотрит. Так загляделась, что даже запнулась и чуть не упала…

Мать вспоминала аналогично, но с другими комментариями:

— Иду я по улице, гляжу, у раскрытого окна стоит парень-красавец. Высокий, кареглазый, с кудрявыми чёрными волосами, лицо белое и румянец во все щёки, прямо «кровь с молоком». Я дальше прохожу. Оглянулась, а он всё смотрит, глаз не оторвёт. Через подоконник перегнулся, чуть из избы не выпал, — смеялась мать.

— Это я на молоканке каждый день лицо обраткой^[20] мыл, — объяснял отец свою белоликость.

На другой день они встретились на курсах шофёров, на которые Юрий тоже поступал, познакомились и уже больше не расставались. После окончания курсов он привёл её в свой дом и объявил о женитьбе.

Наталья встретила его выбор «в штыки»:

— И что ты в ней нашёл? Лучше не мог выбрать? Вон девок сколько на тебя заглядываются, а ты её выбрал! — негодовала она в отсутствие Пелагеи.

Юрий в очередной раз стоял на своём. Он решительно пресекал такие высказывания матери:

— Да, нашёл! И лучше её для меня не существует! Это мой выбор и не вздумай её гнобить, иначе придётся нам уйти из дома!

Конфликт погасил отчим, который принял сторону Юрия:

— Ну что ты, Наташа, так взъелась на неё? Хорошая девушка, симпатичная, работящая, весёлая! Пусть живут, дай бог им семейного счастья! — высказал своё мнение Фёдор.

Наталья прилюдно перестала шпынять Пелагею, но, оставшись наедине с ней, не лишала себя удовольствия в чём-либо упрекнуть невестку. Пелагея, наоборот, старалась во всём угодить ей и помогала по хозяйству. Она прекрасно готовила, у своей матери научилась шить, вязать, вышивать, была способна выполнять любую крестьянскую работу, но единожды сформированное мнение о невестке у Натальи Захаровны не менялось. Лишь доброе отношение Фёдора и горячая любовь Юрия нивелировали отношение к Пелагее свекрови.

Окончив курсы, Юрий недолго поработал шофёром, а в октябре 1940 года его забрали в армию. В день проводов родилась старшая сестра Егорки — Валентина.

— В доме гулянка идёт, пьют, отца в армию провожают, а я в бане рожаю, — вспоминала мать Егорки.

Юрий Палин был направлен на службу в Западный военный округ. Сначала была учебка, после которой он получил назначение в воинскую часть, стоявшую вблизи границы СССР и входившую в состав 3-й армии.

* * *

Двадцать второго июня 1941 года для Советского Союза началась Великая Отечественная война — самая кровопролитная и жестокая в истории человечества. Танковыми клиньями фашистские войска разрезали оборонительные рубежи советских войск, применяя тактику «клещей». В июне — октябре 1941 года в Белостокско-Минском, Уманском, Киевском, Вяземском, Брянском и Мелитопольском «котлах», организованных фашистскими войсками, за неполные четыре месяца Красная армия, имевшая численность 4,9 миллионов человек на начало войны, понесла миллионы безвозвратных потерь личного состава. Были разгромлены 17 армий, 13 механизированных корпусов, захвачена или уничтожена большая часть тяжёлого вооружения и техники, а самое унизительное — в плен попали почти полтора миллиона солдат и офицеров.

Одной из причин трагедии Западного фронта являлся просчёт Генерального штаба Красной армии в предвидении направления главного удара немцев. Генштаб предполагал, что он будет нанесён в зоне ответственности Киевского Особого военного округа, а не Западного. По директивам Генштаба наиболее серьёзно готовился к отражению немецкой агрессии Киевский Особый военный округ, имевший численность 900 тысяч человек при 4900 танках, а Западный насчитывал 630 тысяч человек при 2900 танках.

Немецкая группировка «Центр», нанесшая основной удар по войскам Западного округа, насчитывала 1,5 миллиона человек при 1700 танках. По своим характеристикам немецкие и советские танки мало чем отличались, однако немцы успешно организовывали танковые «клещи», замыкающие «котлы» и громили отрезанные от снабжения советские механизированные корпуса.

Основные силы Западного округа были сосредоточены на «Белостокском балконе», резко углублявшемся в территорию Польши. Противник имел возможность срезать «балкон» у основания, на севере у Гродно, а на юге у Бреста, что и произошло. На этом «балконе» были сосредоточены основные силы Западного округа. Самая мощная 10-я армия дислоцировалась в Белостоке, 3-я армия в Гродно, 4-я армия в Бресте, а 13-я армия восточнее в районе Барановичей. У границы дислоцировались пять из шести механизированных корпусов округа: 6-й, 11-й, 13-й, 14-й и 17-й. 20-й механизированный корпус дислоцировался юго-западнее Минска.

Войска округа в первый день войны оказались без авиационного прикрытия. Из 409 самолетов округа было потеряно в основном на земле, на аэродромах 327 самолетов. В небе господствовала только немецкая авиация.

Немцы действовали тактикой «двойных клещей». Из района Сувалок наступала 3-я танковая группа Гота при поддержке 9-й немецкой армии, из Бреста — 2-я танковая группа Гудериана при поддержке 4-й немецкой армии. В центре выступа на участке 10-й советской армии они наносили отвлекающие удары. Клещи должны были сомкнуться западнее Минска.

На второй день наступления на северном фланге немцы взяли Гродно, на юге нанесли удар на Бельск, рассеяли три стрелковые дивизии, 13-й механизированный корпус и 24 июня взяли город. Попытки советского командования 23–24 июня нанести контрудары в районе Гродно и Бреста успеха не имели. Немецкие войска продолжали охват Бе-лостокского плацдарма.

К 25 июня советскому командованию стало понятно, что формируется «котел». Войскам был отдан приказ на отступление, но немцы уже перерезали основные коммуникации. С захватом 28 июня Волковыска фашисты рассекли окружённые войска надвое и замкнули малое кольцо в районе Барановичей, окружив 3-ю, 4-ю и 10-ю армии. Окруженные войска 29–30 июня ожесточённо сражались в районе Зельвы — Слоним в попытке выйти из окружения через немногочисленные переправы на реках Зельвянка и Щара, но превосходящими силами немцев были прижаты к берегам рек и разгромлены.

Немецкие войска продолжили наступление и 28 июня взяли Минск, а войска 4-й и 9-й немецких армий первого июля соединились и замкнули внешнее кольцо, окружив 13-ю советскую армию. Попытки прорыва из котла под Минском также были безуспешны, удалось прорваться только разрозненным небольшим подразделениям. 8 июля 1941 года «котёл» был зачищен.

В Белостокско-Минском «котле» были разгромлены войска 3-й, 4-й, 10-й и 13-й армий и пять механизированных корпусов. 20-й механизированный корпус в боях под Минском понёс большие потери, позже принял участие в оборонительных операциях Западного фронта. Остатки корпуса попали в окружение в районе Могилёва и 26 июля, уничтожив всю технику, малыми группами прорывались из окружения. По данным немецкого командования в Белостокско-Минском «котле» было взято в плен 324 тысячи человек.

* * *

Полк Юрия Палина попал в Белостокско-Минский «котёл». Двадцать второго июня 1941 года ранним утром, когда бойцы ещё спали, расположение полка подверглось массированной бомбардировке. Были разбомблены казармы, другие помещения и большая часть военной техники.

Палин в эту ночь был в карауле у знамени части. Одна из бомб попала в здание штаба, оно загорелось. Юрий схватил знамя и выбежал из охваченного пламенем здания на улицу. Снаружи творилось невероятное! Рвались бомбы, тысячи осколков разлетались во все стороны. Вслед за бомбардировщиками на бреющем полёте проносились истребители прикрытия, расстреливая из пулемётов выбегавших из казарм полусонных бойцов. Юрий прыгнул в ближайшую воронку и вжался в землю.

Отбомбившись, самолёты улетели, стихло. С запада доносилась громкая артиллерийская канонада. Там безуспешно пытались отбиться от наседавших фашистов пограничные войска.

Юрий выглянул из своего укрытия. Площадь была изрыта воронками и усеяна телами убитых и раненых бойцов. Кто-то стонал и звал на помощь, кто-то пытался ползти, не понимая, куда и зачем он это делает. Неподалеку от здания штаба Палин увидел лежащих на земле разводящего и бойцов наряда, которые шли на смену караула. Они были мертвы. Юрий побежал к уцелевшей части казармы, где размещался его взвод…

Через полчаса после налёта удалось осмыслить масштаб произошедшего. Командир, начальник штаба полка и командир третьего батальона были убиты, командир первого батальона тяжело ранен. Командир второго батальона майор Соколов, оценив обстановку, взял на себя командование полком. Немедленно выставили боевое охранение на западном, северном и южном направлениях, выявили раненых и оказали им первую медицинскую помощь, провели инвентаризацию уцелевшей техники, похоронили убитых в братской могиле. Потери были огромны, от полка в строю осталось не более половины. Вестовой, прибывший из штаба дивизии, передал приказ — занять оборону на западной окраине Гродно.

Для перевозки тяжело раненных была сформирована колонна из уцелевших машин, которая направилась в сторону Минска под охраной отделения красноармейцев, однако во время движения она была уничтожена при очередном налёте немецких бомбардировщиков…

Майор Соколов был комбатом Палина. Юрий доложил ему про знамя полка.

— Молодец, боец! Сохранил знамя — сохранил честь полка. Как фамилия?

— Рядовой Палин, товарищ майор.

— Будешь при знамени и при мне. Из какого батальона?

— Из второго.

— Моего, значит. Кто командир роты и командир взвода?

— Старший лейтенант Терещенко и лейтенант Прокофьев.

— Передай старшему лейтенанту, чтобы он выделил отделение бойцов из взвода Прокофьева непосредственно в моё распоряжение для охраны знамени…

Удержать Гродно не удалось, немцы уже на второй день овладели городом. После оборонительных боёв за Гродно от полка майора Соколова осталось человек триста. 25 июня был получен приказ об отходе в направлении Минска. Теснимые противником с севера и запада остатки 3-й армии с боями отходили к Барановичам, но 28 июня немцы замкнули кольцо и начали зачистку «котла». Полк майора Соколова предпринял попытку прорыва в районе реки Зельвянка, но лишь двенадцати бойцам во главе с лейтенантом Прокофьевым удалось переправиться через реку и вырваться из кольца. Палин был в этой группе. Перед прорывом майор Соколов приказал Юрию снять знамя с древка и обернуть его вокруг груди.

Отряд Прокофьева двинулся на восток следом за стремительно отодвигающейся линией фронта. Шли лесами и просёлочными дорогами преимущественно в тёмное время суток, избегая основных дорог, чтобы не напороться на немцев. Днём прятались в лесу, выставив дозорных. Голод заставлял красноармейцев заходить во встречающиеся по пути небольшие населённые пункты, чтобы запастись продуктами у сердобольных жителей: хлебом, картошкой, овощами, молоком, — что дадут. Эти заходы не обходились без стычек. Несколько раз они натыкались на местных полицаев и небольшие гарнизоны немцев, вступали с ними в перестрелки, в которых были убиты два бойца.

Самая большая стычка произошла под Вязьмой в начале октября. Наступление немецких войск замедлилось, отряд Прокофьева приближался к линии фронта. Добывать продовольствие стало значительно труднее, так как почти в каждом населённом пункте стояли немецкие войска. В одном из сёл они напоролись на большой гарнизон немцев и кинулись бежать. Фашисты большими силами стали преследовать и почти настигли отряд, тогда лейтенант Прокофьев принял решение задержать немцев, приняв бой. Он и ещё четыре бойца прикрывали отход остальных пятерых красноармейцев, в числе которых был Палин со знаменем. Лейтенант и четверо красноармейцев погибли, а оставшимся удалось оторваться от преследования.

Стали передвигаться ещё медленнее и осторожнее, голодая и сведя до минимума заходы в деревни. К голоду добавился холод, был уже октябрь. Палину было легче, его грело знамя, которое, как оберег, защищало его от пуль и согревало. Решили нести знамя по очереди, обматывая его вокруг груди под гимнастёркой. Зайдя в очередную деревушку, выпросили у хозяйки еды и две драные телогрейки.

Несмотря на осторожность, бойцам не удалось избежать новых стычек с фашистами. После одной из них погибли ещё два красноармейца. Остались в живых Палин и два его товарища.

В конце октября Палин с товарищами догнали остановившуюся линию фронта. Решили прорываться к своим во время боя, желательно в тёмное время суток. Когда 27 октября советские войска перешли в очередную контратаку, Юрий и его товарищи, перебегая от одной воронки к другой, вплотную приблизились к немецким окопам. Для создания видимости, что их много, они одновременно стали стрелять и с криками «ура» побежали навстречу наступавшим советским войскам. Группа Палина первой заскочила в фашистские окопы. Не ожидавшие нападения с тыла и не знавшие их численности, немцы пришли в замешательство, что облегчило наступление советских солдат. Завязалась рукопашная схватка. Палин побежал вдоль окопа в одну сторону, а два бойца в другую. Первых двух встретившихся ему фашистов он убил выстрелами из автомата. Третий вырос перед ним словно из-под земли. Юрий нажал на курок, но выстрела не последовало: закончились патроны. Отбросив ставший ненужным автомат, Юрий прыгнул на фашиста, сбив его с ног. Немец попался дюжий, в руках у него появилась финка. Неизвестно, как бы закончилась эта схватка, если бы запрыгнувший в окоп красноармеец из числа наступавших не ударил немца прикладом по голове…

Палин с товарищами вышли из окружения западнее Кубинки, где оборону держала 5-я армия. По просьбе Юрия его с товарищами отвели в штаб полка, где он сдал знамя, которое сначала спас от фашистов, а потом знамя спасало Юрия от пуль и холода. Лейтенант Прокофьев и красноармейцы, выходившие из окружения вместе с Юрием, ценой своей жизни выполнили приказ майора Соколова — охранять знамя и знаменосца.

Выслушав доклад Палина, командир полка поблагодарил бойцов, но передал их в Особый отдел НКВД. Контрразведчики конвоировали красноармейцев на один из фильтрационно-проверочных пунктов Западного фронта в Москве. Последовали допросы Палина и вышедших с ним из окружения бойцов, каждого в отдельности с требованием подробно описать выход из окружения. Контрразведка изначально ставила под сомнение правдивость их рассказов и хотела убедиться, что они не диверсанты, посланные с захваченным знаменем советской части для лёгкого внедрения в ряды советских войск. Вырваться из окружения, просочиться через зачищаемые фашистами «котлы», пройти по тылам фашистских войск пешком более тысячи километров — это настораживало контрразведку

Наконец-то, находясь в фильтрационно-проверочном пункте, Юрий получил возможность написать письмо любимой Пелагее. Он писал, что не имел возможности сообщить о себе, так как находился в окружении и только что вышел к своим, что жив и здоров, чего и им желает. Спрашивал как здоровье у его Паночки (так ласково Юрий звал жену — Пелагею), дочки и других родственников. Писал, что часто, насколько позволяют жизненные обстоятельства, думает о своей Паночке, любит её и надеется на скорую встречу после окончания войны. Письмо было коротким, так как знал, что Пелагея малограмотна, едва умеет читать и писать. Кроме того, он строго соблюдал запрет сообщать секретную информацию.

Показания Палина и других бойцов сравнивались на предмет отсутствия разногласий. Следователь требовал уточнений, если описанный эпизод был в одном показании и отсутствовал в других. Так продолжалось в течение месяца, а потом их перестали вызывать на допросы. Следователь послал запросы в военкоматы по месту призыва в армию и в местные органы советской власти для получения сведений о родителях и других родственниках. В начале января 1942 года Юрия Палина и его товарищей до получения ответов на запросы отправили в фильтрационный лагерь в Ивановской области^[21]21.

Уже в лагере Палин получил коротенькое письмо от жены. Пелагея корявым почерком и с большими ошибками писала, что счастлива получить от него весточку. Несмотря на отсутствие писем полгода, она верила, что он жив, любит и ждёт его. Дочка Валя большую часть времени находится с его матерью — Натальей Захаровной, так как сама она постоянно в разъездах, работает в МТС шофёром. Ниже текста было очертание обведённой детской ладони дочери.

Проверка Палина длилась целый год. Четыре месяца его не трогали вообще, про него просто забыли. Юрий осмелился напомнить о себе, после чего выяснилось, что запросы не дошли до адресатов. Отправили их повторно. Разные мысли лезли Палину в голову. В лагере кого-то освобождали, кого-то осуждали и отправляли в ГУЛАГ, кого-то, по слухам, расстреливали. Было странно, что его, спасшего знамя полка, сына красного партизана так долго проверяют, что не доверяют его словам. Наконец, в сентябре 1942 года Юрия освободили и направили в 353-й запасной полк.

Год нахождения Палина в фильтрационном лагере был чёрной дырой в его биографии. Никто из родных и близких не знал, что происходило в том году, а Юрий никогда никому и ни о чём не рассказывал. Но этот год, совершенно точно, сформировал его характер. Юрий стал задумчив, немногословен, замкнут, старался держаться «в тени» и «не высовываться».

Как знать, как знать! Может, это время, проведённое в фильтрационном лагере, спасло его от гибели в мясорубке сражений 1942 года…

В ноябре 1942 года рядовой Палин, сибиряк, был переведён в 53-й гвардейский стрелковый полк 18-й гвардейской стрелковой дивизии — бывшей 133-й Сибирской стрелковой дивизии. Дивизия с марта 1942 года находилась в обороне и вела тяжёлые, активные, оборонительные бои на Суковском рубеже, прозванном «Маленьким Севастополем».

В первой половине февраля 1943 года дивизия сдала участок обороны и сосредоточилась в районе города Сухиничи Калужской области для наступления в направлении Букань — Жиздра. После двенадцати дней кровопролитных боёв, вклинившись в оборону противника на глубину четырёх километров, дивизия была остановлена немецкими войсками и заняла оборону Во время одной из атак Жиздринской операции ефрейтор Палин был легко ранен в бедро правой ноги. Пуля прошла навылет, не повредив кость.

Во время суровых фронтовых будней Юрию было непросто найти время для написания письма домой. Они были короткими и практически стандартными: «Жив, здоров, люблю, скучаю, надеюсь на скорое окончание войны и встречу». Главным для Пелагеи был сам факт получения письма, означавшего, что муж жив.

В лазарете Палин каждый день вспоминал о своих родных в далёкой Сибири, рисовал в своём воображении, как он вернётся домой, обнимет свою Пану, дочку, как будет счастлив! Он чаще обычного писал письма, в которых сообщал, что ранение лёгкое, заживает быстро, и скоро он будет полностью здоров.

Излечившись в лазарете 386-го отдельного медико-санитарного батальона 18-й дивизии, Юрий, имеющий квалификацию шофёра, получил назначение в 23-й отдельный гвардейский истребительно-противотанковый дивизион 18-й гвардейской дивизии, в котором провоевал до конца войны.

Козельск — Орёл — Великие Луки — Невель — этапы пути артдивизиона в 1943 году. Первого января 1944 года 18-я гвардейская стрелковая дивизия совершила стокилометровый марш-бросок до г. Городок в Витебской области Белоруссии, где более трёх месяцев вела наступательные и оборонительные бои. Десятого апреля она была выведена из боя и меняла район дислокации. Артдивизион остановился на отдых в населённом пункте. Младший сержант Палин — командир ремонтного отделения артдивизиона, он же личный шофёр командира дивизиона в задумчивости стоял у машины и курил. Мимо проходила воинская часть, шедшая на передовую.

— Юрка, это ты, что ли! — раздался голос из колонны.

Палин вгляделся в крикнувшего и узнал в сержанте, проходившем мимо, отчима — Фёдора Ушева.

— Дядя Федя! — крикнул Палин, бросил самокрутку и побежал к колонне.

К счастью, последовала команда «привал», и колонна остановилась. Юрий и отчим обнялись и с интересом осматривали друг друга.

— Изменился ты, Юра! Исхудал, на лицо осунулся и румянец на щеках куда-то делся. Курить стал, — констатировал отчим.

— Закуришь тут, чай, не на курорте три года отдыхаю. Война, будь она проклята! — ответил Палин и продолжил:

— Ты, я гляжу, тоже не помолодел и не поправился. Как там мать, Пана, дочка?

— Всё нормально. Пелагея шоферит, в Монголию постоянно ездит. Мы её и не видели почти. Приедет, с дочерью поговорит, ночь поспит, а иногда и не поспит и снова в дорогу. Валентина растёт, три года уже, мать твоя за ней присматривает. Я и сам их почти год не видел уже, как на войну забрали. Вот, воюю. В отдельный сапёрный батальон меня определили. Уже полгода как командир отделения, — ответил Фёдор.

Ушев с первых дней службы обратил на себя внимание командования своими способностями, сноровкой, умением руководить людьми.

— Слушай, дядя Федя! А давай к нам! Это приветствуется, если родственники вместе воюют. Я с нашим майором договорюсь запросто. Василий Георгиевич — мужик что надо! — загорелся идеей Юрий.

— Как-то нехорошо получится, что я своих ребят брошу. Вместе под снарядами и бомбами мосты наводили, блиндажи строили. Нет, Юра, не стану я своё отделение бросать.

Как ни уговаривал отчима Юрий, Фёдор не согласился на переход в артдивизион, в котором воевал Палин. Вскоре последовала команда «стройся». Ушев и Палин стали прощаться, крепко обнялись и пожали друг другу руки.

— Ну, Юрка, будь здоров! Даст бог, свидимся ещё, если не на войне, так дома после неё, проклятой, — сказал Ушев.

Палин стоял и смотрел вслед уходящему во главе своего отделения отчиму. Тот оглянулся и помахал рукой.

В первом же после этой встречи бою Фёдор Ушев погиб во время наведения переправы через реку под огнём противника…

В конце июня 1944 года 18-я гвардейская дивизия двигалась во втором эшелоне по Минскому шоссе, вступая в бой с арьергардными группами немцев. Палин вёз на ГАЗ-М-415, в простонародье — «Эмке», командира артдивизиона майора Клименко. Впереди них на некотором отдалении двигалось боевое охранение дивизиона. Основные силы несколько приотстали. Неожиданно впереди раздались выстрелы, охранение напоролось на большую группу немецких войск, появившихся на пути следования. Завязался бой. Местность была открытая. Справа и слева от дороги простирались заросшие травой не паханные три года поля, лишь метрах в двадцати от дороги и чуть впереди стоял полуразрушенный войной ветряк. Из четырёх лопастей осталось две, повреждённые и уныло повисшие по направлению к земле.

Сзади на пикапе с разрешения майора Палин установил крупнокалиберный пулемёт ДШК^[22]. Юрий сам смастерил под него станину. Ему нравился этот грозный станковый пулемёт, он им прекрасно владел. Рядом с пулемётом сидел автоматчик для охраны майора. Быстро оценив обстановку, Палин предложил:

— Товарищ гвардии майор, разрешите установить на ветряке ДШК. Обзор увеличится. Задержим немцев до подхода наших.

— Разрешаю, действуй. Боец, помоги младшему сержанту, — скомандовал комдив автоматчику.

Юрий снял со станины ДШК, схватил лёгкую треногу для его установки, и они вдвоём побежали к ветряку с пулемётом. Поднявшись наверх и установив пулемёт, Палин скомандовал:

— Неси патроны!

Боевое охранение дивизиона отступало под напором превосходящих сил противника. Серией точных выстрелов Палин заставил осмелевших гитлеровцев залечь, сам находясь в зоне недосягаемости. Через несколько минут со стороны немцев появилось два лёгких бронеавтомобиля. Поливая огнём из пулемётов, они двинулись впереди наступавших немцев. Юрий знал, что бронебойный патрон пробивает даже лобовую броню такого броневика, но целился в район бензобака. После серии очередей ближний броневик, показавший свой бок, загорелся и остановился. Второй продолжал двигаться непосредственно на ветряк, непрерывно стреляя. Вокруг Юрия начали свистеть пули. Палин дал очередь и, видимо, поразил водителя. Бронеавтомобиль развернуло, и он перевернулся.

Майор Клименко, взяв командование боевым охранением на себя, отправил вестового с приказом основным силам ускорить движение, чтобы оказать помощь.

Немцы пытались двигаться вперед мелкими перебежками, но ДШК Палина каждый раз заставлял их залечь. Тогда гитлеровцы подтащили пушку и прямой наводкой начали бить по ветряку. Один из снарядов разорвался рядом с ним. Деревянные конструкции защитили Юрия от поражения осколками, но взрывной волной его сбросило на землю вместе с обломками ветряка.

Вскоре подошли основные силы артдивизиона и развернули пушки на прямую наводку Мешавшая передвижению группа немецких войск была разбита.

Юрия нашли после боя на земле у ветряка. Поверх его лежали несколько досок и деревянных обломков, неподалёку валялся ДШК. Палин был без сознания. Осколки и пули не задели его, но контузия была сильной. Юрий опять попал в лазарет медико-санитарного батальона своей дивизии. Он оглох, часто кружилась голова, его тошнило и рвало, болело всё тело, но молодой организм справился. Постепенно восстановился слух, стали реже проявляться другие симптомы контузии, уходили боли. В конце пребывания в лазарет приехал командир артдивизиона и вручил Юрию орден Славы III степени:

— Поздравляю с высокой наградой, Юра! Выздоравливай, жду тебя в дивизионе, — сказал майор.

— Служу Советскому Союзу! Спасибо, товарищ гвардии майор! — ответил Палин.

На этапе выздоровления Юрий сообщил в письме Пелагее, что контужен, но беспокоиться не надо, ран и переломов нет, что скоро он вернётся в свою часть. Сообщил он и о получении ордена. Пелагея ответила, что рада этому, что у них всё как и прежде, что любит и ждёт с нетерпеньем его возвращения…

Вылечившись, Юрий вернулся в артдивизион.

В конце июля 1944 года 18-я гвардейская дивизия была переброшена за реку Неман, прорвала оборону противника, но была остановлена и почти три месяца вела оборонительные бои. Во второй половине октября она перешла в наступление и вышла на государственную границу с Восточной Пруссией у города Виштитис. Восемнадцатого октября дивизия вторглась в Германию и, продолжая наступление, захватила города Гольдап и Гросс-Ромитен в Восточной Пруссии.

Двадцать второго октября Палин вёз майора Клименко в штаб дивизии. Дорога проходила в непосредственной близости от линии фронта. Совсем рядом были слышны пулемётные и автоматные очереди. Неожиданно перед машиной выросла фигура военного с автоматом в руках.

— Стойте! Товарищ гвардии майор, дальше нельзя! Немцы перерезали дорогу и остановили продвижение моего взвода. Пулемёты не дают голову поднять! — прокричал военный с погонами лейтенанта. Увидев установленный на «Эмке» ДШК, он обрадовался:

— Товарищ гвардии майор, помогите нам! У вас вон какой зверь сзади стоит. Мне бы только пулемёты подавить!

— Ну что, Юра, поможем пехоте, — согласился командир дивизиона, вылезая из машины.

Палин попросил комвзвода показать позиции немцев и где у них установлены пулемёты.

— Один пулемёт слева от дороги, вон у того дерева, а другой — справа в тех кустах замаскировался, — показал лейтенант.

Дорога у линии обороны взвода делала поворот. Вдоль дороги рос кустарник. Палин снял пулемёт с машины и установил за кустами так, чтобы видеть позиции гитлеровцев.

— Спровоцируй немецких пулемётчиков своим огнём, сначала левого, а потом правого, чтобы я их засёк, — попросил Юрий комвзвода.

Несколькими очередями из ДШК Юрий подавил огонь сначала левого, а затем и правого пулемёта фашистов и стал стрелять по залёгшим немецким автоматчикам, обратив их в бегство. Взвод начал преследование.

— Спасибо, младший сержант. Ты жизнь не одного моего бойца спас! Как знать, может, и мою тоже, — прокричал лейтенант и побежал за своими бойцами…

За тот бой Палин был награждён орденом Красной Звезды.

После взятия городов Гольдап и Гросс-Ромитен до 26 декабря 18-я гвардейская дивизия находилась в обороне, а затем до 19 января 1945 года была выведена во второй эшелон. 20 января дивизия вошла в прорыв в районе г. Шталупене и, преследуя противника, 22 января овладела городом Инстербург. Шестого апреля артдивизион Палина в составе своей дивизии совместно с частями 11-й гвардейской армии начал наступление на город-крепость Кёнигсберг^[23]. Воинам 18-й гвардейской дивизии противостояла известная немецкая дивизия «Великая Германия».

* * *

Кёнигсберг защищали 130 тысяч немецких солдат под командованием коменданта города генерала Отто фон Ляша. Советскими войсками численностью 137 тысяч бойцов командовал маршал А. М. Василевский.

Гитлер утверждал, что Красная армия никогда не возьмёт Кёнигсберг, но советским воинам удалось это сделать всего за три дня. Немцы предполагали, что русские рано или поздно доберутся до Кёнигсберга, и тщательно подготовились к обороне. Территория представляла собой сложную систему фортификационных сооружений, которые в комбинации с городской инфраструктурой обеспечивали им длительную оборону.

При помощи мощных ударов артиллерии и авиации Красная армия начала штурм внешних обводов крепости. Для штурма было сформировано двадцать шесть штурмовых отрядов и сто четыре штурмовые группы из стрелковых частей и инженерных войск. Кроме этого, в операции участвовало семь отдельных огнемётных батальонов химических войск, пять рот ранцевых огнемётов и рота фугасных огнемётов. Гитлеровцы не смогли сдержать удар советской армии и сдали передовые позиции, которые защищали подступ к Кёнигсбергу.

Весь следующий день 7 апреля в городе шли уличные бои и перестрелки. Советские солдаты блокировали важные здания и кварталы, подбираясь всё ближе к крепости. Немалую роль в тот день сыграли авиаудары. К вечеру 8 апреля Красная армия захватила западную, северо-западную и южную части Кёнигсберга и сломила сопротивление немцев на внутреннем обводе крепости.

Самый напряжённый день штурма был 9 апреля. Немцы уже потеряли свыше десяти тысяч солдат, а удары советских войск не оставляли им шансов в обороне крепости. После очередной массированной бомбардировки гарнизон Кёнигсберга по приказу генерала Отто фон Ляша капитулировал. Десятого апреля советские войска ликвидировали последние очаги сопротивления.

Результатом этой операции стал разгром восточнопрусской группировки нацистской Германии. Было убито около 40 тысяч и взято в плен свыше 90 тысяч немецких солдат. С советской стороны в этом сражении погибло 3700 бойцов 3-го Белорусского фронта.

* * *

Спустя два месяца после сражения была учреждена медаль «За взятие Кёнигсберга», которую получили бойцы, штурмовавшие этот город. В их числе был и Юрий Палин. Это была единственная медаль, учреждённая за взятие иностранного города, не являвшегося столицей европейского государства.

После взятия Кёнигсберга 18-я гвардейская дивизия вышла на Земландский полуостров и 20 апреля начала наступление на главную базу фашистского флота город-порт Пиллау. К утру 25 апреля Пиллау был взят. Великая Отечественная война закончилась для Юрия Палина на косе Фрише-Нерунг 30 апреля 1945 года.

Но не окончилась Вторая мировая война, ещё оставалась непобеждённой Япония. Пятого апреля 1945 года Советский Союз денонсировал советско-японский договор о нейтралитете, а восьмого августа 1945 года в соответствии с решением Крымской и Потсдамской конференций официально присоединился к Потсдамской декларации 1945 года и объявил войну Японии, чтобы ликвидировать последний очаг Второй мировой войны и оказать помощь союзникам по антигитлеровской коалиции в освобождении оккупированных Японией стран.

После окончания Великой Отечественной войны Юрий получил письмо от Пелагеи, в котором она писала, что безумно рада окончанию войны, что он жив и здоров, что она его любит и с нетерпением ждёт домой. Юрий ответил, что началась демобилизация старших возрастов и до его года ещё не дошла очередь, но он надеется, что скоро тоже демобилизуется.

В августе 1945 года Палин получил назначение в 31-й отдельный истребительный противотанковый дивизион, который был направлен на войну с Японией. На перегоне между Новосибирском и Красноярском Юрий, не отрываясь, смотрел в окно. Мелькали знакомые с детства пейзажи: золотились поля с колосившейся пшеницей, зеленели луга со стогами заготовленного на зиму сена, берёзовые колки, опушки лесов. Где-то там, немного южнее, было его родное село, где его ждала любимая жена, маленькая дочь, которую он не видел со дня её рождения, мать, отец, братья, сёстры, а он проезжал мимо и не имел возможности увидеться с ними. Когда же закончится эта проклятая война!

Артдивизион Палина прибыл к месту назначения в конце августа, а второго сентября 1945 года был подписан «Акт о безоговорочной капитуляции Японии». Война закончилась…

В мае 1946 года на основании Указа «О демобилизации третьей очереди личного состава сухопутных войск и военно-воздушных сил» Юрий Палин демобилизовался из армии. Пелагея в этот период была личным шофёром директора МТС. Получив телеграмму с указанием даты приезда мужа, она выпросила у директора разрешение поехать на его машине на железнодорожную станцию и встретить Юрия.

Радость её была безграничной! Она ликовала, всю дорогу пела и плакала от счастья! Когда Юрий вышел на перрон, Пелагея подбежала к нему, обняла и, осыпая его щёки поцелуями, орошая слезами, повторяла:

— Наконец-то я тебя дождалась! Как же долго я тебя ждала!

На обратной дороге Юрий сидел на месте пассажира, любовался своей Паночкой, как ласково называл он Пелагею, и тому, как уверенно и профессионально она вела свой газик. Приехав домой, Пелагея прежде всего позвала дочь и, указывая на Юрия, сказала:

— Валя, это твой папа!

Пятилетняя девочка с любопытством и некоторой опаской разглядывала высокого незнакомого мужчину в солдатской шинели и фуражке с красной звездой. Он ей нравился. Юрий тоже внимательно смотрел на кареглазую темноволосую девочку, свою дочь, похожую на него самого, которую он не видел со дня её рождения и о которой часто думал в годы войны…

Наталья Захаровна с сыном Александром, снохой и её дочерью жила в отчем доме, в который и вернулся Юрий. Дочь Захаровны — Тамара и её муж Василий Васютенко уже приобрели дом и жили отдельно.

В первые же дни возвращения Юрия с фронта Пелагея обнаружила в его скудных солдатских вещах пистолет. Находка испугала её, действовал запрет на незаконное хранение оружия. Она подошла к мужу и шёпотом спросила:

— Это что?

— Пистолет, трофейный немецкий Вальтер, — негромко ответил Юрий.

— Зачем он тебе?

— Так, на всякий случай. Да такое у многих фронтовиков найти можно.

— Какой случай! А ты понимаешь, что если кто-нибудь узнает, заложит тебя, и пистолет найдут? Тебя же посадят! Я столько лет ждала тебя и не могу допустить, чтобы снова потерять. Я его выкину!

Не встретив возражения со стороны мужа, она выбежала из дома и выбросила пистолет в выгребную яму сортира…

Отдых Юрия был недолгим. Он встретился с родственниками, друзьями, поправил требовавшие срочного ремонта домашние постройки и через две недели пришёл в МТС устраиваться на работу. Его взяли комбайнёром. В те годы машин и комбайнов было очень мало, поэтому они не распределялись по колхозам, а сосредотачивались в одном месте — в МТС. По указанию районных властей они осуществляли механизированные сельхозработы по всему району и даже краю, при необходимости. Механизаторы в то время были уважаемыми людьми на селе. Пелагея ни на минуту не хотела расставаться со своим мужем и упросила директора МТС перевести её штурвальным к Палину.

С первых дней возвращения Юрия с фронта Захаровна начала внушать ему, что Пелагея — плохая мать для его дочери, так как постоянно была в разъездах и практически не ночевала дома. Она утверждала, что, вращаясь в мужской среде среди шофёров, Пелагея наверняка не была ему верна. Юрий решительно пресекал эти высказывания матери, он им не верил, они приводили его в бешенство. После неоднократных её высказываний он пригрозил:

— Мама, прекрати раз и навсегда! Ещё раз скажешь об этом, мы уйдём из дома!

Осенью, после окончания уборочной страды произошла большая ссора между Захаровной и Юрием. Во время праздничного застолья в честь 7 ноября, на котором присутствовали Юрий с Пелагеей, Василий Васютенко с Тамарой, соседи, глядя на разговаривающую с соседом, раскрасневшуюся, весёлую Пелагею, Захаровна подошла к Юрию и, наклонившись к уху, тихо сказала:

— Видишь, как твоя шалава развеселилась, как она с соседом заигрывает!

Юрий вспылил. Подогретый спиртным, он не сдержал свои эмоции, выскочил из-за стола и прокричал:

— Я что тебе говорил!

Накинув на плечи шинель, он вышел на крыльцо, нервно закурил и стал думать, что делать. Вскоре выбежала Пелагея, видевшая эту сцену.

— Юра, что случилось? — спросила она.

— Поругались. Ты пока оставайся, а я пойду поговорю с отцом, — ответил Юрий, немного подумав.

Михаил Иванович Палин был дома. Юрий сказал:

— Отец, можно мы с Паной и дочкой пока у тебя поживём? Мать гнобит и гнобит жену, житья не даёт! Буду какой-нибудь домишко приглядывать. Найду, уйдём.

Михаил Иванович задумался, а потом сказал:

— Дак ведь нас и так пятеро. Тесновато будет.

— В тесноте, но может не в обиде, как там, — отреагировал Юрий.

— Пойду с Таисьей поговорю, — решил Михаил Иванович.

Жена Михаила Ивановича стала резко возражать:

— Нас и так пятеро! И где же они спать будут? Рядом с собой что ли положим?

— Зачем рядом. В комнате с детьми. На полу спать будут.

После долгих уговоров, к которым подключился и Юрий, Таисья сдалась, всем своим видом выражая крайнее неудовольствие.

Юрий вернулся домой. Празднование после возникшего скандала закончилось, все разошлись по домам.

— Собирай вещи, Валю, у отца пока жить будем, — скомандовал Юрий.

Захаровна пыталась остановить, сгладить конфликт, но Юрий был непреклонен…

В этот год Юрий и Пелагея Палины намолотили зерна больше всех в районе. Это было закономерно. Готовясь к уборке, бывший командир ремонтного отделения артдивизиона Палин перебрал все узлы и агрегаты своего комбайна, что позволило избежать поломок во время страды. Более того, его комбайн убирал хлеб и по ночам, при свете фар, пока не ложилась роса, а утром они выезжали в поле наравне со всеми. Трактористы, таскавшие на прицепе его комбайн, ворчали:

— Нормальные люди на полевом стане спят давно, уже третий сон видят, а с тобой и поспать некогда. Тебе что, больше всех надо?

— Зимой выспишься, а сейчас день год кормит, — спокойно парировал Юрий.

После получения на трудодни пшеницы Юрий смолол её, а всю муку ссыпали в два больших ларя у отца. В конце января неожиданно для всех тётка Таисья заявила, что мука закончилась.

— Как закончилась! Её же много было! — возмутился Юрий.

— А нас мало, что ли? Восемь ртов! — парировала тётка Таисья.

Все сели на картошку, которая заменила хлеб, кашу, овощи, всё. Первая не выдержала шестилетняя Валя. Она стала отказываться её есть, а однажды во время обеда, давясь, выплюнула прямо на стол в присутствии всех.

— Валька, а ну-ка прекрати! Сейчас ложкой в лоб получишь! — прикрикнула на неё Пелагея.

Обсуждая позже ситуацию с мукой, Пелагея сказала мужу:

— Юр, а я не верю, что мы так много съели. Когда я иногда хлеб пекла, мне показалось подозрительным, что мука так быстро убывает.

Они пришли к выводу, что Таисья тайком перепрятала часть муки. Стало очевидно, что с тёткой Таисьей им житья тоже не будет. Стали срочно подыскивать новое жильё. На сей раз помогла Захаровна. Она узнала, что стариков Юфиных забирают в дом престарелых и что они срочно продают свою хибару. Ц,ена была невысокой, потому что это была старенькая избушка в одну комнату, срубленная из тонких брёвен. Но главное — это было отдельное жильё! Юрий и Пелагея заняли у друзей и знакомых требующуюся сумму денег и купили этот домишко.

Юрий стал приводить его в порядок. Стены дома снаружи обшил досками с зазором, а пространство между срубом и досками утеплил опилками. К дому пристроил холодные сени с кладовкой и крыльцом. Летом обили стены изнутри дранкой, оштукатурили глиной и после высыхания штукатурки побелили. Для утепления потолка дополнительно насыпали слой земли. И наконец, сложили из кирпича новую печь. В этом доме и родился Егорка.

Мать

Есть по Чуйскому тракту дорога,

Много ездит по ней шоферов.

Был один там отчаянный строгий,

Звали Колька его Снегирёв.

Народная песня

Руки матери! Первое, что познает любой из нас после рождения, это руки и грудь матери. Ребёнок ещё не способен видеть, различать людей и предметы, ориентироваться в пространстве, но с первых дней своей жизни он способен распознавать руки своей матери. Через прикосновение этих рук он начинает познавать мир. Они держат его, когда ребенок уютно лежит на материнской груди, поддерживают, когда он делает первые самостоятельные шаги. Они снимают волнения и стрессы, успокаивают и ласкают лучше всего на свете, когда ребенку плохо. А когда ему совсем плохо, он бежит к матери, чтобы уткнуться лицом в её ладони, самую надёжную защиту и опору в жизни! И нет ничего ласковее, нежнее, добрее и заботливее, чем руки матери!

Всё сказанное Егорка относил и к рукам своей мамы, но рукам особенным. У неё были руки великой труженицы, умевшей и делавшей очень многое. Руки его матери были постоянно в мозолях, порой с растрескавшимися пальцами, шершавыми, но такими родными и ласковыми! В отрочестве он заметил, что ни у одной женщины в селе не было таких рук, как у его мамы. Это скорее были руки мужчины, а не женщины — мускулистые, жилистые, сильные, потому что она с юных лет выполняла тяжёлую, в том числе мужскую работу.

Мать Егорки — Пелагея Афанасьевна Палина, в девичестве Копрова, родилась накануне Февральской революции в России в 1917 году. Несмотря на зажиточность её родителей, — Афанасия и Аграфены Копровых, девочку с ранних лет приучали к труду Достаточно рано она научилась готовить еду, прясть шерсть, вышивать, а у матери — прекрасной портнихи, шить одежду

В годы Гражданской войны на Алтае Афанасию удалось избежать больших потрясений и финансовых потерь. Годы НЭПа^[24] вселили в него надежду, что всё будет хорошо, однако последовавшая политика большевиков, их отношение к зажиточному населению похоронили эту надежду. В 1928 году после объявления И. В. Сталиным курса на массовую коллективизацию на селе предприимчивый и смекалистый Афанасий решил в очередной раз сменить место жительства, пока его не раскулачили. Не говоря никому, даже жене, куда и зачем он уехал, Афанасий съездил в Читу на рекогносцировку. После возвращения он быстро распродал своё имущество, дом по минимально возможным ценам и уехал с женой и сыном из Закатилово. Куда он уехал, никому не было известно.

Сначала они хотели забрать с собой и одиннадцатилетнюю Пелагею, но сестра Афанасия — Мария предложила временно оставить её в Закатилово.

— Зачем вам тащить с собой девчонку? Сами не знаете куда едете, где остановитесь, как жизнь обустроится. Оставьте Пелагею у меня. Она и с дочкой моей — Анисьей дружит. А когда обустроитесь на новом месте, тогда и заберёте её, — убеждала она Афанасия.

После недолгих раздумий Афанасий и Аграфена, получив согласие Пелагеи, оставили её в Закатилово у Берсенёвых…

Шли годы, но от Копровых не было никаких известий. Пелагея достигла совершеннолетия и превратилась в симпатичную, белокурую, голубоглазую девушку небольшого роста. Молодость всегда жаждет романтики, нового, неизведанного. Услышав в 1937 году об открывшихся курсах трактористов, она поступила на них. Там она познакомилась с Василием Глушковым — весёлым, компанейским парнем. Жизнерадостный, остроумный, он был душой молодёжи на этих курсах. Пелагея влюбилась и через два месяца их отношений вышла за него замуж.

Закончив обучение и проработав несколько месяцев на СХТЗ 15/30, она поняла, что эта работа не для неё. Махина с железными колёсами, задние из которых большего диаметра, чем передние и с металлическими шипами, отсутствие кабины, спартанское рабочее место с жёстким металлическим сиденьем, тяжёлое рулевое управление, тряска при движении — это было большое испытание и разочарование для худенькой женщины.

Другим разочарованием был её новоиспечённый муж. В совместной жизни он оказался совсем другим: болтуном, бездельником, позёром и любителем ухлестнуть за другими женщинами. Через несколько месяцев совместной жизни Пелагея развелась с ним…

Она решила сменить профессию и в 1939 году окончила курсы шофёров. Встреча с Палиным была судьбоносной. Юрий был прямой противоположностью Глушкова: немногословен, скромен, трудолюбив, ответственен в делах, честен в отношениях с людьми и в завершение этого — красив. Любовь к нему вспыхнула с первого взгляда, и чем больше она его узнавала, тем сильнее разгоралось пламя любви. Они поженились, а в канун ухода Юрия в армию родилась дочь Валентина.

После ухода Юрия в армию и особенно с началом Великой Отечественной войны в жизни Пелагеи началась чёрная полоса. От Юрия полгода не было никаких известий, а в село начали приходить похоронки. В голову Пелагеи лезли страшные мысли, но она отгоняла их прочь, верила, что Юрий жив и скоро даст о себе знать. Усугубляла ситуацию свекровь, её недоброжелательные взгляды, упрёки и обидные высказывания в адрес Пелагеи. Лишь отчим Юрия был добр и заботлив к Пелагее, защищал и успокаивал её, когда видел это.

Письмо от Юрия, полученное в конце ноября 1941 года, вернуло её к жизни. Словно яркий луч солнца озарил израненную тревогой и ожиданием душу! Оно придало ей физических и духовных сил. Нет, Юра будет жив, он вернётся с этой проклятой войны, а она будет ежедневно молиться за него и ждать, ждать и верить в хорошее!

Дочери уже исполнился год, и Пелагея решила выйти на работу. С уходом на фронт большого количества мужчин работоспособного возраста в стране ощущалась острая нехватка рабочих рук. Поговорить непосредственно с Захаровной она не решилась и попросила Ушева:

— Дядя Федя, я хочу пойти работать. Поговорите, пожалуйста, с Натальей Захаровной, чтобы она посидела с дочерью. Тамара с Ваней тоже могут помочь.

Ушев поговорил с женой, та согласилась.

Пелагея устроилась на работу шофёром в МТС. Главным маршрутом её ГАЗ-АА, в простонародье «полуторки», были поездки по Чуйскому тракту в Монголию, около тысячи километров в один конец.

В первый же день Великой Отечественной войны в Монголии было принято решение оказывать посильную помощь Советскому Союзу. Монголы признали эту войну как свою, их вклад в общую победу над фашизмом неоспорим. Всю войну Монголия в меру своих возможностей оплачивала производство танков, самолётов, поставляла в СССР мясо, шерсть, полушубки, меховые рукавицы, валенки, шинели, войлок. За ними и ездила Пелагея.

* * *

Легендарный Чуйский тракт! Первые упоминание о нём как о Мунгальском тракте содержатся в китайских хрониках тысячелетней давности. Исторический Чуйский тракт — часть современной дороги от Бийска до Таш анты на границе с Монголией протяжённостью около шестисот километров. Он проходит через перевалы: Семинский, Чике-Таман и Дурбэт-Даба, на котором и заканчивается. Столетия это была тропа, которой с древних времён пользовались торговцы и воины.

Освоение этого пути началось с 1756 года, когда южные алтайцы добровольно вошли в состав Российской империи. Русские купцы, не желая иметь посредников среди теленгитов^[25], сами стали ездить в Чуйскую степь на ярмарку в поселение Кош-Агач. К середине XIX века они уже имели там десяток складов и торговали тканями, топорами, пилами, молотками и прочими железными изделиями, галантереей, выделанной кожей. В обмен они покупали у монголов, китайцев и тибетцев скот, шерсть, пушнину и чай. В то время тракт представлял собой узкую вьючную тропу с выступами скал над ущельями — бомами^[26]. Когда прогонщик проезжал этот отрезок, он сначала шёл к началу узкого места и клал на дорогу шапку, чтобы встречный караван увидел её и пропустил путников. В противном случае было не разойтись. Отсутствие колёсной дороги на участке протяжённостью двести пятьдесят километров от Онгудая до Кош-Агача сдерживало торговлю и препятствовало связям Российской империи в Центральной Азии. Купцы и ранее обустраивали свой путь, наводили мосты и переправы, но полностью благоустроить тракт для них было бы разорительно.

В течение 1860–1890 гг. рассматривалось несколько вариантов дороги, которая должна была заменить караванную тропу, но государство не решалось вкладывать сюда внушительные суммы. В 1893 году Комитет Сибирской железной дороги выделил сорок пять тысяч рублей, ещё тридцать пять тысяч собрали бийские купцы. После многочисленных дебатов летом 1901 года началось строительство Чуйского тракта под руководством инженера И. И. Биля. Расчётная ширина дороги была пять аршин, а на бомах — три с половиной аршина. Подряд на строительство получили крестьяне местных сёл.

В 1902–1903 гг. вьючная тропа была переоборудована в колёсную дорогу, пригодную для небольших таратаек. В некоторых местах для облегчения обходов были установлены паромные переправы, однако дорога начала разрушаться сразу после строительства, через несколько лет вернувшись в первоначальное состояние.

Летом 1914 года на Алтай прибыла искательная экспедиция под руководством инженера и писателя, автора замечательного романа «Угрюм-река» Вячеслава Шишкова. Её целью было — изучить новые прямые варианты дороги вдоль реки Катунь от Бийска через Майму и Усть-Сему, минуя Алтайское, Чергу и Шебалино. Инженеры метр за метром наносили на карты новый и старый варианты Чуйского тракта, и после изучения к концу 1916 года был выбран современный маршрут трассы.

Двадцать шестого мая 1922 года Чуйский тракт получил статус дороги государственного значения, тем не менее к середине 1920-х годов она уже десять лет не ремонтировалась и пришла в полнейший упадок. Во время гражданской войны были разрушены почти все мосты через горные реки. В 1925 году автомобили Госторга впервые совершили семь рейсов по всей трассе от Бийска до Кош-Агача.

В 1930-х годах тракт выровняли и покрыли гравием. Вместо опасных паромных переправ были сооружены мосты, у бомов устранили опасные участки. Все работы по строительству тракта в довоенный период осуществлялись трудом жителей близлежащих сёл и силами заключённых. Строительство шло в тяжёлых природных и климатических условиях, а орудиями труда являлись только кирка, лом, тачка и лопата. На участке Бийск — Черга трасса была перенесена с левого на правый берег реки Катунь. Первого января 1935 года Чуйский тракт был сдан в эксплуатацию.

* * *

Вот по такому необустроенному Чуйскому тракту и водила свою «полуторку» Пелагея Палина. У бомов дорога была настолько узкой, что встречные машины не могли разъехаться, и кому-то приходилось сдавать назад. Нередко случались аварии, когда машина срывалась с высокого обрыва, и водители погибали. Особенно опасны и трудны были поездки зимой. Поломка или какая-либо неисправность в пути была чревата тяжёлыми последствиями для водителя.

Для заправки машины в кузове стояла прикрученная проволокой к переднему борту двухсотлитровая бочка с бензином. Чтобы залить бензин в бак машины, один конец шланга надо было опустить в бочку, а другой после отсоса воздуха и создания сифона вставить в бак.

Однажды Пелагея возвращалась из рейса в Сунгай. Закончился бензин. Она, как обычно, отсосала воздух, и струя бензина с силой ударила в горло. Пелагея захлебнулась. Отплевавшись, она приехала домой, но ей стало нехорошо. Её тошнило, рвало, выворачивало наизнанку, болел живот. Обессилевшая, она позвала дочь:

— Валечка, у вас есть молоко! Принеси мне.

Дочь принесла литровую банку парного молока. Пелагея выпила два стакана. Стало полегче, но не было сил что-либо делать. Она лежала и тоскливо думала: «Ну вот, приехала побыть с дочкой, а ей пришлось за мной ухаживать. Свекровь опять ворчать будет». Через два часа она уехала в очередной рейс…

Пелагея постоянно испытывала раздвоение чувств. С одной стороны её тянуло домой, к маленькой дочери, хотелось подольше побыть с ней, а с другой — не хотелось видеться с Захаровной, которая беспричинно продолжала плохо к ней относиться. Холерик по темпераменту, Пелагея взрывалась в ответ на ворчание свекрови в свой адрес, ударялась в слёзы. Отчим Юрия гасил эти скандалы, но после его ухода на фронт Пелагея лишилась поддержки и сочувствия. Тяжёлая работа и постоянная стрессовая ситуация дома выматывали её физически и духовно. Лишь письма Юрия с фронта облегчали страдания и придавали жизненных сил.

Странность заключалась в том, что Наталья Захаровна хорошо относилась к её дочери Валентине. Она не делала различия между своими детьми и своей внучкой. Её сын Александр был всего на три года старше Валентины, и они росли как брат и сестра. Захаровна не могла подавить в себе негативное отношение к снохе, возникшее с первых дней женитьбы сына.

Однажды вернувшаяся из рейса Пелагея была обескуражена жестоким вопросом четырёхлетней дочери:

— Мама, а почему бабушка говорит, что ты плохая, что ты бросила меня и почти не бываешь дома?

Слёзы рекой полились из глаз Пелагеи. «Ну вот, свекровь и дочь настроила против меня! Все вокруг против меня! Как мне жить в такой обстановке!» — крутилось у неё в голове. В конце бессонной ночи она решила пойти к директору МТС и попросить освободить её от дальних рейсов.

— Пётр Иванович, войдите в моё положение! Моей дочери всего четыре года, а она меня практически не видит! Скоро и узнавать перестанет! Да и устала я очень, почти два года в Монголию мотаюсь, — убеждала она утром директора МТС со слезами на глазах.

Вид у Пелагеи действительно был измученный, круги под глазами после бессонной ночи. Немного помолчав, Заплатов сказал:

— Ладно, я подумаю. Придёшь завтра утром, а сегодня иди домой.

На другой день он сообщил, что назначает Пелагею персональным шофёром директора МТС…

В середине 1944 года Захаровна получила похоронку о гибели мужа — Фёдора Ушева. Пелагея, смирив гордыню, разделила с ней горечь утраты. Получалось, что даже фактом своей гибели Фёдор помирил их. Почти каждый вечер она приходила теперь с работы и активно включалась в выполнение домашних дел. Их отношения начали налаживаться, но холодок остался. В мае 1945 года Захаровна получила похоронку о гибели восемнадцатилетнего сына Ивана. Пелагея восприняла эту потерю как личную беду и как могла поддерживала свекровь в её горе…

Период работы штурвальным на комбайне Юрия был для Пелагеи счастливым. Её любимый муж был всегда рядом: красивый, спокойный, рассудительный, деловой. Приехав поздно ночью на полевой стан на ночлег, она ложилась рядышком на верхний ярус дощатых нар и, прижавшись к его широкой спине, засыпала сладким сном. На душе было спокойно и радостно!

Жизнь в доме деда Палина для Пелагеи мало чем отличалась от жизни со свекровью. Тётка Таисья хоть и не так часто ворчала на неё, но добрых слов в свой адрес она не слышала. В их отношениях чувствовалась недоброжелательность.

После покупки хибары у стариков Юфиных исчезло внутреннее психологическое напряжение, она как бы вздохнула полной грудью, расправила плечи. Это было их маленькое родное гнездо, которое она вместе с Юрием оборудовала не покладая рук. Вскоре они завели корову, свинью, кур, при доме был огород в пятнадцать соток. Добавилось забот по домашнему хозяйству…

Во время Великой Отечественной войны Пелагея вступила в ряды КПСС, продолжала ходить на партийные собрания и выполнять разные партийные поручения. Юрий Палин был беспартийным. Однажды, когда Пелагея поздно вечером пришла с очередного собрания, Юрий категорично заявил:

— Всё, хватит! Завтра пойдёшь к секретарю и напишешь заявление о выходе из партии. Дома работы невпроворот, некогда по собраниям ходить!

— Как же так, Юра! Разве можно! Нам же житья не дадут после этого, — испуганно возразила Пелагея.

— Ничего, проживём как-нибудь, — ответил Палин и после некоторого раздумья продолжил, — завтра сначала сам схожу к секретарю парторганизации, поговорю с ним.

Утром он надел выцветшую на солнце солдатскую гимнастёрку, прикрепил к ней ордена и медали и отправился к секретарю.

— Иди, пиши заявление, я договорился, — сказал он Пелагее, вернувшись через час. О чём он говорил и как обосновал своё решение, Юрий не сказал. Возможно, подействовал авторитет фронтовика-орденоносца. Никаких преследований за выход из партии не последовало…

Даже беременная Пелагея продолжала выполнять тяжёлую работу без ограничений, и поэтому в 1947 году у неё случился выкидыш. Послевоенному желанному ребёнку, зачатому в горячей любви, не суждено было родиться. Пелагея тяжело переживала эту беду, а Юрий, погоревав вместе с ней, принял очередное решение:

— Бросай работу, Пана, хватит, как мужик, тяжести таскать, будешь сидеть дома, — решил он. — Во-первых, дома забот и хлопот хватает, хозяйство вон какое, а во-вторых, будешь мне нормальную еду готовить. Всю войну всухомятку питался, язву желудка заработал.

— А как же стаж, Юра? Он же прервётся, пенсия меньше будет, — неуверенно возражала Пелагея.

— Ну и что? Пусть прервётся. Ничего страшного в этом нет. До пенсии ещё дожить надо, — стоял на своём Юрий.

Вскоре после этого разговора Пелагея уволилась с работы. Дел по хозяйству хватало, особенно в конце лета и в начале осени. Начиналась жатва, и Юрий неделями не был дома, колеся со своим комбайном по районным полям. Вся работа по большому домашнему хозяйству и уборка выращенного в огороде урожая легла на её плечи.

А в конце 1948 года у Пелагеи и Юрия Палиных родился Егорка…

Отчий дом

С чего начинается родина?

С картинки в твоём букваре.

С хороших и верных товарищей,

Живущих в соседнем дворе.

А может, она начинается

С той песни, что пела нам мать,

С того, что в любых испытаниях

У нас никому не отнять.

М. Матусовский

Вообще-то отчих домов было два. Мир, в который пришёл

Егорка, радовал его ярким солнечным светом и восхищал своими красотами. Родился он и прожил первые четыре года в избушке Юфиных, капитально отремонтированной отцом. Дом стоял на южной окраине села в непосредственной близости от стрелки — места впадения Чудотворихи в реку Сунгай. Их огород, расположенный на довольно крутом косогоре, непосредственно примыкал к низкой пойме реки, поросшей сочной зелёной травкой. Прямо за огородом на пойме было небольшое озеро. В половодье уровень воды в Сунгае поднимался на несколько метров, вода затопляла всю пойму и озеро. После половодья река входила в своё постоянное русло, и озеро вновь становилось полноводным — любимым местом обитания домашних гусей и уток сельчан.

Из этого озера мать брала воду на полив огорода. Носить воду в вёдрах на коромысле было тяжело, так как приходилось подниматься в гору. Иногда Егорка увязывался за ней. Ему было любопытно, но возвращаться домой трудно. Маленькие ножки заплетались, он хватался за юбку матери своими ручонками, и она не только несла воду, но и тащила Егорку…

Через несколько домов слева от Палиных между огородами был узенький переулок. По нему сельчане носили воду из Сунгая для питья, приготовления пищи, стирки и других хозяйственных нужд. Здесь спуск к реке был не таким крутым, как за огородом Палиных. В тёплую солнечную погоду сестрёнка Егорки — Валентина, которая была на восемь лет старше и нянчилась с ним, водила его по этому переулку к реке. Она клала на землю подстилку, усаживала Егорку, а сама одна или с подружкой плескалась в воде, поглядывая за ним. Егорка вертел головой, с любопытством рассматривал всё вокруг и любовался. Вот недалеко от них из-под земли пробивается небольшой ключ. Немного поодаль лужица, прогретая солнцем, по её краям зацвели зелёные водоросли. На эти места сплошным шевелящимся пятном уселись белые бабочки-капустницы. Противоположный берег реки порос густым тальником, украшающим пейзаж сочным зелёным цветом…

Справа от дома Палиных жили дядя Ваня и тётя Маруся Иушины. У них две дочери-погодки Валька и Галька. Валька была на год старше Егорки, а Галька его ровесница. Фронтовик дядя Ваня был лучшим другом отца Егорки. А ещё у них были ульи с пчёлами. Однажды на Медовый Спас дядя Ваня угостил мёдом в сотах. Лакомясь, Егорка нечаянно капнул мёдом на палец ноги и не заметил этого, а когда вышел на улицу и сел на крыльцо, прилетевшая от Иушиных пчела больно ужалила его в палец. Егорка громко заплакал, побежал в дом, но запомнил, что пчёлы летят на мёд, и измазанным мёдом по улице ходить нельзя…

По наследству от стариков Юфиных Палиным досталась немецкая овчарка Джульбарс. Матёрый, высокий, серьёзный пёс был большим авторитетом в глазах Егорки. Он дважды слышал от матери о его подвигах. В войну и сразу после неё в районе развелось много волков. Они нападали на скот, а единожды зимой напали на ехавшего в санях человека и загрызли его насмерть. Лошадь прибежала одна, без седока. Захаживали волки и в село. Первый раз зимой волк попытался проникнуть в хлев Палиных, но Джульбарс кинулся на него, и тот убежал. Второй раз Пелагея увидела волка, идущего по улице и высматривающего, чем бы поживиться. Она забежала в ограду, быстро отцепила Джульбарса и, указав на волка, крикнула: «Взять его!» Пёс бросился на волка и гнал его до опушки леса, расположенного на другой стороне реки.

В ограде отец Егорки горизонтально натянул длинную проволоку, вдоль которой и ходил на цепи Джульбарс. Он охранял хлев, а натянув цепь, почти доставал до ступенек крыльца. Егорка для него был своим, но малыш побаивался, старался держаться подальше от пса и с опаской проходил мимо, если было нужно.

Однажды Иушин в сильном подпитии пришёл в гости. На подходе к крыльцу Джульбарс бросился на него и почти достал. Дядя Ваня схватил подвернувшуюся под руку толстую палку и сильно ударил пса. Джульбарса это не напугало, а наоборот, он озлобился и стал с остервенением лаять. Выбежавшая на лай Пелагея помогла дяде Ване войти в дом.

— Зря ты, Ваня его ударил. Он пьяных чувствует и не любит. Теперь он тебя запомнит, — констатировала мать Егорки.

Так и случилось: стоило дяде Ване подойти поближе к забору, разделявшему ограды Пущиных и Палиных, или пройти по улице рядом с домом Палиных, Джульбарс всегда начинал громко и злобно лаять.

Запомнился зимний сюжет. Святки. Сестра напросилась в гости к бабушке Наталье Захаровне и тёте Тамаре Васютенко и взяла с собой Егорку. Снега в Сунгае выпадало много, толщиной больше метра. Дороги чистить было нечем, они просто укатывались ездившими повозками и протаптывались людьми. Ночью выпал снег. Егорке было трудно, почти невозможно идти. Накануне отец сшил собачью сбрую, а теперь запряг Джульбарса и посадил Егорку в санки. Мать научила Егорку распевать колядки, и они отправились колядовать. Сестра вела Джульбарса за поводок, а тот тащил санки с сидящим в них Егоркой. Придя к бабушке, они пропели:

Дверь хозяйка открывай-ка,

И с печи пирог тащи.

Очень мы проголодались,

Можем кашу съесть и щи.

А у лёли^[27] Тамары Егорка уже запугивал:

Не дадите пирога, мы корову за рога,

Не дадите пышки, мы свинью под мышки…

Взрослые улыбались и дали им несколько пирогов и каралек^[28]. Домой Джульбарс вёз Егорку с подарками…

Через несколько лет, когда Палины уже жили в другом доме, с Джульбарсом пришлось расстаться. Осенью он почему-то сорвался с цепи и убежал. Позже выяснилось, что пёс задрал овцу, принадлежавшую директору МТС. Отец с матерью очень расстроились.

— Он теперь вкус крови почувствовал. Его не перевоспитать. Так и гляди, опять оторвётся и загрызёт кого-нибудь, — констатировал отец.

— Да уж. Придётся с ним расстаться, как бы ни было жалко, — продолжила мать.

— Директору придётся свою овцу отдать, какую сам выберет, — подвёл итог отец.

В выходной день к Палиным пришёл директор МТС. Это был новый, недавно назначенный директор, а не Заплатов, которого раньше возила Пелагея. Он был невысокого роста, молод, но рыхловат телом, весь какой-то гладенький. Отец предложил ему лучший в доме венский стул с изогнутыми ножками, красивой спинкой, изящный и лёгкий, доставшийся Пелагее от родителей. Директор сел на стул и откинулся назад в позе хозяина положения. Осеннее пальто было расстёгнуто, под ним явно проглядывал ещё небольшой, но уже формирующийся животик. Отец — фронтовик, орденоносец, лучший комбайнёр в районе и один из лучших в крае — скромно присел на кровать, ссутулился, виновато сжался в комочек. Говорил он тоже виноватым голосом, извинялся за произошедшее и со всем соглашался. Егорка сидел незамеченным на полу в углу комнаты и с удивлением смотрел на разговаривающих. Ему было жалко и как-то обидно за отца. Разговор был недолгим. Директор выбрал овцу и ушёл.

А вскоре Джульбарс исчез. На вопрос Егорки куда он девался, мать ответила:

— Пришлось отдать в другую деревню новым хозяевам. Слышал, он овец стал драть, прямо как волк.

Возможно, родители скрыли от детей правду, не хотели огорчать…

Гостиницы в селе не было, поэтому считалось обычным явлением, что родственники, знакомые родственников или знакомые знакомых напрашивались на постой. Их пускали пожить, так как самим тоже иногда приходилось останавливаться у кого-то. У Палиных всегда кто-нибудь квартировал. В период учёбы в школе с сентября по май это был какой-нибудь ученик из соседней деревни, а зимой к нему добавлялись два тракториста, которые приезжали в МТС для ремонта своего трактора перед посевной. Как правило, это были трактористы, буксировавшие комбайн Юрия Палина во время уборки урожая. Они жили несколько недель, пока не выполнят капитальный ремонт своего трактора.

Однажды ранней весной в их домишке появились квартиранты Грязевы: муж, жена и их сын Вовка. Александр Грязев поступил на работу в МТС и, познакомившись с Юрием, договорился пожить у Палиных до зимы, пока строится его дом. У Палиных к тому времени родился ещё один сын — Виктор. В одной комнате стали жить четверо взрослых и четверо детей. Вовка Грязев был одногодок Егорки. Утром взрослые уходили на работу, сестра Валя в школу, а Вовка с Егоркой и годовалым Витькой оставались под присмотром Пелагеи.

Электричество в селе вырабатывала дизельная электростанция небольшой мощности. В целях экономии топлива электроэнергию давали на два часа утром и три часа вечером.

После обеда Егорка с Вовкой играли, расположившись на кровати родителей, а маленький Витька не смог залезть на кровать и играл чем-то на полу. Неожиданно в месте закрепления лампочки под потолком возник пучок искр, который не исчезал, а сверкал и трещал всё сильнее и сильнее. Сначала загорелась изоляция, пошёл едкий дым, а позже начала тлеть потолочная матка.

Сама природа заложила в человеке, как и в животных, инстинкт самосохранения. При появлении опасности, угрожающей жизни, они стараются убежать, а когда это невозможно — спрятаться. Этот инстинкт сработал и у Егорки. Он быстро соскочил с кровати и залез под неё, затащив туда и брата. Вовка остался на кровати.

К счастью, в дом вошла Пелагея. Вскрикнув, она бросилась к выключателю, который остался включённым с утра, и выключила его. Искрение прекратилось, но тлела проводка и балка. Пелагея выкрутила предохранительные пробки на вводном щитке и начала заливать места возгорания водой. Затушив пожар, она открыла дверь, чтобы проветрить комнату, и стала смотреть, где дети. На кровати сидел один Вовка.

— А где Егорка с Витькой? — испуганно спросила она Вовку.

— Там, — ответил он и указал под кровать.

Пелагея заглянула под кровать и строгим голосом приказала:

— А ну-ка вылазьте оттуда! Егорка, ты почему под кровать залез? Надо было выбегать из дома и Витьку с собой тащить. А так, задохнулись бы в дыму и сгорели!

Когда комната проветрилась от дыма и запаха гари, Пелагея почувствовала характерный неприятный запах. Проверив всех, она обнаружила, что Вовка от страха наложил в штаны. Она принесла тазик с водой и стала его отмывать.

Вечером пришедшие с работы взрослые, обсуждая возгорание, решили спросить у детей, что произошло. Исчерпывающую информацию дал Вовка:

— Мы с Егоркой на кровати играли. Вдруг как затрещит, как засверкает! Потом дым пошёл. Тут я и обкакался, — с детской непосредственностью закончил он свой рассказ.

Взрослые громко рассмеялись…

Отца Егорка боготворил. Он был для него образцом во всём: в поступках, поведении, даже в походке. Однажды Пелагея обнаружила, что Егорки нет ни в доме, ни в ограде, ни в огороде. На её зов он не откликался. Пелагея позвала дочь, и они стали искать. Валя обежала всех соседей, ближайшие дома, сбегала на берег реки. Всё тщетно! Егорки нигде не было. Пелагея стала сильно волноваться, её охватил страх за жизнь сына, а через некоторое время женщина, живущая недалеко от МТС, привела Егорку домой.

— Гляжу, идёт по дороге, руки за спину, а в руках молоток. Я спрашиваю: «Ты куда идёшь?», а он отвечает: «К папке, комбайн ремонтировать», — рассказала женщина.

Заложив руки за спину, обычно ходил отец Егорки…

Когда Егорке исполнилось четыре с половиной года, Палины переехали в другое жилище. Это был не новый, но ещё добротный пятистенный дом из толстых брёвен, расположенный на главной сельской улице. Переезд состоялся в погожий весенний день, что придало этому событию особую праздничную атмосферу.

Егорка приступил к обследованию нового жилища и его окрестностей. Окна горницы выходили на улицу и в небольшой палисадник, а окно кухни — только в палисадник. К западной стене дома примыкал огород, полого спускавшийся к реке. За плетнём огорода проходила узкая дорога, по которой лишь в один ряд могла проехать телега. Далее был почти вертикальный обрыв заброшенного глиняного карьера. Непосредственно к реке примыкала достаточно широкая пойма, а сам берег зарос тальником. На другой стороне по берегу шла улица Заречная, а за ней — большой заливной луг с маленькими озерцами. Часто в половодье пойма и луг затапливалась водой. Незатопленной оставалась лишь Заречная улица с примыкавшими к ней домами, и земляное полотно дороги, ведущей к холму. Далее дорога взбиралась на холм и скрывалась за горизонтом.

Был май месяц. Природа буйно оживала, залитая зелёным цветом. Зеленевший за рекой луг имел тёмный, сочный оттенок, а берёзовый лес на склоне холма, перерезанный серой лентой дороги, другой — светлый и нежный. От всего этого веяло какой-то свежестью и радостью жизни!

Оглядев окрестности, Егорка решил обследовать чердак. Он вошёл в кладовую, примыкавшую к северной стене дома, и по выступавшим концам брёвен внутренней стены, разделявшей горницу и кухню, вскарабкался на чердак. Чердак всегда был местом хранения ненужных для взрослых вещей, а для мальчишек это было место неожиданных находок. Но, к его удивлению, он был пуст. Впоследствии Егорка частенько использовал чердак как место для уединения. Новый дом ему однозначно понравился.

Игрушки

Папа дал мне молоток

И сказал: «Давай, сынок,

Вместе сделаем забор,

Приведём в порядок двор.

Буду я пилить, строгать,

Ты — дощечки прибивать».

Дружно взялись мы за дело,

И работа закипела.

Н. Ковалева

Игрушек, купленных в магазине, у Егорки не было. Он не сожалел и даже не мечтал об этом. Егорка обладал богатым воображением, поэтому любая обычная вещь: банка, дощечка, шестерёнка, палка — вмиг превращались в игрушки.

Выстроганная ивовая палка определённой длины была саблей, а хворостина — конём, и он скакал на ней вместе с другими пацанами, поднимая пыль и представляя себя лихим кавалеристом. На саблях пацаны частенько фехтовали, соревнуясь в быстроте и ловкости.

Очень нравилось Егорке играть в комбайнёра. В поле превращалась освободившаяся от лука грядка, а комбайном становилась консервная банка. В погожий солнечный денёк, ползая на коленях, он бороздил этим комбайном-банкой по полю-грядке, оставляя после прохода небольшие кучки земли, изображавшие копны соломы. Копны, как и положено, выстраивались строго в одну линию.

Однажды Егорка сделал автомат. Вырезал из доски его подобие, отрезал от бревна кругляшок и прибил его в качестве магазина, как у ППШ^[29]. Отец посмотрел на это творение и через несколько дней сделал и вручил ему деревянный пистолет. Он выглядел как настоящий! Егорка был счастлив, но достаточно быстро отломил рукоять. Он попытался прибить её гвоздём, но рукоять вообще раскололась. Радость была недолгой.

Различный инструмент Егорка тоже обожал. Он внимательно наблюдал, как отец работает ножовкой, щипцами, пассатижами, гвоздодёром, молотком и прочими инструментами и учился ими пользоваться. В одну из зим отец работал в инструменталке МТС, где хранились и выдавались для работы инструменты. В инструменталке отец не оставался без дела, всегда что-нибудь мастерил. Иногда он брал с собой Егорку, который всё разглядывал, слушал разговоры покуривающего отца и кого-нибудь из пришедших к нему рабочих. Обычно отец давал Егорке несложное задание. Чаще всего он клепал цепи для комбайнов, соединял отдельные элементы цепи с помощью молотка на наковальне. Так отец приучал сына пользоваться инструментами.

С ранних лет Егорке больше всего нравился молоток, а любимым занятием было забивать гвозди. Однажды отец решил заново оштукатурить внутреннюю стену дома и стал для этого заготавливать строительный материал. Он нарезал на циркулярке в колхозной столярной мастерской дранку, купил специальные драночные гвозди — короткие, с большой шляпкой, и положил их на шкаф. Егорка видел это. На другой день, когда отец ушёл на работу, он притащил стул, достал бумажный кулёк с гвоздями, сел на крыльце, взял доску и стал забивать гвозди идеально ровными рядами, шляпка к шляпке. На это ушла почти половина гвоздей. Пришедший вечером с работы отец ахнул, увидев лежащую у крыльца доску с гвоздями. Заподозрив неладное, он зашёл в кладовку, кулёк с гвоздями был наполовину пуст. Заходя в дом, отец раздражённо сказал, обращаясь к матери:

— Пана, представляешь, вчера купил драночные гвозди, а сегодня половины их нет. Егорка в доску вколотил, поросёнок. Где он?

Егорка лежал на полатях, сжавшись в комок, и всё слышал.

— Вон, на полатях лежит, — ответила мать.

Отец встал на лавку у печи, увидел на полатях Егорку и сердитым голосом высказал всё, что он думает по этому поводу.

С молотком Егорка не расставался, даже спал с ним, когда был маленький. Историй тоже было немало, в том числе ужасных.

Однажды Егорке что-то не понравилось в требовании сестры Валентины, и он, не соображая по малости лет, ударил её молотком по голове. Слава богу, Егорка был ещё слишком мал, и удар получился слабым. Всё обошлось благополучно, лишь на голове у сестры вскочила большая шишка. Валя запомнила это и стала бояться, если Егорка хватался за молоток. Второй случай был аналогичным. Что-то в действиях сестры ему не понравилось, и он схватил молоток. Сестра босиком бросилась бежать по улице, а Егорка с молотком в руках за ней. В переулке около молоканки Валя вдруг сильно закричала, присела и громко заплакала. В босую ногу ей воткнулась большая шорная игла для шитья лошадиной сбруи. Сестра плакала, а Егорка стоял рядом, забыв и про обиду, и про молоток. Ему стало её очень жаль!

Мать боялась, что может быть заражение крови или даже столбняк, однако и в этот раз всё обошлось. Егорка получил взбучку, а отец сделал шкаф с замком, куда стал убирать молоток и другой инструмент, чтобы Егорка не мог достать…

Русская печь

Русская Печка, Русская Печка!

Нет в добром доме теплее местечка!

Рук неустанных и щедрых творение —

Предкам великим благодарение!

Юлия Калякина

Отец Егорки, когда был дома, постоянно что-нибудь строил, перестраивал или ремонтировал. Первым делом он прорубил второе окно на кухне, которое выходило в сторону огорода. Стало значительно светлее, а во время заката кухня озарялась красивым багряным светом. Кроме этого обозревался огород, и стало видно, если на грядках появлялись неугодные куры, как-то пробравшиеся в огород. Егорка получал задание выгнать их и стремглав мчался выполнять команду.

Далее последовал капитальный ремонт русской печки — ещё одного гениального изобретения русского народа. Старая печь отслужила свой срок. Она потрескалась, дымила, в своде топки образовались вывалы, и Пелагея настояла на устройстве новой глинобитной печи.

Русская печь! Она воспета в некоторых былинах и сказаниях, является «героем» многих русских сказок. Всё в доме «пляшет» от печки. Её функции многочисленны, особенно в суровой Сибири. Прежде всего, это источник тепла в доме. На печи зимой греются продрогшие на морозе члены семьи, сушатся валенки, промокшая одежда, а летом — заготовленные на зиму ягоды. Это спальное место, как правило, для стариков и детей. И, наконец, только в русской печи может быть приготовлена самая вкусная еда!

Сначала в одной из соседних деревень нашли печника. Он обследовал печь и предложил нижнюю часть до уровня шестка и низа топки оставить, а выше всё сломать и вынести. Потом он нашёл карьер глины требуемого качества. Её привезли на телеге и разгрузили в ограде. Егорка обрадовался, что появилось место, где можно было играть в комбайны и тракторы, но мать строго приказала:

— Чтобы никто не вздумал играть в этой глине! Печку из неё будем делать, — и укрыла её сверху брезентом и тряпками от высыхания и дождя.

На другой день приехал на телеге печник и привёз несколько больших деревянных киянок, один конец которых был конусообразным и имел меньшую площадь, чем другой.

Первым делом на дне будущей топки была выложена клетка дров, в которую положены сухие щепки для растопки. Потом над дровами по контуру будущей топки была выставлена герметичная опалубка, выгораживающая внутреннее пространство. Потолочная часть имела форму свода. Затем по наружному контуру печи был выставлен первый ярус досок опалубки, и небольшими слоями стала отсыпаться глина. Она трамбовалась привезёнными печником киянками сначала концом с большей площадью, а затем конусообразным. Киянками работали мать и две женщины, приглашённые на «помочь». Они же носили в вёдрах и рассыпали послойно глину. Печник строго контролировал толщину отсыпаемого слоя, влажность глины и, при необходимости, сбрызгивал её водой. Ряды досок опалубки постепенно добавлялись по ходу отсыпки и уплотнения слоёв глины. Когда отсыпка достигла верха свода топки, на него была поставлена квадратная опалубка будущего дымохода, после чего продолжена отсыпка и трамбование до верха будущей печки. Печную трубу, проходящую через потолок и крышу дома, выложили из кирпича, сохранённого от разобранной части старой печи, встроив в неё вьюшку. Вся эта работа была выполнена за два дня.

Егорка с интересом наблюдал за процессом. Он хотел внести свой вклад в создание печи. После первого дня работы, в отсутствие взрослых, взял киянку и начал бить по глине, но вошедшая мать решительно пресекла его самодеятельность.

— Не смей чего-нибудь делать с печкой! Увижу — накажу, — строго предупредила она.

Несколько дней с печкой ничего не делали. Она сохла. Наконец, приехавший печник решил, что пора. Он снял с торца печи внешнюю опалубку и аккуратно ножом вырезал со стороны шестка отверстие нужного размера до опалубки топки. Низ отверстия располагался на уровне шестка. В опалубке тоже была проделана дыра, через которую печник разжёг дрова. Когда дрова разгорелись, загорелась и опалубка. Во время её сгорания происходил обжиг внутренней части печи. Перед уходом печник сказал матери, как часто нужно топить печь, чтобы глинобитная часть превратилась в один большой кирпич. Ещё через какое-то время вся наружная опалубка была снята. Верх печки был обрамлён толстой бортовой доской, немного возвышавшейся над верхом печи, а в боку печи над скамейкой аккуратно ножом вырезаны небольшие углубления — печурки. По этим печуркам, как по ступеням, Егорка залазил на печь, ухватившись руками за бортовую доску…

Полати

С печи на полати, по брусу домой.

Поговорка

Егорка и его младший брат Витька большую часть своего детства провели на полатях. Так назывался настил из досок на 60–70 сантиметров ниже потолка. Полати устраивали на кухне рядом с русской печью и залазили на них с печи. Так как тёплый воздух всегда поднимается вверх, они были самым тёплым местом в доме после печи. На полатях выросло не одно поколение крестьянских детей. Другим их достоинством было то, что они не занимали места в доме, это было большое спальное место. Кроме этого здесь можно было складировать кое-какие вещи. Это ещё одно изобретение русского народа, яркий пример рационального использования пространства дома нашими предками!

Полати были застелены старыми ватными одеялами, на которых и спали Егорка, его брат, а также облюбовавшие это место кошки. Между печкой и краем полатей был разрыв, чтобы залезавший на печь не бился о полати головой. Это создавало трудности для маленьких детей при залезании на полати с печи. Роста не хватало, а зацепиться руками на полатях было не за что. Приходилось каждый раз просить кого-нибудь из взрослых подсадить или снять с полатей.

Кошки, жившие на полатях, этой проблемы не знали. По столбу, примыкавшему к печи, они вскарабкивались на брус и по нему шествовали на полати. Егорка подсмотрел этот путь и также стал залазить на полати по брусу на коленях. Залазил он головой вперёд, а слазил, пятясь назад, чтобы потом ногами встать на печку. Изначально его страховала мать, стоя под брусом и подняв руки вверх, а потом он осмелел и стал в светлое время дня залазить один. В темноте он так делать боялся.

Однажды ночью он захотел в туалет и позвал мать, чтобы она его подстраховала. Полусонная Пелагея встала под брусом и недовольным голосом скомандовала:

— Ну давай, слазь. Почему перед сном в ведро не сходил?!

Егорка стал пятиться и ногой что-то столкнул с бруса. Мать вскрикнула и заохала. Слезший с полатей Егорка увидел, что мать держится за голову и стонет. Она зажгла керосиновую лампу и увидела, что на полу лежит литой чугунный утюг. Обычно он стоял на плите другой печки в горнице.

— Сынок! Ты же меня чуть не убил! — воскликнула мать.

Справив нужду, Егорка залез на полати, а утром слышал, как взрослые разбирали произошедшее. Мать с отцом утюг на брус не ставили. Подозрение падало на сестру Валю или Ваську Красилова, который учился в десятом классе и жил у них на квартире. Кто-то из них поздно вечером погладил одежду и поставил утюг на брус. Сестра своей вины не признала, похоже это был Васька.

— Слава богу, что утюг лишь скользнул по голове и спине. Если бы носком ударил в темя, всё, конец! — подвела итог разговора мать.

Это происшествие, связанное с полатями, было у Егорки не единственным. Русская печь была справа от входной двери. Вдоль печи стояла деревянная лавка. В углу между печью и стеной на скамейке стояло помойное ведро, а над ведром висел рукомойник. Зимой здесь умывались, а летом рукомойник вешали на улице. Егорка немного подрос и стал пытаться залазить не по брусу, а непосредственно с печки, ложась животом на край полатей и уцепившись за что-нибудь лежащее на полатях. Однажды нога соскользнула с бортовой доски печки, и он упал сначала на скамейку, а далее — на пол. При падении одна нога попала в помойное ведро, которое свалилось на пол и пролилось. Испугавшись гнева матери из-за пролитого на пол ведра, не чувствуя боли, Егорка вскочил, быстро вскарабкался на печку и, сильно оттолкнувшись от неё, запрыгнул на полати. На грохот из горницы вышла мать. Увидев упавшее ведро, она взяла тряпку и стала собирать воду с пола, ругаясь на Егорку:

— Что же ты натворил, поросёнок! Свалился что ли? Ничего не сломал?

— Нет, — ответил Егорка, но одна нога и рука начали побаливать.

С тех пор Егорка понял, чтобы залезть на полати нужно сильно оттолкнуться от бортовой доски ногами…

С кошками на полатях Егорка враждовал. Поначалу он ничего не имел против, играл с ними, но однажды любовь к кошкам закончилась. Он лежал на полатях и долго оглаживал лежащую рядом Мурку, проводя рукой по её спинке туда и обратно. Вдруг Мурка ощетинилась и прыгнула ему в лицо. В памяти отпечаталась оскаленная, усатая кошачья морда с острыми зубами. Егорка машинально отмахнулся рукой и отбил нападавшую кошку, а затем сбросил её с полатей. Рассказав об этом матери, он получил ответ:

— Ты, наверное, её против шерсти гладил, вот она и озлобилась.

Выражение «погладил против шерсти» стало ему понятным. После этого случая, залезши на полати, он первым делом проверял, нет ли там кошки. Увидев, он безжалостно хватал её за шиворот и сбрасывал на пол. При этом удивлялся, как бы он ни бросал кошку, она всегда мягко приземлялась на лапы…

Пространство между брусом и потолком было отгорожено занавеской, поэтому не было видно, что и кто находится на полатях. Этим Егорка пользовался, это был его пункт подслушивания и наблюдения. Летом до захода солнца родители копошились по хозяйству, а зимой взрослые собирались на кухне и вели беседы. В такие вечера Егорка тихо, как мышь, лежал на полатях, иногда притворялся спящим, а сам слушал.

Зимой у Палиных всегда квартировали трактористы, приехавшие в МТС для капитального ремонта своих тракторов.

Чаще всего это был Василий Тузовских и его сменщик из деревни Красилово. Комбайн Юрия был приписан к полям этого колхоза, а они буксировали на тракторе его комбайн во время уборки. Василий к тому же был Егоркин лёля.

Утром трактористы уходили в МТС, а вечером приходили чумазые, снимали свои промасленные телогрейки, ватные брюки, умывались, надевали чистую одежду, и после ужина начинались кухонные беседы. Отец при свете керосиновой лампы всегда что-нибудь делал. Чаще всего он особым образом сидел на положенной на бок табуретке, подстелив телогрейку, и подшивал чьи-нибудь пимы или смолил дратву. Мужики курили, разговаривали между собой, а иногда им удавалось «расколоть» отца на военные воспоминания.

Необходимо сказать, что в 1950–1960 годы рассказы о войне были не в моде. Всё население страны либо воевало, либо работало в тылу на пределе человеческих сил. У всех были самые неприятные и тяжёлые воспоминания об этом времени. Зачем было вспоминать об этом? Хотелось, наоборот, забыть о годах войны. Военные рассказы интересовали только молодых, не воевавших мужиков.

— Юра, ну расскажи, — просили они.

— Что там рассказывать? Свист пуль, разрывы бомб и снарядов, изуродованные тела людей, оторванные руки и ноги, кишки, висящие на кустах. Ужас, холод и голод! Будь она проклята, эта война, — отказывался отец.

Тогда мужики начинали задавать конкретные вопросы:

— А ты в рукопашную ходил?

— Ходил один раз. Страшное дело! В рукопашную много раз не сходишь. Многим и одного раза хватило.

— А вы когда в атаку шли, кричали: «За Родину, за Сталина!»?

— Поначалу кричали, а позже нет. Разве что политруки или командиры крикнут. Немцы к этому привыкли и не боялись. Мы матом ругались, когда в атаку шли. Немцы русского мата очень боялись, — отвечал отец.

Значительно позже Егор понял почему. На самых опасных участках в прорыв первыми часто шли штрафные роты и батальоны, в том числе состоящие из заключённых. Эти не кричали «за Сталина!». Дрались же штрафники яростно и беспощадно. У них не было другого выхода, или в бою убьют, или кровью искупишь свою вину. Пленных они не брали. Об этом и отец говорил, поэтому немцы так боялись мата.

Была порой с Егоркиной точки зрения и совсем не патриотическая информация, например, когда сравнивали советское и немецкое оружие. Образ советского солдата в Великую Отечественную войну — это солдат с ППШ на груди с круглым магазином. Однажды мужики спросили:

— Юр, а у кого оружие было лучше, у нас или у немцев?

— У немцев лучше. Их шмайссер был более надёжный в бою. А у ППШ магазин трудно вставлялся, в бою патрон могло заклинить. Надо стрелять, а он не стреляет. Только как дубину можно использовать. А тяжёлый! И ещё, когда ко мне в кабину кто-нибудь с автоматом на шее в меня направленным садился, я всегда просил автомат на пол ставить стволом вверх. Были случаи самопроизвольного выстрела от резкого толчка, например. К концу войны пошли автоматы с прямым рожком. Эти уже лучше были. Не клинили. И граната у немцев удобнее была. Ручка длинная, бросать ловчее и дальше, — отвечал отец.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Матка — здесь: главная балка, на которую опираются доски потолочного перекрытия.

2

Название реки, предположительно, имеет телеутское происхождение.

3

Телеуты — коренной малочисленный народ России, численность которого согласно переписи 2002 года составила 2534 человека.

4

Елань — поляна.

5

Троить — трижды перепахивать и бороновать до посева.

6

Пимокатная — помещение для изготовления пимов (валенок).

7

Кадушка — бочка

8

Временное Сибирское правительство — одно из антибольшевистских правительств в Гражданскую войну. Состояло из эсеров и сибирских областников. Сибирское областничество — общественно-политическое течение среди сибирской интеллигенции. Областники рассматривали Сибирь как экономическую и политическую колонию в составе Российской империи.

9

Кузнецк — ныне г. Новокузнецк в Кемеровской области.

10

Щегловск — ныне г. Кемерово.

11

Новониколаевск — ныне г. Новосибирск.

12

ЧОН — части особого назначения, специальные вооружённые формирования, «коммунистические дружины». Создавались для оказания помощи органам советской власти по борьбе с контрреволюцией.

13

Намётка — большой сетчатый сачок на длинном шесте для ловли рыбы в мутной воде

14

Поскотина — изгородь из жердей, которой огорожено село вместе с прилегающими выгонами для скота.

15

Первая Барабишка — название лога

16

Колосовский дом — название хутора

17

Сурочить — сглазить

18

Молоканка — пункт приёма молока от жителей села. Каждый житель села, имевший корову, должен был выполнять план по сдаче молока государству Это молоко либо перерабатывалось на месте, либо отвозилось на ближайший молокозавод.

19

МТС — машинотракторная станция.

20

Обрат или обратка — жидкость, остающаяся после выделения из молока сливок при сепарировании.

21

Случаи выхода советских солдат и офицеров из окружения были массовыми. 27 декабря 1941 года Государственный комитет обороны издал Постановление «О создании фильтрационных пунктов» за подписью И. В. Сталина. Спецконтингент, проходивший проверку и фильтрацию в спецлагерях, делился на три учётные группы: первая — военнопленные и окруженцы; вторая — рядовые полицейские, деревенские старосты и другие гражданские лица, подозреваемые в изменнической деятельности; третья — мужчины призывных возрастов, проживавшие на территории, занятой противником. С момента организации спецлагерей НКВД в конце 1941 года и до 1 октября 1944 года через них прошла 421 тысяча человек, в том числе 354,6 тысячи человек по первой группе учёта. Из этой группы учёта было проверено и передано в ряды Красной армии 249,4 тысячи человек.

22

ДШК — Дегтярёва-Шпагина крупнокалиберный станковый пулемёт. Калибр — 12,7; масса без ленты — 33,4 кг; прицельная дальность по наземным целям 3500 м, по воздушным — 1800 м; эффективная дальность стрельбы по наземным целям — 1800…2000 м; толщина пробиваемой брони на дальности 500 м — 15… 16 мм.

23

Кёнигсберг — ныне Калининград

24

Годы НЭПа в России — 1921… 1924 гг.

25

Теленгиты — коренной малочисленный народ России, субэтнос алтайцев, живущий в Республике Алтай.

26

Бом — жители Горного Алтая так называют узкое место между рекой и горой, по которому пролегает дорога, а также скалистый обрыв, крутой обрывистый берег, выступающий в реку и затрудняющий проход.

27

Лёля — крёстная мать или крёстный отец

28

Каралька — слово сибирского происхождения, известное за Уралом. Означает крендель особого вида, рогатый бублик.

29

ППШ — пистолет-пулемёт образца 1941 года системы Шпагина