Погашенная луна. Повесть

Геннадий Иванович Дмитриев

Есть в нашей недавней истории тайны, которые, скорее всего, никогда не будут раскрыты. К таким тайнам относится смерть Фрунзе и убийство Котовского, версия о причастности Сталина к смерти Фрунзе распространилась благодаря повести Бориса Пильняка «Повесть непогашенной луны», других источников, подтверждающих её, нет. Убийство Котовского также оставляет много вопросов, ответов на которые нет до сих пор. В этом произведении предлагается версия событий, которая наиболее близка к реальности.

Глава 2

Андрей Николаевич вспомнил, как из Австрии, где дислоцировалась четвёртая армия, его направили в Ингольдштадт, сопровождать группу русских военнопленных. Служил он тогда в штабе генерала Ауффенберга, под именем оберлейтенанта Генриха Зольднера. Не рассчитывал оберлейтенант Зольднер надолго задерживаться в этом городе. Доставив в крепость пленных, он уже собирался в обратный путь, но офицер, принявший русских, сказал, что с Зольднером хочет побеседовать Карл Хаусдорф¹. Это имя ничего Генриху не говорило. Под штатским костюмом высокого стройного незнакомца с орлиным носом и жёсткими усами угадывалась фигура военного: выправка, походка, жесты — всё говорило о том, что преподаватель университета, каковым представился он Зольднеру, или в недавнем прошлом или в настоящем кадровый офицер. Принял он Генриха не в кабинете, а встретил в парке крепости, и предложив прогуляться по усыпанным увядающей желтой листвой аллеям, спросил:

— Вы торопитесь в Австрию, господин оберлейтенант?

— У меня приказ: доставить русских военнопленных в крепость, и возвращаться в штаб армии, идет война.

— Рано или поздно войны кончаются миром, и те, кто сегодня являются врагами, завтра могут стать союзниками. Не хотите ли поработать с русскими военнопленными? Говорят, Вы неплохо знаете русских?

— Я служу в армейской разведке, знать противника — моя обязанность.

— Я в курсе, потому и обращаюсь к Вам. Мне нужны из числа русских офицеров несколько надёжных человек, способных выполнить определённую миссию у себя на родине.

— Хотите, чтобы я отобрал кандидатов для вербовки?

— Нет, нет, это не совсем то. Мне нужны не агенты, а союзники, единомышленники. Нам видится будущее Германии в союзе с Россией и Японией. Здесь, в Ингольдштадте, находится филиал «Германенордена», слышали о таком?

— Не приходилось.

— Вы будете посвящены в этот орден. Нужно, чтобы идеи «Германенордена» были восприняты русскими офицерами. Мир стоит на грани больших перемен, в России нам нужны не агенты, а люди, которые станут проводниками наших идей. Это должны быть перспективные офицеры, которые в самом ближайшем будущем займут места в высшем эшелоне русской военной власти.

— Это требует серьёзной работы.

— Естественно. Поэтому я и обратился к Вам. Мне рекомендовали Вас как серьёзного, грамотного разведчика.

— Но я служу в армейской разведке, мы решаем лишь оперативные задачи, а работа, которую Вы мне предлагаете, требует политического мышления.

— Я бы сказал, геополитического. Геополитика — вот какого масштаба работу я предлагаю Вам. Здесь, сейчас закладываются основы будущего устройства мира. От нас с Вами многое зависит.

То, что предлагал ему Хаусдорф, было бы несомненной удачей, нет, не для Генриха Зольднера, а для офицера русской разведки, Андрея Николаевича Краснова. Тогда он ещё не знал, что всего через пару месяцев, в феврале 1917 года, на смену монархии придёт разгул демократии. Бешеным вихрем пронесётся он по улицам городов и ворвётся в казармы и окопы, и то, что ещё недавно называлось русской армией, превратится во что-то непонятное, неуправляемое, не желающее подчиняться, где назначение командиров и планы сражений будут обсуждаться на общих собраниях рот, батальонов, полков. Чётко отлаженный механизм военной разведки просто перестанет существовать.

— Мир стоит на краю гибели, разве есть у него будущее?

— Будущее всегда есть. Но не всех оно устраивает. Нас не устраивает будущее Германии, каким видит его Британия и Франция. Будущее России туманно. Политический режим неустойчив, возможно, монархия падёт. Кто будет у власти завтра? В любом случае, нам нужны люди в окружении этой власти, которые повернут политику России туда, куда нужно нам, Германии. Нам нужно жизненное пространство, и мы будем расширять его на Восток. Мы создадим мощный трансконтинентальный блок, и тогда мы будем диктовать свои условия и Британии, и Франции, и Америке. Пленные, которые находятся здесь: и русские, и французы — прошли предварительный отбор. С ними можно работать. Вам предстоит отобрать из них тех, кто понесёт наши идеи в Россию.

— Для этого нужно вдолбить им эти идеи.

— Вот именно Вы этим и займётесь. Мы посвятим Вас в «Германенорден», а Вы приобщите их. Я приглашаю Вас сегодня на заседание ордена, с этого начнется Ваша работа.

Генрих понял, что вопрос об этом назначении был решён ещё до того, как его отправили в довольно странную командировку, сопровождать русских пленных офицеров, в результате которой он стал членом тайного общества, где вызревали основы будущего устройства мира. В 1918 году на основе «Германенордена» будет создано общество Туле, названное по имени мифического острова, столицы древних ариев, а позже, оно перерастёт в тайное общество Аненербе (наследие предков), возглавляемое Гиммлером.

Из всех русских военнопленных Генрих особо выделил молодого подпоручика Михаила Тухачевского, отличающегося амбициями Бонапарта, несомненной личной храбростью, граничившей с авантюризмом, и острым, оригинальным умом.

— Скажите, господин подпоручик, — спросил его Генрих во время одной из бесед, — каким Вы видите будущее вашей страны?

— России нужно избавиться от предрассудков, отбросить всё старое, весь хлам, запретить религию. России нужна сильная личность, способная перевернуть её.

— Кого же Вы представляете в роли этой личности?

— В настоящее время в России нет таких личностей.

— А Ленин? Большевики?

— Если Ленину удастся избавить Россию от предрассудков, сделать её сводной и сильной державой, я пойду за ним.

— Вы разделяете убеждения большевиков?

— Нет, я признаю право сильного на власть, и, если такой силой окажутся большевики, я примкну к ним.

— России нужен союзник, что Вы можете сказать по этому поводу.

— Россия уже имела в качестве союзника страны Антанты, ничего хорошего из этого не вышло. Думаю, Вы правы, господин Зольднер, Германия — достойный союзник для России.

— Где же Вы видите своё место в будущей сильной и свободной державе?

— Я вижу себя во главе армии.

— Достойный ответ! Думаю, совместными усилиями мы сможем осуществить Вашу мечту.

— Это не мечта, это реальная оценка своих способностей.

— Ну, что ж, тем лучше.

В тот же вечер Генрих доложил Карлу Хаусдорфу о своей беседе с подпоручиком Тухачевским. В обширном зале крепости, где находился кабинет Хаусдорфа, было прохладно, огонь камина не давал тепла, сырость весны семнадцатого года сочилась сквозь щели узких, высоких окон. Хозяин кабинета сидел в кресле с высокой спинкой за письменным столом, он жестом указал Генриху на кресло напротив себя, и выслушав его доклад, сказал:

— Что же, весьма неплохо, достойная кандидатура для наших планов. Продолжайте работать с ним, он скоро понадобится. Временное правительство в России слишком временно, чтобы быть правительством. На него мы не можем делать ставку. Не сегодня, завтра, к власти придут большевики.

— Почему большевики?

— Больше некому.

— И Вы всерьёз думаете, что с Лениным и большевиками можно строить далеко идущие отношения?

— А почему бы, и нет? Нам не важно, какая власть будет в России, важно, какую роль в судьбе России сыграет Германия. Продолжайте работать, Генрих, обратите внимание на французов, есть ли среди них те, кто разделяет наши геополитические идеи?

— В наших геополитических идеях нет места Франции, вряд ли кто-то из французских офицеров может разделять наши взгляды на будущее устройство мира.

— Франция не должна нам мешать. И это главное. Сейчас идите, работайте. Настроение этих офицеров, когда они вернутся в свои страны, неизбежно будет иметь влияние на умы обывателей. Те, чьи государства лежат в сфере наших интересов, должны разделять наши убеждения, а те, остальные, должны быть убеждены, что мир должно устроить только так, и никак иначе.

Наблюдая за французскими пленными офицерами, Генрих обратил внимание на капитана Пьера Жерве. Что-то подсказывало ему, профессиональному разведчику, что тот отличается от обычных военнопленных, заброшенных на территорию противника волею обстоятельств. После индивидуальных бесед, Тухачевский, в среде военнопленных, всё чаще заводил откровенные разговоры о своём видении будущего России, он живо воспринял геополитические идеи Хаусдорфа. Капитан Жерве после этого довольно близко сошёлся с Тухачевским, хотя прежде не проявлял к нему особого интереса.

Генрих решил понаблюдать за Пьером. Военнопленных отпускали на прогулку в город в сопровождении нескольких невооруженных конвоиров, предварительно взяв с них подписку — честное слово офицера, о том, что они не сбегут. Так что военнопленные получали относительную свободу передвижений, хоть и под надзором. Генрих наблюдал за этими прогулками, оставаясь незамеченным, и однажды внимание его привлёк престарелый господин в чёрном, неизменно возникающий раз в неделю в одном и том же месте во время прогулок военнопленных. Из периодичности его появления и совпадения времени его прогулок с прогулками военнопленных, напрашивался вывод, что находится он здесь не случайно. Как-то раз капитан Жерве, проходя мимо этого господина, что-то спросил у него; Генрих не мог расслышать слов, но господин приподнял шляпу и удалился. Оберлейтенант Зольднер проследовал за ним, проводя его до дверей дома. Он выяснил, что по этому адресу проживает некто Фридрих Кантор, мелкий лавочник. Ничего интересного по поводу этого господина выяснить Зольднеру не удалось, и он продолжал наблюдения за прогулками капитана Жерве.

Однажды, в начале августа, во время прогулки он обратил внимание на газету в левой руке капитана. Поравнявшись с господином в чёрном, неизменно торчащим на бульваре в одном и том же месте, капитан приостановился, приподнял газету, и переложил её из левой руки в правую. Затем, проходя мимо урны, газету он выбросил, а через некоторое время, когда военнопленные уже скрылись за поворотом, к урне подошёл господин в чёрном, и подобрал выброшенную капитаном газету.

— Господин Кантор, — обратился к нему Генрих, — Вы всегда вынимаете прессу из урн, а не из почтового ящика?

Лавочник смутился, не находя что ответить, он понимал, что скрыться бегством от молодого оберлейтенанта ему не удастся, и попытался избавиться от газеты, но Генрих перехватил его руку.

— Спокойно, господин Фридрих, не делайте глупостей. Пройдёмте, присядем вон на ту скамейку, поговорим.

Они подошли к скамейке, сели.

— Покажите мне эту газету.

Господин в чёрном весь сжался, стиснул газету в руке, прижимая её к себе. Он молчал.

— Успокойтесь. Не стоит так нервничать. Я мог бы кликнуть жандармов и препроводить Вас в отделение, но я не буду этого делать, я не причиню Вам беспокойства. Просто покажите мне эту газету.

Кантор дрожащей рукой протянул газету Генриху. Развернув её, Генрих заметил на полях газеты колонки цифр.

— Что это? — спросил он. — Шифровка? От кого? Кому предназначена?

— Простите меня! Простите! — залопотал он. — Я не могу. Я не знаю, я ничего не знаю! Я просто мелкий лавочник! Меня попросили, я тут ни при чём! Поверьте!

— Я мог бы забрать Вас вместе с этой газетой в контрразведку, там расшифруют это сообщение, и станет ясно многое.

— Умоляю Вас! Не делайте этого! Я ничего не знаю, я просто передаю эти газеты господину, который за ними приходит. Я не знаю его, меня попросили.

— Хорошо. Успокойтесь, идите домой, и никому, ни под каким видом о нашей встрече не говорите. Тот господин, что приходит за передачей, знает, что сегодня она должна состояться?

— Нет, не знает. Он приходит раз в две недели, и, если есть передача, я отдаю ему.

— Когда он должен прийти?

— Через три дня, в четверг, он всегда приходит в четверг.

— Не говорите ему ничего о том, что произошло сегодня, просто скажите, что передачи не было. Газету я забираю. Если будет передача следующий раз, поступайте так, как поступаете обычно. Я больше не буду Вам мешать. Я сейчас идите, и помните: никому ни слова! От этого зависит Ваша безопасность.

Господин ушёл, а Генрих, посидев ещё несколько минут, убедившись, что Фридрих Кантор направился в сторону своего дома, вернулся в крепость и разыскал капитана Жерве.

— Господин капитан, пройдёмте во двор, хочу с Вами побеседовать.

Они вышли во двор, пошли вдоль аллеи, под сплетёнными ветвями деревьев, дающих прохладу и тень, весело чирикали воробьи, и ничего не напоминало о том, что где-то рядом шла война.

— Скоро осень, — сказал Генрих, — пойдут дожди, и от этого великолепия ничего не останется. Скоро год, как я здесь, и всё так же идёт война, а я, боевой офицер, здесь, среди пленных врагов. Вам не кажется, что я, как и Вы, здесь в плену?

— А Вы хотите на фронт?

Генрих вытащил газету и показал её капитану.

— Эту газету, господин капитан, Вы сегодня выбросили в урну. Её подобрал один господин. И вот что интересно, на её полях я обнаружил шифровку. Не объясните ли мне, кому она предназначалась?

— Шифровка? О чём Вы говорите? — искренно удивился капитан.

— Я взял эту газету на столе. Прочёл её, и выбросил в урну. На эти цифры на полях я даже не обратил внимания. Подумать только! Неужели это и впрямь шифрованная запись? Никогда бы не подумал! Может, кто-то из офицеров просто делал какие-то вычисления?

— Это не вычисления, это шифровка. И я не сомневаюсь, что написали её Вы. Это очень просто проверить. В контрразведке, думаю, сумеют её расшифровать. Заодно и определят, кому из офицеров принадлежит почерк.

— Проверьте, — Пьер пожал плечами. — Мне-то что. Я просто взял газету на столе.

— Вы действительно хотите, чтобы я обратился в контрразведку? Может быть, мы как-то по-другому решим эту проблему?

— Не понимаю Вас, оберлейтенант.

— Вы рассказываете мне о содержании шифровки, и о том, кому она предназначена, а я не обращаюсь в контрразведку. Поверьте, я не желаю причинять Вам зла. Ведь в контрразведке станет всё ясно, но тогда я уже ничем не смогу Вам помочь. Лучше расскажите всё мне, здесь и сейчас.

— Почему Вы думаете, что это лучше? Если я расскажу Вам всё, здесь и сейчас, контрразведке будет меньше работы, но чем это будет лучше для меня?

— Тем, что в контрразведку я обращаться не буду, оставим всё, как есть.

— Тогда зачем Вам всё это?

— Возможно, мне потребуется Ваша помощь.

— Чем же я смогу Вам помочь?

— Я вижу, Вы не верите мне.

— Не верю, так как не вижу Вашего интереса в том, чтобы не передавать это дело в контрразведку. Вы хотите использовать меня в своей игре, но в этом случае я должен знать, в чём эта игра заключается.

— Никакой игры нет. Просто я попал в безвыходное положение, мне нужна помощь. Я не Генрих Зольднер, я офицер русской разведки. Что произошло в России, Вы знаете. У меня нет связи, да и России уже нет. Помогать Германии порабощать свою Родину я не хочу, потому и обращаюсь к Вам за помощью, ведь Франция и Россия союзники в этой войне.

— Вы хотите попасть в Россию?

— Да, но просто сбежать я не могу. Идет война, и меня задержат при первой же проверке документов. Мне нужны явки тех, кто поможет мне попасть в Россию.

— Вы хотите бежать прямо сейчас?

— Нет, пока рано. Мне ещё не всё известно о планах Германии относительно России. Это во-первых, во-вторых, нужен случай, повод, чтобы отлучка моя из крепости не выглядела как бегство. Меня не должны искать, по крайней мене до того, как мне удастся пересечь границу Германии.

— Я помогу Вам. Если меня уже не будет в лагере, когда Вам понадобится помощь, обратитесь к Кантору. Он свяжет Вас с нужным человеком. Я предупрежу его относительно Вас.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Реальное лицо — Карл Хаусхофер, выдающийся геополитик, разведчик, генерал, преподаватель Мюнхенского университета.