Тринадцатая реальность

Геннадий Владимирович Ищенко, 2015

Смертельные удары ножом могут не только отправить на тот свет, но и стать началом другой, непохожей на прежнюю жизни. В этом смог убедиться писатель Алексей Рогов, сбежавший от унылого посмертного существования в мир другой реальности. Новое рождение на время заблокировало память, пока не появилась возможность вернуть её уже семнадцатилетнему князю Алексею Мещерскому. Перед ним открылся во многом знакомый чужой мир Российской империи 1942 года. Знания более развитого мира здесь – величайшая ценность, дело за тем, как ими распорядиться. Англия, Франция и Германская империя подготовили раздел России, который должен произойти в ближайшие годы. Разрушению Российской империи способствуют династия Романовых и продажное чиновничество. Бороться с этим в одиночку – безумие, и Алексей пытается найти тех, кто уже участвует в этой борьбе.

Глава 2

Прежде всего я обдумал своё бегство с того света и сразу же пришёл к выводу, что мне специально дали уйти, максимально облегчив этот уход. Смешно думать, что за мной никто не наблюдал, да и эти таблички на русском языке… Почему не сказали прямо, что это нужно сделать? Ничего не зная об ангелах, об этом можно было только гадать. Я не видел смысла в таких гаданиях, поэтому не стал ими заниматься, а задал себе вопрос: почему именно я. Гением я себя не считал, а посредственностью не был. Ко многому способный человек с большими знаниями и опытом. Но таких много, и я был почему-то уверен в том, что их не засылают тысячами в чужие реальности, сохраняя память прожитой жизни. И ещё я был русским. Это могло быть случайностью и не влиять на выбор, но в такую случайность не верилось. Наверняка ангелы хотели, чтобы я как-то встряхнул этот мир, иначе моё вселение не имело смысла. Мне дали понять, что нашим опекунам надоел бег по кругу с возрождением и гибелью человеческих цивилизаций, даже сказали, что причиной нашей недоразвитости является агрессивность. А чем русские отличаются от всех прочих? Если взять европейскую цивилизацию, к которой мы немного относимся, то отличие и будет в очень низкой агрессивности. Русские не столько завоевали свою огромную империю, сколько построили, включив в неё все жившие на занятых территориях народы. Мы не создавали колоний и доброжелательно относились к людям любой национальности, если они своими поступками не растаптывали эту доброжелательность. Единственными, кого в чём-то ограничивали по национальному признаку, были евреи, но их почти везде гоняли во все времена. Я не идеализировал русских, среди которых было достаточно мерзавцев, но в целом это был самый мирный из всех известных мне народов. Сделаю оговорку, что сказанное относится только к народам европейской цивилизации, которые имели возможность влиять на общемировые процессы. Нам такую возможность давали огромная, богатая всеми необходимыми ресурсами территория и высокая численность способного к любой трудовой деятельности населения, но в обеих известных мне теперь реальностях она в конечном итоге не реализовалась. И причины в обоих случаях были одни и те же, хоть и проявились совершенно по-разному. Этот мир сильно напоминал мой прежний. Говорю «мой», потому что чувствую себя больше бывшим писателем Роговым, чем вчерашним гимназистом князем Мещерским. Личность Рогова, его опыт и знания во всём превосходили то, что было у только вступившего во взрослую жизнь юноши, поэтому мои мысли и оценки были в основном роговскими.

Начнём с Америки. Латинская не интересовала мою юную половину, поэтому я почти ничего о ней не знал, а то, что вспомнилось, не выявило различий. А вот в Северной Америке они были и не ограничивались другим названием США. Ни одной из мировых войн здесь не было, поэтому Американские штаты ни с кем серьёзно не воевали. Военная промышленность развивалась, но она не шла ни в какое сравнение с тем, что было у американцев в моём мире. И доллар был только одной из валют, так что янки не могли оплачивать свои расходы печатным станком. В Африке и Азии сохранилось большинство колоний, в основном у Великобритании и Франции. Индия стала независимой, но, по-моему, только формально, потому что англичане продолжали в ней хозяйничать. Может, освободился кто-то ещё, но я о них не знал. В Китае была республика, и пока он ни на что в мире особенно не влиял. Русско-японская война началась на год позже, но, в отличие от моей реальности, в ней не было победителей. Сошлись, потопили друг у друга флоты, побили солдат и разбежались. У нас было небольшое преимущество, да и Японию трудно сравнивать с Российской империей, поэтому японцам пришлось плохо и они дольше зализывали раны. А теперь перейдём к самому главному — Европе. Те противоречия, которые привели у нас к Первой мировой войне, были и здесь, но их умнее разрешили за наш счёт. Формально Российская империя была независимой, фактически она давно потеряла свою независимость. Почти вся промышленность и финансы принадлежали французам, англичанам и прочим европейцам. Американцы в этом тоже отметились, но здешний Алексей знал только о самом факте экономического порабощения, а не о том, кто и как его осуществил. Мне было известно больше. В своё время прочёл на эту тему несколько статей, так что мог проследить всё в процессе и оперировать кое-какими данными, правда, только до первой мировой войны. Душе были доступны знания личности, вот я и перенёс их в эту голову, а память у юного князя Мещерского была такая, какой никогда не было у меня. Я без большого успеха шесть лет учил английский язык, а моя молодая половина, окончившая гимназию с отличием, свободно говорила на трёх языках. Так что можно было без труда вспомнить любые знания, которые я привнёс в это тело. Я и вспомнил.

Началось всё с Александра II с его экономическими реформами, которые открыли дорогу иностранному капиталу. Страшным бедствием стала проведённая в конце девятнадцатого века «золотая реформа» Витте, целью которой было не создание благоприятных условий для развития экономики, а обеспечение «вхождения» Российской империи в мировой рынок, развитие внешнеэкономических связей и валютное единение с Западом, что вело к полной зависимости страны от европейских бирж. В дальнейшем для поддержания золотого рубля из империи выжимали все соки, пуская на это доходы от золотодобычи, продажи зерна за границу и государственных монополий, в первую очередь от казённых железных дорог и продажи водки. Вывезенное во Францию залоговое золото позволило продавать там ценные бумаги казначейства, делать займы и привлекать в российскую экономику французские капиталы. Суммы займов росли, росли и проценты по ним. Особенно прельщал ловкий ход петербургских финансистов: они первыми предложили покупать «русские займы» на детей и молодожёнов. Ещё бы, ведь доходы по таким «детским» бумагам достигали десяти и даже четырнадцати процентов! Причём если сначала задолженность была преимущественно государственной, то в дальнейшем начался быстрый рост общественной и частной задолженности, выражающийся в передвижении за границу российских процентных бумаг и приливом в Россию иностранных капиталов для эксплуатации наших естественных богатств. Перед первой мировой войной капиталы иностранного происхождения составляли пятьдесят процентов всех вложенных в промышленность, при этом на горную, горнозаводскую и металлообрабатывающую отрасли приходилось семьдесят процентов иностранных капвложений. Иностранцам к четырнадцатому году принадлежало больше сорока процентов совокупного основного капитала восемнадцати главных акционерных банков России, причём они извлекали здесь вместо получаемых у себя на родине четырёх-пяти процентов дивиденда, от двадцати до тридцати процентов. В том же году внешний долг России (крупнейший в мире) составлял шесть с половиной миллиардов рублей. И это только по четырнадцатому году, а с тех пор прошло почти тридцать лет! Можно только догадываться о том, что творилось сейчас. Вопрос иностранного засилья был запретной темой, и не пропускался цензурой ни в одну из газет. Если об этом и говорили в Государственной думе, такие разговоры не доходили до широкой общественности. Сам Алексей об этом почти ничего не знал. Его отец как-то высказался по поводу того, что в органах высшей власти слишком много иностранцев, а от отца Веры он услышал, что многие банки дают разные процентные ставки по кредитам для иностранцев и русских. Для последних кредиты были гораздо дороже. Ещё было достоверно известно, что в Подольской и Киевской губерниях селится много колонистов из Германии, и не только на свободных землях. Когда он готовился к сдаче экзаменов, большой шум среди гимназистов вызвало назначение министром народного просвещения приехавшего из Франции Мишеля Дельмаса. По слухам, он с трудом говорил по-русски и занимался во Франции сельским хозяйством. Правду болтали или нет, но с личным указом императора не поспоришь, а на носу были экзамены. Пошумели и забыли.

Дальнейшие мои размышления прервал вернувшийся со службы отец.

— Алексей, к тебе можно войти? — услышал я из-за двери его голос.

— Да, конечно, — ответил я, поднявшись с кровати. — Заходи, отец.

Он вошёл в комнату и занял единственное здесь кресло, а я, немного постояв, сел на край кровати.

— Что ты наговорил матери? — строго спросил он. — Когда она со мной говорила, чуть не плакала!

— Извини, но я буду жить своим умом, — ответил я. — Если тебя это не устраивает, я сниму квартиру.

— А чем будешь расплачиваться? Насколько я знаю, тебе в редакции не заплатили ни копейки и могут вообще не взять в штат.

— Могут, — согласился я, — но, скорее всего, возьмут. А если даже и нет… Я устраиваю Николая Дмитриевича как зять, а он не оставит без помощи свою единственную дочь. Не хотел спешить со свадьбой и пользоваться его деньгами, но если ты не оставишь мне выхода…

— Шантаж, — задумчиво сказал отец. — Неужели она действительно так хороша, что ты готов из-за неё рвать семейные связи?

— Из-за любви люди способны на многое, — ответил я, — а связи будешь рвать ты, а не я.

— Пригласи её к нам, — сказал он. — Посмотрим на твой выбор. Только предупреди заранее.

— Подожди, — остановил я его. — Скажи, тебе известен такой человек, как Владимир Ульянов?

— А зачем это тебе? — поинтересовался отец. — Спрашиваю, потому что его давно убили. Это было задолго до запрещения партии социал-демократов и даже до начала моей службы в департаменте.

— А чем вы занимаетесь в своём делопроизводстве? — спросил я, меняя тему разговора. — Из названия понятно, что законами, но ты дома никогда не рассказывал о работе, а потом выказывал недовольство тем, как я к ней отношусь. Чем ты сегодня занимался?

— Тебе это действительно интересно? — удивился он. — Ну что же, кое-что можно рассказать. Только учти, Алексей, что такой разговор не для твоих друзей и тем более не для газеты. Занятие у меня было паршивое. У нас в Думе есть комитет по законодательным инициативам, так вот, сегодня я собачился с товарищем председателя этого комитета. Проект любого закона, если он поступает на обсуждение, сначала должен рассматриваться у нас. Это не касается сенаторов из Государственного совета, только депутатов. Фракция кадетов прислала нам на рассмотрение законопроект о легализации употребления морфия и героина. Мало им закона о лёгких наркотиках!

— И чем мотивировали? — спросил я.

— Чем мотивируют в таких случаях! — сердито сказал отец. — Нарушение свобод потребителей. Людей лишают удовольствия и нужных лекарств из-за совершенно незначительных побочных явлений. В конце концов, каждый человек вправе распоряжаться своей жизнью, а у нас дефицит бюджета. Даже не постыдились напомнить о двух миллиардах доходов от продажи водки!

— И чем всё закончилось? Ты его вернул?

— Написал заключение и вернул, только толку-то! Не та я величина. Даже если упрётся моё начальство, найдутся способы нас обойти.

— А кто его лоббирует? — задал я вопрос, уже догадываясь, что он мне ответит.

— Слова-то какие знаешь, — усмехнулся отец. — Небось, нахватался в своей редакции. Ты, Алексей, должен смотреть на мир открытыми глазами. Болтать об этом не стоит, но большая часть думских депутатов куплена ещё до их выборов. С Государственным советом сложнее, но и там есть купленные. Нужно объяснять, кто покупатели?

— Англичане и французы?

— Угадал, — кивнул отец. — Многие куплены немцами и другими. Наши соседи, как свора собак, рвут от империи куски. Если раньше им было достаточно скупать наши банки и заводы и довольствоваться тем, что иностранцы могут получить в империи за свои деньги, то сейчас у нас хотят забрать всё, включая землю. Но россиян уже больше двухсот пятидесяти миллионов, а хорошей земли не так уж много, и она вся в чьей-то собственности. Но ведь нашу численность можно и сократить! И убирают водочную монополию, а из Остзейских губерний сюда идут эшелоны со спиртом! Сволочи лифляндские! А сейчас взялись за дурь. Знал бы ты, сколько её идёт к нам через поляков. Этим и законов не нужно, лишь бы нам подгадить!

–Просвещённая и либеральная Европа! — сказал я.

— Сволочи они все! — припечатал отец. — Они либералы только для своих, а для других хуже зверей! Не получилось нас взять сталью, так взяли золотом! Ладно, что-то я разошёлся. Только смотри, не распускай язык.

Он встал с кресла и вышел из комнаты, а я опять принял лежачее положение. Разговор с отцом оставил неприятный осадок, хотя он не сказал ничего нового, кроме закона о героине. Он не коснулся в разговоре императорской семьи, хотя один намёк был. Ведь закон о легализации морфия и другой гадости лоббировал сам император. Его отец если и не был главным виновником нынешней долговой кабалы, очень ей способствовал. И во всём этом свою роль сыграла императрица Александра Фёдоровна, которая была такой же Фёдоровной, как я Папой Римским. Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадская была четвёртой дочерью великого герцога Гессенского и Рейнского Людвига IV и герцогини Алисы, дочери английской королевы Виктории. Хорошая родословная для российской императрицы? Сенатор Гурко очень ёмко охарактеризовал эту женщину следующими словами: «Если государь, за отсутствием у него необходимой внутренней мощи, не обладал должной для правителя властностью, то императрица, наоборот, была вся соткана из властности, опиравшейся у неё к тому же на присущую ей самонадеянность». И у их сына в жёнушках тоже была такая же немка с примесью крови королевского дома Великобритании и длинным именем Фредерика Луиза Тира Виктория Маргарита София Ольга Цецилия Изабелла Криста, принцесса Ганноверская, герцогиня Брауншвейг-Люнебурская. Ну назвали её Ольгой Александровной, и что это изменило? Ладно, всё это сейчас не важно, важно что же делать мне. Бороться с иностранным засильем? Это даже не смешно, а глупо, по крайней мере, если такой борьбой заниматься в одиночку. Наверное, среди дворян и промышленников много недовольных, и есть какая-то оппозиция, но я ничего об этом не слышал. И вообще я не представлял, как можно выпутаться из сложившегося положения при этой правящей династии. Выкупить всё назад уже не получится: и нечем, и просто не позволят, а других законных способов просто нет. В моей реальности большевики поступили просто, предъявив странам Антанты встречные материальные претензии за интервенцию. Потом об этом писалось много всего, в том числе и то, что в западные страны вывезли больше золота, чем требовалось для расплаты с долгами. Здесь тоже нужна смена правления, которая позволила бы скрутить европейцам кукиш. Только просто отказаться от обязательств не получится. Зная наших соседей, можно утверждать, что они без колебаний прибегнут к военной силе. И плевать им на то, что все займы уже несколько раз окупились выплатами процентов. А к такой войне нужно хорошо подготовиться, иначе быстро задавят и лишат даже видимости самостоятельности. И как готовиться при таком императоре? Я ничего не знал о состоянии российской армии, но не удивился бы, если бы узнал, что её активно разваливают. В самом деле, зачем она России? Если это так, то жаль. Я мог бы рассказать об оружии своего мира. Пусть это будут только зарисовки с описанием принципов работы, имея производство и грамотных инженеров, можно многое быстро довести до рабочих образцов. Ладно, я слишком мало знаю об этом мире, поэтому не стоит ломать голову. Во всяком случае это настоящая жизнь, а не тот суррогат, который мог затянуться на сотни лет. И в чужое тело переселилась бы только душа, а не личность. Так что буду радоваться тому, что получил. Молодость, знатность и достаток — это прекрасное сочетание. К тому же у меня в неполные восемнадцать лет уже есть любовь к замечательной девушке. После слияния личностей я во многом изменился, только эти изменения не коснулись отношения к Вере. Я по-прежнему её любил, разве что больше руководствовался в своих поступках не чувствами, а разумом. Моей молодой половине было трудно прожить день, не увидев предмет обожания, я вполне мог потерпеть до завтрашнего утра.

До ужина нужно было ждать полтора часа, поэтому я решил с пользой провести время у радиоприёмника. У нас в гостиной стояла довольно качественная ламповая радиола «Мелодия», принимавшая больше трёх десятков станций. Российских среди них было только семь, но я прекрасно знал английский, немецкий и французский языки, поэтому выбор программ был большой. Послушав их с полчаса, я убедился в том, о чём уже начал догадываться после слияния. Этот мир был не только технически более отсталым по сравнению с сорок вторым годом моей реальности, но и куда более скучным. Все новости, которые я прослушал, касались визитов и других поездок различных персон, их свадеб, похорон и дней рождения. Единственное интересное сообщение касалось беспосадочного перелёта двух американцев с ничего не говорящими мне именами из Нового Орлеана в канадский Эдмонтон. Полёт на две тысячи миль без посадки здесь тянул на мировой рекорд, а у нас в тридцать седьмом экипаж Чкалова пролетел в три раза больше. И так было почти во всём. И как после этого верить утверждению ангела о вреде войн? Этот мир не знал Первой мировой, поэтому не было и связанных с нею жертв и разрушений, а вместо ускорения прогресса имеет место какая-то спячка. В первый раз с момента смерти почувствовал сожаление о потерянных возможностях моего мира, до которых этому ещё расти и расти. Я так привык писать книги, набирая текст на клавиатуре и пользуясь по сети справочной информацией, что сейчас с трудом представлял, как можно работать с одной ручкой. Да и вообще…

Я выключил радиолу и собрался уйти, когда в гостиную вошла мать.

— Катя прислала письмо, — сказала она, показывая конверт. — Не хочешь почитать? Ну и зря. Представляешь, её книгу будут издавать! Она по всем скучает, а по тебе больше, чем по остальным. Спрашивает, не хочешь ли ты переехать к ней в Москву. Квартира большая, а она в ней одна. И наш дворец стоит без хозяев, только тратимся на слуг. Пусть он не в самой Москве, но всё равно…

— Ей только тридцать восемь, — высказался я о тёте. — Нужно оставить писательство и познакомиться с каким-нибудь порядочным мужчиной. Тогда не будет целыми днями сидеть одна. Или пусть приезжает погостить. Ей одной проще приехать, чем всем нам. А во дворец я съезжу вместе с Верой провести медовый месяц. Для нас это будет лучше Парижа, не говоря уже об экономии.

Мне нравилась сестра отца, но мы редко встречались, и я не испытывал к ней сильных родственных чувств. А дворец в Подмосковье давно надо было продать, как и второй в Полтавской губернии, где я был только один раз в жизни. Эта недвижимость без какой-либо пользы тянула деньги, а отец не хотел с ней расставаться. Как же, величие рода Мещерских!

— Я никак не могу привыкнуть к тому, что ты уже вырос, — сказала мама, обняв меня и прижав голову к своей груди. — Говоришь о свадьбе, а мне почему-то страшно!

Ей было страшно, а мне странно. Меня обнимала моя мама, которую я любил больше всех в семье, и в то же время я чувствовал её, как молодую и очень симпатичную женщину. Это было неприятно, поэтому поспешил освободиться.

— Все дети когда-нибудь вырастают, мама, — сказал я. — Не знаю, как будет с Ольгой, но я не собираюсь далеко от вас уезжать.

До ужина немного полежал на кровати, обдумывая пришедшую в голову мысль. Она была немного шкурной, потому что подталкивала наплевать на борьбу за идеалы до победного конца и заняться устройством своего будущего. Борьба за идеалы не отменялась, просто это был запасной вариант на случай неудачи. Я вполне мог стать выдающимся учёным, изобретателем, писателем и даже певцом. В прошлой жизни у меня был хороший слух, но неважный голос, сейчас со всем этим был полный порядок, к тому же я неплохо играл на гитаре. Творческие люди ценятся в любом обществе, если они не топчутся ногами по его идеалам. Это было бы тяжело, но ради семьи я на такое пошёл бы. Возможно, мои знания и в этом случае помогут людям, пусть это будут и не россияне.

Я не хотел, чтобы Ольга приходила за мной в третий раз, поэтому пришёл на ужин немного раньше, когда Наталья только накрывала на стол. Я знал, что ей нравлюсь, хоть и был на год младше. У нашей служанки не было ни мужа, ни даже парня, и один раз она набралась смелости и предложила мне… Я тогда отказался, а потом жалел.

Девушка как-то почувствовала, что я на неё смотрю, порозовела и задвигалась быстрее. Через несколько минут она закончила сервировку и пошла приглашать мать. Вскоре мы сидели за столом и ели пудинг с домашней сметаной. Помимо пудинга на столе были бутерброды с красной икрой, а на десерт — кофе с пирожными. Когда закончили есть, я спросил, можно ли пригласить Веру на завтрашний ужин. Отец подумал и утвердительно кивнул головой.

— Приводи, посмотрим мы на твой выбор. Оля, чтобы с твоей стороны не было никаких выпадов. Испортить отношение легко, попробуй потом наладить вновь. Это жизнь брата, не стоит ему её портить. Он ведь может отплатить тебе той же монетой. Всё поняла?

— Как быстро ты поменял мнение! — недовольно сказала сестра. — Ладно, не стану я её трогать. Пусть только она сама ко мне не цепляется.

— Алексей, кто-то звонит, — сказала мама, у которой был очень тонкий слух. — Сбегай, пожалуйста, к телефону.

Тут же раздался стук в дверь, и Наталья сказала, что мне звонят. Я обогнал её в коридоре и в прихожей поднял лежащую на тумбочке трубку. Звонил мой однокашник Олег Гагарин.

— Ты не ужинал? — спросил он. — Вот чёрт! Ну ладно, что-нибудь в себя всё равно впихнёшь. Мы собрались поболтать, не хочешь присоединиться? Время ещё детское, а я сейчас пришлю машину.

— Присылай, — согласился я. — Сейчас переоденусь и выйду во двор. Назад отвезёте или возвращаться на трамвае?

— Не знаю, — неуверенно сказал друг. — Если сильно не задержимся, Виктор тебя отвезёт, а если, как в прошлый раз, то он уже уйдёт. А почему спрашиваешь? Хочешь взять ствол? Так Нинка его отберёт.

— А ты меньше болтай, — ответил я. — В прошлый раз пришлось возвращаться ночью через полгорода. Я тогда услышал от отца много интересного. А ствол не помешает, зря, что ли, платили за разрешение.

Я положил трубку на рычаг и поспешил переодеться, по пути заглянув к маме и предупредив о поездке. У Олега будут девушки, и я хотел привести себя в порядок. Пусть они мне не нужны, всё равно не хотелось плохо выглядеть. Я поменял рубашку и надел серый костюм с жилетом того же цвета. Визитка была удобнее, но этот вид пиджака начал выходить из моды, поэтому его редко носили молодые. Дополнив свой наряд чёрным галстуком, я взял со шляпной полки небольшой браунинг, быстро набил магазин патронами и вставил его в пистолет. Положил ствол в карман, забрал бумажник и поспешил обуться. По моим прикидкам, шофёр Гагариных уже должен был приехать. Машин в Санкт-Петербурге было мало, поэтому и езда на них не занимала много времени. Когда я вышел во двор, в десяти шагах от подъезда с работающим двигателем стоял «форд» Гагариных. Я поздоровался с шофёром и сел на сидение рядом с ним. В моём мире у меня не было автомашины, но я научился вождению у одного из своих знакомых. Здесь я водить не учился и автомобилями не интересовался. Десять лет назад в империи заработали два фордовских завода, которые вместе с заводом компании «Рено» и двумя заводами братьев Лопатиных завалили рынок дешёвыми автомобилями. Но отец не хотел с ними связываться и ходил до работы пешком. Все выпускаемые машины были очень похожи и внешне, и по конструкции. Они немного напоминали «Газ-69» с вытянутым капотом и зауженными колёсами на спицах. Верх, как и остальной кузов, у них был не брезентовый, а деревянный, обшитый снаружи листовой сталью, а брезентом при необходимости закрывались открытые сейчас боковины салона. Я уже ездил вместе с Виктором, но раньше не обращал внимание на органы управления, а сейчас обратил и удивился его манипуляциям с педалями.

— Для чего педали? — спросил водителя, который уже выехал на улицу, развернул машину и прибавил ход.

–Интересуетесь, ваше сиятельство? — сказал он, слегка повернув ко мне голову. — Педалей три, потому что меньше никак невозможно. Левая — это сцепление, средняя — задний ход, ну а правой можно тормозить.

Парню было скучно, поэтому он обрадовался возможности поболтать и, пока не приехали, рассказывал мне о своей машине. Управление отличалось от современных мне автомашин, но не слишком сильно, и я всё прекрасно запомнил. При случае надо будет заняться вождением.

Мы подъехали к большому четырёхэтажному дому, в котором у Гагариных была квартира, и я бегом поднялся по лестнице. Хорошо, когда ты в молодом, пусть даже хилом теле. Я перед смертью уже забыл о том, что можно так бегать. А этим телом нужно заняться в самом ближайшем будущем. Не дело быть таким слабаком.

Дверь открыл сам Олег.

— Я отпустил прислугу, — поздоровавшись со мной, сказал он. — Родители уехали в гости и взяли с собой сестру, а младший брат с книгой у себя в комнате, так что нам никто не помешает. Сегодня у нас новенькая. Пойдём, сейчас познакомлю. Бросал бы ты свою Веру и занялся ею. Не девушка — персик! Она из дворян, а отец заведует кафедрой в университете.

— Если будешь трогать Веру, поссоримся, — предупредил я. — Я не лезу в твою личную жизнь с Ниной, вот и ты не лезь в мою.

Семнадцатилетняя Ниночка Фёдорова была безбожно красивой девицей, но относилась к мещанам, что лишало её всякой надежды на брак с моим другом. Она влюбилась в Олега, чем он и пользовался всякий раз, когда предоставлялась возможность. Его отец знал об этой связи, но отнёсся к подобной шалости снисходительно и предупредил сына, что зазорным ребёнком заниматься не будет.

— Ладно, не буду я трогать твою любовь, — засмеялся Олег. — Для меня дружба важнее.

Мы с ним вошли в большую гостиную, где на двух диванах разместились гости. Рядом стояли два низких столика с вином и закусками. На правом диване сидели Нина и какая-то незнакомая красивая девушка, видимо, та самая, о которой говорил Олег. На левом расположились два парня и одна девушка. Это были Сергей Зубов, Игорь Дурасов и Лиза Аносова. Сергей учился в нашей гимназии, но окончил её на год раньше. Во время учёбы я с ним почти не общался и подружился уже позже у Олега. Это был высокий и сильный юноша с немного грубоватыми чертами лица и вечно растрёпанной шевелюрой. В нашей компании он больше слушал других, а если говорил, то только по делу. Во внешности Игоря было что-то азиатское. Это был парень примерно моего роста и комплекции, очень непоседливый и любящий говорить на любые темы. Лизе не исполнилось семнадцати и в нашу компанию она попала из-за дружбы с сестрой Олега. Она не блистала красотой, но имела хорошую фигуру и приятное лицо, усыпанное веснушками. Я считал, что они её украшают, но сама Лиза думала иначе и старалась их забеливать. Она где-то нахваталась анархизма и не скрывала среди нас своих взглядов. Мы здесь общались свободно, без чинов и оглядки на Охранное отделение. Я поздоровался, после чего Олег представил меня новой девушке.

— Это, дорогая Александра, наш Алексей. Хотел сказать, что прошу его любить и жаловать, но не могу! Этого красавчика любить нельзя, потому что он уже влюблён, а из-за вас в магометанство не пойдёт! А вот я пошёл бы!

Александра была миниатюрной девушкой с копной русых волос, тонкими чертами лица и очень большими глазами, опушёнными густыми, длинными ресницами. Смотреть на неё было приятно, я и засмотрелся, заставив девушку покраснеть.

— Не буду я его любить, — справившись со смущением, сказала она, показав улыбкой, что шутит, — но временно попользоваться можно?

Я немного растерялся от этих слов, но потом вспомнил, что здесь, в подобных компаниях, слово «пользоваться» означало только право на внимание.

–Пользуйтесь, — улыбнувшись в ответ, разрешил я и повернулся к другу: — У тебя есть кофе и что-нибудь сладкое? Не хочу пить вино.

— Может быть, коньяк? — предложил он. — Пирожные есть, но я отпустил служанку, а самому возиться с твоим кофе… И потом, какая беседа без вина?

— Лодырь, — сказал я. — Неси свои пирожные, а кофе я сделаю сам.

— Если можно, сделайте и мне, — попросила Александра. — Не хочется пить вино.

— Дурные примеры заразительны, — изрёк Олег. — Иди за мной на кухню.