Время пресыщения. Религиозная лирика

Геннадий Болтунов

Автор книги за период трудовой деятельности побывал во многих городах России и практически во всех районах Орловской области. В настоящее время продолжает трудовую деятельность. Стихи настоящей книги отличает социальная направленность, в то же время они настраивают на мажорный и философский лад.

II. Скрипичная

пародия

Не было печали

Печаль качали черти из пруда

для тех, кому могла светить звезда,

но не светила, что ничуть не странно, —

печаль всегда полна, полна тумана.

Вздыхали ангелочки вдалеке,

держа веночки, как перо в руке,

не знавшее до этого бумаги

и, потому, исполнены отваги.

Три сестрицы

Зависть, ненависть и злоба

мне вослед смотрели в оба. —

Но была моя спина,

неприступна, как стена.

Ненависть за мной с мошной? —

До чего ж народ смешной.

Кто шагает прямиком,

разве с завистью знаком?

А на встречных, если лица,

вообще не стоит злиться,

особливо молодёжь. —

Улыбаясь им идёшь.

И они, в ответ, с улыбкой,

что сестриц вгоняет в дрожь

Врут, насчёт улыбки липкой, —

ей цена-то ровно грош.

Да и то в денёк базарный,

когда с виду лучезарна.

Не баталист

Не замышлял картин объёмных,

поскольку баталистом не был,

полу-фигуры мыслей скромных

лишь прорисовывал, до неба.

Они зарницами сверкали,

поскольку были озорными.

И продолжалось так веками,

и продолжается доныне.

Вновь про одуванчики

Пух летит слегка наверченный,

словно ждёт веретена.

Прячется с утра до вечера

неба полная луна

одуванчиком просвеченным,

на свету не различишь.

По ночам лучами млечными

подметает блики с крыш.

А в подлунном мире этом

те же пуха облака,

преисполненные светом,

что пришёл издалека.

Крыши бликами ликуют

видя эту благодать.

Жизнь, красивую такую,

не взлетев, не увидать.

Скрипичная пародия

Однажды я на скрипочке

играл, пусть понарошку,

а зал от смеха всхлипывал

и слёзы лил в ладошку.

Потом слезою сладкой

зал вымазал девчонок,

которых мы, украдкой,

достали до печёнок,

копируя манеры

игры их виртуозной.

На сцене, скрипкой первой,

смотрелся я — стервозно.

Всё вновь

Меняюсь,

простираюсь

смысла мимо,

походкой мима, — с места ни на шаг.

От этого ли всё неуязвимо,

настолько, — даже звона нет в ушах.

Я всё ещё надеюсь, — будет вновь,

как только время вещее наступит,

явление, которое — любовь.

Душа найдёт, когда глаза потупит.

И всё-таки меняюсь. С кем, на что?

Вопросы остаются без ответа,

нелепые, как будто конь в пальто,

а может быть и заяц, без билета.

Да леший с ними. Я — неуязвим.

Все язвы мира не во мне, снаружи.

Не возражаю — гусь, но третий Рим

мне не спасти, и я ему не нужен.

Жизнь по спирали, кажется — всё вновь.

Крестись, дружок, чтоб мёдом не казалась,

соринкой чтобы сразу в глаз, не в бровь,

попутчицей была, а не вокзалом.

Накануне забытья

Сяду я себя забуду…

Геннадий Шпаликов

А ведь ты была права.

Захотелось мне покоя,

привыкаю забывать

сам себя и всё такое.

Вот уже, никак вчера,

позабыл, что ветер светел,

вспомнил вечер у костра

поутру, под скрипы ветел,

но полсотни лет спустя.

Стал, как малое дитя

сочинять, что годы были,

но успели полинять.

То, что вместе подзабыли,

тщетно порознь вспоминать.

В забытьи, а не из лени

стал вытягивать слова,

словно чурки из поленниц,

под названием дрова.

Несмотря, что быт суров,

я не помню облик дров,

кроме тех, что наломал.

Для чего — не понимал.

И теперь не понимаю,

когда время истекло.

Говорят, — грядёт зима и

надо людям дать тепло…

Жаль, хотя не для укора,

забывает голова

твои тёплые слова

посредине разговора,

а из глубины двора

начинает ухмыляться

расставания пора,

где секунды долго длятся,

доползают до минут

и секут, секут, секут

прежней памяти края

накануне забытья.

А совершенства нет

Явилась заполночь, украдкой

и тихой сапою зима,

рулон внесла из ваты сладкой

и расстелила на дома,

на переулки, огороды,

хватило даже на большак,

слюдою высветлила воды,

крахмаля обступивший мрак.

Но, миновав седой рассвет,

растаяла степенно вата

и в полдень стали торовато

ручьи сплавлять её в кювет.

Сплошной голяк, — заметил к ночи,

морозец, протирая очи,

и не припомнивши примет,

воскликнул: совершенства нет!

Но варежку не разевать

решил, чего б там ни случилось,

стал лужицы лакировать

и это, с блеском получилось!

Жаль, совершенства в мире нет…

Что-то тлело

Ночью небо грохнулось на крыши,

заискрила молниями тьма,

грохот был на всю округу слышен,

сразу воцарилась кутерьма.

Многие метались угорело

от окон до двери: Бог спаси.

В стороне востока что-то тлело,

продвигаясь в сторону Руси.

Брода нет

Брода нет

там, где не бродит

ни вино, ни пешеход,

но щемящий свет исходит

из непознанных ворот.

Там огонь неопалимый,

там сиянье медных труб…

реют души нам незримо,

только облачно из губ

и ознобно, отчего-то,

где туннельный переход,

в миг ухода от колготы,

у непознанных ворот.

Всем, кто выжил

Зло бессмертно или нет?

Жизнь всегда для зла дилемма?

Вечен ли он, этот свет,

или тот, и в чём проблема?

Если выбор есть, то где,

или кто за нас решает?

Вилы пишут по воде,

сомневаться разрешая,

в миг прочтения письма,

всем, кто выжил из ума.

В необъятные дни осенние

Катит жизнь, как по жиже, трудно,

ощущение предпростудно.

Сердце бьётся, но бьётся пташкой,

словно спутано под рубашкой.

Никого кругом во спасение

в необъятные дни осенние,

будто необитаем остров.

Кто-то сердце рвёт клювом острым…

Время ангелам помолиться,

от молитвы светлеют лица,

и повозки по скользкой жиже

подплывают к судьбе поближе.

Ой, судьба, остуди мне ладошкой лоб,

погоди отправляться по миру.

Всё серьёзное — понарошку чтоб,

клоунадою, первым номером.

Ещё живой

Когда на видео узрел

себя, со стороны, то понял,

что безвозвратно постарел,

но, слава Господу, не помер.

А понял как, что был живой? —

Нимб не сиял над головой.

Голгофа

Предновогодних пожеланий вёрсты

уводят вдаль и скоро приведут

туда, где во Христе все братья, сёстры,

и где меня, заблудшего, не ждут.

Заметив, что мой взгляд голубоокий,

как у Христа, а я — не здешних мест,

повесят на меня свои пороки,

уверенные, что на мне их крест.

Вот, вот и завопят они: «Распять!»,

и палец вниз опустят, словно знать,

поскольку знаю корни этой знати:

Конец ознакомительного фрагмента.