Утерянный мир. Три пути

Геннадий Андреевич Харламов

Люди веками ждали конца света. Но когда он наступил, оказались к нему не готовы. Ясно одно: жизнь никогда уже не будет прежней. Выжившие сбиваются в группы, чтобы вместе бороться за жизнь с новым миром и друг с другом. Испытания нового оружия или суд Божий? Если это война, то с кем? Это и предстоит узнать читателю. Книга содержит нецензурную брань.

Редактор Наталья Сергеевна Емельянова

Корректор Наталья Сергеевна Емельянова

Дизaйн обложки Кристина Александровна Харламова

Иллюстрaтор Екатерина Алексеевна Глушко

© Геннадий Андреевич Харламов, 2022

ISBN 978-5-0056-2007-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1.

Вспомнить все

Темнота…

Мне холодно, очень холодно и мокро.

С трудом удается открыть глаза — яркие солнечные лучи мгновенно ослепляют и заставляют закрыть их снова, я по-прежнему лежу, лежу в высокой и густой траве. Сильная слабость не дает мне даже повернуться на спину. Как же болит голова! Что со мной произошло? Черт, слишком много вопросов, в голове — низкий и противный шум. Как будто к ней приставили два динамика и включили звуки помех на максимальную громкость. Пытаюсь приоткрыть глаза и, спустя некоторое время, удается открыть их и осмотреться. Я, действительно, лежу в траве, от утренней росы вся одежда влажная. Попытка встать увенчалась успехом лишь со второго раза. В глазах мгновенно потемнело; переборов себя, привстал на колени, затем на одну ногу, затем и на вторую. Каждое движение давалось с трудом и сопровождалось головокружением и пульсирующей болью в области затылка. Осмотрел себя: спортивные штаны порваны, кожа на левом колене стерта, ярко-желтая футболка целая, с отвратительным запахом пота. На затылке — запеченная кровь, во всяком случае, понятна причина головной боли. Я стою в поле — с одной стороны неширокая, посыпанная гравием, дорога. За дорогой — густой и дикий лес. Не видно никаких признаков цивилизации, людей, машин, домов. Слышно лишь пенье птиц и шелест листвы от легких порывов ветра. Не помню, сколько стоял так, жадно вдыхая воздух. Внутреннее спокойствие резко нарушил стремительный приступ панической атаки. Я не помню… Твою мать, я не помню ничего: ни кто я, ни где я, не помню, что со мной случилось и как я здесь оказался, что за дерьмо?! Волнение нарастало, отчаянные попытки напрячься и вспомнить хоть что-нибудь не увенчались успехом, в голове — полнейшая темнота, где-то там, в глубине коридоров подсознания, были заперты все воспоминания, они по-прежнему там. Так, надо взять себя в руки и выбираться отсюда.

Минуя десяток метров и преодолев небольшой подъем, я вышел к дороге, которая, находясь на небольшой возвышенности, разделяла лес и поле. Я стоял и внимательно смотрел в обе стороны, чтобы понять, куда идти, и лишь спустя время заметил важную деталь: в паре десятков метров лежала перевернутая машина, тщательно прикрытая со всех сторон высокой травой.

— Отлично, хотя бы понятно, как я здесь очутился, — сказал я вслух.

Я направился к машине, одновременно ощупывая карманы штанов. К сожалению, единственное, что мне удалось там отыскать, — это размокшую от утренней росы карточку с подземного паркинга какого-то торгового центра. Все, что мне удалось разобрать, — это рекламу кинотеатра на одной ее стороне и дату заезда в паркинг на другой — 2 июня 2025 года.

— Фак, дата ни о чем мне не говорит, я не помню год, я говорю сам с собой; но есть и хорошие новости: я умею читать, — отшутился я.

Обойдя вокруг машины и внимательно ее осмотрев, я пришел к заключению, что, раз уж мне не удастся дальше ехать, необходимо обыскать салон и багажник и выдвинуться в путь куда-нибудь. Основной целью поисков были мобильник и документы.

Бока машины оказались знатно помяты, однако водительская дверь была приоткрыта, опустившись на колени, я заполз внутрь, усевшись в позу йога на крыше, между передних сидений я начал осматриваться. Внутри был полнейший бардак, вещи разбросаны по салону, стойки подмяты. Все это свидетельствовало о множественных кульбитах, предшествующих окончательной остановке на крыше. Старенькая черная «десятка» отдала свою жизнь, чтобы спасти мою. У меня не было чувства, что это моя машина, но и сомнения, что я был за рулем, также отсутствовали. Отложив в сторону несколько пакетов из «мака» и пару картонных стаканов, я заметил черный матовый мешок. Развязав узел, я обнаружил сухую одежду, полный комплект, включая трусы, носки и обувь. Для того чтобы переодеться, пришлось выползти на улицу. Я внимательно рассмотрел вещи — мой размер, однозначно — мои! Костюм, похожий на те, в которых ходят на охоту и рыбалку, кепка с откидной защитной сеткой и черные берцы.

«Какой кайф перестать трястись от холода», — подумал я. Порывы хоть и летнего, но утреннего и еще достаточно прохладного ветра, казалось, пронизывали меня насквозь, заставляя каждый раз вздрагивать. И вот, когда мокрая, грязная и вонючая одежда была уложена в пакет, я полез обратно в машину. Усевшись на свое место на крыше, я начал поиски с обыска карманов, которые явно не были пустыми. Все, что мне удалось найти: складной острый нож с брелоком в виде мини-компаса — из тех, которые продаются на маркетплейсах за копейки, хорошая бензиновая зажигалка в рабочем состоянии, небольшой карманный фонарик и мультитул — увесистый, «дорогой, качественный», решил я. На этом содержимое карманов закончилось, и я приступил к дальнейшим поискам. В самом салоне больше не оказалось ничего интересного: в бардачке несколько дисков, полупустая пачка сигарет, дешевая зажигалка, файл с бумагами и старый ежедневник за 2015 год. В документы на машину и в права был вписан только один человек: Меньшенин Александр Иванович, 25.01.1991 года рождения.

— Не я, — грустно вздохнул я, вглядываясь в свое отражение в зеркале заднего вида и отчаянно пытаясь найти какие-то сходства с человеком на правах.

Ключи были в замке зажигания, выдернув их, я выполз на улицу и направился к багажнику. Крышка оказалась не повреждена, а и легко поддалась. Все содержимое мгновенно выпало на траву. Увесистый коричневый рюкзак, прозрачная канистра с жидкостью без этикеток, антифриз и небольшая лопатка. Все внимание было приковано к рюкзаку, я открывал его с огромной надеждой, открывал, как будто там лежат все мои воспоминания. Внутри лежали несколько упаковок армейских галет, десяток консервных банок, пустая фляга, аккуратно свернутый и обвязанный, как подарок, спальный мешок. Утратив надежду найти что-то по-настоящему ценное, я вдруг заметил небольшой силиконовый мешок, внутри которого лежал смартфон. Радости не было предела — трясущимися от нетерпения руками я взял телефон, но он никак не включался, я помнил, что для разблокировки его надо всего лишь поднести к лицу. Но сколько бы я ни нажимал на кнопку включения, не происходило ничего. Просидев, раздосадовано разглядывая телефон, я переключил свое внимание на консервы. Не знаю, сколько сейчас времени и когда я ел в последний раз, но жуткое чувство голода мучило меня. Неподалеку я нашел небольшой ручеек, вода выглядела прозрачной и пригодной для питья. Я наполнил флягу и вернулся к автомобилю, выкопал небольшую ямку и развел костер, сам уселся на рюкзак. Вскипятив воду и разогрев слегка консервы, умял все за считаные секунды.

«Так, нужно выбираться отсюда, главный вопрос — в какую сторону идти», — размышлял я.

В результате, пошел в сторону, противоположную направлению машины. Логика была простая, я явно ехал на природу, явно из дома, был в обычной одежде, а лесной костюм чистый и сухой, значит, воспользоваться им не успел, не доехал? Скорее всего, да. Решено. Затушив костер, собрав все вещи в рюкзак, я двинулся в путь. Поскольку я не имел ни малейшего представления, где цивилизация и сколько мне предстоит идти, мой оптимизм находился чуть выше уровня грязи на моих ботинках. Дорога была покрыта мелким гравием, в котором периодически встречались крупные камни, обочина отсутствовала, края дороги плавно переходили в кюветы по обе стороны, что делало передвижение по ней крайне некомфортным. Я поднимал пыль, которая порывами ветра в спину опережала меня, заставляя входить в это облако, зажимая нос рукой, ноги ныли от усталости, и я периодически спотыкался о крупные камни. Я пытался сконцентрироваться, но каких-либо разумных объяснений найти просто не получалось. Надежда поймать попутку таяла с каждой минутой. Солнце покинуло зенит еще во время моего обеда, и сейчас отчаянно стремилось к закату. Я предположил, что сейчас около пяти вечера, за весь день я не видел ни души, все это наталкивало на неутешительные мысли о том, что я забрался достаточно далеко. Я остановился — перспектива идти в такой глуши ночью меня не устраивала. Я решил вернуться к машине и переночевать там, а с первыми лучами солнца продолжить свой путь. Прошел я немного, километра три-четыре, и достаточно быстро оказался возле автомобиля. Летом день намного длиннее ночи, но в лесу темнеет все равно рано. Верхушки высоких деревьев поглощают солнце, скрывая его лучи в густой чаще. Я развел костер на старом месте и решил пополнить запасы воды. По пути к ручью мне попадались ягоды и редкие грибы, и если что-то я делал на автомате, абсолютно уверенный в своих действиях, то съесть найденное я опасался. Вернувшись с полной фляжкой воды и сухими ветками, я уселся около костра, прислонившись спиной к двери машины. Языки костра возвышались над ямкой, в которой он был разведен. Ветки, сложенные домиком, потрескивали. Несмотря на жаркий день, после захода солнца становилось прохладно, я вытянул ноги к костру и попивал горячую воду. Я чувствовал себя максимально оторванным от мира, от цивилизации. Ощущение одиночества усиливало отсутствие людей и животных, слышалось лишь пение птиц, но никого не было видно, ни одной живой души. Кромешная темнота сжималась плотным кольцом вокруг меня, костер оставался единственным источником света и тепла. Веки начали тяжелеть, я заполз в машину, разложил на крыше спальный мешок и закутался в него.

* * *

Яркий свет ударил прямо в глаза, я проснулся в светлой комнате на диване. Отлично себя чувствовал, потянул руки вверх и встал. Долго не мог понять, что за странный сон мне снился, и какое-то время пытался проанализировать его, перебирая в голове подробности. Мне и раньше снились кошмары, но подобная детализация присутствовала впервые. Я приложил руку к затылку в поисках крови и, ничего не обнаружив, направился на кухню. Заварив крепкий кофе, я подошел к окну. Во дворе все было абсолютно обычно, взрослые спешили на работу, пенсионеры сидели на лавочке во дворе и что-то обсуждали, активно жестикулируя руками, дети бегали по двору, гоняя мяч. Приняв душ, я начал собираться на работу. Надев черные джоггеры, ярко-белые кроссовки и белое поло, внимательно осмотрел себя в зеркало в полный рост, нет, это все не подходит, сегодня важная встреча, покопавшись в шкафу, я решил сменить свой наряд на черные брюки и белую рубашку с коротким рукавом. «Теперь то, что надо», — радостно подметил я, подмигнув своему отражению в зеркале. Уверенным шагом направился в комнату, распахнул окно, сделал несколько глубоких вдохов и… прыгнул вниз. Чем большую скорость я развивал, тем быстрее билось сердце, все вокруг расплывалось в глазах, а асфальт стремительно приближался, несколько секунд — и удар…

Я дернулся, ударившись головой обо что-то мягкое, и открыл глаза. Я лежал в расстегнутом спальнике на крыше перевернутой машины. Я спал, как убитый, вчерашний день знатно меня утомил, за окном уже был день, живот яростно урчал, издавая пугающие звуки. Поедая пачку галет и запивая их остывшей за ночь водой, я анализировал вчерашний день, абсолютно все случившееся вчера я помнил, но шагнуть в свои воспоминания дальше я не смог. Перекусив и собрав все вещи, которые могли пригодиться и которые я был в состоянии унести, я отправился в намеченную еще вчера сторону.

Я шел несколько часов без остановки, но окружавший меня пейзаж не менялся: все та же неровная дорога, все тот же лес, иногда чередуясь с полем, окружал меня со всех сторон. В какой-то момент мой взгляд привлекла тропинка вглубь леса, внутренний голос отчетливо приказал пойти туда, и я подчинился ему. Надежда поймать попутку за полтора дня окончательно покинула меня. Я шел по узкой тропинке, вокруг жужжали насекомые и пели птицы; я был полностью погружен в свои мысли, поэтому тень сбоку заметил в последний момент.

В паре десятков метров справа от меня хрустнула ветка, краем глаза я заметил какое-то движение. Я остановился и медленно повернул голову — это был огромный лось, около двух метров в высоту, с широкими и красивыми рогами. Лось прекратил жевать ветки с ягодами и пристально смотрел на меня. Не двигаясь, я делал то же самое. Так мы простояли несколько секунд, глядя друг на друга. Ступор прошел, я зачем-то приветственно кивнул головой и стал двигаться по тропинке боком, не сводя с лося глаз. А он смотрел на меня, такой большой и красивый. Во мне боролись чувства восхищения и беспокойства, я не помнил, как нужно реагировать на подобные встречи, и грозит ли мне опасность, насколько лоси миролюбивы? Когда я отошел на достаточно большое расстояние, лось отвел от меня взгляд и продолжил трапезу. Тропинка, по которой я шел, постепенно расширялась, со временем превратившись в просеку несколько десятков метров шириной. Мой внутренний голос меня не подвел — на границе просеки и леса стояло небольшое деревянное сооружение. Подойдя к нему ближе, я внимательно его рассмотрел: это старенький, местами сгнивший и покосившийся от времени одноэтажный домик из цельного бруса, уложенного по типу классической русской избы, мох, который когда-то служил утеплителем, теперь частично обвис, обнажив сквозные щели. Обойдя домик вокруг, я обнаружил с обратной стороны запертую деревянную дверь с большим амбарным замком.

— Скорее всего, охотничья сторожка, ну или домик лесника, — вслух предположил я.

Замок прикрыт сверху обрезанной пластиковой бутылкой, но, даже несмотря на это, он был покрыт толстым слоем ржавчины и, судя по всему, висел здесь давно. В небольшое окно под потолком плохо проникал свет, и разглядеть что-либо, кроме небольшого, освещенного солнечными лучами участка, не представлялось возможным. Это место было заброшено, решил я, не обнаружив вокруг ничего, кроме высокой травы, которая разрослась около входа. Надвигалась ночь, и домик идеально подходил для того, чтобы переночевать тут. Я нашел крупный камень неподалеку и со второй попытки сбил петлю, удерживающую замок, толкнув дверь, я вошел. Спустя несколько минут мои глаза привыкли к темноте, и я огляделся. Стены, продуваемые через щели ветром, издавали вой, пол просел, часть досок была сломана, через щели проросла трава. На полу лежали осколки стекла, которые когда-то были окном. В углу стоял покрытый паутиной самодельный стеллаж с каким-то барахлом, в другом углу стояла деревянная кровать с вырезанным на ножках узором в форме змей. На стене висела фотография в рамке под толстым слоем пыли. Я смахнул пыль, и перед моим взором предстал тучный высокий мужчина пятидесяти-шестидесяти лет, с густой темной бородой и такими же темными волосами, с небольшой проплешиной, в одной руке мужчина держал черное ружье, в другой — утку; несмотря на всю наигранную суровость, почему-то чувствовалось, что это добрый человек, внизу присутствовала подпись: «Иван Семенович Залесский, 2020 год». Я прошел вглубь домика и осмотрел стеллаж, но ничего интересного там не обнаружил.

Солнце уже садилось, и антураж сторожки медленно скрывался в темноте. На столе была наполовину прогоревшая толстая свечка в подсвечнике. Я чиркнул зажигалкой, свечка, прокашлявшись, зашлась пламенем. Я постелил спальный мешок на кровать, достал галеты, гречку с тушенкой и начал жадно поедать это, запивая остатками воды. «Запасы воды практически на нуле, и это нехорошо», — подумал я, отложив этот вопрос на завтрашний день. Я лег на спальник и почувствовал, как деревянное основание кровати трескается под моим весом. Опираясь руками, чтобы вылезти из деревянной проруби, я нащупываю тканевый сверток между кроватью и стеной. Что-то увесистое. Развернув сверток, я увидел черное ружье с фотографии Ивана Семеновича, металл немного проржавел, но, в целом, оно выглядело вполне годным. На приклад был надет коричневый патронташ с двумя патронами в прозрачной оболочке, сквозь которую можно было разглядеть массивную пулю 12 калибра, похожую на пробку от бутылки шампанского. Я взял ружье и, сам того не замечая, проверил его, оттянув цевье назад и убедившись в отсутствии патрона в патроннике, поставил на предохранитель, и, только когда я отложил его в сторону, меня осенило: «Откуда я все это знаю и умею?! Мышечная память, скорее всего». Тщательно обшарил все полки и пол, патрона было всего два, один я заслал в патронник, второй — в магазин (ружье было помповым). Я постелил мешок рядом со сломанной кроватью, задул свечку и лег спать.

* * *

Проснувшись, в первую очередь я позавтракал галетами, запил остатками воды и покинул сторожку. Яркие солнечные лучи слепили меня, солнце уже стояло в зените. Я вышел на просеку и отправился к дороге. Мне было непонятно, где я нахожусь, за все эти дни я ни разу не встретил ни одной живой души. Через несколько минут я уже вышел дорогу. Пройдя несколько километров, я увидел небольшую деревню. Старые деревянные дома стояли в один ряд вдоль дороги. Многие из них покосились, их ставни были заколочены. В деревне царила тишина — не было слышно ни звуков техники, ни животных, ни людей. Когда я проходил мимо одного из домов, то почувствовал на себе чей-то взгляд. Когда я повернулся, то увидел, как шторка на окне быстро задернулась, но мне удалось увидеть чей-то силуэт, который скрывался во тьме дома. Я остановился и, недолго думая, направился в сторону калитки, подойдя, постучал и громким голосом спросил разрешения войти. Не получив ответа, я открыл невысокую калитку и вошел во двор. Подойдя к входной двери, я еще раз постучал, в этот раз более громко и настойчиво. Дверь была открыта, и как бы приглашала меня войти внутрь. Внутри царил абсолютный порядок, видно, что здесь живут люди, в сенях у входа на полу лежал толстый половик с разноцветным узором — такими деревенские бабушки обожают украшать пол в своих избах. Осматривая помещение, я еще раз обозначил свое присутствие, но ответом мне была тишина. Сделав несколько шагов вперед, я увидел в окне чью-то фигуру, которая медленно шла по дороге между домами. Я подошел к окну и слегка отодвинул занавеску. Увиденное повергло меня в настоящий ужас: по проселочной дороге вдоль домов шел я. И в этот момент его взгляд, того, другого меня, был резко обращен в мою сторону. Я в спешке отпустил занавеску и отпрянул в угол, из которого в щель между занавеской и окном мне по-прежнему было видно фигуру этого человека. Другой я какое-то время стоял напротив дома, после чего окликнул: «Эй, хозяева, есть кто дома?» Я в ужасе сидел в углу, пытаясь понять, что происходит, я думал, что схожу с ума, мою панику прервал стук во входную дверь. Спустя мгновение дверь приоткрылась, я услышал шаги. В дверном проеме появилась фигура, моя фигура, черт побери, это действительно был я. Какое-то время фигура стояла неподвижно и осматривала комнату, после чего взяла ружье и выстрелила в меня. Я проснулся в холодном поту.

Вторую ночь подряд меня мучили кошмары, я сидел на спальном мешке, пытаясь проанализировать свой сон, что, к слову, не удавалось совсем. Я позавтракал, свернул спальный мешок и покинул сторожку, прихватив с собой ружье — на всякий случай, почему-то думал в тот момент, что его владельцу оно больше не нужно. Я шел уверенно в сторону дороги, а когда проходил место встречи с лосем, то замедлил шаг. В том месте, где стоял сохатый, был слышен шум ручья. Изможденный жаждой, я упал на колени, начал пить воду из ладоней, жадно глотая ее и наполняя руки снова и снова. Вдоволь напившись, я наполнил флягу и продолжил свой путь. Когда я шел по лесу, то неоднократно ловил себя на мысли, что звуки природы успокаивают меня, я отвлекался от своих мыслей и просто наслаждался звуками и запахами летнего леса. Я даже не заметил, как вновь вышел на дорогу и продолжил свой путь. Пройдя несколько часов и изрядно утомившись, я остановился, шокированный увиденным. Моему взору открылась небольшая деревня, домов 10, не больше, дома были расположены в один ряд вдоль дороги, как в моем сне. Какое-то время я стоял на месте как вкопанный, пытаясь найти этому логическое объяснение, но сделать это мне так и не удалось. Взяв ружье в руки, я медленно направился в сторону деревни. В нескольких десятках метров от первых домов стояла покосившаяся табличка: «Полевое».

ШШМШ

Я вошел в деревню, да, она, действительно, выглядела заброшенной, но совершенно не похожей на ту, что я видел во сне. Четыре домика оказались совсем разрушенными, остальные, хоть и выглядели потрепанными и нежилыми, но все же держались, из последних сил сохраняя свой первозданный внешний вид. Я решил обыскать дома в поисках чего-нибудь полезного. В разрушенные дома заходить не стал, побоявшись окончательного разрушения крыши. В нескольких уцелевших домиках найти что-то кроме посуды и мебели мне не удалось, а вот в следующем меня ждал настоящий сюрприз. Я подошел к невысокому палисаднику, синяя краска на нем выцвела или вздулась, и отпадала волнообразными пластами, в палисаднике, кроме цветов, росло множество сорняков. Высокие деревянные ворота изрядно покосились и стояли, накренившись в мою сторону. Открыв их с огромным усилием, я попал на придомовую территорию, но ничего интересного там не обнаружил: из сооружений — небольшой сарай, который стоял с распахнутыми настежь воротами, открытыми в мою сторону, благодаря чему я видел, что внутри ничего нет. По правую руку была дверь в избу, толкнув ее, я вошел в дом, одна-единственная комната располагалась прямо передо мной. В углу комнаты я увидел человека. Он сидел на полене, спиной ко мне, за хлипким деревянным столом, одной рукой водя по столу, а другой подпирая голову. На мое присутствие он явно не обращал никакого внимания.

— Добрый день! Извините за вторжение, не знал, что здесь кто-то есть… — громко проговорил я, ожидая какого-нибудь ответа. Но ответа так и не последовало, человек, не обращая на меня никакого внимания, продолжал сидеть и что-то делать на столе. Из-за его расположения я видел только, как его рука, то замедляясь, то ускоряясь, водит по столу. Голова была опущена.

— Вы меня слышите?! — повторил я более громко и настойчиво. Тишина. Радость от обнаружения кого-то живого уже перерастала в беспокойство. Я снял ружье с предохранителя и медленным шагом направился в его сторону, наставив помпу на его спину. Сблизившись на расстояние в полтора метра, я медленно вытянул оружие вперед и дотронулся до человека концом ствола. Он дернулся и моментально повернулся в мою сторону. Это был обросший бородатый мужичок лет сорока, его лицо было усеяно глубокими морщинами, большинство зубов отсутствовало, а на шее имелось множество небольших шрамов. Его темные глаза испуганно бегали, осматривая меня с ног до головы. Это продолжалось несколько секунд, после чего он оттолкнул ружье и залез под стол, что стало для меня полной неожиданностью. Абсолютно растерянный, я склонился на колено и заглянул под стол: он сидел в дальнем углу, обхватив свои ноги руками, из глаз текли слезы, а губы шевелились, произнося беззвучные слова.

— Послушайте, извините, если чем-то напугал вас, я не специально, я попал в ДТП недалеко отсюда и уже несколько дней не могу ничего вспомнить и выбраться.

Рассказав ему свою историю в двух словах, я замолчал и стал ждать какой-нибудь ответной реакции. Человек перестал шевелить губами и медленно повернул свою голову в мою сторону. Какое-то время он смотрел на меня, после чего медленно выполз из-под стола, я сделал несколько шагов назад, а человек уселся на стоящее перед столом бревно и продолжил внимательно на меня смотреть, не говоря ни слова. Я почувствовал себя актером на сцене и, не дождавшись реакции, продолжил свой монолог, рассказав, как очнулся, ночевал в перевернутой машине, как ждал попутку и два дня шел по усеянной камнями дороге. Все это время мой неразговорчивый собеседник очень внимательно слушал каждое мое слово, периодически шевеля губами и беззвучно повторяя отдельные слова из моего рассказа, что, признаться честно, меня очень злило, но виду я не подал. В конце моего рассказа он вытянул руку вперед и медленно прикоснулся к концу ствола, после чего отдернул руку, как человек, который обжегся при прикосновении к горячему чайнику.

— Мне нужно в больницу, от вас можно позвонить, зарядить телефон? Ну или хотя бы просто подскажите, где больница ближайшая, — продолжал я, не теряя надежду. Говоря это, я окинул взглядом комнату в поисках розетки, но, ничего не увидев, остановил свой взгляд на хозяине дома. Он наклонил голову к плечу, но продолжал внимательно смотреть на меня, после чего начал смеяться и хлопать в ладоши. Я окончательно потерял надежду, развернулся и пошел к выходу. Уже на пороге я услышал в свой адрес:

— ШШМШ, — сказал хозяин дома.

— Что, простите? «Не расслышал», — сказал я и повернулся.

Хозяин дома подошел ко мне уверенной походкой, после чего повторил:

— ШШМШ, — в интонации чувствовалось недовольство тем, что я не могу понять посыла.

— ШШМШ шш пш мммм, — сказал человек, после чего подошел ко мне, взял меня за руку и куда-то повел, я не сопротивлялся лишь потому, что абсолютно не ожидал такого поворота. Мы вышли во двор, после чего он показал пальцем вдаль — туда, откуда я пришел. На горизонте виднелось облако пыли, приглядевшись, я увидел зеленый уазик. Я был очень рад и победоносно вскинул руки вверх, хозяин дома почему-то не разделял мой оптимизм, закатив глаз и слегка покачав головой, потащил меня обратно в дом.

— Что вы делаете?! Дайте мне с ними поговорить, может, они смогут подвезти меня, — раздраженно говорил я. В этот момент человек отодвигал свою кровать в сторону, делая это с явным беспокойством, под кроватью была небольшая крышка погреба, отодвинув которую хозяин показал мне жестами лезть туда.

— Что?! НЕТ! Что здесь вообще происходит, ты можешь нормально объяснить? — решительно сказал я. Человек выставил свои руки ладонями ко мне и немного потряс их, его глаза бегали, он был явно напуган. Он показал пальцем на меня, а затем в погреб несколько раз, после чего одной трясущейся рукой указал в сторону приближающейся машины, а другой провел у себя по шее, после чего сложил их на груди ладошками и, уже умоляя, мыча что-то на своем, смотрел в погреб. Я не могу объяснить, почему я подчинился человеку, с которым познакомился пятнадцать минут назад, и залез в незнакомом доме в незнакомый подвал — непонятно зачем. Но внутренний голос велел мне подчиниться, что-то в интонации и жестах этого человека показалось мне убедительным, искренним. Он явно знал того или тех людей из уазика и боялся их, так сыграть испуг не сможет ни один актер. Как только моя голова опустилась ниже уровня пола, крышка надо мной захлопнулась, после чего на мгновение наступила тишина, основной свет, который поступал в погреб, скрылся под ковром, а скребущиеся звуки дерева о дерево, дали понять, что кровать заняла свое место. Здесь было не так уж и темно, десятки тоненьких лучиков дневного света просачивались через множественные щели в полу. Мои глаза привыкли достаточно быстро, мне удалось осмотреться. Погреб оказался небольшой, квадратной формы, в несколько шагов. В углу лежала теплая шуба, из-под которой выглядывали банки с овощами. Хозяин дома, задвинув кровать, сел на свое место. Он явно нервничал, его руки постукивали по столу. Я услышал звук подъезжающей машины, тарахтящий уазик поравнялся с домом, еще немного прорычал на холостых оборотах и затих. Через минуту я услышал скрип двери и шаги.

— Кривуля, здорова! Чего не встречаешь?! Не рад, что ли? — произнес бодрый голос гостя. Он показался мне наигранным и лицемерным.

— М-м-м, — ответил мой знакомый.

— Ты видел кого-нибудь в последнее время?

— М-м-м, — отрицательно кивнул хозяин дома.

— В восьмидесяти километрах отсюда лежит свежий перевертыш, ты ведь понимаешь, что будет, если ты меня обманул?

Я услышал глухие звуки ударов.

— Как я погляжу, воду ты тоже не принес, — продолжал гость.

Кривуля шаркающими шагами вышел из избы, а гость остался внутри. Он продолжал ходить из одного угла в другой, мне стало интересно посмотреть на него, я медленно, стараясь не издать ни звука, сделал несколько шагов вперед.

Когда он отошел в дальний от меня угол, то между щелей в полу я смог увидеться его. Невысокий и худощавый, с ямочками на щеках, гладко выбритый молодой парень лет двадцати. Он стоял, скрестив руки на груди. Какое-то время постояв, глядя в окно, он продолжил медленно вышагивать из угла в угол, как ходят животные в клетке в зоопарке. Прозвучал скрип калитки, гость посмотрел в окно и быстрыми шагами вышел из избы. На какое-то время в доме воцарилась тишина, которую прервал рев мотора и звуки удаляющейся машины. Хозяин дома зашел в избу, его я узнал по шаркающим неторопливым шагам. Прошло еще несколько минут, и я выбрался наружу, не видя смысла что-либо спрашивать у хозяина, я поблагодарил его и начал собираться в путь. Кривуля, понимая это, попросил меня жестами пойти с ним. Мы зашли в амбар, который находился в дальнем углу двора, он практически полностью сгнил. Мгновение спустя мы извлекли оттуда старенький ржавый велосипед, что меня очень обрадовало. Эти несколько дней пешком меня существенно утомили, и подарок оказался как нельзя кстати. Я выбрался на дорогу и продолжил свой путь.

В эти дни я чувствовал себя сумасшедшим, все мои действия были рефлекторными, какие-либо воспоминания по-прежнему отсутствовали. Сегодня было не особо жарко, в отличие от предыдущих дней, ветерок дул мне прямо в лицо, а подъем наконец-то сменился пологим и длинным спуском, мне практически не приходилось крутить педали, велосипед шел накатом. Я любовался природой, но из головы не выходило множество вопросов: что с моей памятью и кто был этот паренек на уазике, почему Кривуля меня от него прятал, зачем он меня искал и в какую сторону потом уехал? Ощущения страха перед ним у меня определенно не было, скорее это было чувство беспокойства от неизвестности. Темнело, солнце практически полностью скрылось над высокими кронами деревьев. Вдали показалась заправка, я подумал: «Это очень хорошо, наверняка там можно подзарядить телефон и уточнить, где я нахожусь и как попасть в больницу». Но чем ближе я приближался к заправке, тем больше нарастало разочарование. Это была небольшая АЗС на четыре колонки, но с супермаркетом. Свет не горел, внимание на это я обратил, только когда доехал и слез с велосипеда. Стекла были частично выбиты, и вместо них были вклеены скотчем листы картона. Я вошел внутрь, уже существенно стемнело, с помощью фонарика осмотрел помещение. Здесь валялось много мусора, полки были пустыми, в середине стояло железное ведро, поверх краски расположился большой слой нагара, потрогал рукой — холодное. Дверь в служебное помещение была приоткрыта, внутри стояла непроглядная темнота — эта небольшая комната без окон была полностью пустой. Я решил ночевать здесь, расстелил спальный мешок за прилавком и лег. Под прилавком, у пола, увидел розетку, надежды было мало, но я решил попробовать. Достал телефон, зарядку и включил вилку в розетку, я вглядывался несколько минут в экран, ожидая признаки жизни, но чуда не случилось, электричества не было. Поужинав, я решил спать, а утром более тщательно осмотреться, в надежде найти еду, воду и, если повезет, карту местности, мое местоположение по-прежнему было неизвестно и вызывало чувство неопределенности.

* * *

— Эй, проснись, задрал дрыхнуть! — услышал я чей-то голос.

От неожиданности чуть не подпрыгнул на месте и открыл глаза. Оглядевшись, понял, что сижу на пассажирском сиденье в машине, на заднем ряду, за водителем, в окне проплывали бескрайние поля. На переднем пассажирском сидении лежал большой рюкзак, справа от меня все было загромождено кучей пакетов, из-за которых я не мог пошевелиться.

— Ну наконец-то, должны были по очереди рулить, а ты проспал всю дорогу, — сказал водитель.

С моего места мне не было видно лица водителя, он был в темной кофте с надетым на голову капюшоном.

— Где мы? — растерянно спросил я.

— Нижнее только что проехали, минут двадцать — и будем на месте, — ответил водитель.

Немного помолчав, я выдавил из себя:

— Кто ты?

— Ты в порядке? — с явным удивлением спросил водитель.

— Не знаю, скорее нет, чем да. Ты можешь ответить, кто ты и куда мы едем?

— Я-то? М-м-могу, — ответил водитель и, не прекращая ехать, повернулся ко мне.

— Кривуля, какого… — не успеваю договорить я.

Он рассмеялся и резко вывернул руль в сторону. Через мгновение машина, кувыркаясь и издавая скрежет металла, катилась по траве.

Плен

Я проснулся от звука шагов. Кто-то ходил вдоль стеллажей, медленно приподнявшись, я выглянул из-за прилавка, стараясь не издать ни звука. Между рядов ходил кто-то невысокий, мне было видно только макушку.

— Извините, — сказал я, пытаясь сделать голос мягким, чтобы не пугать человека. Но он все равно вздрогнул, выглянув между рядов, спросил:

— Кто здесь?

— Я не хотел вас напугать, я заблудился и ночевал здесь.

Человек подошел ко мне, я поднялся и оказался выше его на две головы. Он, прищурившись, осмотрел меня, после чего протянул руку и уверенно сказал:

— Я Ферка, — Видя мою растерянность, добавил: — Это цыганское имя, а кто ты?

— Я не помню, — тряся его руку, сказал я, оглядывая его. Цыганенку было около 15 лет, он был худой и невысокий, одет в какие-то лохмотья, кожа на руках была стерта, смуглое лицо — в грязи, из-за чего казалось еще более черным, а изо рта пахло тухлятиной. Но все же это был первый человек за три дня моих скитаний, с которым я говорил.

— Где я нахожусь?

— Дак э-э-э… Ленское… А ты откуда здесь?

— Я не помню, я попал в аварию недалеко отсюда.

— Черная машина на крыше? — его интонация и выражение лица явно изменились на этом вопросе.

— Да, — ответил я.

Ферка как ошпаренный рванул к выходу, сказав уже на пороге подождать его. Я же, наоборот, стоял как вкопанный, совершенно не понимая, что происходит.

На пороге появился тот самый парень, которого я видел ранее в доме Кривули.

— И долго прикажешь тебя искать? — спросил он, сплюнув себе под ноги.

— Зачем меня искать?

— Давай рюкзак, ружье и пошли со мной, — он кивнул головой в сторону выхода.

Но я не двинулся с места, чем вызвал явное раздражение моего собеседника.

— Где я? И кто ты, на хрен, такой? — сказал я, изо всех сил стараясь не выдать в своем голосе подступающее беспокойство.

Мой собеседник явно терял терпение и, в какой-то момент, выхватил из-под ремня сзади пистолет, чем заставил цыганенка испуганно выскочить на улицу, и, направив на меня, прокричал:

— Положи сумку и ружье на землю и иди за мной!

Дальше, как в тумане прозвучали два выстрела: его — в потолок, мой — в него. Ничего не помню, как руки на автомате направили на него ружье, помню, как снял его с предохранителя, помню выстрел, который заполнил звуком небольшое помещение и оглушил меня, одновременно со звуком вспышка на конце ствола, и человек, отшагнув назад, медленно сполз по стеллажу на пол. Я попал ему прямо в грудь. Сомнений в том, что он мертв, у меня не было. Я вскинул рюкзак на плечи и, опустив ружье, медленно подошел к нему, на всякий случай ткнув в грудь стволом. В ответ не было никакого движения, я находился в двойном шоке от того, что убил человека, и от того, насколько хладнокровно это сделал. В этот момент я почувствовал резкую боль в затылке от удара, картинка начала расплываться, я упал и потерял сознание.

Я определенно люблю природу, люблю походы, возможно, рыбалку и охоту, и умею обращаться с оружием. Мне около тридцати лет, рост около ста восьмидесяти пяти сантиметров, телосложение среднее. Это все, что я мог констатировать о себе на сегодняшний день.

У меня снова дико болит голова, лежа на боку, я открываю глаза, лицо щекочет трава. Чувство дежавю не оставляло меня, но нет. Вместо улицы я обнаружил устланный соломой пол в каком-то темном помещении. Единственным источником света было маленькое окно без стекла под самым потолком.

— Очнулся, деда, очнулся.

Я открыл глаза и постарался привстать. Напротив меня стоял мальчик лет двенадцати, светловолосый и очень худой, в длинной рубахе в пол и с босыми, грязными от земли, ногами.

— Обожди, — послышался низкий и медленный голос, к мальчику подошел старик, он был в похожей одежде, тоже босой, худое и вытянутое лицо было покрыто морщинами, седые волосы и густая борода. Он напоминал какого-то почтенного старца из старорусских народных сказок. Какое-то время они смотрели на меня, после чего дед сказал:

— Меня звать Тимофей Ильич, это мой внук, Егорка.

— Эм-м, я, если честно, не помню, как меня зовут и где я нахожусь.

— Ты из города, ведь ты из города? — сгорая от нетерпения, тараторил Егорка.

— Цы, кому говорю, — сказал старец, задвигая мальчика за свою спину и продолжая смотреть на меня. — Ты поднял тут немалый переполох, последние дни только и разговоров про тебя.

— Что говорят-то? — спросил я с надеждой получить ответы хоть на какие-нибудь вопросы.

— А говорят, из города живой нарисовался, так машину, как увидели, так Миша сразу своих холопов за тобой послал. Машина пустая, следов куча… эх, и наследил ты, однако.

— Кто такой Миша и что значит из города живой?! — вопросов у меня только прибавлялось.

— Да точно, ты же на голову слаб, — сказал Тимофей Ильич, прикладывая руку к виску и морща лицо.

В этот момент дверь открылась. Снаружи прозвучал низкий голос:

— Утро! На выход!

— Пошли, потом договорим, — сказал шепотом Тимофей Ильич.

Мы вышли на улицу. Это была большая территория, огороженная железным забором высотой около двух метров. В одном углу стоял небольшой одноэтажный дом из неотделанного газоблока, в другом — два небольших деревянных сарая, из одного вышли мы, из другого четыре женщины, одетые, как дед с мальчиком. Все они были в почтенном возрасте, стояли около входа в сарай и о чем-то шептались между собой, глядя на меня. Голос, который велел выйти на улицу, принадлежал очень высокому и полному мужичку лет сорока. Он не имел каких-то отличительных особенностей, кроме своих размеров. Еще двое парней — разглядеть их мне не удалось — они сидели в углу, прижавшись спиной к стогу сена, и о чем-то увлеченно беседовали, рядом с ними стоял цыганенок и молча смотрел на меня. Мгновением позже толстяк взял меня за шкирку и, практически полностью оторвав от земли, потащил в сторону дома. Он обладал просто нечеловеческой силой, это все, что мне пришло в голову. Я перебирал ногами практически в воздухе, едва доставая до земли, пока мы не подошли к входу.

— Раздевайся! — прозвучала команда в мой адрес. Прошло несколько секунд моего ступора, он, видимо, решил не дожидаться моей реакции и быстрым движением стянул с меня кофту. Не чувствуя сил сопротивляться, я покорно поднял руки вверх, чувствуя себя ребенком, которого раздевает нелюбящий родитель.

— Штаны, обувь! — пробурчал толстяк.

Я снял, не дожидаясь реакции. Я не ел уже больше суток и плохо спал, каждую ночь мне снились кошмары, которые тесно переплетались с реальностью. Сил не было.

— Все снимай!

После того как я полностью разделся, прямо в центре двора, на виду у всех, он начал меня вращать, внимательно осматривая. Я лишь прикрывал руками достоинство, чувствуя себя абсолютно нелепо. Процедура заняла меньше минуты, после чего мне было велено одеться и войти в дом. Это был очень странный обыск, думал я. Зачем это надо было делать повторно, меня уже наверняка обыскивали перед тем, как запереть. Но я заблуждался, и это был не обыск, а кое-что похуже. Мы вошли в дом. За столом сидел мужчина с ярко-рыжими волосами и такой же бородой. Он пил чай из блюдца и, кажется, не обращал на наше присутствие никакого внимания, но это только на первый взгляд.

— Михал Степаныч, привел, как вы и просили, — сказал толстяк, в его голосе звучали нотки неуверенности в себе.

— Осмотрел?

— Осмотрел, чист.

— Свободен, скажи бездельникам, пусть работают, а то замерли, как черти, чтоб их!

— Слушаюсь, — толстяк кивнул и вышел. Михал Степаныч перевел взгляд на меня, одной рукой он теребил свою бороду, другой держал блюдце, его зелены, с хитрым прищуром, глаза бегали по мне, внимательно осматривая.

— Ты проходи, садись, чего стоишь?! «Ты мой гость!» — сказал он.

— Да вроде не напрашивался, в гости-то по своей воле ходят, — ответил я, ожидая, что мой ответ его разозлит. Но он лишь ухмыльнулся и показал жестом на стул напротив себя. Я сел.

— Времена такие настали, никто ничего уже по своей воле не делает, Господь располагает. Тебя вот почему-то спасти решил, — продолжал он.

— Я не совсем понимаю, о чем вы.

— Еще бы… Мне сказали, что ты ничего не помнишь, грешником был, значит, но не потерянным, грехи твои смыли вместе с памятью, шанс дали на искупление. Бога благодари, мало кому в наше время такой шанс выпадает.

— Вы можете объяснить, что вообще происходит, где я нахожусь?

— Могу и расскажу. Люди давно перестали ценить то, что имеют, воюют, воруют, убивают. Нарушая все заповеди Божьи. Чем и вызвали на себя гнев Господень. Ад вышел наверх. Черти пожирают плоть грешников, утаскивая их с собой. У нас и так была глухая деревня, человек пятьдесят, не больше, а здесь на постоянной основе жило и того меньше. Вся наша связь с миром — телевизор да радио, ну иногда с продуктами в местный магазин экспедитор какие-то новости подкидывал. Тем утром телевизор и радио замолчали навсегда, продукты не завезли, у нас и раньше связь пропадала, но электрик из райцентра устранял, за неделю точно, а в этот раз не приехал. На второй неделе люди начали уезжать: кто в райцентр жаловаться, кто к детям, кто к друзьям, а все одно — не вернулись.

— А сколько времени с того момента прошло? Ну, как все отрубилось?

— Ну, посчитай сам, зимой началось, а нынче июнь заканчивается… с полгода, выходит.

«Бред! Какие черти? Какой апокалипсис? Что за бред?!» — подумал я, но говорить это не стал.

— Вижу, сомнения у тебя, могу тебя понять, нужно время и смирение. Новые времена наступили — темные. Но ты можешь быть спокоен, пока ты здесь, тебе ничего не угрожает. Данила покажет тебе, где ты будешь жить, и расскажет правила.

— Если я в гостях, значит, я могу уйти? — спросил я с явной долей надежды на положительный ответ. Но в ответ услышал лишь смех:

— Уйти? Не-е-ет, уйти ты не можешь, по твоим следам черти нас выследить могут, уйти нельзя, жить будешь здесь и работать, за это безопасность и еду тебе гарантирую… Данила! — прокричал он в конце своей речи, явно не желая слушать мой ответ. В комнату зашел здоровяк и жестом показал мне на выход. Я вышел на улицу, Данила положил тяжелую волосатую руку на мое плечо.

— Слушай и запоминай: каждое утро ты выходишь на работы, что делать, тебе расскажу я. Кто не работает, тот не ест. Во время работ говорить с другими нельзя, отдыхать без команды нельзя, покидать двор без разрешения нельзя. К Михал Степанычу напрямую обращаться нельзя. За непослушание будешь наказан. Все понятно?

— Это похоже на рабство, разве нет?

— Не задавай глупых вопросов и скажи спасибо Михал Степанычу за то, что не наказал тебя за убийство Гоши на заправке. Берешь сейчас косу и идешь косить траву. Потом относишь ее в угол и утрамбовываешь.

Я с косой в руках я растеряно побрел выполнять работу. В моей голове уже был план побега. Днем отработаю, усыплю бдительность, а ночью сбегу.

Руки не слушались меня, и коса лишь приминала траву, то и дело застревая острым носом в земле. Я периодически опускался на коленки и дергал траву руками, чувствуя на себе взгляды и насмешки. Все были заняты разной работой: кто-то возился в огороде, совершая непонятные для меня действия, кто-то подметал двор, кто-то мыл окна в доме. Очевидно, что сельскохозяйственные дела были для меня чужды. День пролетел очень быстро. Два трутня у сена в углу так и не пошевелились, просидев весь день на месте. Ближе к вечеру во двор вышел Данила и скомандовал: «По домам!» Все послушно сложили инструменты и разбрелись по сараям. Данила раздал каждому по паре вареных картошек и захлопнул дверь, засов снаружи задвинулся, перекрыв все мои планы на ночной побег. Я взял картошку, сел на пол, оперся спиной на прохладную стену сруба и начал жадно есть. В углу стояло деревянное ведро, наполовину наполненное водой, пол был из досок, посыпанных сухой соломой. Поев и осмотревшись, я подошел к Тимофею Ильичу, чтобы продолжить утренний разговор.

— Что происходит здесь? Вы можете рассказать?

— А что ты хочешь услышать? Ты же с Михаилом Степановичем разговаривал уже, он должен был рассказать. Я хоть и не верую ни в Бога, ни в черта, но люди, действительно, исчезают после того, как телевизор, радио и сотовая связь пропали, мы тут совсем оторванными от мира стали. Егорку-то, — он махнул рукой в сторону играющего в сене мальчика, — после каникул родители не забрали, так жена моя в город и поехала узнать, происходит чего, да так и не вернулась, как и остальные. У Михаила ведь тоже жена пропала, тоже уехала, да и не вернулась.

— А вы почему не поехали жену искать, узнать, что там случилось?

— Странные обстоятельства у оставшихся здесь страх вызвали, да и куда мы поедем? Здесь, кроме Егорки, старики одни, всем за семьдесят. Что мы можем?

— Михаил Степанович — кто? Почему он здесь всем заправляет? Вы же как в рабстве у него.

Дед почесал затылок, тяжело выдохнул и продолжил:

— Да как тебе сказать, он фермер, ну или был им, во всяком случае, у него большое хозяйство, парней во дворе видал? Дети его, Ферка сам к нему пришел, говорит, родители его пропали, жить за работу попросился. Все ведь с этого и началось, мы старые, хозяйств уже почти ни у кого нет, запасы кончились, и начали приходить к нему. Он говорит, мол, ты работай на меня, а я тебе еду. Вот потихоньку до такой рабской формы самовольно и докатились. Бугай Данила, брат его двоюродный, ходит тут на манер надсмотрщика. Не бьет никого — и то ладно, да и не за что, работают все хорошо, кормят, а что еще на старость лет надо? Я вот что думаю. Ты молодой, тикать тебе отсюда надо, нечего тебе тут делать. Мы свой век доживаем, а у тебя вся жизнь впереди.

— А Егорка?

— А, что, Егорка? Куда я его дену? Я в ответе за него сейчас, — дед бросил кусочком шкурки от картофеля в спящего калачиком цыганенка и подозвал его к себе.

— Я надеюсь, ты еще помнишь про должок?

— Конечно, помню, а чего делать-то надо? — ответил сонный Ферка.

— Его вывести надо, чтобы ушел отсюда по-тихому, — сказал Тимофей Ильич, кивнув головой в мою сторону, перейдя на шепот, периодически посматривая на Егорку, чтобы убедиться, что он спит и не слышит их разговора.

— Что-нибудь придумаю.

— Ну да, долг платежом красен, а теперь иди спать! — скомандовал ему дед.

— Что за долг-то? — спросил я, не скрывая своего любопытства.

— Помог я ему, было дело, когда табор еще неподалеку от нашей деревни стоял. Давай спать, утро вечера мудренее, — проговорил Тимофей Ильич, зевая во весь свой беззубый рот.

Это была первая ночь, в которую мне ничего не снилось, я был настолько вымотан, что сразу после разговора отключился. Проснулся от прикосновений к моему плечу, открыл глаза, передо мной стояли Тимофей Ильич и Ферка.

— Ферка выведет тебя и покажет направление, куда идти, там километров 30 ходу, будет другая деревня, Кочнево, запомни, там тоже есть люди, во всяком случае, так говорят, своими глазами не видал. «К вечеру должен добраться», — сказал дед.

— Давай-давай, только по-тихому, — быстро говорил шепотом цыган.

Мы подошли к дальнему углу избы, он отодвинул в сторону солому и две доски на полу. В стене образовался лаз, который вел за территорию селения. Сарай стоял, как я уже говорил, в углу, но не был огорожен забором, сам выполняя его роль. Я по-пластунски пролез в отверстие, стараясь делать это максимально тихо, выбравшись, сел на корточки, Ферка высунулся по пояс, лежа на земле, какое-то время вглядывался в еще темный, несмотря на ранний рассвет, лес, после чего уверенно показал пальцем на узкую тропинку, коих здесь было много, и сказал:

— Пойдешь по этой тропинке, никуда не сворачивай, она кончится перед полем, ориентир в конце поля — высокая ель, сразу увидишь ее, она выше остальных деревьев. После нее будет дорога для машин большая, пойдешь налево по ней, зайдешь в большое село, в нем на горе есть церквушка, от нее видно будет нужную тебе деревню.

— Понял, спасибо, — я пошел в лес. Удаляясь, услышал в спину: «Удачи!»

Только после того, как деревня скрылась из виду, мне в голову начали закрадываться мысли о коллективном сумасшествии, в которое я окунулся. Эти люди явно больны, не в себе. Самое странное, что они искренне верили в то, что говорили. Сейчас до меня дошло, там, на заправке, я убил человека, просто взял и застрелил его. Из-за чувства страха от произошедшего во мне боролись два желания: быстрее попасть в больницу, выяснить, что с моей памятью, и сделать явку с повинной в полицейский участок. Я шел настолько быстро, насколько позволяли мои уставшие ноги. Мысль о том, что уже был подъем, меня спохватились и ищут, не давала мне покоя. Только удалившись достаточно далеко, пройдя несколько часов, я позволил себе сделать привал, присел на поваленную сосну, достал отложенную вчера картофелину. Мысли о странности происходящего не покидали меня, если отсутствие адекватных людей и цивилизации я мог объяснить тем, что я забрался достаточно далеко, то мертвые леса, в которых я не встретил никаких животных и даже признаков их существования, кроме лося, конечно же, вводили меня в ступор. Я продолжил путь, день пролетел незаметно. Еще до восхода солнца я вышел к обозначенному селу. Оно было не просто большим, а огромным, расстилавшимся на двух холмах, все они были усеяны небольшими деревянными домиками, огороженными деревянными заборами, с огородами и банями. Уже на подходе к деревне я увидел знакомую картину: отсутствие признаков жизни и многочисленные следы мародерства. Все это не оставляло мне желания попробовать что-то найти здесь. На подходе к церкви я увидел парня, который выходил из близлежащего дома. Не зная, что ожидать, я рефлекторно отступил в сторону и прижался плечом к дому, но делал это слишком неуклюже, и был замечен.

— Эй! — Я услышал крик, явно обращенный в мою сторону.

Я вытянул шею и медленно выглянул в его сторону. Он смотрел на меня и, безобидно вскинув одну руку, махал мне. Другая его рука была за спиной, и, что в ней, я не видел. Он медленно направился в мою сторону и, когда расстояние между нами сократилось, сказал:

— Ты меня слышишь? Я тебя вижу.

Я отошел от стены и встал перед ним.

— Привет.

— Привет, дай угадаю: твоя десятка?

— Да.

— Это просто невероятно, как тебе удалось вырваться и добраться сюда? — спросил он, глядя на часы на руке.

Я собирался продолжить свой рассказ и, не чувствуя опасности, пошел в его сторону. Но, к моему удивлению, он сделал несколько больших шагов назад, сохраняя расстояние, между нами, и, вытянув одну руку вперед, сказал:

— Не подходи ко мне, так надо, я потом объясню.

Я был растерян, но рассказал ему свою историю, которая с каждым днем обрастала новыми невероятными поворотами, параллельно рассматривал его: ничего особенно, парень как парень, моего возраста, немного ниже и худощавый, с гладковыбритым лицом и смугловатой кожей, за весь мой рассказ он не произнес ни слова, только периодически смотрел на часы и на меня. Закончив свой рассказ, я спросил:

— А дальше что?

— А дальше мы еще стоим три минуты.

Эти три минуты были наполнены для меня неизвестностью, а ожидание тянулось вечность. Взглянув в очередной раз на часы, он вытащил из-за спины вторую руку, в которой был пистолет, поставил его на предохранитель и убрал в черную кобуру на поясе.

— Гриша! — сказал он, подойдя ко мне, и с улыбкой протянул мне руку.

— Очень приятно, — сказал я, пожав его руку.

— Я иду в деревню Кочнево, ты знаешь, где это? — спросил я.

— Зачем тебе туда? — прищурив одну бровь, спросил Гриша.

— Тимофей Ильич… — я сделал небольшую паузу и, не увидев никакой реакции на произнесенное имя, продолжил: — Он сказал, что там есть люди, которые могут мне помочь.

— Возможно, я оттуда.

Дальнейший путь мы проделали молча. Через полчаса мне открылось очень странное сооружение. Настоящий средневековый частокол из толстых бревен с заточенными верхушками, все бревна были подобраны приблизительно одного размера, высотой около трех метров, и стояли очень близко друг к другу, над забором возвышались две смотровые вышки в разных по диагонали в углах, с людьми внутри, к тому моменту, как мы подошли, распашные ворота открылись, они были очень массивные и внушали доверие. Внутри был обычный двор, в котором кипела жизнь, в середине двора стоял двухэтажный деревянный дом. Навстречу нам вышел мужчина среднего роста, с черными волосами, с еле заметной сединой, аккуратно зачесанными вбок. Он был среднего роста, руки держал в замке за спиной и внимательно смотрел на меня. Когда мы подошли, он посмотрел на Гришу, тот, не дожидаясь вопроса, сказал:

— Я проверил, он чист.

— Андрей Геннадьевич, — сказал мужчина и протянул мне руку.

— Я не помню, кто я, и совершенно не понимаю, что здесь происходит, мне нужно в больницу, я могу от вас позвонить?

— Батя, он от Кафтанова сбежал, — вмешался в мой рассказ Гриша.

— От Кафтанова, говоришь, я думал, он там уже окончательно с катушек съехал…

— Это рыжий… как его там… Михаил Сергеевич, а Степанович? Ну да он близко к этому, людей у себя держит как крепостных, развел средневековье, шизик он, чистой воды шизик!

— Может, и так, но он выжил, людей, которые у него, уберег, да и нам дорогу не переходит, уживаемся, одним словом. Устал с дороги? Пошли в дом, там поговорим.

Я разулся и прошел, внутри были чистота и порядок, мы сели на диван, аккуратно прикрытый накидкой, и продолжили разговор.

— Ты помнишь хоть что-нибудь до того, как пришел в себя?

— Нет, я пытался, но там полнейшая тьма, вы можете рассказать мне, где я и что происходит?

— Пф-ф-ф… Да я-то могу, вопрос, как ты это переваришь…

И он начал рассказ, я молча слушал и не перебивал.

— Если ты был у Кафтанова, то он не упустил момента рассказать тебе свою версию с чертовщиной и адом, так вот, насколько он бы ни сошел с ума, но часть правды в его словах есть.

Батя

Меня зовут Харин Андрей Геннадьевич, мне пятьдесят четыре года, я подполковник Федеральной службы охраны Российской Федерации по Свердловской области города Екатеринбург, второй заместитель директора.

В тот день я был на службе в городе, нам сообщили из Москвы о том, что есть вероятность применения по нам какого-то сверхсекретного нового биологического оружия. Информации, кто его будет применять, когда и как это произойдет, не было. Об этом рассказали четырем офицерам в управлении на экстренном совещании. Также был приказ об этом не распространяться ни личному составу, ни близким, ни тем более СМИ. Утечка информации абсолютно недопустима в целях избежание паники, они говорили, что у них все под контролем, системы мониторинга работают, инструкции о дальнейших действиях будут поступать по мере необходимости. Мне и раньше приходилось слышать подобные сообщения, но дальше слов дело не заходило. Здесь же сообщению был присвоен повышенный код опасности, что меня очень насторожило. К вечеру был озвучен приказ о создании усиленных патрулей в штатском на улицах города, при этом никаких пояснений на мои запросы не делалось. Все приказы и инструкции озвучивались по спец линии и только устно. Нас перевели на круглосуточный режим работы. И это все в один день, представляешь?! Голова кругом. А ночью поступил самый страшный звонок, звонок, который разделил жизнь на до и после. Приказ об эвакуации населения городов, которые, по информации военной разведки, должны оказаться в эпицентре: Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск, Екатеринбург, Казань, Уфа, Самара, Омск, Челябинск, Ростов-на-Дону, Нижний Новгород, Красноярск, Пермь, Воронеж, Волгоград. Эвакуацию разделили на два этапа: экстренную (с задействованием средств военной авиации, со сроком исполнения 24 часа) и упреждающую со сроком исполнения семь дней. Абсурдность ситуации заключается в том, что в первый список в нашем городе было включено всего семнадцать человек, их должны вывезти вертушками с семьями по координатам, указанным Москвой. Других подробностей не было, безопасные зоны начинались в пятидесяти километрах от указанных городов. Но подробностей о дальнейших действиях для граждан, сроках и способах их эвакуации не было. Это страшно, к такому не готовят.

Примерно на полчаса наступило затишье, я долго думал и принял, как оказалось, правильное решение. Вопреки инструкции я позвонил жене и велел собрать летнюю и зимнюю одежду, всю еду, которая была в доме, наших с ней матерей и быть готовыми в течение часа поехать в деревню, ни причин, ни подробностей я не озвучил по телефону, да и не надо было, она внимательно выслушала и без лишних вопросов сонным голосом сказала, что они будут готовы. Я покинул управление и поехал за родными. Деревня находилась в ста тридцати километрах от города, она была на достаточном отдалении от больших сел, крупных дорог и железнодорожных путей, я был уверен в безопасности этого места. Было три часа ночи, улицы были полностью пусты, изредка проезжали машины. Я подъехал к подъезду, сонная жена уже стояла с мамами у входа, рядом с ней лежали четыре больших чемодана, которые явно спускались в несколько заходов. Я забросил вещи в машину, усадил их, и мы поехали. Пенсионеры спали на заднем сидении автомобиля. Жена практически сразу шепотом, чтобы не будить их и не беспокоить, спросила:

— Что происходит? — в ее голосе, несмотря на мнимое спокойствие, чувствовалась огромная тревога.

— Пока не знаю, надеюсь, что это очередная перестраховка, — ответил я, пытаясь сам верить своим словам, которые прозвучали неубедительно.

Мы доехали за два часа, точнее, долетели, я выгрузил свою семью с вещами, убедился в наличии дров для растопки печи и помчал обратно. В кабинет зашел в начале восьмого, благо звонков с новыми инструкциями не поступало. Наше управление находилось в самом центре города, мой кабинет окнами выходил во внутренний двор, и когда я услышал тяжелый гул, то не сразу понял, в чем дело. Я вышел в коридор, где окна выходили на улицу, то, что я увидел, вызвало у меня небольшой шок. По улице города, как на параде, ехала колонна танков, я насчитал около тридцати, далее машины, оборудованные зенитно-ракетными комплексами, несколько десятков внедорожников типа «Тайфун» с пулеметами на крыше, несколько «Тунгусок» и несколько десятков комплексов дистанционно-химической разведки. Колонна растянулась на несколько километров и двигалась достаточно быстро, но организованным строем. Я быстрым шагом вошел в свой кабинет и, подняв трубку спецсвязи, набрал Москву.

— Самойлова к телефону, Екатеринбург на связи, моя фамилия Харин, — сказал я.

— Товарищ генерал-майор внутренней службы занят, — говорит первый зам, — Лапин моя фамилия, — послышалось из телефона.

— У меня нет никаких дальнейших инструкций, касающихся моего подразделения.

— В данный момент сведений нет, дальнейшие действия будут сообщены в виде инструкций в кратчайшие сроки, — это звучало заученно и неинформативно.

— Да послушайте вы, у нас никакого военного положения нет, люди едут на работу, и в город входят войска, мать вашу, у меня, мля танки по площади едут, это что за херня?! — я был очень зол и перешел на крик. Голос в телефоне молчал, а когда я договорил, продолжил:

— Товарищ подполковник, прекратите истерику, у них свои инструкции, а у вас свои. Не занимайте линию.

Связь оборвалась, одновременно со стуком в мой кабинет, не дожидаясь ответа, вошел человек. Высокий и худой, в штатской одежде, но во всех манерах проглядывались армейские черты. Сразу с порога человек достал удостоверение, раскрыл его и представился:

— Полковник Кафельников, Служба внешней разведки Российской Федерации.

— Подполковник Харин, — ответил я немного растерянно.

— Буду краток, несколько часов назад в Москве закончилось экстренное совещание, я буду курировать Свердловскую область. Есть информация о применении против нас биологического или химического оружия, агрессор неизвестен, как это будет происходить, нам также неизвестно. Сегодня в двенадцать часов будет объявлено военное положение со всеми вытекающими. Ваш отдел будет эвакуирован и продолжит работу на временном месте.

— Эвакуирован когда?

— Сейчас.

— А что касательно родных моих сотрудников?

— Мы заканчиваем подготовку автономных полевых лагерей для эвакуации гражданского населения силами вооруженных сил. Через несколько дней все будет готово, и мы приступим к эвакуации. Не волнуйтесь, мы вывезем всех, во дворе ждет транспорт, весь личный состав должен быть внизу через тридцать минут, приступайте!

— Есть!

Я поручил своему заму собрать всех внизу, а это порядка сорока человек. Сам же взял несколько папок с текущими делами, закинул их в рюкзак, туда же закинул старенький противогаз и несколько фильтров, проверил магазин в табельном «макарове» и сунул в кобуру запасной магазин. Спустившись вниз, по выражению лиц людей понял, что они не понимают, что происходит и куда их везут. Ответив, что знаю не больше их, сел в микроавтобус рядом с Кафельниковым. Тот посмотрел на часы и дал отмашку водителю, мы поехали. Глядя из окна на улицу, я видел абсолютно обычную жизнь, которой скоро наступит конец. Большинство людей, несмотря на наличие военной техники в городе, пребывали в неведении о том, что происходит на самом деле. Пока я был погружен в свои мысли, мы покинули город. Наш путь занял около часа. Когда мы приехали, моему взгляду открылся большой палаточный лагерь на несколько сот человек. Часть палаток болотного цвета уже была поставлена, часть лежала на траве. В лагере кипела жизнь, издалека это было похоже на муравейник с кучей муравьев, каждый из которых выполнял свою задачу. Когда мы уже почти приехали, Кафельников сказал мне: «Ровно в двенадцать часов в штабе будет экстренное совещание с главами ведомств», показывая пальцами на один из шатров, после чего встал и направился к выходу уже остановившегося автобуса. Я посмотрел на часы: полдвенадцатого. Мы вышли на улицу, несколько человек в военной форме поприветствовали нас и повели сквозь многочисленные ряды палаток. Нас всех разместили в одной из них, она была, действительно, огромной и рассчитанной на несколько десятков человек. Внутри было достаточно пусто, в углу стояла буржуйка с выведенной вверх трубой, на полу лежали скрученные спальники. Внутри лежало несколько коробок с сухпайками. Я велел всем размещаться и пообещал, что поделюсь информацией после совещания, отправился в штаб. Снаружи это была обычная палатка, но внутреннее убранство было намного шикарней, чем я ожидал увидеть. Внутри это походило на полноценный кабинет с кожаными стульями, большим раскладным столом, проектором, закрепленным под потолком, и растянутым напротив него экраном. В углу стоял собственный генератор. За столом сидели пять человек, Кафельников ходил из угла в угол, скрестив руки на груди, я прошел и сел на свободное место, кивнув присутствующим. По их лицам было видно, что они понимают в происходящем не более меня. Спустя несколько минут Кафельников посмотрел на часы и сказал:

— Двенадцать ровно, начинаем… Меня зовут Кафельников Юрий Ростиславович, я полковник Службы внешней разведки Российской Федерации, меня назначили временно исполняющим обязанности командующего Уральским округом войск национальной гвардии Российской Федерации.

По информации наших агентов в крупных городах России готовится применение биологического или химического секретного оружия, нам неизвестен противник и неизвестен принцип действия оружия, но мы убеждены, что это должно произойти в ближайшие три дня. Однако есть риск того, что враг увидит нашу осведомленность и осуществит задуманное в более ранние сроки. Я предоставляю слово генерал-майору Савину, — закончил Кафельников и сел на стул.

Сидевший на самом дальнем стуле невысокий и лысый мужчина лет шестидесяти, постоянно вытиравший платком пот со лба, привстал.

— Савин Дмитрий Дмитриевич, генерал-майор войск ПВО Сухопутных войск Российской Федерации, город Москва. По моему опыту, если таковое неизбежно, то единственно верный путь только по воздуху. Сейчас в городе и его окрестностях работает десять комплексов ПВО, ориентированных на среднюю и малую дальность, и несколько десятков зенитных воздушно-ракетных комплексов. Все небо над городом под нашим тщательным наблюдением, и в данный момент все чисто, мы продолжаем наблюдение и находимся в состоянии полной боевой готовности. У меня все, — он в очередной раз вытер пот со лба и сел на свое место.

Совещание длилось еще около часа, на нем обсуждались всевозможные предположения и дальнейшие действия, поняв, что никаких конкретных решений у руководства нет, я окончательно заскучал. В ходе собрания с докладами выступили все, кроме меня и еще одного человека, который сидел рядом со мной. Он крутил в руках сигарету и периодически качал головой. По возрасту он был самый старый из нас, седой, с шикарными усами, он не был похож на военного, несмотря на форму подполковника. Пока я внимательно рассматривал присутствующих и слушал фоном доклады, все закончилось. Я вышел на улицу и первым делом пошел звонить жене.

— Привет, как вы там?

— Ну наконец-то, что там происходит? По радио обещают войну, бомбежки и чуть ли не конец света.

— Я и сам не особо понимаю, пока все строится на многочисленных предположениях, вам пока лучше остаться в деревне. Обещаю, как только у меня будет информация, я сразу сообщу. Мне надо идти, целую.

Я положил трубку и зашел обратно, все ушли, Кафельников сидел с блокнотом за столом и что-то писал. Я постучался:

— Товарищ полковник, разрешите войти?

Он отмахнулся от моего официоза и, подзывая меня, кивнул головой.

— Юрий Ростиславович, и что мы будем делать?

— Когда? «Сейчас или вообще?» — спросил он уставшим голосом, не отводя взгляд от блокнота.

— В данный момент каковы наши дальнейшие действия: мои и моего подразделения?

— Никакие, ждем дальнейших распоряжений от Москвы, все, что нужно было, мы сделали. Ты сколько на ногах уже? Сутки? Иди поспи, Андрей Геннадьевич, в четыре ровно у меня будет плановый сеанс связи, а после собрание.

— Это все? Никаких вводных, все наше совещание одни сплошные предположения и фактики, — сказал я с негодованием.

— Товарищ подполковник, идите… спать! — сказал он с явным безразличием, подняв на меня свой взгляд.

— Есть!

Я вышел. У входа в нашу палатку крутился мой помощник, увидев меня, он быстро подошел ко мне.

— Ну что там?

— Женя, не поверишь, НИ-ЧЕ-ГО! Все на предположениях и ни одного факта.

— Не может быть, чтобы они эвакуировали город, но ничего толком не знали! — сказал он раздосадовано.

— В том-то и дело, Женя, что знают, но не говорят.

— Я поговорил тут с разными людьми, никто ничего не знает, ну кроме той информации, которую нам сказали, у всех одно и то же — слово в слово.

— Женя, я пойду вздремну, возможно, к вечеру появится информация.

— АНДРЕЙ, АНДРЕЙ! Проснись! — Евгений толкал меня в плечо и кричал мне в ухо.

Я, сонный, открыл глаза, было еще светло, не сразу понимая, где я и что происходит, я привстал со спальника, протирая глаза руками.

— Чего?! — спросил я сонным голосом.

— Кафельников рвет и мечет, нет связи!

— С кем нет связи? — спросил я, еще толком не проснувшись.

— Ни с кем, а над городом вспышки видели!

— Какие вспышки? Взрывы? Или наши ракеты?

— Нет, не знаю, как салют, — сказал он, почесывая затылок.

— Жень, скажи мне: ты дурак, что ли? — сказал я, одеваясь.

Я вышел из палатки. На улице было существенное оживление, однако большинство людей стояли на месте и смотрели в небо, как завороженные. Я бросил мельком взгляд, но, не увидев ничего, продолжил идти в сторону палатки Кафельникова. Около входа стояла толпа офицеров, протиснуться через которую мне не удалось. В воздухе висело чувство тревоги. Мы простояли так еще какое-то время, я решил позвонить жене, отойдя в сторону. Но связи не было, не было ни гудков, ни привычного голоса робота, который уведомляет об отсутствии абонента в сети, просто тишина. У палатки началось движение, и я вернулся к толпе. Юрий Ростиславович вышел на улицу, в его адрес полетели десятки вопросов, нескончаемый гул не давал возможности разобрать, кто и что говорит. Он поднял руку вверх, и голоса постепенно начали затихать, пока не воцарилась тишина.

— Сейчас у нас нет связи, и я не могу сказать, что произошло, связисты и инженеры в данный момент ведут работы, с нашей стороны все работает исправно. Но мы не можем связаться ни с городом, ни с Москвой, ни с другими городами. Мы предполагаем, что это был электромагнитный импульс.

— Вспышки над городом — это что? — послышался голос из толпы.

— Мы не знаем.

— Это оружие? — спросил кто-то.

— Мы не знаем, не похоже.

— А население? Эвакуация началась?

— На данный момент нет.

— Каковы наши действия?

Лицо Кафельникова изменилось, похоже, он наконец-то получил вопрос, на который имел ответ.

— Сейчас мы готовим несколько групп для выдвижения в город.

Полковник перечислил фамилии людей, которые вошли в штаб для экстренного совещания, приказав остальным разойтись до особых приказаний.

Я вернулся к нашей палатке. У входа метался Евгений.

— Женя, где жена с детьми? — спросил я.

— Я увез их в деревню к маме, — ответил он виноватым голосом, понимая, что нарушил приказ.

— Когда?

— Сегодня ночью.

— А где деревня? Далеко?

— На севере области, двести километров.

— Молодец, — сказал я, похлопав его по плечу.

Он приободрился, и мы вошли внутрь. Не успели мы сесть на свои спальники, в палатку вошли солдаты, сержанты, на вид лет двадцати. Не говоря ни слова, они разложили армейские зеленые рюкзаки по спальникам, после чего быстрыми шагами вышли из палатки. Мы переглянулись с Женей и взяли по рюкзаку, внутри лежали: морально устаревшая аптечка в оранжевой пластиковой коробке и противогаз с несколькими сменными фильтрами.

— Я просто не понимаю, что происходит, если это война, где враг, где взрывы, выстрелы? Какого хрена ничего не говорят, сидим, как крысы в клетке, а толк от нас какой? Все что-то делают, а мы сидим и жрем!.. — Истеричный монолог Жени нарушил звук моторов. Мы выглянули на улицу. От нас выдвигалась колонна из нескольких десятков внедорожников. У пулеметов на крыше каждой машины стояли солдаты в армейских шлемах, с противогазами на лицах. Колонна выехала на асфальтированную дорогу и стремительно скрылась на горизонте.

Большинство присутствующих были не готовы к такому повороту ни морально, ни физически. Люди были деморализованы, часть из них объединялась в группы для поездки в город, чтобы забрать своих родных. Женя, который отошел ближе к дороге, вернулся обратно, он переговорил с кем-то из солдат и выяснил, что Кафельников уехал с колонной и частью офицеров, присутствовавших на собрании.

— Дождемся их приезда? — спросил меня Женя.

— Дождемся, наши в безопасности, я надеюсь на это, а идей у меня все равно нет, — ответил я, пожав плечами.

Дальнейшее ожидание казалось вечностью, часть людей уехала, остальные пребывали в молчаливом забвении. Желания идти к штабу и околачиваться у входа в надежде получить какую-нибудь информацию у меня не было. Мне было очевидно, что никто ничего не знает. Уже позднее я узнал, что связь с колонной пропала через час. Последним сообщением они уведомили о том, что входят в город. Ближе к вечеру я увидел фары автомобиля, это была наша машина из колонны, уходившей утром в город. Расстояние, между нами, стремительно сокращалось, несмотря на пересеченную местность, водитель гнал как сумасшедший. На шум вышли все, к тому моменту в лагере осталось около ста человек. Не знаю, что уж во мне передернулось внутри, но я чувствовал огромную опасность и вопреки толпе не пошел навстречу машине и не дал это сделать Евгению. Я придержал его за плечо и подтащил к себе.

— Постоим тут, — сказал я.

Женя не сопротивлялся, но с нескрываемым чувством любопытства вглядывался в толпу рядом с машиной.

Автомобиль внешне был в порядке, что вызывало недоумение у людей. В салоне был только водитель, остановившись, он буквально выпал на землю. Его лицо застыло в гримасе испуга, а на щеках и лбу присутствовали ожоги, кожа отсутствовала, обнажив мясо. Его окружили, кто-то позвал медиков. Несколько человек взяли его под руки и повели в сторону санитарной палатки.

— Они исчезли все, все исчезли, — бредил солдат.

Пока он шел в санчасть, его несколько раз стошнило. Вход в палатку, после того как его завели, закрылся. Люди остались ждать около входа.

Через несколько минут врач вышел на улицу к людям. Это худощавый седой мужчина в белом халате, из-под которого виднелась гражданская одежда.

— Он в порядке, это не радиация, скорее всего, химические ожоги, его жизни ничего не угрожает, но сейчас он бредит и не в состоянии что-то доложить. Мы стабилизируем его состояние и уточним, что произошло. Сейчас ему нужен покой, просьба не беспокоить его.

Толпа явно негодовала. К доктору подошел капитан, который сидел на первом выездном совещании рядом с Кафельниковым, и требовательным тоном приказал пропустить его к солдату для допроса.

— Послушайте, у нас нет связи ни с кем, в городе происходит какая-то хрень, и у меня совсем нет времени ждать, пока он там отоспится и придет в себя, если вы не забыли, мы на военном положении.

Доктор не стал спорить и, сделав шаг в сторону, одной рукой откинул распашной вход, капитан вошел внутрь, но ненадолго. Практически сразу вышел наружу.

— Где он?! — в его голосе чувствовалась полная растерянность.

Медик зашел внутрь, а за ним люди с улицы. Как мне потом рассказывали, солдат пропал, просто растворился в воздухе, оставив свою одежду на кушетке.

Все это выглядело очень странно, и вначале все предположили, что он просто разделся и сбежал через второй выход из палатки, но это оказалось не так, он был тяжело ранен, еле перебирал ногами и уйти сам был попросту не в состоянии. Вакханалия вокруг палатки длилась еще минут пятнадцать, после чего оттуда спешно начали выбегать люди. Их руки, ноги и лица были покрыты подобными ранами, они гнили заживо, и мне показалось, будто раны расползаются по поверхности кожи прямо на глазах.

— Пошли быстрее, надо помочь! — сказал Женя.

Я положил ему руку на плечо, меня осенило:

— Женя, стой! Если я правильно понимаю, они были внутри! Эта зараза передается, сколько времени прошло с их контакта? — я посмотрел на часы. — Минут десять-пятнадцать максимум. Надо взять это время за основу, Женя. Газы! Не давай никому к себе близко подходить. Бери шмотки и дуй к своим! «Ты меня понял?» — сказал я, тряся его за плечи и крича в лицо. Женя смотрел на прокаженных и не отводил от них взгляд.

— Ты все понял, Женя?!

— Да… да, я все понял, — ответил он явно растерянно, переведя на меня свой взгляд.

— Удачи тебе, Женя, удачи! — я пожал его руку и побежал к служебным машинам, по пути надевая противогаз.

В тот момент мне почему-то казалось, что это должно мне помочь. Запрыгнул в первый попавшийся уазик, ключи были в замке, завелся и тронулся. Я должен был поехать к родным, произошедшее наложило на меня довольно сильный отпечаток, и я не на шутку переживал за них. Чтобы выехать из палаточного городка, мне надо было пересечь его целиком по импровизированной центральной улице. Уже на выезде я увидел Женю, он стоял спиной ко мне с большим рюкзаком, я легко узнал его, он был единственный в противогазе. И то, что я увидел, очень разозлило меня, он не послушал, стоял и наматывал бинт на руку кому-то из офицеров. Я обратил внимание на то, что он периодически чесал свои руки, после чего продолжал наматывать бинт, буквально за минуту промежутки, через которые он чесался, сократились. Еще мгновение — и он бросил бинт и посмотрел на свои руки. После чего начал трясти ими в воздухе, как будто бы они горели и он пытался затушить их воздухом. В тот момент я понял, что противогаз не поможет. Снял его и бросил на переднее сиденье рядом с собой.

— Бедный Женя, — сказал я грустным тоном, выдыхая воздух.

Я покинул лагерь.

Мой путь лежал не север области, в маленькую глухую деревню с парой десятков домов. Когда-то я приглядел там землю сразу из нескольких побуждений: рыбалка, а там большое количество рек, охота, огромные охотхозяйства, ну и уединение. Два десятка домов, заселена только половина, да и то в основном пенсионерами, проживающими в ближайшем небольшом областном городке и приезжающими сюда на пару месяцев летом. Пока я ехал по кольцевой дороге, то меня одолевало чувство вины за дезертирство, но как можно сражаться с врагом, которого нет?! Со стороны города не доносилось ни звука, стояла практически полная тишина. Чтобы успокоить свою совесть, я решил проехать через город, мысль о том, что в машине я в полной безопасности, успокаивала меня. На ближайшем съезде в город с кольцевой я решительно повернул руль направо, машина съехала с широкой и ровной дороги на грунтовку, в этот момент перед фарами промелькнула какая-то тень, я дал по тормозам и, с большим усилием удержав машину от заноса, остановился. Передо мной стоял парень лет двадцати пяти, зажмурив глаза и отведя голову в сторону, он явно не ожидал, что его заметят и остановятся, я предположил, что подобным образом он пытался свести счеты с жизнью. Какое-то время мы еще стояли друг напротив друга, фары светили ему прямо в лицо, я подождал несколько секунд, после чего нажал на клаксон, он дернулся и повернул голову, после чего, как будто опомнившись, побежал в сторону водительской двери, я спешно ткнул кнопку блокировки дверей, закрыв ее одновременно с попыткой парня открыть дверь. Поняв, что двери заблокированы, он постучался в окно и попросил пустить его.

— Какого черта ты творишь?! — сказал я недовольно, снимая с предохранителя пистолет в правой руке.

— Пустите, вы военный?! Вы должны мне помочь! Эвакуации не было, я выбрался сам! — говорил парень с некой злобой и разочарованием в голосе, продолжая стучать рукой в стекло.

Я поднял руку, которая держала пистолет, и через стекло направил прямо ему в лицо. Заметив пистолет, он инстинктивно выбросил руки вверх и сделал несколько шагов назад.

— Я чистый, смотрите! — он начал показывать руки и шею. Поймав на себе мой недоумевающий взгляд, спросил: — Да вы вообще представление имеете, что происходит?!

— Честно говоря, не совсем. «Что ты знаешь?» — сказал я, вспомнив про пятнадцать минут, взглянув на часы. — Расскажи, что ты знаешь, и, возможно, я подвезу тебя! — я пытался войти в доверие к парню, потянуть время и заодно узнать у него обстановку.

Он переменился в лице, в глазах забрезжила надежда на спасение, и его буквально прорвало.

Гриша

Меня зовут Григорий, мне двадцать семь, не женат, детей нет, геодезист. Живу в юго-западном районе, работаю в ЯНАО вахтовым методом. В день, когда все это случилось, я был дома. Вне вахты я обычно отсыпаюсь и играю в приставку, из дома стараюсь не выходить, еду и продукты заказываю. Проснулся, как обычно, в обед. У меня дома нет ни радио, ни телевизора, поэтому актуальные новости я узнаю из смартфона с запозданием. Так вот, когда я проснулся, то обнаружил, что вайфай не работает, тариф на моем телефоне интернет не предусматривает, поэтому единственный выход — это звонок оператору, у меня стоит автоплатеж, поэтому версию с окончанием средств на счете я откинул сразу. Однако дозвониться оператору я не смог, гудков попросту не было. Примерно в этот момент я услышал пронзительные сирены, которые выли на порядок громче, чем те, которые включают для проверки. Я вздрогнул и подошел к окну. Почти все люди, которые шли по улице, остановились, кто-то поднял голову, кто-то достал телефон и начал что-то смотреть там. Сирены завывали около минуты, после чего воцарилась тишина. Меня не покидало ощущение, что это очередная проверка сирен, но я никогда не слышал, чтобы они работали так громко, что окна в моей квартире дребезжали от вибрации. Я решил зайти к соседу по лестничной клетке. Наш дом очень нетипичный, и в городе такой один, длинная пятиэтажка на одиннадцать подъездов, она не имела квартир на первом и втором этажах, это были нежилые помещения, квартиры же располагались с третьего по пятый этаж, по три на лестничной клетке. В одной из тех, что расположились на моем пятом этаже, никто не жил достаточно давно. Во второй жил Валерка, веселый мужичок лет сорока, работяга, мастер на все руки и главный алкоголик нашего двора. Валерка был в разводе, жена забрала детей и съехала от него, что не сильно расстроило моего соседа, выплачивая алименты с копеечной зарплаты, он был всегда пьян и весел. Наше общение сводилось к приветствию друг друга и просьбам дать взаймы. Деньги Валера занимал на порядок чаще, чем возвращал, но это в основном были смехотворные суммы в сто и пятьдесят рублей, и я одалживал их в обмен на пожелания долгих лет жизни, счастья, любви и прочего и тому подобного.

Я постучался в старую деревянную дверь и, не дожидаясь ответа, дернул ее на себя, Валера не запирал ее. Я зашел внутрь. В квартире стоял стойкий запах алкоголя и табака.

— Валера! Это Гриша, ты дома? — спросил я, немного повысив голос.

— Гришань, иди сюда! — послышалось в ответ из дальней комнаты.

Валера ходил из угла угол и собирал вещи.

— Ты собрался уже? — спросил он меня, не поднимая взгляд, продолжая заниматься своими делами.

— А что случилось-то? Куда вещи? Ты перепил, что ли? — спросил я с усмешкой.

— Ты сообщение слышал?

— Нет, какое? — моя интонация сменилась на более напряженную.

— Иди сюда, смотри и слушай! — Валера подозвал меня к себе, тыкая пальцем в телевизор.

На экране телевизора был диктор, седоватый мужчина лет шестидесяти, внизу бежала красная полоса с надписью: «Внимание — это не учебная тревога!» Обращение было не сильно длинным и постоянно повторялось.

«Внимание! Внимание! Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога! Это не учения! Сегодня будет происходить эвакуация жителей города в безопасные зоны в несколько этапов».

Далее были перечислены точки сбора граждан. Валера закончил закидывать вещи в рюкзак и, надавив на него всем весом, застегнул его.

— Пошли?! Пункт сбора у школы — наш, — поторапливал меня Валера.

— Подожди, я вещи соберу, — отмахнулся я, все еще не до конца осознавая происходящее.

— Ну как хочешь, ждать не буду, уж прости, первая партия уже через десять минут отъезжает.

— Да, ок! — сказал я, уходя из квартиры.

Зайдя к себе, я почесал голову, не понимая, что мне с собой взять. Наполнил большой советский термос водой. Закинул носки, зубную щетку, поймав себя на мысли, что мои руки на автомате собирают все те же вещи, что и на вахту. Я пожал плечами, раз этого хватало на три месяца там, то почему бы не взять это здесь. Приправив рюкзак печеньем, я окинул взглядом квартиру и отправился к выходу. Школа находилась в соседнем дворе, мой путь составил около пяти минут, выйдя на улицу, я влился в вереницы напуганных людей, все они брели в сторону школы. Это было похоже на множество маленьких ручейков, стекающих в одну большую реку. В ее потоке я плыл до самой школы. Там было достаточно пусто, конечно, стояли люди, но в несколько раз меньше, чем я ожидал увидеть. Несколько человек в военной форме разделяли потоки людей. Когда я приблизился к одному из них, он, не спрашивая у меня ничего, направил меня к школьному стадиону, велев ждать там. Я простоял недолго, постепенно большая территория школы практически полностью заполнилась толпой. В толпу просачивались люди с громкоговорителями, но из-за гула толпы их было практически не слышно. Когда один из них проходил рядом со мной, я разобрал обрывки фраз:

— Внимание, внимание… няйте спокойствие… место… цать минут… ты… при себе обязательно!

Но более понятно мне не стало. Спустя еще немного времени через ворота на территорию школы начали заезжать огромные двухэтажные экскурсионные автобусы, я насчитал десять штук. Они стояли в очереди друг за другом. Первый распахнул свои двери, и люди буквально рванули внутрь, еле сдерживаемые военными. Они буквально битком забивались людьми, так что старенькие автобусы проседали от нагрузки, на которую они не были рассчитаны, и, поскрипывая колесами, покидали школьный двор. К моменту, когда во двор заехал предпоследний автобус, настала очередь на посадку нашей группы. Двери открылись, и люди хлынули внутрь. Несмотря на попытки военных организовать очередь, люди пытались влезть со всех сторон, в этой вакханалии я пробрался ко входу, на первых ступенях стоял солдат.

— Паспорт, — сказал он монотонно и вытянул руку вперед.

Я сунул руку в карман и не нашел ничего, по моей спине прокатился холодный пот…

«Фак… на комоде!» — пронеслось в моей голове.

— Паспорт! — повторил солдат, теряя терпение.

— Я… я забыл дома.

— Следующий! — солдат протянул руку к стоящей за мной женщине, в этот же момент я почувствовал, как две руки оттягивают меня назад. Я повернул голову, когда уже был снова на земле. Двое людей в армейской одежде уже отпустили меня, один пошел обратно к автобусу, а второй, остановившись на секунду, бросил мне:

— Ну ты… это… хоть слушай, че там по телику говорят. Дуй за паспортом, следующая партия уйдет через час.

Я направился в сторону дома, мысленно матеря себя за свою забывчивость. Когда я зашел во двор, то обратил внимание на то, что двор как будто вымер, я не увидел абсолютно никого и был очень удивлен, с какой скоростью люди покинули свои квартиры. Я поднялся наверх, вставил ключ и вошел в квартиру. Зашел на кухню, чтобы взять паспорт, у меня он всегда лежал на подоконнике — такое вот странное место. Подойдя к окну, мой взгляд привлекло движение сверху, это было похоже на самолет, я понимал, что что-то не так, и меня осенило в тот момент, когда самолет пошел камнем вниз, я разглядел его… это была огромная ракета, которая сразу после наклона вниз разорвалась, но это не было похоже на взрыв, скорее на огромный, просто гигантский фейерверк, купол которого, казалось, накрыл весь город, медленно опускаясь все ниже и ниже. Огоньки погасли практически сразу, но их дальнейший путь был заметен по дымным, еле заметным полоскам, которые изрисовали все небо. Страх сменился интересом происходящего, я часто по неизвестной для себя причине фантазировал на тему конца света и того, каким он будет: огромный ядерный гриб или сотни тысяч вражеских солдат в экзоскелетах, проскакивали мысли даже об инопланетянах. Такого расклада я не представлял. У меня вообще не было ощущения опасности, скорее — интерес к происходящему и легкое чувство тревоги где-то глубоко внутри. Я перевел взгляд на двоих мужчин, которые с огромными чемоданами брели под моим окном в сторону школы, они встали как вкопанные и смотрели вверх. Фейерверк опустился вниз и коснулся к земле через несколько минут. Мужчины схватились руками за шею, опустились на четвереньки, после чего упали: один на спину, второй на живот. То, что происходило дальше, повергло меня в настоящий шок, их тошнило кровью и, как кислотой, буквально разъедало на глазах, они просто исчезли, расщепились в воздухе за считаные секунды, я не верил своим глазам. Не знаю, долго ли я смотрел на оставшуюся от них одежду, но, когда затмение разума немного отступило, я перевел взгляд на окно: закрыто. Мозг генерировал вполне логичную цепочку: «Я выше их, облако прошло сквозь дом, и я жив, они нет, значит, я в безопасности!» — я проговорил это вслух несколько раз, надеясь сам в это поверить. Небольшая дымка, которая стояла во дворе, начала растворяться, подгоняемая ветром. В доме напротив приоткрылась дверь, из-за нее выглядывала девушка лет двадцати, она несколько раз выходила, делала пару шагов, останавливалась, переминаясь с ноги на ногу, и забегала обратно, будто боясь сделать шаг в неизвестность. Я перевел свой взгляд на нее и наблюдал за ее действиями. Но дверь больше не открылась. Потеряв терпение и не понимая, что делать, я вышел на кухню, окна которой выходили на улицу, там была полнейшая пустота, по улице были аккуратно разложены комплекты одежды, как будто подготовленные для фотосессии интернет-магазина, слегка заляпанные кровью. Я пошел в квартиру Валеры, чтобы включить телик или радио, но ничего не работало, забрав на всякий случай несколько банок тушенки и бублики, я вернулся в свою квартиру, поймав себя на мысли, что я абсолютно не представляю, что делать. Я подходил периодически ко всем окнам в квартире по очереди, но никаких признаков присутствия людей я не видел. От стресса и беготни по комнатам у меня начала кружиться голова, я начал ощущать легкий запах хлора, меня осенило: этот запах просачивался в квартиру с улицы. В спешке пришлось заклеивать окна — примерно так же, как это делают бабушки в квартирах со старыми деревянными окнами, через щели которых поддувает уличный воздух. С каждой минутой мне становилось труднее дышать, руки начинали трястись, кашель чередовался с тошнотой, глаза слезились. Помню, как все перед глазами поплыло, и я упал.

Я открыл глаза, когда за окном было достаточно темно, я оглядел себя, я был в порядке. Запах в квартире все так же присутствовал, но был менее выраженным и не вызывал приступов дурноты. Собравшись с силами, встал и первым делом пошел смотреть в окна. Количество кровавых следов прибавилось. Мой взгляд привлек мерцающий след между домов напротив, я прищурился, чтобы приглядеться, мне не показалось, этим светом оказался фонарик в чьей-то руке. Источник света приближался, свет становился ярче и в какой-то момент превратился в ровный круг на асфальте, во двор через арку зашел человек. Он был в зеленом костюме химзащиты, с автоматом в руках с закрепленным на нем фонариком. Остановившись в центре нашего п-образного двора, он начал осматриваться. Пучок от фонаря пробежался по всем лавочкам и автомобилям двора, затем перешел на окна. Я отчаянно махал руками, но в обесточенной квартире, в кромешной тьме я был незаметен для него. Открывать окна и кричать я боялся. Мне в голову пришла гениальная, как мне показалось в тот момент, идея. Пошарив по карманам, я нашел зажигалку, поджег ее и начал водить рукой вверх и вниз. Фигура уже хотела уйти и начала отворачиваться от меня, но в последний момент остановилась, свет фонаря ударил мне по глазам сквозь окно. Он явно светил на меня и видел, как я махал руками и зазывал к себе, чувствуя себя Робинзоном на необитаемом острове, который вдруг увидел вдалеке корабль. Человек шел в мою сторону уже целенаправленно. Я затаился у входной двери и с нетерпением ждал его. Первый раз в жизни я был благодарен нашей никчемной управляющей компании, только благодаря их ужасной работе домофонная дверь в нашем подъезде не закрывалась почти год, что избавляло меня от необходимости спускаться. В подъезде послышались тяжелые шаги. Я стоял у открытой двери и ждал своего спасителя. Человек, похожий из-за прорезиненного костюма и черного противогаза на инопланетянина, вошел в квартиру. Я зашел за ним и закрыл за собой дверь. Человек снял противогаз, это был парень примерно моего возраста, его лицо было покрыто потом, волосы были полностью мокрые. Он внимательно осматривал меня с ног до головы, после чего спросил:

— Ты был на улице?

— Был, — растерянно ответил я.

— Как давно?

— Утром, когда началась эвакуация, но я забыл паспорт и вернулся, потом салют, все исчезли, а я потерял сознание, — сказал я уверенным тоном, чувствуя себя сумасшедшим идиотом.

Но его мой рассказ не удивил.

— Салют!? ХАХ, ну да — салют!

— Что смешного, не понимаю?

— По нам захерачили какой-то ракетой с неизвестным дерьмом! А ты: «Салют, салют…», — сказал он, уместив в одном предложении и злость, и разочарование.

— Я слышал объявление, но не придал этому значения…

— Да никто не придал, сейчас вот делать что, никто не знает.

— А разве вы не эвакуируете людей?

— Я с группой въехал в город для выяснения последствий, все мертвы, они растаяли на глазах практически сразу после выхода из авто. Я закрыл окна и влез в защитный костюм, пересидел в машине, пытался уехать, но машина как будто умерла на глазах, перестав подавать признаки жизни. Связаться по рации со штабом тоже не получалось, пересидел до вечера и пошел пешком.

— Кто стрелял-то? Ну, по нам… И за что? — продолжал я засыпать солдата вопросами.

— А я откуда знаю? У нас в основном догадки да предположения, странно это потому, что наши ПВО эти ракеты не видели. И говорят, бабахнули так по нескольким десяткам городов, в большинстве даже тревоги объявлено не было, кто — неизвестно, зачем — тоже, но войны нам никто не объявлял. Эрхабэзэшники наши говорят, что это какая-то смесь биологического и химического оружия, которое растворяет клетки человека, я в этом не сильно понимаю, поэтому говорю, как понял. Действует это дерьмо вообще только на живое. Нужно избегать прямого контакта и контакта с зараженными. По нашим наблюдениям, при контакте человек в течение нескольких минут начинает чувствовать слабость, тошноту, признаки эпилепсии (индивидуально), поражение верхних слоев кожи и моментальное разложение заживо. Заразиться можно и при воздушно-капельно-пылевом контакте с инфицированными, и от различных объектов. Как убедиться в безопасности воздуха и предметов быта, мы не знаем. Методом тыка, как и все у нас, через одно место, одним словом, — закончил он свою речь. — И еще: если увидишь человека, то лучше выждать минут десять, если он заражен, то это проявится в это время, — продолжил он.

Я выслушал его очень внимательно и подметил для себя то, что он сам не знает, что нам дальше делать.

Выдержав небольшую паузу, я продолжил разговор:

— Есть какие-нибудь варианты?

— Варианты чего? — спросил он, присаживаясь на корточки в коридоре.

— Ну делать-то что дальше.

— У меня? Нет! — ответил солдат, почесывая голову.

— Зоны эвакуации… ты знаешь, где они?

— Нет, эвакуировать людей не успели, я знаю только, где находится наш лагерь, — он протянул мне карту с обведенным там ручкой кружком.

Распахнув свой рюкзак, он протянул мне черный противогаз с уже накрученным фильтром.

— Накинь что-нибудь с длинным рукавом, надень перчатки, у тебя не должно быть обнаженных частей тела, я не уверен, что это поможет на сто процентов, но я, как видишь, пользуясь этими правилами, дошел до тебя.

Я перевернул свой гардероб в поисках подходящей одежды и, когда полностью оделся, посмотрел на солдата, он сидел в коридоре неподвижно и смотрел в одну точку.

— Идем? — спросил я, глядя на него.

— Ты иди, я догоню, на вот — держи фонарик, — он протянул мне компактный фонарь.

Взяв фонарь, я какое-то время думал, что можно сказать, чтобы не оставлять гостя в своей квартире, но в конечном итоге подумал о том, что ценностей в квартире нет и в подобных обстоятельствах вряд ли есть необходимость закрывать квартиру.

Я вышел на лестничную клетку и пошел вниз, спустившись на два лестничных пролета, я услышал выстрел. Один. Из моей квартиры. Мне стало не по себе, в глубине души я предполагал такой расклад, когда уходил из квартиры, но до последнего наделся на то, что я ошибаюсь. Единственный план, который был в моей голове, — это добраться до лагеря военных и попросить помощи. Наверняка я не один выживший, военные всегда знают, что делать. Немного успокоив себя, я натянул противогаз и, немного постояв около двери в подъезд, вышел в темноту и неизвестность.

На улице было темно, стекла в противогазе запотевали, и видно было очень плохо, наметив в голове маршрут, я пошел. У меня нет ни автомобиля, ни велосипеда, даже прав нет. Я люблю ходить пешком, и в те редкие дни между вахтами, когда мне все-таки приходится покидать квартиру, я предпочитаю передвигаться по городу исключительно на своих двоих. Поэтому рассчитать время и направление до моей точки пешком мне не составило сложности. Пройдя несколько кварталов дворами, я не встретил никого из людей, ощущая себя героем какого-нибудь фильма про апокалипсис, но, в отличие от моих фантазий на эту тему, в реальности это было очень страшно. Я шел, погрузившись в свои мысли, до тех пор, пока не услышал шорохи. Остановившись, я начал искать глазами источник звука. Справа от меня, в нескольких десятках метров, вдоль дома шел человек без противогаза, в обычной одежде, освещая себе путь фонариком. Он не обращал на меня никакого внимания или просто не видел. Не знаю, откуда в моей голове появилось такое странное решение, но я выключил свой фонарик и тихо, не привлекая внимания, пошел за ним. Я точно понимал, что на его примере могу понять, насколько здесь безопасно, слова солдата про десять минут почему-то внушали мне доверие. Я поставил на часах таймер и запустил обратный отсчет. Человек шел уверенно размашистой походкой, он не чесался, не кашлял и внешне выглядел в полном порядке. Пока я анализировал его, часы завибрировали, время вышло. Остановившись, я глубоко выдохнул и резким движением снял противогаз. Холодный воздух ударил в мое вспотевшее лицо, натянув шапку и вытерев пот, я какое-то время стоял и вдыхал воздух, он странно пах, но уже не вызывал у меня тех последствий, как дома. Это была первая и последняя встреча с кем-то живым после моего повторного выхода из дома, путь до объездной занял около часа, я пересек объездную дорогу и напрямик через лесополосу добрался до кольцевой административной дороги. Это заняло у меня еще пару часов. На улице было очень холодно, и несмотря на то, что от города я был уже достаточно далеко, неприятный запах не исчезал. В какой-то момент я уже был готов поверить, что он исходит от меня, но это было не так. Силы начали покидать меня, я не ел с утра и почти не пил жидкости. Остановиться на ночлег было просто негде. Я шел по обочине кольцевой, еле волоча ноги. Когда я уже окончательно отчаялся, путаясь в собственных мыслях, то услышал звук приближающегося автомобиля. Сначала даже не поверил себе, но нет, мои уши не врали, и вскоре из-за поворота в паре сотне метров появилась машина. Времени на принятие решения у меня практически не было, ноги сами вышли на дорогу, я раздвинул руки в сторону и зажмурил глаза. Водитель нажал на гудок и дал по тормозам. Машина остановилась в паре метров от моего лица, это был военный «УАЗ Патриот», пикап. За рулем сидел мужчина лет пятидесяти, он что-то кричал мне и жестикулировал. Пока он не уехал, я решил действовать и подбежал к стеклу. На меня направили пистолет.

— Я чистый! — закричал я, закатывая рукава.

Меня встретил полный недоумения взгляд, я рассказал ему все, что знаю.