Сокровище нумизмата

Геннадий Андреевич Харламов

Столичный журналист-середнячок, совершенно неожиданно становится главным действующим лицом в серии загадочных, драматических событий. Все начинается с таинственной смерти гения нумизматики. Существует подозрение, что его смерть была насильственной. В ходе розыска выясняется, что, помимо главного героя, поисками пропавшей коллекции нумизмата занимается еще кое-кто. Смерть нумизмата становится не единственной в этой крайне запутанной истории, а развязка оказывается совершенно непредсказуемой.

Глава 7. Клуб

До встречи в клубе коллекционеров оставалось несколько дней, и я решил основательно к ней подготовиться. В ближайшем книжном приобрел несколько тематических книг и, обложившись ими, начал погружаться в неизвестный для себя мир.

Что оказалось достаточно непросто, количество нюансов просто зашкаливало. Грейды, монетные дворы, годы, фальшивки, новоделы, слабы — все это просто не укладывалось в моей голове. Конечно, я и не рассчитывал за несколько дней постигнуть все то, что люди изучают годами, но освоить хотя бы азы был обязан.

Время тянулось однообразно. Я вставал, наливал кофе и жарил яичницу, после чего садился читать, передо мной был ноутбук, чтобы гуглить непонятные для себя термины, потом я прерывался на обед — и снова книги, ужин, книги, сон. Это было впервые, когда я буквально пропал и ни разу не появился за неделю в издательстве, но что еще более удивительно — мне никто и не позвонил.

Последнюю ночь перед клубом я спал плохо, несколько раз просыпался и чувствовал мандраж, как студент перед защитой диплома. Забегая вперед, скажу, что это было абсолютно напрасно. Никто так и не устроил мне никаких проверок.

Утро началось со звонка будильника, я встал, позавтракал, оделся и отправился в заранее оговоренное место. В сквере у станции метро «Динамо» я был ровно в семь утра. Панин уже ждал меня, нетерпеливо шагая взад-вперед, сложив руки за спину.

— Доброе утро! — окликнул я его.

— Наконец-то! Пойдемте, тут недалеко. Вот сюда, — сказал Филипп Самуилович и быстро свернул в арку.

Мы зашли в неприметную дверь, за которой стоял стол с восседавшей за ним женщиной угрюмого вида.

— Нам два, — обратился к ней Филипп Самуилович и протянул пятьсот рублей.

— Пожалуйста, — ответила она и без каких—либо эмоций на лице сунула ему две рукописных квитанции.

— Внутри держитесь меня, нужные вопросы задавайте, но сначала мне, лишнего не болтайте. Помните: никто не должен знать истинных причин вашего появления. Вы начинающий нумизмат, запомните! — прошептал он мне, после чего мы прошли внутрь.

Это было помещение в несколько сот квадратных метров, по периметру которого стояли накрытые красными скатертями столы с разными предметами на них. В основном это были монеты, медали, банкноты, статуэтки. Кроме того, изредка встречались иконы, холодное оружие и какие—то обломки неизвестного для меня происхождения.

За столами сидели экспоненты, а основная масса посетителей медленно передвигалась от одного к другому. Большинство присутствующих, судя по частым рукопожатиям, были знакомы между собой. Размера помещения было явно недостаточно для всех желающих: многие были вынуждены стоять в очереди к столу, чтобы посмотреть тот или иной предмет.

— Видишь самый дальний угол у колонны? — спросил Панин, направляя меня взглядом.

— Да.

— Мужчина за столом — сын Шульца, Виктор. Коллекционер весьма посредственный, занимается царской медью, марками и старинными кортиками. Я представлю вас друг другу, постарайся договориться о встрече в менее людном месте и там переговорить с ним, но помни, он не должен ничего знать.

Я кивнул, и мы начали медленно продвигаться вдоль столов. Панин то и дело замедлялся, подходил к столам, пожимал чьи—то руки и медленно листал альбомы, рассматривая монеты. Какие—то доставал и крутил в руке, после чего пренебрежительно засовывал обратно, грустно вздыхая, другие осматривал более внимательно с помощью лупы с подсветкой. Я внимательно наблюдал за его действиями, пытаясь понять суть манипуляций.

— Пять рублей Николаевские почем? — спросил Панин, не отрываясь от осмотра золотой монеты через лупу.

— Какой год? — спросил старичок с хитрым прищуром, доставая старую, потрепанную тетрадку.

— Одна тысяча восемьсот девяносто девятый

— Сто тысяч.

— Держи! — злобно ответил Панин, протянув деду монету с такой силой, что тот едва усидел на стуле.

— Ваша цена? — однако спросил он, не желая терять покупателя.

— Заберу за пятьдесят.

— Сколько?! Не смешите меня, грейд не ниже шестьдесят пятого, посмотрите каталоги, где вы видели такие цены?

— Шестьдесят один, не выше. А вы где видели такую цену за такой сохран? Покажите хоть один проход — и я куплю ее.

— Значит, не договорились, — раздосадовано ответил дед и сунул монету на место.

Мы продолжили продвигаться дальше.

— Жора! Добрался до нас! — радостно воскликнул Панин, обращаясь к мужчине лет пятидесяти в толстых очках и с козлиной бородкой.

— Филя! Рад видеть в добром здравии! — разулыбался тот в ответ. — Да, выбрался, наконец-то.

— Что нового, интересного?

— Все по-прежнему. Хотел с тобой посоветоваться: урвал тут в Питере пару монет, но есть сомнения по их подлинности, глянешь? — он потянулся к чемодану и выложил на стол две монеты.

— Вот тут рубль тысяча семьсот пятьдесят второго и пять копеек тысяча восемьсот шестьдесят первого, что скажешь?

После беглого осмотра Филипп Самуилович ответил:

— Рубль — подделка.

— Как понял?

— Ну, Жор, ты прямо как первый раз. Аверс — штемпель ММД, а реверс — СПБ. А вот пять копеек — тоже фальшь, но довольно любопытная. Так называемый «фальшак для обращения». Ты мне скажи, рубль как смотрел?

— Похоже, что не как, а каким, — попытался отшутиться бородач. — Внешне осмотрел, взвесил, не увидел подвоха, — попытался оправдаться он.

— Бывает. А на продажу что?

— Ты с кем? — перебил он, кивнув в мою сторону.

— А, это мой стажер, если можно, так сказать. Олег, я и забыл про тебя. Ты, кажется, интересовался медяками? Их много у Вити, он за тем столом в углу, — сказал Панин, явно забыв о моем присутствии.

Намек был мне понятен, и я начал продвигаться сквозь толпу к нужному мне столу. По пути мне попадались разные человеческие экземпляры. Пузатый мужик продавал старые самовары, женщина в темных очках сидела за столом, усыпанным нагрудными значками.

— Виктор? — спросил я, приблизившись к скучавшему от отсутствия посетителей парню.

— Да. Мы знакомы? — оживившись, встал он из-за стола.

— Лично — нет. Я интересуюсь медными монетами царской России, мне рекомендовали вас.

— Правильно рекомендовали. Что именно интересует? У меня большой выбор по годам и состоянию.

— Как давно вы этим занимаетесь? — попытался я перевести разговор в нужное мне русло.

— А вы? — ответил он вопросом на вопрос.

— Недавно, еще учусь.

— Что подвигло и почему именно медь?

— Случайно увидел ролик по ютубу — и затянуло.

— Поэтому вы решили обратиться к Панину? Я видел, как вы зашли вместе.

— Вы знакомы с Филиппом Самуиловичем? — спросил я.

— Все тут с кем-то знакомы, пусть и не лично. А вот новые лица встречаются нечасто.

— Дамы и господа, минуточку внимания! — послышался громкий голос из центра зала.

— Кто это? — спросил я у Виктора.

— Обухов. Сейчас будет опять деньги клянчить, — с пренебрежением ответил Шульц—младший.

— Почему? Кто этот Обухов?

— На талончик входной посмотри. Обухов Анатолий Константинович, председатель клуба нумизматов. Постоянно собирает деньги на «очень нужные» цели, которые, правда, ограничиваются исключительно его интересами.

— Здесь шумно, мы могли бы продолжить разговор в более тихом месте? — спросил я, переключившись на нужный лад.

— Да, через час все начнут расходиться, на цокольном этаже кафе, можно там посидеть. Какие подборки взять?

— Девятый век подойдет, — не задумываясь, ответил я.

— Ммм, Вещий Олег… У меня по нему все медяки есть, — с сарказмом ответил Виктор, но я был мысленно уже там, на цоколе, поэтому не обратил на это внимание.

— Может, девятнадцатый век? — переспросил он, не дождавшись реакции.

— Да, а я как сказал?

— Неважно.

Остававшееся время я бродил вдоль рядов и откровенно коротал время. Виктор показался мне адекватным и спокойным человеком. Через пару часов люди начали расходиться, а экспоненты — сворачивать свой скарб. Я пошел на цокольный этаж. В небольшом буфете было достаточно безлюдно. Виктор не заставил себя долго ждать:

— Присядем?

— Конечно.

Мы сели за первый попавшийся стол, и Виктор разложил передо мной два альбома. Я начал листать их, периодически вынимая монеты и рассматривая более тщательно. Копировал Панина.

— Можно полюбопытствовать? — постарался я аккуратно перевести разговор в нужное для меня русло, продолжая медленно перелистывать страницы альбома.

— Конечно.

— Почему вы решили заняться нумизматикой?

— Хмм.. Если скажу, что хотел превзойти отца, то безбожно совру. Наверно, сначала за компанию, а потом втянулся, и наши с ним пути в нумизматике разошлись. Он гений, собирал только исключительные монеты. Дорогие, подлинные. У меня нет ни знаний, ни финансов, чтобы приблизиться к этому уровню хоть на шаг. Я выбрал свой путь.

— Медяки?

— Можно и так сказать.

Он улыбнулся:

— Про отца не буду: если вы пришли с Паниным, то он вам уже все рассказал. Отец был для него примером для подражания и безоговорочным авторитетом. А сам Панин так… Мужик он хороший, опыта поднабрался, но поставить его в элиту у меня язык не поворачивается.

— Мне, конечно, говорили про то, что Михаил Остапович хорош, но не в таком ключе как вы, — попытался я войти в доверие и развязать Виктору язык.

Мне хотелось продолжения разговора про Шульца-старшего.

— Завидует, — скептически ответил Виктор. — Отец был, действительно, гениален, к нему обращался за советом сам Ричард Пэй — американец, один из главных консультантов грейдинговых фирм, таких как PCGS, NGC и ANACS. Им каталогизировано и проведено более полутора сотен аукционов. Ричард частенько звонил отцу, чтобы проконсультироваться, а иногда прилетал с подборкой монет для получения заключений. Еще, как минимум, два современных отечественных гения, авторы книг и владельцы по—настоящему серьезных коллекций и шагу не могли без него ступить. По договоренности с ними, их фамилий я не имею права называть. Еще несколько мировых миллиардеров нанимали отца для участия в аукционах от их имени для анализа и приобретения тех или иных банкнот и монет.

— Что случилось с господином Шульцем, по вашему мнению?

— Несчастный случай. Нелепая и глупая смерть, — с сожалением в голосе, но не теряя решительного настроя, сказал Виктор.

— А Панин, например, считает, что его убили.

— Да, он приезжал ко мне и пытался навешать лапши. Я его понимаю: умер единственный друг, в его возрасте заводить новых уже поздно, но надо смотреть фактам в глаза. Туда выезжала полиция, я лично читал заключение.

— Так категорично?

— А как еще? Даже если поверить в сумасшедшую версию Панина, то почему убийца ничего не взял?

— Откуда вы знаете?

— Во-первых, мне уже передали коллекцию, а, во-вторых, байку Самуиловича про несметные богатства, приобретенные тайно и через подставных лиц, я уже слышал. В коллекции, действительно, были дорогие монеты, за два, три миллиона каждая, но они все у меня. Я тщательно все проверил, это подлинники.

В словах Виктора сквозила уверенность.

— Еще хотел полюбопытствовать. Вы говорили, что Панин не входит в элиту нумизматического мира. Такую, как ваш отец, и Обухов?

Шульц-младший подавился чаем, когда услышал это.

— Кто? Обухов?! Я вас умоляю! Это он-то элита?

— Я думал, председатель должен быть экспертом в своем деле, — попытался оправдаться я.

— Согласен, должен. Но этот — исключение. Нет, он однозначно не профан, но и гуру его назвать никак нельзя. Наглый, язвительный, несколько лет назад появился здесь, словно черт из табакерки, и начал гнуть свои правила. Вошел в сообщество, открыв дверь ногой, и через несколько месяцев сместил старого председателя.

— Вашего отца?

— Нет, папа никогда не принимал участие в организационных вопросах. Не хотел тратить свое время на это. Он говорил: «Я лучше поучаствую в онлайн-аукционе или прочту умную книгу, чем буду ходить в залу, стучать ложкой по бокалу и просить милостыню на развитие сообщества, загребая деньги себе в карман». Он не любил Обухова.

— А Обухов?

— Он отца очень уважал, не говорил ему ни слова поперек.

— И все-таки, откуда он взялся?

— Переехал в Москву с Дальнего Востока. Там родился и прожил всю жизнь, а потом переехал сюда.

— Любопытно.

— Да, наверное. Но мы существенно отклонились от темы. Вы выбрали монеты? — спросил Виктор, ближе пододвигая ко мне альбом.

Я растерялся и схватил первые попавшиеся:

— Да, мне, пожалуйста, вот эти две.

— Так, что тут у нас? Копейки четырнадцатого и пятнадцатого годов? Возьмите еще шестнадцатый, отдам три за тысячу.

— Рублей?

— Ну, конечно, не долларов же, — он ухмыльнулся.

Я расплатился с мыслью абсолютного непонимания, что мне делать с этими монетами. Успокоил себя мыслью, что могу попасть на более дорогие монеты.

— Новые лица? Привет, Витя, представишь меня своему приятелю? — послышался бодрый голос за спиной.

— Конечно, Анатолий Константинович, какие вопросы! — Виктор встал и пожал руку подошедшему мужчине.

— Олег, — представился я.

— Обухов Анатолий Константинович, председатель на этом мероприятии.

— Знаю, мне про вас уже рассказали.

— Надеюсь, хорошее?

— Конечно, — ответил я, внимательно осматривая Обухова.

Поджарый, высокий, энергичный. Атлет с лицом старого деда. На вид ему было под восемьдесят, а на лбу виднелся след от большого шрама, идущего от левого виска до переносицы.

— Неместный или начинающий? — не ослабляя хватку, продолжал председатель.

— Начинающий он, с Паниным приехал, — вмешался Виктор, видя мое замешательство.

— Ах, с Паниным! — саркастически ответил Обухов.

Тут послышался голос и самого Филиппа Самуиловича:

— Олег, вот ты где!

— Вспомнишь про него — вот и он, — не останавливался Обухов.

— Я тебя потерял, ты чего тут трешься? — недовольным голосом обратился ко мне Панин, недовольно косясь на Обухова.

— Не трется, а набирается опыта у профессионалов, — поправил его председатель.

— Да, за это большое спасибо Вите, а вот что ты тут делаешь?

— Это мой клуб, ты не забыл? Я делаю тут все, что захочу.

— Пошли! — сказал Панин, буквально поднимая меня из-за стола.

Обухов рассмеялся:

— Филя, пожалей парня, чему ты его научишь? Своим псевдознаниям?

— Моих знаний на пятерых таких, как ты, хватит! — взвился Панин.

Однако председатель не остался в долгу:

— Ну, вот, только не надо снова косить под него, тебе не идет. У маэстро гонора и то было меньше чем у тебя, а знаний — вообще, молчу.

Я пожал руки присутствующим, после чего Панин утянул меня за собой, как родитель уводит с детской площадки ребенка, который еще не наигрался. До выхода мы шли быстро и молча. В какой—то момент мы резко остановились, Панин выдохнул и заговорил:

— Ты же должен был с Виктором все обговорить, как к тебе этот черт старый привязался?

— Он сам подошел. С Виктором мы переговорили, все, что мне нужно было, я услышал, — решительно ответил я.

— Есть новости? — с надеждой спросил он.

— Пока нет, переговорю с братом, на начальную статью уже набрали.

— Какую статью?! — удивленно переспросил Панин.

— Для газеты, какую еще-то? — ответил я с улыбкой, пытаясь успокоить его и наивно полагая, что он еще не отошел от разговора с Обуховым.

— Ты что, совсем охренел?! Я, мать вашу, плачу вам за анонимность! Чтобы ни одна живая душа не узнала про мой вопрос!

— Чтооо?! — теперь уже недовольным стал мой голос.

— Мне это надоело, я звоню Дмитрию! — он выхватил телефон и трясущимися пальцами начал тыкать кнопки на старой кнопочной говорилке.

— Ало, Дима, про какую, к херам собачьим, статью в газете мне говорит твой брат?

Я слышал в трубке голос брата, но слов разобрать не мог.

— Понял. Я старый человек, не доводите так, — сказал Панин и протянул мне трубку.

— Привет! — услышал я Димин голос. — Я просил тебя задавать только нужные вопросы, кто тебя тянул за язык про статью ляпнуть?!

Я понял, что Панин согласился говорить с братом начистоту только на условиях анонимности. Наверняка, у Димы был план, как опубликовать материал, но, похоже, я все испортил.

— Слушай, я…

— Нет, это ты слушай! Сейчас положишь трубку и скажешь Панину, что не так меня понял и никакого репортажа не будет, — перебил меня Дима.

— Хорошо, — сказал я и вернул трубку Филиппу Самуиловичу. — Слушайте, извините меня, пожалуйста, про репортаж я на автомате сказал — все, о чем мы говорим, остается только между нами.

— Ради бога, Олег, не пугай меня!

— Не буду, — выдавил я из себя улыбку.

Мы попрощались, и я поехал домой. Весь день я ходил от стены к стене, анализируя все, о чем мы поговорили с Виктором. У меня зародились определенные сомнения касательно масштабов коллекции Шульца. Не мог же Панин знать больше, чем сын гениального нумизмата. Причем дальше расспрашивать Панина, судя по всему, было бесполезно — свое мнение он едва ли поменяет.

Конец ознакомительного фрагмента.